Историография в Дагестане XIX в.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

В течение длительного периода, до середины 80-х годов, отечественная историческая наука развивалась в неблагоприятных условиях. С конца 20-х годов все большую роль в этом процессе играли не приоритеты научного поиска, не широкий общественный интерес к истории, а давление на историческую науку идеологических догм и партийно-государственного аппарата. Задачи исторической науки сводились к подтверждению политического курса, в силу чего истории были вынуждены становиться простыми комментаторами и иллюстраторами официальных трактовок событий прошлого. Имели место и грубое административное вмешательство в развитие исторической науки, и давление на историков вплоть до применения репрессий.

Подобной участи в отечественной историографии не избежала и проблема истории народно-освободительной борьбы горцев Северо-Восточного Кавказа против царской России в 20-50-х гг. XIX в. - составная часть отечественной истории, одна из героических и драматических страниц прошлого народов Кавказа. Эта проблема и остается одной из актуальных в отечественной историографии, по которой до сих пор не создано цельной, правдивой, подлинно научной концепции событий, сыгравших важную роль в судьбах народов Дагестана и Чечни.

Хронологические рамки исследования определяются временем деятельности трех имамов Дагестана (Гази-Мухаммадад, Гамзат-бека и Шамиля): 1828-1859 гг.

Задачи дипломной работы: 1) рассмотреть основные аспекты исторических сочинений Х. Геничутлинского и Абдурахмана Газикумухского; 2) дать анализ трудов М. Казембека и Г.-Э. Алкадари.

Обратимся к использованным источникам.

В дипломной работе подробно рассматриваются сочинения Хайдарбека Геничутлинского и Абдурахмана Газикумухского. Помимо этого в целях изучения отдельных сторон исследуемой проблемы привлекались сочинения Мухаммед-Тахира аль-Карахи и сподвижника Шамиля Гаджи-Али Нахибашева. Историоография изучаемой проблемы представлена следующими работами.

Из работ дореволюционных историков следует выделить труды Казем-бека и Г.-Э. Алкадари, которые подробно рассматриваются во второй главе дипломного исследования.

В.Г. Гаджиев в своей статье «Хайдарбек Геничутлинский и его историко-биографические и исторические очерки» (Хайдарбек Геничутлинский. Историко-биографические и исторические очерки. - Махачкала, 1992) дает краткую характеристику историческому сочинению указанного автора.

Воспоминания Абдурахмана Газикумухского отражены в исследованиях А.Р. Шихсаидова: «Воспоминания» Абдурахмана из Газикумуха» // Абдурахман из Газикумуха. Книга воспоминаний. - Махачкала, 1997; «Абдурахман Газикумухский о первом имаме Газимухаммеде» // Газимухаммед и начальный этап антифеодальной и антиколониальной борьбы народов Дагестана и Чечни. - Махачкала, 1997. В.Г. Гаджиев также интересовался трудом Абдурахмана (Гаджиев В.Г. Абдурахман и его воспоминания // Из истории дореволюционного Дагестана. - Махачкала, 1976). Рассматриваемым в дипломной работе вопросам уделил внимание Н.И. Покровский. Исследования по рассматриваемой проблеме представлена работой Х.Х. Рамазанова и его соавтора - А.Х. Рамазанова.

Р.М. Магомедов посвятил свой труд анализу работы Г.-Э. Алкадари. Эту же работу лезгинского историка анализировали Г.Х. Ибрагимов, С. Чечнин (Национально-освободительное движение народов Дагестана и Чечни в освещении Гасана Эфенди Алкадари // Газимухаммед и начальный этап антифеодальной и антиколониальной борьбы народов Дагестана и Чечни. - Махачкала, 1997).

Творчество М. Казембека исследовал М.А. Абдуллаев (Казем-бек - ученый и мыслитель. - Махачкала, 1963).

1. Работы очевидцев и участников освободительной борьбы горцев в 20-50-х гг. XIX в.

1.1 Хайдарбек Геничутлинский

«Историко-биографические и исторические очерки», созданные Хайдарбеком Геничутлинским, ныне мало кому известны. В прошлом, однако, по крайней мере, некоторые из них имели определенное хождение в среде дагестанских арабистов. К примеру, с очерком «Имам Газимухаммад» и некоторыми другими произведениями был знаком Гамзат Цадаса.

Хайдарбек родился примерно в 1245/1829-30 г. в небольшом сел. Геничутль Хунзахского «общества». Отцом его был уздень Омар-хаджи, сын Хамзы, сына Али, Сына Хасана. После совершения хаджжа Хайдарбека Геничутлинского стали именовать Хайдарбеком-хаджи. Умер он на территории османской империи, в Аравии в 1873 г.

У Хайдарбека было два брата, одним из которых являлся Хамза, служивший в течение ряда лет арабским писарем начальника Аварского округа. У этого Хамзы был сын Хайдарбек, который имел сына Мансура, скончавшегося в 1987 г. Подобно своему брату Хайдарбеку, автору очерков, Хамза был хорошим знатоком арабского языка и традиционного круга арабо-мусульманских наук. Данная характеристика относится и к его ближайшему потомству - сыну Хайдарбеку и внуку Мансуру.

По своему мировоззрению Хайдарбек Геничутлинский - глубоко религиозный мусульманин, выразитель интересов руководителей движения горцев Дагестана и Чечни первой половины XIX в. Все явления и события Хайдарбек считает происходящими по воле Аллаха. Он убежден, например, что горцы Дагестана стали мусульманами лишь по воле Всевышнего. «Аллах захотел, - пишет Хайдарбек, чтобы над Дагестаном, обитатели которого были людьми заблудшими, несправедливыми, неверными-многобожниками, воссияло солнце ислама». Он считал также, что и само движение, проходившее под флагом мюридизма, возникло в Дагестане по воле Аллаха: «всевышний Аллах пожелал возвысить в Дагестане свое божественное Слово… Примерно в тысяча двести сороковом (1824/25) году Он-всевышний послал на землю Дагестана ученого-новатора, большого труженика, святого угодника эпохи ослабления веры, выдающегося храбреца, играющего роль сабли, обнаженной против людей заблудших и тиранов, героя-очистителя мусульманской религии от всякой накипи, нового главу исламизма - имама Газимухаммада Гимринского».

В кругах дагестанских арабистов второй половины XIX-начала XX вв. Хайдарбек Геничутлинский был известен как довольно крупный ученый. Об этом красноречиво говорят прежде всего свидетельства алимов Дагестана. Так, в начальной части текста одного из сочинений Хайдарбека указано, возможно, переписчиком: «создал этот труд благородный, богобоязненный ученый, уникум для своей эпохи хаджи Хайдарбек Геничутлинский. Да помилует его всевышний Аллах и да сделает Он его могилу цветущим садом!» Называли также Хайдарбека ученым-историком и «Красой исламской религии».

Характерной особенностью большинства сочинений Хайдарбека Геничутлинского является то, что написаны они весьма изящным слогом, в какой-то мере он даже злоупотребляет витиеватостью при изложении событий. Это - несомненное свидетельство больших познаний автора, аварца по национальности, в классическом арабском языке.

Очерки основаны на довольно широкой источниковой базе: это различного рода письменные памятники, устные свидетельства очевидцев и современников событий и т.д.

В первой трети XIX в. на Северо-Восточном Кавказе создалась взрывоопасная обстановка. Среди целого ряда приведших к этому причин, основной является ужесточение политики самодержавия по отношению к местному населению со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Народно-освободительной борьбе горцев Дагестана и Чечни 20-5-х гг. XIX в. посвящены, как отмечалось выше, три очерка нашего автора. На основании суждений Хайдарбека может сложиться впечатление, что эта многолетняя героическая борьба проходила лишь на религиозной основе. Чтобы названные суждения не создавали превратного представления о последней, как о «религиозной революции», необходимо обратить внимание на реальную социально-политическую обстановку, существовавшую тогда в регионе. Действительно, борьба горцев проходила под флагом ислама и укрепления устоев шариата в общественно-политической жизни. Верно и то, что в подъеме освободительного движения и в руководстве им весьма заметную роль играло местное мусульманское духовенство. Основываясь, однако, на этом, ни в коем случае нельзя борьбу горцев против царизма представлять в качестве чисто религиозного движения. Такой подход к решению вопроса лишает его широкой исторической перспективы. Возникновение движения не было следствием влияния догматов религии, а тем более деяний отдельных лиц - будущих имамов. Оно явилось логическим результатом развития социально-экономических коллизий в крае. Не случайно целый ряд лиц, принадлежавших к высшему мусульманскому духовенству, в том числе и представители Дагестана, открыто выступали против имамов - предводителей движения горцев, представляя их действия как нарушение канонов ислама, извращение шариата. Кавказоведы пришли к мнению, что идеи «мюридизма» стали широко распространяться на Северо-Восточном Кавказе и приняли политическое звучание с того лишь времени, «когда произошло соединение этих идей с массовым движением горцев», проживающих в регионе. «Это движение, основу которого составляло горское крестьянство с его антиколониальными и антифеодальными устремлениями, нарастало давно и независимо от деятельности мюридистских проповедников». Вот почему неверно называть мюридистским движением антицарскую и антифеодальную борьбу населения Дагестана и Чечни из-за того только, что она проходила под флагом мюридизма.

Все три названных выше очерка, как уже отмечалось, неравнозначны по объему, а также по широте охвата событий. Каждый из очерков посвящен освещению военных и иных действий, происходивших в периоды имамства Газимухаммада, Хамзата и Шамиля. Поэтому-то наш автор - Хайдарбек Геничутлинский, каждый из них и озаглавил именами указанных предводителей борьбы горцев.

Необходимо помнить, что горское движение на Северо-Восточном Кавказе прошло три основных и несколько промежуточных этапов. Характерной чертой первого этапа, охватывающего период с 1829 по 1839 гг., было объединение всех недовольных существующим порядком в одно мощное движение. На втором этапе, - с 1840 г. и примерно по 1852 гг. - который был охарактеризован Н.А. Добролюбовым как «блистательная эпоха Шамиля», движение горцев достигло своего апогея. На третьем этапе - с 1852 по 1859 гг. - движение в Дагестане и Чечне пошло на убыль.

Первоначально, как справедливо отметил в свое время проф. Н.А. Смирнов, борьба, носившая и антифеодальный характер, «с большой силой развернулась» в Дагестане, «особенно в Аварии, где истребление феодальной верхушки приняло повсеместный характер, в то время, как, например, в Чечне на первое место выдвинулась борьба против колониального режима». Уже первый имам Газимухаммад расправился более чем с 30 феодалами. Известно также, что один из первых ударов он направил против Хунзаха, резиденции аварских ханов. К сожалению, при описании этих событий, Хайдарбек Геничутлинский увлечен больше риторикой, чем изложением реальных фактов. Даже сражение за Хунзах, в котором приняло участие большое число воинов Газимухаммада, изложено у него в нескольких строках.

После вынужденного отступления от резиденции аварских ханов, имам Газимухаммад перенес военные действия в равнинный Дагестан - взял сел. Параул, сжег дом шамхала Тарковского и т.д. Крестьяне Приморского Дагестана первоначально оказывали Газимухаммаду поддержку, но вскоре, увидев, что имам не предпринял реальных шагов к их освобождению от феодального гнета, стали отходить от возглавляемого им движения. Тем не менее Газимухаммад достиг тогда крупных успехов в борьбе с царскими войсками. Организовав в начале 1831 г. в урочище «Чумискент» (Чумгесген) укрепленный лагерь, имам совершил ряд успешных рейдов в различных направлениях. Так, в течение нескольких дней он осаждал крепость Бурную и лишь взрыв порохового погреба да прибывший на помощь крупный отряд царских войск спасли ее от неминуемой сдачи. Далее, на 15 дней затянулась осада имамом кр. Внезапной, но прибытие значительных по численности отрядов под командованием кн. Бековича-Черкасского и ген. Эмануеля вынудили его снять осаду и отступить к сел. Эндирей. Затем Газимухаммад двинулся в Южный Дагестан и в августе 1831 г. осадил Дербент. Блокада города продолжалась в течение 8 дней, но подошедшие царские войска сыграли и здесь свою роль. Газимухаммад был вынужден отступить в Табасаран, а оттуда вернуться на родину, в Гимры. Осенью того же года он совершил дерзкий рейд на Кизляр, ворвался в город и с большими трофеями вернулся в своей лагерь, расположенный в «Чумискенте». Отсюда Газимухаммад начал рассылать письма в разные общества Дагестана и Чечни с призывами: готовиться к будущим схваткам. Весной 1832 г. Газимухаммад совершил успешный поход в сторону Чечни. В результате, на его сторону перешла большая часть горцев региона.

Успехи Газимухаммада не могли не встревожить самодержавие. Кавказское командование предприняло самые решительные меры против имама. В августе-сентябре 1832 г. 10-ти тысячный отряд под командованием ген. Г.В. Розена огнем и мечом прошел Чечню, а 10 октября блокировал сел. Гимры. На 8-й день после ожесточенного сражения Гимры был взят, Газимухаммад пал в битве. Вместе с имамом погибли тогда и некоторые соратники, а его ближайший сподвижник Шамиль был тяжело ранен. Об этом трагическом событии кратко рассказывает Хайдарбек Геничутлинский.

Нелишне напомнить дополнительные факты, которые помогают воссоздать картину тех героических событий.

После многочасовой схватки Газимухаммад, Шамиль и еще 13 смельчаков вынуждены были укрыться в доме, находящемся за завалами. Убежище это оказалось, однако, окруженным солдатами. Некоторые из них забрались уже на крышу и стали разбирать ее, другие начали готовить поджог дома. Не видя другого выхода, имам Газимухаммад решился на отчаянный шаг. Отдав последние распоряжения, он бросился на солдат, осаждающих дом, но был тут же сражен их штыками.

Шамиль, сильно обеспокоенный тем, что солдаты подожгут дом и тогда взорвется находящийся в нем порох, предложил сделать вылазку, но остававшиеся в живых сподвижники медлили. Тогда Шамиль в одиночку бросился на штурмующих. Двоих он убил или смертельно ранил, но третий успел все же пронзить его грудь штыком. Шамиль, однако, схвативши одной рукой штык, шашкой с размаха полоснул солдата. Тот упал. Использовав эту заминку, Шамиль вытащил штык из своего тела и побежал. Стрелять в отчаянно бегущего человека солдаты не решились, дабы не угодить в своих и Шамиль таким образом ушел от вражеской пули. Но добежав до ложбины, он упал, истекая кровью, и в таком положении пролежал несколько часов, пока его не заметил один из горцев. В то время как Шамиль залечивал свои раны, горцы, как подчеркивает наш автор, дали присягу Хамзату Гоцатлинскому и признали его, таким образом, своим имамом.

Мухаммадтахир Карахский разъясняет: «когда пал смертью праведника Газимухаммад, то ученые и представители народа на его место назначили Хамзата».

Свою деятельность в качестве имама Хамзат начал, говоря словами Карахского, с того, что «кружил по селениям и городам с товарищами, наставляя, увещевая, приказывая и запрещая». В очерке, посвященном описанию деяний этого имама, как, впрочем, и в большинстве других памятников дагестанского историописания, Хамзат Гоцатлинский предстает как решительный и наиболее последовательный борец против феодалов Аварии. Из местных источников известно об уничтожении им в сел. Ругуджа «начальника Султанава»; на самом же деле по приказу Хамзата убито было тогда 45 человек из знатного рода Султаналиевых. Точно также он поступил «в каждом из подчинившихся ему обществ». Расправился Хамзат и с хунзахскими ханами. В результате, как подчеркивает наш автор, он «сломал хребет могучим тиранам и накрутил носы спесивым гордецам».

Часть жителей Хунзаха решила, однако, отомстить имаму, причем в организации заговора немалое содействие оказал им родственник аварских правителей Ахмедхан Мехтулинский. Шамиль советовал тогда имаму перенести свою резиденцию из Хунзаха в другое место, но Хамзат не прислушался и продолжал жить в замке правителей Аварии. Не воспринял он должным образом и информацию о наличии заговора и в итоге поплатился головой.

После смерти Хамзата, пишет Хайдарбек Геничутлинский, «власть принял…Шамиль».Хаджиали Чохский (Нахибашев), касаясь этого события, писал: «по умерщвлении Гамзата власть имама перешла к Шамилю». Не правда ли, очень похожие сообщения? В них, однако, нераскрытым остается механизм перехода власти имама от одного человека к другому. Некоторые подробности о том, как это происходило, сообщает Мухаммадтахир Карахский. «Хамзат, - пишет он, - еще раньше завещал халифатство после себя Шамилю. После Хамзата собрание благородных ученых возложило халифатство на Шамиля. Шамиль принял его на себя только лишь после упорного отказа».

Третьему имаму в то время было 35 лет. Это был плотный, мускулистый мужчина высокого роста. Мужественное лицо, прямой с горбинкой нос, белоснежная кожа, русые волосы, борода, густо окрашенная хной, открытый проницательный взгляд серо-голубых глаз, глубокая морщина между бровями, гордая осанка и уверенные движения. Все это придавало величине облику нового имама. Природа щедро одарила Шамиля и талантами: он обладал глубоким и проницательным умом, с детства обнаруживал твердую волю, был отчаянно смел и решителен, взыскателен и рассудителен.

После принятия на себя обязанностей имама Шамиль, трудясь с присущей ему настойчивостью и упорством, за короткое время сумел объединить вокруг себя и сплотить недовольные царизмом силы разрозненных горских племен и обществ. Оставалось подчинить своей власти Хунзах.

В этих условиях, верно оценив опасность, нависшую над аварией, ее правитель Ахмадхан Мехтулинский и его окружение обратились за помощью к русскому командованию на Кавказе. Наш автор, однако, пишет, что не Ахмадхан, а члены хунзахской общины (не уточняя, кто именно) пригласили в горы войска «неверных». Правитель же Аварии, якобы, не только не рекомендовал хунзахцам обращаться к царской армии, но даже предупреждал, что в этом им придется впоследствии «раскаиваться». Данные утверждения Хайдарбека Геничутлинского не находят себе подтверждения в других независимых источниках. Как бы там ни было, в 1837 г. Хунзах был занят царскими войсками, что поставило под их контроль значительную часть Аваристана.

Интересные сведения об отношении хунзахцев к русским сообщает декабрист Я. Костенецкий. «В Хунзахе, - пишет он, - мы были настолько безопасны между ними, что ходили без оружия. Это было очень странно…здесь в горах, между неизвестного нам народа, мы были совершенно как дома. Я возьму, бывало, книжку и пойду гулять по полям хунзахским, как будто в Малороссии по собственным поместьям: недоставало лишь халата. Встречающиеся аварцы приветствовали меня «Салам алейкум», как будто своего земляка, и спокойно продолжали свой путь».

Хайдарбек допустил некоторые неточности при описании похода царских войск на земли к югу от Хунзаха, предпринятого в сентябре того же 1837 г. Командовал этой экспедицией не «Аргут» (ген. М.З. Аргутинский - В.Г.), как пишет наш автор, а ген.-м. К.К. Фезе. Принимали в нем участие и отряды милиции Мухаммадмирзы-хана Казикумухского, Ахмадхана Мехтулинского, шамхала Тарковского. После многодневных боев войскам ген. Фезе удалось овладеть частью крупного аула Телетль. Большего они не достигли. Начались переговоры, а затем было заключено перемирие. Шамиль обещал не возбуждать более горцев на борьбу с царизмом и в залог верности выдал русским в качестве аманата своего племянника Хамзата.

Мир этот оказался, однако, недолговечным. В 1838 г. военные действия между Шамилем и царскими войсками, правда, не происходили, но это объясняется скорее всего тем, что в то время Кавказское командование было занято подавлением Кубинского восстания. Шамиль же умело использовал предоставившиеся ему возможности и подчинил своей власти Андию, Гумбет, Салатавию, Койсубулу и часть Чечни.

В 1839 г. российское командование на Кавказе, решив одним ударом покончить с имамом, предприняло наступление на горный Дагестан.

С севера, со стороны Чечни, в направлении Внутреннего Дагестана двинулись войска под командованием ген. П.Х. Граббе; ген.-м. Пулло, которого Хайдарбек Геничутлинский именует «главой многобожников». В этом походе командовал лишь одним из отрядов царских войск. Надо здесь отметить, что вместе с царскими войсками действовали тогда шамхал Тарковский и Ахмадхан Мехтулинский со своими отрядами численностью в 3320 человек. Всего же, по данным Д. Милютина, в составе экспедиции ген. П.Х. Граббе находилось 45 горских князей, беков и старшин.

11 июля 1839 г. царские войска подошли к Ахульго, которое к тому времени Шамиль превратил при помощи ряда искусственных сооружений в неприступную крепость. После продолжительных и жестоких боев Ахульго, однако, пала; 29 августа ген. Граббе послал донесение о взятии этой крепости.

Хотя имам Шамиль с несколькими приближенными ему лицами и избежал тогда плена, уйдя в Чечню, российское командование на Кавказе было уверено, что с сопротивлением горцев покончено. Оно, однако, жестоко ошиблось. Уже в начале 1840 г., доведенные до крайности лихоимством и насилиями ген. Пулло и других имперских военачальников, равнинные чеченцы подняли всеобщее восстание и попросили Шамиля возглавить его. Шамиль умело воспользовался предоставившейся ему возможностью и вскоре достиг больших успехов как в Чечне, так и в Дагестане. Это и было началом «блистательной эпохи Шамиля».

В 1842-1845 гг. движение горцев, возглавляемое Шамилем, достигло наибольших успехов. Имам занял 13 русских крепостей и в результате подчинил своей власти почти всю Аварию и Чечню. На этой территории было создано военно-теократическое государство - имамат, со своей иерархией, внутренней и внешней политикой.

В пору наивысших успехов движения горцев имамат занимал территорию площадью около 900 квадратных верст. Во главе этого государства стоял обличенный большой властью имам ал-азам - «великий имам» Шамиль. Наиболее важные вопросы внутреннего управления и военной организации обсуждались постоянно действующим диванхана - верховным советом, а также - на периодически созываемых съездах, где принимали участие: наибы, ученые-алимы и представители администрации.

Территория имамата была разделена на наибства. Всего было создано 50 наибств, но более или менее постоянных было 30. За время существования имамата этими военно-административными единицами управляли более 150 наибов, среди которых были представитель почти всех народов Северо-Восточного Кавказа. Хайдарбек, однако, ограничился упоминанием лишь нескольких, в том числе двух очень известных и преданных горскому делу наибов: аварца Ахбердил Мухаммада (в русских источниках «Ахверды Магома») Хунзахского и чеченца Шуаиба Центароевского.

Кратко, но с ценными подробностями, описана в анализируемом сочинении большая часть битв Шамиля с царскими войсками, происходивших в 1842-1845 гг.

Важные сведения Хайдарбек сообщает о так называемой даргинской или Сухарной экспедиции под командованием ген.-лейт. М.С. Воронцова. Чтобы создалось верное представление об этом, укажем, что хорошо подготовленная царская армия в составе 21 батальона пехоты, 4 рот саперов, 3 рот стрелков, 16 сотен казаков и милиции, 2 грузинских дружин и 16 орудий, преодолевая сопротивление горцев, проникла в глубь имамата и заняла территорию Андии. Затем эта армия вступила в резиденцию имама - Дарго, расположенную в Чечне, в лесистой Ичкерии, и только тут царские военачальники поняли, что они окружены. Отрезанный от продовольственных баз, неся огромные потери в людях и снаряжении, ген. М.В. Воронцов делал отчаянные попытки вырваться из окружения. Неизвестно, чем бы еще все это кончилось, если бы не подоспел на помощь усиленный отряд под командованием ген. Фрейтага.

Согласно официальным данным, за время названной экспедиции царские войска потеряли 4 генералов, 168 офицеров, 3433 солдат. И тем не менее царское правительство объявило, что цель экспедиции достигнута - столица имама взята. Главнокомандующий М.В. Воронцов, целый ряд высших и низших офицеров, а также масса нижних чинов получили правительственные награды.

Описывая битвы, проходившие между Шамилем и царскими войсками Хайдарбек Геничутлинский обошел молчанием поход имама в Кабарду, который был предпринят в 1846 г. с целью расширить экономическую и политическую базу имамата и его территорию. Поход не имел успеха. Может быть, именно поэтому Хайдарбек не упомянул о названном предприятии третьего имама.

Удивление вызывает и то что в предлагаемом сочинении не говорится о посылке Шамилем наибов на Северо-Западный Кавказ. Здесь не упомянут даже наиб Мухаммадамин Асиялав, который в течение ряда лет успешно руководил борьбой закубанских - адыгейских народов против царизма.

Хайдарбек Геничутлинский своеобразно решает вопрос о конфликте Шамиля с известным Хаджимурадом. Верный и здесь своему подходу к историческим событиям, он считает, что разрыв между имамом и его прославленным наибом явился результатом клеветы со стороны недостойных злоумышленников и заключает: это «было предопределено самим Аллахом».

На самом же деле этот конфликт возник из-за ряда причин, среди которых не последнюю роль сыграли действия Хаджимурада в Кайтаге и табасаране, а также интриги завистников. Как бы то ни было, переход Хаджимурада на сторону российского командования принес вред не только имаму, но и самому Хаджимураду. Оказавшись в чуждой для себя обстановке, переживая и беспокоясь о семье, оставшейся в горах, Хаджимурад стал рваться назад. В свою очередь и имам близко к сердцу принял побег Хаджимурада. Сожалея о случившемся, Шамиль делал все, чтобы вернуть своего лихого наиба.

Жаркие дебаты среди ученых-кавказоведов велись, как известно, по поводу связей руководителей народно-освободительной борьбы горцев с иностранными государствами. В печальной памяти 50-е годы движение народов Северного Кавказа было даже объявлено «инспирированным из-за рубежа», а его руководителей и особенно Шамиля представляли в качестве «ставленника султанской Турции и английских колонизаторов». Эта антинаучная версия кавказоведами уже давно отброшена. И все же вопрос о связях руководителей движения с иностранными государствами до сих пор вызывает живой интерес.

Правда, что Шамиль, Джамалудин и другие руководители северокавказских горцев обращались с письмами о помощи к турецкому султану, шерифу-правителю Хиджаза и даже к Франции. Письма эти частично опубликованы. Реальной помощи от них горцы, по крайней мере, дагестанцы и чеченцы, так однако и не получили. Пишет об этом и наш автор. «Имам Шамиль, - совершенно справедливо подчеркивает Хайдарбек, - на протяжении целых двадцати лет ожидал, что придут приятные вести от Османского государства» и сам время от времени направлял «делегации к источнику власти» султану Абдулмаджиду, но так и не получил от последнего реальной помощи. Поэтому имам был вынужден продолжать борьбу, «имея малое количество людей, припасов и вооружений».

О Шамиле турецкий султан вспомнил, и это не случайно, лишь тогда, когда началась Крымская война. Он направил предводителю горцев Дагестана и Чечни письмо, о котором говорит Хайдарбек, но поддержка султана выразилась в том лишь, что имаму были присланы медаль с драгоценными камнями, знамя и молитвенный коврик. Даже тогда, когда Шамиль предпринял поход на Грузию и находился в 60 км от Тбилиси, султан не оказал ему военной помощи.

Свое поведение османы объясняли сложившейся в то время обстановкой. Сам же Шамиль думал об этом совершенно иначе и, что особенно важно, позже, находясь уже в России, он доверительно сказал как-то приставу А. Руновскому: «Если ты веришь [мне], то поверь и тому, что я действительно не хотел быть султанским» наместником-валием. Здесь имам был искренен. Об этом, кстати, хорошо знали в России «По показаниям некоторых лиц, хорошо знавших Шамиля, писал официальный историограф Кавказской войны акад. Н. Дубровин, - видно, что он не желал соединяться с турками».

Своеобразно, хотя быть может и несколько упрощено, наш автор объясняет причины, приведшие к падению имамата. Местные историки второй половины XIX в.: Мухаммадтахир Карахский, Хаджиали Чохский, Абдурахман Согратлинский и другие во многом обвиняли здесь наибов, представляя их чуть ли не главными виновниками отхода народных масс от движения против царизма. Они прямо указывали на гнет, злоупотребления и лихоимство со стороны наибо32*в, которые отталкивали народные массы от борьбы за свободу Северо-Востоного Кавказа. «Наибы, - писал Хаджимухаммад Согратлинский, - оказались подобно волкам над стадами, из-за их несправедливостей и злонамеренных наказаний стеснялись просторы земли для народа». Кстати сказать, аналогичную мысль высказал и Хаджимурад. «Доходы наибов, - свидетельствовал он, - состоят в помощи рук вверенного им края». Обо всем этом хорошо знал, естественно, и сам имам. Не случайно ведь он, стремясь укрепить государственные устои, усиливал угрозы и репрессии, и очень круто, не считаясь с былыми заслугами, снимал наибов с занимаемых должностей; за время правления Шамиля было отсранено от управления несколько десятков наибов. Хайдарбек обошел, однако, эти факты молчанием и всецело сосредоточил свое внимание лишь на одной причине, приведшей к поражению государства горцев Дагестана и Чечни. Таковой он считает широкое наступление самодержавия и с этим, пожалуй, нельзя не согласиться. Действительно, после Крымской войны против Шамиля была направлена огромная, хорошо вооруженная армия, которой командовал ген. А.И. Барятинский, превосходящая по численности все население имамата. Рядом с царскими войсками против Шамиля боролись также и довольно многочисленные отряды кавказской милиции. Далее российское командование в течение целого ряда лет широко использовало подкуп и другие подлые «политические» меры воздействия на боровшихся горцев. В итоге к лету 1859 г. А.И. Барятинский и проник в глубь гор Северо-Восточного Кавказа. Сначала народ, а потом и наибы, по свидетельству Хаджиали Чохского, начали вести переговоры с пограничными русскими начальниками, которые ласково принимали их и делали им довольно щедрые подарки. На сторону кавказского командования перешел даже Кебедмухаммад телетлинский вместе с задержанным им тарикатским наставником-мюршидом Джамалудином Казикумузским. В начале августа сдались мудир Даниялбек Елисуйский, а также другие наибы. Они поступали так, говоря словами Хайдарбека, «ради личного преуспевания - ради денег и наград».

С имамом остались теперь лишь немногие. Покинутый своими сторонниками, Шамиль с 400 приближенных вынужден был отступить на Гуниб. Здесь он попытался было организовать сопротивление, но, поняв безысходность своего положения, под нажимом семьи, вынужден был капитулировать. 25 августа 1859 г. князь Барятинский телеграфировал Александру II: «Гуниб взят, Шамиль в плену и отправлен в Петербург».

Путь Шамиля в Россию лежал через Темир-Хан-Шуру, Чирюрт, Ставрополь. В Чугуеве, куда его привезли специально, с ним встречался император Александр II. Оттуда имама отправили в Москву и далее в Петербург.

«Великолепная иллюминация, какой еще никогда не было в Петербурге, даже та, которую устраивали во время коронации, далеко не так была блистательна, как нынешняя».

1.2 Абдурахман Газикумухский

Крупнейший востоковед академик И.Ю. Крачковский впервые в европейской научной литературе определил место дагестанской арабоязычной литературы XIX в. и дал ей блестящую характеристику. Среди памятников этой литературы, имеющих выдающееся значение, он назвал несколько крупных исторических сочинений, в том числе и исторический труд Абдурахмана из Газикумуха, которому посвятил специальную статью «Арабская рукопись воспоминаний о Шамиле».

Однако до недавнего времени только самому узкому кругу специалистов было известно, что перу Абдурахмана из газикумуха принадлежало еще одно историческое, вернее историко-этнографическое сочинение, сокращенное название которого «Китаб тазкират саййид Абдурахман» (Книга воспоминаний саййида Абдурахмана).

Творчество Абдурахмана их Газикумуха почти не изучено, его научное наследие, хотя, в основном, и выявлено, но не издано и не стало предметом всестороннего исследования. Все дошедшие до нас сочинения Абдурахмана посвящены истории Дагестана, а именно истории XIX в., в частности, народно-освободительным движениям.

Самое крупное историческое сочинение Абдурахмана из Газикумуха - «Воспоминания Абдурахмана» («Музаккарат Абдурахмана»). В конце рукописи - запись: «Завершена (эта книга)… рукой переписчика, автора саййида Абдурахмана, сына муршида Джамалуддина ал-Газикумуки ад-Дагестани 28 рамадана 1285 года», т.е. 11 января 1869 г.

«Воспоминания» Абдурахмана включены в состав сборной рукописи небольшого формата (16,9*10,6) в картонном переплете, обтянутом красной материей. Вся книга написана рукой Абдурахмана на белой бумаге со штемпелями различных фабрик (фабрики №6 Сергеева, Троицкой фабрики №4 Говарда в Калуге, Косинской фабрики №6, «Рязанской»), черными чернилами, имеются кустоды.

Сплошной пагинации рукописи нет, отдельные части пронумерованы автономно (19+3+320 листов+4 чистых листа). Сохранность текста хорошая, хотя рукопись нуждается в реставрации. Дефекты: отсутствуют листы: 264, 165, 284, 285, 305, 315. При нумерации пропущены № №275 и 276, но пропуска текста нет (т.е. после 274 листа сразу же идет лист 277).

Сборная рукопись состоит из следующих частей:

а) «Ал-Адаб ал-мардийа» Джамалуддина из Газикумуха (лл. 1-19, пагинация карандашом, 11 строк, последняя страница - 14 строк; текст 13*9 см., кустоды). Текст колофоеа: «Я переписал это с оригинала (мин айн) книги «ал-Адаб ал-мардийа» по накшбандийскому тарикату, принадлежащему зенице ока моего, моего устада и моего родителя по происхождению, устада жителей Дагестана и Чечни и [тех, кто] по соседству с ними». Тут же - дополнение на полях страницы: «по тарикату - [сочинение] саййида Джамалуддина ал-Хусайни ал-Газигумуки. Год 1285», т.е. 1869 г.

Это один из самых надежных текстов (копия с автографа) популярного сочинения отца Абдурахмана - Джамалуддина из Газикумуха.

б) Фихрист алкитаб («Содержание книги»), 3 л., пагинация карандашом, 12 строк. Это названия глав «Воспоминания Абдурахмана». «Фихрист», имеющий самостоятельную нумерацию, возник, можно предположить, после завершения исторического сочинения как дополнение к нему.

в) Собственно сочинение Абдурахмана. Полное название сочинения: «Китаб тазкират саййид Абдаррахман ибн устад шейх аттарика Джамаладдин ал-Хусайни фи байан ахвал ахали Дагестан ва Чачан аллафаху ва катабаху фи Тифлис фи санати 1285» («Книга воспоминаний саййида Абдурахмана, сына устада, шейха тариката Джамалуддина ал-Хусайни о делах жителей Дагестана и Чечни. Сочинено и написано в Тифлисе в 1285 году», т.е. в 1869 г.

Арабский текст в 11 строк, автограф, 16,9*10,6, текст - «дагестанский» насх. Первоначальная пагинация - черной тушью, полистная, 320 л., в конце рукописи так и зафиксировано: «количество листов - 320». Позже была проведена постраничная пагинация, всего 624 страницы, здесь не учтены указанные выше утерянные листы. Интересно то, что 271-276 лл. Пронумерованы карандашом (остальные - черной тушью), - таким образом автор, очевидно, восстановил утерянные по какой-то причине листы.

Огласовка текста практически отсутствует, исключая только географическую номенклатуру и ряд особых случаев для правильного понимания текста. Исправление текста - чрезвычайно редкое явление. На полях - большое число (около 40) уточнений, глосс, дополнений, иногда значительных.

Особо стоит остановиться на содержании сочинения Абдурахмана. Оно делится на две взаимосвязанные, но резко отличающиеся по своему содержанию части. Первая часть - это краткое изложение сведений (в основном - биографических) о трех имамах - Газимухаммеде, гамзате и Шамиле. Основной стержень событий, изложенных в этих главах, - это распространение идей шариата и борьба с обычно-правовыми нормами, борьба за ликвидацию ханской власти, биографические данные об имамах, их учебе, взаимоотношениях с окружающим миром. Почти ничего о военных событиях в отличие от начальных глав другого сочинения Абдурахмана («Хуласат ат тафсил») или же сочинения мухаммаедтахира ал-Карахи, где известия о военных событиях занимают доминирующее положение.

Многие сведения первых трех глав «Воспоминаний» из жизни трех имамов могут быть проверены и подтверждены с привлечением других источников или же литературных материалов, однако ряд известий уникален, встречается только у Абдурахмана и представляет значительный интерес.

Вторая, доминирующая часть сочинения - это уникальный, не имеющий прецедентов материал, впервые в исторической дагестанской литературе так обстоятельно фиксирующий внутреннюю, а не военно-политическую жизнь дагестанского общества 20-5-гг. XIX в. основное внимание автор уделяет внутренней структуре имамата, системе государственного управления, институтам власти в центре и на местах, вопросам образования и обучения в медресе, интеллектуальной жизни вообще, военно-техническому снабжению и структуре армии, ее формированию, налоговой системе, судьбам переселенцев (мухаджиров), семье, приближенным имама. Много места отведено ценным этнографическим характеристикам, описанию различных обычаев и обычно-правовых норм, характеристике отдельных дагестанских селений и сосредоточенных в них различных производств, описанию климатических условий.

Вместе с тем распределение материала проведено неравномерно - главы V-XII (о мудирах; мухтасибах; об ученых Дагестана; о науках, распространенных в Дагестане; о муфтиях; о кадиях; о мутааллимах и о порядке их обучения, о знаменитых мутааллимах, ставших учеными в наше время) кратки, отрывочны, занимают иногда лишь одну страницу. Вместе с тем три главы наиболее объемны, информативны, занимают почти две трети текста - это главы о наибах Шамиля, дагестанских селениях и пребывании Шамиля и его семьи в Новом Дарго.

Известный ученый Н.И. Покровский в своей основательной статье «Обзор источников по истории имамата» впервые провел четкую классификацию исторических источников и материалов, посвященных народно-осободительному движению 20-50-х гг. XIX в. Он отмечал, что мусульманские источники можно разделить на две категории в зависимости от того, касалась ли их редакторская рука официальных царских историков или нет. «Почти все работы представителей мюридизма и тариката либо редактировались царскими офицерами, издававшими их, либо писались уже с учетом великодержавных требований». Таковы были, по мнению Н.И. Покровского, сочинения «истинные и ложные последователи тариката», «Рассказ очевидца о Шамиле», написанные, как отмечал И.Ю. Крачковский, «по прямому заказу русских властей».

Сочинения Абдурахмана также можно отнести к разряду последних. Академик И.Ю. Крачковский уже писал, имея в виду «Хуласат ат-тафсил», что эти записки «писались в Калуге, в русской обстановке, после ряда лет пребывания в России», что не могло не наложить отпечаток на позиции автора и на язык сочинения. «Составленные в начале 60-х годов по инициативе капитана А. Руновского и считавшиеся с возможностью чтения их русскими, они носят определенный характер, усугубляющийся тем, что автор значительно русифицировался во время долголетнего пребывания в Калуге».

Если «Хусалат ат-тафсил» был написан по инициативе полковника А. Руновского, то «Воспоминания» обязаны своим происхождением другому русскому чиновнику. Как писал Абдурахман в конце вводной части («Фихрист»), свои «Воспоминания» он писал «по поручению средоточия достоинств и заслуг начальника Кавказского (Горского) управления в 1868 г. по христианскому летоисчислению нашего возлюбленного, уважаемого начальника, его превосходительства генерал-майора Дмитрия Семеновича Старосельского, славу которого нет необходимости описывать».

Все эти обстоятельства наложили, разумеется, отпечаток как на характер, так и на содержание сочинения, однако Абдурахман старается быть объективным, точно обрисовывать внутреннее положение имамата, давать характеристику хозяйственной жизни, административной деятельности имама, отдельных социальных слоев общества.

Возвращаясь к материалам, напечатанным в нескольких номерах газеты «Кавказ», можно предположить, что они не представляют собой отдельного сочинения, а являются подготовительными набросками, вошедшими впоследствии в состав «Воспоминаний» Абдурахмана.

Мы располагаем лишь незначительными и неполными биографическими данными о нашем авторе. Полное его имя - саййид Абдурахман, сын Джамалуддина ал-Хусайни ал-Кибуди ал-Газигумуки ад-Дагестани. Почетный термин «саййид» и нисба «ал-Хусайни» объясняются принадлежностью к потомкам пророка Мухаммеда и особенно к той их ветви, которая восходит к Хусайну, внуку пророка. Нисба «ал-Кибуди» связана с отдельным кварталом Газикумуха (Къибуди, ранее - отдельным населенным пунктом). Время его рождения, думается, устанавилвается точно. Его отец, Джамалуддин из Газикумуха, на листке одной из арабских рукописей из своей личной библиотеки сделал следующую запись: «Дата рождения Абдурахмана, сына Джамалуддина - ночь на воскресенье, двадцать второго числа благословенного месяца Аллаха шавваль тысяча двести пятьдесят второго года». Это, думаю, самая достоверная запись о времени рождения Абдурахмана - 1 февраля 1837 г.

Джамалуддин из Тазикумуха был известным дагестанским ученым и преподавателем, духовным наставником Шамиля, одним из авторитетнейших знатоков арабской литературы, занимавшим выдающееся место в духовной жизни Дагестана. Он был одним из ярых сторонников тариката накшбендийского ордена, активным распространителем накшбендийских идей, автором знаменитого суфийского трактата «ал-Адаб ал-мардийа».

Абдурахман даёт ряд интересных сведений о своем отце и о его деятельности на духовном поприще. «Родитель мой, сеид Джемалэддин Гуссейн, был родом из Казикумуха. В первой своей молодости он служил при бывшем казикумухском хане Аслан-хане в качестве письмоводителя. Хан любил его, и за усердную службу его и преданность пожаловал ему три деревни в Кюринском ханстве, под общим именем Астал, и жители этих деревень платили дань моему отцу». Но Джамалуддин вскоре «очнулся от светского забытья», - обратился к Богу с полным раскаяньем в своих грехах, в которых он провел прошлую свою жизнь, будучи в услужении у Аслан-хана. Ибо кто проводит время в сообществе тиранов, у того большая часть жизни проходит в согрешениях». Поэтому он посетил Мухаммеда ал-Яраги, от которого принял тарикат и «позволение направлять по этому пути желающих вступить на истинный путь». С этой миссией он вернулся в Газикумух, где «проводил время в уединении, занимаясь молитвами и направлением посетителей его на путь истины». Аслан-хан отрицательно относился к распространению тариката и мюридизма, потому Джамалуддин вынужден был удалиться в селение Цудахар, откуда вернулся в Кумух только после смерти правителя (1836 г.).

По своим политическим взглядам шейх резко расходился с имамом Газимухаммедом, потому что «не соглашался с последним в его действиях против русских и в возмущении дагестанского населения», тем не менее, он пользовался громадной популярностью, принимал активное участие в идеологической и политической жизни Дагестана.

Джамалуддин находился в близких родственных отношениях с Шамилем. Его дочь Захидат была женой Шамиля («первая дама Дагестана и Чечни»), а его сыновья Абдурахман и Абдурагим были женаты на дочерях имама. После пленения Шамиля Джамалуддин жил некоторое время в Телетле, затем в Казанище. В 1862 г. он переселился в Турцию, где и скончался в 1866 г. в Стамбуле.

О детских годах и учебе Абдурахмана мы не имеем, к сожалению, подробных сведений, но можно предположить, что он получил от отца основательное общемусульманское образование, прошел обычный традиционный курс дагестанского мутааллима. В 23-летнем возрасте он оказался вместе со своей женой Нафисат и братом Абдурагимом в составе лиц, сопровождавших Шамиля в Калугу, где провел более 6 лет.

Калужский период жизни Абдурахмана получил в литературе и материалах (особенно в письмах) некоторое освещение. Сохранилась часть переписки ere и его брата Абдурагима с их отцом, знаменитым шейхом Джамалуддином. «Что касается до нас, то, слава Богу, по милости Великодушного нашего Монарха живём в совершенном довольствии и спокойствии, без тоски и печали», - это из письма Абдурахмана из Калуги, отправленного в 1860. Этот отзыв типичен и для других писем Абдурахмана и в последующем, как, кстати, и для всех писем Шамиля, Возможно, учитывался постоянный официальный контроль за прохождением писем Шамиля и его окружения.

Представители официальных властей сразу же обратили внимание на образованность, любовь к чтению и способности молодого Абдурахмана, на особое доверие Шамиля к нему. А.И. Руновский отмечал, что «старший брат очень подвержен к своей религии и много интереса находит в чудесах, описываемых мусульманскими Книгами, к которым он питает доверие неограниченное. За всё за это, а также за великую грамотность, Шамиль питает к нему большое расположение. Гунибская переписка ведена им. Абдурахим так же хорошо развит, как и его брат». Калужский губернский воинский начальник писал о его «способностях и благонамеренности», о том, что при таких достоинствах он мог быть «полезным даже для службы на Кавказе, в качестве переводчика, или состоять при местном управлении Т-Х. Шура». Он довольно свободно мог говорить, писать и читать на русском языке, хорошо знал мусульманское право, обычаи дагестанских горцев.

Однако неблагоприятные климатические условия Калужской губернии, прогрессирующая болезнь жены побудили Абдурахмана обратиться к официальным властям с просьбой «позволить ему с женой переехать на жительство на Кавказ и поселить её близ Т-Х. Шуры, места её родины». Наступившая в 1866 г. смерть жены Нафисат ускорила отъезд Абдурахмана в Дагестан. Похоронив жену в селении Гимры, он не вернулся в Калугу, а выехал в Тифлис», где был зачислен в Дагестанскую постоянную милицию, «с откомандированием в команду милиционеров Кавказского горского управления».

Кстати, здесь он продолжал свою успешно начатую еще в Калуге работу над материалами о Шамиле и народно-освободительном движении, здесь же подготовил к печати работу своего отца «Ал-Адаб ал-мардийа», снабдив её предисловием. В год выхода в свет этого трактата Абдурахман завершил в Тифлисе свою крупную историческую работу, известную под названием «Воспоминания». В 1871 г. он возвращается в Дагестан, вернее «был откомандирован от горского управления в распоряжение начальника Дагестанской области, с назначением ему пожизненной пенсии по 450 р. в год».^.

Сведения о пребывании Абдурахмана в Дагестане, начиная с 1871 г. очень скудны. Имеется сообщение о том, что ещё в 1308/1890-1891 г. он занимал должность кадия в Газикумухе Годом его смерти считают 1318/1900 или 1901 г.

Творчество Абдурахмана вызывает всё растущий интерес учёных. Выше уже рассказывалось об основополагающей статье академика И.Ю. Крачковского, посвященной сочинению Абдурахмана.

Что касается «Воспоминаний» Абдурахмана. то впервые об этом крупном историческом труде сообщил известный дагестанский ученый, блестящий знаток дагестанской арабоязычной литературы М.-С. Саидов (1902-1985), который выполнил в 1963 г. перевод сочинения с арабского языка на русский (за исключением вводной и заключительной частей, одной небольшой главы и вставок на полях рукописи). Перевод не был снабжен историческим комментарием. Попытки издания перевода в 1976 г. не увенчались успехом «благодаря» активной, достойной лучшего применения деятельности некоторых административных и партийных руководителей Дагестанского филиала АН СССР, воинственно оберегавших «идеологическую чистоту» научных трудов, особенно тех, что готовились на секторе востоковедения, от «тлетворного влияния реакционной исламской литературы».

Тем не менее, нельзя отрицать, что основная часть сведений, зафиксированных в «Воспоминаниях», отличается своей точностью, правдивостью, нередко - уникальностью. Историко-этнографический контекст, «взятый на вооружение» автором, не имел в дагестанской арабоязычной литературе продолжения, если не считать «Хуласат ат-тафсил» самого же Абдурахмана, созданный им в Калуге.

Как указывалось выше, «рукопись-автограф - это единственный известный нам экземпляр «Воспоминаний» Абдурахмана, он хранится в рукописном фонде Института истории, археологии и этнографии Дагестанского научного центра. Обстоятельства приобретения рукописи в инвентарной книге не отмечены. Однако имеется сообщение о том, что «автограф воспоминаний Абдурахмана приобретен Институтом ИЯЛ Даг. филиала АН СССР у сына известного арабиста Али Каяева». Источник этого сообщения не указан, но, скорее всего, это записано со слов М.-С. Саидова, который хорошо знал историю рукописи. Неизвестно нам также и время приобретения «Воспоминаний».

Если сравнить наш текст с текстом другого сочинения Абдурахмана - «Хуласат ат тафсил», то нетрудно обнаружить значительные различия в области лексики и в форме изложения материала. В «Воспоминаниях» практически нет слов, заимствованных из русского языка, как это имеет место (и довольно часто) в «Хуласат ат-тафсил». Нет ни одной стихотворной вставки, так обильно представленных в другом сочинении, как и тематических отступлений, плохо связанных с основным материалом. Арабский язык, - как правило, не представляет особой трудности для перевода, исключая несколько последних страниц, написанных вычурным, чрезмерно образным языком, не всегда понятным, что делает перевод иных мест проблематичным.

Мощный взлет исторической литературы середины XIX в., вызванный грандиозными народно-освободительными движениями, был явлением закономерным. «Эпоха Шамиля выдвигает, по-видимому, впервые в арабской литературе Кавказа ряд крупных исторических хроник местного происхождения». Количество этих сочинений значительно, если иметь в виду литературу предыдущих столетий. Как по числу сочинений, так и по всей информативности, «отзывчивости» на события «Шамилевский цикл» не знает себе равных ни до, ни после XIX в. Он стал крупным, новым явлением дагестанской арабоязычной литературы, не получившим, к сожалению, развития, хотя последующие события (в частности, восстание 1877 г.) не уступали по своей грандиозности и территориальному охвату событиям 20-50-х гг. XIX в.