29

Содержание

«..Передонов помолчал немного и вдруг сказал: «Поляки - безмозглые». Марта покраснела. «Всякие бывают и русские, и поляки», - сказала она. «Нет, уж это так, это верно, - настаивал Передонов. - Поляки глупые. Только форсу задают. Вот жиды, - те умные…»

Ф. Сологуб «Мелкий бес»

Введение

Зададимся на мгновение вечным вопросом: “Что делает человека человеком?” Каждый из рода homo sapiens, безусловно, имеет свою точку зрения по этому поводу. В устах же социального психолога ответ скорее всего будет звучать так: общение. Действительно, именно в процессе общения с другими людьми и с окружающей средой в целом у человека формируется речь, мышление, внутренний план сознания, которые по праву можно считать особенностями исключительно человеческими. Исследования многих этнографов и антропологов убедительно показывают, что вне человеческого общества ребенок остается на животной стадии развития и в дальнейшем уже не может стать полноценной личностью.

Важнейшей стороной общения является процесс восприятия или перцепция. Что лежит в основе восприятия? Только лишь отражение актуальной и - по возможности - объективной оценки ситуации, или этот процесс детерминируется ранее приобретенными убеждениями и представлениями, формирующими определенную позицию индивида по отношению к тому или иному объекту? В 1918 г. У. Томас и С. Знанецкий ввели в научный обиход понятие социальной установки. В дальнейшем оно уточнялось и конкретизировалось, и наиболее общепринятым на сегодняшний день является определение Г. Олпорта: «Установка есть состояние психонервной готовности, сложившееся на основе опыта и оказывающее направляющее и (или) динамическое влияние на реакции индивида относительно всех объектов или ситуаций, с которыми он связан» (цит. по Шихиреву, 1999). На базе установки формируется стереотип как образное эмоциональное представление о социальном объекте. В данной работе нас главным образом будет интересовать особая разновидность социального стереотипа, а именно, стереотип этнический, который можно предварительно определить как упрощенное, схематизированное представление индивида о той или иной этнической группе.

Таким образом, восприятие проходит сквозь призму опосредующих звеньев, которые определенным образом детерминируют и структурируют реальность, подводя ее под конкретные имеющиеся у индивида категории. В конечном итоге эти процессы (среди которых в психологии выделяют, в частности, стереотипизацию и социальную каузальную атрибуцию) определяют характер и успешность коммуникативного акта. Принципиальным в этой связи для нас является следующее соображение: без учета социальных атрибутивных процессов невозможно адекватное и полноценное изучение механизмов общения и восприятия как на межличностном, так и на межгрупповом уровне.

Анализ понятия «этнический стереотип» логично было бы начать с уточнения и конкретизации того, что понимается под каждой из составляющих этого термина. В первой части работы мы попытаемся проанализировать такое сложное явление, как этнос и обозначить связанные с ним понятия этнической идентичности, этнической группы и этнической психологии в целом. Далее акцентируем внимание на происхождении, свойствах и особенностях термина «социальный стереотип», чтобы затем перейти к более детальному изучению этнических стереотипов: их генезиса, функций и методов исследования. Спектр указанных проблем настолько широк, что полноценное и всестороннее их освещение не может вместиться в рамки курсовой работы. Поэтому по некоторым вопросам мы позволим себе ограничиться лишь общими замечаниями.

Часть 1

Этнос как особая социально-психологическая категория

Национальная проблематика - исключительно актуальная в наш бурный век прогресса и социальных потрясений - издавна привлекала внимание мыслителей всех времен и народов. Особая важность этой темы для каждого человека, вероятно, связана с тем, что принадлежность к той или иной нации является универсальной характеристикой, свойственной всем людям без исключения. Вообще, принадлежность к группе, ощущение себя частью «мы» является доминирующим, базовым стремлением человека и уже давно рассматривается в психологии в качестве общего психологического закона. Но формирование чувства причастности к некоему «мы» неразрывно связано, или даже является следствием появления концепции «чужие»: «Первым актом социальной психологии надо считать появление в голове индивида представления о «них». Только ощущение, что есть «они», рождает желание самоопределиться по отношению к «ним», обособиться от «них» в качестве «мы»… Именно противопоставление своей общности другой всегда способствовало фиксации и активному закреплению своих этнических отличий и тем самым - скреплению общности» (Поршнев, 1966). Группы людей, оседавшие на определенной территории, формировали свои этнические особенности, будь то особый говор или уникальная культура быта, причем тем интенсивнее, чем ближе находились поселения «чужих»: «Такое различие не могло быть плодом естественных причин. Оно всегда служило искусственным средством для обособления и отличения своих от чужих» (Поршнев, 1966).

Факт неизбежности, универсальности аутгрупповой враждебности в любом межгрупповом взаимодействии подчеркивает З. Фрейд в работах «Психология масс и анализ человеческого Я» и «Неудовлетворенность культурой». Ученый отмечает, что функцией подобного противопоставления является, прежде всего, поддержание сплоченности и стабильности группы. Причем, действие этого закона распространяется не только на народы, сильно удаленные друг от друга в культурном отношении, но и на относительно похожие. Сюда, к примеру, относится такое явление, как «нарциссизм малых различий», известное по опыту взаимоотношений между близкими по происхождению и языку народами: португальцами и испанцами, шотландцами и англичанами. Фрейд описал механизм формирования враждебности к «чужим» и привязанности к «своим»: по его мнению, основную роль здесь играет «Эдипов комплекс», связанный с амбивалентностью ранних эмоциональных отношений в семье, которая переносится на социальное взаимодействие. Любовь к отцу в детском возрасте трансформируется на уровне социума в идентификацию с лидером группы, а также с членами группы, имеющими аналогичную идентификацию, в результате чего враждебность переносится на аутгруппу. Фрейд приходит к заключению, что ингрупповая идентификация и аутгрупповая враждебность представляют собой две взаимозависимые детерминанты социального взаимодействия.

Вывод о неразрывной связи этих двух процессов звучит также в работах английских психологов-когнитивистов А. Тэджфела и Дж. Тернера. Результатом совместного действия социальной идентификации и социальной дифференциации является формирование социальной идентичности, т.е. представления индивида о себе как представителе определенной социальной группы. Этническая идентичность рассматривается в психологии как часть самоконцепции индивида, происходящая из осознания собственного членства в этнической группе, вместе с ценностным и эмоциональным значением, приписываемым этому членству (Tajfel, цит. по Лебедевой, 1999). Прежде чем мы подробнее остановимся на рассмотрении социально-психологических аспектов этнической идентичности, попробуем проанализировать понятие «этническая общность», «этнос».

Как отмечают Ю. Платонов и Л. Почебут, «формирование этнической общности является первым этапом в объединении людей, первичным способом организации их совместного бытия» (Платонов, Почебут, 1993). В литературе по этническому вопросу в качестве этнодифференцирующих называются такие признаки, как общая территория, язык, культура, история, психологическое единство и т.д. Одни авторы подчеркивают в качестве решающего социальный аспект этногенеза, другие говорят о генетических или экологических факторах. В каждом из данных подходов есть свое рациональное зерно. Действительно, совместное проживание и смена многих поколений на определенной территории в тех или иных природных и климатических условиях не может не сказаться на формировании особого психологического склада этноса как специфического способа восприятия и отражения членами общности различных сторон окружающей действительности. Другой вопрос, что интерпретация влияния этих факторов на этническое сознание производится некоторыми авторами достаточно произвольно, лишая их выводы подлинно научной основы. Прислушаемся к словам Л. Гумилева: «Нет ни одного реального признака для определения этноса, применимого ко всем известным нам случаям. Язык, происхождение, обычаи, материальная культура, идеология иногда являются определяющими моментами, а иногда - нет. Вынести за скобки мы можем только одно - признание каждой особью: «Мы такие-то, а все прочие другие» (Гумилев, 1998).

Заостряя внимание на этом аспекте проблемы, В. Павленко и С. Таглин в своей работе «Факторы этнопсихогенеза» предлагают деятельностный подход к анализу этнического сознания: «В данном контексте это означает, что комплекс биологических, экологических, социальных, культурных и исторических факторов воздействует на психику не прямо, а опосредованно, через конкретную жизнедеятельность представителей определенной этнической группы. В качестве опосредующего звена выступает жизнедеятельность этноса, в конкретных формах которой своеобразно сочетаются общие для всех этносов и уникальные черты» (Павленко, Таглин, 1993).

Eмким и точным в психологическом смысле представляется определение этноса, предложенное Ю. Платоновым и Л. Почебут: «Под этносом мы понимаем большую социальную группу людей, объединенных на основе общих установок и диспозиций, имеющих общие типичные поведенческие реакции на различные события жизни… Этнос - явление социально-психологическое. Оно социально по истокам своего возникновения и психологично по способам своего проявления» (Платонов, Почебут, 1993). Акцент на факте самокатегоризации и идентификации с группой со стороны ее членов содержится в формулировке Т. Стефаненко: «С позиции психолога можно определить этнос как устойчивую в своем существовании группу людей, осознающий себя ее членами на основе любых признаков, воспринимаемых как этнодифференцирующие» (Стефаненко, 1999). Таким образом, внешние, материальные признаки этноса, весьма многочисленные и с трудом поддающиеся однозначной интерпретации, не могут претендовать на исключительность в вопросе описания этнической специфики. С точки зрения психологии на первый план здесь выходит задача изучения внутреннего мира человека в его неразрывной связи с миром внешним, этнокультурным: «Причастность каждого отдельного индивида к этнической общности измеряется не столько биологическими признаками, сколько степенью сознательного приобщения к культурным ценностям, составляющим духовную культуру этноса» (Платонов, Почебут, 1993).

Детальную разработку проблемы нации, этногенеза, национального духа мы находим в работах выдающихся русских мыслителей: Н. Бердяева, Л. Гумилева, П. Сорокина, И. Ильина, А. Потебни, Г. Шпета и многих других. Подчеркивая духовный смысл понятия нации, Бердяев ставит вопрос о характере русской души и выдвигает идею о зависимости ее специфики от географического положения России. Сам ландшафт страны, ее равнины и бескрайние просторы оказывают влияние на психический склад народа и определяют, по мнению философа, такие черты русского характера, как «склонность к странствованию», апокалипсическую настроенность, мистическую одержимость и религиозность (Бердяев, 1994). Пограничное положение России между Востоком и Западом придают антиномичность национальному сознанию, обусловленную столкновением и противоборством восточного и западного элементов. Другая антиномия, считает Бердяев, порождена православной религиозностью русских и природным, языческим началом: «Религиозная формация русской души выработала некоторые устойчивые свойства: догматизм, аскетизм, способность нести страдания и жертвы во имя своей веры… устремленность к трансцендентному…» (Бердяев, 1990).

Интересный взгляд на проблему нации и национальности предлагает другой русский философ С. Булгаков: «Национальность вообще существует как совершенно особая, своеобразная историческая сила… Нация есть не как коллективное понятие или логическая абстракция, но как творческое живое начало, как духовный организм, члены которого находятся во внутренней живой связи с ним» (Булгаков, 1993). В этом определении также подчеркивается скорее психологическая, нежели биологическая основа национального чувства: «Национальность опознается в интуитивном переживании действительности или в мистическом опыте» (Булгаков, 1993). Булгаков предостерегает от враждебности и презрительности к другим народам как оборотной стороны национального чувства, призывая людей к терпимости и духовной любви.

В работах выдающегося русского мыслителя Л. Гумилева мы находим оригинальную и всесторонне разработанную концепцию происхождения и развития «этносферы Земли». Согласно Гумилеву, «этнос - это природный коллектив людей с общим стереотипом поведения и своеобразной внутренней структурой, противопоставляющий себя («мы») всем другим коллективам («не мы»)… Этнос более или менее устойчив, хотя возникает и исчезает в историческом времени» (Гумилев, 1997). Ученый четко разводит понятия «этнос» и «раса», понимая под последним чисто биологическое явление, тогда как «этносы являются биофизическими реальностями, всегда облеченными в ту или иную социальную оболочку». Центральным понятием концепции Гумилева выступает пассионарность, под которой понимается способность и стремление этноса к изменению окружения, к нарушению инерции агрегатного состояния среды. Философ отмечает несомненное влияние географического окружения, традиций, культуры, религии на формирование особенностей того или иного этноса, «но, кроме всего этого, есть закон развития, относящийся к этносам, как к любым явлениям природы» (Гумилев, 1998). Этот закон развития Гумилев называет этногенезом, подчеркивая особую важность «этой формы движения материи» для разгадки этнопсихологии. По Гумилеву, этносы отличаются друг от друга своей собственной внутренней структурой и неповторимым стереотипом поведения. Именно этнический стереотип поведения как определенная норма отношений между членами этноса и этносов между собой является категорией, доступной для анализа и установления принципиальных различий между народами. Ученый подчеркивает, что «процессы этногенеза никогда не копируют друг друга» и что «поведение этноса меняется в зависимости от его возраста» (Гумилев, 1998).

Особый подход к «национальному вопросу» находим в работах другого русского мыслителя Питирима Сорокина. По его мнению, «в национальности следует видеть не метафизический принцип, не какую-то таинственную «вне и сверхразумную сущность», а группу или союз людей, обладающих теми или иными признаками, иначе говоря, объединенных той или иной связью» (Сорокин, 1998). Философ подвергает критическому анализу все распространенные признаки нации, такие как единство крови, общий язык, религия, общность экономических интересов, «единство исторических судеб», культура и нравы народа, логически приходя к выводу, что «национальности как единого социального элемента нет, как нет и специально национальной связи… Наши «национальные вопросы» составляют одну из глав общего учения о правовом неравенстве членов одного и того же государства… Выкиньте из национальных причин причины религиозные, сословные, имущественные, профессиональные, «бытовые» и т.д. - и из «национальных» ограничений не останется ничего». Сорокин утверждает, что «нет национальных проблем и национального неравенства, а есть общая проблема неравенства, выступающая в различных видах и производимая различным сочетанием общих социальных факторов, среди которых нельзя отыскать специального национального фактора…» (Сорокин, 1998). Таким образом, ученый делает вывод о сугубо социально-экономическом и политическом характере происхождения национального вопроса. Подобная точка зрения может показаться крайней, но она вполне закономерна при рассмотрении этнической проблемы не с позиций психолога, а под углом зрения политолога, социолога, гражданина.

Не менее категорично, хотя и совершенно в ином ключе, звучит вывод великого русского лингвиста А. Потебни: «Единственная примета, по которой мы узнаем народ и вместе с тем, единственное, незаменимое ничем и непременное условие существования народа есть единство языка» (Потебня, 1913). Ученый считает, что каждый народ обладает единством приемов мысли, уникальным, неповторимым способом построения мыслительных, а значит и языковых структур. Язык, по мнению Потебни, это средство не только и не столько обозначения мысли, но, прежде всего, ее создания. В этом смысле «перевод с одного языка на другой есть не передача той же мысли, а возбуждение другой, отличной». Потебня приходит к заключению, что «психология народов должна показать возможность различия национальных особенностей и строения языков как следствие общих законов народной жизни» (Потебня, 1913).

Первым, кто в России читал в Московском университете курс этнической психологии, был Г. Шпет. По его мнению, этническая психология должна быть описательной, а не объяснительной наукой. Предметом этих описаний, классификаций и систематизаций являются, по Шпету, «типические коллективные переживания» или «дух народа»: «Социальные явления, язык, миф, нравы, наука, религия, просто всякий исторический момент вызывают соответствующие переживания человека. Как бы индивидуально ни были люди различны, есть типически общее в их переживаниях, как «откликах» на происходящее перед их глазами, умами и сердцем» (Шпет, 1927). В связи с этим положением Шпет дает свое определение понятию «народ»: «Множество индивидов только тогда составляют народ, когда дух народа их связывает в одно, и он-то и есть эта связь, принцип, идея народа, его единство» (Шпет, 1927).

Приведенный выше экскурс в этнические теории, несмотря на свою обширность, далеко не исчерпывает всего спектра концепций по интересующей нас тематике. Важным в данной связи является очевидное разнообразие подходов к вопросу наций и национального своеобразия, подтверждающее большой интерес к этой проблеме и ее извечную актуальность. Общей чертой большинства упомянутых исследований является, с нашей точки зрения, взгляд на этнос как на особую историческую и социально-психологическую реальность, отличающуюся несомненным своеобразием и собственной логикой развития. Специфическими для каждого этноса, по мнению большинства мыслителей, являются такие характеристики, как национальный дух, национальный характер, общий стереотип поведения, существование которых рассматривается как непреложный факт и описывается с помощью привлечения данных истории, литературы, этнографии.

С точки зрения современной этносоциологии и этнопсихологии все указанные теории можно отнести к группе так называемых примордиалистских концепций этноса. Их сторонники рассматривают этничность как объективную данность, изначальную характеристику человечества. Этносы понимаются как реально существующие социальные или биологические сообщества с присущими им чертами и глубинно связанные с социально-историческим контекстом. Наряду с этим направлением существуют инструменталистские и конструктивистские подходы к пониманию этнического феномена. Приверженцы теорий первого типа объясняют сохранение этнических групп потребностями людей в преодолении отчуждения, характерного для современного общества массовой культуры, а этничность понимается как средство для достижения групповых интересов. Сторонники второго подхода считают, что этническое чувство и формулируемые в его контексте представления и «доктрины» представляют собой интеллектуальный конструкт писателей, ученых, политиков. Ключевую роль в мобилизации членов этнической группы на коллективные действия во имя политических или социальных целей играют лидеры, которые нередко преследуют собственные цели и далеко не всегда выражают волю народов (Арутюнян, 1999).

Примордиалистское представление об этносе до 60-70-х годов XX века практически доминировало в мировой науке, а в отечественной было единственным до начала 90-х годов. Значение трудов русских мыслителей-примордиалистов для разработки этнической проблематики трудно переоценить: обилие новых идей, смелые сопоставления и широкие обобщения помогли поставить массу важнейших проблем в области психологии народов и значительно продвинуть в этом направлении научную мысль. Современные открытия в этнопсихологии, опирающиеся на результаты научного эксперимента и данные полевых исследований, подтвердили большинство интуитивных прозрений русских философов. К вопросу о методах этнопсихологического анализа мы еще вернемся в конце работы. Здесь отметим, что этническую психологию мы видим как науку о закономерностях психической жизни и поведения людей, обусловленных их принадлежностью к той или иной этнической группе, нацеленную на обнаружение системы представлений, настроений и действий, свойственных отдельному народу: «Главная задача этнопсихологии состоит в изучении связей между внутренним, психическим миром человека и миром внешним, предметным, социальным, этнокультурным» (Платонов, Почебут, 1993).

Ключевым понятием и главным конструктом здесь выступает этническая идентичность как представление индивида о своей принадлежности к той или иной этнической группе. Действительно, изучение своеобразия этноса в фокусе своего анализа имеет не абстрактного человека в абстрактном обществе, а конкретного человека в конкретной культурной среде, специфической в этническом отношении. Поэтому этническая идентичность становится одной из центральных категорий, доступных для этнопсихологического исследования.

Потребность в этнической принадлежности рассматривается большинством психологов в качестве базовой потребности человека. Как отмечает Г. Солдатова, «это одно из средств приспособления, лучшей ориентации и достижения определенных социальных целей в современном сложном мире. Принадлежать к этнической группе - это также способ выделиться, обратить на себя внимание, через этничность повысить свою ценность» (Солдатова. 1998).

Наиболее естественным для человека является стремление к сохранению позитивной этнической идентичности. Важной в этой связи представляется следующая закономерность, имеющая статус психологического закона: позитивная этническая идентичность обязательно предполагает наличие достаточно благоприятных образов других этнических групп и высокую толерантность по отношению к ним. Иными словами, чем благоприятнее представление человека о собственной этнической принадлежности, тем терпимее он в отношении других этносов, и тем менее схематизированными и однозначными становятся его представления о «чужих»: «Позитивную этническую идентичность следует считать основным конструктом, способствующим сохранению внутри- и межгрупповой гармонии, а также - позитивного личностного самоощущения» (Лебедева, 1999). Этот аспект этнической идентичности крайне важен при изучении социальных атрибуций и, в частности, этнических стереотипов.

Часть 2

Этнический стереотип: понятие, функции, основные методы изучения

В научный обиход понятие «социальный стереотип» было введено Уолтером Липпманом, который рассматривал его как упорядоченный, схематичный, детерминированный культурой образ (или «картинку») мира в голове человека. Липпман выделял следующие основные причины, по которым люди прибегают к стереотипизированию: во-первых, по принципу экономии усилия, они не стремятся реагировать каждый раз по-новому на окружающие явления, а подводят их под уже имеющиеся категории; во-вторых, таким образом они защищают групповые ценности и свои права. Основными свойствами стереотипа, таким образом, являются: устойчивость (или существование одних и тех же стереотипов у разных поколений людей внутри одного этноса), ригидность, избирательность восприятия информации и эмоциональная наполненность. Этнический стереотип в этой связи можно определить как «упрощенный, схематизированный, эмоционально окрашенный и чрезвычайно устойчивый образ какой-либо этнической группы или общности, с легкостью распространяемый на всех ее представителей» (Платонов, Почебут, 1993).

В приведенном определении не учитывается один важный аспект, связанный с социальными стереотипами: их существование определяется не только и не столько представлениями отдельного индивида, сколько фактом «группового согласия» (Haslam, Turner, 1998). Австралийские ученые отмечают, что исследователи стереотипов обычно исходят из понимания стереотипа как индивидуального, «частного» явления. Тем не менее, сама возможность возникновения и воздействия стереотипных представлений на межличностное восприятие, а также интерес к ним науки и необходимость их изучения определяется свойством стереотипов возникать не просто в «головах» отдельных людей, а в сознании целых групп: «Стереотипы могут стать социальными, только когда они разделяются большой группой людей внутри социальной общности - разделение означает процесс эффективного проникновения данных стереотипов в сознание людей» (Taijfel, цит. по Лебедевой, 1999). Аслам, Тернер и др. вслед за Тэджфелом предлагают свой взгляд на эту проблему, утверждая, что «согласованность стереотипов является результатом особого выделения роли групповой идентичности, деиндивидуализации «Я» (самостереотипизации) и соответствующего с этим изменения восприятия и поведения». Они рассматривают выдвижение на первый план факта принадлежности группе в качестве следствия так называемой «категоризации в контексте», способствующей унификации взглядов членов группы путем поддержания их представлений об ингрупповой сплоченности или оказания прямого давления с целью достижения необходимого единства. Авторы подчеркивают, что признание факта «группового согласия» жизненно важно для подлинного понимания стереотипа как явления социального порядка (Haslam, Turner, 1998).

Интересный аспект воздействия стереотипов на межличностное и групповое общение затрагивает Н. Лебедева: она выделяет 4 основные характеристики стереотипов, влияющие на коммуникативное поведение.

Стереотипизирование - результат когнитивного «отклонения», вызванного иллюзией связи между групповым членством и психологическими характеристиками (например, англичане - консервативны, немцы - педантичны).

Стереотипы влияют на способ прохождения информации, ее отбора (например, об ингруппе обычно запоминается наиболее благоприятная информация, а об аутгруппе - наиболее неблагоприятная).

Стереотипы вызывают ожидания определенного поведения от других, индивиды невольно пытаются подтвердить эти ожидания.

Стереотипы рождают предсказания, склонные подтверждаться (поскольку люди невольно «отбирают» модели поведения других людей, согласные со стереотипами) (Лебедева, 1999).

Целесообразно рассмотреть понятие «стереотип» в соотношении с близкими по смыслу категориями установки, предубеждения и предрассудка. Г. Солдатова включает эти понятия в ряд межэтнических установочных образований, которые «содержат эмоционально-оценочное отношение к различным этническим группам и характеризуют уровень готовности к соответствующим поведенческим реакциям в межэтническом общении» (Солдатова, 1998). Этнический стереотип, по мнению ученого, представляет собой «в первую очередь, «культурное» образование, естественное и неизбежное до тех пор, пока будут существовать народы и этнические группы». В свою очередь, предубеждение и предрассудок - это как бы более «социальные» установки: их формирование в значительной степени зависит от конкретной общественно-исторической ситуации». Предубеждение характеризуется негативным эмоциональным зарядом и «соответствует таким формам поведения как избегание общения или уклонение от межэтнических контактов в определенных сферах жизнедеятельности». Предрассудок в свою очередь отличает большая концентрация негативных эмоций, «чрезмерное восхваление достижений и качеств своей нации в сочетании с высокомерным отношением и неприязнью к другим народам». Предрассудок в реальном поведении уже не ограничивается стратегией избегания, а проявляется в конкретных поступках дискриминирующего характера (Солдатова, 1998).

И. Кон рассматривает установку как «определенное направление личности, состояние готовности, тенденцию к определенной деятельности, способной удовлетворить какие-то потребности человека» (Кон, 1998). Таким образом, установка представляет собой как бы некий угол зрения или призму, через которую человек рассматривает мир и происходящие в нем события. Как отмечает С. Рыжова, «установки формируют стиль отношения человека к ситуациям с ярко выраженным этническим контекстом и создают психологическую базу для соответствующего поведения в этнонапряженной ситуации» (Рыжова, 1994).

Согласно И. Кону, установка связана с определенной системой ожиданий и эталонов, в сравнении с которыми мы рассматриваем любое явление. Стереотип, в свою очередь, является уже сформированным выражением той или иной социальной установки по отношению к определенному явлению. И. Кон рассматривает стереотип как «неотъемлемый элемент обыденного сознания», помогающий индивиду «ориентироваться в жизни» и «направляющий его поведение» (это соображение имеет прямое отношение к представлениям героя Ф. Сологуба о поляках и евреях). Неизбежность стереотипизирования И. Кон объясняет универсальностью склонности людей рассматривать явления чужой культуры сквозь призму культурных традиций и ценностей своего собственного народа. Сам по себе этноцентризм не опасен; проблема возникает тогда, когда реальные или мнимые различия между людьми возводятся в абсолют и превращаются в негативную или даже враждебную установку по отношению к другому народу, которую Кон определяет как этническое предубеждение. Стереотипы и предубеждения автор относит не столько к явлениям психологическим, сколько социальным: «Чтобы понять природу этнических предубеждений, нужно изучать не столько предубежденного человека, сколько порождающее его общество» (Кон, 1998).

В связи с анализом понятия «стереотип» исключительно важным представляется рассмотрение стереотипизации как одного из механизмов социального восприятия. Необходимо четко разграничивать эти понятия, тем более, что за стереотипом в обыденном сознании прочно закрепилась негативная оценка. Но если корни стереотипа уходят в факторы социального порядка, то стереотипизация является прежде всего универсальным психологическим процессом. Явление стереотипизации обусловлено принципом экономии, свойственным человеческому мышлению, его способностью двигаться от единичных конкретных случаев к их обобщению и обратно к этому факту, понятому уже в рамках общего правила. Как пишет С. Агеев, «стереотипизация выполняет объективно полезную функцию, поскольку грубость, упрощенность, схематизм - это оборотная сторона медали, неизбежные «издержки» таких необходимых для психической регуляции человеческой деятельности процессов как селекция, ограничение, стабилизация, категоризация» (Агеев, 1989). Таким образом, ни сам стереотип, ни, тем более, процесс стереотипизации, не могут рассматриваться как однозначно негативные явления социальной жизни. Только формирование этнических предрассудков и предубеждений, по определению несущих в себе отрицательный заряд и ведущих к усилению межэтнической напряженности, является серьезным препятствием к взаимопониманию между народами.

В механизм формирования стереотипов вовлечены не только схематизация, категоризация и т.п., но и другие когнитивные процессы, прежде всего каузальная атрибуция, или приписывание причин поведения и достижений индивидов на основании групповой (в частности, этнической) принадлежности. Люди объясняют поведение влиянием внутренних (личностных, субъективных) и внешних (ситуативных, средовых, объективных) факторов. При этом они склонны свои успехи объяснять своими внутренними качествами, а неудачи - внешними обстоятельствами. Напротив, успехи других чаще объясняются внешними, а неудачи - внутренними факторами. Этот феномен неразрывно связан с функцией, которую выполняет в психологической структуре личности «Я-образ», складывающийся как результат взаимодействия базовых оценочных отношений человека к миру, себе и другим людям. Эта функция состоит в защите положительной самооценки самыми разнообразными способами: от завышения своей самооценки до занижения оценки других.

Чрезвычайно интересна в этой связи проблема происхождения и формирования стереотипов, уже косвенно затрагиваемая нами ранее: являются ли социальные стереотипы следствием индивидуально-психологических особенностей человека или вызваны иными причинами. В психологии существует ряд теорий, пытающихся по-своему ответить на этот вопрос. Одной из них является теория фрустрации и агрессии, разработанная в русле необихевиоризма. Неудовлетворенное, заблокированное стремление человека создает в психике состояние напряженности, фрустрации, которое в поисках разрядки часто находит ее в акте агрессии. На уровне общественной психологии объектом вымещения оказывается расовая или национальная группа. В рамках психоаналитической школы сходный механизм имеет теория проекции, основная идея которой состоит в универсальности бессознательного приписывания другим собственных стремлений и импульсов, не совместимых с сознательной установкой индивида: «Разрушительная, извращенная сторона «человеческой природы», которую мы подавляем в самих себе, сохраняет свое влияние в жизни «других», делая их тем самым не только низшими по отношению к «нам», но и опасными для нас, для нашей культуры, расы, религии и т.д.» (Франкл, 1998).

Необъяснимым с точки зрения этих двух теорий остается выбор конкретной этнической общности в качестве «козла отпущения» или объекта для проекции: обострение национальной розни в той или иной конфликтной ситуации, по-видимому, может быть объяснено уже ранее существовавшей враждебной установкой по отношению к конкретной национальной группе. Как отмечает И. Кон, в теориях вымещения и проекции «социальная природа этнических стереотипов и реальные взаимоотношения этнических групп остаются в тени. Предубеждение оказывается чем-то внеисторическим и едва ли вообще преодолимым» (Кон, 1998).

Эта же проблема касается теории «авторитарной личности» Т. Адорно. Здесь механизм основан на амбивалентности ранних отношений в семье: при строгости семейного воспитания у ребенка формируется идеализированное отношение к родителям вместе с бессознательной враждебностью к ним. Невозможность выхода агрессии запускает механизм замещения, по которому негативные импульсы направляются на другие социальные группы. Так формируется так называемая «авторитарная личность», которая отличается высокой степенью конформизма к власти и одновременной подавленной враждебностью к ней, скованностью и догматизмом мышления, недоверием к миру и т.д. Авторитарность в рамках этой теории рассматривается как базовая характеристика, автоматически определяющая поведение индивида в межгрупповой ситуации. «Этническая предубежденность, расизм предстают, таким образом, как частные проявления глубинных черт личности, сформировавшихся в раннем детстве» (Кон, 1998).

Очевидно, что происхождение этнических стереотипов остается лишь частично объяснимым с чисто психологических позиций. Так или иначе, представление о другой этнической группе складывается исторически в процессе реальных взаимоотношений между двумя этносами. Войны, колонизация, опустошение земель или, наоборот, отношения сотрудничества и взаимного уважения оставляют отпечаток в генетической памяти народа, определяя и через столетия окраску и направленность образов друг друга. В онтогенезе стереотип может присваиваться индивидом вне учета исторического контекста и независимо от реального опыта личного общения с представителями того или иного этноса. Воспитание, образование, общественное мнение, средства массовой информации - вот те каналы, через которые человек усваивает общественные нормы и ценности, приобщается к элементам своей культуры и формирует представления о других этносах. Исследования показывают, что в раннем детстве человек еще свободен от каких-либо стереотипных представлений (что автоматически снимает вопрос об их врожденном характере), но уже в младшем школьном возрасте стереотипы начинают активно усваиваться и использоваться детьми, значительно опережая формирование собственных ясных представлений об этнических группах (Платонов, Почебут, 1993).

«Первый слой» этнической специфики сознания закладывается еще в раннем сенсомоторном опыте ребенка вместе с восприятием им нормы социального взаимодействия. В. Павленко и С. Таглин считают, что процесс этот начинается с того момента, когда ребенок начинает воспринимать содержание напеваемых ему колыбельных песен (Павленко, Таглин, 1993). Они отмечают также роль паремий в качестве орудий этнической спецификации сознания: это связано с тем, что в народных пословицах, поговорках, загадках так или иначе отражаются природные и социальные условия существования этноса: «Отображая особенности местной флоры и фауны, ландшафта и климата, паремии задают индивиду образ природной среды его родины и формируют природный фон ассоциаций». Отражение в народном творчестве социальных реалий конкретной этнической общности формирует «второй слой» этноспецифичности сознания: «Этим путем в ассоциативные процессы индивида включаются образы и понятия из сферы социального устройства, религии, хозяйственной деятельности, быта и истории этноса» (Павленко, Таглин, 1993). К этому «второму слою» относится также формирование представлений о других этносах, взаимоотношения с которыми являются неотъемлемой частью легендарного эпоса народа, его былин и сказаний.

Анализ исторических и литературных памятников дает многое для понимания механизма формирования стереотипных представлений. Огромный интерес в этом плане представляет средневековая дипломатическая переписка, отражающая политические детерминанты происхождения тех или иных (чаще негативных) стереотипов: «Враждебное отношение к другим народам было характерно для европейского средневековья. Враждебность усиливалась, если речь шла о народах разных конфессий» (Коваленко, 1990) Конфессиональные противоречия между шведами и русскими, усиленные соперничеством за освоение территорий, обусловили взгляд на русских как на «язычников» и «нехристей», что объективно не соответствовало действительности. Важным фактором в генерировании негативных стереотипов русских можно также считать «установку на обеспечение безопасности этноса»: «Уже в 17 веке в Швеции господствовало представление о том, что Россия - это сильный и опасный сосед, основой внешнеполитического курса которого является территориальная экспансия, поиск жизненного пространства. В 18 веке на смену недоверию пришел страх» (Коваленко, 1990).

Аналогичный механизм формирования представлений о другом этносе обнаруживается при сопоставлении образов норманна на Западе и на Востоке, что указывает на значительные различия в отношении к скандинавам в обоих регионах: «В образе варяга на Руси отсутствуют основные стереотипные характеристики норманна-врага, сформировавшиеся в условиях ожесточенной борьбы в викингами, но доминируют представления, обусловленные преобладанием договорных отношений со скандинавами» (Мельникова, Петрухин, 1990).

Таким образом, происхождение этнических стереотипов глубоко укоренено в исторической памяти народа, и их устойчивость обеспечивается передачей из поколения в поколение в форме фольклора, эпоса, летописных и литературных памятников. Важно отметить, что богатейший материал для изучения процесса формирования этнического самосознания народа и, как следствие, этнических стереотипов поведения и восприятия других этносов дает изучение особенностей народного языка и словообразования. «Язык является поистине копилкой исторического опыта народа в гораздо большей степени, чем любая другая сфера культуры» (Поршнев, 1964) А. Потебня по праву считал язык не только главным этнодифференцирующим, но и этноформирующим признаком, обусловливающим само существование этноса. Анализ имен, этнонимов, топонимов, даже астронимов показывает глубокую закрепленность в языке своеобразия среды обитания и неразрывно связанного с ней мышления народа: «Полный список имен народа не только содержит указания на отрицательно оцениваемые явления природной среды (имена-обереги), но дает достаточно обстоятельную характеристику животному и растительному миру, климату и ландшафту места обитания этноса» (Павленко, Таглин, 1992). Происхождение названий этносов также далеко не случайно, а, наоборот, является наглядной иллюстрацией того, как воспринимали предки свой и соседние народы. Например, слово svensk (швед) содержит корень sve, что означает «свой». Это вновь обращает нас к дихотомии «Мы» - «Они»: «Мы (мой народ, все шведы) - люди; все чужие - не люди»: «Природные особенности территории жизнедеятельности этноса, выступая основой его размежевания с соседними человеческим коллективами, формируют и такую константу этнического сознания, как самоназвание этноса» (Павленко, Таглин, 1992).

Обобщая сказанное, целесообразно отметить, что чисто психологический подход к вопросу о происхождении этнических стереотипов (в русле психоанализа или необихевиоризма) не обладает достаточным арсеналом фактов для исчерпывающего обоснования причин и механизмов формирования стереотипов исключительно исходя из индивидуально-психологических характеристик. Как известно, этнические стереотипы детерминированы, во-первых, реальными специфическими чертами стереотипизируемой группы; во-вторых, спецификой преломления этих черт через аппарат восприятия стереотипизирующей группы; в-третьих, всем комплексом экономических, политических и культурных взаимоотношений стереотипизирующей и стереотипизируемой групп (Трусов, Филиппов, 1984). Отечественные психологи достаточно единодушны в признании того факта, что изучение происхождения этнических представлений невозможно в отрыве от всестороннего анализа соответствующей социальной ситуации: «В основе формирования этнических стереотипов лежат системы этнических представлений… Этнические представления, возникая на базе традиционных суждений, бытующих в общественном сознании этноса, являются продуктами эпохи и социокультурной среды» (Кцоева, 1986).

Интересный аспект формирования этнических стереотипов в русле концепции когнитивного диссонанса затрагивает Р. Оганджанян: он связывает этот процесс с мерой удовлетворенности некоторых социальных потребностей в многонациональном и преимущественно мононациональном поселении и подчеркивает важность специфики этих связей в зависимости от миграционного признака. Автор отмечает, что человек, переселяющийся в новую среду, заранее создает определенный образ места обитания и взаимоотношений с местными жителями, формируя таким образом некую систему ожиданий. Если новое окружение оказывается менее привлекательным, или не складываются отношения с «аборигенами», то человек испытывает диссонанс. Уменьшение общей меры диссонанса может осуществляться за счет прибавления новых когнитивных элементов, в данном случае - негативных этнических автостереотипов (или представлений о собственной этнической группе) и позитивных этнических гетеростереотипов (или представлений о чужой общности). В моноэтнической среде, по мнению автора, мера удовлетворенности социальных потребностей особенно заметно влияет на характер этнического автостереотипа: доля людей с позитивными автостереотипами увеличивается по мере роста удовлетворенности социальных потребностей. Автор также подчеркивает, что «причины собственных неудач люди зачастую ищут в поступках окружающих, а в мононациональной среде эти представления в определенных условиях могут преобразовываться в этнические стереотипы» (Оганджанян, 1989).

Приведенные данные лишний раз доказывают, что на характер уже сформированного или складывающегося стереотипа непосредственно влияют особенности непосредственной этноконтактной среды: «Основой формирования стереотипов служат реальные культурные различия, которые могут быть легко восприняты на уровне поведения в ситуации межкультурного взаимодействия» (Солдатова, 1998).

На симпозиуме по межнациональным проблемам в 1989 году многими участниками также затрагивался вопрос об источниках стереотипных представлений о своем и других народах. Отмечалась роль массового сознания в формировании образов других национальностей, где основными поставщиками фактов выступают «литература, искусство, слухи, рассказы; в меньшей степени «коллега по работе» или «кратковременная эпизодическая встреча» (Психологический журнал, 1989). Подчеркивался факт формирования стереотипа в макросреде, где психологии отводится роль усилителя: «Когда формируется стереотип, то сначала формируются отношения, а потом они уже наполняются конкретными языковыми и действенными компонентами». Хорошей иллюстрацией к сказанному является стереотип перевертышей (другое название «атрибуции-оборотни»), когда один и тот же стереотип в течение очень короткого времени может превратиться в свою противоположность по знаку и даже по языковому оформлению. Это пара атрибуций, практически тождественных по смыслу, но аффективно противоположных, например: «скупой» - «жадный», «осторожный» - «трусливый» и т.д. В зависимости от характера этноконтактной ситуации полюс «оборотня» по отношению к стереотипизируемой группе может меняться на противоположный. Вполне логично, что автостереотип обычно носит «оправдательный» характер, более позитивно оцениваемый с точки зрения общепринятых норм, а «гетеростереотип» - «обвинительный». Но, как отмечает Г. Солдатова, «это не означает, что позитивные качества «оборотней» приходятся строго на автостереотип, а негативные входят только в гетеростереотип. «Оборотень» - един, позитивное и негативное в нем склеено. Например, актуализация негативного полюса «оборотня» в гетеростереотипе «гасит» позитивные атрибуции» (Солдатова, 1998).

Каждый этнос в процессе своей жизнедеятельности на определенной территории в конкретных социально-экономических и исторических условиях вырабатывает свой уникальный стереотип поведения, который «поставляет» членам этноса общепринятые модели поведения в тех или иных стандартных ситуациях. В данном контексте «стереотип» означает не столько представление о другом этносе, сколько «устойчивые, регулярно повторяемые элементы образа жизни, которые хотя и обладают известной социальной значимостью, однако не носят «событийного характера» и не осознаются носителями поведения как «поступки» (Старовойтова, 1985). Этнический стереотип поведения представляет собой набор типовых программ, направленный, прежде всего, на «нейтрализацию тенденции к индивидуализации поведения, сдерживанию роста его вариативности, ибо ничем не контролируемый рост многообразия неминуемо привел бы к распаду общества» (Байбурин, 1985). Таким образом, этнические особенности поведения выступают важнейшим этноконсолидирующим фактором и основанием для сравнения и сопоставления с другими этносами. По словам С. Арутюнова, «этнические различия проявляются в том, как люди одеваются, как они едят, в их излюбленных позах стояния или сидения, хотя все люди на земле и одеваются, и едят, и сидят» (цит. по Байбурину, 1985). В разных этнических культурах одним и тем же действиям может придаваться различное содержание, или одно и то же содержание может находить различное выражение в поступках. Стереотипные представления как раз и формируются при попытке интерпретировать поведение представителя другого этноса, которое обычно осуществляется с точки зрения особенностей своей собственной культуры.

Это рассуждение логически подводит нас к выводу о том, что этнический стереотип обречен на неадекватное и предвзятое отражение действительности. Еще У. Липпман считал неточность и даже ложность одной из важнейших характеристик социальных стереотипов. Только с 50-х гг. получила распространение гипотеза американского психолога О. Клайнберга о наличии в стереотипе некоего «зерна истины». Действительно, этнический стереотип представляет собой не просто субъективное мнение о той или иной этнической общности, а, прежде всего, ее образ, который, пусть в искаженном виде, отражает объективную реальность: свойства двух взаимодействующих групп и отношения между ними (Стефаненко, 1998). Некоторыми психологами выделяется такой критерий истинности стереотипа, как мера согласованности представлений о собственной этнической группе с представлениями других о ней. Г. Олпорт, выдвинувший этот критерий, исходил из того, что чем больше совпадают два различных мнения об одном и том же объекте, тем они ближе к истине. По мнению Д. Кэмпбелла, увеличению удельного веса реальных черт в этнических стереотипах способствуют более глубокие и длительные контакты между группами. Как отмечает Г. Кцоева, «более значительное влияние на содержание и направленность этнических стереотипов оказывает совместная деятельность, объединяющая представителей различных этнических групп и дающая возможность познать друг друга глубже и разностороннее, чем в процессе межличностных отношений. Важнейшим фактором в этой связи является персонификация отдельных представителей иноэтнических групп, что «способствует конкретизации этнического стереотипа, обогащению и повышению адекватности его когнитивного содержания» (Кцоева, 1986).

Для современного научного подхода к проблеме истинности стереотипа характерно смещение акцента с его когнитивного содержания на аффективное: в центр внимания ставится вопрос о причинах устойчивости и поляризованности стереотипа. Согласно концепции У. Вайнэки, особенность стереотипа состоит в том, что он соотносится главным образом не с соответствующим объектом, а со знаниями других людей о нем. При этом неважно, истинно данное знание или ложно, поскольку главное в стереотипе - не сама истинность, а убежденность в ней, причем отличительной стороной такой убежденности является ее устойчивость, прочность. Действительно, практика показывает, что даже в случае доказанности несоответствия стереотипа действительности, он зачастую продолжает функционировать, причем с не меньшей силой и выразительностью. Существуют различные попытки объяснить эту особенность стереотипов. С чисто психологической точки зрения можно вывести склонность к стереотипизированному мышлению из когнитивного стиля индивида. Но вместе с тем очевидно, что один и тот же человек может демонстрировать в отношении различных объектов различный когнитивный стиль: вряд ли можно согласится с тем, что человек, догматически рассуждающий в одном случае, во всех остальных также окажется догматиком. В этой связи важным представляется объяснение, предложенное еще Липпманом: «Системы стереотипов могут быть ядром наших личных традиций, защитой нашего положения в обществе… Это гарантия нашего самоуважения. Это проекция на мир нашего собственного чувства, наших собственных ценностей, нашей собственной позиции и наших собственных прав. Поэтому стереотипы в высшей степени заряжены теми чувствами, с которыми они связаны» (цит. по Шихиреву, 1999). Сильной стороной рассуждения Липпмана является объяснение специфики действия стереотипа не врожденными свойствами психологии мышления и восприятия, а функцией защиты социальных ценностей. Этой же защитной функцией объясняется и еще одна отличительная особенность стереотипа - его эмоциональная насыщенность. Чем тверже оценка, тем, как правило, большую эмоцию вызывает любая попытка подвергнуть ее сомнению, и, наоборот, чем интенсивнее эмоция, тем категоричнее выражающее ее мнение.