Основоположником Марбургской школы считается Герман Коген (1842-1918). Ее наиболее видными представителями в Германии были Пауль Наторп (1854-1924), Эрнст Кассирер (1874-1945), Ханс Файхингер (1852-1933); в России сторонниками неокантианских идей были А.И.Введенский, С.И.Гессен, Б.В.Яковенко. В разное время влияние неокантианских идей Марбургской школы испытали Н.Гартман и Р.Кронер, Э.Гуссерль и И.И.Лапшин, Э.Бернштейн и Л.Брюнсвик.

Неокантианцы в своей попытке возродить идеи Канта в новом историческом контексте отталкивались от вполне реальных процессов, которые происходили в естественных науках на рубеже 19-20 вв.

В это время в естествознании возникают новые объекты и задачи исследования, где законы ньютоновско-галилеевской механики перестают действовать и многие ее философские и методологические установки оказываются неэффективными:

Ш Во-первых, до середины 19 в. считалось, что в фундаменте мироздания лежат законы ньютоновской механики и, соответственно, единственно возможная евклидова геометрия пространства, на которой она основана. Время же существует безотносительно пространства и равномерно течет из прошлого в будущего. Но геометрический трактат Гаусса (1777-1855) Общие исследования относительно кривых поверхностей (в котором, в частности, упоминается поверхность вращения постоянной отрицательной кривизны, внутренняя геометрия которой, как потом обнаружилось, является геометрией Лобачевского), открыл новые перспективы исследования действительности. 19 век - это время создания неевклидовых геометрий (Бойьяи (1802-1860), Римана (1826-1866), Лобачевского (1792-1856)) как непротиворечивых и стройных математических теорий. Конец 19 - начало 20 вв. - период формирования совершенно новых взглядов как на само время, так и на его взаимоотношения с пространством. Специальная теория относительности Эйнштейна установила фундаментальную взаимосвязь пространства и времени и существенную зависимость этого континуума от характера физических взаимодействий в различных типах систем.

Ш Во-вторых, классическая физика и отталкивавшаяся от нее позитивистская философия настаивали 1) на безусловном примате опыта (эмпирии) в научном творчестве и 2) на сугубо инструментально-техническом характере теоретических понятий в науке, главная функция которых - лишь удобно описывать и объяснять объективные опытные данные. Сами по себе теоретические понятия - лишь «строительные леса» для «здания науки», не имеющие самостоятельного значения. Однако электромагнитная теория Максвелла показала, какую огромную роль в развитии физики и, в том числе, в организации экспериментальной деятельности играет понятийно-математический аппарат: эксперимент сначала математически планируется и продумывается, а лишь потом непосредственно осуществляется.

Ш В-третьих, ранее считалось, что новое знание попросту преумножает старое, как бы добавляет в копилку прежних истин вновь добытые. Иными словами, господствовала кумулятивистская система взглядов на развитие науки. Создание новых физических теорий радикально изменило, взгляды на устройство мироздания и привело к крушению теорий, ранее казавшихся абсолютно истинными: корпускулярной оптики, представлений о неделимости атома и т.д.

Ш В-четвертых, прежняя теория познания считала, что субъект (человек) пассивно отражает объект (окружающий мир). Его органы чувств дают ему вполне адекватную внешнюю картину реальности, а посредством науки он способен читать «объективную книгу природы» в ее внутренних, скрытых от чувственного восприятия, свойствах и закономерностях. В конце 19 века стало ясно, что от такого взгляда на связь чувств и разума с внешним миром необходимо отказаться. В результате экспериментов выдающегося физика и офтальмолога Гельмгольца по зрительному восприятию, стало понятно, что человеческие органы чувств вовсе не механически реагирует на воздействия внешних предметов, а активно и целенаправленно формируют предмет зрительного восприятия. Сам Гельмгольц утверждал, что мы обладаем не образами (копиями) вещей, а только их знаками в нашем сознании, т.е. всегда привносим в процесс чувственного познания мира нечто от нашей человеческой субъективности. Впоследствии эти идеи Гельмгольца о знаковом характере нашего познания развернутся, в целую «философию символических форм» у неокантианца Э.Кассирера.

Все вышеотмеченные изменения образа науки и сдвиги в общенаучной картине мира требовали своего обстоятельного философского осмысления. Неокантианцы Марбургской школы предложили свой вариант ответов, основываясь при этом на кантовском теоретическом наследии. Их ключевой тезис гласил, что все последние открытия в науке и сам характер современной научно-исследовательской деятельности неопровержимо свидетельствуют об активной конструктивной роли человеческого разума во всех сферах жизнедеятельности. Разум, которым наделен человек, не отражает мир, а, наоборот, творит его. Он вносит связь и порядок в дотоле бессвязное и хаотичное бытие. Без его созидательной упорядочивающей деятельности мир превращается ни во что, в темное и немое небытие. Разум - это имманентный человеку свет, который, подобно прожектору, высвечивает вещи и процессы в окружающем мире, придает им логику и смысл. Из этого основополагающего тезиса марбуржцев о творческой порождающей мощи человеческого разума вытекают два принципиальных момента в их философских воззрениях:

Ш Принципиальный антисубстанциализм, т.е. отказ от поиска неизменных и общих субстанций (первооснов) бытия, полученных логическим методом механического абстрагирования общих свойств от единичных вещей и процессов (будь то материальная субстанция в виде, к примеру, неделимых атомов или, наоборот, идеальная субстанция в виде гегелевской логической идеи или творящего Бога-Абсолюта). По мнению неокантианцев, основой логической связности научных положений и, соответственно, вещей в мире служит функциональная связь. Ее наиболее наглядное воплощение - функциональная зависимость в математике типа математической зависимости y = f (x), где задан общий логический принцип развертывания множества единичных значений ряда. Эти функциональные связи вносит в мир сам познающий субъект вполне в духе традиционного кантовского взгляда на познающий разум как на «верховного законодателя», как бы априорно (доопытно) предписывающего фундаментальные законы природе и, соответственно, сообщающему единство всему тому многообразному апостериорному (опытному) знанию, которое может быть получено на основе этих всеобщих и необходимых априорных законоположений.

Ш Антиметафизическая установка, призывающая раз и навсегда прекратить заниматься построением различных универсальных картин мира (равно и материалистических, и идеалистических) и заняться логикой и методологией науки.

Однако, апеллируя к авторитету Канта при обоснования всеобщности и необходимости истин науки, исходя из субъекта, а не из самих реальных предметов мира (не из объекта), - неокантианцы Марбургской школы все же подвергают его позицию существенной корректировке, даже ревизии.

По мысли представителей марбургской школы, беда Канта состояла в том, что он, как сын своего времени, абсолютизировал единственную устоявшуюся научную теорию того времени - ньютоновскую классическую механику и лежащую в ее основаниях евклидову геометрию. Механику он укоренил в априорных формах человеческого мышления (в категориях рассудка), а геометрию и алгебру в априорных формах чувственного созерцания. Это, по мнению неокантианцев, в принципе неверно.

Из кантовского теоретического наследия последовательно убираются все ее реалистические элементы и прежде всего центральное понятие «вещи в себе», (для Канта без ее воздействия на нас не может быть никакой явленности предмета научной познавательной деятельности, т.е. объективно существующего (реального) предмета внешнего мира, способного воздействовать на нас и тем самым выступать внешним - природным и социальным - источником наших знаний).

Для марбуржцев же, наоборот, сам предмет науки является только через синтетический логический акт нашего мышления. Никаких объектов самих по себе нет вовсе, а есть лишь предметности, порожденные актами научного мышления. По словам Э.Кассирера: «Мы познаем не предметы, а предметно». Отождествление объекта научного познания с предметом и отказ от всякого противопоставления субъекта объекту - это характерная черта неокантианского взгляда на науку. Математические функциональные зависимости, понятие электромагнитной волны, таблица химических элементов, социальные законы - это не объективные характеристики вещей и процессов материального мира, а синтетические порождения нашего разума, которые он вносит в хаос окружающего бытия, тем самым придавая ему порядок и смысл. «Предмет должен согласовываться с мышлением, а не мышление с предметом», - подчеркивал П.Наторп.

Критике подвергается кантовское представление о пространстве и времени как априорных формах чувственного созерцания, лежащих, согласно воззрениям кенигсбергского мыслителя, в основании необходимых и всеобщих суждений алгебры и геометрии.

Пространство и время, по мнению неокантианцев, - не априорные формы чувственности, а формы мышления. Это - логическая связь, которую мышление априорно вносит в мир (только так можно объяснить создание альтернативных неевклидовых геометрий). П.Наторп писал: «В основных определениях пространства и времени типическим образом впечаталось мышление как «функция», а не созерцание...».

Подобная позиция означает, в сущности, замену основной гносеологической проблемы о соотношении «мысли о предмете» и самого «реального предмета», идеи и вещи - сугубо методологическим ракурсом анализа: исследованием способов теоретической конструктивной деятельности человеческого разума, причем по преимуществу в науках логико-математического цикла. Именно здесь легко найти примеры, подтверждающие правоту неокантианских философских установок. Надо отдать должное марбуржцам: в условиях кризиса в науке (когда сомнению подвергались конструктивные и проективные способности человеческого разума), засилья позитивизма и механистического материализма, - они сумели отстоять претензии философского разума на выполнение уникальных синтетических и рефлексивных функций в науке.

Другой идеей неокантианцев является подчеркивание важнейшей роли логических и теоретических критериев истины в познавательной деятельности, а вовсе не практики и не материального опыта, где многие абстрактные теории попросту нельзя проверить. Прежде всего, это касается большинства математических теорий. Последние же, будучи в большинстве своем порождением кабинетного творчества теоретика, ложатся впоследствии в основу самых перспективных практических и технических изобретений. Так, в основе современной компьютерной техники лежат логические модели, разработанные в 1920-х годах, когда об электронно-вычислительных машинах никто, и подумать не мог в самых смелых своих фантазиях. Ракетный двигатель был идеально промыслен задолго до того, как взлетела в небо первая ракета. Верной представляется и та мысль неокантианцев, что история науки не может быть понята вне внутренней логики развития самих научных идей и проблем. Никакой прямой детерминации со стороны культуры и общества здесь нет и быть не может. Думается, что и рост активности человеческого разума в истории науки - также может рассматриваться как одна из важных ее закономерностей, открытых неокантианцами.

В целом для их философского мировоззрения характерна, подчеркнуто рационалистическая установка философствования и категорическое неприятие любых разновидностей философского иррационализма от Шопенгауэра и Ницше до Бергсона и Хайдеггера.

Этическая доктрина марбуржцев (т.н. «этический социализм») также рационалистична. Этические идеи, по их мнению, имеют функционально-логическую, конструктивно-упорядочивающую природу, но приобретают форму «социального идеала», в соответствии с которым люди призваны строить свое общественное бытие. «Свобода, регулируемая социальным идеалом» - вот формула неокантианского взгляда на исторический процесс и социальные отношения.

Еще одна отличительная черта мировоззрения марбуржцев - их сциентизм, т.е. признание науки высшей формой человеческой духовной культуры. У Э.Кассирера в поздний период его творчества, когда он создает свою знаменитую Философию символических форм, во многом преодолевающую слабости исходной неокантианской позиции, - наука рассматривается им как высшая форма культурной деятельности человека, как символического существа (Homo symbolicum). В символах науки (понятиях, чертежах, формулах, теориях и т.д.) объективируются (обретают реальное физическое воплощение) высшие творческие способности человека и через ее же символические конструкты осуществляются высшие формы его самосознания.

Вместе с тем, в неокантианской философской программе кроются серьезные недостатки, что, в конечном счете, и вызвало его исторический уход с первых ролей на философской арене:

Ш Во-первых, отождествив предмет науки с ее объектом и отказавшись от разработки классической гносеологической проблематики о связи знания и бытия, марбуржцы обрекли себя не только на абстрактный методологизм, односторонне ориентированный на науки логико-математического цикла, но и на идеалистический произвол, где научный разум играет сам с собой в бесконечный бисер понятий, теоретических моделей и формул. Борясь с иррационализмом, марбуржцы, по сути дела, сами встали на путь иррационалистического волюнтаризма, ведь если опыт и факты в науке несущественны, то, значит, для разума оказывается «все дозволено».

Ш Во-вторых, антисубстанциалистский и антиметафизический пафос неокантианцев Марбургской школы также оказался достаточно противоречивой и непоследовательной философской установкой. От сугубо метафизических спекуляций о Боге и Логосе, лежащих в основе мира, не смогли отказаться ни Коген, ни Наторп, а поздний Кассирер с годами, по его же собственному признанию, испытывал все большее и большее влечение к Гегелю - одному из самых последовательных субстанциалистов (эту функцию выполняет у него Абсолютная идея) и метафизиков-системотворцев в истории мировой философии.

Герман Коген (1842-1918)

Немецкий философ, глава марбургской школы неокантианства. Преподавал в Галле (1865-76) и Марбурге (1871-1902). Коген стремился преодолеть дуализм "вещи в себе" и "явления" на пути дальнейшей разработки кантовского трансцендентализма.

Его основные работы - «Теория опыта Канта» (1871), «Основание этики» (1877). Они являются подготовительными к основополагающим трудам - «Логика чистого познания» (1902) и «Этика чистой воли» (1904).

Он считал, что при решении этой задачи следует исходить не из понятия объективной действительности, как это делает "наивный реализм", и не из понятия сознания, как это делает субъективизм, а из понятия научного знания: философия должна изучать логические условия возможности науки, исходя из факта ее существования в виде "напечатанных книг". Опираясь на кантовское положение о том, что вне знания нет ничего, с чем это знание можно сравнить, Коген рассматривал научное знание как самостоятельную и бесконечно саморазвивающуюся систему, в пределах которой развертываются все отношения между частными содержаниями научных положений, в том числе и отношения между субъектом и объектом, или познанием и действительностью. Исследование познания не должно брать ощущение в качестве основы, поскольку представление об ощущении опирается на представление о причинной связи, т.е. на категорию рассудка. Ощущение должно получить свое обоснование в науке как физиологическое, психологическое или биологическое явление. По Когену, "действительность" есть категория знания - форма, в которой мы мыслим достижения знания, а поэтому она меняется в зависимости от изменения этого, знания. Различие между объективно существующим предметом и нашим знанием о нем есть лишь различие между этапом развития знания, к которому мы стремимся, и уже достигнутым знанием. Предмет познания не "дан" познающему субъекту, а "задан". Сущность процесса познания Коген видит в решении этого "задания", где "неизвестное X", служащее лишь импульсом для развертывания мышления, но не представляющее собой никакого содержания, постепенно определяется в серии актов категориального синтеза, протекающего по априорным законам мышления. Сконструированный подобным образом предмет познания остается всегда незавершенным, поскольку каждый синтез открывает все новые возможности последующих синтезов. Бесконечный процесс познания предмета является вместе с тем и процессом становления самого предмета как определенного сущего.

Перед философией Коген ставит задачу найти "первоначало" (Ursprung), лежащее в основе этих процессов. Универсальную модель такого "первоначала" он усматривает в почерпнутом из математического анализа понятии бесконечно малой величины, в которой он видит единство логической единицы мышления и элементарного "атома" бытия. В этой точке соприкосновения мышления и бытия, не имеющей никакой определенности, и начинает формироваться мысленный объект как предмет познания. Согласно Когену, кантовский априоризм должен быть понят лишь в "трансцендентальном" смысле - не как объективная логическая предпосылка возможности математического естествознания, а как основополагание, все время заново совершаемое мышлением. Поэтому категории он считал не изначально данными правилами мышления, а никогда не завершаемым рядом мыслительных структур. Пространство и время Коген рассматривал не как формы созерцания, а как систему идеальных отношений, на основе которых математика должна развиваться как чисто спекулятивная наука, не нуждающаяся в созерцании. То же требование выдвигается и в отношении теоретической физики, химии и др. наук. В результате философию Коген понимал как методологию, предметом которой являются отдельные науки. Например, философия права рассматривает не само право, а возможность науки о праве, философия искусства - возможность науки об искусстве и т.д. Свое этическое учение он строил как логику "чистой воли", в основе которой лежит идея свободы человеческой личности как абсолютный идеал. Эта концепция получила развитие в "этическом социализме". В основу разработанной Когеном эстетики положено понятие "чистого чувства" - любви к "человеческой природе" как высшей эстетической ценности.

Пауль Наторп (1854-1924)