Лермонтовские реминисценции в романе Ф.М. Достоевского "Бесы"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Лермонтовские реминисценции в романе Ф.М. Достоевского «Бесы»



Вступление

В ряду мастеров социально-философской прозы Достоевский занимает особое место, прежде всего потому, что, наделённый даром психолога, писатель умеет видеть глубинные мыслительные процессы, происходящие в сознании людей. То потаённое, что скрыто от окружающих, а порой недоступно и пониманию самого человека, с которым это происходит, интересует Достоевского гораздо больше, чем цепь внешних событий. Объектом его внимания становятся, как правило, люди неординарные, яркие, способные мыслить глубоко, те, кого русская критика назвала «лишними людьми». Они никогда не бывают в состоянии гармонии с миром, основной целью их существования является поиск смысла жизни, сопряжённый с серьёзнейшим анализом не только собственных поступков, но и мыслей, и чувств.

Такие герои - давняя традиция не только русской, но и мировой литературы: Чайльд Гарольд лорда Байрона, Онегин Пушкина, Печорин Лермонтова, Ставрогин Достоевского. Их объединяет неприятие общественной морали, которая, с их точки зрения, ограничивает проявление богатого творческого потенциала. Перефразируя слова Мефистофеля из «Фауста» Гёте, о них можно сказать так: «…часть той силы, что вечно хочет блага и вечно совершает зло».

Накладывает ли эпоха свой отпечаток на характеры этих героев или в их духовном мире преобладают общечеловеческие черты, неподвластные времени? Именно этот вопрос интересовал нас прежде всего при выборе темы «Лермонтовские реминисценции в романе Ф.М. Достоевского «Бесы». Словарь иностранных слов определяет значение слова реминисценция как: 1) смутное воспоминание; явление, наводящее на сопоставление с чем-либо; 2) отзвук иного произведения в поэзии, музыке и пр.

Выбор авторов и произведений неслучаен, прежде всего потому, что их разделяет чуть больше 20 лет и интересно проследить, что изменилось в мировоззрении, во оценке внутреннего мира «лишних людей» при всей общности их характеров; изменилось ли отношение общества к «страдающим эгоистам». Также наша цель - сравнить художественные средства, с помощью которых оба автора создают образы главных героев.



1. Идеологический роман

И АнгелуЛаодикийской церкви напиши:

сие глаголет Аминь, свидетель верный и

истинный, начало создания божия: знаю

твоя дела; ни холоден, ни горяч: о если

бы ты был холоден или горяч!

Но поскольку ты тёпл, а не горяч и не

холоден, то изблюю тебя из уст моих.

Ибо ты говоришь: я богат, разбогател,

и ни в чём не имею нужды; а не знаешь,

что ты жалок и беден и нищ, и слеп, и

наг?…

Откровение Иоанна Богослова

Достоевский был не только великим художником, он был также великим мыслителем и великим «духовидцем». В его творчестве идеи играют огромную роль, они живут органической жизнью. В этой жизни идей нет ничего статического, всё находится в движении, прогрессирует, идёт постоянная борьба. «Идеи у Достоевского - не застывшие, статические категории, - это - огненные токи». Все идеи Достоевского определяют отношения человека с миром и Богом. В конечном счёте, его идеи руководят судьбой человека и мира, в них «сосредоточена и скрыта разрушительная энергия динамита». Фёдор Михайлович сумел показать, что разрушительные взрывы идей скрывают в себе воскрешающую и возрождающую энергию.

Достоевский, в отличие от Платона, не считал, что идеи лежат в основе всего множества вещей, образованных из бесформенной материи. Но не меньше, чем любой последователь учений древнегреческого философа, признавал он определяющее значение идей. Его творчество - это «пиршество мысли». И скептики, засомневавшиеся в ценности мысли и идеи, приговаривают себя к скучному и грустному существованию, они закрывают себе доступ к мирам, которые создаёт Достоевский, мирам, в которых жизнь никогда не останавливается, она пульсирует и помогает разгадывать человеческие судьбы.

Достоевский считается христианским писателем. Николай Бердяев отмечает, что споры о христианстве Достоевского обычно ведутся на поверхности, а не в глубине, и отношение Достоевского к религии было мучительным и сложным. Шатов говорит Ставрогину: «Не вы ли говорили мне, что если бы математически доказали вам, что Истина вне Христа, то вы бы согласились лучше остаться с Христом, нежели с истиной?». Слова, принадлежащие Ставрогину, вполне могли бы быть сказаны самим Достоевским и, возможно, не раз им говорились. Через всю свою жизнь пронёс он исключительно, единственное отношение к Христу. И он был из тех, которые скорее отреклись бы от Истины во имя Христа, чем от самого Христа. Для него не было Истины вне Христа. Глубину христианства Достоевского нужно искать, прежде всего, в его отношении к человеку и человеческой судьбе. Такое отношение к человеку возможно только для христианского сознания.

2. Вьются бесы…

В один из зимних дней 1869 года Фёдор Михайлович по сложившейся привычке бежал в кафе почитать газеты. Одна из московских корреспонденция особенно заинтересовала его:

«В Разумовском, в Петропавловской академии, найден убитым студент Иванов. Подробности злодейства страшны. Ноги опутаны башлыком, в который наложены кирпичи… Он был стипендиатом Академии; наибольшую часть денег отдавал своей матери и сестре».

Постепенно начали поступать более зловещие подробности таинственного убийства: студент Сергей Нечаев по плану Бакунина, с которым он встречался в Женеве, организовал в Москве террористическую группу - «Комитет народной расправы». Цель комитета - подготовка всенародного возмущения, политический переворот, превращение Российской империи в союз небольших вольных общин. Один из членов комитета, студент Иванов, не принимавший полностью бакунинско-нечаевской программы, решился на открытый спор с Нечаевым, за что и был тайно приговорен «к устранению»: его заманили в парк, зверски убили, а тело бросили в прорубь замерзшего пруда.

Достоевский сознавал - нечаевское дело даёт ему уже живой, рождённый самой действительностью, конкретный сюжет, в котором могут претвориться общие идеи его «Жития».

События романа «Бесы» происходит в губернском городе ранней осенью. О событиях повествует хроникер Г-в, который также является участником описываемых событий.

В романе показан маленький кружок заговорщиков, действиями которых заправляет главный «нигилист» Петр Верховенский, циник, провокатор, человек вне нравственности и морали. Он организует убийство Шатова, который, как и студент Иванов, решился порвать с кружком. Шатов обрел иные ценности: уверовал в особую миссию России и русского народа. Впоследствии Достоевский писал, что «ни Нечаева, ни других заговорщиков он не знал. Его Верховенский - это не портрет реального человека, а художественный образ, призванный обобщить то явление, которое автор увидел в «нечаевщине». Нигилисты в романе - это жалкая горстка «бесов», заваривших смуту, несущую страдания и гибель людям, порой даже не знающим об их существовании.»

Достоевский показал и истоки этого явления. Они в безверии, в ложных, чужеродных идеях, воспринятых незрелыми умами. (Нигилисты читают философские сочинения «вульгарных» немецких материалистов Бюхнера, Молешотта и др. Один из молодых людей даже соорудил аналой, поставил на него эти книги и молился им как новым богам.)

Роман «Бесы» в процессе работы над ним далеко перерос границы произведения «на злобу дня». Достоевский изобразил не только самих заговорщиков-нигилистов, но и показал, что их появление не случайно, они дети своих отцов, идеалистов 40-х годов. В романе к этому поколению принадлежит Степан Трофимович Верховенский - родной отец Петра Верховенского и воспитатель Николая Ставрогина. «Прототипом Степана Верховенского стал известный деятель 40-х гг., историк, профессор Московского университета Т.Н. Грановский.» Достоевский изучал историю интеллектуальной жизни людей той эпохи. В «Бесах» Достоевский нарисовал художественный образ человека, принадлежавшего этому поколению. Степан Трофимович - либерал-западник, наивный и беспомощный в житейских, практических делах человек. Однако абстрактное и как будто невинное вольнодумство Верховенского-отца обратилось в личности его сына грубым нигилизмом, тотальной аморальностью. Отец не узнает себя в сыне, но это не отменяет их тайной связи.

Центральным персонажем романа, его главным героем, является Николай Ставрогин. Это красавец, аристократ, барин, к нему невольно притягиваются все персонажи романа, в него влюблены все женщины, все подозревают какую-то тайну в его биографии. Главной тайной Ставрогина оказывается все же не его брак с убогой Хромоножкой, Марьей Тимофеевной Лебядкиной, и даже не насилие над ребенком, девочкой Матрешей - преступление, о котором он рассказывает в своей исповеди отцу Тихону. Тайна Ставрогина в глубоком внутреннем опустошении и безверии, которые приводят его к самоубийству в конце романа. Обаятельная и одновременно отталкивающая личность Ставрогина тоже «отчасти имеет своего прототипа - это Николай Спешнев, петрашевец, имевший когда-то сильное влияние на Достоевского.»

Название романа - «Бесы» - Достоевский соотнес с одноименным стихотворением Пушкина, отрывок из которого он предпослал роману в качестве эпиграфа:

Хоть убей, следа не видно,

Сбились мы, что делать нам?

В поле бес нас водит, видно,

Да кружит по сторонам. <…>

Эта картина смутного кружения в мареве метели созвучна роману. Достоевский предугадал ужасные, разрушительные последствия, которые «несет «нечаевщина» и сопутствующая ей «шигалевщина»: вместо равенства - рабство, вместо свободы - казарма, вместо братства - всеобщий донос, ненависть и соединяющий всех страх. Однако «беснование» выражает себя не только в области политического радикализма. В «Бесах» читатель погружается в зыбкую атмосферу всеобщей охваченности тщеславием, гордостью, утратой твердых нравственных ориентиров, безверием. Именно в такой атмосфере кристаллизуются преступные идеи, не встречающие никакого общественного сопротивления. Роман приобретает черты подлинной трагедии. Подобно шекспировским хроникам, он завершается гибелью большинства основных действующих лиц: Ставрогина, Шатова, Кириллова, Лебядкиных, Лизы.» Умирает и Степан Трофимович Верховенский, пережив перед смертью глубокое духовное озарение. Его последние слова обращены к России, которую он сравнивает с больным, одержимым бесами: «Это мы, мы и те, и Петруша, et les autres avec lui, и я, может быть, первый, во главе, и мы бросимся, безумные и взбесившиеся, со скалы в море и все потонем, и туда нам дорога, потому что нас только на это ведь и хватит. Но больной исцелится и «сядет у ног Иисусовых» и будет все глядеть с изумлением». Так евангельская притча об исцелении бесноватого больного, помещенная в эпиграфе к роману, получает осмысление на его последних страницах.



3. Насыщенная гордость

Несомненно, Николай Ставрогин - один из самых загадочных образов не только романа «Бесы», но и всей русской литературы. Сам автор влюблён в героя. Николай Ставрогин - слабость, прельщение, «грех» Достоевского. Он - гордый, безмерно сильный, но он весь - потухший, бессильный творить и жить, равнодушный ко всем идеям. Он загадка и тайна, всё вращается вокруг него.

Действие в романе «Бесы» начинается «после духовной смерти Ставрогина». Подлинная жизнь его была в прошлом, до начала «Бесов». «Ставрогин угас, истощился, умер, и с покойника была снята маска. В романе среди всеобщего беснования является лишь эта мертвая маска, жуткая и загадочная. Ставрогина уже нет в «Бесах», и в «Бесах» никого и ничего нет, кроме самого Ставрогина. В этом смысл символической трагедии «Бесов». И в этой символической трагедии есть только одно действующее лицо - Николай Ставрогин и его эманации. Поистине все в «Бесах» есть лишь судьба Ставрогина, история души человека, его бесконечных стремлений, его созданий и его гибели. Тема «Бесов» как мировой трагедии есть тема о том, как огромная личность - человек Николай Ставрогин - вся изошла, истощилась в ею порожденном, из нее эманировавшем хаотическом бесновании».

Мы встречаем Николая Ставрогина, когда нет у него уже никакой творческой духовной жизни. Он уже ни к чему не способен. Вся жизнь его в прошлом, Ставрогин - творческий, гениальный человек. Все последние и крайние идеи родились в нем: «идея русского народа-богоносца, идея человекобога, идея социальной революции и человеческого муравейника. Великие идеи вышли из него, породили других людей, в других людей перешли. Из духа Ставрогина вышел и Шатов, и П. Верховенский, и Кириллов, и все действующие лица «Бесов». В духе Ставрогина зародились и из него эманировали не только носители идей, но и все эти Лебядкины, Лутугины, все низшие иерархии «Бесов», элементарные духи. Из эротизма ставрогинского духа родились и все женщины «Бесов». От него идут все линии. Все живут тем, что было некогда внутренней жизнью Ставрогина. Все бесконечно ему обязаны, все чувствуют свое происхождение от него, все от него ждут великого и безмерного - и в идеях, и в любви. Все влюблены в Ставрогина, мужчины и женщины. П. Верховенский и Шатов не менее, чем Лиза и Хромоножка, все прельщены им, все боготворят его, как кумира, и в то же время ненавидят его, оскорбляют его, не могут простить Ставрогину его брезгливого презрения к собственным созданиям. Идеи и чувства Ставрогина отделились от него и демократизировались, вульгаризировались. И собственные ходячие идеи и чувства вызывают в нем отвращение, брезгливость. Николай Ставрогин прежде всего аристократ, аристократ духа и русский барин. Достоевскому был чужд аристократизм, и лишь через влюбленность свою в Ставрогина он постиг и художественно воспроизвел этот дух. Тот же аристократизм повторяется у Версилова, во многом родственного Ставрогину. Безграничный аристократизм Ставрогина делает его необщественным, антиобщественным. Он индивидуалист крайний, его мировые идеи - лишь трагедия его духа, его судьба, судьба человека».

В чем же трагедия ставрогинского духа, в чем тайна и загадка его исключительной личности? Как понять бессилие Ставрогина, его гибель? Ставрогин остается неразрешимым противоречием и вызывает чувства противоположные. Приблизить к разрешению этой загадки может лишь миф о Ставрогине как творческой мировой личности, которая ничего не сотворила, но вся изошла, иссякла в эманировавших из нее «бесах». Это - мировая трагедия истощения от безмерности, трагедия омертвения и гибели человеческой индивидуальности от дерзновения на безмерные, бесконечные стремления, не знавшие границы, выбора и оформления. «Я пробовал везде мою силу… На пробах для себя и для показу, как и прежде во всю мою жизнь, она оказалась беспредельною… Но к чему приложить эту силу - вот чего никогда не видел, не вижу и теперь… Я все так же, как и всегда прежде, могу пожелать сделать доброе дело и ощущаю от того удовольствие; рядом желаю и злого и тоже чувствую удовольствие… Я пробовал большой разврат и истощил в нем силы; но я не люблю и не хотел разврата… Я никогда не могу потерять рассудок и никогда не могу поверить идее в той степени, как он (Кириллов). Я даже заняться идеей в той степени не могу». Так писал Николай Ставрогин о себе Даше. Но писал это он тогда, когда уже весь истощился, изошел, омертвел, перестал существовать, когда ничего уже не желал и ни к чему не стремился. Ему дано было жизнью и смертью своей показать, что желать всего без выбора и границы, оформляющей лик человека, и ничего уже не желать - одно, и что безмерность силы, ни на что не направленной, и совершенное бессилие - тоже одно.

Этому творческому и знавшему безмерность желаний человеку не дано было ничего сотворить, не дано было просто жить, остаться живым. Безмерность желаний привела к отсутствию желаний, безграничность личности к утере личности, неуравновешенность силы привела к слабости, бесформенная полнота жизни к безжизненности и смерти, безудержный эротизм к неспособности любить. Ставрогин все испытал и перепробовал, как великие, крайние идеи, так и великий, крайний разврат и насмешливость. Он не мог сильно пожелать одного и одному отдаться. Ходят темные слухи о том, что он принадлежал к тайному обществу растления малолетних и что маркиз де Сад мог бы ему позавидовать. Бездарный Шатов, плебейски принявший великую идею Ставрогина, в исступлении допрашивает его, правда ли это, мог ли все это совершить носитель великой идеи? Он боготворит Ставрогина и ненавидит его, хочет убить его. Все с тем же жутким сладострастием безмерности Ставрогин берет ни в чем не повинного человека за нос или кусает ухо. Он ищет предельного, безмерного как в добре, так и в зле. Одного божественного ему казалось слишком мало, во всем ему нужно было перейти за пределы и границы в тьму, в зло, в дьявольское. Он не мог и не хотел сделать выбора между Христом и антихристом, Богочеловеком и человекобогом. Он утверждал и Того и другого разом, он хотел всего, всего добра и всего зла, хотел безмерного, беспредельного, безграничного. Утверждать только антихриста и отвергнуть Христа - это уже выбор, предел, граница. Но в духе Ставрогина жило и знание Богочеловека, и от Христа он не хотел отказаться в безмерности своих стремлений. Но утверждать разом и Христа и антихриста - значит все утерять, стать бедным, ничего уже не иметь. От безмерности наступает истощение. Николай Ставрогин - это личность, потерявшая границы, от безмерного утверждения себя потерявшая себя. И даже когда испытывает Ставрогин свою силу через самообуздание, через своеобразную аскезу (он вынес пощечину Шатова, хотел объявить о своем браке с Хромоножкой и мн. др.), он исходит, истощается в безмерности этого испытания. Его аскеза не есть оформление, не есть кристаллизация личности, в ней есть сладострастие. Разврат Ставрогина есть перелив личности за грани в безмерность небытия. Ему мало бытия, он хотел и всего небытия, полюса отрицательного не менее, чем полюса положительного. Жуткая безмерность небытия - соблазн разврата. В нем есть прельщение смерти, как равносильной и равнопритягательной жизни. Метафизику разврата, бездонную глубину его тьмы Достоевский понимал, как ни один писатель мира. Разврат Ставрогина, его жуткое сладострастие, скрытое под маской бесстрастия, спокойствия, холодности, - глубокая метафизическая проблема. Это одно из выражений трагедии истощения от безмерности. В этом разврате сила переходит в совершенное бессилие, оргийность - в ледяной холод, в сладострастии истощается и гибнет всякая страсть. Беспредельный эротизм Ставрогина перелился в небытие. Его обратная сторона - окончательная импотенция чувств. Николай Ставрогин - родоначальник многого, разных линий жизни, разных идей и явлений. И русское декадентство зародилось в Ставрогине. Декадентство есть истощение Ставрогина, его маска. Огромная, исключительно одаренная личность Ставрогина не оформлена и не кристаллизована. Единственное ее оформление и кристаллизация - жуткая застывшая маска, призрачный аполлонизм. Под красивой маской погребены потухшие страсти.

достоевский бес роман реминисценция

4. Отзвуки Лермонтова

И всех людей, равно за всех скорбя,

Я не люблю, как самого себя.

Н. Минский

За 32 года до выхода романа «Бесы» был издан знаменитый роман Михаила Юрьевича Лермонтова, классика русской литературы, - «Герой нашего времени».

Главное действующее лицо романа, Григорий Александрович Печорин - личность неординарная и спорная. Он может жаловаться на сквозняк, а через некоторое время скакать с шашкой наголо на врага. Белинский говорил о нём: «Не герой, а только рассказчик случая, которого он был свидетелем. Человек решительный, алчущий тревог и бурь. Таинственный человек, с сильной волею, отважный, не бледнеющий никакой опасности, напрашивающегося на бури и тревоги, чтобы занять себя чем-нибудь и заполнить бездонную пустоту своего духа. В нём два человека: первый действует, второй наблюдает. Причины ссоры с самим собой очень глубоки и в них же кроется противоречие между глубиной души и мелкостью поступков. В самых пороках его проблескивает что-то великое, как молния в чёрных тучах, и он прекрасен и полон поэзии. Этот человек не пылкий юноша, который гоняется за впечатлениями и отдаёт себя первому из них, пока оно не изгладится и душа не упросит нового. Нет, он вполне пережил юношеский возраст, этот период романтического взгляда на жизнь… Он в состоянии рефлексии - а это значит, что человек распадается на два человека, из которых один человек живёт, а второй судит о нём. Душа Печорина - не каменистая почва, но засохшая от зноя пламенной жизни земля…». Анализируя характер Печорина, мы не можем не заметить очевидного сходства его с Николаем Ставрогиным. Это сходство неслучайно: при создании «Бесов» Достоевский сознательно ориентировался на «Героя нашего времени», особенно на ранних стадиях работы.

Образ Печорина раскрыт в романе с разных сторон, однако ведущим композиционным принципом романа является принцип сосредоточенного углубления в мир душевных переживаний героя. Расположение глав в романе также подчиняется этому принципу. Кстати, ему же подчиняется и хронологическая последовательность событий в «Бесах». В первой главе («Бэла») мы узнаем о Печорине из уст его сослуживца - штабс-капитана Максима Максимыча, о Ставрогине мы узнаём от рассказчика, который одновременно является и участником описываемых событий, во второй главе («Принц Гарри. Сватовство»). Во второй главе «Героя нашего времени» герой дан в восприятии автора. Это как бы внешняя сторона, доступная извне. Так же поступает и Достоевский, когда в пятой главе представляет нашему вниманию Николая Всеволодовича Ставрогина, о котором сию минуту нам и рассказывает.

Нельзя забывать о том, что Михаил Юрьевич Лермонтов подарил нам невероятную возможность - узнать то, о чём думал его герой, что чувствовал. Эта возможность в «Герое нашего времени» - журнал Печорина, который позволяет увидеть «загадочную личность» изнутри. История разочарованной и гибнущей печоринской души изложена в этих исповедальных записках. Будучи одновременно и автором, и героем «журнала», Печорин бесстрашно говорит и о своих идеальных порывах, и о темных сторонах своей души, и о противоречиях сознания. Столкновения между Печориным и другими персонажами позволяют с особенной четкостью показать отличие Печорина от них, его ущербность по сравнению с ними и одновременно бесспорное его превосходство, основная функция всех персонажей романа состоит в том, чтобы раскрыть центрального героя. Это лишний раз подчеркивает его эгоцентризм и сходство со Ставрогиным, вокруг которого на протяжении всего романа вьются второстепенные персонажи. Печорин занят только самим собой. Он проявляет власть над чужой душой (Бэла, Мери, Вера), управляет чувствами других людей (Грушницкий, Мери), испытывает собственную волю (Вулич, казак из «Фаталиста»). Такую же власть имеет Ставрогин над Верховенским, Лизой, своей матерью и Хромоножкой.

Григорий Александрович Печорин для нас - вполне определенное лицо, узнаваемая индивидуальность, неповторимо яркая и самобытная, но притом какие-то линии его портрета - зыблющиеся, колеблющиеся. Портрет героя не является изображением только его внешности. Лермонтов дает при этом и индивидуально-психологическую характеристику. Портрет строится по определенной схеме: вначале даются внешние признаки, затем - признаки, характеризующие внутреннюю сущность персонажа: «Он был среднего роста; стройный, тонкий стан его и широкие плечи доказывали крепкое сложение, способное переносить все трудности кочевой жизни и перемены климатов, не побежденное ни развратом столичной жизни, ни бурями душевными… его запачканные перчатки казались нарочно сшитыми по его маленькой аристократической руке, и когда он снял одну перчатку, то я был удивлен худобой его бледных пальцев. Его походка была небрежна и ленива, но я заметил, что он не размахивал руками - верный признак некоторой скрытности характера… С первого взгляда на лицо его я бы не дал ему более двадцати трех лет, хотя после я готов был дать ему тридцать. В его улыбке было что-то детское. Его кожа имела какую-то женскую нежность; белокурые волосы, вьющиеся от природы, так живописно обрисовывали его бледный, благородный лоб, на котором, только при долгом наблюдении, можно было заметить следы морщин, пересекавших одна другую и, вероятно, обозначавшихся гораздо явственнее в минуты гнева или душевного беспокойства. Несмотря на светлый цвет его волос, усы его и брови были черные - признак породы в человеке, так, как черная грива и черный хвост у белой лошади. Чтоб докончить портрет, я скажу, что у него был немного вздернутый нос, зубы ослепительной белизны и карие глаза…». Внешне Печорин отчасти напоминает Ставрогина: «…волосы его были что-то уж черны, светлые глаза его что-то уж спокойны и ясны, цвет лица что-то уж очень нежен и бел, румянец что-то уж слишком ярок и чист, зубы как жемчужины, губы как коралловые, - казалось бы, писаный красавец, а в то же время как будто и отвратителен. Говорили, что лицо его напоминает маску; впрочем, многие говорили, между прочим, и о чрезвычайной телесной его силе. Росту он был почти высокого…».

Печорин	Ставрогин
…крепкое сложение…	…чрезвычайно телесная сила…
…несмотря на светлый цвет его волос, усы его и брови были чёрные…	…волосы его были что-то уж черны…
…кожа имела какую-то женскую нежность…	…румянец что-то уж слишком ярок и чист…
…зубы ослепительной белизны…	…зубы как жемчужины…
…глаза не смеялись, когда смеялся он сам…	…лицо его напоминает маску…
…сперва не дал бы более 23 лет, хотя после я готов был дать ему 30…	…казалось бы, писаный красавец, а в то же время как будто и отвратителен.

Оба автора рисуют противоречивую личность, пользуясь при создании портрета схожими приёмами, например, оба описания пестрят антитезами:

лермонтовский светловолосый Печорин имеет очень чёрные усы и брови, его пальцы аристократично худы, хотя во всём романе не раз говорится и доказывается, что сам герой очень крепок телосложением и физически силён. Резкое противопоставление присутствует и в восприятии рассказчиком Печоринской внешности, он говорит, что сперва Печорин показался ему весьма молодым юношей 23 лет, а позже ему с лёгкостью можно было дать лет 30. Тем же приёмом пользуется и Фёдор Михайлович, когда описывает Николая Ставрогина, только его антитеза ещё более резкая: Ставрогин - отвратителен, но в то же время будто бы и писаный красавец.

Эти два героя также похожи психологическим складом и некоторыми чертами характера. Богатая духовная одаренность и острое сознание бесцельности существования - это то, что присуще обоим этим персонажам. Они озабочены поиском большой идеи, дела, чувства, веры, которые могли бы полностью захватить их беспокойные натуры - и в то же время неспособны найти всё это в силу духовной раздвоенности. Мать Ставрогина, Варвара Петровна говорит о сыне: «…я сама заметила в нём некоторое постоянное беспокойство и стремление к особенным наклонностям». Даже второстепенные герои романа, «низкие людишки», считают Николая Всеволодовича помешанным, хотя и не отрицают его высокого ума. Про Печорина Максим Максимыч говорил, что тот «славный малый…только немного странен».

В поиске своих «идей», так сказать, бремени, эти герои совершают необъяснимые поступки, поражающие своей нелепостью: Печорин в «Тамани» увязался за контрабандистами, в «Фаталисте» спорил с Вуличем, а Ставрогин, по рассказам, «…безумно и вдруг закутил». Николай Всеволодович, чистокровный аристократ, «…связался с каким-то отребьем петербургского населения…», а потом и вовсе женился на хромой нищенке с намёками на безумие. Женитьба Ставрогина напоминает сожительство Печорина с Бэлой, которое будущего не имело, а привело лишь к трагедии.

Есть в романе «Бесы» и другой герой - Петр Верховенский, с первого взгляда - простодушный паренёк, юла, каждый раз приносящий в дом оживление и свежие новости. На протяжении всего романа он, мелкий бесёнок, в котором сразу и не разгадаешь повторение гордого и демонического духа его оригинала, донимает Ставрогина. В один драматический момент в романе он смеется прямо в лицо Петру Верховенскому и поясняет: «Я на обезьяну мою смеюсь». «А! догадались, что я распаясничался, чтобы вас рассмешить!», нимало не смутившись, отвечает его собеседник. И тут же предлагает свои услуги в этом роде и во многих других: «Триста раз пригожусь; я вообще люблю быть приятен людям», говорит он. Это напомнило бы о Мефистофеле, сходным образом помогавшего некогда своему клиенту, если бы не комический образ Петруши Верховенского, решительно непохожего на Князя Тьмы. «Князем» Достоевский называет Ставрогина, но тот, в отличие от многих, воспринимает Верховенского очень серьезно. Когда в конце того же разговора Петр зачем-то вынимает из кармана револьвер, Ставрогин смотрит на него и говорит «тихо, почти примирительно»: «А что ж, убейте». «Фу, черт, какую ложь натащит на себя человек», - так и трясется Петр Степанович. «Ей-богу бы убить! Ну, хоть из злобы, хоть из злобы теперь вам очнуться! Э-эх! Ведь уж все бы вам равно, коли сами себе пулю в лоб просите?» Ставрогин усмехается на это. «Если бы вы не такой шут», говорит он, «я бы, может, и сказал теперь: да… Если бы только хоть каплю умнее…» «Я-то шут», отвечает Верховенский, «но не хочу, чтобы вы, главная половина моя, были шутом! Понимаете вы меня?» Ставрогин понимал.

Эти отношения уже очень мало напоминают отношения Печорина и Грушницкого, целиком строящиеся на взаимной злобе, а не, как в случае Ставрогина и Верховенского, на обожании одного и презрении другого, но есть и общие черты. Печорин никогда не воспринимал Грушницкого всерьёз, все высказывания о нём ироничны, а реплики полны сарказма: «…был смешон в этом геройском обличии…». У героев Достоевского злоба и отталкивание парадоксальным образом обращаются в свою противоположность - взаимную страсть и влечение. Эти чувства, как гейзер, прорываются в другом диалоге Ставрогина и Верховенского, а именно, в признании последнего, спровоцированном открывшейся вдруг опасностью потерять своего кумира. Верховенский бежит за ним и кричит в исступлении: «Помиримтесь! Ваш счет велик, но… помиримтесь!» Очень быстро сбивчивая речь его приобретает почти бредовый характер, так что Ставрогин всерьез опасается за здравость его рассудка. Грушницкий же на аналогичное предложение Печорина отвечает категорическим «нет», что характеризует его как человека честного и благородного, хоть он и не предоставлял нам возможности разглядеть эти черты раньше. «Ставрогин, вы красавец!», восклицает Петр Степанович почти в упоении, «знаете ли, что вы красавец! В вас всего дороже то, что вы иногда про это не знаете. О, я вас изучил! Я на вас часто сбоку, из угла гляжу! В вас даже есть простодушие и наивность, знаете ли вы это? Еще есть, есть! Вы должно быть страдаете, и страдаете искренно, от того простодушия. Я люблю красоту. Я нигилист, но люблю красоту. Разве нигилисты красоту не любят? Они только идолов не любят, ну а я люблю идола! Вы мой идол! Вы никого не оскорбляете, и вас все ненавидят; вы смотрите всем ровней, и вас все боятся. К вам никто не подойдет вас потрепать по плечу. Вы ужасный аристократ. Аристократ, когда идет в демократию, обаятелен! Вам ничего не значит пожертвовать жизнью и своею и чужою. Вы именно таков, какой надо. Мне, мне именно такого надо, как вы. Я никого, кроме вас не знаю. Вы предводитель, вы солнце, а я ваш червяк…» И он вдруг целует руку у Николая Всеволодовича. Холод проходит по спине Ставрогина, и он в испуге вырывает свою руку. Как давно он ни знал Петра Степановича, но такого никак не мог ожидать от него.

В парах двойников как-то так всегда и получалось, что один из них был личностью незаурядной, но никчемной и не находящей себе применения, а второй более или менее осознавал свои цели, но был не в силах их исполнить. По сюжету «Героя нашего времени», комический двойник Печорина - Грушницкий, шут, стремящийся стать главным героем настоящего «романа». Их роднит соперничество в ухаживаниях за княжной Мери и позёрство Грушницкого, его попытки стать лирическим героем, каковым является Печорин. Есть в этом романе и другой персонаж, о котором мы ещё не упоминали - доктор Вернер - единственный, с кем Печорину удалось сблизиться, потому что он его второй, идеологический двойник. Этих циников роднят незаурядный ум, любовь наблюдать за поступками людей, некоторая хладнокровность и умение манипулировать чувствами, а иногда и поступками людей. Ставрогина и Верховенского нельзя назвать двойниками в классическом значении этого слова, но отношения их сложны, а судьбы переплетаются. Верховенский - выродок Ставрогина, мелкий бес, с виду фигура даже комическая, он является его обожателем, всячески поклоняется ему и ублажает, не сразу узнаёшь в этой «обезьянке» хладнокровного убийцу и расчётливого революционера. Оба они: Ставрогин и Верховенский - заняты общим делом, условно говоря, «революционным», но относятся к нему очень по-разному. Для Ставрогина это - очередной эксперимент, попытка найти применение своим силам, которые он не знает, на что потратить. Нигилистом он становится от скуки, не воспринимая эту игру слишком серьезно. Для Петра же Степановича все здесь имеет огромное значение, он развивает безумную деятельность, но все же чувствует, что, по большому счету, дело это ему не по силам. Оба этих деятеля ущербны и половинчаты, и они относятся друг к другу с отвращением, но, несмотря на это, нуждаются друг в друге. История их отношений - это попытка двух двойников ужиться вместе, и даже восполнить собственную недостаточность за счет другого. Оба они понимают это - один аттестует другого «шутом» и «обезьяной», а второй соглашается с этим, называя своего кумира «солнцем» и «идолом». Но у этого «солнца» не хватает внутренней уверенности в том, что оно должно светить, и нет ни малейшего представления, на что оно должно обращать свои лучи.

Стоит отдать должное Ставрогину, который, возможно, один-единственный во всём романе понимал истинного Верховенского, который на самом деле не так памфлетен, как кажется сперва. Хотя Петр Степанович и грозил однажды Ставрогину револьвером, это обычное для двойников вооруженное выяснение отношений развития в «Бесах» не получило. Тем не менее, и здесь, как и во всех остальных случаях, один из двойников должен был уступить место другому: в финале романа Ставрогин вешается, оставляя Верховенского наедине со всеми его честолюбивыми устремлениями. Косвенно в этой смерти был виноват и Петр Степанович, исполнивший одно невысказанное вслух желание Ставрогина и отяготивший тем самым его совесть несмываемым кровавым пятном. Но главная причина самоубийства Ставрогина была в другом - в той самой неуверенности в собственной необходимости, которая так мучила его предшественников, и прежде всего героя Лермонтова. Постоянно наталкиваясь на двойников, такие люди, как Печорин или Ставрогин, в конце концов начинали сомневаться в подлинности своего бытия как такового. Ведь ясно, что все не имеющее высшей оправданности и назначения как бы и не существует, или, по крайней мере, существует бесполезно - так, что от его наличия или отсутствия ничего не меняется. Ставрогин, осознав это, предпочел самоустраниться.



Заключение

И сознает свою погибель он,

и жаждет веры, но о ней не просит.

Ф. Тютчев

Ставя перед собой цель отыскать лермонтовские реминисценции в романе Достоевского «Бесы», мы пришли к выводу, что два этих произведения связывают глубокие традиции и в области содержания, и в области формы.

Фёдор Михайлович высоко ценил творчество М. Лермонтова и с глубоким вниманием относился к личности писателя. След этого интереса остался во многих его произведениях («Бесы», «Братья Карамазовы»). Он ассоциировал образ Печорина с личностью Лермонтова. Достоевского также интересовала тема дуэли без выстрела. Это противостояние человека с самим собой. Такие духовные противоречия можно назвать трагедийным конфликтом, то есть противоборством сил, между которыми невозможен компромисс, что неизбежно приводит к духовной или даже физической смерти героя.

Образ Печорина - одно из художественных открытый Лермонтова. В этом своеобразном, исключительно одаренном человеке Лермонтов показал дворянина 30-х годов XIX века. Автор наделил своего персонажа характерными чертами выдающихся представителей молодёжи того времени: скептицизмом, сильным волевым характером, стремлением к активной деятельности, демонизмом. Трагический период русской общественной жизни, который наступил после подавления восстания декабристов, наложил свой отпечаток на молодежь из дворянского сословия. На это обращали свое внимание многие российские авторы. Пушкин выразил это в стихотворении «Демон», посвящённом Раевскому, а Лермонтов - в одноимённой поэме и романе «Герой нашего времени».

Читателю показана история разочарованной и гибнущей души, не желающей примиряться с окружающей пошлостью и в то же время не находящей выхода из тупика. Печорин не смог найти применения своей кипучей молодой энергии, не видел цели своего существования, его терзали непримиримые противоречия. Мы видим умного, волевого, бесстрашного человека, чьи способности не находят достойного применения и тратятся на шалости и жестокие эксперименты над окружающими. Он искал гармонию и не находил ее.

Многое в Печорине отталкивает, но многое и привлекает. Он не смиряется с пустотой в своей жизни и отчаянно пытается найти гармонию. Его трагический протест вызывает симпатию. Тяжело быть «лишним человеком» в эпоху безвременья.

Достоевский развил этот образ, показав мучения героя романа «Бесы» Николая Ставрогина. В этом персонаже поселилось безразличие, а ведь, как известно, нет ничего страшнее равнодушного человека. «…Бойтесь равнодушных, ибо только с их молчаливого согласия совершаются предательства и убийства». Ставрогин не просто стёр границы между добром и злом, он разучился любить людей, любить себя. Изначально Ставрогину было дано многое: он был человеком умным, образованным, а из рассказов Степана Трофимовича мы можем понять, что в детстве это был премилый, обаятельный мальчик, наполненный любовью и доверием. Но никакие замечательные душевные качества ничего не стоят без любви к людям, которую герой безвозвратно потерял.

В своих произведениях оба писателя показывают своё отношении к религии и морали. Михаил Юрьевич Лермонтов с детства к вере относился очень уважительно, возможно, благодаря своей бабушке - Арсеньевой Е.А., у которой Библия всегда лежала на столе, а в углу мирно горела лампадка. В вопросах нравственности и отношения к православию Елизавета Алексеевна была строга и требовательна. В ее доме соблюдались все посты и религиозные праздники. Неудивительно, что любимой книгой Лермонтова было «Откровение Иоанна Богослова». Всю жизнь его душу раздирала борьба между ангелом и демоном, Апокалипсис дарил ему надежду, придавал сил и помогал в трудные минуты. Ходили слухи о родовом проклятии Лермонтовых. По преданиям, один из прародителей поэта, Томас Лермонт, продал свою душу дьяволу, вот почему не первое поколение сыновей преследовал страх «небесной кары». Михаил Юрьевич очень дорожил своей верой. Жить ему пришлось в непростые для православной России времена, времена, когда страшное слово «атеизм» свободно гуляло по устам, товарищи превращались в нигилистов и церковь начинала медленно терять своё влияние на молодое поколение.

Достоевский, как уже было замечено, к вере шёл долго и трудно, преодолевая соблазны и претерпевая искушения. Христианство для него - источник и основа нравственности и благодати. Большинство произведений Достоевского именно о религии, о борьбе героев с внутренними сомнениями, об укреплении веры в душе. И Печорин, и Ставрогин так и не приходят в поисках выхода из душевного смятения к вере, более того, христианская мораль попирается ими, что и приводит героев к страшному разладу с самим собой.

Лермонтов и Достоевский вывели образ человека переходной эпохи, ищущего смысл жизни, применения своим силам. Оба автора вложили в своих героев много личного. Для Достоевского Ставрогин был искушением, его тёмной стороной, он не искал ему ни прощения, ни обвинения, он не восторгался им и не восхвалял его, Достоевский описал медленное тление человеческой души, возможно, то, чего сам классик боялся всю жизнь или в некоторые её периоды. Лермонтов же, который тоже не ищет оправданий поступкам Печорина, описал его так, что на протяжении многих десятилетий читатели искренне восторгаются этим персонажем, а значит, Михаил Юрьевич симпатизирует Печорину и прощает его ошибки.

В колоссальной неординарности Ставрогина и Печорина сложно усомниться. Подводя итоги своей неудавшейся жизни, оба героя приходят к одинаковым неутешительным результатам: Печорин перед дуэлью с Грушницким разочаровывается окончательно, понимая, что особенной пользы он миру не принёс, а Ставрогин в письме Даше «исповедуется», признаваясь в своём бессилии, в желании начать новую жизнь.

Всё это позволяет сделать вывод о том, что образ «страдающего эгоиста» - это постоянный образ русской литературы; и Лермонтову, и Достоевскому удалось создать вечный образ человека, бросающего вызов не только обществу, но и самой судьбе. Это свидетельствует об умении видеть то основное, что формирует не только сознание отдельного человека, но и сознание общества, а значит, писателям удалось создать психологический портрет распада человеческого духа.



Библиография

1. Белинский В.Г. Взгляд на русскую литературу 1847 г. - Полн. СОБР. Соч., т. Х.М., 1956.

2. Бельчиков Н.Ф. Достоевский в процессе петрашевцев. М: «Наука», 1971.

3. Бердяев Н.А. Новое религиозное сознание и общественность - в кн. О Великом инквизиторе Достоевский и последующие, М: «Молодая гвардия», 1991

4. Бердяев Н.А. «Ставрогин». http://www.vehi.net/berdyaev/stvrogin.html

5. Добролюбов Н.А. Забитые люди. - Собр. Соч., в 3-т. М., 1952, т. III.

6. Достоевский Ф.М. Собр.соч. в 10 томах, М: «Художественная литература», 1956.

7. Достоевская А.Г. Воспоминания. М: «Художественная литература», 1971.

8. Достоевская Л.Ф. Достоевский в изображении его дочери. М.-Л., 1992.

9. Лермонтов М.Ю. Сочинения в 2 томах. М: «Правда», 1988

10. Мануйлов В.А.М.Ю. Лермонтов. Биография писателя. Пособие для учащихся. - Л: «Просвещение», 1976.

11. Михайлова Е.Н. Проза Лермонтова. - М: «Гослитиздат», 1957.

12. Ульяшов П.С. Загадка гения: М.Ю. Лермонтов. - М: «Знание», 1989.

13. Фохт У.Р.М.Ю. Лермонтов. Логика творчества. - М: «Наука», 1975.

14. Щеблыкин И.П. Лермонтов. Жизнь и творчество. - Саратов: «Приволжское книжное издательство», 1990.

15. Эйхенбаум Б.М. Статьи о Лермонтове. - М.-Л.: «АН СССР», 1961.

Размещено на Allbest.ru