Рональд Дэвид Лэйнг родился в Глазго в 1927 году. Он был единственным ребенком в семье, которую один из его биографов назвал "тихой пресвитерианской парой", но которая на деле была далека от этого идеала. Отец и дед Лэйнга отличались буйным нравом, а матушка была явно со странностями. По всей видимости, она не хотела иметь ребенка, потому что скрывала свою беременность от родных до самого последнего дня, а потом регулярно ломала игрушки своего сына. Даже на старости лет она любила втыкать иголки в изображение сына, приговаривая "Ронни, куколка моя". Таким образом она пыталась вызвать у него сердечный приступ. Травматический семейный опыт Лэйнга впоследствии не только скажется на личной жизни, но и найдет отражение в его теоретических работах, где постоянно подчеркивается связь между душевными расстройствами и тем "интерперсональным миром", который окружает человека с момента рождения.

В школе Лэйнг проявлял интерес лишь к классическим языкам, но зато читал запоем. В четырнадцать лет он решил прочесть все книги в местной библиотеке от А до Z, и так впервые наткнулся на сочинения Кьеркегора, Маркса, Ницше и Фрейда. Эти авторы оставались его любимым чтением и в университетские годы, наряду с Гуссерлем, Витгенштейном, Хайдеггером, Ясперсом, Сартром, Камю и Мерло-Понти. К тому времени, как Лэйнг получил степень по медицине в университете Глазго, он хорошо изучил современную европейскую философию.

Уже тогда Лэйнг начал разрабатывать свой "интерперсональный" подход, концептуально опиравшийся на работы Гарри Стэка Салливана. Оригинальные идеи этого американского психиатра, мало известные широкой публике (при жизни была опубликована всего одна его книга), повлияли на мировоззрение практически всех крупных современных психотерапевтов - от Карла Роджерса до Милтона Эриксона. Салливан много занимался шизофренией и сформулировал принцип, согласно которому эта болезнь является не столько проявлением "патологической" личностной структуры, сколько коммуникационной моделью, сформировавшейся в раннем возрасте. Идеи Салливана о детском опыте "хорошей" и "плохой" матери, вероятно, меньше всего должны были казаться Лэйнгу пустыми абстракциями.

Свой метод Лэйнг опробировал еще в начале 50-х, во время службы в армии. Он служил полковым психиатром, в обязанности которого входила "сортировка" солдат, проявляющих симптомы душевных расстройств, на действительно больных и симулянтов. Первых следовало отправлять в тыл, вторых - под суд. В то время врачам рекомендовалось "без крайней необходимости" не вступать в контакт с психически больными пациентами, которых держали в специальных, обитых мягким материалом камерах. Однако Лэйнг постоянно нарушал эту инструкцию и пытался установить человеческий контакт с психотиками. Он заходил в камеры и тихо сидел рядом с пациентами, не пытаясь завести разговор. Лэйнг был поражен, насколько эти люди испуганы и смущены, и с какой готовностью они открываются, если им предоставить возможность свободного и искреннего общения.

Демобилизовавшись и поступив на службу в Королевский госпиталь в Глазго, он оборудовал там комнату для дневных занятий пациентов-шизофреников, в которой они могли заниматься обычными делами (рисовать, готовить пищу). Больные и персонал были одеты в обычную одежду и общались "на равных", называя друг друга по именам. Эксперимент получился удачным, состояние большинства больных улучшилось.

Деятельность Лэйнга не осталась незамеченной, и в 1956 году он получает приглашение из Лондона, от психоаналитиков Джона Боулби и Чарльза Райкрофта. В Лондоне он работает в Тэвистокском госпитале и обучается в Институте психоанализа под руководством знаменитого детского психоаналитика Дональда Вудса Винникотта, который дал очень теплый отзыв _х/ на первую книгу Лэйнга - "Разделенное Я" (1959).

Дрейф от психоанализа в сторону экзистенциализма и феноменологии не вызвал большого восторга у наставников Лэйнга по психоаналитическому цеху, увлеченных битвой между V школами Анны Фрейд и Мелани Кляйн. Психоаналитический Комитет даже колебался, выдавать ли молодому психоаналитику лицензию или заставить еще годик походить в учениках. Но руководители Лэйнга - Райкрофт, Милнер и Винникотт - заступились за талантливого психиатра, и он получил диплом вовремя.

Еще в годы обучения Лэйнг познакомился с теорией шизофрении американского антрополога Грегори Бейтсона. Бейтсон и его коллеги предположили, что корни этой загадочной болезни лежат в социальных условиях жизни индивида, а точнее, в семье. Патогенными эти условия становятся в том случае, когда ребенок получает от своих родителей (главным образом, от матери) двойственные сообщения, уровни которых несовместимы по своему значению. Например, мать может сказать своему ребенку: "Мне хотелось бы, чтобы ты по своей воле делал так, как я скажу". На такой странный набор посланий и реакция будет необычной. Содержательная парадоксальность подобных сообщений получила название "двойная связанность" (double bind), а симптомы шизофрении стали рассматриваться как реакция на противоречивые родительские послания. Таким образом, Бейтсон увидел в безумии не явление индивидуального порядка, а одну из форм коммуникации.

Теория "двойной связанности", делающая акцент на особенностях взаимоотношений в семьях пациентов, была созвучна идеям Лэйнга и вызвала у него большой энтузиазм. Он даже предпринял в 1962 году поездку в Америку, чтобы лично познакомиться с работой группы Бейтсона. Вместе со своим коллегой Аароном Эстерсоном Лэйнг провел в Лондоне исследование ста семей шизофреников. Результаты этого исследования были опубликованы в 1964 году в их совместной книге "Здоровье, безумие и семья". Как и Бейтсон, Лэйнг приходит к выводу, что так называемая шизофрения представляет собой стратегию выживания человека в условиях, невозможных для жизни. Это такая ситуация, при которой любое его действие или отсутствие действия неизбежно сопровождается ощущением, что он разрывается на части от давления и извне, и изнутри. Это ситуация, в которой человек не может победить, что бы он ни делал. "Представьте себе внутреннее состояние ребенка, который совершенно неспособен предугадать: нужен ли он сейчас матери или он ей мешает, собирается ли она его обнять или ударить. Если такие ситуации часто повторяются, то структура "двойной связанности" принимает характер жизненной установки и порождает шизофренические симптомы. "

В том же 1964 году выходит другая книга Лэйнга, "Разум и насилие", написанная в соавторстве с психиатром из ЮАР Дэвидом Купером. Именно Куперу принадлежит термин "антипсихиатрия", прочно ассоциирующийся с именем Лэйнга, несмотря на то, что последний неоднократно отрекался от своей принадлежности к этому течению. "Антипсихиатрия" в том виде, в каком ее исповедовали Дэвид Купер и американский психиатр Томас Шаш, представляет собой последовательное разоблачение любых диагностических конструкций психиатрии как мифов, направленных не столько на понимание психической реальности больного, сколько на защиту общества от индивидов, чье поведение отличается от привычного. Антипсихиатрия критикует психиатрию за ее репрессивный характер (принудительное лечение, использование лекарств и электрошока), за отношение к больным как к беспомощным жертвам физиологических процессов. В своем страстном манифесте "Миф о душевной болезни" (1972) Томас Шаш утверждал, что вся современная психиатрическая практика пронизана мошенничеством и насилием, обманом и принуждением. "Я утверждаю, что приличной и достойной, то есть душевно здоровой жизни, нельзя гарантировать психиатрическим лечением, потому что жизненные проблемы - это не болезни и их нельзя вылечить лекарствами, электрошоком или психотерапией. Я утверждаю, что психиатрическое вмешательство против воли пациента - это не лечение, а принуждение, и настаиваю, чтобы психиатры отказались от "терапевтического" насилия над своими пациентами. "

Стремление воплотить в жизнь свои радикальные психиатрические идеи привело Лэйнга и его единомышленников в 1964 году к осуществлению утопического проекта, известного как "Кингсли Холл". "Кингсли Холл" представлял собой терапевтическую коммуну в лондонском Ист Энде, своеобразное убежище от внешнего мира для душевнобольных, свободное от диагностических ярлыков и принудительного лечения. Пациенты этой "клиники" под руководством терапевтов принимали галлюциногены (ЛСД), причем различия между терапевтами и пациентами стирались настолько последовательно, что порой они менялись ролями. Харизматическая слава Лэйнга привлекала в "Кингсли Холл" не только шизофреников, но и разного рода бродяг и опустившихся хиппи. Эта "терапевтическая утопия" просуществовала до 1970. На короткий период, когда распался его первый брак, Лэйнг и сам нашел в ней убежище. Это было в 1966 году, когда его жена, оскорбленная тем, что он открыто жил с любовницей, ушла от него вместе с детьми. Старший сын Лэйнга, которому в то время было девять лет, в своих воспоминаниях об отце пишет, что, хотя тот был бесконечно чуток и внимателен к своим пациентам, по отношению к своей собственной семье часто проявлял жестокость и равнодушие.

В 1967 году Лэйнг публикует свою самую знаменитую книгу "Политика переживания"*, ставшую настоящим бестселлером - только в США было продано шесть миллионов экземпляров. Лэйнг заявлял в ней, что душевнобольные воспринимают свой опыт более непосредственно, вне социальных эталонов, навязывающих нам различение внутреннего и внешнего, прошлого и настоящего, плохого и хорошего, реального и воображаемого. К сожалению, то, что обычно считается нормой, чаще всего представляет собой псевдосуществование в гораздо большей степени, чем безумие, отрезанное от подлинного внутреннего опыта и таинственных глубин нашего бытия.

После 1969 года его позиция стала более взвешенной. Можно сказать, что период острой романтизации шизофрении продлился у Лэйнга с 1965 по 1969 год. Одной из причин этой романтизации, возможно, было употребление ЛСД. В 60-е годы галлюциногены были в большой моде как средство "расширения сознания" и поиска мистических переживаний. Как и другие психиатры, например, Станислав Гроф, Лэйнг верил, что ЛСД позволяет пережить временный психотический опыт, сходный с мистическим. ЛСД использовался в терапевтических целях и иногда даже приносил неплохие результаты. Возможно, Лэйнг оказался в плену этой несколько искусственной аналогии между изменением сознания под влиянием болезни и под воздействием наркотика. К тому же, переживания шизофреников поразительно напоминали описания опыта мистиков. "Мистики и шизофреники попадают в один и тот же океан, - говорил Лэйнг. - Но мистикам удается доплыть до берега, а шизофреники тонут. "

Разочарование наступило, как всегда, при столкновении романтических идей с действительностью. "Кингсли Холл", задуманный как место, где душевнобольные могли бы в благоприятной и безопасной терапевтической обстановке совершать свое "внутреннее путешествие", превратился из убежища страждущих в настоящий притон, где процветали наркомания и разврат. Случаи спонтанного исцеления остались единичными необъяснимыми чудесами, но большинству пациентов так и не удалось достичь искупительного внутреннего преображения. Лэйнгу пришлось признать, что "метанойя" встречается значительно реже, чем хотелось бы.

В 70-е началась новая фаза в карьере Лэйнга: он сделал несколько попыток заработать на своей славе гуру (с деньгами у Лэйнга всю жизнь были проблемы). Лэйнг со своей новой подругой и двумя маленькими детьми предпринимает путешествие в Индию и на Цейлон, где изучает буддийскую медитацию, посещая буддийские монастыри и молчаливых йогов-отшельников. Затем он едет в Америку, где его привлекают разного рода регрессивные практики - от "первичного крика" Янова до "ребефинга" американской акушерки Элизабет Фер. Увлечение Лэйнга терапевтическими техниками, ориентированными на возвращение в младенчество, не вызвало энтузиазма у его бывших соратников, обвинивших его в отступничестве от своих прошлых идей в погоне за модой и легкими деньгами. Именно в это время, в 1976 году, написаны "Факты жизни"*, встретившие и в США, и в Великобритании довольно холодный прием, но завоевавшие популярность на континенте.

Восьмидесятые годы биографы Лэйнга обычно определяют как закат его славы, которая в это время действительно идет на убыль, по мере того как стареет поколение "молодых бунтарей". В 1981 году он разводится со своей второй женой, немецкой художницей Юттой Вернер, брак с которой был зарегистрирован в 1974 году, уже после рождения двоих детей. В 1983 году, рассорившись со своими прежними друзьями и единомышленниками, он покидает Филадельфийскую Ассоциацию, которую основал в 1965 году. Наконец, в 1987 году его лишили лицензии на медицинскую практику (он дважды являлся на сеанс "не в форме"). Он остался бывшей знаменитостью без профессии, без постоянного адреса и без средств. По словам его сына Адриана, последние годы жизни Лэйнг провел словно в тумане - в вечных переездах, пьянках и саморазрушительных выходках.

Ролло Мэй, близкий друг Лэйнга, считал, что его фантастическая способность проникать в глубины сознания другого человека была обусловлена тем, что Лэйнг жил на грани психоза. "Я не хочу сказать, что он был сумасшедшим, но его ум был постоянно открыт настолько, что в любой момент он мог провести сеанс психотерапии, произнеся всего лишь несколько слов. "

На всех, с кем он встречался, Лэйнг производил впечатление необыкновенно яркой личности, с исключительно живой и экспрессивной манерой общения, часто шокирующей своей агрессивностью и полным пренебрежением к условностям. Его речь, как и его книги, была афористична, экстравагантна и наполнена саркастическим юмором. Когда он появлялся в общественных местах, вокруг него сразу же собиралась свита поклонников и поклонниц, благоговейно внимавшая его речам и вдохновлявшая его красноречие, остроумие и актерское мастерство. Однако при более близком контакте он отнюдь не был легким собеседником: он яростно нападал на любую позицию, не совпадающую с его собственной, дразнил и провоцировал собеседника, ставил его в неловкое, а подчас - в совершенно дурацкое положение. Одного любознательного физика, увлекавшегося буддизмом и явившегося к нему с вопросами о том, что такое психотерапия, Лэйнг заставил выпить натощак две бутылки вина и окончательно запутал фантастическими историями о целительных "психотических путешествиях", во время одного из которых его пациентка превратилась в собаку, а потом обратно в женщину. "Все вокруг, - пишет этот несчастный, - как-то странно перемешалось. Я чувствовал себя Алисой в Стране Чудес, путешествуя по странному фантастическому миру Лэйнга, в котором он сам был моим проводником." Но надо отдать должное собеседнику Лэйнга: он в конце концов догадался, что Лэйнг просто вызвал у него измененное состояние сознание, чтобы проиллюстрировать свой ответ на вопрос, в чем же суть психотерапии. Этот ответ сформулирован в "Политике переживания": "Действительно решающие моменты в психотерапии непредсказуемы, уникальны, незабываемы, всегда неповторимы и часто не поддаются описанию".

Лэйнг был непростым человеком. Его пронзительная искренность причудливо сочеталась с театральностью и способностью дурачить простаков, а внутренняя бескомпромиссность часто давала повод для обвинений в отступничестве. К нему в полной мере относятся иронические слова Достоевского: "Широк человек, слишком широк, я бы сузил".

Одно из многочисленных противоречий сложной натуры Лэйнга проявлялось в том, что психотикам было с ним уютно и легко, а "нормальным" людям - весьма не по себе. Возможно, в этом виновата его ненависть к искусственной и убогой социальной "норме", прикрывающей подлинное безумие человеческого общества. Лэйнг не считал нужным скрывать своего пренебрежения к нормам общества и "нормальным" людям. Они ему этого не простили. [25]

Глава 2. Лэйнг как научный деятель: концепция "онтологической неуверенности"