Особенности осуществления коллективизации в Казахстане

Одним словом, необходим был всесторонний учет множества специфических факторов. Именно такой подход в решении задач социалистического строительства на местах считал необходимым В.И. Ленин. Так, обращаясь к коммунистам национальных районов, он предостерегал их от слепого копирования тактики, применяемой в условиях более развитых регионов, говорил о необходимости «обдуманно видоизменить ее применительно к различию конкретных условий», советовал проводить в жизнь «общекоммунистическую теорию и практику… применяясь к своеобразным условиям… когда главной массой является крестьянство, когда нужно решать задачу борьбы не против капитала, а против средневековых остатков» [2. С. 217]. Сам смысл этой акции понимался подчас весьма вульгарно. Для одних администраторов это означало стягивание с огромного радиуса сотен хозяйств в одно место. Для других идея виделась в организации буквальных аналогов переселенческих деревень, для чего многочисленные юрты выстраивались прямо на снегу в идеально правильные кварталы [2. С. 218]. Вследствие подобного скопления скотоводы лишались возможности маневрировать стадами в поисках воды и корма. Не успев выйти из тяжелого состояния, вызванного административно форсированными методами кампании по оседанию, население аула было тут же втянуто в еще более стремительную «силовую» коллективизацию. Собственно говоря, массовое оседание кочевых и полукочевых хозяйств и было задумано в тесной увязке с коллективизацией. Об этом прямо говорилось в постановлении Пленума Казкрайкома ВКЦ(б) в декабре 1929 г., которое предписывало «поставить весь план практических работ в области форсирования оседания и хозяйственного укрепления оседающего населения с таким расчетом, чтобы оседание производилось на основе стопроцентной коллективизации всех оседающих бедняцко-середняцких хозяйств». Директивные органы потребовали «стимулировать коллективизацию животноводческих хозяйств в таких же темпах, как по зерновому хозяйству». Вольно или невольно эта глубоко ошибочная установка давала «зеленый свет» новым перегибам, тем более что под так называемым стимулированием понималась все та же политика жесткого нажима. В значительной степени благодаря именно последней колхозное строительство стало стремительно разрастаться «вширь». Скотоводческие хозяйства, в экстренном порядке и сплошными массивами зачислялись в до того неведомые им сельскохозяйственные артели.

В постановлении Казкрайкома, принятом в течение мая-августа 1931 г., перед животноводческими районами прямо ставилась задача «выйти на линию более высоких темпов коллективизации». При этом строго вменялось в обязанность считать «основной формой колхозного движения в ауле… животноводческую сельскохозяйственную артель». Это требование на местах было выполнено более чем оперативно: к августу 1931 г. в 60 кочевых и полукочевых районах республики из 2771 товарищества по обработке земли (ТОЗа) осталось всего 312, остальные были переведены на устав сельхозартели. Эти действия нанесли тяжелейший удар по скотоводческой отрасли. Перепрыгивание через ТОЗы, являвшиеся в стадиальном и сущностном отношении переходной формой кооперации, означало забегание вперед не на два и не на три года. Преждевременность односторонней ориентации на колхозы определялась и тем обстоятельством, что ТОЗы не всегда и не везде встречали понимание.

Понадобилась большая пропагандистская работа, чтобы переломить сложившееся настроение. Население казахского аула, будучи в массе своей малограмотным и задавленным всевозможными актами чиновничьего произвола, весьма туманно представляло разницу между ТОЗом и колхозом. Не случайно, аббревиатура «ТОЗ», созвучная казахскому слову «тоз» (разоряйся), нередко так и воспринималась в среде степняков, как, впрочем, и «коллективизация» чаще ассоциировалась с более знакомой «конфискацией». Байство умело использовало подобные «семантические версии» в антисоветской борьбе. Как известно, колхоз предполагал более высокую степень обобществления. Если в ТОЗах основные средства, производства (в частности, скот) оставались в индивидуальном пользовании, то в сельхозартелях они обобществлялись. Но в животноводческих колхозах мера обобществления перешагнула всякие допустимые пределы. Источником гипертрофированно расширенного толкования процессов социализации служили категоричные команды вышестоящих организаций, в том числе Казкрайкома. В решениях одного из его пленумов записано: «В животноводческих и животно-водческо-земледельческих районах основное внимание должно быть направлено на полное обобществление в сельскохозяйственных артелях всего товарно-продуктивного стада». И в этом случае периферийный аппарат в своем рвении пошел еще дальше. Так, тургайские функционеры поставили задачу - «весь скот обобществить, не оставляя ни одного козленка в индивидуальном пользовании». Другим показалось этого недостаточно, и они решили «в целях изжития мелкособственнической психологии колхозника передать скот одного колхоза другим колхозам» [2. С. 220]. «Творческая инициатива» борцов с частной собственностью очень скоро дала свои результаты. К февралю 1932 г. в Казахстане 87% хозяйств колхозников и 51,8% единоличников полностью лишились своего скота [2. С. 218].

Весь обобществленный скот предполагалось собирать на колхозно-товарных фермах, которых фактически не было. Казкрайком рекомендовал при проведении коллективизации предпочтение отдавать созданию «крупных животноводческих колхозов». Это понималось как механическое объединение нескольких сотен хозяйств в радиусе до 200 и более километров в единый колхозгигант. B Курданском районе существовало немало сельхозартелей, объединявших 600-800 хозяйств, в Келесском районе первоначальные 112 колхозов были объединены в 35, в Арысском - из 138 хозяйств было создано 67 сельхозартелей, в Таласском районе в так называемые городки сгонялись до 300-400 хозяйств. Скот в таких уродливых образованиях (где, естественно, не могло быть и речи о какой-то организации производства, учета труда и пр.) скапливался на необорудованных колхозно-товарных фермах. Таким образом игнорировался основной системный принцип номадного способа производства - соотнесенность численности скота и природного кормового потенциала. [2. С. 219].

Во все времена кочевая община допускала концентрацию скота лишь до определенного оптимума, определяющегося кормовыми и водными ресурсами. Когда достигалась критическая масса стада, происходила спонтанная сегментация общин, что, собственно, и обеспечивало непрерывность воспроизводства системы. Кроме того, в условиях аридной среды постоянно «работал» такой механизм выживания, который во многом опосредовался через устоявшиеся ритмо-режимные характеристики организации процесса производства (посезонный цикл утилизации природных ландшафтов). Но хозяйственников новой формации все это мало волновало. Игнорируя опыт ведения хозяйства, отвечающий природным условиям, они всемерно поощряли концентрацию скота, ибо уже тогда гигантомания становилась одной из самых распространенных болезней командно-административной системы. Вместе с тем разрушение сложившейся организации производства с ее принципами концентрации (естественно разумными) и дисперсности использования среды обитания не сопровождалось заменой ее другой, технологически приемлемой.

Расплата за абсурдные, невежественные решения не заставила себя долго ждать. Собранный в огромнейших количествах на не подготовленных колхозно-товарных фермах и не имея возможности прокормиться, не обеспеченный кормами скот попросту погибал. Вопиющая бесхозяйственность проявлялась и в отношении к скоту, который был собран по линии заготовок. В результате падежа, вызванного бескормицей и эпизоотиями, во многих случаях он не доходил до потребителя, образуя на скотопрогонных путях гигантские «овечьи» кладбища. Населением, охваченным преследованиями в ходе заготовок и насильственного объединения в колхозы, предпринимались откачевки за пределы страны (чаще всего в Северо-Западный Китай). Так, по неполным данным, с начала 1930 года с места своего прежнего жительства откочевало 281 230 хозяйств, в т.ч. 83 тысячи в Северо-Западный Китай и Афганистан [1.С. 311]. (Количество откочевавших крестьянских хозяйств с территории республики, представлено в приложении 1). Самым чувствительным барометром неблагополучия в сфере принятия политических решений всегда и везде служит экономика. Так было и в Казахстане. Аул и деревня реагировали на перегибы и извращения повсеместным упадком сельскохозяйственного производства. В течение первой пятилетки (1928-1932 гг.) удельный вес Казахстана в общесоюзном производстве товарного зерна уменьшился примерно с 9 до 3% [2. С. 221]. Хотя посевные площади под зерновыми культурами возросли с 1928 по 1940 г. почти в 1,5 раза, валовой сбор зерна не только не увеличился, но, наоборот, сократился также примерно в 1,5 раза. И это неудивительно, так как урожайность за те же годы упала с 9,2 ц с гектара до 4,339 (по-видимому, начинали сказываться отчуждение крестьянина от земли и превращение его в инертного наемного исполнителя воли начальства). Беспрецедентный урон понесло животноводство. В 1928 г. в республике насчитывалось 6509 тыс. голов крупного рогатого скота, а в 1932 г. - всего 965 тыс. голов. Даже накануне войны, в 1941 г., доколхозный уровень не был восстановлен (3335 тыс. голов). Еще больше поражают показатели поголовья мелкого рогатого скота: из 18 566 тыс. овец в 1932 г. осталось только 1 386 тыс. (перед самой войной численность стада едва приблизилась к 8 млн голов). Из конского поголовья, составлявшего в 1928 г. 3 516 тыс., в 1941 г. осталось 885 тыс. голов. Практически перестала существовать такая традиционная для края отрасль, как верблюдоводство: к 1935 г. осталось всего 63 тыс. верблюдов, тогда как в 1928 г. их насчитывалось 1 042 тыс. голов [3. С. 197].

Таким образом, коллективизация по казахскому аулу прошла опустошительным смерчем. Основная масса хозяйств оказалась лишенной скота. Решения о форсированном расширении сельхозартельной формы производства определялись прежде всего задачей обеспечения удобной и бесконфликтной перекачки продукта деревни на нужды индустриализации.

Заключение

Перевод крестьянства Казахстана на социалистический путь развития представлял собой сложный и трудный процесс - изжитие родовых предрассудков, укорененных в казахском обществе многовековой историей, и воспитание бедняка в духе коллективизма требовали продолжительной подготовительной работы. Однако ее недостаточность, а также допущение серьезных ошибок при осуществлении коллективизации в республике привели к драматическим последствиям для всего казахского народа - массовой его гибели в период 1930-1933 гг. Печальную роль в этом сыграли как объективные трудности тех лет, так и субъективные ошибки руководящих работников республики. Ставка на чуждые социализму методы имела самым страшным своим итогом огромные человеческие жертвы, вызванные голодом, эпидемиями и другими лишениями.

Решение задач социалистической реконструкции, в том числе и коллективизации, в Казахстане осуществлялось известными сталинскими методами «натиска и штурма», которые проводились в жизнь бездумно. Слабая марксистская подготовка некоторых руководящих работников республики часто приводила к упрощенчеству при решении сложных практических и теоретических вопросов. В оправдание своих ошибок они выдвигали вульгарно-социологические «теории», сыгравшие отрицательную роль. Одной из них была так называемая «теория больших жертв». Проводимая в жизнь Голощекиным сталинская трактовка коллективизации как «классического образца» социалистического преобразования сельского хозяйства и ликвидация баев-феодалов - сопровождалась актами насилия и произвола по отношению к кочевникам. «Теория больших жертв» была непосредственно связана с другой - так называемой «теорий перестройки быта», которая якобы требует определенных оправданных, неизбежных и закономерных жертв, урона в хозяйстве. Животноводство, тем самым, проявляло неустойчивость при переходе от натурального хозяйства к социалистическому. В условиях Казахстана жертвы подобных теоретических изысканий выражались в массовой гибели кочевников от голода, в катастрофическом сокращении поголовья скота. Таким образом, сущность этой «теории» заключалась в том, чтобы оправдать те ошибки и перегибы, которые нанесли огромный ущерб казахскому народу и экономике республики.

Таким образом, можно сделать однозначный вывод: сама коллективизации и ее последствия нанесли казахстанскому народу, сельскому хозяйству и экономике огромный невосполнимый вред, последствия которого отголосками слышны и сегодня.

Список источников

коллективизация казахский сельский хозяйство

1. История Казахстана (с древнейших времен до наших дней). Том 4 - Алматы, 2010.

2. Казахстанская трагедия // Козыбаев М.К., История и современность - Алма-Ата, 1991.

3. Новое о коллективизации в Казахстане // История Казахстана: белые пятна - Алма-Ата, 1993.

4. Абылхожин Ж.Б., Козыбаев М.К., Татимов М.Б., Казахстанская трагедия // Вопросы истории 1989. №7

5. Голод в казахской степи. (Письма тревоги и боли) - Алматы, 1991.

6. Т.Б. Балакаев, Х.И. Бисенов, Ж.И. Куанышев., История коллективизации сельского хозяйства Казахстана в новом свете //

Коллективизация сельского хозяйства в республиках Средней Азии и Казахстана: опыт и проблемы - Алма-Ата, 1990.

7. Турганбаев С. Тенденция сверхвысокой концентрации сельскохозяйственного производства и ее негативные последствия в Казахстане: гигантомания в довоенном колхозном строительстве // Коллективизация сельского хозяйства в республиках Средней Азии и Казахстана: опыт и проблемы - Алма-Ата, 1990.

Размещено на Allbest.ru