Поэтика рассказов А.И. Солженицына

Размещено на http://www.allbest.ru

Министерство образования и науки РФ

ФГБОУ ВПО «Набережночелнинский институт социально-педагогических технологий и ресурсов»

Филологический факультет

Кафедра русского языка и литературы

Поэтика рассказов А. И. Солженицына

Курсовая работа

Габдрахманова Гульнара Талгатовна

студентка 0933 группы

Научный руководитель:

старший преподаватель

Сонькин Валерий Александрович

Набережные Челны

2013

Оглавление

Введение

Глава 1.Теоретические аспекты поэтики художественного произведения

1.1 Основная историческая веха развития поэтики: исторический экскурс

1.2 Особенности языка и поэтики художественного текста

Глава 2. Поэтика рассказов Солженицына

2.1.Художественный образ и его роль в развитии сюжета «Матренин двор

2.2 Образ эпохи в прозе Солженицына: « Случай на станции Кочетовка»,

«Один день Ивана Денисовича», «Захар Калита»

2.3 Роль художественных принципов поэтики Солженицына на основе аллегорической миниатюры «Костер и муравьи»

Заключение

Библиография

солженицын поэтика рассказ

Введение

Крупнейшие русские писатели, современники Александра Солженицына, встретили его приход в литературу очень тепло, кое-кто даже восторженно. Но со временем отношение к нему резко изменилось. [Бушин В. 2010: С.4.]

Серьезный литературный разговор о произведениях Солженицына по сути только начинается. Сегодня о Солженицыне-художнике на его родине опубликованы десятки статей, стали выходить книги и брошюры, защищаться диссертации. И все же, несмотря на кажущееся обилие работ, посвященных творчеству Солженицына, исследований, содержащих системный анализ его прозы, на сегодняшний день не так уж и много. Наблюдения и выводы критиков и литературоведов, так или иначе затрагивающих проблему художественного своеобразия отдельных произведений Солженицына и всего его творчества в целом, пока еще не складываются в достаточно полную и цельную картину. В связи с этим особую актуальность приобретает создание целостной картины творчества этого художника, построение обобщенной концепции его поэтики. [Урманов А. В. 2004:С.8.]

Актуальность работы

В каждом писателе есть свой «невыжатый объем». В России особенно часто рукоплескали не триумфу художника, а лишениям, порой мнимым, которые ему предшествовали. Что такое мастер культуры в ХХ веке? Ответ на этот вопрос снимает и второй, горьковский вопрос: «С кем он, мастер культуры, сейчас?» [Чалмаев В. А. 1994: С.6, 11.]

В качестве педагогического идеала в последнее время рассматривается деятельный патриот, гражданин. Но каковы его основные черты? На наш взгляд, готовность к защите национальных интересов государства, а не абстрактная любовь к нему. Социальная активность, а не пассивность под каким-либо благовидным предлогом. Уважительное отношение к закону, а не нигилистическое. Сознание собственного достоинства, а не заискивание и чинопочитание. Воцерковленность, следование национально-религиозным традициям, а не идущим вразрез нововведениям, которые периодически кто-то усиленно навязывает через подконтрольные СМИ. Итак, не заслоняясь от современности, а рационально воздействуя на нее, нам предстоит обратиться у своим духовным истокам. В этом насущная необходимость.

Солженицын никогда не боялся прикасаться к проблемам, к которым из-за какой-то пошлой стыдливости не принято обращаться. Он говорил о том, что народ, заплативший за свою победу много более высокую плату, чем побежденные, вряд ли может считать себя победителем. Он говорил о сложности отношений русских и евреев. Он говорил о необходимости покаяния за все, что произошло с нами, именно с нами в ХХ веке. Его выражение «жить не по лжи» стало настолько расхожим, что мы перестали над ним задумываться. Он изначально понимал, что с тоталитарной властью нельзя договариваться, нельзя радоваться ее уступкам, нельзя надеяться на «социализм с человеческим лицом». В этом его одиночество среди своих. История обнаружила его правоту. Он всегда помогал нам жить тем, что мешал жить равнодушно. И потому так многих он раздражал. Сегодня, когда мы постепенно сползаем к явно заниженным так называемым мировым стандартам жизни и литературы, Солженицын в дни скорби по нему особенно громко напоминает о неприемлемости для нас такого пути. Мир Солженицына - это мир по природе своей сложный и противоречивый. Погружение читателя в этот мир больше оставляет вопросов, чем дает ответов. Соприкосновение с наследием писателя подвигает к поиску правды, к убеждению, что правда эта существует, что каждый может прийти к ней.

Солженицын повседневно доказывал, что и сегодня роль писателя в развитии русского языка, мягко говоря, не меньше, чем роль компьютерщика и менеджера. Процессы глобализации, вторгшиеся в сферу речевого общения, уродуют русский язык. Уроки Солженицына в том, что о языке необходимо заботиться, что его необходимо «обустраивать», не поддаваясь соблазну жить чужим умом, изъясняться чужими словами. [Страницы главного редактора: на пути к Солженицыну 2008: С.3-6.]

Объект исследования

Проза Александра Солженицына («Матренин двор», «Случай на станции Кочетовка», «Один день Ивана Денисовича», «Захар Калита», «Костер и муравьи»)

Предмет исследования

Поэтика рассказов Солженицына как выражение авторской гражданской позиции, его мировоззрения и взгляда на жизнь.

Цели и задачи работы

Данная работа являет собой цель определить, выявить и раскрыть поэтику рассказов Солженицына.

Данная цель достигается решением следующих задач:

- Дать теоретическую характеристику термину «поэтика».

-Определить роль «поэтики» художественного текста в современной литературе.

-Обозначить на примере прозы Солженицына средства художественных принципов его поэтики, раскрытия им образов и их роли в развитии сюжета.

- Доказать необходимость и значимость поэтики рассказов Солженицына

1.Теоретические аспекты поэтики художественного произведения

1.1 Основная историческая веха развития поэтики: исторический экскурс

В далекие от нас времена термином «поэтика» обозначались учения о словесном искусстве в целом. Это слово было синонимично тому, что ныне именуется теорией литературы. [Хализев В. Е. 2005: С.169.]

Поэтика-это один из старейших терминов литературоведения. В связи с изменением объема науки и методологических принципов ее изучения значение термина изменялось также. В античную эпоху поэтикой называлось учение о художественной литературе вообще. В средние века, в эпоху Возрождения и классицизма поэтика, или «пиитика», сосредотачивается на приемах поэтической «украшенной» речи и стихосложения. Постепенно она создает и учение о жанровых формах, приобретшее особенно большое значение в классицизме. В 19 веке основные проблемы содержания искусства продолжают разрабатываться философией и литературной критикой, проблемы формы ими изучаются без выделения в особую науку. Поэтика становится учением о построении разных типов литературных произведений, и ее начинают отождествлять с «теорией словесности». [Тимофеев Л. И. 1974: С.287-288.]

На протяжении же последнего столетия поэтикой стали называть раздел литературоведения, предмет которого - состав, строение и функции произведений, а также роды и жанры литературы. Это наука о строении литературных произведений и системе эстетических средств, в них используемых, а также об исторических законах их изменения, о возможных

способах художественного воплощения авторского замысла. [Инджиев А. А. 2010: С.131.]

Несмотря на свою, как минимум, 24-вековую историю, поэтика не стала самоценной теорией, единолично исчерпывающей свой предмет, литературу. Более того, если в своем начале, у Аристотеля, она еще казалась таковой, то в дальнейшем развитии поэтика все более и более сужала сферу своих помыслов, усыхая до простой технической дисциплины, в настоящее время сведенной до описания очевидных приемов литературы (звучание, слова, тропы и т. п.). Зато какие только науки ни взялись исследовать тело освобожденной от поэтики литературы. Начиная с философствующей эстетики А. Баумгартена, в этой сфере подвизались и социология, и психология, и фрейдизм, и прагматизм, и экзистенциализм, и семиотика, и теория игр, и т.д., которые так или иначе претендовали на единственную исчерпывающую теорию литературы. Уже один этот факт западной и отечественной разноголосицы как раз и говорит о нормальной размытости, расплывчатости предмета теории литературы. В лучшем случае единство всех окололитературных штудий основывается только на слове, не на понятии даже, литературы. А раз так, то с общих слов всех этих теорий и теоретиков, а не с их частных понятий, и нужно начинать поиск теории литературы. Словарно занормированное значение лучше всего сформулировано М. Л. Гаспаровым: «Наука о системе средств выражения в литературных произведениях... В расширенном смысле слова поэтика совпадает с теорией литературы, в суженном -- с одной из областей теоретической поэтики»

Но кроме просто многозначного толкования смысла понятия «поэтика» (от «теория литературы» до раздела этой теории) существуют еще и ее видовые значения: историческая или теоретическая поэтика, общая или частная, поэтика реализма или поэтика Пушкина. Очевидно, что многозначность понятия «поэтика» и проявляется в совокупности видовых значений, составляющих одну науку, поэтику. [Рассказов Ю. 1998: (интернет-ресурс)]

В нашей стране теоретическая поэтика стала формироваться в 1910-е годы и упрочилась в 1920-е. В XIX веке предметом изучения становились по преимуществу не сами произведения, а то, что в них воплощалось и преломлялось общественное сознание, предания, мифы; сюжеты и мотивы как общее достояние культуры; биография и духовный опыт писателя. Ученые

смотрели как бы сквозь произведения, а не сосредотачивались на них самих. В ХХ веке картина радикально изменилась. [Хализев В. Е. 2005: С.170.]

В современном литературоведении и критике поэтикой называют художественное творчество в стихах. С этой точки зрения вся художественная литература подразделяется на прозу и поэтику. Такое деление литературы предельно широко и универсально. Понятие поэтика включает, по существу, все основные жанры литературы. Целостность самого понятия поэтики условна, что затрудняет его исследование как единого художественного явления в пределах творчества одного автора. Вот почему поэтика, как литературоведческая категория, изучается сравнительно редко. Гораздо чаще встречаются исследования по отдельным жанрам поэтики. [Тимофеев Л. И. 1974: С.288.]

1.2 Особенности языка и поэтики художественного текста

Язык художественной литературы, иначе говоря, поэтический язык, является той формой, в которой материализуется, объективируется вид искусства слова, словесного искусства, в отличие от других видов искусства. У каждого народа свой язык, являющийся важнейшей чертой национальной специфики народа. Русский национальный язык в его современном виде в основном завершил сове формирование во времена А. С. Пушкина. На его базе оформляется литературный язык. Язык художественной литературы - это национальный язык, обработанный мастерами художественного слова. Спецификой поэтического языка является только его функция: он выражает содержание художественной литературы, словесного искусства. Эту свою особую функцию поэтический язык осуществляет на уровне живого языкового словоупотребления, на уровне речи, в свою очередь формирующей художественный стиль. Важную роль в осуществлении этих функций играют изобразительные и выразительные средства. Они придают речи особый колорит. Средствами языка осуществляется типизация и индивидуализация характеров персонажей, своеобразного применения, употребления речевых форм. В языке нет областей, где исключалась бы возможность деятельности художника. В этом смысле условно можно говорить о «поэтическом синтаксисе», «поэтической морфологии», «поэтической фонетике». О художественной функции слова можно говорить лишь тогда, когда в системе других примеров изображения оно служит средством создания художественного образа. В этом, собственно, и состоит основная функция поэтического языка и его разделов. Главное, что характеризует поэтический язык, не насыщенность особыми средствами, а эстетическая функция. В отличие от какого-либо иного их употребления в художественном произведении все языковые средства, так сказать, эстетически заряжены.

Поэтический язык изучается в связи с определенными задачами, который ставит перед собой человек в процессе своей деятельности. Источником для поэтического языка служит национальный язык. Однако нормы и уровень развития языка на том или ином историческом этапе сами по себе не определяют качество словесного искусства. В одни и те же периоды истории создавались произведения, различные по художественному методу и по их поэтической значимости. Процесс отбора языковых средств подчинен художественной концепции произведения или образа. Только в руках художника язык приобретает высокие эстетические качества. Поэтический язык воссоздает жизнь в ее движении и в ее возможностях с большой полнотой. С помощью словесного образа можно «нарисовать» картину природы, показать историю формирования человеческого характера, изобразить движения масс.

Но все эти качества словесного образа может выявить и реализовать только художник. Этот процесс у каждого глубоко индивидуален. [Крупчанова Л. М. 2007: С.50-53.]

В отечественной культуре издавна сложилось особое представление о роли литературы и признании художника. «Поэт в России больше чем поэт», он - Пророк, призванный «глаголом жечь сердца людей». Он мыслитель дум, нации. В ХХ веке такое понимание предназначения художника, наиболее полно сформулированное веком девятнадцатым, воплотил в своей судьбе Александр Исаевич Солженицын. [Колядич Т. М. 2005: С.320.]

2.Поэтика рассказов Солженицына

Каждый большой писатель значителен, прежде всего, своеобразием своего творчества, глубиной и высотой своего художественного видения мира. И далеко не у всех писателей этический элемент проступает с достаточной ясностью. Можно быть очень большим писателем и все же быть лишенным этого этического пафоса. Н. Стахов сказал, что Толстой так беспощадно обнажает перед читателями нравственную сущность своих героев, что ему становится страшно за них. К числу писателей, одаренных этим нравственным ясновидением, относится и Солженицын. Он умеет читать в душах людей, как читают раскрытую книгу. В этом отношении Солженицына можно поставить только рядом с Толстым. Толстые рождаются раз в тысячелетие. Но Солженицын - настолько крупный, точнее - гениальный талант, что его можно сравнить и с Толстым. [Левицкий С. 2011:С. 102]

Не будет преувеличением сказать, что предметом изображения в эпосе Солженицына стал русский ХХ век во всех его трагических изломах - от Августа Четырнадцатого до сего дня. Но будучи в первую очередь художником, он пытается понять, как эти события отразились на русском национальном характере. [Голубков М. М. 2003: С.244.]

Чтения в душах героев у Солженицына всегда подводят итоги его характеристикам. Им предшествуют всегда мимолетные описания внешности, многочисленные диалоги и другие реалистически-импрессионистские детали. И лишь потом, или попутно, направляет он волшебный фонарь своего таланта на нравственную сущность своих героев. Здесь имеются в виду не столько этические взгляды Солженицына, сколько его этическая интуиция, как она выражена в его произведениях. [Левицкий С. 2011:С. 102]

Разговор о творчестве любого великого писателя часто хочется начать

прежде всего с языка, со стиля. Однако художественность - это как раз то, что рациональному объяснению почти не поддается: ее нужно чувствовать. Все

восхищенные характеристики, какими пользуются, говоря о языке Пушкина, Гоголя, Толстого, Солженицына: «образность сравнений», емкость метафор», «точность слов» и т. п. - все такие характеристики вполне применимы и когда речь идет о стиле просто талантливого писателя, не гения. Разницу же между «образностью» в первом случае и во втором уже не объяснить: красота иррационально. Поэтому разговор о солженицынском стиле приходится сводить лишь к некоторым - и далеко не главным - его особенностям. «Все искусство Солженицына начинается с бунта против идеологического слова, речи со встроенной в нее ложью», - отмечает французский литературовед Жорж Нива.

Работая над стилем, Солженицын ставит себе одной из задач - «восполнить иссушительное обеднение русского языка». В своих произведениях он часто использует слова, когда-то бывшие общеупотребительными, - добротные, емкие, меткие слова, «таящие в себе богатое движение», - но отмирающие или уже отмершие в современной речи. Писатель старается оживить их опять, снова ввести их в обиход через литературу. «Лучший способ обогащения языка, - утверждает он, - это восстановление прежде накопленных, а потом утерянных богатств». Кроме того, читатель постоянно сталкивается с непривычной орфографией и пунктуацией.

Достоевский при нравственной оценке своих героев главное внимание сосредотачивал на способности человека сердцем отличить добро от зла. Толстого больше всего интересовало - Как, каким образом может человек развить в себе доброе начало и преодолевать греховное. Солженицын тоже

много размышляет об этом на страницах своих книг - писатель попросту несостоятелен, если не касается этих «вечных тем». Но основное внимание у

Солженицына обращено на способность человека выстоять, отстоять свой нравственный выбор жизни - в лагерном ли аду или в серой будничной повседневности. Ведь человек может отстоять свой выбор бесстрашно, с гордо поднятой головой, а может, трясясь от страха, сомневаясь, «выдавливая из себя раба по капле», но все-таки не сломаться, выстоять. Солженицын исследует все этапы на этом пути - вставания с колен, распрямления и восхождения наверх. Или - падения обратно.

Под свои концепции и выводы Солженицын почти никогда не подводит общефилософской теоретической базы. Он в своих убеждениях опирается на доскональное знание жизни. Знании, благодаря уникальной биографии, во весь охват: от кремлевских вождей и западных президентов до Матрены и Ивана

Денисовича, от фронта и сталинского концлагеря - до Нобелевской трибуны. [Рак И. 1998: С.91, 94, 95.]

2.1 Художественный образ и его роль в развитии сюжета: «Матренин двор»

Обращаясь к народному характеру в рассказах, опубликованных в первой половине 60-х годов, Солженицын предлагает литературе новую концепцию личности, его герои, такие как Матрена, Иван Денисович, - люди не рефлектирующие, живущие некими природными, как бы данными извне, заранее и не ими выработанными представлениями. «Матренин двор» - произведение автобиографическое. [Егорова Н. В. 2007: С. 228, 233.]

Это произведение Солженицына называют «подлинно-гениальным» (В. Максимов), «вершиной русской новеллистики» (В, Астафьев). Оно занимает особое место не только в творчестве писателя: в контексте века минувшего оно воспринимается как явление знаковое, как одно из самых веских доказательств того, что русская литература смогла осуществить свою гуманистическую и одухотворяющую миссию даже в эпоху тотального насилия и торжествующей бездуховности. Заслугу автора видят в том, что он сумел вызволить из забвения отброшенный в ХХ веке за ненадобностью идеал праведной жизни - то есть по Божьему закону. Рассказ, написанный в начале творческого пути Солженицына, содержит в себе все основные свойства созданной им масштабной художественной вселенной, и потому обращение даже к одному этому произведению дает возможность понять общие, универсальные качества поэтической системы писателя, важнейшие особенности его метода и стиля. [Урманов А. В. 2004: С.56.]

Для того, чтобы понять рассказ Солженицына нужно, насколько это возможно, войти в ту эпоху, попытаться почувствовать ее атмосферу. Если типичные шестидесятники были убеждены в возможности придания советской власти выражения человеческого лица, то Солженицын, и в этом его коренное отличие от позиции людей того поколения, убежден в несовместимости, враждебности коммунистического режима и свободного общества. Главной его гражданской и писательской заботой было и остается: понять, чем и кем «стоит село, город… вся земля наша». Дело, как считает писатель, не в чудовищных личных качествах нелюбимого им Сталина, а в устройстве и приоритетах сверху насаждаемой системы.

Жизнь человека и народа нельзя подчинить придуманной людьми системе.

Жизнь растет снизу и подчиняется только законам жизни. О чем рассказ «Матренин двор»? О возвращении на родину, в забытую Россию из другой родины, родины за колючей проволокой. Встреча с настоящей родиной для автора-повествователя оказывается встречей с Матреной, открывающей ему тайну великой обыденной жизни. Сначала просто квартирная хозяйка, нехотя пустившая приезжего на постой, она постепенно раскрывается как главная героиня рассказа, как главная героиня жизни.

Все герои книги делятся на две неравные части: Матрена и понимающий и любящий ее автор-повествователь с одной стороны, и те, кого можно назвать «Нематрена». Если посмотреть на противопоставление героев рассказа, то совершено отчетливая граница между ними обозначается в том, что главное в сознании и поведении каждого из них - интерес к общей жизни, желание участвовать в ней, открытое искреннее отношение к людям или сосредоточенность только на собственных интересах, собственном доме, собственном богатстве. [Княжинский А. И. 2008: С. 38-39.]

В произведениях Солженицына можно обнаружить глубинное типологическое сходство со средневековой иконографией, что может быть объяснено воздействием, которое на писателя оказало «умозрение в красках», т.е. воплощенная в русской иконе православно-христианская концепция бытия. Созданный автором художественный мир тоже представляет собой сочетание трех иерархически взаимосвязанных уровней - идеального, реального и инфернального. Проходящая через весь рассказ антитеза идеальное-инфернальное находит отражение в названиях двух поселков, в которые попадает Игнатич. Так же рассказчик абсолютно досто- верно воспроизводит типичные для хрущевской эпохи реалии социально - политической жизни. [Урманов А. В. 2004: С.67, 73.]

Очень знаменательны завершающие слова рассказа, возвращающие нас к первоначальному названию - «Не стоит село без праведника»- и наполняют рассказ о крестьянке Матрене глубоким обобщающим философским смыслом. Каков же символический смысл рассказа «Матренин двор»? Многие символы в нем связаны с христианской символикой: образы-символы крестного пути, праведника, мученика. Прямо на это указывает и первое название рассказа. Да и само название «Матренин двор» носит обобщающий характер. Двор, дом Матрены - то пристанище, которое обретает рассказчик после долгих лет лагерей и бездомья в поисках «Нутряной России». Символическое уподобление Дома России традиционно, ведь структура дома уподоблена структуре мира. В судьбе дома как бы повторена, предсказана судьба его хозяйки. Дом разбирают, как человека - «по ребрышкам», и «все показывало, что ломатели - не строители и не предполагают, чтобы Матрене долго еще пришлось здесь жить». Словно противится разрушению дома сама природа - сначала долгая метель, непомерные сугробы, потом оттепель, сырые туманы, ручьи. И в том. Что святая вода у Матрены необъяснимо пропала, видится дурное предзнаменованье. Погибает Матрена вместе со своей горницей, с частью своего дома. Вместе с гибелью Матрены рушится и ее дом. Символический характер носит и страх Матрены перед железной дорогой, ведь именно поезд, символ враждебного крестьянской жизни мира, цивилизации, расплющит и горницу и саму Матрену.

Праведница Матрена - нравственный идеал писателя, на котором, по его мнению, должна основываться жизнь общества. По Солженицыну, «смысл земного существования - не в благоденствии, а в развитии души». С этой идеей связано понимание писателя роли литературы, ее связи с христианской традицией. По мнению некоторых исследователей, рассказ «Матренин двор» скрыто мистичен. И остродраматический финал рассказа придает концовке совершенно особый, символический смысл: ведь ее больше нет, стало быть, не стоит село без нее? И город? И вся земля наша? [Егорова Н. В. 2007: С.233-236.]

Ведущая тема в рассказе - тема памяти, объединяющая в себе все, что вмещает в себя жизнь героев. Герои предстают в нем в двух планах: как сегодняшние и как герои воспоминаний. Тема судьбы в рассказе трактуется как тема бесконечного сцепления самых разных событий, поступков, случайностей. На жизнь каждого героя влияют независящие от него обстоятельства: войны, голод, коллективизация. И отсюда - вторжение всемирной истории в частную жизнь совсем неисторического человека. Историческое начало имеет определенную направленность: цивилизация наступает на живую природу и при бездушной, жестокой власти уродует и уничтожает ее. Вспомним эпизод с отрезанной поездом рукой Матрены. Порча природы обуславливает порчу культуры и языка. Здесь тема возвращения героя в Россию перерастает в тему возвращения к истокам, сокровенному, настоящему. Но основной вопрос рассказа - какая она, Россия, к которой возвращается из ада прошлого герой, за которым легко угадывается автор-повествователь, каков он, русский характер, - может быть только один ответ: это и Россия Матрены, это и Россия Фаддея. Это рассказ-притча. С помощью его Солженицын заставляет читателя пристально посмотреть на окружающих - нет ли среди них настоящего праведника. Такого же простого, как Матрена, внешне не отмеченного никакими добродетелями.

Такого же не от мира сего. Такого же бескорыстного. Такого же живущего «не по лжи». [Княжинский А. И. 2008: С. 39-40.]

2.2 Образ эпохи в прозе Солженицына: « Случай на станции Кочетовка», «Один день Ивана Денисовича», «Захар Калита

Казалось бы, совсем иной характер нарисован в «Случае на станции Кочетовка». А. Солженицын показал «сшибку» конкретно-исторических обстоятельств с исконными представлениями о добре и зле, конфликт долга и совести, разрушивший цельность внутреннего мира человека. Смысл

произошедшего «случая» можно определить словом «донос». Совершает этот презираемый во все времена поступок очень молодой и неплохой по своей сути человек - лейтенант Зотов. Автор не раз обращает внимание на впечатление, который производит главный герой. «Ребячья голова», «беззащитное курносое лицо», простое имя Василий - все эти детали признаны подчеркнуть искренность, естественность Зотова. Он и на самом деле искренен во всем. В страдании, оттого. Что никак не может попасть на передовую. В тревоге за оставшуюся в оккупации семью. В совестливости и верности. В работе на износ. В негодовании на зарвавшихся тыловиков. Не те ли это черты, которые по крупицам собирает автор, исследуя народный характер? Так же искренен Зотов в своей вере: «его маленькая жизнь значила лишь - сколько тон сможет помочь Революции». [Колядич Т. М. 2005: С.327-328.]

В нем воплощены самые добрые человеческие черты: интеллигентность, распахнутость навстречу фронтовику или окруженцу, искреннее желание помочь в любой ситуации. Два женских образа, лишь слегка намеченных писателем, оттеняют глубинную непорочность Зотова. И даже сама мысль об измене жене, оказавшейся в оккупации под немцами, невозможна для него.

Композиционный центр рассказа составляет встреча Зотова с отставшим от своего эшелона окруженцем, который поражает его своей интеллигентностью и мягкостью. И здесь автор показывает борьбу двух начал в душе Зотова: человеческого и бесчеловечного, злого, подозрительного. Уже после того, как между Зотовым и Тверитиновым пробежала искра понимания, в сознании Зотова возникает циркуляр, перечеркивающий симпатия и доверие, возникшее между двумя сердцами, которые еще не успели выстыть на войне. И последние слова Тверитинова: «Что вы делаете! Ведь этого не исправишь!» - подтверждаются последней, аккордной, как всегда у Солженицына, фразой: «Но никогда потом всю жизнь Зотов не мог забыть этого человека…» Так

наивная доброта и жестокая подозрительность - два качества, казалось бы несовместимые, но вполне обусловленные советской эпохой 30-х годов, сочетаются в душе героя. [Голубков М. М. 2003: С.245-246.]

В этом рассказе соблюден главный новеллистический закон и в центр поставлен непредсказуемый случай, а не статическая закономерность, что является поразительным исключением в новеллистике Солженицына. И никого уже не смущают многочисленные литературные подсветки, мерцающие в художественном пространстве рассказа, вплоть до «Короля Лира»; никому не кажется назойливо-назидательной перекличка образов Зотова с Петенькой Ростовым накануне битвы. Ростов уговаривал взять у него кремни для трубки, Зотов в том же тоне, в том же стиле убеждает Тверитинова принять табак.

Напротив, такая перекличка, подобно эху, удваивает трагический тон рассказа: вот до чего довели нас, коли и «ростовская» искренность оборачивается не жертвенной гибелью чистого в своей наивности героя, но фактически в пособничестве в убийстве. И все это лишь потому, что перед нами случай, которого могло и не быть. [Архангельский А. 1991: С. 250.]

Автор не выказывает прямого своего отношения к фанатичной вере героя в мировую революцию и мудрость вождя, но и не скрывает его. Размышления лейтенанта на идеологические темы окрашены иронией повествователя, их прямолинейность и оторванность от реальной жизни оттеняются поведением простых людей. Но Зотов видел разницу: окружающие жили как будто еще чем-то другим, кроме новостей с фронта. Так все яснее обозначается трещина между естественной жизнью народа, его здоровой нравственностью и образом мыслей героя, находящегося в плену идеологии.

Эта встреча для Зотова стала проверкой на человечность. Тверитинов подкупает «очень симпатичной, душу растворяющей улыбкой». Даже в том,

что он вместо уничтоженных в окружении документов доверчиво предъявил самое дорогое - фотокарточку семьи, есть что-то сугубо человеческое, мирное.

Но стоило уставшему, немолодому уже человеку на миг отвлечься и рассеянно переспросить: «Сталинград… А как он назывался раньше?» - и резко все меняется. «Возможно ли? Советский человек - не знает Сталинграда!» Пробным камнем становится слово-знак, содержащее идеологический код. Ничто другое уже не имеет значения. Дальнейшее поведение лейтенанта запрограммировано, как показывает автор, не столько обстоятельствами военного времени, сколько воздействием пропаганды, много лет приучавшей к недоверию, подозрительности, необходимости искать врагов. Тут очень символична деталь «прощания»: «Зотову невольно пришлось оглянуться и еще раз - последний раз в жизни - увидеть при тусклом свете фонаря это лицо, отчаянное лицо Лира в гробовом помещении». Упоминание о шекспировском Лире возводит изображение на уровень подлинной трагедии. В глубине души Зотов понимает, что совершает недостойный проступок. Неспокойна совесть лейтенанта. Мы ничего не знаем о дальнейшей судьбе Зотова. «Случай» стал для лейтенанта серьезным нравственным испытанием, мукой совести, длящейся всю жизнь. В этом рассказе Солженицын продолжил свои размышления о сущности национального характера, доказывая мысль о праведности русского человека методом «от противного». [Колядич Т. М. 2005: С.327-329.]

Многие замыслы рождались параллельно друг другу, отсюда смысловые повторы, переклички в произведениях и кажущаяся быстрота завершения работы над отдельными текстами, которые на самом деле вынашивались годами. Так, например, повесть «Один день Ивана Денисовича». [Колядич Т. М. 2005: С.329.]

В течение нескольких десятилетий советская литература стремилась воплотить образ нового человека. Герой советской литературы должен был быть несгибаемым борцом и активным строителем социализма, юношей «стального поколения», «настоящим человеком». «Оттепель» 60-х годов способствовала появлению нового героя - носителя массового сознания, «простого советского человека». Новизна темы повести «Один день из жизни Ивана Денисовича» проступает уже в первом абзаце: до нее никогда еще действие не разворачивалось в лагере. С образом Ивана Денисовича в литературу как бы пришла новая этика, выкованная в лагерях, через которые прошла уже очень не малая часть общества. [Мурашова О. 2010: С.13, 15.]

В центре произведения А. Солженицына - образ простого русского человека, сумевшего выжить и нравственно выстоять в жесточайших условиях лагерной неволи. Авторское стремление к синтезу жизненного опыта разных прототипов, к совмещению нескольких точек зрения обусловило выбор типа повествования. В этой повести Солженицын применяет очень сложную повес-

твовательную технику, основанную на попеременном слиянии, частичном совмещении, взаимодополнении, взаимоперетекании, а иногда и расхождении точек зрения героя и близкого ему по мироощущению автора-повествователя. Взгляд «изнутри» («лагерь глазами мужика») в рассказе чередуется с взглядом «извне», причем на повествовательном уровне этот переход осуществляется почти незаметно. В отличие от многих героев русской и советской литературы, не прошедших школы коллективизации и ГУЛАГа, Шухов не воспринимает отчий дом, родную землю как «утраченный рай», как некое сокровенное место, к которому устремлена его душа. Возможно, это объясняется тем, что автор хотел показать катастрофические последствия социальных и духовно-нравственных катаклизмов, потрясших в ХХ столетии Россию и существенно деформировавших структуру личности, внутренний мир, саму природу русского человека. Вторая возможная причина отсутствия у Шухова некоторых «хрестоматийных» крестьянских черт - опора автора на реальный жизненный опыт, а не стереотипы художественной культуры.

Сам эпизод ареста Шухова помогает глубже понять героя, смирившегося с чудовищными по несправедливости обвинениями и приговорами, не ставшего протестовать и бунтовать, добиваясь «правды». Солженицын не дает подробного, развернутого портрета Ивана Денисовича. Писателя привлекают такие внешние подробности, по которым можно составить представление о внутреннем содержании личности. [Урманов А. В. 2004: С.13,14,16,23.]

Александр Солженицын показал в повести всего лишь один день жизни своего героя - от раннего подъема до отбоя. Но «разрез» этого сжатого, сконцентрированного во времени существования позволил писателю сказать так много, воспроизвести так подробно события, повторяющиеся на протяжении трех тысячи шестисот пятидесяти трех дней, что мы можем составить полнейшее представление о лагерной жизни Ивана Шухова. В лагере, изображенном писателем, своя строгая и четкая иерархия. Однако Солженицына интересует не только и не столько этот социальный «разрез» лагеря, сколько характеры заключенных, которые не роняют себя и сохраняют свою лицо. Но в центре повествования Солженицына остается все время заключенный Шухов, сорокалетний крестьянин, вырванный злой волей и из армии, где он честно сражался за родную землю, и из семьи, лишившийся любимой работы на земле. Простой русский мужик из деревни, затерянной в средней полосе России.

Лагерь оказывает губительное воздействие на личность. Многие не выдерживают, ломаются и гибнут. Уже восемь лет «перемалывается» в сталинской лагерной машине Иван Денисович, стремясь обязательно выжить, но не утратить человеческого облика. Следуя своей крестьянской мудрости, обогащенный лагерным опытом, Шухов остается верен своей твердой нравственной основе, проявляя порядочность и честность. Он, заурядный человек, поражает нас своей природной мудростью, естественностью, ясным взглядом на жизнь. [Роговер Е. С. 2008: С.470-474.]

Иван Денисович имеет много общего с простым русским мужиком классики ХIХ века, с тем же Платоном Каратаевым, с лесковскими героями. В основе его нравственных представлений традиционные, христианские ценности. Мы видим незлобливость, услужливость, его мужицкое лукавство, умение приспособиться к невыносимым условиям и быть довольным малым. Доброта и жалость главного героя к окружающим, способность понять даже своих конвоиров и надзирателей и посочувствовать им - все это свидетельствует о возвращении русской литературы к вечным гуманистическим ценностям. В лице тихого и терпеливого Шухова автор воссоздал почти символический в своей обобщенности образ русского народа, способного перенести страдания, издевательства коммунистического режима и блатной беспредел Архипелага и , не смотря на это, выстоять в этом «десятом круге ада», сохранить при этом доброту к людям, человечность, снисходительность к человеческим слабостям и непримиримость к подлости. [Мурашова О. 2010: С.14-15.]

Мазками, отдельными репликами прикоснулся автор к целому комплексу острейших проблем, которые в те годы даже еще не были представлены: начало и размах репрессий, национальный вопрос, преследования за инакомыслие, гонения на веру. И все это - в сюжетных рамках повествования об одном дне одного заключенного. Так «повесть» приобретает смысл, близкий древнерусскому пониманию произведения, которое призвано «поведать», в котором главное - устное рассказывание. Произведение Солженицына также отличается установкой на устную речь. «В этой повести народ сам от себя заговорил, язык совершенно натуральный», - отметил С. Маршак. [Колядич Т. М. 2005: С.325.]

В этой повести Солженицын обращается к сказовой манере повествования, дающей Ивану Денисовичу возможность речевой самореализации, но это не прямой сказ, воспроизводящий речь героя, а вводящий образ повествователя, позиция которого близка позиции героя. Такая повествовательная форма позволяла в какие-то моменты дистанцировать автора и героя, совершить прямой вывод повествования из «авторской шуховской» в «авторскую солженицынскую» речь. Сдвинув границы шуховского жизнеощущения, автор получил право увидеть то, чего не мог увидеть его герой.

И герою, и повествователю доступен тот специфически русский взгляд на действительность, который принято называть народным. Именно этот опыт чисто «мужицкого» восприятия лагеря как одной из сторон русской жизни ХХ века и проложил путь повести к читателям. В этом рассказе Солженицын еще не подошел к одной из самых важных для него тем - теме сопротивления антинародному режиму. Она станет одной из важнейших в дальнейших его произведениях. Пока писателя интересовал сам народный характер и его существование «в самой нутряной России - если такая где-то была, жила». . [Голубков М. М. 2003: С.249-250.]

Противоречивость характера предстает иногда с комической стороны - как в рассказе «Захар Калита». Этот небольшой рассказ весь построен на противоречиях, и в этом смысле он очень характерен для поэтики писателя. Его нарочито облегченное начало как бы парадирует расхожие мотивы исповедальной и лирической прозы 60-х годов, явно упрощающие проблему национального характера. Так от противоречивости национального сознания

Солженицын делает шаг к исследованию противоречивости национальной жизни, приведший уже значительно позже к другим поворотам русской истории.

Но если повествователь может поставить перед собой такие вопросы и осмыслить их, то главный герой рассказа, самозваный сторож Куликова поля Захар-Калита, просто воплощает в себе почти инстинктивное желание сохранить, утраченную было, историческую память. Толку от его постоянного, дневного и ночного пребывания на поле нет никакого, но сам факт существования смешного чудаковатого человека значим для Солженицына. С одной стороны, Смотритель Куликова поля со своей бессмысленной деятельностью смешон, как смешны его уверения дойти в поисках своей, только ему известной правды, до Фурцевой, тогдашнего министра культуры.

Повествователь не может удержаться от смеха, сравнивая его с погибшим ратником, рядом с которым, правда, нет ни меча, ни щита, а вместо шлема кепка затасканная да около руки мешок с подобранными бутылками. С другой стороны, совершенно бескорыстная и бессмысленная, казалось бы, преданность Полю как зримому воплощению русской истории заставляет видеть в этой фигуре нечто настоящее - скорбь. Авторская позиция не прояснена - Солженицын балансирует на грани комического и серьезного, видя одну из причудливых и незаурядных форм русского национального характера. Комичны при всей бессмысленности его жизни на Поле претензия на серьезность и собственную значимость, его жалобы на то, что ему, смотрителю Поля, не выдают оружия. И рядом с этим - совсем уж не комическая страст-

ность героя доступными ему способами свидетельствовать об исторической славе русского оружия. И тогда «сразу отпало все то насмешливое и снисходительное, что мы думали о нем вчера. В это заморозное утро встающий из копны, он уже был не Смотритель, а как бы Дух этого Поля, стерегущий, не покидавший его никогда». [Голубков М. М. 2003: С.247-248.]

Образ рассказчика в «Захаре Калите» максимально приближен к автору. О Куликовом поле рассказывает советский интеллигент 60-х годов. Это становится ясно не только по особенностям его речи, историческим и литературным ассоциациям, но и потому. Как он относится ко всему увиденному, по его оценке. Патриотизм рассказчика без выспренности и пустозвонства, он естественен и осмыслен. История героической битвы для

него не столько прославление победы своих соотчичей и похвальба, сколько горесть и сожаление, что приходилось жертвы великие приносить, «чтоб только Русь встряхнулась от басурманов». Он понимает, что события истории сложны и неоднозначны. Некоторая романтика и идеализм мировосприятия рассказчика заметны и в его недоумении. Почему здесь, на Поле, откуда «повелась судьба России», никого нет, как на «пустом» месте? В радости, что хоть кто-то встретили здесь. В желании сгладить «извивы Истории», «отмахнуться от скрипучих оговорок летописцев». Проста и обычна, к сожалению, для нас и разгадка состояния памятника - церкви с неземными куполами: «со всех пяти куполов соседние жители на свои надобности ободрали жесть, и купола просквозились, вся их внешняя форма осталась ненарушенной, но выявлена только проволокой».

Прошлое и настоящее для читателя объединяются и авторской оценкой. Прошлое трагично, современность мелка. В силу разных обстоятельств люди пренебрегают памятью о прошлом, тем самым обедняя свое настоящее. Сопоставление былого величия и сегодняшней мелочности вызывает печаль.

Это общее настроение рассказов Солженицына: «невесел мир его микроновелл, образовавших цикл «Крохотки». [Романова Г. И. 2005: С.53-54.]

2.3 Роль художественных принципов поэтики Солженицына на основе аллегорической миниатюры «Костер и муравьи»

Цикл солженицынских «Крохоток» состоит из семнадцати миниатюр, различных по своему объему, тематике и жанрово-стилистическим признакам. Некоторые из них написаны в форме аллегорической миниатюры, замечательные образцы которой созданы И. Тургеневым, В. Короленко, И. Буниным. Как и его предшественники, Солженицын в своих миниатюрах

иногда отказывается от непосредственного выражения смысла в тексте и на первый план выдвигает зарисовки мелких эпизодов окружающего мира. Придавая им форму мимолетных мгновений, зафиксированных как будто наспех героем-повествователем и отражающих его актуальное настроение. Представленные таким образом «мгновения» повседневности приобретают необычную яркость, красочность и одновременно выражают более глубокий, чем кажется на первый взгляд, смысл.

Аллегорический смысл содержит и миниатюра «Костер и муравьи». В ней дана импрессионистическая зарисовка муравьев, попавших в огонь вместе с гнилым бревном, в котором жили. Описывая мечущихся и погибающих в пламени насекомых, не желающих покидать свой родной дом, повествователь явно поэтизирует их стихийный героизм, но смысл произведения этим не исчерпывается. Поведение солженицынских муравьев ассоциируется с патриотическим порывом жителей Москвы в романе Л. Толстого «Война и мир», которые, несмотря на разорение, возвращаются в свой город-муравейник и отстраивают его во имя «чего-то неразрушимого, невещественного, составляющего всю силу кочки…». Намекая на образ толстовского «человеческого муравейника», Солженицын взывает здесь к патриотическим чувствам сограждан-современников и опосредованным путем напоминает им, что нельзя покидать родину, находящуюся в опасности. [Кодзис Б. 1998: С.103-104.]

Эта новелла-исповедь писателя многое объясняет в нюансах его жизненной позиции: «Я бросил в костер гнилое бревнышко, не досмотрел, что изнутри оно густо заселено муравьями». Судьба человека в мире многовариантна, ее можно сочинять, импровизировать. Даже в богоотставленной, насквозь регламентированной стране. И все же подавляющее большинство народа, как эти муравьи, знают один вариант судьбы. Костер… Что иное, как не костер, да еще какой губительный, часто безотрадный, вся новейшая история России, с ее «экспериментами» над народом, с грандиозными мифам о будущем, с гибелью многих? «Покинула» многих Родина, искореженная, не узнающая детей своих, превращенная в помпезную утопическую громадину, но как «покинуть» ее? И легче ли тогда будет? Вот что волнует автора, о чем болит его сердце. [Чалмаев В. А. 1994: С. 81.]

Солженицыну «тесно» в литературе. Так было бы, наверное, тесно в пределах художественной условности, знай он их, Нестору, автору «Повести временных лет». Аналогия с древнерусской литературой, как нам представляется, может не только показать исключительный масштаб его фигуры в контексте русской словесности, но и специфику его творчества --

синкретизм. Литература дает ему средства поставить и разрешить проблемы экстралитературные: исторические, политические, культурологические, философские и социальные. Предметом его исследования стала русская действительность ХХ века. Можно допустить, что русские люди следующего столетия будут знать историю по эпосу Солженицына, а не по учебникам. Его творчество дает материал для профессионального познания не только филологу, но и историку, культурологу, социологу… В его эпосе содержится

достоверное свидетельство о русской судьбе ХХ века, равного которому по масштабности, наверное, еще не знала русская мысль. Синкретизм как творческая доминанта определяет специфику художественности его произведений. Классический роман (нелюбимое жанровое определение писателя) или повесть не выдерживали чрезмерной смысловой нагрузки, поэтому после «В круге первом» и «Ракового корпуса» Солженицын создает новую крупную жанровую форму, с явным преобладанием документального материала -- «Узлы» эпопеи «Красное Колесо». При этом включение в повествовательную структуру авторской публицистики, прямое выражение авторской позиции по политическим и историософским проблемам, столь нехарактерное для реалистической русской прозы последних двух столетий, соседствует с традиционными для романиста формами психологического анализа, объектами которого выступают реальные политические деятели, определявшие судьбы России, так и вполне заурядные граждане.

Думается, что определение специфики художественной стороны творчества Солженицына -- актуальная задача будущего, стоящая перед филологией. Без ее решения не сможет быть создана объективная история русской литературы ХХ века. Приступая к ней, необходимо понять, какие творческие задачи ставил перед собой писатель, обращаясь к новым художественным формам. Одна из таких задач, реализованных в эпосе Солженицына, была предопределена предметом изображения. В его творчестве создана целая характерология русской жизни первой половины ХХ века. Предметом исследования стал русский национальный характер в его разных личностно-индивидуальных проявлениях, охватывающих практически все слои русского общества в переломные моменты его бытия: политический Олимп, генералитет, дипломатический корпус, карательные аппараты, служащие разным режимам, советские заключенные, лагерные надсмотрщики, крестьяне антоновской армии, советский партаппарат разных десятилетий… Солженицын прослеживает изменения русской ментальности, показывает процесс мучительной ломки национального сознания. Можно сказать, что русский характер запечатлен им в процессе деформаций.

Эпос Солженицына дает материал для исследования конкретных форм этих деформаций и условий, приведших к ним. Принято считать, что это условия политические. Действительно, трудно найти писателя столь явно политизированного, сделавшего предметом художественного исследования документальное воспроизведение политических событий Августа Четырнадцатого или Апреля Семнадцатого. В сущности, весь эпос Солженицына можно рассмотреть как уникальный материал по русской

характерологии, требующий научного осмысления со стороны ученых, профессионально связанных с той областью знания, которая определяется как «русская идея». Мы имеем дело не только с корпусом художественных текстов, принадлежащих одному писателю, но с уникальным свидетельством о русской судьбе, характере, сознании, запечатленных в «узловых точках» исторического процесса ХХ века.

Творчество Солженицына представляет собой антологию сложившейся в советское время антисистемы. «Да быть ли нам русскими?» -- этот вопрос из его книги «Россия в обвале» носит отнюдь не риторический характер. [Голубков М. 2001: С.180, 189.]

Его творчество - явление во многих отношениях уникальное, но вместе с тем глубоко укорененное в национальной традиции. Для писателя характерна, если воспользоваться его же словами о Пушкине, «яркая память всей глубины истории русской, с которою он ощущает свою органическую слитность, всех веков». В эпоху тотального релятивизма и разрушения всех прежних опор и скреп - философских, этических, духовных, эстетических - Солженицын. Основываясь на принципах Истины, Добра, Красоты, попытался заново «собрать» казалось бы распавшийся на осколки мир. Своим творчеством он соединил разорванные связи между прошлым и настоящим, между великой русской классикой и современным искусством, он сделал попытку восстановить в правах традиции тысячелетней христианской культуры, вечные этические и эстетические ценности. [Урманов А. В. 2004: С. 339.]

Заключение

Солженицын - одна из ключевых фигур в русской литературе второй половины ХХ века. Масштаб личности и творчества, глобальность художественных и духовных прозрений писателя, воплотившего в своих произведениях трагический разлом русской национальной жизни, сформировали представление о нем как явлении не только грандиозном, по сути эпохальном, но и в определенной степени знаковым. Художник такого масштаба и темперамента мог родиться только в эпоху грандиозных, социальных, духовно-нравственных, онтологических катастроф, в эпоху мощных тектонических разломов и глобальных катаклизмов. Наш век нуждался в художнике, который своей жизнью и своим творчеством мог бы утвердить в правах эстетическую систему, позволяющую не только правдиво и максимально полно отображать многомерную, значительно усложнившуюся действительность, но и бороться с царящим в мире злом. Солженицын уже в самом начале своего творческого пути вступает в жесточайшую схватку с теми силами, которые отринули вечные духовные ценности, заменив их голой идеологией или лозунгами материального потребления. Эту «космическую» по своей значимости битву писатель ведет на страницах своих книг. Он бесстрашно обращается к самым острым проблемам современности, к «запретным» темам: воссоздает историю чудовищных преступлений тоталитарного режима против собственного народа, рассказывает о деградации колхозной деревни, о развращающем воздействии атеизма на духовное здоровье нации, о катастрофических последствиях реформ 90-х годов и т.д. [Урманов А. В. 2004: С. 339-340.]