"Классическое" евразийское движение в сравнительной перспективе

Размещено на http://www.allbest.ru//

Размещено на http://www.allbest.ru//

Реферат

«Классическое» евразийское движение в сравнительной перспективе

Евразийство и Азия: реакция калмыцких, японских и еврейских интеллектуалов на евразийский проект

Евразийская идеология стала платформой для интеллектуального переосмысления роли национальных культур в будущей государственности пост-имперского пространства. Этим воспользовались как калмык Эренжен Хара-Даван, грузин Константин Чхеидзе, так и еврей Яков Бромберг и представители японского движения паназиатизма.

Хара - Даван и Чхеидзе стремились решить национальный вопрос таким образом, чтобы каждой нации было предоставлено неограниченное количество прав на культурное развитие. Однако, не смотря на их усилия, популярность евразийского движения среди представителей народов Забайкалья не становилась больше, главным образом потому, что идеология евразийства не отвечала реальным нуждам отдельных народов. В то же время, политический проект евразийства получил непредсказуемую популярность в Японии. Во многом это зависело от деятельности Э. Хара-Даван, представителя калмыцкой эмиграции. Он родился в Малодербетовском улусе в Астраханской губернии, посещал улусную школу и Астраханскую гимназию. Обучение Эренджена было возможно только благодаря остаткам государственных либеральных программ по развитию образования среди неимущих кочевых народов, начатых еще в 1830-е годыЭ. Хара-Даван и его наследие. Элиста, 2012 г. С. 13.. В 1906 году Хара-Даван стал одним из пяти монголов, находившихся в Петербурге на обучении в университетах. Тогда же, под влиянием волны развития национализма, Хара-Даван и его товарищ Бадма Уланов создают общество «Хальмг тангчин туг» - национальная организация всероссийского союза учителей, - которая ставила перед собой цель возродить национальную культуру калмыков. В 1911 году Хара-Даван возвращается в свой улус, где продолжает работать врачом. Во время февральской революции, Эренжен становится участником новых органов управления, ратуя за идею автономии Калмыкии. После отказа временного правительства от поддержки проекта, он выступает за советскую власть, и в 1918 году возглавляет Калмыцкую секцию исполкома Астраханского губернского совета. На русско-калмыцком съезде в Яшкуле Хара-Даван выступил против экспроприации скота у калмыков и обобществления земли, после отказа Губисполкома предоставить автономию Калмыкии, Эренжен ушел в оппозицию и в марте 1920 году эмигрировал в Югославию. В 1929 году Хара-Даван переехал в Белград, где стал активным деятелем калмыцкой эмиграции. Благодаря его участию, в Белграде был построен первый в Центральной Европе буддийский храм, статую Будды для которого прислала японская община. В эмиграции меняются и его взгляды касательно будущего Калмыкии - Хара-Даван считает, что калмыкам необходимо создать Юго-Восточную федерацию совместно с казаками, и составить одну национально-культурную группу См. там же, С. 17..

Одновременно с прибытием в Европу Хара-Даван знакомится с идеями евразийства, и примыкает к движению. Привлекательными для него казались несколько факторов: федеративный принцип построения Евразии, поддержка народной культуры малых национальностей, идея о всеобщем культурном начале у русских и народностей Востока, а также идея о самопознании народа через призму индивидуума См. там же, С. 19.. Наибольшую связь из участников евразийства, Эренжен поддерживал с Константином Чхеидзе, родом из Кавказа. Оба деятеля называли себя «азийцами», осознанно относя себя к малым народностям ГАРФ, ф. 5911, оп. 1, д. 79, Л. 4. и противопоставляя себя русским. В 1929 году Хара-Даван выпускает труд «Чингисхан как полководец и его наследие», в котором выдвигается тезис о преемственности между становлением русской государственности и падением монгольской Империи ГАРФ, ф. 5783, оп. 1, д. 240, Л. 4.. Хара-Даван также переписывался с известным польским востоковедом В. Котвичем, который интересовался идеями евразийства и отмечал, что оно крайне полезно для развития монголоведения, поскольку восточный вопрос стоит для него на одном из первых мест ГАРФ, ф. 5911, оп. 1, д. 90,Л. 1..

Практическую неприменимость евразийской идеологии доказывает пример калмыцкой эмиграции, деятельность которой проходила в нескольких центрах - Белграде, Праге и Париже, находящихся в тесной взаимосвязи. Хара-Даван активно участвовал в жизни диаспоры, помогая денежными средствами и устраивая мероприятия по возрождению калмыцкой культуры. Самой активной была пражская группа, существование которой во многом зависело от «русской акции» Томаша Массарика, стремившегося поддержать национальные меньшинства бывшей Российской Империи и создать новую национальную элиту, которая сменит советскую. Совместными усилиями калмыцкая эмиграция выпускала журнал «Ковыльные волны», выходивший на русском языке и раскрывающий основные проблемы как калмыцкой диаспоры, так и оставшихся в СССР калмыков. Называя себя «казаками-националистами» Проект советской конституции // Ковыльные волны, 1936. № 13-14. С. 4., калмыки в эмиграции выступали против евразийской интерпретации роли их народа в истории, считая ее «надуманной»Балинов Ш. Из Калмыцкой истории // Ковыльные волны, 1930. № 2.С. 19.. Более того, калмыки считали Советскую национальную политику продолжением имперской колонизации 17 века: русская культура не казалась им «элементом сборки» для будущей государственностиСавельев С. По страницам старых номеров журнала «Дни» // Ковыльные волны, 1930.№ 2.С. 42., а элементом агрессивного национализма. Негативный опыт революции и гражданской войны повлиял не только на рост национальных чувств, но и на рост шовинизма по отношению к русским, представлявшимся для калмыков агрессорами. Именно поэтому евразийские проекты по решению национального вопроса не встретили в калмыцкой диаспоре положительного отклика, - они не отвечали реальным требованиям национальностей. За поддержку евразийского движения авторы журнала «Ковыльные волны» критиковали и Хара-Даван, чья транскрибция русских букв для звуков калмыцкого языка, созданная совместно с Н. Трубецким, повторяла те же самые ошибки, что и старые системы Ковыльные волны, 1936. № 2. С. 15.. Помимо критики евразийства со стороны калмыцкой эмиграции, евразийство также критиковалось и двумя видными деятелями татарской и башкирской эмиграции: Ахмет-Заки Валиди и Гаязом ИсхакиНазмутдинов Б.: Классическое евразийство и «Восток». Университет открытый город: лекции молодых ученых. Национально Исследовательский университет «Высшая школа экономики». Электронный ресурс. [URL: https: // www.hse.ru/news/communication/169605975.html ] (дата посещения: 09.04.2016)., занимавшиеся активной деятельностью по вовлечению диаспор в политическую жизнь. Несмотря на то, что взгляды обоих деятелей были достаточно близки к евразийским (общее понимание Евразии как пространства собирания наций и конструирования общей судьбы, интерес к изучению туранских народов), а их политическая деятельность была направлена на предоставление Башкирии и Татарстану автономий в составе федерации, где они бы могли развивать свою культурную идентичность, оба деятеля относились к евразийству достаточно скептично.

Благодаря помощи Э. Хара-Даван калмыцкой диаспоре, произошло знакомство Шимано Сабуро, известного японского русиста, с евразийскими трудами Э. Хара-Даван и его наследие. Элиста, 2012. C. 42., что повлияло на последующий перевод отдельных работ на японский язык. Популярность евразийских идей в Японии во многом объяснялась идейно-политическим движением паназиатизма, основные положения которого были во многом схожи с евразийством. Оба движения основывались на неприятии западного пути развития, только если евразийская реакция была вызвана негативным историческим разрывом, то паназиатизм стремился найти «Третий путь» из-за возросшего национального самосознания и желания реализоваться на международной арене. Схожими чертами в проектах были стремление к построению одного национального центра: Евразия должна была восстановить границы Российской Империи и построить наднациональное государство, где ведущим народом станет русский; в то время как проект «Великая восточноазиатская сфера взаимного процветания» подразумевал создание блока государств, лидером которых станет Япония Hama Yukiko. Eurasianism goes Japanese. Toward a Global History of a Russian intellectual movement// Between Europe and Asia. The origins, Theories and Legacies of Russian Eurasianism.Pittsburg, 2015. P. 150-165. .

Как отмечает Хама Йокико, переводя евразийские труды Сабуро руководствовался сразу несколькими причинамиСм. тамже.. Во-первых, существование евразийской идеологии позволяло оправдать колониальную политику Японии по отношению к Манчьжоу-го. Евразийство ратовало за антиколониальные государства с гармоничным сосуществованием нескольких наций одновременно, главным примером которых должна была стать Евразия. С другой стороны, евразийский проект казался стратегически удобным для Японии, поскольку заменял славянский фашизм неагрессивной идентичностью «евразийца». В соответствии с этим, выбирая тексты для перевода, Сабуро стремился подчеркнуть политические идеи евразийства, практически не заостряя внимание на пропагандируемом ими принципе мультикультурализма. Всего в Японии было переведено несколько евразийских работ: «Евразийство: декларация, формулировки, тезисы» (1932 г.), «Чингис-хан как полководец и его наследие» (1936 г.), «Европа и человечество» (1933 г.). До сих пор не существуют точных данных о том, как Сабуро познакомился с евразийскими идеями и по какому принципу переводил работы, однако, как отмечает Арай ЮкиасуЮкиасуА.КисториияпонскогопереводакнигиЭ. Хара-Давана. Элиста, 2012. С. 41-43. есть все основания полагать, что знакомство произошло именно через калмыцкую эмиграцию. Во-первых, именно японская община пожертвовала буддийскому храму в Белграде золотую статую Будды. Во-вторых, знакомство Хара-Даван и Сабуро могло произойти в Санкт-Петербурге, где оба получали высшее образование в один и тот же временной промежуток. Более того, Сабуро уделял большое внимание работам Хара-Даван, написав даже предисловие к выпуску «Чингис-хан великий полководец» на японском. Другая версия предполагает знакомство Сабуро с Всеволодом Ивановым, центральной фигурой харбинской эмиграции, придерживающегося евразийских взглядов. В 1926 году Иванов выпустил книгу «Мы: культурно-исторические особенности русской государственности», в которой говорил о проблемах будущей Евразии не «из Европы, а из Дальнего Востока»ИвановВ. Н. Мы на Западе и на Востоке. Культурно-исторические основы русской государственности . СПб., 2005. . В работе он также стремился к полному повороту на Азию, говоря о ведущей роли Китая в становлении Монгольской Империи, в то время как последняя стала основой для русской государственности. Иванов также выступал и за кооперацию евразийства и японского паназиатизма, что, возможно, и повлияло на знакомство Сабуро с евразийскими идеями. Однако «европейские» евразийцы крайне отрицательно отнеслись к деятельности Иванова и стремлении Сабуро к использованию евразийской идеологии в своих целях. Так, в письме от 1926 года, Василий Никитин - известный евразийский востоковед, занимающийся поиском взаимосвязей между Тураном и Ираном в контексте учений о Евразии, - критиковал утверждения Иванова о преобладающей роли Японии: «Паназиатство возникло с подавлением разрыва между США и Японией, и теперь Япония стремится объединить Азию. Япония эксплуатирует китайский труд и забрасывает китайский рынок своей дешевкой. Она же является очень неприятным конкурентом для индийской индустрии. Япония американизируется.»Из письма В. Никитина В. Иванову: из Парижа в Харбин // Евразийская хроника. 1926. № 6. С. 7. В 1932 году П. Н. Савицкий опубликовал доклад «Евразийцы о дальневосточном вопросе», который стал реакцией на приветствие Иванова Маньчжоу-го в ежедневной газете «Харбинское время» ГАРФ, ф. 5783, оп. 2, д. 26. Евразийцы о дальневосточном вопросе. Л.1.. В своем сообщении Савицкий заявил, что Всеволод Иванов не имел «никакого отношения к евразийской организации, единой и единственной представительнице евразийского движения» См. там же, Л. 1.. Более того, буферное государство представлялось изменой патриотическому курсу, поскольку было построено на обмане. Ранее, такой же критике евразийцами подвергалась и Дальневосточная республика, создание которой описывалось как буфер между СССР и Японией. Савицкий и Вернадский также обвинили Японию в заимствовании принципа западного колониализма, и имперской политики по отношению к Китаю. Заявляя о том, что Евразия не нуждается в колониальной политике на Востоке, стремясь обозначить там только свои культурные и идеологические интересы, Савицкий сделал акцент на нежелании евразийцев работать в сотрудничестве с азиатскими странами, поскольку Евразия представляет собой «самодостаточное хозяйственное целое» См. там же, Л. 2.. Вернадский, наоборот, утверждал, что Евразийцы должны радикально отреагировать на возникновение общеазиатского национализма: «Паназиатизм - теорию выдвигаемую японской прессой в поддержку японского империализма. Азия для азиатов - конечно, при подразумевании условия японского руководства азиатами. В ответ на этот лозунг может быть выдвинуто положение «Евразия для евразийцев». Если нарды Евразии достаточно сознают свою взаимную связь и неразрывность исторической судьбы, то всякий лозунг основанный на других геополитических основаниях, является очевидно лишь орудием чужого империализма в попытке расщепить единство Евразии» ГАРФ, ф. 5783, оп. 2, д. 6. Л. 25..

С другой стороны, идеология Евразийства стала платформой для переосмысления и еврейского вопроса. Так, еврейский интеллектуал Яков Бромберг, написавший несколько работ в евразийском ключе, но оставивший Евразийство после своей эмиграции в СШАГлебов С. Евразийство между Империей и модерном: История в документах. М., 2010. С. 169., в 1931 году выпустил работу «Запад, Россия и еврейство»Бромберг Я. Запад, Россия и еврейство. Б., 1931. 196 С., в которой впервые пересмотрел еврейский вопрос с точки зрения теории о культурной и исторической взаимосвяанности евразийских народов. Критикуя стремление еврейских «периферийных интеллектуалов» к самоопределению, которое появилось после развития украинского национального движения, Бромберг замечает, что восточноевропейское еврейство должно занять «пусть скромное, но достойное и по заслугам почетное место» См. там же, С. 29. среди народов России-Евразии и отказаться от идей поддержки «лжеутопии», которой Бромберг обозначал любое стремление к «самостийности», возникающее у бывших национальных меньшинств Российской Империи. Евразия представлялась Бромбергу как «новый Иерусалим», в котором восточноевропейские евреи смогут найти место для самовыражения своих национальных и культурных интересов, которые нельзя рассматривать без понимания интересов «великорусских». Привлекая евразийскую концепцию «месторазвития», Бромберг также объясняет необходимость принятия и разделения ответственности за историческое прошлое между еврейскими и остальными народами Евразии.

евразийский движение идеология

Обсуждение украинского вопроса в полемике Н. Трубецкого и Д. Дорошенко

В 1920-х годах в эмиграции был широко распространен дискурс о причинах поражения Белой Армии и успехе большевистской революции. Евразийцы считали ошибкой отсутствие поддержки национальных движений со стороны белогвардейцев, продолжавших имперскую политику «игнорирования национальностей». Украинский вопрос был одним из самых обсуждаемых, поскольку местное национальное движение было достаточно активным и инициировало полемику о судьбах народностей на территории бывшей Российской Империи. Подобное обострение дискуссий в 1920-х годах можно объяснить сразу несколькими факторами. Во-первых, приход к власти большевиков не смог решить проблему национального кризиса, возникшую после 1905 года: когда в имперской России сформировались классы, но не национальности, сильно политизировавшиеся после войныФон Хаген М., Русско-украинские отношения в первой половинеXX века. Электронный ресурс. [URL: http: // litopys.org.ua/vzaimo/vz15.htm] (дата обращения: 10. 04. 2016).. Более того, как отмечает А. Миллер, после 1907 года русско-украинская граница стала особым местом «борьбы за идентичность» между русскими и украинскими националистами, особенно обострившейся во время столыпинских реформ, когда русские националисты официально поддерживались властямиMiller A. The role of the First World War in the competition between Ukrainian and All-Russian Nationalism. The Empire and nationalism at war, Bloomington,2014. P. 73-91.. Во-вторых, Первая Мировая и Гражданская войны сами по себе стали катализатором националистических настроений, когда посредством мобилизации достигался эффект поднятия патриотических чувствLohrE. WarNationalism. The Empire and Nationalism at War. Bloomington, 2014. P. 91-107..

В 1927 году между Николаем Трубецким и представителем украинского национального движения Дмитрием Дорошенко разгорелась полемика об истории украинской национальной культуры, которая также затрагивала вопросы легитимности требований и существования национальных движений на территории бывших окраин Российской Империи. Особенность дискуссии заключалась в сугубо академическом стиле двух оппонентов, а также в их различной интерпретации одних и тех же фактов из истории развития Украины. Оба деятеля анализировали украинскую проблему с точки зрения культуры, таким образом решая политические споры современностиТрубецкой Н., «К украинской проблеме» // Евразийский сборник, 1927. № 5. . Культура же в споре выступала неким объектом политики, парадигмой, которую возможно менять или заимствовать. В своей статье «К украинской проблеме», Трубецкой высказал ряд основополагающих для полемики тезисов. Во-первых, по мнению евразийца, до присоединения Украины в XVII веке сложилось противостояние между западной и великорусской культурными моделями См. там же.. В результате, царь выбрал поддержку западной, «малоросской» системы и провел реформу о замене богослужебных книг на украинский манер, а также поддержал реформы Никона. Преобразование получило продолжение во время петровских реформ, когда московская культура была окончательно запрещена, а украинская, то есть западная, модель широко распространилась по всей территории Российской Империи. Однако не смотря на заимствованную украинскую модель, государство все равно оставалось великорусским, что позволило создать совмещенную, общерусскую культуру. Трубецкой ввел подобное определение, чтобы обозначить невозможность развития местных национализмов: как украинского, так и русского. Термин «общерусская культура» означает, что сепаратистские и национальные движения себя не оправдывают, поскольку украинские, белорусские, польские и другие народы в силу исторических причин не могут существовать по отдельности, имея общую культурную платформу. Таким образом, Трубецкой подводит к тому, что украинские деятели не должны пытаться создать свою самобытную культуру, но стремиться дополнить общерусскую, образуя с ней единое целое.

В то же время, формально не затрагивая политические аспекты (т.к. «связь между культурным и политическим в этом вопросе вовсе не обязательна» См. там же.), Трубецкой, говоря о стремлении украинских националистов к самобытности, утверждает, что никакая политика невозможна без различия с культурой, и именно ее нужды должно обслуживать будущее государство. И если украинские сепаратисты создадут собственное государство, оно не сможет существовать без подпорки с общерусской культурой.

Статья Трубецкого вызвала ответную полемику со стороны бывшего представителя украинского национального движения - эсера Д. ДорошенкоДорошенко Д. К украинской проблеме // История. Культура. Язык. М., 1995. С. 384-385.. Выступая с критикой основных положений Трубецкого, Дорошенко отмечал, что в первую очередь, культура как таковая, мало повлияла на возникновение национальных движений: сепаратизм возник бы даже без антропологических и языковых отличий, поскольку он является скорее результатом политического угнетения и естественного развития нации, нежели чем кульминацией культурных различий. Более того, Дорошенко полемизирует с Трубецким и по поводу роли петровских реформ и заимствования украинской культуры великорусской. По его мнению, украинская культура на протяжении всей истории шла на несколько шагов впереди московской, всегда отличающейся однобокостью, неразвитостью и бессистемностью. Развитость украинского общества объяснялась, в первую очередь, польским влиянием и распространением там идей Реформации, которые повлияли на культурный уровень интеллигенции, но не повлияли на смену конфессии. Благодаря польскому влиянию, украинское общество оказалось тесным образом интегрировано в европейское, что сказалось на большом количестве учащихся в европейских университетах украинских студентов, в то время как Петр только основал практику посылки детей московских бояр на учебу заграницу См. там же, C. 384.. Таким образом, Дорошенко упрекает Трубецкого в недостаточном знании вопроса: Петр не только не «пересаживал» западную культуру на великорусскую, но лишь заимствовал из нее отдельные элементы, в то время как различие между украинским и московским обществами оставались несоизмеримыми.

Одновременно, по мнению Дорошенко, происходила насильственная колонизация края - запрет печатать книги на украинском языке от 1720 года, урезание политических прав и экономическое истощение негативно влияли на положение Украины. В качестве реакции на российский империализм, украинские интеллектуалы не только сохраняли чувство принадлежности к «украинской нации», что «позволяло сохранять чувство превосходство над культурой великороссов»См. там же, C. 385., но и участвовали в противоборстве против русских националистов (например, в лице Н.И. Костомарова, предлагавшем перестать печатать украинскую литературу на украинском языке) путем своей деятельности в западных странах. Помимо этого, в противовес тезису Трубецкого об отсутствии в Украине элиты, которая смогла бы перестроить украинскую культуру, Дорошенко отметил, что советская политика коренизации позволила создать в Украине целое сословие «новой интеллигенции», для которой существует национальная история.

В ответ на критику Трубецкой выпустил отдельное открытое письмо Д. Дорошенко, излагающее видение украинской проблемы с точки зрения евразийства. Прежде всего, Трубецкой критикует «западное мышление» оппонента и его стремление «возвысить» украинскую культуру посредством отнесения ее в разряд «европейских». Помимо этого, он отмечает, что украинская история представляет особый интерес для будущего государственного строя Евразии, именно из-за ее противодействия польскому католичеству и отстаиванию православия. Во всех других своих проявлениях, украинская культура находилась «на периферии» Европы и никакого универсалистского значения не несла. Трубецкой также признает критику Дорошенко касательно исторической подоплеки монгольского нашествия как разъединяющего фактора для двух культур, но отмечает, что стремление к кооперации (в силу их схожести) оказалось сильнее противоречий.

Важным моментом в завершающем дискуссию письме Трубецкого, является обвинение Дорошенко в узконациональном подходе. Трубецкой решительно отвергал любые доводы представителя украинского национального движения о том, что украинская культура обладает самобытностью и отсюда возрастает желание украинцев владеть собственным государством, и строить его на платформе национальной истории. Трубецкой утверждал, что путь украинской культуры лежит только через общенациональные тенденции, и если украинцы хотят что-либо изменить и перейти к наднациональным постройкам, то они должны в любом случае кооперироваться с общерусскими тенденциями. Не отрицая ошибки царского и советского правительств по отношению к Украине (стремилось заставить украинцев забыть украинскую природу, а советское - его русские корни), Трубецкой настаивает на том, что украинская интеллигенция не способна воспринять новые измененияТрубецкой Н. С. Ответ Д.И. Дорошенко // Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 393-405.. Таким образом, дискуссия между Д. Дорошенко и Н. Трубецким является ключевой не только для определения позиции евразийцев по отношению к «малым» национальностям, но и для понимания позиции украинского движения. Трубецкой осуждает стремление к сепаратизму и формированию однонациональных государств, говоря о лицемерии подобных «националистов», не учитывающих культурную самобытность народов. Подобная реакция в среде евразийского движения была связана с несколькими факторами: во-первых, образование новых государств Восточной Европы негативно влияло на положение эмигрантов из России; а во-вторых, критика стремления к государственности «малых народов» была типичной для представителей доминирующей национальности по отношению к национальным меньшинствамГлебов С. Евразийство между Империей и модерном. М., 2010. С. 28..

Сравнение политических проектов областнического и евразийского движений

Областническое движение сформировалось в 1860-е годы под руководством Николая Ядринцева и Григория Потанина. За последующие пятнадцать лет движение успело пройти сразу несколько этапов развития: широкое распространение среди молодежи; громкое политическое дело «сибирских сепаратистов», а также поиск идеологического обоснованияРемнев А. Западные истоки сибирского областничества // Русская эмиграция до 1917 года -- лаборатория либеральной и революционной мысли. СПб., 1997. С. 142.. Возникновение движения также стало реакцией на политику, проводимую Империей по освоению Сибири. Формально, при включении столь масштабных территорий, российские власти стремились последовать западному опыту управления колониями, назначая там сильную местную власть в лице генерал губернаторского управления. Централизация управления в Империи, некомпетентность чиновников, приводившая к принятию неправильных решений, а также отток культурных сил из Сибири постепенно приводили к формированию местного патриотизма, направленного против имперской политики. Выражением недовольства местного населения и стало областническое движение. Как отмечает А. Ремнев, предпосылки областничества сложились еще в начале XIX века, когда началось отторжение местным населением переселенческой политики. Наибольшую опасность, по мнению государства, представляли не только польские переселенцы, но и крупные сибирские монополисты, среди которых бытовало мнение: «Сибирь не Россия»Ремнев А.Колония или окраина? Сибирь в имперском дискурсе XIX века. Электронный ресурс. [URL: http: // zaimka.ru/remnev-colony/ ] (датаобращения: 16.04.2016).. Опасения властями сепаратизма в Сибири были настолько сильны, что не утихли даже после начавшегося против областников судебного дела.

Таким образом, сформировавшись изначально в среде петербургского студенчества, областники стали продуктом имперской колониальной политики, выступив за революционную борьбу и установление демократических свобод. Деятельность областников отслеживалась властями: в 1865 году было заведено громкое судебное дело, по результатам которого многие деятели подвергались различным мерам наказания. Однако даже не смотря на преследования, областническое движение оставалось популярным среди народа. В 1870-е годы, областнические идеи претерпели некоторые изменения, и стали более близки к революционному народничеству, идеализировавшему крестьянские общины. Более того, областники 1870-х выступали за создание единой Сибирской нации, угнетаемой на протяжении нескольких сотен лет колониальными практиками.В целом, в конце XIX - начале XX века сибирские областники под руководством Г. Потанина и Н. Ядринцева смогли создать альтернативное видение имперской политики.

Возможность реализовать свои политические проекты появилась у областников после революции 1917 когда, когда на всей территории бывшей Российской Империи появлялись образования, претендующие на легитимность. Шестого декабря в Томске была проведен съезд, в ходе которого было принято постановление «Об автономном устройстве Сибири», утверждающее самоопределение для областей и национальностей на принципах федерализма. На съезде областники апеллировали ко всем слоям населения, будь то крестьяне, рабочие и казаки, для установления нового порядка, основанного на самоуправленииSablin I. Governing Post-imperial Siberia and Mongolia, 1911-1924.London, 2016. P. 83.. Установление принципа земства казалось областникам способом утверждения самостоятельности Сибири. После переворота в Петрограде, областники решили не подчиняться советскому правительству и передали власть региона Областной Думе, выборы которой были назначены на январь 1918 года. Однако к этому времени Томск уже контролировался большевиками, которые и совершили переворот, арестовав большее количество депутатов Сибирской Думы. 30 июня в Омске появилась новая сила, состоящая из эсеров и областников, названная Временным Сибирским правительством. Четвертого июля они выпускают декрет о «Государственной самостоятельности Сибири», в котором утверждаются принципы независимости региона. В частности, в декрете сказано о том, что Сибирская автономия не является долгосрочной и «все усилия должны быть направлены на воссоздание Державы Всероссийской» Декларация Временного Сибирского Правительство о государственной самостоятельности Сибири, 4 июля 1918 год. Электронный ресурс. [URL: http: // libbabr.com/?book=4900] (дата обращения: 15.04.2016).. Последующий период установления власти адмирала Александра Колчака, длившийся вплоть до 1919 года, характеризуется снижением влияния областничества на общественное мнение, вновь распространившимся после свержения правительства Колчака благодаря поддержке эсеров. Однако и ряд эсеровских восстаний не привел к установлению в Сибири демократической государственности и областнические идеи в регионе потерпели поражение. Связано это было по большей части с разобщенностью политических движений, противостоящих большевизму, а также с тем, что идеи об автономном положении Сибирского региона были распространены среди экономической и культурной интеллигенции и не учитывали нужд большинства населения - крестьян и рабочих. В 1922 году движение областников оказалось в эмиграции: первый центр находился в Харбине, а второй в поддерживаемой «Русской акцией» Праге, где издавался журнал «Вольная Сибирь»Аблажей Н. Сибирское областничество в эмиграции.Н., 2003. С. 4.. Однако в эмиграции областничество не смогло создать организацию, способную к созданию политической альтернативы.

Специфика областничества заключалась в рассмотрении Сибири как колонии, а процесса ее освоения - как колониализма. Областники не только сравнивали Сибирь с другими колониями (Австралия, Канада, Северная Америка), но и ставили вопрос о культурно-экономическом обосновании отсталости восточной части Российской Империи. Как отмечает М. Шиловский, областники также подняли вопрос об отличии колониализма от колониальной политики. Если первый термин связывается в основном с хозяйственным освоением земель, то колониальная политика направлена на закрепощение региона в составе ИмперииШиловский М. Сибирские корни евразийства // Евразия: культурное наследие древних цивилизаций. 1999. №. 1. С. 102-111.. Идеи областников также во многом совпадали с идеями раннего народничества и славянофильства, поскольку они рассматривали Сибирь как пространство, свободное от имперского гнета, чем и объясняется массовое переселение. По отношению к коренному населению Сибири, областники принимали позицию одновременно западно-просветительскую и славянофильскую; считая, что бюрократический произвол на местах угнетает население, которое необходимо развивать и помогать ему обустраиваться в современном мире См. там же, C. 104.. В то же время, в отличие от евразийцев, областники рассматривали такие народности как «отсталые», говоря о необходимости их европеизации. А. Головинов считает, что историографическая традиция усматривать в действиях областников сепаратизм в корне неверна и навязана политической необразованностью имперских чиновников, которые не смогли в свое время определить истинные намерения областнического движения Головинов А.Идеология и философия областничества: к проблеме политической идентификации // Вестник челябинского государственного университета. 2011.№ 14. С. 58-61.. Г. Потанин также отмечал: «Сибирь в ряду других областей, в которых появляется стремление к областничеству и автономии, выделяется тем, что в ней эта идея не связана с национальной идеей. Основа сибирской идеи чисто территориальная».Потанин Г. Областническая тенденция в Сибири // Томск, 1907. С. 57-58. Более того, выступая против национализма и считая его силой, децентрализующей государственной порядок, областники, подобно евразийцам, поддерживали концепцию всеобщего культурного развития в рамках страны, когда каждый народ сможет развиваться самостоятельно, но при этом в рамках одной тенденции. Важным различием в понимании будущего государственного устройства между евразийцами и областниками стал вопрос о понимании федерации. Областники стремились к построению федерализма по западному принципу, с равными экономическими и политическими отношениями между каждым субъектом. М. Ядринцев писал: «Русская история, основанная на идее централизации, исключающая идею областности есть отрицание существенного, жизненного значения областей, как разнообразных органов в составе и развитии целого политического организма - всего народа»Головинов А. Идеология и философия областничества: к проблеме политической идентификации // Вестник челябинского государственного университета.2011. № 14. С. 60.. При этом, евразийцы стремились к построению федерации по советскому принципу, с сильной центральной властью. По их мнению, именно такой тип государственной системы позволит, с одной стороны, обеспечить равноправное развитие народностей в составе одного государства, а с другой - сохранить централизующие тенденции, которые объединят будущую Евразию в единое целое. С. Селиверстов также отмечает, что деятельность Г. Потанина по изучению этнографии Евразии стала предвестницей евразийства: в частности, в своей работе «Восточные мотивы» Потанин выдвигает тезис о влиянии Востока на развитие Запада, а также о сходстве «средневекового западного и восточно-ордынского эпоса»Селиверстов С. Г.Н. Потанин: Сибирское Областничество Между Западничеством И Евразийством (Вторая Половина XIX Начало XX В.) // Вестник Томского государственного университета. 2007. №. 300-1., что означает единую культурную платформу для западной и восточной части Евразии, - которая, в последствии, станет тезисом евразийства. Более того, областники стали первыми кто стал призывать к рассмотрению «периферии» как действующего актора государственного устройства, а азиатские народности как отдельные цивилизации, заслуживающие научного изучения.

Таким образом, областники первыми создали движение, выдвинувшее проект альтернативного устройства для Российской Империи. Конечно, между евразийством и областничеством существует несколько существенных отличий: областничество развивалось в имперском контексте, в то время как евразийство сформировалось в пост-имперском мире; областничество было «периферийной» реакцией, в то время как евразийство было сформировано интеллектуалами «из центра»; областничество ориентировалось на западную модель развития, в то время как евразийство ее отвергало. Евразийство и областничество оставались интеллектуальными продуктами эпохи, однако непопулярность среди населения областнических идей во время Гражданской войны, свидетельствует об их практической неприменимости. Понимание федерации как основы для будущего государственного устройства, восприятие азиатской культуры как родственной, и внимание к научному изучению географического пространства Евразии делает оба движения схожими и дает понимание исторического контекста развития евразийского движения в 1920-е годы.

Список литературы

Схиммельпенник ван дер Ойе Д. Навстречу восходящему солнцу: Как имперское мифотворчество привело Россию к войне с Японией. М.: Новое литературное обозрение, 2009. 421 с.

Трубецкой Н. Европа и Евразия. М.: Алгоритм, 2014. 314 с.

Трубецкой Н. Ответ Д.И. Дорошенко // Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык. М.: Прогресс, 1995. С. 393-405.

Флоровский Г. Евразийский соблазн // Современные записки. 1928 г. № 24. С. 312-346.

Фон Хаген М. Русско-украинские отношения в первой половине XX века. Электронный ресурс. [URL: http://litopys.org.ua/vzaimo/vz15.htm] (дата обращения: 10. 04. 2016).

Фрейнкман-Хрусталева Н. С., Новиков А. И. Эмиграция и эмигранты: История и психология. СПб.: Государственная академия культуры. 1995. 250 с.

Шиловский М. Сибирские корни евразийства // Евразия: культурное наследие древних цивилизаций. 1999. №. 1. С. 102-111.

Юкиасу А. К истории японского перевода книги Э. Хара-Давана // Эренжен Хара-Даван и его наследие / сост. П. Алексеева. Элиста: Издательский дом «Герел», 2012. С. 41-43.

Bassin M. Classical Eurasianism and the geopolitics of Russian identity // Ab Imperio. 2003. № 2. P. 257-267.

Bassin M. Russia between Europe and Asia: The Ideological Construction of Geographical Space // Slavic Review. 1991. № 50(1). P. 1-17.

Between Europe and Asia: The Origins, Theories, and Legacies of Russian Eurasianism / ed. by Bassin M., Glebov S., Laruelle M. Pittsburgh: University of Pittsburgh Press, 2015. 288 p.

Bocharova Z. Contemporary historiography on the Russian Emegre community in the 1920-s and the 1930-s // Russian studies in history. 2002. N. 41. P. 66-91.

Gerasimov I., Glebov S., Kusber J., Mogilner M, Semyonov A. New Imperial History and the Challenges of Empire // Empire Speaks Out: Languages of Rationalization and Self-Description in the Russian Empire / ed. by Gerasimov I., Kusber J., Semyonov A. Leiden & Boston: Brill, 2009. P. 3-32.

Glebov S. A Life with Imperial Dreams: Petr Nikolaevich Savitsky, Eurasianism, and the Invention of" Structuralist" Geography //Ab Imperio. 2005. №. 3. P. 299-329.

Glebov S. Wither Eurasia? History of Ideas in an Imperial Situation // Ab Imperio. 2008. №. 2. P. 345-376.

Glenny M., Stone N. The Other Russia. London: Viking Adult, 1991. 455 p.

Hirsch F. Empire of nations: Ethnographic knowledge and the making of the Soviet Union. Ithaca: Cornell University Press, 2005. 367 p.

Laruelle M. Russian Eurasianism: An ideology of Empire. Washington, DC : Woodrow Wilson Center Press, 2008. 296 p.

Martin T. The affirmative action empire: nations and nationalism in the Soviet Union, 1923-1939. Ithaca: Cornell University press, 2001. 528 p.

Mazurek S. Russian Eurasianism-Historiosophy and Ideology // Studies in East European Thought. 2002. T. 54. № 1-2. P. 105-123.

Miller A. The role of the First World War in the competition between Ukrainian and All-Russian Nationalism. The Empire and nationalism at war, Bloomington, 2014. P. 73-91.

Mohrenschildt V., Sergius D. Toward a United States of Russia: Plans and Projects of Federal Reconstruction of Russia in the 19th Century. Rutherford: Fairleigh Dickinson University Press.1981. 320 p.

Sablin I. Governing Post-imperial Siberia and Mongolia, 1911-1924. London: Routlege, 2016. 221 p.

Suny R. The revenge of the past: Nationalism, revolution, and the collapse of the Soviet Union. Stanford: Stanford University Press, 1993. 224 p.

Размещено на Allbest.ru