Размещено на http://allbest.ru

Введение

К середине II в. немногочисленные еще христиане жили в обществе, где весь культурный уклад и древние традиции которого резко противостояли христианскому мироощущению. Но в это же время христианство впервые заявило о себе, а языческое общество и Римское государство оценили в нем противника, с которым нельзя было не считаться. Поэтому самой главной задачей христианства в это время была защита нарождающегося учения от языческой критики. Эту задачу взяла на себя апологетика -- особый жанр христианского теоретизирования.

Апологетами в той или иной мере были многие крупные отцы церкви вплоть до IV в. Но первые ортодоксальные христианские теоретики были апологетами по преимуществу. Таковы греко-язычные апологеты II в. -- Кодрат, Аристид, Юстин, Татиан, Афинагор, Феофил, Мелитон, первый латиноязычный автор конца II -- начала III вв. Минуций Феликс; к апологетам во многих отношениях принадлежат: писавший по-гречески Ириней Лионский, его ученик Ипполит Римский и даже Тертуллиан.

Если апостольские отцы были генетически связаны с кругом идей и представлений Нового Завета, а их сочинения выглядят недостаточно теоретичными, то у апологетов общефилософский, доктринальный элемент впервые выделяется сознательно и отчетливо. Сочинения апологетов впервые обращены к, внешней, языческой аудитории, которая в интеллектуальном отношении была пока еще выше христианской.

Цель работы - исследование христианской апологетики и принципов религиозного мировоззрения.

Задачи:

1) раскрыть роль апологетов в становлении христианства;

2) изучить принципы мировоззрения христианской апологетики.

Глава 1. Роль апологетов в становлении христианства

Один из наиболее ранних сохранившихся фрагментов сочинений христианских апологетов II в., принадлежавший Марциану Аристиду, утверждал, что вера, безусловно, выше разума. Однако примерно в это же время зарождается в христианстве течение, которое не только признавало за языческой культурой некоторую ценность, но и указывало на возможные пути ее использования, подчинив христианскому учению. Писавший по-гречески мученик Юстин предлагал видеть в языческой мудрости некий низший пласт, на который может опереться истинная мудрость, дарованная в Откровении, а потому являющаяся высшим авторитетом, как идущая непосредственно от бога. Кроме того, Юстин пытался доказать, что то лучшее, что имеется в культуре язычников, или, в свою очередь, имеет своим источником (хотя и не осознанно) откровения библейских пророков (как, например, считал он, Платон заимствовал идеи у Моисея), или перекликается с Библией, а поэтому может быть полезным в утверждении и распространении христианской религии.

Эта линия была продолжена деятелями церкви II - первой половины III в. Климентом и Оригеном. Климент Александрийский, например, был убежден, что в диалоге «Государство» Платон предвосхитил появление мессии, описав некоего распятого на кресте праведника. Тем не менее преобладающий тон ранней апологетики - это яростные нападки и осуждение языческой культуры. Противодействие ей и еще большая неразбериха в методах критики характерны для латинских апологетов, в особенности Тертуллиана. Тертуллиан был родом из Карфагена, жил при Септимии Севере. Он принял христианство, уже будучи взрослым, и стал наиболее страстным, даже яростным его защитником. Это объяснялось не только чертами характера и особенностями личной судьбы, но и тем, что жизнь его пришлась на то время, когда христианство превращалось в массовую религию, вербуя все новых и новых сторонников, в том числе и из более высоких и обеспеченных слоев общества. Оно становилось социально значимой силой и уже не нуждалось в оправдании. Лучшего исполнителя этой задачи, чем запальчивый и ригористичный Тертуллиан, трудно было отыскать. Он заявил, что не может быть ничего общего между Афинами и Иерусалимом, между академией и церковью, между философом и христианином, между питомцем Греции и небом. Вера для Тертуллиана не только несравненно выше всякой науки, но ее вообще ввиду абсолютного превосходства нельзя даже сопоставлять с разумом. Лишь свободный от науки человек, полагал он, может быть настоящим христианином, ибо только незапятнанной знаниями душе прирождены высокие нравственные начала. Категорические максимы Тертуллиана были резюмированы в средние века как «верую, ибо абсурдно», хотя сам он никогда не писал этой фразы. Тем не менее Тертуллиан тоже не свободен от влияния римской риторики, он, собственно, нападает на античную культуру, пользуясь во многом ее же методами. Надо сказать, что нигилистическое отношение Тертуллиана к разуму, философии, знанию находило в средние века едва ли не много больше сторонников, чем «умеренная позиция» Юстина и его последователей.

Живший через сто лет после Тертуллиана Арнобий, успевший насладиться официальным признанием христианства (ум. в 327 г.), проводит в своих сочинениях мысль, что «мудрость человеческая есть глупость перед первым богом». Ни философское мудрствование, ни мирское знание, по его мнению, не могут привести человека к познанию бога, а следовательно, бесполезны. Все же Арнобий не отметает их безоговорочно. Хотя разум и является ненадежным проводником, однако, если человека ничему не учить, душа останется подобной чистому листу. Следовательно, в знании и воспитании, но обязательно руководимых верой, есть некая польза.

Еще более ярко этот двойственный подход представлен у Лактанция, которого потомки называли «христианским Цицероном». Осуждая языческую мудрость Лактанций тем не менее следует ее великим образцам. Он занят поисками истинной мудрости. Отождествляя ее с христианским учением, он старается обогатить его философией, создать некий философско-христианский синтез, в чем предвосхищает Аврелия Августина. Идея соединения языческой образованности и христианской культуры пронизывает диалог другого апологета, Минуция Феликса, «Октавий» (III в.). Однако в IV в. Тертуллиан обрел достойного последователя. Фирмик Матерн требовал уничтожения языческих культов, а вместе с ними и всей языческой культуры.

Стремление поставить ученость язычников на службу христианству присуще таким деятелям церкви, как Иларий из Пуатье, поэт и гимнограф, один из основателей монашества на Западе. Иларий в поисках лучших форм монашеской организации даже совершил путешествие на восток, где изучал греческий язык, богословие и философию. Он пытался использовать мудрость, почерпнутую отчасти у язычников, для укрепления догматического богословия.

В большей степени философом был Марий Викторин, отличавшийся образованностью, прекрасным знанием древней философии. Он перевел на латинский язык сочинения неоплатоников, уделял много времени разработке логической проблематики. Для него не было вопроса, нужна ли мудрость язычников. Всей своей деятельностью он решил ее однозначно, соединив разум и веру. Вместе с тем реально вера у Викторина часто отступает под натиском разума, философ в нем оказывается гораздо сильнее, чем теолог.

Самый блестящий проповедник западного мира IV-V вв. Амвросий Медиоланский, много сделавший для сближения западного и восточного течений в христианстве, находился под заметным влиянием риторической культуры, в особенности Цицерона. И хотя он выступал против язычества резко и целенаправленно и сыграл решающую роль в последнем акте борьбы против древней религии, однако и он проявлял интерес к некоторым сторонам античного знания.

Отец церкви Иероним (340-420) был «мужем трех языков». Он так и не сумел преодолеть в себе «цицеронианца» и страстного поклонника языческих авторов. Ссылки на «нашего Туллия», «нашего Горация», «нашего Вергилия» нередко в его сочинениях затемняют «свет» священного Писания, приводя к выводам, подчас парадоксальным для ревностного христианина.

Глава 2. Принципы мировоззрения христианской апологетики

апологетика христианство мировоззренческий

Мировоззрение средних веков было по преимуществу теологическим. Христианство являлось не только идеологическим стержнем западноевропейской культуры, но и идеологической санкцией феодального строя. Оно возникло в античном мире как отрицание, но в то же время и как порождение его бытия и культуры. «Содержание христианской доктрины для образованных людей античности и для господствующего класса отживающего рабовладельческого общества и формирующегося общества феодального было непосредственно связано с античной культурой и питалось в основном античной философией и ее значительным научным содержанием, правда, весьма существенно видоизмененной под влиянием новой задачи, вставшей перед старым обществом».

Христианство, выросшее на почве смешения иудаизма и эллинистической философии, вобравшее в себя множество элементов различных религиозных культов, магии, мистики, также не было однородным в своей истории, пройдя путь определенной эволюции. И средневековое христианство нельзя отождествлять с христианством первых веков нашей эры, когда оно только формировалось как определенное течение в острейших доктринальных спорах и вело борьбу за легализацию в изменяющемся социальном мире. Оно не тождественно и христианству времени Константина Великого, когда новая религия была официально признана государством. Началом средневекового христианства можно считать складывание его во вселенскую религию, претендующую на распространение своей не только духовной, но и политической власти через особый, порожденный ею институт - церковь - на мир, который должен был стать не чем иным, как подчиненной церкви общиной верующих.

Апологеты должны были показать языческому миру, что 1) языческие верования не в пример более нелепы и предосудительны, чем христианство в глазах его оппонентов, а 2) эллинская философия утонула в противоречиях и неспособна дать единую для всех истину, хотя 3) лучшие ее умы (прежде всего Гераклит, Сократ, Платон, стоики) близки к христианству, и само оно 4) есть единственная истинная и пригодная для всех философия.

Ясно, что при таких задачах апологеты не могли (да и не были еще способны) полностью сосредоточиться на созидательном теоретизировании. Но столь же очевидно, что задачи апологетики можно было решить только на определенной теоретической основе. В апологетике мы должны видеть первый теоретический период христианской литературы, а в апологетах -- первых теологов в настоящем смысле слова. Требовалась универсальная и сильная идея, которая позволила бы защитить новое учение, привлечь новых сторонников и вместе с тем продолжить формирование христианской доктрины, лишь приблизительно намеченной апостольскими отцами. Такой идеей стала идея Логоса, которая много говорила образованному язычнику, ибо была плотью от плоти греческой философии. Логос выражает идею разумности, а ведь апологеты вынуждены были обращаться к сходству между эллинской философией и христианством и апеллировать к тому единственному, что могло привлечь образованную, но чуждую аудиторию к разуму.

Идея отвлеченной разумности, отождествленная апологетами с Мудростью Божьей, позволила им синтезировать теологию ап. Иоанна с платонико-стоическими парадигмами, продемонстрировать преемственность между лучшими умами эллинства и новым учением. Она позволь создать новый метод аргументации и находить важные пункты христианской доктрины (незримый Бог-Логос, естественность Богопознания и нравственных законов, бессмертие души и т.д.) у самих язычников. Наконец, идея Логоса, утверждавшая единство и разумность мироздания, была исключительно пригодна для построения и оформления всего христианского учения -- теологии, космологии, антропологии и этики. Идея Логоса была внутренне близка апологетам и составляла важную часть их духовного опыта еще и потому, что в большинстве, апологеты были хорошо образованными философами и риторами, принявшими христианство в зрелом возрасте.

Христианские апологеты сделали важнейший из всех сделанных в истории развития христианского учения шагов, когда провозгласили: Логос есть Иисус Христос... Отождествление Логоса с Христом оказалось решительным моментом для слияния греческой философии с апостольским наследием и привело к последнему мыслящих греков. Для той эпохи идея Логоса была наиболее целесообразной формулой соединения христианской религии с греческим мышлением. Достижения апологетов стали неотъемлемым достоянием всей истории христианства. Однако собственные теологические успехи апологетов еще очень скромны, а их рассуждения являют лишь приблизительный абрис развитых систем зрелой патристики. Бог понимается апологетами как Существо непостижимое, трансцендентное миру, вечное, неизменное и самодостаточное. Здесь мы можем фиксировать начало апофатической теологии. Вторая Ипостась -- Логос, Сын Божий, Иисус Христос, Премудрость Божия -- присутствует в Боге- Отце словно некая "разумная потенция", получающая свое "энергетическое" и ипостасное выражение в акте творения мира. Подобные мысли мы в изобилии находим у многих крупных апологетов, например у самого значительного и универсального автора середины II в. --Юстина, погибшего смертью мученика в 165 г., у его ученика Татиана 5) и других авторов (Феофил, «К Автолику»).

Характерной особенностью апологетической теологии был субординационизм. Дело в том, что само рождение (т.е. ипостасное бытие) Сына-Логоса связывалось апологетами с актом творения мира. Оказывалось, что Сын позже и меньше Отца, а значит -- в некотором смысле тварное создание, имеющее преимущественно космологические функции. Тем самым апологеты молчаливо допускали в Боге изменение и развитие. О третьей Ипостаси -- Святом Духе, -- апологеты говорят очень мало, и учение о Триединстве у них едва намечено.

Апологетика II в. имела огромное значение для всей последующей истории патристики. Апологеты верно поняли задачи своей эпохи: они увидели возможность соединения христианства и эллинства и указали грядущий путь великого синтеза. Более того, они, верно почувствовали встречное движение, начинавшееся в эллинском мире. Довольно будет вспомнить слова известного платоника II в. Нумения, что Платон -- это Моисей, говорящий по аттически, или намеки известного критика Христианства Кельса на то, что Иисус наверняка читал Платона, а апостол Павел -- Гераклита. Однако теология апологетов еще очень неразвита. Отчетливые апофатические посылки и открытое уважение к Платону говорят об усвоении платонических парадигм. Но космологическое понимание второй Ипостаси с такой же несомненностью свидетельствует о сильном стоическом влиянии. Великое открытие апологетов, сделавших идею Логоса структурной и методологической моделью, имело свою обратную сторону. Апологеты вынуждены были преувеличивать рефлексивный момент учения, поневоле создав иллюзию того, что философские понятия способны выразить "материю" христианства легко и без остатка, а между эллинством и христианством возможна полная гармония.

Другой попыткой придать христианству характер упорядоченного философского учения был гностицизм - весьма широкое течение, объединявшее целый ряд околофилософских сект (многие из них возникли в I в., но не все были христианскими). Своего расцвета гностицизм достиг в середине II в. благодаря деятельности наиболее значительных христианских (но не церковных) гностиков: Маркиона, его ученика Апеллеса, Валентина и Василида. Всех гностиков объединяли поиски высшего знания, которое само по себе давало истину и спасение. Нельзя отрицать, что гностики ставили реальные проблемы: каковы Бог и мир, каков человек и его назначение : и т.д. Но гностицизм лишь формально претендовал на статус философской теории и лишь для видимости обращался к разуму -- а скорее, к рассудку. На деле же учение гностиков представляло собой эклектическую и мрачную теософическую мифологию, в которой христианская идея спасения во Христе самым причудливым образом сочеталась с элементами иудаизма, восточных дуалистических учений (зороастризм), греческой философии (пифагорейской, платонической и стоической), и вся эта "сухая теория" была замешана на астрологии и магия.

Более полувека гностицизм успешно соперничал с ортодоксальным христианством (любопытно, что по объему сочинения гностиков многократно превышали все, что было написано апологетами II в ), пытаясь своими средствами решить задачу синтеза философии и гелия. Но путь гносиса вел в тупик, и в конечном счете он проиграл.

Недостаточно систематическая, но парадоксально рационалисткая тео- или, скорее, логология апологетов, с одной стороны, и чрезмерные притязания гностицизма -- с другой, встретили своего оппонента в лице Иринея Лионского (ум. ок. 202). Он охраняет апофатические посылки апологетов, но решительно устраняв из идеи о Боге всякий намек на изменение и развитие: Бог всегда равен и подобен Себе. Отсюда следует, что Сын-Логос вечен Отцу, а Его ипостасное бытие не связано с актом творения. Таким образом, космологическое понимание Логоса Ириней заменял онтологическим.

заключение

Итак, деятельность христианских апологетов и отцов церкви обнаруживает, что и те, кто отрицал языческую мудрость, и те, кто стремился к созданию некоего симбиоза ее и христианства, - все они вышли из риторической школы, из риторической культуры, которая диктовала им формы выражения мыслей и полемики и до какой-то степени влияла и на способ мышления. Отрицаемое или принимаемое с оговорками культурное наследие древности было той питательной средой, без которой христианство не могло бы взойти столь обильно. Оно развивалось и оттачивалось в полемике с языческой культурой, дифференцировалось и приобретало философскую глубину, ибо имело в высшей степени достойного и образованного противника.

Апологеты должны были показать языческому миру, что 1) языческие верования не в пример более нелепы и предосудительны, чем христианство в глазах его оппонентов, а 2) эллинская философия утонула в противоречиях и неспособна дать единую для всех истину, хотя 3) лучшие ее умы (прежде всего Гераклит, Сократ, Платон, стоики) близки к христианству, и само оно 4) есть единственная истинная и пригодная для всех философия.

Ясно, что при таких задачах апологеты не могли (да и не были еще способны) полностью сосредоточиться на созидательном теоретизировании. Но столь же очевидно, что задачи апологетики можно было решить только на определенной теоретической основе. В апологетике мы должны видеть первый теоретический период христианской литературы, а в апологетах -- первых теологов в настоящем смысле слова. Требовалась универсальная и сильная идея, которая позволила бы защитить новое учение, привлечь новых сторонников и вместе с тем продолжить формирование христианской доктрины, лишь приблизительно намеченной апостольскими отцами. Такой идеей стала идея Логоса, которая много говорила образованному язычнику, ибо была плотью от плоти греческой философии.

Список использованной литературы

1. Вальяно М.В. Основы философии. М.: Дело и Сервис, 2012. - 544с.

2. Гуревич А.Я. Категория средневековой культуры. М.: Наука, 2012. - 350с.

3. Копстон Ф.Ч. История средневековой философии. / Пер. с англ. - М.: Энигма, 2014. - 512с.

4. Майоров Г.Г. Формирование средневековой философии. М.: Мысль, 2013. - 430с.

5. Соколов В.В. Средневековая философия. М.: Высш. шк., 2013. - 448с.

6. Уколова В.И. Античное наследие и культура раннего средневековья (конец V - начало VII века). М.: Наука, 2012. - 320с.

Размещено на Allbest.ru