Фольклор - как главный фактор отражения культуры казачества

1

322

Секция 1.

ФОЛЬКЛОР- КАК ГЛАВНЫЙ ФАКТОР ОТРАЖЕНИЯ КУЛЬТУРЫ КАЗАЧЕСТВА

Лысенко Ю.М.

(г. Махачкала)

ФОЛЬКЛОРНЫЕ ЭКСПЕДИЦИИ И СОБИРАНИЕ КАЗАЧЬИХ ПЕСЕН, ВАЖНЫЙ ФАКТОР СОХРАНЕНИЯ КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ ТЕРСКОГО КАЗАЧЕСТВА

Кизлярский край славен народной музыкой: “Песня душа народа”, не зря так говорят. Это лирическое выражение, с помощью мелодии и слов, того внутреннего настроения, что овладевает в данный момент одним или группой поющих. Одним из любимых жанров фольклора на Тереке были исторические, военные и бытовые песни. Это хоровые, плясовые песни. Наибольшей популярностью пользовались военно-бытовые лирические песни, отражавшие тяжелую казацкую судьбу, безвременную смерть где-нибудь на чужбине, трудную долю казацких вдов. Сюда же можно отнести так называемую пейзажную лирику о Тереке, отражавшую любовь казаков к родному краю и верность ему. В качестве примера можно привести песню «Между серыми камнями», ставшую гимном терского казачества. Песенный фольклор Терека в целом несет на себе сильной отпечаток своеобразного казачьего образа жизни. В ней отражаются события, происходящие с человеком, или народом, а на события приграничный Терский край был всегда богат. А потому богат этот край и песнями. Невозможно представить казачество без песен. Как отмечала в своих работах преподаватель Чечено-Ингушского университета, литературовед и фольклорист Е.М.Белецкая -- древнейшие домонгольского периода былины сохранялись только на Русском Севере и у терских и гребенских казаков. [1]. Сразу следует оговорить, что речь в статье идет и о терских и о гребенских казаках без разделения, так как и в имеющийся исторической литературе часто идет подмена или смешивание понятий, а фольклор у этих групп казаков во многом схож.

Все фольклористы отмечают своеобразие и уникальность, даже в сравнении с Доном и Кубанью, терской песенной традиции, так же берущей начало в древнейших русских фольклорных пластах.

Любое произведение фольклора -- сказка, песня, былина -- живет в конкретных местных формах. Например, классические былины, составляющие гордость русского национального искусства, представлены главным образом северорусскими вариантами. Говорить о них как об общерусских можно и нужно в том смысле, что они в наиболее полной и совершенной форме дают тип русского народного героического эпоса. О многих народных песнях можно говорить как общерусских, поскольку они распространены повсеместно, их знают в самых различных областях. Но при этом в каждой области они живут в своих местных вариантах, имеют свою поэтическую и музыкальную специфику. Фольклор есть сложное диалектическое единство общенационального и местного. Местные варианты, стили, традиции -- это специфическая форма выражения общенационального в фольклоре. Кроме того, существуют действительно местные песни, которые по разным причинам не получают более широкого распространения. Вопрос о специфике местного фольклора поэтому весьма интересен, но и сложен. Это в полной мере относится к песенному фольклору Терека. Имеется большое количество терских вариантов «общерусских» песен. Не вызывает сомнения, что песенный фольклор Терека в целом несет на себе сильнейший отпечаток традиционного, складывавшегося многими десятилетиями, во многом своеобразного казачьего образа жизни -- способов хозяйствования, бытовых основ, социальных и семейных взаимоотношений, общего характера культуры [2; С.8-9].

Понимание того, что песни это культурная ценность приходит в Х1Х веке. Впервые терские казачьи песни стали известны русскому обществу в середине XIX века. Заканчивалась тяжелая кавказская война. В жизни казачества назревали большие перемены, но станицы жили еще недавним прошлым; в быту, в социальных и семейных отношениях было немало патриархального. Это состояние превосходно отразил в своей повести «Казаки» Л.Н. Толстой, который был и первым собирателем терского фольклора. В пореформенный период и, главным образом, в конце ХIХ - начале ХХ века, в роли исследователей выступают военные и гражданские служащие, учителя, хорошо знакомые с жизнью и бытом казаков Терского левобережья. Они ставят и пытаются решить вопросы о времени их появления в крае, особенностях управления, хозяйственных занятий, религиозных верований и другого. Важнейшей заслугой дореволюционной историографии следует признать создание первых обобщающих трудов.

В конце XIX -- начале XX века на Тереке, собирателям удалось зафиксировать значительную часть классического песенного репертуара, в частности, записать превосходные образцы казачьей былины и сделать массу записей исторических песен. В этот период был издан целый ряд работ о казачьих песнях [3].

По инициативе бывшего члена войскового хозяйственного правления, и наказного атамана Терского казачьего войска С.И. Писарева Терский сборник на 1891 год опубликовал песни терских казаков, собранные в восьмидесятые годы Х1Х века “из уст самих казаков”, учителями местных станичных училищ: Борисовым, Баскаковым, Яицким, Требужиным и другими. Публиковались они и в последующих сборниках.[4]

Фольклорные экспедиции фиксируют живой репертуар, отражают динамику живого процесса, возрождают память об известных певцах и знакомят с новыми. Необходимость в такого рода экспедициях «по следам прежних собирателей» возникает всякий раз, когда проходит определенное время и главное -- когда изменяются исторические и культурно-бытовые условия самой жизни.

После Октябрьской революции в изучении региона наступил длительный перерыв. Это было связано, прежде всего, с тем, что в административном отношении Терско-Кумское междуречье оказалось разделенным между автономными республиками Северного Кавказа. Ситуация изменилась с созданием Грозненской области в 1944 году. В послевоенный период кафедра литературы Грозненского пединститута и редакция газеты "Грозненский рабочий" организовали фольклорную экспедицию в гребенские станицы. Результатом стал выход в 1946 году сборника «Песни гребенских казаков». В дальнейшем исследователи, главным образом фольклористы и литературоведы, внесли большой вклад в изучение духовной культуры казаков. Эстафета была продолжена историками.

Таким образом, спустя несколько десятилетий, после довольно значительного перерыва, и главное -- после пережитых казачеством величайших социально-исторических сдвигов, экспедиция фольклористов направилась в казачьи станицы Терека летом 1945 года, после окончания Великой Отечественной войны.

Экспедиция 1945 года собрала значительный материал, освещающий состояние казачьей фольклорной традиции на рубеже исторических эпох. Годы революции, гражданской войны, социалистического строительства, Великой Отечественной войны произвели в жизни, сознании, культуре казачества, а вместе с тем -- в структуре их фольклора значительные перемены. В то же время классическое фольклорное наследие обнаружило свою жизненность, оказалось близким и нужным казачеству на всех этапах его истории. В нем поэтически закрепилась память о героическом прошлом, в нем широко и полно отразился духовный мир людей труда, светлые и драматические стороны их быта. [2; С.6.]

Русская песня -- один из ценнейших элементов русской национальной культуры, а терские казаки и казачки, сберегшие ее, тем самым внесли свой вклад в сохранение богатства культуры нашей страны.

Вторичное «открытие» казачьей песни в послевоенные годы явилось событием немалого значения. Не случайно газета «Грозненский рабочий» подробно освещала результаты работы экспедиции, а сборник ее материалов увидел свет уже на следующий год. Всесоюзный дом народного творчества пригласил певцов из с. Старые Щедрины -- Никиту Михайловича Литвина, Наталью Георгиевну Бадину и Матрену Григорьевну Павлову -- в Москву, где они с успехом выступали на эстраде, в консерватории. На обратном пути они выступили перед жителями Грозного, в том числе в музыкальном училище и в пединституте.

К сожалению, в 40-е годы научным экспедициям удалось сделать очень немногое для того, чтобы зафиксировать музыкальную сторону казачьих песен. Магнитофонов тогда еще не было. Специальная бригада записала песни на мягкие пластинки, но они не были размножены и остались в архивах. В сборниках, вышедших в 1946 и 1948 годах, нот не было. Это было значительным упущением, так как в музыкальном отношении терские песни исключительно интересны и богаты, казачье многоголосие с его разновидностями по отдельным районам представляет собой особенное явление.

Тем не менее, экспедиции 40-х годов сыграли большую роль в сборе и классификации песен терских, гребенских казаков. Особо следует выделить деятельность доктора филологических наук Б.Н. Путилова, именно он был организатором вдохновителем сбора казачьих песен в послевоенные годы, им были подготовлены и изданы уже упоминавшиеся выше сборники песен и статьи [5]. Им также была защищена диссертация «Исторические песни XVI-ХIХ вв. на Тереке». Также следует отметить статьи литературоведа, кандидата филологических наук Б.С. Виноградова и В.Г. Чеботаревой.[6]

Следующим этапом изучения песенного творчества казаков стало издание сборника «Песни Терека» [7], в котором были опубликованы песни гребенских и сунженских казаков, и хотя в оглавлении не называется «терское» казачество, тем не менее, большая часть песен, входящих в этот сборник бытовала среди собственно терских казаков, что еще раз говорит об их общности. Сборник был опубликован в г. Грозном в 1974 году, под грифом Чечено-Ингушского научно-исследовательского института истории, языка и литературы, ответственным редактором сборника был вышеупомянутый Б.Н. Путилов, на тот момент уже работавший в г. Ленинграде, им же была подготовлена вступительная статья, повествующая о сборе песен в послевоенный период. Сборник «Песни Терека» являлся результатом многолетней собирательской работы Ю.Г. Агаджанова, плодом длительных наблюдений за жизнью фольклора в терских станицах. Сборник включает в себя 199 песен, подробные примечания и ноты нескольких песен. Песни были записаны циклами: песни каледарных обрядов, свадебные песни, исторические, лирические песни, песни советского времени. Часть песен была перепечатана из Записок Терского общества любителей казачьей старины, Сборника материалов для описания местностей и племен Кавказа, которые были изданы в конце Х1Х - начале ХХ века, и которые упомянуты нами выше, они уже не были доступны широкому читателю и поэтому их перепечатка была весьма уместна. Большая же часть песен была собрана Ю.Г. Агаджановым, тщательному обследованию подверглись два притеречных района ЧИАССР: Шелковской и Сунженский. Работа эта выполнялась в соответствии с планом работы Чечено-Ингушского научно-исследовательского института истории, языка и литературы.

Собирая фольклор в этих двух районах, исследователь поставил перед собой задачу -- сравнить, сопоставить их песенный репертуар с тем, чтобы определить общее и особенное, отличительное. Изучение фольклора проводилось экспедиционным способом. Сплошная запись была произведена в станицах Старые Щедрины, Гребенская, Старогладковская, Червленная, Шелковская, Орджоникидзевская, Троицкая, Серноводская, Ассиновская и Карабулакская. Кроме того, были проведены экспедиционные разведки в станицы соседних районов -- Кизлярского и Наурского.

Ю.Г. Агаджанов отмечает, что, «собирая песни, подолгу работая в станицах, мы воочию убеждались в глубокой заинтересованности местного населения в нашем деле. Всюду мы встречали радушие и гостеприимство. Как и у всякого фольклориста-собирателя, у меня было много добровольных помощников, самоотверженности и бескорыстию которых не раз приходилось удивляться» [7; C.11]. Исследования, проведенные в 70-е годы ХХ века выявили связь песенного фольклора Терека с политической историей, с событиями, которые имели свое влияние на судьбу этого края.

В Кизлярском и Тарумовских райнах ДАССР примерно в эти же годы (1964-1969 г.) также были проведены фольклорные экспедиции, в ходе которых было записано 1390 текстов. Экспедициями 1964-1966 гг. руководил В.Д. Лебедев, а затем научный сотрудник Института истории, языка и литературы Даг. ФАН СССР (с 1991 г. Институт языка, литературы и искусств ДНЦ РАН) Валерий Сергеевич Кирюхин. На основе собранных материалов в 1975 году был издан сборник песен «Русская песня в Дагестане»[8], ответственным редактором которой также был Б.Н. Путилов. В этот сборник вошло 349 текстов песен, правда в него и вошли и песни рыбаков Астрахани. Песни были записаны в следующих населенных пунктах Дагестана: х. Аверьяновский, ст. Александрия, ст. Александра Невская, с. Бабаюрт, п. Бирюзяк, с. Большая Арешевка, х. Б. Бредихин, Богатыревка, с. Брянск, с. Каякент, х. Калиновский, г. Кизляр, п. Коктюбей, с. Кардоновка, с. Кочубей, с. Кохановка, п. Крайновка, с. Малая Арешевка,с. Малый Бредихин, с. Некрасовка, с. Ново-Георгиевка, х. Новониколаевский, х. Новый Бирюзяк, с. Покровское, с. Раздолье, п. Старый Терек, с. Таловка, с. Тарумовка, с. Тушиловка, с. Татаюрт, п. Чаканный, с. Черняевка, п. Чечень, с. Юрковка. В.С. Кирюхин также делит песни на циклы: любовные, семейно-бытовые, шуточные, плясовые, свадебные, календарно-аграрные, духовные, исторические песни.

В.С. Кирюхин за период своей работы не раз еще приезжал с фольклорными экспедициями в вышеуказанные районы, им подготовлено большое число сборников песен и частушек, отражающие различные периоды истории нашей страны во всем и разнообразии и их отражение в русском, и в первую очередь казацком фольклоре.[9]

И если в 80-е годы ХХ века изучение казачьего фольклора продолжалось: на летних каникулах студенты филологических факультетов ВУЗов Чечни и Дагестана собирали тексты казацких песен, частушек, сказаний и пр., в качестве учебных заданий, то в 90-е годы в связи с осложнением экономической и политической ситуации в регионе, оттоком русского населения из Наурского, Сунженского, Шелковского, Кизлярского, Тарумовского, Хасавюртовского районов эта деятельность была практически прекращена. На сегодняшний момент, на наш взгляд, важно сохранить имеющиеся данные и популяризировать их.

Литература:

[1]. Сошин Ю. Предисловие// Михаил Караулов. Терское казачество. -- М.:"Вече", 2007.

[2]. Путилов Б.Н. Предисловие//Песни Терека. Грозный, 1974.

[3] Гранадчиков П. Сборник сунженских военных песен. СПб., 1876; Бутова Е. Песни поющиеся в станице Бороздинской // Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа (Далее - СМОМПК). Вып. 15. - Тифлис, 1893; Бутова Е. Песни поющиеся в станице Ищерской // СМОМПК. Вып. 15.- Тифлис, 1893.; Пятирублев В. Песни поющиеся в станице Наурской // СМОМПК. Вып. 15.- Тифлис, 1893.; Стефановский П.Ф. О песнях терского казачества. 1891; Панкратов Ф. Гребенцы в песнях. Владикавказ, 1895; Караулов М.А. Терское казачество в прошлом и настоящем. (Памятка терского казака). Владикавказ, 1912; Записки Терского общества любителей старины. Владикавказ, 1914.

[4]. Терский сборник. Приложение к Терскому календарю на 1891 год. Вып. 1. Под ред. Стефановского П. Владикавказ, 1890. Терский сборник. Приложение к Терскому календарю на 1898 год. Вып. 4. Владикавказ, 1897.

[5].Песни гребенских казаков (Публикация текстов, вступительная статья и комментарии Б.Н.Путилова). / Под ред. Н.И. Пруцкова. - Грозный, 1946; Путилов Б.Н. Исторические песни на Тереке. / Под ред. Б.Н. Двинянинова. Грозный, 1948; Путилов Б.Н. Кавказская война в песнях терского казачества. // Известия Грозненского областного краеведческого музея. Вып.5. - Грозный: Грозн. кн. изд-во, 1953;

[6]. Виноградов Б.С. Повесть Л.Н.Толстого "Казаки" и народное творчество гребенского казачества // Известия Грозненского областного научно-исследовательского института и музея краеведения. Вып.2-3. - Грозный: Грозн. кн. изд-во, 1950.

[7]. Песни Терека: Песни гребенских и сунженских казаков. (Публикация текстов, вступительная статья и примечания Ю.Г. Агаджанова)/ Под ред. Б.Н.Путилова.Грозный,1974.

[8].Русская песня в Дагестане (В записях 1964-69 гг.). (Публикация, вступительная статья и комментарии В.С. Кирюхина). / Под ред. Б.Н.Путилова. Махачкала, 1975.

[9]. Русская народная проза Дона и Северного Кавказа о гражданской войне и социалистическом строительстве. (Публикация, вступительная статья и комментарии В.С. Кирюхина). Махачкала, 1991; Русский фольклор о Великой Отечественной войне на Северном Кавказе. (Публикация, вступительная статья и комментарии В.С. Кирюхина). Махачкала, 1995; Кирюхин В.С. Отражение современной истории, этнических связей и национальных отношений в русском фольклоре на Северном Кавказе, а также на Дону, Прикаспии, Яике во взаимодействии. Саратов, 2000; Русский фольклор на Северном Кавказе, периода демократических преобразований общества. (Публикация, вступительная статья и комментарии В.С. Кирюхина).Саратов,2005; Современные русские частушки Северного Кавказа. (Публикация, вступительная статья и комментарии В.С.Кирюхина). Саратов, 2007.

В.П. Ермаков, Ю.Ю. Клычников

(г. Пятигорск)

«Я пожалую вас,

Гребенские казаченьки,

Вой, быстрым Тереком

Со протоками…»

КАЗАЧИЙ ФОЛЬКЛОР О РАННЕМ ЭТАПЕ СБЛИЖЕНИЯ НАРОДОВ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА С МОСКОВСКИМ ЦАРСТВОМ

В результате организованного Иваном IV в 1552 г. похода против Казанского ханства, оно было разгромлено и присоединено к Московскому царству. Через четыре года настал черед Астраханского ханства, с ликвидацией которого Волга полностью перешла под контроль Российского государства [17, 508]. Это давало возможность напрямую установить связь с политическими объединениями Северного Кавказа, заинтересованными в покровительстве могущественного северного соседа, контакты с которым не прерывались даже в тяжелейшие годы золотоордынского ига [12, 55-58; 14, 163-164; 6].

Еще в ноябре 1552 г. в Москву прибыли послы от западноадыгских племен, среди которых были бесленеевский князь Маашук Кануков, абазинский Татарук Езбозлуев, жанеевский Сибок Кансауков, с просьбой защитить их от крымских татар [1, 39].

В Никоновской летописи об этом событии говорилось следующее: «Того же месяца приехали к государю царю и великому князю черкасские государи князи Машук-князь да князь Иван Езбозлуков да Танашук-князь бити челом, чтобы их государь пожаловал, вступился в них, а их с землями взял к себе в холопи, а от крымского царя оборонил» [11, 3].

Это предложение вызвало живой интерес у российских властей, видевших всю выгоду совместной борьбы с крымцами, от которых страдали и окраины русского государства. В 1553 г. черкесские князья в составе войск Ивана IV ходили в поход на южные окраины России, но, узнав о нашествии крымцев на «землю Черкасскую», просили царя отпустить их обратно, а перед отъездом еще раз подтвердили свою готовность верно служить русскому государю [12, 69]. Как отмечал летописец, «крест государю целовали на том, что им со всею землею Черкасскою служити государю до своего живота: куды их государь пошлет на службу, туды им ходити» [11, 3].

За верность своему новому покровителю черкесы заплатили дорогую цену. В поздравлении польского короля Сигизмунда-Августа крымскому хану Девлет-Гирею говорилось, что «з великим войском вашим тягнули есте из замку цесаря турецкого Озова до земли пятигорских черкас на княже Албуздуя, которий лихий умысл на паньство ваше взял был, змовившися с княжем великим московским, и вы его землю за то воевали, а с помочью божею и самого его достали есте, и жону и з детьми, и теперь у везенью своем маете» [11, 6]. На следующий год крымцы вновь повторили свой поход на черкесов, сея смерть и разрушения [13, 203].

Для сбора дополнительной информации на Кавказ был отправлен посол Андрей Щепотьев. Он должен был на месте разобраться в ситуации и при подтверждении приверженности местных владельцев обещанию стать подданными русского государя принять их присягу. Возвратившись в августе 1555 г. В Москву, А Щепотьев привез известие о подданстве черкесов «всей землей» [7, 22]. По мнению Е.Н. Кушевой, речь в данном случае шла о том, что «в принесении присяги участвовали не только князья и уздени, но и народ, крестьяне-общинники» [13, 204]. Это позволяет говорить о наличии предпосылок для складывания долгосрочного стратегического объединения, отвечавшего задачам превращения Московского царства в ключевую силу для народов важного приграничного региона.

Вместе с А. Щепотьевым прибыла и представительная делегация, состоящая из 150 человек во главе с князем Сибоком. Он бил челом великому государю и предлагал организовать совместный поход против турок. Но Иван IV, не желая ссориться с могущественной державой, в этой просьбе отказал, хотя и заявил, что в борьбе с крымскими татарами готов их защищать и поддерживать [16, 14].

Царь в 1555 г. поспешил уведомить сопредельные государства о своих новых подданных, для чего отправил в Литву Савлука Турпева. Это свидетельствует о том немаловажном значении, которое Иван IV придавал установлению прочных связей с черкесами. Для оказания им реальной поддержки летом 1555 г. царь послал боярина И. В. Шереметева с войском против крымских владений, что должно было сорвать татарский поход на пятигорских черкас [13, 207-208]. В 1556 г. набег крымцев не состоялся благодаря действиям отряда Дьяка Ржевского [13, 208-209].

В декабре 1556 г. в Москве стало известно об успехах черкесов в борьбе с крымским ханством. Сообщалось, что «черкасы пятигорские взяли два города, Темрюк да Томан, а приходил черкасской Таздруй-князь да Сибок-князь с братьею, которые были у царя и великого князя» [11, 4].

Летом следующего 1557 г. «приехали князи черкаскые служити государю и о устрое бити челом в прокы собе, Машук-князь Кануков да Себок-князь Кансауков... И царь и государь их пожаловал и устроил их» [11, 5].

Союз с западными адыгами продлился до 1560 г., когда под воздействием польской дипломатии и расчета получить большие выгоды от сближения с Турцией, феодалы Западной Черкесии прервали связи с Россией. Сказалось, видимо, и сближение Москвы с политическим конкурентом западноадыгских владельцев - кабардинским старшим князем Темрюком [12, 71, 75-76; 5, 70].

Знаменательным в русско-кабардинских отношениях стал 1557 г., когда в Москву от его имени приехало посольство, выразившее готовность служить Ивану Грозному верой и правдой. Очевидно, зная о том, что Темрюк пользуется несомненным авторитетом среди соплеменников, со стороны русского правительства к нему был проявлен значительный интерес [1, 35-36]. Принято считать, что в состав посольства Темрюка входили и представители от гребенского казачества [10, 145].

Вопрос о появлении первых локальных групп казаков на Тереке уже давно обсуждается в исторической науке. Чаще всего звучат предположения о том, что казаки приходили на Терек сразу из многих мест, преимущественно с Дона и Волги. Пути их передвижения были различны, через Маныч и Куму, по Волге и Каспийскому морю и происходило это примерно в середине XVI столетия [15]. В настоящее время существует достаточно аргументированная «новгородская» или средне-севернорусская версия происхождения этнического ядра гребенских казаков. Новгородские ушкуйники еще в XIV в. доплывали до Астрахани и почти наверняка знали дорогу на Терек [4]. Они-то и подготовили массовое переселение славянского компонента в регион [2, 34-39].

На новых местах казаки облюбовали себе территорию на восточных и северных склонах и подножьях Терского хребта, заселив пространство между правым берегом Терека и нижней Сунжей [3; 8, 178-227]. Тогда эти земли назывались Гребнями, а отсюда и возник этноним - гребенские казаки или гребенцы.

Эти места были выбраны первопоселенцами не случайно. Здесь они легко могли скрыться в случае угрозы их вольности от любого неприятеля. Климат позволял заниматься земледелием и скотоводством, в лесах в изобилии водилась дичь, а реки давали рыбу. Кроме того, Терек обеспечивал сообщение с Каспийским морем, с Астраханью и Волгой. Через Куму и Маныч шла проторенная дорога на Дон.

Подмечено, что «информацию о местах первоначального проживания гребенцов одни исследователи просто сообщали, другие - выбирали что-то одно, третьи - пытались расширить ареал обитания.

Если суммировать сведения из преданий, то мы получим чрезвычайно большой регион (предгорные и горные районы нынешних Северной Осетии, Ингушетии, Чечни, Дагестана). Однако, во второй половине XVI в. (к этому времени относятся первые упоминания письменных источников о казаках в Притеречье) эта территория не пустовала, а с той или иной степенью полноты была заселена горскими народами. С другой стороны известно о немногочисленности ранних казачьих социоров, которые просто не могли прочно освоить указанный регион. Но все становится на свои места, если учесть указания источников о «кочующих» в гребнях казаках. …Он… является показателем большой мобильности казачьих групп, ориентирующихся в тот период, согласно преданиям, на присваивающиеся отрасли хозяйства (охоту, рыболовство). При таком образе жизни казачьи поселения просто не могли оставить сколько-нибудь заметного «культурного слоя» и призывы археологически изучать гребенцов, раздававшиеся как в дореволюционной, так и в советский периоды так и останутся, по-видимому, благими пожеланиями, тем более что материальная культура горцев и казаков трудноразличимы» [2, 41-42].

Казаки занимали пустующие земли, а потому повода для конфликтов с горскими народами у них не было. Более того, борьба с общей внешней угрозой способствовала объединению усилий казаков с местными народами для противостояния враждебному окружению. Видится закономерным тот факт, что казаки также приняли участие в переговорах с московским государем.

В гребенской песне «Не из тучушки ветерочки они дуют» поется о встрече казаков с Иваном Грозным. Они обращаются к нему с речью и напоминают, что раньше «царь-надежа» дарил жалованье своим верным слугам. Нынче же «ничем ты нас, гребенских казаченьков, не пожалуешь», а все достается только князьям да боярам. После этого царь жалует их рекой Тереком [9, 23].

То, что это событие нашло отражение в самых ранних образцах терско-гребенского фольклора, наглядно свидетельствует о том, какое значение придавали казаки самому факту служения русскому государству. Находясь на неспокойном порубежье, они считали себя защитниками Отечества, верными слугами государя, и это стало доминирующей основой казачьего менталитета в ходе его дальнейшего развития.

Литература

1. Бушуев С.К. Из истории русско-кабардинских отношений / С.К. Бушуев. - Нальчик, 1956.

2. Великая Н.Н. Казаки Восточного Предкавказья в XVIII-XIX вв. / Н.Н. Великая - Ростов-на-Дону, 2001.

3. Виноградов В.Б. О месте первоначального расселения гребенских казаков / В.Б. Виногорадов, Т.С. Магомадова // Советская этнография. - 1973. - №3.

4. Виноградов В.Б. О ранних этапах формирования терско-гребенского казачества / В.Б. Виноградов, Е.И. Нарожный // Первая общероссийская научно-практическая конференция «Казачество как фактор исторического развития России». - СПб., 1999.

5. Виноградов В.Б. Кабардинцы и вайнахи на берегах Сунжи (черты взаимной истории XVI - середины XVIII в.) / Под ред. Н.Н. Великой. / В.Б. Виноградов, С.Д. Шаова (Кайтмесова). - Армавир-Майкоп, 2003.

6. Голованова С.А. Русско-северокавказские связи IX - первой половины XVI века (историко-археологические исследования по материалам Центрального Предкавказья.) / С.А. Голованова. Автореф. дис. канд. ист. наук. - Ростов-на-Дону, 1993.

7. Документальная история образования многонационального государства Российского. В четырех книгах. Книга первая. Россия и Северный Кавказ в XVI-XIX веках. / Под ред. Г.Л. Бондаревского, Г.Н. Колбая. - М., 1998.

8. Заседателева Л.Б. Терские казаки / Л.Б. Заседателева. - М., 1974.

9. Исторические песни на Тереке / Подгот. текстов, статья и примеч. Б.Н. Путилова. - Грозный, 1948. - №1.

10. История Дона и Северного Кавказа с древнейших времен до 1917 года. - Ростов н/Д, 2001.

11. Кабардино-русские отношения в XVI-XVIII вв. Документы и материалы в 2-х томах. - М., 1957. - T.I.

12. Карданов Ч.Э. У истоков дружбы / Ч.Э. Карданов. - Нальчик, 1982.

13. Кушева Е.П. Народы Северного Кавказа и их связь с Россией (вторая половина XVI - 30-е годы XVII века) / Е.П. Кушева. - М., 1963.

14. Мамаев Х.М. Освещение русско-северокавказских связей XIII-XV вв. в отечественной исторической литературе / Х.М. Мамаев, С.А. Голованова // Вопросы истории исторической науки Северного Кавказа и Дона. Материалы Всероссийской научной конференции. - Грозный, 1985. - Вып.3.

15. Ржевусский А. Терцы / А. Ржевусский. - Владикавказ, 1883.

16. Смирнов Н.А. Кабардинский вопрос в русско-турецких отношениях XVI-XVIII вв. / Н.А. Смирнов. - Нальчик, 1948.

17. Тихомиров М.Н. Россия в XVI столетии. - М., 1962.

Гарунова Н.Н

( г. Кизляр).

ОСОБЕННОСТИ ФОРМИРОВАНИЯ ФОЛЬКЛОРА НИЖНЕТЕРСКОГО КАЗАЧЕСТВА В XVIII-XIX ВВ.

Самобытным, живым памятником истории и культуры Нижнетерского казачества является народный фольклор, песни, сказания. Наиболее ярко отражается процесс исторического самосознания роли казачества именно в их песнях. Любили песню в казачьих станицах. Были хоры мужские и женские, стариков и молодежи. Песни военно-маршевые, бытовые и промысловые считались мужскими, песни любовные, шуточные, плясовые - женскими. Ядром терской исторической песни являлась песня гребенская, оказавшая большое влияние на поэзию других казачьих групп. На Тереке не только создавались свои произведения, сюда постоянно попадали песни с Дона, Волги, Урала Новые песни приносили солдаты, приносили их из России и сами терцы, которым приходилось бывать в многочисленных походах. В результате на Тереке сложился богатый и разнообразный репертуар исторической песни, насчитывающий до 150 сюжетов, что, конечно, не исчерпывает существовавшего репертуара[1]

Богатейший фольклор у казаков терско-гребенских станиц. В нем отразились и дела давно минувших лет, преданья старины глубокой, замечательные былины, которые в XVIII-XIX вв. были распространены среди народных сказителей, казаков-старообрядцев. И, как отмечают исследователи, Лермонтов, создавая свою Песню о купце Калашникове, использовал темы и сюжеты этих былин. Л.Семенов установил, что мотив любви Кирибеевича к жене Калашникова имеет некоторую аналогию в былине терских казаков о князе Владимире и Настасье Микулишне, а описание пира сходно с описанием в былине гребенских казаков о Ставре-Лавре Тимофеевиче (ее записал М.Карпинский).[2]

Но былины, этот героический эпос, в котором народ представляет и героев и свою историю как нечто идеальное и недостижимое, как славное прошлое, - не самый распространенный жанр в творчестве казаков. Ведущую роль играют исторические и военно-бытовые лирические песни. В рассматриваемый период эти жанры получают особенное распространение и развитие. В песнях казаки чаще воспевали не прошлое, а осмысливали живой исторический процесс, участниками которого они сами и являлись. Казачья песня XVIII-XIX вв., и в частности казаков Терека, - это не только отражение народной истории, но и свидетельство развитой самобытной культуры, не потерявшей значения и популярности вплоть до нашего времени. Песни казаков с тех времен любимы всеми, даже не смотря на процессы расказачивания и противоречивого отношению к казачеству в XX в[3]

Если ранние циклы исторических песен - об Иване Грозном и Ермаке (кстати, Б. Путилов в названном сборнике приводит одну из песен Ермак зовет казаков в Кизляр - еще одно подтверждение, что Кизлярское поселение существовало в XVI веке), то более современные к рассматриваемому периоду - это песни Разинского цикла (из них, к примеру, известная всем Мне малым мало спалось о тяжелом сне Разина), песни петровской эпохи (более ни о ком из царей казачество не сложило столько песен, как о Петре I) и песни, посвященные войнам с турками и Кавказской войне. Терские песни не романтизируют войны, в них безыскусственно и правдиво передаются и тяжести, и жестокие потери, и состояние человека на войне. Это вовсе не Гром победы раздавайся, веселись, храбрый росс!. Казачья традиция воспевания военных подвигов более близка стилю и духу Слово о полку Игореве; казачьи песни всегда задушевны, несут в себе и горечь, и печаль, и острый юмор, и жизненную силу, внутренний оптимизм. [4]

Кизляр в XVIII - первой половине XIX века - важный культурный и духовный центр для народов Северо-Восточного Кавказа. Здесь,в едином экономическом пространстве под мощным воздействием русской культуры в этнически неоднородной среде Кизляра складывались многообразные формы сотрудничества и добрососедства, формировались различные самобытные культуры.

Литература:

1. Гарунова Н.Н.Российские города крепости в контексте политики России на Северо-Восточном Кавказе. Махачкала, 2007.- С. 189

2.Путилов Б.Н. Исторические песни на Тереке. - Грозный, 1948. С. 3.

3. Русские писатели в нашем крае: сборник статей. - Грозный, 1958. С. 46-47.

4.. См.: Русская песня в Дагестане / Сост., вступ. статья и коммент. В.С. Кирюхина. - Махачкала, 1975. С. 4.

Селина О.В.

(г. Махачкала)

СВАДЕБНАЯ ОБРЯДНОСТЬ ТЕРСКИХ КАЗАКОВ

Терское казачество - старейшая группа русского населения Дагестана. Культура этой группы представляет двоякий интерес - как один из вариантов восточнославянской культуры и как культура одной из этнических общностей Северного Кавказа. Однако многие компоненты культуры казачества изучены далеко не достаточно. К ним относится и свадебная обрядность.

Свадебные обряды терского казачества, состав которого отличался еще в ранних периодах формирования терцев определенной этнической пестротой, отразили эту пестроту и многовековые наслоения. Даже в разных районах Терека заметны значительные отличия как в отдельных деталях, так и в составе и порядке свадебного цикла. Так, много общего свадебная обрядность терских казаков имела с великорусской и украинской свадебной обрядностью, но в тоже время выделялась своими своеобразными чертами, развивавшимися и под влиянием специфических условий жизни казачества и местного кавказского населения. Видимо, у первых поселенцев-гребенцов на Тереке свадебные обряды отличались определенной простотой. Акт заключения брака, как и у донских казаков, состоял в объявлении на кругу о желании стать мужем и желанной в знак защиты и покровительства казак прикрывал женщину полом своего кафтана [2; 145].

Выбор невесты... Женились терские казаки с 17-19 лет. Такая ранняя женитьба казаков объяснялась стремлением их семей как можно скорее приобрести даровых работниц, особенно если невеста была на 5-10 лет старше жениха.

О качествах невесты судили, по ее родителям Важно, чтобы она была из порядочной, хозяйственной семьи и приучена к рачительному ведению хозяйства. Прежде выбором невесты полностью занимались родители жениха, но с середины XIX в. главная роль все более и более отводится самому жениху. Парни сами присматривали себе невест, встречаясь с девушками в хороводах, состоящих из 10 - 12 девушек, живущих поблизости - на одной улице или конце станицы. Устраивали хороводы, как правило, по воскресеньям и другим праздничным дням [1;94-98].

Свадьбы у терских казаков как у земледельческих народов, устраивали по большей части осенью и зимой. Эти времена года были особенно традиционны для свадеб у земледельцев, согласованными с сельскохозяйственным календарем, удобны и по чисто экономическим причинам: после напряженных сельскохозяйственных работ и уборки урожая в семьях были и средства и досуг, чтобы справить свадьбу.

Сватовство. Свадьбе предшествовала длительная и сложная процедура сватовства. Обыкновенно в сваты (старосты, ходаты) приглашали кого-либо из наиболее уважаемых и почтенных родственников или родственниц. В свахи не брали только женщину у которой не было детей, так как существовало поверие что и у молодых тогда тоже не будет детей. Подобные свадебные правила и традиции относительно «вредоносной силы» бездетной женщины (особенно) или мужчины хорошо известны у многих кавказских и среднеазиатских (иранских и тюркских) народов. Сваты, как правило, люди расторопные, речистые, находчивые, балагуры и весельчаки. Они шли в дом невесты вечером со специально испеченным но этому случаю пирогом - хлебиной. Процедура сватовства одинакова во всех терских станицах и имеет аналогии с восточнославянским обычаем сватовства на Руси, Украине, Дону, Кубани и др. Порядок сватовства носил чисто обрядовое значение. Сваты под видом странников или купцов, прослышавших о «товаре», входили в дом и заводили иносказательную беседу. Разговоры, которые вел сват, доводы, которыми он старался убедить родителей невесты, зависели, как и везде, в большой мере от его искусства, находчивости, умения побалагурить.

Если жених был совсем не по душе хозяевам дома, то они не предлагали даже сесть, а это уже было знаком отказа. Но если родители невесты и были рады сватам, то они все равно не давали сразу согласия на брак. Обычай требует, чтобы сваты приходили 3 раза. Всякий раз их встречали, сажали за стол, подносили по 3 чарки вина и, ссылаясь на различные причины, говорили, что пока не могут дать ответа. Когда родители невесты, наконец, давали согласие на брак, вечером в их доме собирались родственники. Сваты, получив согласие, шли за женихом, его отцом и матерью. Те несли с собой «хлеб-соль» (узел закуски и бутылку водки). Войдя в дом, женихова родня останавливалась у порога, учтиво здоровалась и кланялась. Мать вводила в комнату дочь, а отец невесты спрашивал сначала парня, потом девушку согласны ли они стать мужем и женой. Этот традиционный обряд, конечно, не выявлял действительного отношения молодых к предстоящему союзу, о котором могла быть уже предварительная договоренность родителей. Невеста скромно отвечала, что из родительской воли не выйдет; жених, хотя и говорил «да», но за этим «да» мог скрываться тот же смысл, что и в словах девушки.

Невесту и жениха отводили в другую комнату на первое свидание, па котором жених дарил невесте сладости. Родители жениха меж тем просили у хозяев разрешения поставить на стол свою «хлеб-соль». Во всех Притеречных станицах родне невесты в период сватовства и свадьбы семья жениха оказывала особый почет и уважение.

Рукобитие. В доме жениха, куда шли на розглядины родители невесты, их сажали в передний угол, рядом устраивались ближайшие родственники. В это время хозяева им прислуживали и усердно потчевали. Здесь же совершался еще один акт обряда - рукобитие: родители брачащихся клали заклад, то есть договаривались, какую неустойку должна будет заплатить в случае расстройства свадьбы виновная сторона (от 40 до 200 рублей). Заклад скреплялся собственно рукобитием: родители жениха и невесты «били по рукам», то есть клали руки на стол, а сверху клали руки и все присутствующие.

После рукобития несколько дней гуляют.

Своды. Обряд сводов и пропоек во многом повторяет сватовство. Здесь присутствуют все родственники жениха и невесты. Значение его - чисто юридическое, желание коллективного свидетельства, серьезности намерений двух больших семейных коллективов оформить и доказать свое родство друг другу.

В дни сводов-пропоек стороны окончательно договаривались об условиях и дне свадьбы, определяли с мельчайшими подробностями весь ее ход, церемониал, оговаривали число приглашенных, расходы, подарки, приданое, ладку, которую делал жених (подвенечное платье и ботинки), то есть решали экономические вопросы свадьбы. Изменение этих условий после сводов не допускалось.

В день сводов на невесту надевали косник - повязку на голову из разноцветных лент; ее невеста носила до самой свадьбы. Своды были, таким образом, своего рода помолвкой, после которой девушка считалась невестой.

От рукобития до свадьбы. Как только проходили пропойки, засватанная девушка официально объявлялась невестой. Теперь у нее часто устраивали вечерки, куда собирались и парни и девушки. На вечерах девушки, занимались рукоделием, помогая невесте доделывать приданое к свадьбе. На подобных вечерках пели разные песни - грустные и веселые, исторические и лирические.

Период между сводами-пропойками и свадьбой - 4 - 6 недель.

Канун свадьбы. За день до свадьбы в домах молодых пекли из пшеничной муки вытушкы (калачи), каравай, лежень и шиши (маленькие круглые хлебцы); разливали вино, затыкая бутылки колосьями пшеницы, ржи, ячменя, овса, проса (чтобы нечистая сила не забралась) и перевязывали их розовыми лентами.

Все эти приготовления назывались «липыть шишки». Собственно шишек пекли очень много, так как их подносили каждому, кого приглашали на свадьбу, и во время одаривания молодых, и в знак благодарности за подарки. Особое значение имело изготовление свадебного каравая. Для этого в доме невесты собирались замужние женщины; старались позвать таких, у которых была дружная хорошая семья и работящий муж. Женщины работали и пели каравайные песни.

Каравай богато украшали шишками из теста (наподобие еловых и сосновых шишек), птичками-жаворонками, солнцем, месяцем; на нем ставили гильце-вильце (ветку дерева или пучок травы, перевязанные красной лентой).

Удачный и красивый каравай предвещал хорошую жизнь молодым. Он считался символом счастья и плодородия в новой семье. Готовый каравай ставили в красный угол, откуда подруги невесты накануне венчания торжественно переносили его в дом жениха.

Девичник. В канун свадьбы у молодых устраивались вечеринки. В доме невесты и в доме жениха собирались подруги, товарищи. Невеста, повязав 2 - 3 подружкам платочками, отправляла их с подарками (кисеты, шитые бисером, платки, рубашки) для жениха и его родни. Жених угощал девушек вином, одаривал платочками и посылал невесте свадебный подарок: платье для венчания, туфли, украшения. Девушки с песнями возвращались назад. Жених между тем просил у родителей совета, кого выбрать дружкой, свахой и прочими свадебными чинами. Дружку назначали из холостых родственников жениха. Обычно это был веселый, разбитной парень.

Утро в день свадьбы. Рано утром мать будила невесту, а она - своих подружек. Все вставали, одевались, завтракали, точнее, завтракали подруги, а невеста их угощала. Если невеста была сиротой, она шла на кладбище «прощаться» с родителями. На кладбище невеста ложилась на могилу и долго плакала, прося у родителей-покойников благословения. После обряда «прощания», или «благословения», все возвращались в станицу.

Часам к 10 утра от жениха к невесте приходила сваха и вместе с девушками под их песни начинала «убирать к венцу». У гребенцев и староверов других станиц невеста надевала алую шелковую, длинную, до самой земли, юбку, алую рубашку с длинными узкими рукавами, отделанными кружевами, черный или синий длинный шелковый кафтан с заковрашами (отворотами на рукавах) и серебряный поясок. Обязательно были серьги (серебряные или золотые), бусы, мониста, чеченские браслеты. Брови и ресницы «сурьмили», лицо белили и румянили специально приготовленными косметическими средствами (казачки были весьма искусны в косметике), волосы подвивали, наводили локоны. Девушки особым способом крепко-накрепко заплетали невесте косу, чтобы свахе, которая должна расплетать косу в церкви перед венчанием, пришлось бы немало повозиться. При этом они пели:

На море утушка там купалась.

На синем серая полоскалась... и т. д.

Невеста разбирала свой косник и давала подружкам по ленте. Когда невеста была убрана, в соседней комнате расстилали войлок и вводили ее на него (обычай ставить и поднимать на войлоке широко известен у степных ираноязычных, тюркских м монгольских народов).

Невеста становилась на войлок и, кланяясь родителям в ноги, просила благословения сначала у отца, потом у матери. Она причитала:

Ох, да ты родимый, ты мой батюшка,

Не прошу я у вас ни злата, ни серебра.

А прошу я у вас от мира благословения.

Ох, благословите вы меня, родимый батюшка,

До божей церкви пойти.

Ох, до божей церкви пойти.

Злат венец надеть [3; 88].

Родители, держа в руках икону, благословляли невесту.

А в это время в доме жениха шли последние приготовления к поездке за невестой. Сходились товарищи-бояре: вместе с дружкой и свахой они составляли свадебный поезд жениха. Жених наряжался в полную парадную казачью форму: брюки-галифе темно-синие с кантами, легкие сапоги, белая рубашка с высоким стоячим воротом, парадный бешмет - тоже с высоким воротом с застежками-крючками до пояса и длинными узкими рукавами. Цвет канта бешмета, башлыка, верха шапки зависел от того, к какому полку принадлежал казак: к Кизляро-Гребенскому - красный, к Терскому - синий и т.д. Поверх бешмета он надевал черную черкеску с газырями, в которые были вложены пустые гильзы - для украшения. Из рукавов черкески, широких с отворотами, выглядывали рукава бешмета. Подпоясав ее наборным кавказским серебряным пояском, жених привешивал посередине на пряжку (рукояткой вправо) кинжал в ножнах, по правому бедру - наган в кобуре или просто пустую кобуру. На черкеску с левой стороны прикалывал красный восковой цветок (костюм жениха, заимствованный у соседних горских народов Северного Кавказа, был и утвержденной военной формой терских казаков).

Приезд жениха. Свадебный кортеж сопровождали песнями, стрельбой в воздух, джигитовкой. Поезд жениха останавливался у ворот дома невесты; ворота были закрыты и тщательно охранялись родственниками и соседями невесты. Начиналась веселая перебранка, пока дружка не покупал ворота (выставлял собравшимся водку). Наконец, поезд жениха въезжал во двор. Жених с товарищами останавливался перед домом, где, как и во время девичника, в который уж раз устраивались веселые пляски - лезгинка, казачок.

Покупка невесты. В дом входили дружка, сваха. Около невесты сидела подсвашка (одна из родственниц невесты) и это место дружке предстояло выкупить для жениха. Справа от невесты сидели 2 - 3 мальчика, каждый из них держал в руках плеть или палку - охранять подступы к невесте. Дружка и сваха просили у родителей позволения выкупить место около невесты. Сваха торговалась с подсвашкой и, сговорившись копейках на 10, они менялись местами.

Когда сговаривались, и дети, получив по серебряной монете, освобождали место около невесты. Дружка в это время вводил жениха и сажал на место, освобожденное детьми. Дружка, не теряя времени, обносил присутствующих вином. Потом родители благословляли детей, все молились, а жених с невестой, взявшись за концы носового платка, выходили из дома, садились в тачанку и отправлялись в церковь. С ними ехали сваха (свашка), подсвашка, дружка, подружки и все остальные.

Священник начинал читать молитву, потом дружкам венцы и они держали их над головами жениха и невесты. Священник спрашивал у молодых, согласны ли они вступить в брак (бывали случаи, когда невеста заявляла о своем несогласии). Молодые 3 раза обменивались кольцами и целовались а потом священник брал невесту и жениха за руки и обводил их трижды вокруг аналоя.

Отвоз приданого. Мать и отец невесты оставались дома. Они выдавали рабочим приданое невесты, все ее вещи, а рабочие торжественно переносили (в конце XIX в. перевозили) их в дом жениха. Приданое невесты: сундук, постель, б - 15 подушек, одеяло, тюфяки, а у гребенцов-старожилов еще обязательно тазик и зеркало (по-видимому, это горское влияние, так как в русской и малорусской свадьбах ни тазика ни зеркала никогда в свадебной обрядности не употребляли; на Кавказе у ингушей, чеченцев, осетин, черкесов в приданое невесты обязательно входили зеркало в оправе, медный таз, медный кувшин для воды и прочая металлическая утварь) [5; 45].

Приезд от венца и свадьба. Жених с невестой возвращались на той же тачанке, бричке, фургоне и т.п. Их сопровождали товарищи жениха верхом на конях и девушки в телегах и тачанках. Парни джигитовали, стреляли в воздух из ружей, девушки пели песни. Родители жениха встречали новобрачных, стоя в дверях своего дома и держа высоко над их головами надрезанный посредине хлеб. Как только жених и невеста переступали порог дома, родители сообща переламывали хлеб - одна половина оставалась в руках матери, другая - в руках отца. Родственники еще во дворе усыпали новобрачных хмелем, мелкими деньгами, конфетами. А мать с отцом после преломления хлеба благословляли жениха и невесту, вели их и сажали в передний угол, подавали легкую «закуску и чай - жених и невеста с утра ничего не ели!» Всем гостям мать невесты повязывала на руку платки, а дружку и сваху крест-накрест через плечо перепоясывала рушниками. На столе без конца меняли закуски. Г. Малявкин писал: «Хотя... мало ели, но перемены были постоянные; таков обычай, иначе, если перемены не будет, то плохая слава может распространиться относительно хозяев. Главное угощение: куры, утки, поросята, мясо; из хлебного - «лепешки», которые также постоянно переменялись, а гости большей частью только вскрывали их и смотрели начинку, которая в каждой перемене бывает иная.

В конце XIX - начале XX в. у терских казаков существовал в общем-то единый тип свадебной обрядности с характерными общеславянскими чертами. Оттенки, различия в порядке свадебного цикла по отдельным станицам, колебавшиеся в пределах увеличения - уменьшения великорусских и малорусских черт, были следствием неодинакового численного соотношения двух этнических компонентов (украинского и русского), составивших терское казачество [4;35-156].

Литература

1. Ризаханова М.Ш. Дагестанские русские XIX нач. ХХ в. Махачкала, 2001.

2. Заседателева Л.Б. Терские казаки (середина XVI - нач. ХХ в.). Историко-этнографические очерки. Изд. Моск.универс. М., 1974.

3. См. Русские: Семейный и общественный быт. М., Наука, 1989.

4. Культура и быт народов Северного Кавказа. М., 1968.

5. Терещенко А. Быт русского народа. Свадьба. СПб, 1948. Ч. 2.

Атаева Л.Н.

(г.Махачкала)

ПЕСЕННАЯ ТРАДИЦИЯ ТЕРСКИХ КАЗАКОВ В ДАГЕСТАНЕ

В Дагестане в силу многих объективных причин сложилась неоднородная многослойная фольклорная культура, которая представляет собой «мозайку» локальных традиций. Среди них, наиболее крупные и яркие фольклорные традиции, которые определяют лицо регионально-народной русской культуры в Дагестане. Это песенный фольклор терских казаков с богатым репертуаром народной лирики и своеобразной манерой исполнения и песни русского населения городов и сел Дагестана.

В XVI в. в Дагестане появились первые поселения терских казаков. Терское казачество, представлено двумя группами: терскими низовыми и гребенскими казаками, и являет собой сложное социальное и этническое образование, в формировании которого приняли участие казачьи группы других регионов (донцы, волжцы), крестьяне из глубинки России, представители различных кавказских народов и другие [1].