- 39 -

Введение

1. «Принципы политической экономики» по А. Маршаллу

Политическая экономия, или экономическая наука… занимается исследованием нормальной жизнедеятельности человеческого общества; она изучает ту сферу индивидуальных и общественных действий, которая теснейшим образом связана с созданием и использованием материальных основ благосостояния.

Следовательно, она, с одной стороны, представляет собой исследование богатства, а с другой - образует часть исследования человека. Человеческий фактор формировался в процессе его повседневного труда и под воздействием создаваемых им в этом процессе материальных ресурсов, причем в гораздо большей степени, чем под влиянием любых других факторов, исключая религиозные идеалы; двумя великими силами, формировавшими мировую историю, были религия и экономика. Иногда на время возобладал пылкий дух военных или людей искусства, но нигде влияние религиозного и экономического факторов не оттеснялось на второй план даже на короткий срок, и почти всегда эти две силы имели большее значение, чем все другие, вместе взятые. Религиозные мотивы сильнее экономических, но их непосредственное воздействие редко распространяется на столь обширную жизненную сферу. Занятие, с помощью которого человек зарабатывает себе на жизнь, заполняет его мысли в течение подавляющего большинства часов, когда его ум эффективно работает; именно в эти часы его характер формируется под влиянием того, как он использует свои способности труде, какие мысли и чувства этот труд в нем порождает какие складываются у него отношения с товарищами по работ работодателями или его служащими.

Очень часто воздействие, оказываемое на характер человека размером его дохода, едва ли меньше - если вообще меньше, - чем воздействие, оказываемое самим способом добывания дохода. Для полноты жизни семьи нет большой разницы, составляет ли ее годовой доход 1 тыс. ф.ст. или 5 тыс. ф.ст., но очень велика разница между доходом в 30 ф.ст. и 150 ф.ст., ибо при 150 ф.ст. семья располагает, а при 30 ф.ст. не располагает материальными условиями для нормальной жизни Правда, в религии, семейных привязанностях и дружбе каждый бедняк может найти приложение для тех своих способностей, которые служат источником высшего счастья. Но условия сопутствующие крайней нищете, особенно в перенаселенных районах, могут убить самые лучшие качества. Те, кого называют «отбросами» наших больших городов, располагают очень малыми возможностями для дружбы; им неведомы приличия добропорядочность, они почти не знают согласия в семейной жизни; часто и религия не получает к ним доступа. Нет сомнения, что их физическая, умственная и нравственная ущербность частично порождаются и иными причинами, помимо нищеты, но последняя служит главной причиной.

Кроме «отбросов» существует множество людей как в городе, так и в деревне, которые вырастают, скудно питаясь и одеваясь, в жилищной тесноте, чье образование прерывается из-за того, что им приходится рано начинать трудиться ради заработка, которые, следовательно, в течение долгих часов заняты трудом, изнуряющим их истощенный организм, а поэтому начисто лишены возможности развивать свои умственные способности. Они необязательно ведут нездоровую или несчастную жизнь. Получая радость в своих привязанностях к богу и человеку и обладая, быть может, некоторой врожденной утонченностью чувств, они могут вести жизнь гораздо менее ущербную, чем жизнь многих, владеющих большим материальным богатством. Но при всем том бедность составляет для них громадное! истинное зло. Даже когда они здоровы, их утомленность часто равносильна боли, а развлечений у них мало; когда же наступает болезнь, страдания, порождаемые бедностью, удесятеряются. И хотя ощущение удовлетворенности может в большей мере примирять их с этими бедствиями, существуют другие беды, с которыми оно примирить их не в состоянии. Перегруженные работой и оставшиеся недоучками, изнуренные и изможденные, де имеющие покоя и досуга, они лишены каких бы то ни было шансов полностью использовать свои умственные способности.

Предмет экономической науки

Экономическая наука занимается изучением того, как люди существуют, развиваются и о чем они думают в своей повседневной жизни. Но предметом ее исследований являются главным образом те побудительные мотивы, которые наиболее сильно и наиболее устойчиво воздействуют на поведение человека в хозяйственной сфере его жизни. Каждый сколько-нибудь достойный человек отдает хозяйственной деятельности лучшие свои качества, и здесь, как и в других областях, он подвержен влиянию личных привязанностей, представлений о долге и преданности высоким идеалам. Правда, самые способные изобретатели и организаторы усовершенствованных методов производства и машин посвящают этому делу все свои силы, движимые скорее благородным духом соревнования, нежели жаждой богатства как такового. Но при всем этом самым устойчивым стимулом к ведению хозяйственной деятельности служит желание получить за нее плату, которая представляет собой материальное вознаграждение за работу. Она затем может быть израсходована на эгоистичные или альтруистические, благородные или низменные цели и здесь находит свое проявление многосторонность человеческой натуры. Однако побудительным мотивом выступает определенное количество денег. Именно это определенное и точное денежное измерение самых устойчивых стимулов в хозяйственной жизни позволило экономической науке далеко опередить все другие науки, исследующие человека. Также как точные весы химика сделали химию более точной, чем большинство других естественных наук, так и эти весы экономиста, сколь бы грубы и несовершенны они ни были, сделали экономическую науку более точной, чем любая другая из общественных наук. Но экономическую науку, разумеется, нельзя приравнять к точным естественным наукам, ибо она имеет дело с постоянно меняющимися, очень тонкими свойствами человеческой натуры.

Источник преимуществ экономической науки перед другими отраслями общественных наук, следовательно, кроется, по-видимому, в том факте, что ее специфическая область предоставляет гораздо большие возможности для применения точных методов исследования, чем любая другая общественная наука. Она занимается главным образом теми желаниями, устремления и иными склонностями человеческой натуры, внешние проявления которых принимают форму стимулов к действию, причем сила или количественные параметры этих стимулов могут быть оценены и измерены с известным приближением к точности, а поэтому в некоторой степени поддаются исследованию с помощью научного аппарата. Применение научных методов и анализа в экономической науке возникает лишь тогда, когда силу побудительных мотивов человека - а не самих мотивов - становится возможным приблизительно измерить той суммой денег, которую он готов отдать, чтобы получить взамен желаемое удовлетворение, или, наоборот, той суммой, которая необходима, чтобы побудить его затратить определенное количество утомительного труда.

Важно отметить, что экономист не берется измерять любую субъективную склонность саму по себе, да еще непосредственно; но производит лишь косвенное ее измерение через ее проявления. Никто не в состоянии точно сопоставить друг с другом и соизмерить даже свои собственные душевные порывы в разные периоды времени. И уж, конечно, никто не в состоянии измерить душевные порывы другого человека иначе, как лишь косвенно и предположительно по их последствиям. Разумеется, одни склонности человека относятся к высшим сторонам его натуры, другие - к ее низменным сторонам; следовательно они различны по своему характеру. Но даже если мы сосредоточим наше внимание лишь на однопорядковых физическим удовольствиях и тяготах, то обнаружим, что их можно сравнивать лишь косвенно по их результатам. По существу, даже и такое сравнение является до известной степени предположительным, если только эти желания и тяготы не возникают у одного и того же лица в одно и то же время.

Например, удовольствие, получаемое от курения двумя лицами, невозможно сравнивать непосредственно, так же как нельзя его сравнивать даже и в том случае, когда его получает одно и то же лицо в разное время. Но если перед нами человек, выбирающий, на что именно потратить несколько пенсов - на покупку сигары или чашки чая или на извозчика, чтобы не идти домой пешком, - то мы придерживаемся обычной процедуры и утверждаем, что он ожидает от каждой из этих альтернатив равного удовольствия.

Следовательно, если мы хотим сравнивать даже различные виды удовлетворения естественных потребностей, нам приходятся делать это не прямо, а косвенно, посредством стимулов, которые побуждают к деятельности. Если желание получить одно или другое из двух удовольствий заставит разных людей, находящихся в одинаковом материальном положении, затратить на каждое из них ровно час дополнительного труда или же побудит разных людей, принадлежащих к одному и тому же классу и располагающих одинаковым состоянием, заплатить за каждое из них один шиллинг, то мы можем считать, что эти два удовольствия с точки зрения нашей задачи равны между собой, поскольку желание получить их порождает у лиц, находящихся в одинаковых условиях, равные по силе побудительные стимулы к действию.

В этом практикуемом в повседневной жизни процессе измерения душевных порывов не возникает никаких дополнительных трудностей из-за того факта, что одни стимулы, которые нам приходится принимать в расчет, имеют своим источником высшие стороны человеческой натуры, а другие - низменные.

Допустим, что тот самый человек, стоявший перед выбором между несколькими удовольствиями лично для себя, вскоре вспомнил о несчастном инвалиде, мимо которого он пройдет по пути домой, и затратил какое-то время на раздумывание над тем, предпочесть ли доставить физическое удовольствие себе самому или совершить доброе дело и насладиться доставлением радости ближнему своему. По мере того как его желания склоняются то к первому выбору, то ко второму, само качество его душевных порывов меняется; и исследовать природу этого изменения надлежит философу.

Между тем экономист изучает душевные порывы не сами по себе, а через их проявления, и если он обнаруживает, что эти мотивы порождают равные стимулы к действию, то он принимает их… за равные для целей своего исследования. На деле экономист, разумеется, прослеживает более терпеливо и вдумчиво, с большими предосторожностями все поступки людей в их обычной повседневной жизни. Он отнюдь не пытается сопоставлять реальную ценность благородных и низменных склонностей нашей натуры, он не соизмеряет страсть к добродетели и вожделение к вкусной пище. Он оценивает побудительные мотивы поступков точно так же, как это делают все люди в своей обычной жизни. Он придерживается общепринятого хода суждений, отступая от него лишь затем, чтобы соблюдать больше осторожности с целью четко установить границы своих познаний. Он формулирует свои заключения на основе наблюдений за людьми вообще при определенных условиях, не пытаясь измерять умственные и духовные качества отдельных лиц. Однако он отнюдь не игнорирует умственные и духовные аспекты жизни. Напротив, даже для самых узких задач экономических исследований важно знать, содействуют ли преобладающие в обществе желания созданию сильной и справедливой личности. Но и для более общих целей своих исследований, когда они находят практическое приложение, экономист, как и все прочие, должен интересоваться конечными целями человека и принимать в расчет разницу реальной ценности различных вознаграждений, порождающих одинаковой силы стимулы к действию и составляющих, следовательно, одинаковые экономические величины. Исследование указанных величин образует лишь отправной пункт экономической науки, но именно с этого она и начинается.

…Рассмотрения требует и ряд других ограничений, затрудняющих измерение посредством денег стимулов к деятельности. Первое из них возникает вследствие необходимости принимать в расчет различное количество удовольствия или иного рода удовлетворения, доставляемого одной и той же суммой денег разным лицам в разных обстоятельствах.

Даже для одного и того же человека один шиллинг может в разное время обеспечивать получение удовольствия (или иного рода удовлетворения) неодинакового объема либо потому, что у него слишком много денег, либо потому, что вкусы его меняются. На людей одинакового происхождения и внешне похожих друг на друга одни и те же события часто оказывают совершенно различное воздействие.

Когда мы говорим об измерении желания посредством действия, к которому оно служит побудительным мотивом, но из этого вовсе не следует, что мы считаем любое действие заранее обдуманным результатом предварительного расчета. Ибо в данном случае, как и во всех других, экономическая наука рассматривает человека таким, каким он предстает в повседневной жизни, а в обыденной жизни люди заблаговременно не высчитывают результаты каждого своего действия, будь то продиктованного высшими побуждениями или низменными мотивами.

Между тем жизненная сфера, которая особенно интересующая экономическую науку, - это та, где поведение человека обдуманно, где он чаще всего высчитывает выгоды и невыгоды какого-либо конкретного действия, прежде чем к нему приступить. Далее это та сторона его жизни, в которой он, следуя привычкам и обычаям, поступает в данный момент без предварительного расчета, но при этом сами по себе привычки и обычай почти наверняка возникли в процессе тщательного выявления выгод и невыгод различных образов действий. Как правило, человек не ведет строгий подсчет двух колонок баланса, но по пути с работы домой или на общественных собраниях люди говорят друг другу: «Мне не стоит этого делать, я лучше поступлю иначе» и т.п. То, что делает один образ действий предпочтительнее другого, вовсе не обязательно сводится к корыстной или материальной выгоде; часто можно услышать, что «хотя тот или иной план действий избавляет от некоторых хлопот или сберегает некоторую сумму денег, следовать ему было бы непорядочно по отношению к другим людям» и «он выставит меня в дурном свете» или «он создает чувство неловкости».

Правда, когда привычки или обычай, возникшие в одних исторических условиях, оказывают влияние на действия при иных, то уже нарушается строгая связь между затрачиваемыми усилиями и достигаемыми при этом целями. В отсталых странах существует еще много привычек и обычаев, аналогичных тем, которые заставляют находящегося в неволе бобра строить себе запруду; они полны значения для историка, и с ними должен считаться законодатель. Но в сфере хозяйственных отношений современного мира такие привычки быстро отмирают.

Следовательно, наиболее систематизированной частью жизни людей является та, которую они посвящают добыванию себе средств к существованию. Работу всех тех, кто занят в одной какой-либо профессии, можно тщательно пронаблюдать; о ней можно сделать обобщающие заключения и сопоставить их с результатами других наблюдений; можно также произвести количественные оценки того, какая сумма денег или общая покупатeльнaя способность требуется, чтобы создать для них достаточные побудительные мотивы к действию.

Нежелание отсрочить получение удовольствия, чтобы таким способом сберечь его на будущее, измеряется процентом на накопленное богатство, который как раз и обеспечивает достаточный стимул к сбережению на будущее. Это измерение, однако, представляет некоторые особые трудности, исследование которые приходится пока что отложить.

В действительности экономисты в своих исследованиях всегда уделяли пристальное внимание всем выгодам, которые обычно влекут людей к какому-либо занятию, независимо от того, принимают ли эти выгоды денежную или иную форму. При прочих равных условиях люди предпочитают занятие, которое не унижает их, которое приносит им надежное общественное положение и т.д.; а поскольку эти выгоды воспринимаются хотя и не каждым в точности одинаково, но большинством людей почти одинаково, их притягательную силу можно оценить и измерить посредством денежной заработной платы, считающейся их эквивалентом.

В свою очередь желание заслужить одобрение и избежать презрения окружающих также является побудительным мотивом к действию, который функционирует в той или иной степени одинаково в любом классе людей в данное время и данной местности, хотя факторы места и времени в большой мере обусловливают не только интенсивность стремления получить одобрение, но и круг лиц, чьего одобрения добиваются. Например, лица интеллигентного труда или ремесленники весьма чувствительны к положительным или отрицательным отзывам представителей своей же профессии и мало считаются с мнением других людей. Существует много экономических проблем, рассмотрение которых окажется совершенно беспредметным, если не затратить труд на выявление общих тенденций и на тщательную оценку силы побудительных мотивов подобного рода.

Так же как можно обнаружить примесь эгоизма в желании человека делать то, что, вероятно, принесет пользу его товарищам по работе, так может присутствовать и частица личной гордости в желании, чтобы семья его процветала на протяжении его жизни и после его смерти. Однако семейные привязанности вообще представляют собой столь чистую форму альтруизма, что их действие вряд ли носило бы столь постоянный характер, если бы сами семейные отношения не отличались единообразием. На деле их воздействие весьма устойчиво, я экономисты всегда полностью принимали их в расчет, особенно когда речь шла о распределении дохода семьи между ее членами, об издержках на подготовку детей к их будущей карьере и об использовании накопленного богатства после смерти того, кто его нажил.

Следовательно, экономистам мешает учитывать действие подобного рода побудительных мотивов не недостаток желания, а недостаток надлежащих средств; поэтому они приветствуют тот факт, что некоторые виды филантропической деятельности могут быть выражены в статистической форме и сведены к определенной закономерности в случае, если статистика обеспечивает достаточно представительные средние количественные данные. По существу, мы здесь имеем дело с такого рода неустойчивым и непостоянным побудительным мотивом, что выведение какой-то его закономерности требует самого широкого и терпеливого изучения. Но даже и теперь, очевидно, возможно предсказать с достаточной степенью точности сумму пожертвований на содержание больниц, церквей и различного рода миссионерскую деятельность, которую могут внести, скажем, сто тысяч англичан среднего достатка; и в той мере, в какой это возможно, существует и база для экономического рассмотрения предложения и спроса на услуги медицинских сестер в больницах, миссионеров и иных религиозных служителей. Однако для всех времен, вероятно, останется правильным положение о том, что большую часть тех действий, которые продиктованы чувством долга и любовью к ближнему, невозможно систематизировать, свести к закономерности и количественно измерить. Именно по ой причине, а не в силу того, что они не основаны на своекорыстии, нельзя включить их в сферу исследований экономической науки.

…Ранние английские экономисты, быть может, слишком много внимания сосредоточили на мотивах индивидуальной деятельности. Но в действительности экономисты, как и представители всех других общественных наук, имеют дело с индивидуумами главным образом как с членами общественного организма. Как храм составляет нечто большее, чем камни, из которых он сложен, как человек - это нечто большее, чем ряд мыслей и ощущений, так и жизнь общества - это нечто большее, чем сумма жизней его индивидуальных членов. Верно, конечно, что деятельность целого складывается из действий составляющих его частей и что отправным пунктом в исследовании большинства экономических проблем должны служить мотивы, движущие индивидуумом, рассматриваемым отнюдь не в качестве изолированного атома, а в качестве участника какой-либо профессии или производственной группы; но верно также, чтo, как убедительно доказывали немецкие авторы, экономичная наука придает большое и все возрастающее значение мотивам, связанным с коллективной собственностью, с коллективами усилиями в достижении важных целей. Растущая целеустремленность нашего века, повышение уровня духовного развития масс, все большее распространение телеграфа, печати и кругах средств общения неуклонно расширяют масштабы коллективной деятельности для общего блага; и все эти перемены, а также развертывание кооперативного движения и друга» форм добровольных ассоциаций совершаются под влиянием раз. личных мотивов, действующих наряду со стимулом материальной выгоды: они непрестанно открывают перед экономистом все новые способы измерения побудительных мотивов, в проявлении которых прежде казалось невозможным вывести какую-либо закономерность.

По существу, среди главных тем, исследуемых в настоящем труде, будут многообразие стимулов, трудности их измерения и способ преодоления этих трудностей. Почти каждый вопрос, затронутый в данной главе, потребуется рассмотреть более подробно в связи с одной или несколькими из главных проблем экономической науки.

…Выведем предварительное заключение: экономисты изучают действия индивидуумов, но изучают их в свете не столько индивидуальной, сколько общественной жизни, а поэтому они лишь в малой степени занимаются такими свойствами личности, как темперамент и характер. Они тщательно изучают поведение целого класса людей, иногда целой нации, иногда лишь жителей определенного района, а чаще тех, кто занят в какой-либо конкретной профессии в данное время и в данном месте. С помощью статистики или иными средствами они выявляют, сколько в среднем денег готовы члены изучаемой ими группы уплатить в качестве цены за определенную вещь, которую хотят приобрести, или сколько нужно им предложить, чтобы побудить предпринять какое-либо усилие или согласиться на неприятное для них воздержание. Осуществляемое таким путем измерение побудительных мотивов, конечно, не является идеально точным, ибо, если бы оно оказалось таковым, экономическая наука сравнялась бы с достигшими наибольших успехов естественными науками, а не с наименее развитыми, как это в действительности имеет место.

Тем не менее такое измерение отличается достаточной точностью, чтобы позволить специалистам вполне надежно предсказывать количественные последствия изменений, которые связаны главным образом с такого рода побудительными мотивами. Так, например, они в состоянии дать весьма близкую к реальности оценку издержек, которые потребуются, чтобы обеспечить рабочую силу разных квалификаций, от низших до высших, для намечаемого к созданию в каком-либо районе нового производства. Посетив фабрику, какую они прежде в глаза не видели, они способны определить с точностью до одного-двух шиллингов размер недельной заработной платы отдельного рабочего лишь на основе выявления того, какова его квалификация и какой степени напряжения физических, умственных и нравственных сил требует его работа. Они могут достаточно уверенно предсказать, насколько повысится цена какого-либо товара в результате определенного сокращения его предложения g как такое повышение цен скажется на предложении.

Начиная с подобных простейших исследований экономисты затем анализируют причины, определяющие территориальное размещение различных видов производства, условия, на которых люди, проживающие в отдаленных местностях, обмениваются друг с другом своими товарами и т.д. Они могут объяснить и предсказать, как скажутся изменения условий кредита на внешнюю торговлю или же в какой мере бремя налогов будет переложено с тех, кого ими облагают, на плечи тех, потребности которых последние удовлетворяют, и т.д.

Во всех этих вопросах экономисты имеют дело с человеком как таковым, не с неким абстрактным или «экономическим» человеком, а с человеком из плоти и крови. Они имеют дело с человеком, в своей хозяйственной жизни руководствующимся в полной мере эгоистическими мотивами и в такой же мере учитывающим эгоистические мотивы других, с человеком, которому присущи как тщеславие и беспечность, так и чувство наслаждения самим процессом хорошего выполнения своей работы или готовность принести себя в жертву ради семьи, соседей или своей страны, с человеком, которому не чужда тяга к добродетельному образу жизни ради собственных достоинств последнего. Они имеют дело с человеком как таковым; но, обращаясь преимущественно к тем сторонам его жизни, где действие побудительных мотивов столь постоянно, что оно может быть предсказано, и где оценку их силы можно проверить по их последствиям, экономисты строят свою работу на научной основе.

Рассмотрим теперь более пристально природу экономических законов и их границы. Всякая причина обладает тенденцией приводить к некоему определенному результату, если на пути к этому не возникает никаких препятствий. Так, сила тяготения заставляет предмет падать вниз, но, когда шар наполнен газом, который легче воздуха, давление воздуха заставит шар подняться вверх, хотя сила тяготения должна была бы заставить его упасть. Закон тяготения устанавливает, как любые два предмета притягивают друг друга, как они стремятся двигаться в направлении друг друга и каким образом они будут двигаться в направлении друг друга, если не возникнут помехи, препятствующие такому движению. Закон тяготения, следовательно, представляет собой обобщение существующих тенденций.

Это очень точное обобщение, причем настолько точное, что математики, используя его, способны составить морской календарь, который показывает, в какие именно моменты каждый из спутников Юпитера скрывается за этой планетой. Они вычисляют эти моменты на много лет вперед, а мореходы используют их, чтобы определять местонахождение своих кораблей. Между тем такого рода экономических тенденций, которые девствовали бы столь же устойчиво и которые можно было бы измерить столь же точно, как силу тяготения, не существует, а следовательно, не существует и экономических законов, по своей точности сравнимых с законом тяготения.

Рассмотрим, однако, науку менее точную, чем астрономия. Наука о морских приливах и отливах объясняет, как под воздействием Солнца и Луны дважды в сутки происходят приливы и отливы, насколько сильны приливы в новолуние и полнолуние, насколько они слабы в первой и третьей четверти Луны, почему прилив, устремляющийся в узкое русло, например р. Северн, оказывается очень сильным и т.д. Поэтому, изучив рельеф местности и движение вод вокруг Британских островов, люди могут заблаговременно вычислить, когда именно, в какой день прилив, вероятно, достигнет наибольшей высоты в районе Лондонского моста или Глостера и какова там будет его высота. Им приходится употреблять слово вероятно, которое не требуется астрономам, когда они говорят о затмениях спутников Юпитера. Это объясняется тем, что, хотя на Юпитер и его спутники воздействуют многие силы, каждая из них действует строго определенным образом, который можно заранее предсказать, тогда как никто не располагает достаточными знаниями о погоде, чтобы быть в состоянии предсказать ее поведение. Ливень в верховьях Темзы или сильный северо-восточный ветер в Северном море могут резко изменить высоту прилива в районе Лондонского моста по сравнению с ожидавшейся.

Экономические законы следует сопоставлять с законами морских приливов и отливов, а не с простым и точным законен тяготения. Поскольку действия людей столь разнообразны и неопределенны, самые лучшие обобщения тенденций, какой может сделать наука о поведении человека, неизбежно должен быть неточными и несовершенными. Указанное обстоятельство могло бы послужить основанием для отказа от каких бы тони было обобщений в области экономики, но это означало бы почти полный отрыв от жизни. Жизнь - это поведение чело-река и возникающие в связи с ним мысли и чувства. Движимые присущими нашей натуре побуждениями, все мы - знатные и простые, образованные и необразованные, каждый в своем кругу - стремимся понять закономерности человеческих поступков и приспособить их для своих собственных целей, будь то корыстных или бескорыстных, благородных или низменных. Поскольку мы неизбежно должны сформировать для себя некоторые представления о тенденциях человеческого поведения, вам приходится выбирать между небрежным, приблизительным формированием этих представлений и тщательным, возможно более точным их формированием. Чем труднее задача, тем больше необходимость трезвого, терпеливого исследования, учета опыта, достигнутого наиболее передовыми естественными науками, составления предельно продуманных оценок тенденций человеческого поведения или предварительных его законов.

…Термин «закон», следовательно, означает не что иное, как самую общую оценку или обобщение тенденций, более или менее достоверных, более или менее определенных. В каждой науке делается много таких обобщений, но мы не придаем, а о существу, и не можем придавать всем им формальный характер законов, мы не можем все их называть законами. Нам надлежит производить отбор, причем этот отбор диктуется не только чисто научными соображениями, сколько соображениями практического удобства. Когда какое-либо широкое обобщение приходится приводить столь часто, что оказывается гораздо хлопотнее цитировать его полностью, чем ввести в оборот еще Дно соответствующее обобщение, еще одно техническое обозначение, тогда только оно и получает свое специальное название, противном же случае оно ему не присваивается.

Следовательно, закон общественной науки, или общественный закон, - это обобщение общественных тенденций, т.е. обобщение, гласящее, что от членов какой-либо социальной группы при определенных условиях можно ожидать определенного образа действий.

Экономические законы, или обобщения экономических тенденций, - это общественные законы, относящиеся к тем областям поведения человека, в которых силу действующих в них побудительных мотивов можно измерить денежной ценой.

… Иногда говорят, что законы экономической науки являются «гипотетическими». Конечно, подобно всякой другой науке, политическая экономия берется изучать следствия, которые окажутся результатом действия определенных причин, но результат этот не абсолютен, а возникает лишь при прочих равных условиях и лишь в том случае, если указанные причины могут беспрепятственно привести к своим следствиям. Почти все научные доктрины, когда они точно и строго изложены содержат в какой-либо форме оговорку о прочих равных условиях: предполагается, что действие рассматриваемых причин выступает изолированно и что оно приведет к определенным следствиям, но лишь в том случае, если заранее принята гипотеза, согласно которой никакая другая причина, кроме четко обозначенных данной доктриной, не будет принята во внимание. Следует, однако, признать, что источником больших трудностей в экономической науке служит необходимость учитывать время, требующееся, чтобы причины могли привести к своим следствиям. Между тем явления, на которые они воздействуют, и даже сами причины могут подвергнуться изменениям, а исследуемые тенденции не будут обладать достаточной «длительностью», чтобы полностью проявить себя. Этим трудностям мы уделим внимание позднее в данной работе.

Включаемые в закон оговорки не повторяются каждый раз, но здравый смысл побудит читателя постоянно их учитывать. В экономической науке их приходится повторять чаще, чем в других науках, так как ее доктрины больше, чем доктрины других наук, склонны цитировать люди, не имеющие научного опыта и, может быть, получившие их из вторых рук, причем вырванными из контекста. Одна из причин того, что разговорный язык проще, нежели язык научного трактата, заключается в том, что в разговоре можно смело опускать оговорки, поскольку, если собеседник не учитывает их сам для себя, недоразумение быстро обнаруживается и устраняется. Адам Смит и многие другие старые политэкономы добивались кажущейся простоты, следуя канонам разговорной речи и опуская необходимые оговорки. Но это постоянно порождало неправильное понимание их учения, напрасную потерю времени и энергии бесплодных спорах; в результате за видимую легкость изложения они платили слишком высокую цену.

Хотя экономический анализ и общие умозаключения охватывают длительные исторические периоды и обширные регионы, тем не менее каждую эпоху и каждую страну отличают присущие только им проблемы, а каждое изменение социальных условий выдвигает потребность в дальнейшем совершенствовании экономических доктрин.

2. Маржинализм и его основные идеи и представители

В течение последних 30 лет XIX в., классическую политическую экономию сменила маржиналистская экономическая теория. В значительной степени эта смена стала следствием огромного прогресса в науке, особенно ее естественных и гуманитарных отраслях, и экономика, которая все более обретала признаки монополистического типа хозяйствования.

Основная идея маржинализма - исследование предельных экономических величин как взаимосвязанных явлений экономической системы в масштабе фирмы, отрасли (макроэкономика), а также в масштабе всего народного хозяйства (макроэкономика). В данном контексте современный маржинализм включает в себя ныне и неоклассическую, и кейнсианскую экономические концепции, а «экономика впервые стала наукой, которая изучает взаимосвязь между данными целями и данными ограниченными средствами, имеющими альтернативные возможности использования.

Следует иметь в виду, что альтернативная возможность предполагает использование ресурсов и затрат времени только для достижения какой-либо цели. Исходя из этой идеи, лежащей в основе маржинализма, Л. Роббинс утверждает следующее: «Если мы что-то выбираем, мы вынуждены отказываться от других вещей, от которых в иных обстоятельствах мы бы не отказались. Редкость средств, предназначенных для удовлетворения целей разной значимости, - это почти универсальное свойство среды, в которой совершается человеческая деятельность. Экономическая наука - это наука, изучающая человеческое поведение с точки зрения соотношения между целями и ограниченными средствами, которые могут иметь различное употребление».

Переоценку устоявшихся почти за двухсотлетнюю историю ценностей «классической школы», произошедшую в последней трети XIX столетия, в экономической литературе нередко характеризуют как некую «маржинальную революцию». Поясняя суть произошедшей «революции», нужно отметить, что маржинализм базируется действительно на принципиально новых методах экономического анализа, позволяющих определять предельные величины для характеристики происходящих изменений в явлениях. В этом одно из его важных отличий от классической политической экономии, авторы которой довольствовались, как правило, лишь характеристикой сущности экономического явления (категории), выраженной в средней либо суммарной величине. Так, например, по классической концепции в основе определения цены лежит затратный принцип, увязывающий ее величину с затратами труда (по другой трактовке - издержками производства).

По концепции маржиналистов, формирование цены (через теорию предельной полезности) увязывается с потреблением продукта, то есть учетом того, насколько изменится потребность в оцениваемом продукте при добавлении единицы этого продукта. Еще одно «революционное» отличие методологии маржинализма состоит в том, что если классики подразделяли экономические явления тенденциозно, считая, в частности сферу производства первичной по отношению к сфере обращения, а стоимость - исходной категорией всего экономического анализа, то маржиналистами экономика рассматривается как система взаимозависимых хозяйствующих субъектов, распоряжающихся хозяйственными благами, то есть материальными, финансовыми и трудовыми ресурсами. Поэтому именно благодаря маржинальной теории проблемы равновесия и устойчивого состояния экономики стали предметом анализа результатов взаимодействия с окружающей средой как предприятий и фирм так и народного хозяйства в целом. Далее, в сравнении с классической, маржинальная теория широко применяет математические методы, в том числе дифференциальные уравнения. Причем математика для маржиналистов необходима не только для анализа предельных экономических показателей, но и для обоснования принятия оптимальных решений при выборе наилучшего варианта из возможного числа состояний и гипотез. В частности, о последних, то есть о гипотезах, М. Фридмен писал, что их содержательность через фактические данные может «объяснить» и даже «показать, является ли она «правильной» или «ошибочной», или, лучше сказать, будет ли она «принята» как обоснованная или «отвергнута». ибо «единственным конкретным тестом, позволяющим судить об обоснованности гипотезы, может быть сравнение ее предсказаний с реальностью». Об этой же специфике маржинальной теории М. Блауг утверждает следующее: «Математический аппарат, применявшийся экономистами того времени, не шел дальше дифференциального исчисления. Экономические функции неизменно предполагались дифференцируемыми и непрерывными. Однако основополагающий принцип максимизации в равной степени приложим и как разрывным функциям. Но разрывность представляет лишь формальную, а не содержательную сложность в анализе. В этом смысле предельный анализ как таковой переходит на второй план, а то, что выдвигается на первый план, - это принцип, что экономическое поведение есть максимизирующее поведение при наличии ограничений».

«Революционные» подвижки обусловил маржинализм и в области количественной теории денег. Ведь классики в противовес примитивному «инфляционизму» своих предшественников - меркантилистов еще со времен Д. Юма, то есть боле ста лет, «доказывали» степень не нейтральности денег ходят бы в краткосрочном периоде. И возражая Д. Юму, они не допускали возможность позитивного воздействия ползучей инфляции на производство и занятость. Согласно их интерпретации количественной теории денег речь идет о «простой ясной теореме пропорциональности». Так вот, «маржинальная революция» дала «новые доказательства» для постепенного отхода от ортодоксальной версии количественной теории денег Рекардо Миля. В результате «пришло время» неформального признания главных функций денег: средство обращения; мера стоимости или единицы счета; средство сбережения, накопления или средства сохранения стоимости. Но главное - отпала необходимость поиска среди разнообразных функций денег ведущей или основной функции, что всегда чревато преувеличением значения одних функций в ущерб другим, и стало возможным признать: «Деньги - это то, что деньги делают. Все, что выполняет функции денег, и есть деньги».

Первыми авторами указанных «подвижек» явились И. Фишер и А. Пигу. Так, развивая традиции «американской школы» маржинализма, И. Фишер вывел так называемое уравнение обмена: MV=PT; где M - количество денег; V - скорость их обращения; P - средневзвешенный уровень цен; T - количество всех товаров. Судя по этому уравнению, только в том случае, если не связать стоимость денег со стоимостью денежного материала, а скорость их обращения и количество товарной массы в краткосрочном периоде принять на постоянном уровне (использование ресурсов за конкретный период принять как полное), был бы возможен ортодоксальный вариант количественной теории денег: в результате столкновения товаров и денег изменение цен на товары зависело бы исключительно от количества денег.

В свою очередь А. Пигу внес по сути коррективу в методологию исследования денег Фишера, предложив учитывать мотивы хозяйствующих субъектов на макроуровне (фирмы, компании, частные лица), обусловливающие их «склонность к ликвидности» - стремлении откладывать часть денег в запас в виде банковских вкладов или ценных бумаг и т.п. Отсюда, по Пигу, в той мере, в какой будет иметь место ликвидность денег, будет происходить и адекватная корректировка цен. Наконец, «революционным», пожалуй, можно признать то обстоятельство, что методологический инструментарий маржинализма позволил в конце концов снять спрос о первичности и вторичности экономических категорий, считавшийся столь важным у классиков. Это произошло прежде всего благодаря предпочтению каузальному (причинно-следственному) подходу функционального, ставшего важнейшим средством анализа, превращения экономической теории в точную науку. Необходимо подчеркнуть, что факт начал «маржинальной революции» едва ли кем был замечен. О том, что она уже свершилась, впервые провозгласил в 1886 году Л. Вальрас. Он исходил из выдвинутых им идей анализа предельных экономических величин и имел претензии на первенство в этой «революции». Но поскольку в пределах трех лет, то есть 1871-1874 гг., работы подобной направленности были опубликованы также У. Джевонсом и К. Менгером, между этими тремя экономистами началась неразрешимая, казалось бы, тяжба о научном приоритете.

Однако в 1878 году ее неожиданно прервал английский профессор Адамсон, который случайно обнаружил в Британском музее книгу тогда никому неизвестного немецкого автора Г. Госсена, изданную гораздо раньше (1854) и содержавшую изложение принципов маржинального анализа.

В свершении «маржинальной революции» в экономической литературе выделяют обычно два этапа.

Первый этап охватывает 70-80-е годы XIX в., когда возникли обобщения идей маржинального экономического анализа в трудах австрийца К. Менгера и его учеников, а также упомянутых выше англичанина У. Джевонса и француза Л. Вальраса. На этом этапе среди представителей маржинальной теории большее признание получил К. Менгер, ставший во главе «австрийской школы» маржинализма. Его школа, в которой активно сотрудничали также Ф. Визер, О. Баверк и другие ученые, выступала против исторического и социологического подходов в экономической теории, ратуя, как и «классическая школа», за «чистую экономическую науку». При этом, ставшая на данном этапе центральной, теория предельной полезности товара объявлялась «школой» главным условием определения его ценности, а сама оценка полезности товара признавалась психологической характеристикой с позиции конкретного человека. Поэтому первый этап маржинализма принято называть «субъективным направлением» политической экономии. Характеризуя этот этап, М. Блауг указывает на ряд недостатков, которых не избежали «все три основателя (К. Менгер, У. Джевонс, Л. Вальрас.) теории предельной полезности». Среди них:

а) полезность товара рассматривается как функция количества этого товара, не зависящая от количества других потребляемых товаров;

б) «объяснение» поведения потребителя полезностью сталкивается с двойственной оппозицией (одна из них утверждает, что теория о полезности исходит из сомнительной и даже неверной психологии, а другая - что психологические аспекты потребительского поведения не имеют отношения к объективному развитию экономического процесса, который от индивидуальных ощущений не зависит);

в) «благосостояние» сводится к сумме количественных, поддающихся измерению полезностей для всех индивидов общества, и оптимальным считается такое распределение ресурсов, которое максимизировало бы благосостояние именно в этом смысле.

Второй этап «маржинальной революции» приходится на 90-е годы XIX в. С этого времени маржинализм становится популярным и приоритетным во многих странах. Главное достижение маржиналистов на этом этапе - отказ от субъективизма и психологизма 70-х годов с тем, чтобы подтвердить, говоря словами Й. Шумпетера, что «целью чистой экономики. всегда оставалось объяснение регулярного хода экономической жизни на основе данных условий».

В результате представители «новых» маржинальных экономических идей стали расцениваться в качестве преемников классической политической экономии и называться неоклассиками, а их теория соответственно получила название «неоклассической». На втором этапе «маржинальной революции» - этапе формирования неоклассической политической экономии - наибольший вклад внесли англичанин А. Маршалл, американец Дж.Б. Кларк и итальянец В. Парето. Что же касается довода, будто теория предельной полезности является «буржуазным ответом на марксизм», то необходимо указать на два контраргумента, приводимых М. Блаугом. Это, во-первых, достаточно поздний перевод на английский язык первого тома «Капитал» К. Маркса, ибо к этому времени - 1887 год - первые труды У. Джевонса были уже изданы, а во-вторых, А. Маршалл начал свой главный труд - «Принципы экономикс» в 1867 году, полностью владея теорией предельной полезности, что, кроме того, подтверждается в написанной им в 1872 году рецензии на книгу У. Джевонса. То же самое относится к К. Менгеру и Л. Вальрасу, задумавших свои труды, не ведая о готовившемся К. Марксом в Англии произведении. Поэтому гораздо позже, то есть после 80-х годов прошлого столетия, в ответ на распространение на Европейском континенте «революционных» идей учения К. Маркса в трудах тех, кто стали учениками родоначальников и столпов маржинализма, появились «атаки на марксистскую экономическую науку» с применение маржиналистской теории, и это были О. Бем-Баверк, Ф. Визер, В. Парето, П. Уикстид и многие другие. Но поскольку «новая экономическая наука все еще не могла значительно выдвинуться по меньшей мере на протяжении жизни поколения. - пишет М. Блауг, - историческая проблема состоит в том, чтобы объяснить не тот момент времени, когда предельная концепция была приложена к полезности, а скорей запоздалую победу экономической теории на основе предельной полезности».

Эволюции маржинальных идей на двух обозначенных выше этапах «маржинальной революции» можно охарактеризовать следующим образом.

Первое. Вначале маржинализм в своем субъективном течении акцентировал внимание на значении экономического анализа в части проблематики, связанной с потребление (спросом), а классики, как известно, исходили их приоритета проблем производства (предложения). Но затем неоклассики обосновали, необходимость одновременного изучения обеих сфер, не выделяя ни одну из них и не противопоставляя их друг другу.

Второе. Маржиналисты первой волны (субъективное направление экономической мысли), используя, подобно классикам, причинно-следственный анализ, как бы повторили своих предшественников. Речь идет о том, что приверженность к каузальному подходу привела и тех, и других к версии признания стоимости товарных благ в качестве исходной категории экономического исследования. Правда, с одной существенной разницей: «классическая школа» считала первичной в экономике сферу производства и источником формирования стоимости - издержки производства, а «субъективная школа» первичной считала сферу потребления и цены - обусловленной полезностью товаров и услуг.