Военно-политические аспекты внешней политики Соединенных Штатов Америки (2000–2008 гг.)

Размещено на http://www.allbest.ru//

Размещено на http://www.allbest.ru//

Военно-политические аспекты внешней политики США (2000-2008 гг.)

ВВЕДЕНИЕ

Внутренняя и внешняя, в том числе и военная политика США оказывает большое влияние на положение в мире, на стратегию других значимых в военно-политическом отношении государств. Ее основные направления сформулированы в Стратегии национальной безопасности администрации Б. Обамы, главной целью которой провозглашено национальное обновление для восстановления американского глобального лидерства. В трактовке разработчиков документа лидерство подразумевает военную мощь, экономическую конкурентоспособность, моральный авторитет, активное участие в международно-политических процессах в глобальном масштабе и усилия по упорядочению международной системы. При этом подчеркивается важная роль внутриполитического аспекта стратегии национальной безопасности: «Наша сила и влияние за рубежом опирается на те шаги, которые мы предпримем у себя дома» [1, с. 3].

Параллельно с тенденцией к изоляционизму в американской внешней политике всегда существовала тенденция к внешнеполитическому интервенционализму. Так, под влиянием критики политических оппонентов-республиканцев администрация Клинтона внесла коррективы в американскую внешнеполитическую стратегию. Уже в своем первом президентском послании “О положении страны” (январь 1994 г.) Б. Клинтон пообещал не сокращать более военных расходов Америки. В 1995 г. в докладе Министерства обороны США подтверждается намерение сохранить свои вооруженные силы и военные обязательства, а в некоторых случаях и расширить их. В 1995 г. президент Клинтон договорился с Республиканским (преимущественно неоизоляционистским по настроениям) конгрессом о постепенном увеличении военных расходов с 260 млрд. долл. в 1995 г. до 281 млрд. долл. к 2002 г. [12, с. 45].

В 2008 году с приходом к власти в Америке демократической партии, во главе с Бараком Обамой, произошли некоторые изменения во внешней политике США. В первые же дни после избрания Обама заявил, что ядерные вопросы с Ираном, Северной Кореей, ситуация на Среднем Востоке станут приоритетными в вопросах внешней политики новой администрации. Ставя своей основной целью борьбу с терроризмом и насилием, Барак Обама акцентировал внимание развитие дипломатических, партнерских отношений и обороне страны. Перед членами профильного комитета госсекретарь новой администрации Хилари Клинтон обрисовала важнейшие приоритеты во внешней политике, которые разрешают составить общее представление о том, как Соединенные Штаты будут вести себя в самом ближайшем будущем. Наиболее актуальными вопросами во внешней политике США до сих пор остаются афганская и иракская проблемы.

Суть политики Обамы остается такой же, как у Буша, за исключением внедрения ограниченного числа наступательных операций. Крупной переменой с момента прихода Обамы в Белый дом стало изменение позиции пакистанцев, которые проводят более агрессивную политику (или, по крайней мере, они хотят показаться более агрессивными) по отношению к талибам и Аль-Каиде, по крайней мере, в своих собственных границах.

Ориентиры и содержание военной политики на ближайшие годы были обобщены в представленной 8 февраля 2011 г. председателем Объединенного комитета начальников штабов адмиралом М.Г. Малленом «Национальной военной стратегии США 2011», имеющей подзаголовок «Реконфигурация американского военного лидерства» [2, с. 12].

Сам текст военной стратегии - 2011 насчитывает 21 стандартную страницу, но его основу составляют три ранее опубликованных документа: 1) традиционно представляемый министром обороны США примерно раз в четыре года «Всесторонний обзор состояния и перспектив развития вооруженных сил», анонсированный Р. Гейтсом 12 февраля 2010 г. (170 страниц) [3, с. 33]; 2) «Обзор состояния ядерных сил», представленный министром обороны 6 апреля 2010 г.; 3) уже упоминавшаяся «Стратегия национальной безопасности», подписанная и провозглашенная президентом Б. Обамой в мае 2010 г. (52 страницы).

Цель данной работы заключается в выявлении глобальной роли военно-политических аспектов внешней политики США.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

- проследить особенности реализации целей национальной безопасности США в первом 10-летии ХХI в.;

- выявить роль США в возникновении, эскалации и урегулировании региональных конфликтов в первом 10-летии ХХI в.

Объектом исследования выступает внешняя политика США.

Предмет исследования - военно-политическая составляющая в международной стратегии США.

ГЛАВА 1. ОСОБЕННОСТИ РЕАЛИЗАЦИИ ЦЕЛЕЙ НАЦИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ США

1.1 Внешний долг и военная политика США

Национальная военная стратегия США-2015 в очередной раз провозгласила право вооруженных сил (ВС) этой страны на полную свободу действий во всех регионах мира для обеспечения собственного доступа к общемировым ресурсам и глобальным коммуникациям. В ней намечалось разработать доктрину более полного использования военных возможностей, включающих: «согласованное проецирование военной мощи сразу на все сферы (суша, воздух, море, космос, киберпространство); одновременное начало военных действий в них; способность обеспечения гарантированного доступа к общемировым ресурсам и кибернетическому пространству внутри региона, даже при условии активного сопротивления противника, а также нанесение ему решающего военного поражения» [2, с. 13].

Финансово-экономическое обеспечение глобального лидерства и высокая военная активность дорого обходятся сильнейшей в экономическом и военно-политическом отношениях стране мира. Кроме высоких текущих расходов на содержание и развитие ВС и военные научно-исследовательские и опытно-конструкторские разработки (НИОКР) в условиях военно-технической революции увеличение издержек связано с тем, что после терактов 2001 г. США были вовлечены в три кампании - глобальную войну с международным терроризмом, масштабные операции в Афганистане и Ираке. Это значительно увеличило военные расходы, дефициты государственного бюджета и государственный долг по сравнению с предшествующим периодом.

В первый срок президентства У. Клинтона (с 20 января 1993 г. по 20 января 1997 г.) в результате настойчивых усилий его администрации удалось резко снизить оставленные в наследство от Р. Рейгана и Дж. Буша-ст. ежегодные дефициты в 200-290 млрд. долл. (до 21,9 млрд. долл. в 1997 фин. г.), а в 1998-2000 фин. годах, обеспечить бюджетный профицит и довести его до 236,2 млрд. долл. [12,с. 46]

Сказались отказ от дорогостоящей программы Стратегической оборонной инициативы, выдвинутой еще Р. Рейганом, окончание расточительной «холодной войны» - многолетней конфронтации с СССР и другими социалистическими странами, определенное снижение военных расходов в реальном исчислении, уменьшение числа федеральных служащих с начала десятилетия более чем на 316 тыс. человек - до самого низкого уровня за предшествующие 35 лет.

В целом, оба срока правления У. Клинтона ушли на то, чтобы сделать США сверхдержавой, которая может позволить себе все. Была проведена революционная реформа по поддержке национальной экономики, созданы миллионы новых рабочих мест, резко снижены безработица, налоги и инфляция. Были приняты или расширены уже реализующиеся масштабные программы социальной поддержки населения, создана национальная информационная сеть, так называемая communication superhighway. В стране почти вдвое уменьшилась преступность, что, впрочем, не исключило 10 попыток покушения на жизнь самого президента [12, с. 55].

Вместе с тем, президентство У. Клинтона вошло в историю и военными акциями в зоне Персидского залива, расширением военной активности на Балканах, бомбардировками Югославии, расширением НАТО, проникновением США в Закавказье и Центральную Азию. Уже в бюджете на 2000 фин. год было предложено в течение шести лет увеличить на 112 млрд. долл. затраты на поддержание боеготовности и модернизацию армии, сочетая в этих целях новые расходы с бюджетной экономией. Планировалось первое более чем за десять лет реальное, с поправкой на инфляцию, увеличение оборонных расходов, которое позволяло повысить денежное довольствие военнослужащих на самую большую с начала 1980-х гг. относительную величину (в процентах), а также увеличить пособие при уходе в отставку после 20 лет военной службы с 40 до 50 % среднего базового довольствия за последние три года службы.

Оборонный бюджет (последний принятый администрацией У. Клинтона) развивал этот план, обеспечивая сохранение первоклассной боеготовности на предстоящие годы. Более того, было предложено существенно увеличить расходы на модернизацию вооружений, с тем чтобы гарантировать дальнейшее техническое превосходство ВС США. Претензия на мировое лидерство осталась неизменной.

Данные официальной статистики показывают, что за период с 1 октября 2001 г. по 30 сентября 2011 г. военные расходы (national defense and veterans' outlays) в текущих ценах составили 5516,4 млрд. долл. За этот же период суммарный дефицит бюджета составил 6485,2 млрд. долл. [11. с. 150].

На войны в Ираке и Афганистане, а также связанные с ними операции в Пакистане с учетом процентных платежей по кредитам, взятым на финансирование этих войн, расходов на обеспечение ставших инвалидами и пострадавших в результате боевых действий ветеранов и на внутреннее противодействие терроризму израсходовано более 4 трлн. долл., что в три раза превысило сумму расходов, санкционированную конгрессом. Поскольку это еще не окончательный финансовый итог глобальной «войны с терроризмом», расходы на нее уже сопоставимы с издержками, понесенными Соединенными Штатами в результате Второй мировой войны, которые Бюджетное управление конгресса США оценивает в пересчете на сегодняшние цены в 4,1 трлн. долл. [6, с. 78].

В 2014 г. экономист Гарвардского университета Л. Билмес и лауреат Нобелевской премии по экономике Дж. Стиглиц подсчитали, что эти войны будут стоить более 3 трлн. долл. на момент их завершения. Различия приведенных оценок обусловлены тем, что после 2014 г. финансовое положение США значительно ухудшилось в результате жесточайшего финансово-экономического кризиса 2008-2009 гг., во многом связанного с теми же террористическими актами, стремлением властей нейтрализовать их негативное влияние на экономику путем повышения доступности всех видов кредитования.

Сказывается и то, что, в отличие от большинства предыдущих военных конфликтов, в которых принимали участие США, войны в Ираке и Афганистане почти полностью финансировались с помощью заемных средств. За счет увеличения государственного долга финансировались и растущие расходы на здравоохранение и социальное обеспечение, что обусловливалось вступлением в пенсионный возраст поколения послевоенного (второй половины 40-х гг. ХХ в.) «бэби-бума».

В 2012-2014 фин. годах государственный долг увеличивался в среднем на 630 млрд. долл. в год. В 2014 фин. году он увеличился более чем на 1 трлн. долл., в 2013 - на 1,889 трлн., в 2012 - на 1,653 трлн., в 2011 - на 1,193 трлн. долл. Как известно, это привело к тому, что 18 апреля 2013 г. американское рейтинговое агентство Standard & Poor, прогнозируя опасное усложнение ситуации на финансовом рынке, понизило кредитный прогноз США до «негативного» [11. с. 160].

Американцам все чаще начали напоминать впечатляющие факты, свидетельствующие о чрезмерной расточительности правительства и опасностях дальнейшего неконтролируемого разбухания государственной и общей задолженности.

Всего один день войны в Афганистане обходился американскому налогоплательщику дороже, чем продолжающееся 15 месяцев строительство Пентагона - крупнейшего офисного здания в мире, общей площадью 604 тыс. кв. м, в котором работает около 26 тыс. человек. Стоимость американских бомбардировок Ливии за первую неделю боевых действий составила 600 млн. долл. Общая сумма зарплат и жалований, выплаченных работникам федерального правительства, составила в 2014 г. приблизительно 547 млрд. долл. [11, с. 161].

По оценкам некоторых экспертов, необеспеченные обязательства всех органов власти США по программам государственного пенсионного обеспечения и Медикэр (федеральная программа льготного медицинского страхования для лиц старше 65 лет и инвалидов, учрежденная Конгрессом в 1965 г. - прим. ELITETRADER.RU) приближаются к 60 трлн. долл. Если в 1965 г. всего один из 50 граждан США получал помощь по программе Медикэйд, то в 2015 г. она охватывала уже каждого шестого американца [11, с. 170].

В течение первых двух лет нахождения Б. Обамы у власти государство взяло в долг больше, чем первые 100 американских Конгрессов вместе взятые (1789-1989 гг.). Осенью 2013 г. федеральный долг США увеличивался ежедневно на 5,6 млрд. долл. Ежегодные расходы федерального бюджета на уплату процентов по государственному долгу превышали 420 млрд. долл. [7, с. 78]. Военные расходы занимали значительное место в этой настораживающей динамике.

Летом 2013 г. Конгресс США, в котором преобладают оппозиционные представителю демократической партии президенту Б. Обаме республиканцы, жестко поставил вопрос о необходимости ограничения дальнейшего увеличения государственного долга и сокращения государственных расходов.

Президент был предупрежден, что, если в 2015 г. не произошло значимых подвижек в этом направлении, в действие имело автоматический механизм сокращения дефицита, что повлекло за собой уменьшение расходов на оборону на 600 млрд. долл. Между тем, по сообщениям американских средств массовой информации, на конец 2014 г. государственный долг колоссальной величины в 25,23 трлн. долл. превысил годовой ВВП страны, составивший 25,17 трлн. долл. [20, с. 11].

Администрация была вынуждена реагировать на опасное развитие ситуации. 31 декабря 2014 г. Б. Обама подписал Закон о военном бюджете США на 2014 г., который предусматривал сокращение военных расходов почти на 30 млрд. долл. 5 января 2015 г. он прибыл в Пентагон, где выступил с речью, представив вместе с министром обороны Л. Панеттой и председателем Объединенного комитета начальников штабов адмиралом М. Депси подписанную им 3 января новую военную стратегию государства, озаглавленную «Укрепление глобального лидерства США: приоритеты обороны в XXI веке» [8, с. 77]. Он всячески доказывал, что и в новых, чрезвычайно усложнившихся экономических условиях глобальное лидерство должно оставаться важнейшим приоритетом государства.

Для сокращения растущего финансового дефицита правительство выдвинуло план урезания военных расходов на 487 млрд. долл. в течение предстоящих 10 лет. Тем не менее, в обозримом будущем США останутся безусловным мировым военным лидером, поскольку тратят на военные цели больше вместе взятых других 9 стран, которые занимают со 2-го по 10-е место в этом рейтинге.

Президент заявил, что сокращение военных расходов никак не повлияет на способность страны бороться с терроризмом и выдерживать конкуренцию со стратегическими противниками. Среди стратегических противников американского государства он выделил Иран и Китай. Относительно последнего президент заметил, что Пекин в долгосрочной перспективе будет оказывать все большее влияние на экономику и военную сферу США [20. с. 50].

Соединенные Штаты расширят военное присутствие в Азиатско-Тихоокеанском регионе (АТР), имеющем, по словам министра обороны, «растущее значение» для их экономики и безопасности, сократив при этом численность сухопутных войск и военное присутствие в Европе.

Затрагивая отношения с Россией, составители стратегии подчеркивают, что США будут выстраивать с ней более тесные отношения в тех сферах, где интересы двух стран совпадают. «Наше взаимодействие с Россией остается важным, и мы продолжим строить более тесные отношения в областях, представляющих взаимный интерес», - провозглашают авторы 8-страничного документа. Одновременно, по их словам, США продолжат «поощрять Россию к тому, чтобы она вносила вклад» в поддержание международного мира и безопасности «по широкому спектру вопросов».

1.2 Реагирование на проблему терроризма в США

внешний политика терроризм америка

Начало ХХI в. буквально ошеломило американские правящие круги и общественность тем, что впервые после Второй мировой войны территория США подверглась нападению международных террористов. Подобного происшествия не допускали не только американцы, но не ждали и в мире.

В связи с этим важно обратиться к некоторым нормативно-правовым актам. Еще 24 апреля 1996 г. В США был принят Закон «О борьбе с терроризмом и применении смертной казни», где международный терроризм определен как «деятельность, которая, во-первых, включает акты насилия или акты, представляющие угрозу человеческой жизни, которые являются нарушением уголовных законов Соединенных Штатов или какого-либо штата, либо которые являлись бы уголовно наказуемым деянием, если были бы совершены в пределах юрисдикции США или какого-либо штата; во-вторых, это деятельность, направленная на запугивание или принуждение гражданского населения (на оказание влияния на политику какого-либо правительства посредством запугивания или принуждения; либо на оказание воздействия на действия какого-либо правительства посредством массового поражения, убийства государственного деятеля или его похищения.

В-третьих, деяние имеет место преимущественно вне территориальной юрисдикции Соединенных Штатов или осуществляется с пересечением (распространяющимся за пределы) государственных границ. Последнее положение - пересечение (распространение за пределы) государственных границ - сопровождается следующей конкретизацией: «…в смысле используемых средств, лиц, избранных объектами запугивания или принуждения, либо места, в котором действуют или ищут себе убежище нарушители». В России по рассматриваемому вопросу также был принят Федеральный закон «О противодействии терроризму» (от 6 марта 2006 г. № 35 ФЗ, ред. от 08.11.2011) [20, с. 102].

Терроризм - идеология насилия и практика воздействия на принятие решения органами государственной власти, органами местного самоуправления или международными организациями, связанные с устрашением населения и (или) иными формами противоправных насильственных действий (ст. 3).

Надо заметить, что все приведенные определения, несмотря на разность формулировок, указывают на следующие общие черты терроризма:

1. Терроризм отличается использованием крайних форм насилия или угрозы насилия.

2. Цели актов терроризма достигаются путем психологического воздействия на лиц, не являющихся непосредственными жертвами насилия и угрозы.

3. Террористические акты несут за собой значительный имущественный ущерб.

4. Создается опасность гибели людей.

Также можно проследить отличительные черты именно международного терроризма:

1. Цели террористических актов затрагивают сразу несколько стран.

2. Жертвами террористических актов могут являться граждане различных государств.

3. Действия террористов финансируются другой страной.

4. Международные террористические акты отличаются тщательной спланированностью и высокой синхронизацией действий. Иллюстрацией этого являются события 11 сентября 2001 г. в Соединенных Штатах Америки [20, с. 158].

Так, по данным Национальной комиссии по террористическим атакам на Соединенные Штаты, террористы захватили рейс № 11 авиакомпании American Airlines и устроили преднамеренное столкновение его с Северной башней Всемирного торгового центра в Нью-Йорке в 08:46 (со стороны северного фасада, между 93 и 99 этажами). Спустя семнадцать минут вторая группа террористов врезалась на таком же похищенном самолете рейса № 175 (United Airlines Flight 175) авиакомпании United Airlines в Южную башню (этажи 77-85).

Вследствие разрушений, причиненных Северной башне корпусом самолета, были полностью перекрыты все выходы из здания выше места столкновения, в результате чего в ловушке оказались 1 344 человека. Удар второго самолета пришелся ближе к углу небоскреба, и один лестничный колодец остался неповрежденным. Однако немногим людям удалось беспрепятственно спуститься по нему до момента обрушения строения. Но все же, несмотря на то, что удар самолета по Южной башне пришелся ниже, здесь оказались заблокированными между этажами или погибли сразу менее 700 человек - гораздо меньше, чем в Северной.

В 9:59 Южная башня рухнула из-за пожара, повредившего стальные элементы конструкции, уже и без того ослабленные столкновением с самолетом. Северная башня обрушилась в 10:28 утра, после пожара, длившегося 102 минуты. В результате теракта 11 сентября погибло 2 752 человека [20, с. 170].

На этом примере мы можем наблюдать очень четкую координацию действий террористов. Торговый центр выбран «мишенью» не случайно, так как целью данного акта являлось нанести как можно больший экономический урон стране и ввергнуть все население в массовую панику и страх, дать понять, что ни один человек не находится в безопасности.

Война против терроризма обусловила изменения в американском обществе и расширила границы того, чем американцы готовы пренебречь в обмен на безопасность.

США смогли изменить международно-правовые принципы, сложившиеся после Второй мировой войны. Это стало возможно в результате шока, который испытал мир. Но сегодня, задачи, которые решают США, воспринимаются более критично.

Трагедия 11 сентября спровоцировала Белый дом на создание Совета по внутренней безопасности (Homeland Security Council (HSC)), нового органа, призванного «советовать и помогать президенту в выработке стратегии внутренней безопасности» и «стать инструментом координации усилий всех структур исполнительной власти, вырабатывающих и реализующих политику безопасности внутри страны» [20, с. 180].

Таким образом, в администрации появилась новая должность - помощник президента по внутренней безопасности.

В то же время NSC (National Security Corporation) продолжает отвечать за координацию усилий по борьбе с терроризмом за рубежом. В его аппарате была создана должность заместителя советника по национальной безопасности, отвечающего за борьбу с терроризмом (National Director / Deputy National Security Advisor for Combating Terrorism).

Он находится в постоянном контакте с помощником президента по национальной и внутренней безопасности. В результате все внутренние и внешние усилия по борьбе с терроризмом координируются соответствующими комитетами в структурах NSC и HSC.

Было создано Министерство внутренней безопасности (Department of Homeland Security - DHS), призванное объединить большую часть агентств и управлений, отвечающих за внутреннюю безопасность (включая ведомство по охране границ и транспорта, департамент по ЧС и национальной готовности и агентство по защите критически важной инфраструктуры).

Главной задачей нового министерства является предупреждение и предотвращение «террористических атак» внутри США, снижение уязвимости страны для террористов, минимизация ущерба и помощь в ликвидации последствий терактов, совершенных на территории США [20, с. 199].

В то же время за расследование террористических деяний по-прежнему отвечают правоохранительные органы соответствующих уровней (федерального, штата, муниципального). Кроме того, в 2003 г. был создан Центр по противодействию террористическим угрозам (Terrorist Threat Integration Center - TTIC), отвечающий за интеграцию и анализ всей информации по терроризму как внутри страны, так и за рубежом. В него вошли представители министерства внутренней безопасности, управления по антитеррору ФБР, центра по борьбе с терроризмом ЦРУ и Министерства обороны.

Было определено, что директор Центра (на эту должность был назначен Джон Бреннан) подчиняется директору ЦРУ, сам центр расположился в штаб-квартире ЦРУ [13. с. 55].

Что касается России, то ее просто втянули в русло достаточно агрессивной политики, не дав ничего взамен.

Единственное, что выиграла Россия, - это уход талибов. Теперь давление талибов на Россию исчезло, но -- ценой утраты российского влияния в регионе.

Терроризм, к сожалению, с каждым годом, растет как в территориальном плане, так и в плане числа совершаемых террористических акций. Обратимся к статистике и увидим, что, к примеру, за двенадцать лет (2000-2012) согласно подсчетам интернет-издания «Кавказский узел» на территории России был совершен 61 террористический акт с участием в общей сложности 98 смертников, в том числе 46 женщин-смертниц. В результате этих терактов 769 человек погибли и более 2 000 получили ранения различной степени тяжести.

Причем если в 2000 г. террористических актов было зарегистрировано два, то на момент середины 2012 г. подобных акций было уже пять. Стоит задуматься и о том, что общество развивается, усложняется социальная сфера, технологический прогресс идет вперед, в связи с этим появляются новые разновидности терроризма.

Средства, которые применяются в террористической деятельности, становятся более разрушительными и, как следствие, могут оказаться все более губительными для мирового сообщества. Таковыми являются ядерный, химический и биологический виды терроризма, характеризующиеся массовостью поражения [8, с. 108].

Так, в 2001 г. в США рассылались письма, в которых содержался белый порошок со спорами сибирской язвы, ставшие, к сожалению, причиной гибели пяти человек. После этого происшествия письма с белым порошком неоднократно рассылались в различные учреждения, редакции газет, а также частным лицам в разных странах, однако обычно в этих конвертах оказывались безвредные вещества [13, с. 59].

Но лишь один теракт, совершенный подобным методом, позволил долгое время держать население в страхе. В результате, подобные акты могут стать предпосылкой для обострения социальных противоречий внутри общества, что вызывает в свою очередь конфликтные ситуации в его различных социокультурных слоях, разнящиеся по религиозным, национальным, политическим, идеологическим и т. п. основаниям.

В США, как и в мире в целом, экстремизм и терроризм классифицируются как зло, с которым необходимо бороться силовыми методами. В связи с этим противодействие международному терроризму предусматривает: предотвращение терактов путем превентивного воздействия на террористические сети; недопущение овладения оружием массового уничтожения государствами «оси зла» и их союзниками; недопущение оказания поддержки террористическим группам со стороны государств «оси зла»; предотвращение контроля террористов над странами, которые они пытаются превратить в плацдарм для подготовки своих атак.

И хотя американское руководство признает, что питательной средой современного терроризма являются несправедливости сегодняшнего мира, нищета, религиозные, этнические конфликты, и ставит перед собой задачу выбить почву из-под ног террористов, что, по сути дела, означает устранение определенного комплекса социально-политических и экономических противоречий невоенными методами, в сфере практических мероприятий по-прежнему доминируют силовые репрессивные методы. Такой подход вряд ли можно назвать эффективным, о чем свидетельствует продолжение террористической деятельности в Ираке и Афганистане.

Национальная безопасность, в первую очередь в связи с угрозой международного терроризма станет одной из важнейших тем внутриполитических баталий 2016-го. Особую остроту она может приобрести в случае новых терактов на территории США, а также против американских граждан в различных регионах мира. Опыт теракта в Сан-Бернардино и развернувшиеся вокруг него политические дебаты показали, что в случае новых атак на территории США, администрация Обамы может стать объектом критики со стороны республиканцев, считающих ее действия недостаточными. Более того, крупномасштабный теракт на территории Соединенных Штатов может стать спусковым механизмом для смещения основной части повестки президентской кампании от социально-экономической проблематики в сторону вопросов безопасности. Такое развитие событий способно повлиять и на позицию администрации Обамы относительно дальнейших действий на Ближнем Востоке.

Проблемой для Вашингтона станут разногласия между членами созданной им для борьбы с ИГ коалиции. Хотя Вашингтон формально поддерживает Ирак в его спорах с Турцией, США могут пойти на содействие дальнейшей суверенизации иракского Курдистана. Несмотря на демонстрируемую Вашингтоном лояльность турецкому руководству, уровень доверия к нему стремительно падает. В 2016-м США при поддержке европейских союзников усилят давление на Анкару в связи с необходимостью укрепления контроля на турецко-сирийской границе и сокращения ее «прозрачности» для боевиков. Еще один теракт в Европе может серьезно обострить эту проблему в американо-турецких отношениях. Несмотря на то, что Вашингтону удалось убедить Анкару в необходимости вывести подразделения ее армии из-под Мосула, в 2016-м пренебрежительное отношение турецкого руководства к суверенитету и границам Ирака может вызвать новые трения между правительством Реджепа Тайипа Эрдогана и администрацией Обамы.

США сохранят умеренно высокий уровень политического давления на официальное руководство Сирии, отчасти признавая обоснованность действий правительства Асада против ИГ и его статус в качестве лидирующей силы на подконтрольных территориях. Однако Вашингтон будет противодействовать попыткам легитимировать этот статус Асада посредством выборов. Поддержка США и их союзников в регионе будет способствовать сохранению завышенных требований сирийской оппозиции на переговорах с официальным Дамаском.

США будут оказывать прямую и косвенную поддержку Исламской коалиции, создаваемой Саудовской Аравией, используя ее как структуру, действующую параллельно коалиции во главе с США. Наличие Исламской коалиции позволяет Вашингтону снять с себя часть политических рисков и военной нагрузки в борьбе против ИГ и получить больше поддержки в мусульманском мире. При этом США необходимо, чтобы американская коалиция не была единственной альтернативой той, которую создали Иран, Ирак и Сирия.

Основное внимание и усилия США на европейском направлении будут сконцентрированы на подготовке к подписанию Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства. Для администрации Обамы принципиально важно завершить работу над сделкой со странами ЕС до конца срока его президентства. Несмотря на существенные трудности, с которыми столкнулся переговорный процесс в связи с вопросами о стандартах, шанс сделать это в 2016-м сохраняется благодаря наличию у администрации соответствующих полномочий.

ГЛАВА 2. РОЛЬ США В РЕГИОНАЛЬНЫХ КОНФЛИКТАХ

2.1 Позиции по урегулированию косовского конфликта

Наиболее дискуссионным среди политиков и экспертов в 1990-х гг. стало участие США в косовском конфликте. Этот конфликт - результат глубокой общественной, социальной и экономической разбалансированности на постюгославском пространстве; в ее основе лежали острые этноконфессиональные противоречия, проявившиеся на этапе распада социалистического строя в СФРЮ. Критика американской «гуманитарной интервенции» представлена в статье научного сотрудника Совета по международным отношениям, бывшего советника Билла Клинтона Майкла Мандельбаума.

По его мнению, доктрина «гуманитарной интервенции», состоящая из двух принципов (применения силы во имя универсальных ценностей вместо узко-национальных интересов и военного вмешательства во внутренние дела суверенных государств в защиту этих ценностей), в условиях косовского конфликта оказалась неэффективной, ибо интервенция не соответствовала национальным интересам стран НАТО, вследствие чего пользовалась ограниченной общественной поддержкой среди членов альянса.

Вмешательство НАТО по инициативе США в конфликт между сербами и косоварами попрало основное положение международного права -- запрет на вмешательство во внутренние дела других суверенных государств, которое могло бы быть оправдано только в двух случаях: во-первых, если вмешательство обусловлено грубым нарушением прав человека, масштабы которых в Косово были значительно скромнее, чем в Руанде и Сьерра-Леоне; во-вторых, при наличии разрешения Совета Безопасности ООН, которое, как известно, получено не было. По мнению Мандельбаума, несправедливость войны состояла в том, что она причиняла большой косвенный вред гражданскому населению, нарушая протокол 14 от 1977 г. к Женевской конвенции 1949 г., запрещающий атаку на «объекты, необходимые для выживания гражданского населения» [33].

Операция НАТО привела к дальнейшему ухудшению отношений России с Западом, начавшемуся в результате решения принять в члены НАТО Польшу, Венгрию, Чехию вопреки возражениям Москвы.

В реальности война велась против суверенного государства (Сербии), не совершавшего агрессии против другого; Россия же, выступив против агрессии, не смогла ее предотвратить, и долгое время даже не допускалась Западом к урегулированию конфликта.

Уже после преодоления острой фазы косовского конфликта - в начале ХХI в. - ученые, эксперты и политики продолжали анализировать суть и особенности вовлечения НАТО урегулирование сербо-косовского противостояния. Позиции сторонников вмешательства Североатлантического альянса представлены в широком диапазоне - от концепции «ограниченной гуманитарной интервенции», занимаемой Ричардом Хаасом (бывшим специальным помощником президента Буша, ныне заместителем директора Брукингского института) до крайне агрессивного (“ястребиного”) подхода Эдварда Луттвака, работающего в Центре стратегических и военных исследований Джорджтаунского университета. По мнению Хааса, решение о начале гуманитарной интервенции в Косово было обусловлено тем, что интересы США не выходили за рамки гуманитарных, а европейские союзники выразили готовность оказать помощь США. Но администрация Клинтона и руководство НАТО ошиблись, полагая, что одна лишь угроза применения военной силы или воздушные удары заставят С. Милошевича прекратить этнические чистки косоваров и принять мирное соглашение, достигнутое в Рамбуйе.

По мнению Хааса, разумнее было бы продолжать дипломатические усилия и действовать как в случае «ограниченного» гуманитарного кризиса, комбинируя применение военной силы с мерами, направленными на свержение режима Милошевича. В будущем, подчеркивает автор, если ситуация не очень тяжелая, а крупные державы возражают против американской интервенции, военные акции США станут недопустимыми [18, с. 32].

По мнению декана Гарвардской школы управления им. Кеннеди Джозефа Ная, США расценили косовский кризис как угрозу своим национальным интересам по трем причинам:

1) он мог оказать негативное влияние на США;

2) американцы стремятся влиять на правительства отдаленных государств и организации в таких сферах, как распространение оружия массового поражения, терроризм и др.;

3) посредническая роль США могла принести общественную пользу [18, с. 34].

Однако даже, в силу обостренной моральной озабоченности американцев из-за внутренних конфликтов в центре внимания в 1990-е гг. оказывались кризисы, не являвшиеся жизненно важными для интересов США (Сомали, Босния, Гаити, Косово).

Автор осознает, что в результате санкций против Югославии и Южной Африки, а также бомбардировок Сербии произошла фактическая и юридическая “эрозия” принципа государственного суверенитета, лежащего в основе “вестфальской системы международных отношений”, которая существует на протяжении уже более 350 лет. Учитывая многочисленные международные конфликты современности, последствия этой “эрозии” непредсказуемы.

Вместе с тем, критериями справедливой войны для США, по мнению Ная, являются осознание того, что “их дело правое”, разборчивость в выборе средств, высокая вероятность положительных последствий. В бывшей Югославии США стремились сочетать гуманитарные ценности со стратегическими заботами европейских союзников и НАТО. Однако чрезмерное увлечение моральными мотивами сделало гуманитарное вмешательство равнозначным «контрпродуктивному крестовому походу» [5, с. 145].

В духе поддержки «гуманитарной интервенции» выдержана и статья директора национальных программ безопасности Центра Никсона Питера Родмана, в которой повторяется стереотип о моральных императивах вмешательства НАТО в Косово. Озабоченность и просьба о приостановлении авиаударов, высказанные правительствами Греции и Италии, а спустя три недели и Германии, классифицируются автором как «преходящее проявление слабости».

Не случайно автор высоко оценивает слова канцлера ФРГ Шрёдера, что война была «средством прекращения гуманитарной катастрофы». По его мнению, косовский кризис повысил роль НАТО как «важнейшего и необходимого института безопасности на континенте», для вмешательства которого в исключительных случаях больше не понадобится мандат ООН, ибо речь идет о «гуманитарной катастрофе». Вместе с тем, говоря о своей обеспокоенности потерей доверия к Североатлантическому блоку после Косово, автор противоречит собственному выводу об укреплении НАТО в результате конфликта [6, с. 50-51].

Автор считает, что требование Франции о получении мандата ООН на ведение военной операции, нацеленное на ограничение США как сверхдержавы, является свидетельством моральной несостоятельности альянса принимать такие решения самостоятельно. Кризис показал, что Европа еще не имеет ясной и непротиворечивой политики безопасности (ЗЕС) и ЕС. Эдвард Луттвак отстаивает точку зрения, что война в некоторых условиях становится благом, ибо кардинальным путем может разрешить все противоречия и конфликты. Автор резко выступает против практики перемирий и переговоров как способа урегулирования этнических конфликтов (например, критикуя Дейтонские соглашения 1995 г.), на том основании, что они затягивают конфликты и приводят к состоянию «вечной войны».

В условиях, когда ни США, ни Россия не желали вмешиваться в войны «малых государств», последствия войны, по его мнению, сказались бы даже после заключения перемирия; поэтому продолжение войны хотя и вызвало новые жертвы, быстрее привело к урегулированию конфликта. Критикуя миротворческие организации, учрежденные под эгидой ООН, автор указывает, что они наносят вред, создавая лагеря для беженцев в Косово, Ливане и Руанде, в которых условия значительно лучше, чем у гражданского населения (беженцы в них обеспечены медицинским обслуживанием, снабжаются продовольствием). Такая политика препятствует как интеграции беженцев в местное сообщество, так и их эмиграции, что в итоге приводит к росту национализма среди основной части населения. Это миротворчество классифицируется автором как небескорыстное и «преждевременное» [3, с.36-37].

Укрепление западных позиций в Сербии на фоне относительного урегулирования косовского конфликта вело к смене внешнеполитических приоритетов официального Белграда. В последующие годы Сербия осуществляла сложный и противоречивый политический дрейф в сторону НАТО и Евросоюза. Подобная геополитическая перекройка влияния крупных держав на Балканах подрывала планы России. Ведь с политической и стратегической точек зрения полный контроль Североатлантического блока над этим государством - для Москвы довольно неприятная вещь. Сербия - это последний анклав на Балканах, который альянс пока еще не контролировал полностью. Вхождение Сербии в ЕС, а затем и в НАТО, что, в общем-то, часто вытекает одно из другого, скорее всего, приведет к тому, что США чуть успокоятся в том плане, что подчинят себе все страны Балкан. У России не окажется ни одного пятнышка на карте полуострова, где она могла бы как-то присутствовать, в том числе и в военно-политическом отношении [17, с. 34].

Косовский конфликт заставил американских аналитиков переосмыслить концепцию внешней политики США и задуматься как о новой конфигурации международных отношений на рубеже XXI в., так и о перспективах американской гегемонии в мире. Одним из первых с предложениями новой стратегии внешней политики США выступил профессор Гарвардского университета Самюэль Хантингтон. Современный мир, пишет он, представляет собой многополярную систему с одной сверхдержавой (США) и несколькими большими державами, которая через 10-20 лет вступит в подлинно многополярный XXI в. По его мнению, решение ключевых международных проблем требует действий одной державы, но всегда в каком-то сочетании с другими большими государствами; однако единственная сверхдержава может наложить вето на действия других государств.

Второй уровень многополярного мира по Хантингтону занимают большие региональные державы, не способные распространить свои интересы и возможности столь же глобально, как США. Они включают германо-французский альянс в Европе, Россию в Евразии, Китай и потенциально Японию в Восточной Азии, Индию в Южной Азии, Иран в Юго-Западной Азии, Бразилию в Латинской Америке. Третий уровень в системе международных отношений занимают «второстепенные» региональные державы, интересы которых часто противоречат интересам более сильных региональных государств. К ним автор причисляет Великобританию в сравнении с «французско-германским альянсом», Украину в сравнении с Россией, Японию - с Китаем, Южную Корею -- с Японией, Пакистан - с Индией, Аргентину - с Бразилией. США, продолжает Хантингтон, явно предпочли бы однополюсную систему, в которой они были бы гегемоном, и они часто действуют, как будто такая система существует [19, с. 108].

Большие державы, с одной стороны, предпочли бы многополюсную систему, в которой они смогли бы обеспечить свои интересы, единолично или коллективно, не подвергаясь принуждению со стороны сверхдержавы. Они усматривают известную угрозу для себя в американском стремлении к глобальной гегемонии.

Два главных средства, которые США обычно используют для урегулирования международных конфликтов - санкции и бомбардировки, - не всегда оказываются эффективными. Санкции действуют только тогда, когда их поддерживают другие страны, что происходит достаточно редко; поэтому США применяют их в одностороннем порядке, в ущерб своим экономическим интересам или отношениям с союзниками. Сравнительно дешевле обходятся бомбежки и обстрелы крылатыми ракетами. Особо примечательное следующее мнение автора: ни администрация Клинтона, ни общественность США не в состоянии нести издержки глобального лидерства. Из этого следует, что подобные издержки следует перекладывать на других акторов международных отношений.

В ходе опросов 1997 г. лишь 13 % опрошенных из разных стран высказались за преобладающую роль США в мире, в то время как 64 % пожелали, чтобы США делили бремя власти с другими странами. На одной из международных конференций (Гарвард, 1997 г.) было заявлено, что 2/3 населения планеты, включая китайцев, русских, индийцев, арабов, мусульман, африканцев, считают США единственной угрозой их обществам [19, с. 109]. Активное неприятие американской гегемонии в общественном мнении стран мира позволяет заключить, что политические элиты во всем мире отвергают однополюсный мир. Как бы американские лидеры ни игнорировали эту оценку, у США нет международной политической базы для создания однополюсного мира.

Постоянные угрозы применения силы и активных политических действий со стороны американских лидеров обычно остаются без всяких последствий, вследствие чего у США создается репутация «несерьезного гегемона». Кроме того, постоянно объявляя различные страны государствами-изгоями, в глазах многих стран США сами стали «сверхдержавой-изгоем» [2, с. 40]. В этом контексте Хантингтон ставит резонные вопросы: почему в мире не сложилось мощной коалиции стран -- противников американской гегемонии и почему в мире все еще терпят американское первенство. По его мнению, главным объяснением этого являются удаленность США от многих стран мира, а также расчеты на то, что Америка в иной ситуации может стать силой, сдерживающей давление других держав. На самом деле, если в США газеты пестрят риторикой об американском лидерстве, то «во всех других странах речь идет об американской заносчивости и эгоизме», - отмечает Хантингтон, ссылаясь на реплику одного из английских дипломатов [2, с. 42].

Но коалиция стран, выступающих против могущества США, в начале ХХI в. (как впрочем, и в настоящее время) не сформировалась. Этому есть объяснение. Дело в том, что, во-первых, угроза политической гегемонии не столь определенная, как непосредственная военная опасность; во-вторых, США - богатая держава, с которой выгодно поддерживать дружественные и союзнические отношения, получая от нее экономическую и военную помощь; в-третьих, хотя, скажем, Россия, Франция, Китай могут иметь общие интересы в противостоянии гегемонии США, цивилизационно-культурные различия между ними затрудняют создание их коалиции. А Россия, кроме того, не желает стать младшим партнером экономически более динамично развивающегося и многомиллиардного по числу жителей Китая.

2.2 Политика в отношении Ирака

Американское присутствие в Ираке, по превалирующим утверждениям политиков и экспертов, явилось фатально ошибочной политикой, которая к началу 2010-х гг. обошлась более чем в 3 тыс. американских жизней и на которую затрачено более чем 350 млрд. долл. Ситуация с безопасностью в этой стране характерна нарастанием хаоса и кровопролития и с очевидностью привела к дрейфу Ирака к гражданской войне между суннитским и шиитским населением. В межконфессиональном противостоянии приблизительно 120 иракцев каждый день становятся жертвами политического насилия. Такое кровопролитие происходит в стране, население которой составляет всего лишь 26 млн. человек. Сопоставимый уровень жертв насилия для населения США составлял бы более чем 1 400 убитых ежедневно [23, с. 14].

Эта реальность оказалась слишком далека от оптимистических заявлений администрации США и ее сторонников, которые прозвучали в начале войны. Как предполагалось, иракцы должны были сократить число своих войск до 60 тыс. в 2003 г. Предполагалось, что доходы от продажи иракской нефти покроют расходы на восстановление этой страны [25, с. 37].

Но к тому времени пришлось признать, что миссия США в Ираке провалилась и надо прекратить людские потери. Идея о том, что Ирак станет стабильной, единой и светской демократией и будет являться моделью для Ближнего Востока, всегда была призрачной.

Иракцы устали умирать за эту иллюзию. А американцы стали осознавать: какую бы цену ни пришлось заплатить за вывод войск из Ирака, следует это сопоставить с теми потерями и затратами, которые США понесут, если там останутся. Требовалась стратегия выхода, отмеренная в месяцах, а не в годах.

Оптимизм в отношении миссии США в Ираке значительно ослаб в течение 2006 г. Даже Президент Дж. Буш признал, что «не удовлетворен» положением дел. В докладе, опубликованном 6 декабря 2006 г., двухпартийной Группой по изучению Ирака под председательством бывшего государственного секретаря Дж. Бейкера и бывшего конгрессмена Ли Гамильтона, отмечалось, что ситуация в Ираке «серьезная и ухудшающаяся». В докладе Пентагона Конгрессу США от ноября 2006 г. нарисована похожая удручающая картина с рекордным уровнем нападений на войска США, на иракские силы безопасности и на гражданское население Ирака [26, с. 39].

Сторонники сохранения американского военного присутствия в Ираке пытались выдвинуть несколько причин, по которым альтернативный вариант окажется для США пагубным. Эти аргументы варьировались по степени их правдоподобности. Все они, однако, оказались не способны стать реальным обоснованием необходимости дальнейшего пребывания американских войск в Ираке.

Официальные американские представители и прочие сторонники продолжения войны неоднократно предупреждали, что «поспешный» вывод войск США из Ирака даст возможность «Аль-Каиде» превратить эту страну в некий священный плацдарм для организации атак против Соединенных Штатов и других западных стран. В конце 2005 г. министр обороны Д. Рамсфелд заявил об этом недвусмысленно. «Они (лидеры “Аль-Каиды”) превратят Ирак в то, чем был Афганистан до 11 сентября 2001 г., - в убежище для вербовки и подготовки террористов и площадку для атак против интересов США и наших сограждан». Выступая в Военно-морской академии США 30 ноября 2005 г., Президент Буш привел подобный же аргумент [26, с. 40].

Указывая на притязания «Аль-Каиды» контролировать Ирак, он предсказал: «Они потом используют Ирак в качестве базы для атаки на Америку». Руководитель аппарата Белого дома Дж. Болтен был еще более апокалиптичен, заявив, что «любой поспешный вывод войск США приведет к созданию террористического государства, которое будет способно контролировать огромные нефтяные ресурсы» [26, с. 44].

Однако «Аль-Каида», контролирующая Ирак, - крайне неправдоподобный сценарий. Прежде всего, даже правительство США говорило, что число бойцов «Аль-Каиды» в Ираке составляет меньше 2 тыс., тогда как Группа по изучению Ирака оценила их в пределах 1 300. Действительно, такое число иностранных бойцов - это малая компонента тех, кто воюет против оккупационных сил США и Великобритании. Трудно представить, что 1 300 вооруженных людей захватывают страну с 26-миллионным населением и осуществляют над ней контроль.

В Афганистане, для сравнения, «Аль-Каида» насчитывала 18 тыс. боевиков и располагала поддержкой крепкого дружественного правительства. «Аль-Каида» имеет в Ираке определенную поддержку среди арабских суннитов, но даже в этой части населения нет единодушия. По данным исследовательской организации «Программа по изучению подходов к международной политике», проводившей опрос общественного мнения в сентябре 2006 г., выяснилось, что 94 % суннитов весьма неблагоприятно относятся к «Аль-Каиде» [12, с. 46].

И по мере роста числа нападений со стороны этой организации, жертвами которых все чаще становятся иракцы, а не американцы, многие сунниты стали оказывать сопротивление террористам. За последний год появилось достаточно много сообщений о вооруженных конфликтах между иракцами и иностранными боевиками. Суннитская поддержка «Аль-Каиды» слаба, поддержки от курдов и шиитов вообще не существовало.

Проведенный вышеупомянутой «Программой» опрос также показал, что 98 % респондентов-шиитов и 100 % курдов так или иначе негативно относятся к «Аль-Каиде» [12, с. 52]. Предположение о том, что сформированное преимущественно из шиитов и курдов правительство будет терпеливо взирать на превращение Ирака в прибежище для террористов, абсолютно беспочвенно. В лучшем случае «Аль-Каида» могла надеяться на незначительное присутствие в провинции Анбар и других районах с преобладающим суннитским населением, однако даже там ее могли преследовать правительственные войска. Так что здесь речь не идет о реальном надежном убежище.

Гражданская война между шиитами и суннитами в Ираке поставила бы миссию администрации Буша в еще более трудное положение, чем к концу 2000-х гг. Хуже того, соседи Ирака также могли быть вовлечены в военный конфликт, что повлекло бы за собой хаос и кризис на всем Ближнем Востоке.