Экзистенциолизм

17

Работа по философии на тему:

«Экзистенциализм»

План

1.Бытие как существование человека:

1.1.Категория бытия в философии.

1.2. Человек в поисках смысла своего существования

2.Проблемы свободы  в экзистенциализме.

3.Философия отчаяния

Заключение

Список литературы

1.Бытие как существование человека

1.1.Категория бытия в философии.

Вопрос понимания бытия и соотношение с сознанием определяет решение основного вопроса философии. Для рассмотрения этого вопроса обратимся к истории развития философии.

Бытие является философской категорией, обозначающей реальность, существующую объективно, независимо от сознания, воли и эмоций человека. Проблема трактовки бытия и соотношения его с сознанием стоит в центре философского мировоззрения.

Будучи для человека чем-то внешним, преднайденным, бытие налагает определенные ограничения на его деятельность, заставляет соизмерять с ним свои действия. Вместе с тем бытие является источником и условием всех форм жизнедеятельности человека. Бытие представляет не только рамки, границы деятельности, но и объект творчества человека, постоянно изменяющего бытие, сферу возможностей, которую человек в своей деятельности превращает в действительность.

Истолкование бытия претерпело сложное развитие. Его общей чертой является противоборство материалистического и идеалистического подходов. Первый из них толкует основания бытия как материальные, второй - как идеальные.

1.2. Человек в поисках смысла своего существования

В отличие от животных инстинкты не диктуют человеку, что ему нужно, и в отличие от человека вчерашнего дня, традиции не диктуют сегодняшнему человеку, что ему должно. Не зная ни того, что ему нужно, ни того, что он должен, человек утратил ясное представление о том, чего же он хочет. В итоге он либо хочет того же, чего и другие (конформизм), либо делает то, что другие хотят от него (тоталитаризм).

Смысл должен быть найден, но не может быть создан. Создать можно лишь субъективный смысл, простое ощущение смысла, либо бессмыслицу. Смысл не только должен, но и может быть найден, и в поисках смысла человека направляет его совесть. Одним словом, совесть - это орган смысла. Ее можно определить как способность обнаружить тот единственный и уникальный смысл, который кроется в любой ситуации. Смысл - это всякий раз также и конкретный смысл конкретной ситуации. Это всегда ”требование момента”, которое всегда адресовано конкретному человеку. И как неповторима каждая отдельная ситуация, так же уникален и каждый отдельный человек.

Каждый день и каждый час предлагают новый смысл, и каждого человека ожидает другой смысл. Смысл есть для каждого, и для каждого существует свой особый смысл. Из всего этого вытекает, что смысл должен меняться как от ситуации к ситуации, так и от человека к человеку. Однако смысл вездесущ. Нет такого человека, для которого жизнь не держала бы наготове какое-нибудь дело, и нет такой ситуации, в которой нам бы не была предоставлена жизнью возможность найти смысл.

Человек не только ищет смысл в силу своего стремления к смыслу, но и находит его, а именно тремя путями. Во-первых, он может усмотреть смысл в действии, в создании чего-либо. Во-вторых, он видит смысл в том, чтобы переживать что-то, и, наконец, он видит смысл в том, чтобы кого-то любить. Но даже в безнадежной ситуации, перед которой он беспомощен, он способен видеть смысл.

В жизни не существует ситуаций, которые были бы действительно лишены смысла. Это можно объяснить тем, что представляющиеся нам негативными стороны человеческого существования - в частности, трагическая триада, включающая в себя страдание, вину и смерть, - также могут быть преобразованы в нечто позитивное, в достижение, если подойти к ним с правильной позиции и с адекватной установкой.

Осуществляя смысл, человек реализует сам себя. Осуществляя же смысл, заключенный в страдании, мы реализуем самое человеческое в человеке. Мы обретаем зрелость, мы растем, мы перерастаем самих себя. Именно там, где мы беспомощны и лишены надежды, будучи не в состоянии изменить ситуацию, - именно там мы призваны, ощущаем необходимость измениться самим.

Существует определение, гласящее, что смыслы и ценности - не что иное, как реактивные образования и механизмы защиты. Но являются ли смыслы и ценности столь относительными и субъективными, как полагают? Смысл относителен постольку, поскольку он относится к конкретному человеку, вовлеченному в особую ситуацию. Можно сказать, что смысл меняется, во-первых, от человека к человеку и, во-вторых, - от одного дня к другому, даже от часа к часу. Конечно, предпочтительнее говорить об уникальности, а не об относительности смыслов. Уникальность, однако, - это качество не только ситуации, но и жизни как целого, поскольку жизнь - это вереница уникальных ситуаций. Человек уникален как в сущности, так и в существовании. В предельном анализе никто не может быть заменен - благодаря уникальности каждой человеческой сущности. И жизнь каждого человека уникальна в том, что никто не может повторить ее. Нет такой вещи, как универсальный смысл жизни, есть лишь уникальные смыслы индивидуальных ситуаций. Однако среди них есть и такие, которые имеют нечто общее, и, следовательно, есть смыслы, которые присущи людям определенного общества, и даже более того - смыслы, которые разделяются множеством людей на протяжении истории. Эти смыслы и есть то, что понимается под ценностями. Таким образом, ценности можно определить как универсалии смысла, кристаллизующиеся в типичных ситуациях, с которыми сталкивается общество или даже все человечество.

Обладание ценностями облегчает для человека поиск смысла, по крайней мере в типичных ситуациях, он избавляет от принятия решений. Но, к сожалению, ему приходится расплачиваться за это облегчение, потому что в отличие от уникальных смыслов, пронизывающих уникальные ситуации, может оказаться, что две ценности входят в противоречие друг с другом. А противоречия ценностей отражаются в душе человека в форме ценностных конфликтов.

Впечатление, что две ценности противоречат друг другу, является следствием того, что упускается целое измерение. Что это за измерение? Это иерархический порядок ценностей. По Максу Шеллеру, оценивание имплицитно предполагает предпочтение одной ценности другой. Ранг ценности переживается вместе с самой ценностью. Иными словами, переживание определенной ценности включает переживание того, что она выше какой-то другой. Следовательно, приходим к выводу, что для ценностных конфликтов нет места. Однако переживание иерархического порядка ценностей не избавляет человека от принятия решений.

Влечения толкают человека, ценности - притягивают. Человек всегда волен принять или отвергнуть ценность, которая предлагается ему ситуацией. Это справедливо также относительно иерархического порядка ценностей, которые передаются моральными и этическими традициями и нормами. Они должны пройти проверку совестью человека - если только он не отказывается подчиняться своей совести и не заглушает ее голоса.

Смысл - это то, что имеется в виду человеком, который задает вопрос, или ситуацией, которая тоже подразумевает вопрос, требующий ответа. Конечно, человек свободен в ответе на вопросы, которые задает ему жизнь. Но эту свободу не следует смешивать с произвольностью. Ее нужно понимать с точки зрения ответственности. Человек отвечает за правильность ответа на вопрос, за нахождение истинного смысла ситуации. А смысл - это нечто, что нужно скорее найти, чем придать, скорее обнаружить, чем придумать.

Смыслы не могут даваться произвольно, а должны находиться ответственно. Смысл следует искать при помощи совести. И действительно, совесть руководит человеком в его поиске смысла. Совесть может быть определена как интуитивная способность человека находить смысл ситуации. Кроме того, что совесть интуитивна, она является творческой способностью. Совесть также обладает способностью обнаруживать уникальные смыслы, противоречащие принятым ценностям. Живая, ясная и точная совесть - единственное, что дает человеку возможность сопротивляться эффектам экзистенциального вакуума - конформизму и тоталитаризму.

Среди всех вещей, которыми гордится человек, непревзойденное значение занимает его ум. Именно он позволяет ему знать, что существует такое явление, как смерть, и размышлять о его значении. Животные не могут делать этого; они не осознают и не предвидят, что придет день и они погибнут. Перед животными не стоит проблема смерти или трагедии смерти. Они не спорят о воскресении и вечной жизни. Лишь люди могут спорить об этом, что они и делают. Вывод из такого спора чаще всего заключается в том, что эта жизнь есть всё. Истина относительно смерти освобождает нас и от унизительного страха, и от легковерного оптимизма. Она освобождает нас от лести самим себе и от самообмана. Люди не только могут вынести эту истину, касающуюся смерти,- они могут подняться выше ее, к гораздо более благородным мыслям и действиям, чем те, которые сосредоточиваются вокруг вечного самосохранения.

Мечта людей о личном бессмертии родилась в глубине веков. Она имела и религиозно-пессиместические (когда бессмертными считались только боги), и религиозно-оптимистические формы (когда люди верили в вечную загробную жизнь). Но время шло, и вера иссякла. Человек все чаще отрекался от богов, и вот уже являются сонмы не верующих ни в богов, ни в посмертное вечное блаженство. Они жаждут земных радостей, и можно сказать, что борьба с преждевременными смертями, за долгую и счастливую жизнь (если не для себя, то по крайней мере, для своих потомков) составляет основную цель всего исторического развития человечества.

Знание того, что бессмертие есть иллюзия, освобождает нас от всякого рода озабоченности по поводу смерти. Это знание делает смерть в каком-то смысле неважной, оно освобождает всю нашу энергию и время для осуществления и расширения счастливых возможностей на этой земле. Это знание приносит человеку силу, глубину и зрелость, оно делает возможность простую, понятную и вдохновляющую философию жизни.

От рождения до смерти мы можем жить нашей жизнью, работать ради того, что мы считаем дорогим, и наслаждаться этим. Мы можем придать нашим действиям значительность и наполнить наши дни на земле смыслом и размахом, которых не сможет уничтожить и наш конец - смерть.

2.Проблемы свободы  в экзистенциализме.

Экзистенциализм (от лат. existentia -- существование) -- философское направление середины ХХ в., выдвигающее на первый план абсолютную уникальность человеческого бытия, невыразимую на языке понятий.

Истоки Экзистенциализма содержатся в учении датского мыслителя ХIХ в. Серена Кьеркегора, который ввел понятие экзистенции как осознания внутреннего бытия человека в мире. Поскольку предметное внешнее бытие выражает собой “неподлинное существование”, обретение экзистенции предполагает решающий “экзистенциальный выбор”, посредством которого человек переходит от созерцательно-чувственного бытия, детерминированного внешними факторами среды, к единственному и неповторимому “самому себе”.

Кьеркегор выделил три стадии восхождения личности к подлинному существованию: эстетическую, которой правит ориентация на удовольствие; этическую -- ориентация на долг; религиозную -- ориентация на высшее страдание, отождествляющее человека со Спасителем.

В ХХ в. Экзистенциализм взрос на почве пессимистического взгляда на технический, научный и нравственный прогресс, обернувшийся кошмаром мировых войн и тоталитарных режимов. Война с фашизмом стала эпохой расцвета Экзистенциализма В своей основе Экзистенциализм -- это нонконформизм, призывающий личность делать выбор в сторону истинных человеческих ценностей.

Принято делить Экзистенциализм на религиозный и атеистический. Представители первого и более раннего направления Экзистенциализма -- Мартин Хайдеггер, Карл Ясперс, Габриель Марсель. Представители второго, расцветшего во время второй мировой войны -- Жан-Поль Сартр и Альбер Камю.

Религиозная направленность Экзистенциализма носит не конфессиональный характер, она близка к учению Толстого. Например, Марсель понимает Бога как “абсолютное Ты”, как самого интимного и надежного друга (пользуясь лингвистической терминологией -- ср. модальности, - можно сказать, что Бог Экзистенциализма существует в модальности императива, молитвы, внутреннего диалога).

Основная проблема Экзистенциализма - проблема духовного кризиса, в котором оказывается человек, и того выбора, который он делает, чтобы выйти из этого кризиса. Признаками кризиса могут быть такие понятия, как страх, “экзистенциальная тревога”, тошнота, скука. “Человеку открывается вдруг зияющая бездна бытия, которая раньше была ему неведома, когда он жил спокойно, прозябая в сутолоке повседневных дел. Теперь покоя нет, остался только риск решения, которое не гарантирует успеха”. Это и есть “подлинное существование”, спокойно-трагическое в мире религиозного Экзистенциализма и безнадежнотрагическое в мире атеистического Экзистенциализма.

Жан Поль Сартр (родился 21 июня 1905 года) - французский философ, представитель экзистенциализма (так называемого атеистического его варианта), писатель, драматург и эссеист. Он также был общественным деятелем, участником Французского движения Сопротивления, в послевоенные годы - многочисленных демократических движений и организаций. Явился основателем и директором журнала “Les Temps Modernes” (1945). Образование получил в лицеях Ла-Рошели, кончил высшую нормальную школу в Париже, стажировался во Французском институте в Берлине (1934). Преподавал философию в различных лицеях Франции (1929-39 и 1941-44); с 1944 целиком посвятил себя литературной работе. Известность Сартру принесли роман “Тошнота” (1938) и сборник рассказов “Стена”. Основная философская работа - “Бытие и ничто”. Но популярность Сартр приобрел в послевоенные годы.

Мировоззрение Сартра сложилось под влиянием прежде всего Бергсона, Гуссерля и Хейдеггера. Экзистенциальная философия Сартра обнаруживает себя как одно из современных ответвлений феноменологии Гуссерля, как приложение его метода к “живому сознанию”, к субъективно-деятельной стороне того сознания, с каким конкретный индивид, заброшенный в мир конкретных ситуаций, предпринимает какое-либо действие, вступает в отношение с другими людьми и вещами, стремится к чему-либо, принимает житейские решения, участвует в общественной жизни и так далее. Все акты деятельности рассматриваются Сартром как элементы определенной феноменологичной структуры и расцениваются фактически в зависимости от задач личностного самоосуществления индивида. Сартр рассматривает роль “субъективного” (подлинно-личностного) в процессе человеческой персонализации и исторического творчества. По Сартру, акт специфически человеческой деятельности есть акт обозначения, придания смысла (тем моментам ситуации, в которых проглядывает объективность - “другое”, “данное”). Предметы лишь знаки индивидуальных человеческих значений, смысловых образований человеческой субъективности. Вне этого они - просто данность, сырая материя, пассивные и инертные обстоятельства. Придавая им то или иное индивидуально-человеческое значение, смысл, человек формирует себя в качестве так или иначе очерченной индивидуальности. Внешние предметы - здесь просто повод для “решений”, “выбора”, который должен быть выбором самого себя.

Концепция свободы развертывается у Сартра в теории “проекта”, согласно которой индивид не задан самому себе, а проектирует, “собирает” себя в качестве такового. Поэтому трус, например, ответственен за свою трусость, и “для человека нет алиби”. Экзистенциализм Сартра стремится заставить человека осознать, что он полностью в ответе за самого себя, свое существование и окружающее, ибо исходит из утверждения, что, не будучи чем-то заданным, человек постоянно строит себя посредством своей активной субъективности. Он всегда “впереди, позади себя, никогда - сам”. Отсюда то выражение, которое Сартр дает общему принципу экзистенциализма: “... существование предшествует сущности...” По сути это означает, что всеобщие, общественно-значимые (культурные) объективации, которые выступают как “сущности”, “природа человека”, “всеобщие идеалы”, “ценности” и так далее, являются лишь отложениями, застывшими моментами деятельности, с которыми конкретный субъект никогда не совпадает. “Экзистенция” и есть постоянно живой момент деятельности, взятый в виде внутрииндивидуального состояния, субъективно. В более поздней работе “Критика диалектического разума” Сартр формулирует этот принцип как принцип “несводимости бытия к знанию”. Но экзистенциализм Сартра не находит иной основы, из которой человек мог бы развить себя в качестве подлинно самодеятельного субъекта, кроме абсолютной свободы и внутреннего единства “проектирующего я”. В этом своем возможном развитии личность одинока и лишена опор. Место активной субъективности в мире, ее онтологическую основу Сартр обозначает как “ничто”. По мысли Сартра, “... человек, без всякой опоры и помощи, осужден в каждый момент изобретать человека” и тем самым “человек осужден на свободу”. Но тогда основой подлинности (аутентичности) могут быть только иррациональные силы человеческого подполья, подсказки подсознательного, интуиции, безотчетные душевные порывы и рационально не осмысленные решения, неминуемо приводящие к пессимизму или к агрессивному своеволию индивида: “История любой жизни есть история поражения”. Появляется мотив абсурдности существования: “Абсурдно, что мы рождаемся, и абсурдно, что мы умираем”. Человек, по Сартру, - бесполезная страсть.

Все эти темы своей философии Сартр развивает в виде определенной психологической диалектики жизни индивида в обществе, схемы которой он переводит также и на язык художественного творчества (для экзистенциализма характерно вообще слияние философии с формами искусства). По своему содержанию эта философия очень близка к религиозному переживанию, воспроизводит его морально-психологическую схему и своеобразную логику, но освобожденную от теистического аппарата представлений и ритуалов, от бога. Напряженность атмосферы, царящих в романах и философских трактатах Сартра (как и других экзистенциалистов), часто выглядит как выражение эмоции потери бога в отчужденном мире (нечто вроде религии наоборот), а самое ее содержание легко может быть расшифровано в терминах “греха”, “бренности существования”, “страдания и искупления”, болезненно ощущаемой “вины”, “ответственности” и так далее. Такое сочленение экзистенциализма и религии связано с общими им элементами социального утопизма. Особенно явственными эти элементы стали у Сартра в послевоенные годы. Теория, сформулированная в “Критике диалектического разума”, остается экзистенциалистской. В этой работе Сартр уже включает в “проект” материальную обусловленность человеческой деятельности и пытается, исходя отсюда, дать картину общественно-исторического процесса как целого. Проект обладает структурой практики. Индивид практически “тотализирует” выступающие в поле “проекта” материальные обстоятельства и отношения с другими людьми и сам творит историю - в той же мере, в какой она - его. Строение общественно-исторического процесса должно быть понято и выведено из цельности индивидуального действия, из его логики. Но зависимость индивида в диалектике его проекта от бытия, материальную его обусловленность Сартр понимает как схему отчуждения и продолжает в качестве человеческого рассматривать лишь субъективность индивида и его “отношения внутреннего” с другими людьми. Объективные экономические и социальные структуры выступают в целом как отчужденная надстройка над внутренне-индивидуальными элементами “проекта”. Объективно-материальное как таковое оказывается чуждым, “колдовским”, его элементом, приводящим к иррациональному отклонению всех человеческих намерений и целей. Оно - “античеловеческое”. “...Материальность вещи или института есть радикальное отрицание изобретения или творчества...” и “через социальную материю и материальное отрицание как инертное единство человек конституируется в качестве другого, чем человек”. Таким образом, исторический процесс рассматривается в плане экзистенциалистской антитезы социальных отношений и отношений непосредственно “человеческих”, а объективно-социальное бытие введено в структуру индивидуального проекта в виде мифологической силы. Сумма отношений, складывающихся в этой области, очерченной взаимодействием и борьбой между “человеческим” и “античеловеческим” внутри проекта, и является, по Сартру, источником исторических судеб людей, скрытым двигателем истории. Но это скорее движение судьбы.

Сартр завершил курс философии в 1929, когда разразился мировой экономический кризис. Он был степендиатом Французского института в Берлине в 1934, когда гитлеризм угрожал миру разрушением всех человеческих ценностей. Во французской университетской культуре тогда господствовал абстрактный идеализм Брюнсвика.

Миропонимание Сартра сформировалось в мире, зашедшем в тупик, абсурдном, где все традиционные ценности рухнули. Первый акт философа должен был, следовательно, быть отрицанием, отказом, чтобы выбраться из этого хаотического мира без порядка, без цели. Отстраниться от мира, отвергнуть его - это и есть в человеке специфически человеческое: свобода. Сознание - это именно то, что не увязает “в себе”, это противоположность “в себе”, дыра в бытии, отсутствие, ничто. Это сознание свободы человека есть в то же время сознание одиночества человечества и его ответственности: ничто в “Бытии” не обеспечивает и не гарантирует ценности и возможности успеха действия. Существование - это именно переживаемый опыт субъективности и трансцендентности, свободы и ответственности. Воспроизводя формулу Достоевского “Если бога нет, все позволено”, Сартр добавляет: “Это отправная точка экзистенциализма”. Этот способ восприятия мира, подкрепленный у Сартра изучением Кьеркегора, Хейдеггера и Гуссерля, нашел выражение прежде всего в его психологических этюдах и романах. Он изучает прежде всего воображение, в котором открывается существенный акт сознания: суть его в том, чтобы отстраниться от данного мира “в себе” и оказаться в присутствии того, что отсутствует. “Акт воображения - магический акт: это колдовство, заставляющее появиться вещь, которая желательна”.

Романы Сартра переводят тот же опыт в план морали или политики: в “Тошноте” Сартр показывает, что мир не имеет смысла, “Я” не имеет цели. Через акт сознания и выбора “Я” придает миру значение и ценность. Докторская диссертация Сартра “Бытие и ничто” - изложение в философской форме пережитого опыта. Отправляясь от основной идеи экзистенциализма - существование предшествует сущности, - Сартр пытается избежать одновременно и материализма, и идеализма. Идеализма потому, что он предстает перед ним только в гегелианской форме: “Действительность измеряется сознанием” и потому, что, следуя в этом Гуссерлю, он утверждает, что сознание есть всегда сознание чего-либо (какой-либо вещи). Материализма - потому, что, по его мнению, бытие не порождает сознание, “для себя” не может быть порождением “в себе”.

В действительности концепция Сартра является эклектичной: он дает в качестве отправного пункта некое “в себе”, о котором мы ничего не знаем, кроме того, что оно “нацеленное” сознанием и является его основой. Но если сознание есть цель, то как оно могло родиться, поскольку в себе, по исходному определению, ничего не происходит.

Это противоречие Сартр никогда не мог преодолеть, хотя не оставлял попытки это сделать. Причина этого в том, что его отправная точка глубоко индивидуалистическая. Сартр остается пленником экзистенциалистской, субъективистской настроенности. По причине своих исходных постулатов Сартр не может выйти за рамки позитивизма, агностицизма и субъективности. Даже в своей последней философской работе “Критика диалектического разума” он противопоставляет “позитивистский разум”, который должен довольствоваться пределами естественных наук, “разуму диалектическому”, единственно достойному называться разумом, поскольку он позволяет понимать, а не только предугадывать, но который применим только для наук о человеке.

В области морали Сартр не смог выйти за пределы своего изначального индивидуализма. Он может превозносить и ответственность и свободу индивидуума, но он не может ответить на вопрос, что же нужно делать с этой свободой.

Сартр, безусловно, заметная фигура в писательском и философском мире. Он также появлялся и на политической арене. Например, выступал как сторонник мира на Венском конгрессе народов в защиту мира в 1952 году, в 1953 году был избран членом всемирного совета мира. Философ закончил свой жизненный путь совсем недавно, в 1980 году.

3.Философия отчаяния

Достоевский как-то писал, что “если бога нет, то все дозволено”. Это -- исходный пункт экзистенциализма. В самом деле, все дозволено, если бога не существует, а потому человек заброшен, ему не на что опереться ни в себе, ни вовне. Прежде всего, у него нет оправданий. Действительно, если существование предшествует сущности, то ссылкой на раз навсегда данную человеческую природу ничего нельзя объяснить. Иначе говоря, нет детерминизма", человек свободен, человек--это свобода.

С другой стороны, если бога нет, мы не имеем перед собой никаких моральных ценностей или предписаний, которые оправдывали бы наши поступки. Таким образом, ни за собой, ни перед собой -- в светлом царстве ценностей -- у нас не имеется ни оправданий, ни извинений. Мы одиноки, и нам нет извинений. Человек осужден быть свободным. Осужден, потому что не сам себя создал; и все-таки свободен, потому что, однажды брошенный в мир, отвечает за все, что делает. Экзистенциалист не верит во всесилие страсти. Он никогда не станет утверждать, что благородная страсть -- это всесокрушающий поток, который неумолимо толкает человека на совершение определенных поступков и поэтому может служить извинением. Он полагает, что человек ответствен за свои страсти. Экзистенциалист не считает также, что человек может получить на Земле помощь в виде какого-то знака, данного ему как ориентир. По его мнению, человек сам расшифровывает знамения, причем так, как ему вздумается. Он считает, следовательно, что человек, не имея никакой поддержки и помощи, осужден всякий раз изобретать человека. В одной своей замечательной статье Понж писал: “Человек -- это будущее человека”. И это совершенно правильно. Но совершенно неправильно понимать это таким образом, что будущее предначертано свыше и известно богу, так как в подобном случае это уже не будущее. Понимать это выражение следует в том смысле, что, каким бы ни был человек, впереди его всегда ожидает неизведанное будущее. Но это означает, что человек заброшен. Никакая всеобщая мораль вам не укажет, что нужно делать; в мире нет знамений. Католики возразят, что знамения есть. Допустим, что так, но и в этом случае человек сам решает, каков их. Заброшенность предполагает, что мы сами выбираем наше бытие. Заброшенность приходит вместе с тревогой.

Что касается отчаяния, то этот термин имеет чрезвычайно простой смысл. Он означает, что мы будем принимать во внимание лишь то, что зависит от нашей воли, или ту сумму вероятностей, которые делают возможным наше действие. Когда чего-нибудь хотят, всегда присутствует элемент вероятности. Я могу рассчитывать на то, что ко мне приедет друг. Этот друг приедет на поезде или на трамвае. И это предполагает, что поезд прибудет в назначенное время, а трамвай не сойдет с рельсов. Я остаюсь в области возможного; но полагаться на возможность следует лишь настолько, насколько наше действие допускает всю совокупность возможностей. Как только рассматриваемые нами возможности перестают строго соответствовать нашим действиям, мы должны перестать ими интересоваться, потому что никакой бог и никакое провидение не могут приспособить мир и его возможности к нашей воле. Действительность будет такой, какой ее определит сам человек.

Значит ли это, что человек должен предаться бездействию? Нет. Сначала он должен решить, а затем действовать, руководствуясь старой формулой: “Нет нужды надеяться, чтобы что-то предпринимать”. Это не означает, что человеку не следует вступать в ту или иную партию. Просто он, не питая иллюзий, будет делать то, что сможет.

Квиетизм -- позиция людей, которые говорят: другие могут сделать то, чего не могу сделать я. Экзистенциализм прямо противоположен квиетизму, ибо он утверждает, что реальность -- в действии. Он даже идет дальше и заявляет, что человек есть не что иное, как его проект самого себя. Человек существует лишь настолько, насколько себя осуществляет. Он представляет собой, следовательно, не что иное, как совокупность своих поступков, не что иное, как собственную жизнь. Отсюда понятно, почему наше учение внушает ужас некоторым людям. Ведь у них зачастую нет иного способа переносить собственную несостоятельность, как с помощью рассуждения: “Обстоятельства были против меня, я стою гораздо большего. Правда, у меня не было большой любви или большой дружбы, но это только потому, что я не встретил мужчину или женщину, которые были бы их достойны. Я не написал хороших книг, но это потому, что у меня не было досуга. У меня не было детей, которым я мог бы себя посвятить, но это потому, что я не нашел человека, с которым мог бы пройти по жизни. Во мне, стало быть, остаются в целости и сохранности множество неиспользованных способностей, склонностей и возможностей, которые придают мне значительно большую значимость, чем можно было бы судить только по моим поступкам”. Однако в действительности, как считают экзистенциалисты, нет никакой любви, кроме той, что создает саму себя; нет никакой “возможной” любви, кроме той, которая в любви проявляется. Нет никакого гения, кроме того, который выражает себя в произведениях искусства. Гений Пруста -- это произведения Пруста. Гений Расина -- это ряд его трагедий, и кроме них ничего нет. Зачем говорить, что Расин мог бы написать еще одну трагедию, если он ее не написал? Человек живет своей жизнью, он создает свой облик, а вне этого облика ничего нет. Конечно, это может показаться жестоким для тех, кто не преуспел в жизни. Но, с другой стороны, надо, чтобы люди поняли, что в счет идет только реальность, что мечты, ожидания и надежды позволяют определить человека лишь как обманчивый сон, как рухнувшие надежды, как напрасные ожидания, то есть определить его отрицательно, а не положительно. Тем не менее, когда говорят: “Ты есть не что иное, как твоя жизнь”, это не значит, что, например, о художнике будут судить исключительно по его произведениям; есть тысячи других вещей, которые его определяют. Экзистенциалисты хотят лишь сказать, что человек есть не что иное, как ряд его поступков, что он есть сумма, организация, совокупность отношений, из которых составляются эти поступки.

И в таком случае их упрекают, по существу, не за пессимизм, а за упрямый оптимизм. Если их ставят в упрек их литературные произведения, в которых они описывают вялых, слабых, трусливых, а иногда даже явно дурных людей, так это не только потому, что эти существа вялые, слабые, трусливые или дурные. Если бы мы заявили, как Золя, что они таковы по причине своей наследственности, в результате воздействия среды, общества, в силу определенной органической или психической обусловленности, люди бы успокоились и сказали: “Да, мы таковы, и с этим ничего не поделаешь”. Но экзистенциалист, описывая труса, полагает, что этот трус ответствен за собственную трусость. Он таков не потому, что у него трусливое сердце, легкие или мозг. Он таков не вследствие своей физиологической организации, но потому, что сам сделал себя трусом своими поступками. Не бывает трусливого темперамента. Темпераменты бывают нервическими, слабыми, как говорится, худосочными или полнокровными. Но слабый человек вовсе не обязательно трус, так как трусость возникает вследствие отречения или уступки. Темперамент -- еще не действие. Трус определяется по совершенному поступку. То, что люди смутно чувствуют и что вызывает у них ужас,-- это виновность самого труса в том, что он трус. Люди хотели бы, чтобы трусами или героями рождались.

Один из главных упреков в адрес книги Сартра “Дороги свободы” формулируется следующим образом: как можно делать героями столь дряблых людей? Это возражение несерьезно, оно предполагает, что люди рождаются героями. Собственно говоря, люди именно так и хотели бы думать: если вы родились трусом, то можете быть совершенно спокойны -- вы не в силах ничего изменить, и останетесь трусом на всю жизнь, что бы вы ни делали. Если вы родились героем, то также можете быть совершенно спокойны -- вы останетесь героем всю жизнь, будете пить как герой, есть как герой. Экзистенциалист же говорит: трус делает себя трусом, и герой делает себя героем. Для труса всегда есть возможность больше не быть трусом, а для героя -- перестать быть героем. Но в счет идет лишь полная решимость, а не частные случаи или отдельные действия -- они не захватывают нас полностью.

Итак, мы, кажется, ответили на ряд обвинений. Как видите, экзистенциализм нельзя рассматривать ни как философию квиетизма, ибо экзистенциализм определяет человека по его делам, ни как пессимистическое описание человека: на деле нет более оптимистического учения, поскольку судьба человека полагается в нем самом. Экзистенциализм -- это не попытка отбить у человека охоту к действиям, ибо он говорит человеку, что надежда лишь в его действиях, и единственное, что позволяет человеку жить,-- это действие. Следовательно, в этом плане мы имеем дело с моралью действия и решимости. Однако на этом основании экзистенциалистов упрекают также и в том, что они замуровывают человека в индивидуальной субъективности. Но и здесь их понимают превратно.

Действительно, их исходный пункт -- это субъективность индивида, он обусловлен и причинами чисто философского порядка. Они хотят иметь учение, основывающееся на истине, а не на ряде прекрасных теорий, которые обнадеживают, не имея под собой реального основания. В исходной точке не может быть никакой другой истины, кроме: “Я мыслю, следовательно, существую”. Это абсолютная истина сознания, постигающего самое себя. Любая теория, берущая человека вне этого момента, в котором он постигает себя, есть теория, упраздняющая истину.

Далее, теория экзистенциализма -- единственная теория, придающая человеку достоинство, единственная теория, которая не делает из него объект. Всякий материализм ведет к рассмотрению людей, в том числе и себя самого, как предметов, то есть как совокупности определенных реакций, ничем не отличающейся от совокупности тех качеств и явлений, которые образуют стол, стул или камень. Что же касается экзистенциалистов, то они именно и хотят создать царство человека как совокупность ценностей, отличную от материального царства. Но субъективность, постигаемая как истина, не является строго индивидуальной субъективностью, поскольку человек открывает не только самого себя, но и других людей. Через “я мыслю” мы постигаем себя перед лицом другого, и другой так же достоверен для нас, как мы сами. Таким образом, человек, постигающий себя, непосредственно обнаруживает вместе с тем и всех других, и притом -- как условие своего собственного существования. Он отдает себе отчет в том, что не может быть каким-нибудь (в том смысле, в каком про человека говорят, что он остроумен, зол или ревнив), если только другие не признают его таковым. Чтобы получить какую-либо истину о себе, человек должен пройти через другого. Другой необходим для его существования, так же, впрочем, как и для его самопознания. При этих условиях обнаружение человеческого внутреннего мира открывает в то же время и другого, как стоящую передо нимсвободу, которая мыслит и желает “за” или “против” него. Таким образом, открывается целый мир, который экзистенциалисты называют интерсубъективностью. В этом мире человек и решает, чем является он и чем являются другие.

Стремясь к свободе, мы обнаруживаем, что она целиком зависит от свободы других людей и что свобода других зависит от нашей свободы.

Конечно, свобода, как определение человека, не зависит от другого, но, как только начинается действие, человек обязан желать вместе со своей свободой свободы других; он может принимать в качестве цели свою свободу лишь в том случае, если поставляет своей целью также и свободу других. Следовательно, если с точки зрения полной аутентичности признать, что человек -- это существо, у которого существование предшествует сущности, что он есть существо свободное, которое может при различных обстоятельствах желать лишь своей свободы, одновременно признаем, что человек может желать и другим только свободы. Таким образом, во имя этой воли к свободе, предполагаемой самой свободой, экзистенциалисты могут формулировать суждение о тех, кто стремится скрыть от себя полную беспричинность своего существования и свою полную свободу. Одних, скрывающих от себя свою полную свободу с помощью духа серьезности или ссылок на детерминизм, экзистенциалисты называют трусами. Других, пытающихся доказать, что их существование необходимо, хотя даже появление человека на Земле является случайностью, - сволочью. Но трусов или сволочь можно судить лишь с точки зрения строгой аутентичности. Поэтому, хотя содержание морали и меняется, определенная форма этой морали универсальна. Кант заявляет, что свобода желает самой себя и свободы других. Но он полагает, что формальное и всеобщее достаточны для конституирования морали. Экзистенциалисты же, напротив, думают, что слишком отвлеченные принципы терпят крах при определении действия. Содержание всегда конкретно и, следовательно, непредсказуемо. Всегда имеет место изобретение. Важно только знать, делается ли данное изобретение во имя свободы.

Выбирать можно все, что угодно, если речь идет о свободе решать.

Еще одно обвинение экзистенциалистов сводится к следующему: “Вы получаете одной рукой то, что даете другой”, то есть их ценности, в сущности, несерьезны, поскольку они их сами выбирают. Да, так оно и есть; но уж если человек ликвидировал бога-отца, то должен же кто-нибудь изобретать ценности. Нужно принимать вещи такими, как они есть. И, кроме того, сказать, что люди изобретают ценности,-- значит утверждают лишь то, что жизнь не имеет априорного смысла. Пока мы не живем своей жизнью, она ничего собой не представляет, мы сами должны придать ей смысл, а ценность есть не что иное, как этот выбираемый нами смысл. Тем самым мы обнаруживаем, что есть возможность создать человеческое сообщество.

Существует вопрос: является ли экзистенциализм гуманизмом? Сартр говорил, что гуманисты не правы, и надсмеивался над определенным типом гуманизма. Действительно, слово “гуманизм” имеет два совершенно различных смысла. Под гуманизмом можно понимать теорию, которая рассматривает человека как цель и высшую ценность. Подобного рода гуманизм имеется у Кокто, например, в его рассказе “В 80 часов вокруг света”, где один из героев, пролетая на самолете над горами, восклицает: “Человек поразителен!” Это означает, что лично я, не принимавшая участия в создании самолетов, могу воспользоваться плодами этих изобретений и что лично я -- как человек -- могу относить на свой счет и ответственность, и почести за действия, совершенные другими людьми. Это означало бы, что мы можем оценивать человека по наиболее выдающимся действиям некоторых людей. Такой гуманизм абсурден, ибо только собака или лошадь могла бы дать общую характеристику человеку и заявить, что человек поразителен, чего они, кстати, вовсе не собираются делать, по крайней мере, насколько мне известно. Но нельзя признать, чтобы о человеке мог судить человек. Экзистенциализм освобождает его от всех суждений подобного рода. Экзистенциалист никогда не рассматривает человека как цель, так как человек всегда незавершен. И мы не обязаны думать, что есть какое-то человечество, которому можно поклоняться на манер Огюста Конта.

Но гуманизм можно понимать и в другом смысле. Человек находится постоянно вне самого себя. Именно проектируя себя и теряя себя-вовне, он существует как человек. С другой стороны, он может существовать, только преследуя трансцендентные цели. Будучи этим выходом за пределы, улавливая объекты лишь в связи с этим преодолением самого себя, он находится в сердцевине, в центре этого выхода за собственные пределы. Нет никакого другого мира, помимо человеческого мира, мира человеческой субъективности. Эта связь конституирующей человека трансцендентности (не в том смысле, в каком трансцендентен бог, а в смысле выхода за свои пределы) и субъективности -- в том смысле, что человек не замкнут в себе, а всегда присутствует в человеческом мире,-- и есть то, что, экзистенциалисты называют экзистенциалистским гуманизмом. Это гуманизм, поскольку они напоминают человеку, что нет другого законодателя, кроме него самого, в заброшенности он будет решать свою судьбу; поскольку они показывают, что реализовать себя по-человечески человек может не путем погружения в самого себя, но в поиске цели вовне, которой может быть освобождение или еще какое-нибудь конкретное самоосуществление.

Из этих рассуждений видно, что нет ничего несправедливее выдвинутых против экзистенциалистов возражений. Экзистенциализм -- это не что иное, как попытка сделать все выводы из последовательного атеизма. Он вовсе не пытается ввергнуть человека в отчаяние. Но если отчаянием называть, как это делают христиане, всякое неверие, тогда именно первородное отчаяние -- его исходный пункт. Экзистенциализм -- не такой атеизм, который растрачивает себя на доказательства того, что бог не существует. Скорее он заявляет следующее: даже если бы бог существовал, это ничего бы не изменило. Такова точка зрения экзистенциалистов. Это не значит, что они верят в существование бога,-- просто суть дела не в том, существует ли бог. Человек должен обрести себя и убедиться, что ничто не может его спасти от себя самого, даже достоверное доказательство существования бога. В этом смысле экзистенциализм -- это оптимизм, учение о действии.

Заключение

Среди всех вещей, которыми гордится человек, непревзойденное значение занимает его ум. Именно он позволяет ему знать, что существует такое явление, как смерть, и размышлять о его значении. Животные не могут делать этого; они не осознают и не предвидят, что придет день и они погибнут. Перед животными не стоит проблема смерти или трагедии смерти. Они не спорят о воскресении и вечной жизни. Лишь люди могут спорить об этом, что они и делают. Вывод из такого спора чаще всего заключается в том, что эта жизнь есть всё. Истина относительно смерти освобождает нас и от унизительного страха, и от легковерного оптимизма. Она освобождает нас от лести самим себе и от самообмана. Люди не только могут вынести эту истину, касающуюся смерти,- они могут подняться выше ее, к гораздо более благородным мыслям и действиям, чем те, которые сосредоточиваются вокруг вечного самосохранения.

Мечта людей о личном бессмертии родилась в глубине веков. Она имела и религиозно-пессиместические (когда бессмертными считались только боги), и религиозно-оптимистические формы (когда люди верили в вечную загробную жизнь). Но время шло, и вера иссякла. Человек все чаще отрекался от богов, и вот уже являются сонмы не верующих ни в богов, ни в посмертное вечное блаженство. Они жаждут земных радостей, и можно сказать, что борьба с преждевременными смертями, за долгую и счастливую жизнь (если не для себя, то по крайней мере, для своих потомков) составляет основную цель всего исторического развития человечества.

Знание того, что бессмертие есть иллюзия, освобождает нас от всякого рода озабоченности по поводу смерти. Это знание делает смерть в каком-то смысле неважной, оно освобождает всю нашу энергию и время для осуществления и расширения счастливых возможностей на этой земле. Это знание приносит человеку силу, глубину и зрелость, оно делает возможность простую, понятную и вдохновляющую философию жизни.

От рождения до смерти мы можем жить нашей жизнью, работать ради того, что мы считаем дорогим, и наслаждаться этим. Мы можем придать нашим действиям значительность и наполнить наши дни на земле смыслом и размахом, которых не сможет уничтожить и наш конец - смерть.

Список литературы

Бердяев Н.А. О назначении человека. М.: Республика, 1993.

Человек: Мыслители прошлого и настоящего о его жизни, смерти и бессмертии. М.: Политиздат, 1991.

Вишев И.В. Проблема личного бессмертия. Новосибирск, 1990.

Франкл Виктор. Человек в поисках смысла. М.: Прогресс, 1990.

Ламонт К. Иллюзия бессмертия. М.: Политиздат, 1984

История философии в кратком изложении. - М.: Мысль, 1994;

Мир философии. ч. 1. - М., 1991;

Сартр Ж. Экзистенциализм - это гуманизм. - М., 1991;

Современная западная философия. Словарь. - М., 1993;

Сумерки богов. Сборник. - М., 1989;

Философский словарь. - М.: Политиздат, 1987;

Хайдеггер М. Время и бытие. - М., 1993.