Размещено на http://www.allbest.ru/

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ

"УО" БЕЛОРУССКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ЭКОНОМИЧЕСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

Кафедра экономической истории

РЕФЕРАТ

по дисциплине: История Беларуси

на тему: Биография Михаила Огинского

Студент

ФВШТ,1-й курс, ДТГ-2

В. Д. Русель

Проверил И. И. Сацукевич

МИНСК 2011

СОДЕРЖАНИЕ

Введение

Актуальность выбранной темы исследования обусловлена необходимостью современного белорусского народа знать о своём культурном и историческом наследии. Михаил Клеофас Огинский был дипломатом, политическим деятелем и музыкантом, сыгравшим большую роль в судьбе Речи Посполитой, а значит и в дальнейшей судьбе Беларуси. Бурная жизнь и многогранная деятельность Огинского, его наследие неотделимы от истории Беларуси. Михаил Клеофас Огинский внес огромный вклад в культурное и историческое наследие Беларуси как дипломат, публицист, борец за свободу. Как композитор, Огинский, автор знаменитого полонеза "Прощание с Родиной", является звездой мировой величины. Так же эта тема заинтересовала меня, так как мои предки жили недалеко от Зелесья, места, в котором Огинский провёл 20 лет своей жизни и которое теперь известно, как "Северные Афины", а моя бабушка работает в Молодечненском государственном музыкальном училище им. М.К.Огинского и этот город , тесно связанный с Михаилом Клеофасом, является моей родиной.

Цель исследования: определить вклад Михаила Клеофаса Огинского в культуру Беларуси, узнать о его деятельности и влиянии на жизнь Речи Посполитой, показать значение Огинского, как одного из самых замечательных композиторов - предшественников Шопена, а также выдающегося, но несправедливо забытого историка и участника польского национально-освободительного движения.

Задачи исследования: узнать о детских и юношеских годах Огинского, его деятельности в Костюшковском движении и дальнейшей эмиграции, жизни в Залесье и о последних годах жизни великого деятеля.

Для написания данного реферата были использованы следующие источники: книга наследника Михаила Клеофаса Огинского Анджея Залуского "Время и музыка М. К. Огинского", которая была написана им на основе малодоступных широкому кругу читателей мемуаров Огинского а также его неопубликованных дневников; в книге "Михаил Клоефас Огинский"Игоря Бэлзы рассказывается о жизни и творчестве, о многочисленных легендах, связанных с именем Огинского, о его путешествиях по Европе и Малой Азии, о его роли в развитии польской и белорусской культуры; "Ген Огинского", также написанная потомком Михаила Клеофаса Иво Залусским, продолжает и углубляет тему, начатую первой книгой об Огинском.

Глава 1. Детство и юность

М.К.Огинский принадлежал к старинному княжескому роду, который пользовался собственным гербом "Агiнец". Фамилию свою род получил от названия владения Огинты (Литва), которое было пожаловано Дмитрию Ивановичу Глушонку вместо смоленских вотчин, великим князем литовским Александром Ягелончиком примерно в 1500 г.

Отец композитора, Андрей Огинский, был одним из ближайших сподвижников польского короля Станислава Августа Понятовского. Анджей Огинский (1740-1787), воевода трокский, староста ошмянский, был полномочным послом Речи Посполитой в Петербурге и послом в Вене. В 1763 г. он женился на Паулине Шембек, которая принесла ему в приданное староство гузовское. Здесь, в Гузове, 25 сентября 1765 г. у них родился второй ребенок - сын, которому при крещении дали пышное имя - Клеофас Михаил Франтишек Феликс Антоний Игнатий Юзеф Тадеуш, а нам он известен как Михаил Клеофас Огинский.

Когда мальчику было четыре года, он очень понравился королю на одном из приёмов: король поставил Михаила на стол, задал ему несколько вопросов по Библии и, удовлетворившись ответом, спросил мальчика, кем он станет, когда вырастет. "Я хочу служить своей стране, но не хочу быть королём, так как люди говорят, что Ваше Величество очень несчастны", - таков, говорят, был ответ ребёнка.

Когда Михаилу Клеофасу было 7 лет, его отца назначили чрезвычайным послом Речи Посполитой в Вене, и семья переехала туда. Там его сестра Юзефа была отдана в женский монастырь, и родители стали подыскивать для Михаила гувернёра, который занялся бы его образованием. Выбор пал на Жана Ролея, бывшего в то время одним из наставников эрцгерцога, позднее ставшего императором Леопольдом.

В воспоминаниях Михаила Клеофаса о детстве есть один особенно интересный момент - описание методики этого замечательного учителя. Жан Ролей обнаружил, что семилетний мальчик умеет читать, знает некоторые цитаты из Библии и может декламировать, как попугай у Лафонтена. Больше всего его, однако, тревожило то, что Михаил Клеофас был несколько толстоват, и это не годилось для усердной работы. Он изменил рацион мальчика, заставлял его есть много фруктов, тушеных овощей, ограничивал потребление мяса и брал его с собой в длительные прогулки вдоль крепостных валов Вены. Что касается обучения, то оно было ориентировано на личность ребёнка: учитывало его потребности, хотя являлось строгим и требовательным.

Когда мальчик подрос, Жан ролей пригласил учителей по отдельным предметам. Впоследствии Михаил Клеофас будет благодарен, что его познакомили с латинским языком сравнительно поздно, когда он достаточно созрел, чтобы оценить латинских авторов. За полтора года юноша прочёл почти всего Цицерона, Тацита, Вергилия, Горация, кое-что из Овидия, Катулла, Ювенала и ряда других авторов. Столь же начитан он был и во французской литературе. Учёба вошла у Михаила Клеофаса в привычку. До 16 лет изучал право. Кроме того, Михаил Клеофас сделал всё, чтобы научиться писать по-польски и знал всё о польской литературе. В семнадцать-девятнадцать лет он работал по шестнадцать часов в день.

Для занятий музыкой к Михаилу Клеофасу был приглашен тогда еще молодой 16-летний уроженец Беларуси, а в будущем крупнейший композитор Осип Козловский, который обучал мальчика игре на клавире и скрипке, а также теории, истории музыки и композиции. Вместе с Козловским Михаил Клеофас посещал в Слониме резиденцию своего более старшего по возрасту родственника известного мецената, композитора, скрипача, арфиста и кларнетиста Михаила Казимира Огинского. Эти визиты оказали на юношу большое впечатление и укрепили склонность к музыке. Вскоре юный Огинский стал отличным пианистом, но из-за других интересов и обязанностей не мог постоянно поддерживать форму. Впоследствии он будет сожалеть, что больше времени отводил скрипке - "этому неблагодарному инструменту, не выносящему посредственности".

Получив прекрасное домашнее образование и продолжив его в Варшаве изучением математики, каллиграфии, романских языков и творчества античных писателей, уже в возрасте 19 лет Михаил Клеофас Огинский сделал блестящую политическую карьеру - стал депутатом сейма. Позднее он был назначен государственным казначеем - великим подскарбием Великого Княжества Литовского (ВКЛ). В возрасте 23 лет он удостаивается ордена Белого Орла. Когда внутренняя и внешняя политика Речи Посполитой особенно осложняются, Михаил Клеофас становится дипломатом и в 1790 году по поручению короля в качестве чрезвычайного посланника выехал в Голландию, а затем со специальным дипломатическим заданием - в Лондон. Интересно, что приехав в Лондон и открыв утренние газеты, Михаил Клеофас прочитал следующее: "Граф М.К.Огинский, направленный королем Польской республики с особо важной миссией в Лондон, по пути из Кале в Дувр попал с семьей в кораблекрушение. Спастись никому не удалось". Это была первая легенда подобного рода об Огинском, потом он еще не один раз прочитает в газетах о своей смерти. По семейным обстоятельствам Огинский попросил освободить себя от обязанностей посла в Голландии и в 1791 году вернулся в Варшаву.

Глава 2. Костюшковское движение и эмиграция

В марте 1794 года в Речи Посполитой началось восстание, которым руководил Тадеуш Костюшко. Восстание, которое возглавил наш соотечественник Тадеуш Костюшко, было протестом против второго раздела Речи Посполитой и магнатов, захвативших в ней власть в результате Тарговицкой конфедерации. Вожди повстанцев стремились возродить независимость государства в границах 1772 года, восстановить принятую в 1791 году Конституцию и продолжать реформы.

Вслед за Польшей, где восстание началось 24 марта, в апреле взялась за оружие Беларусь. Тут было создано временное революционное правительство -- Наивысшая Литовская Рада. На наших землях инсургентами руководил тридцатитрехлетний полковник Якуб Ясинский, принадлежавший к так называемым "виленским якобинцам". Он был горячим приверженцем идей Французской революции, хотел уничтожить крепостное право, писал побелорусски обращенные к крестьянам стихотворные прокламации. Граф Михаил Клеофас Огинский - горячий его сторонник. Он был избран в Национальный Совет, на одном из заседаний которого он заявил: "Отдаю на благо Родины свои имущество, труд и жизнь". На свои средства он сформировал большой вооруженный отряд, которым сам и командовал. Он заявляет Высшему национальному совету (руководству восстания), что приносит "в дар родине свое имущество, труд и жизнь". Передав значительную часть своих личных средств национальному совету, Огинский вошел в его состав в качестве "виленского делегата". На собственные средства он вооружил отряд численностью 480 человек и по настоянию жителей Вильно возглавил его. Первое боевое крещение этот отряд получил в боях под Солами, под Сморгонью, Ошмянами, Ивенцом и Воложином. Вскоре Огинский становится во главе всех литовско-белорусских повстанческих войск. Он лично возглавил несколько походов к берегам Двины, на Браславщину. Старинный герб Огинских он заменил щитом с девизом: "Свобода. Стойкость. Независимость". В одном из писем жене - Изабелле Огинской - он просил ее быть бережливой, поскольку деньги нужны для восстания, для содержания отряда. Письмо он адресовал не "княгине", а "гражданке". Себя называл гражданином и солдатом революции. В это время востребованными оказываются не только ум и храбрость Огинского, но и его искусство. "Для своего отряда я написал марш на свои слова. Этот марш с того времени исполняли и многие другие поляки. Я писал также военные патриотические песни, имевшие успех среди товарищей по оружию, возбуждавшие героизм, энергию и энтузиазм", - писал позднее Михал Клеофас. Вначале белорусские крестьяне активно помогали повстанцам, поверив в обещание временного правительства (Наивысшей Литовской Рады) отменить крепостное право. Восставшие взяли власть в Вильне, Городне, Берестье, Новогородке, Слониме, Пинске, Волковыске, Кобрине, Ошмянах, Лиде, Браславе.

Однако силы были не равны. Кроме того, повстанческие власти ничего не предприняли для освобождения крестьян.

Отряд Михала Клеофаса Огинского пробовал пробиться на Минщину, но был в июне разбит. Инсургентам во главе с С.Грабовским удалось продвинуться дальше, однако в сентябре в бою под Любанью они вынуждены были капитулировать. В лагере повстанцев возникли разногласия. Костюшко боялся опереться на простой народ. Его пугали революционная программа Якуба Ясинского и намерение последнего восстановить государственную независимость Великого Княжества Литовского. Одновременно царизм вел хитрую пропаганду среди белорусского крестьянства, обещая ему отобранную у "пановбунтовщиков" землю. Наивысшая Литовская Рада была обвинена в сепаратизме и действиях против "унии братских народов" и распущена, а Ясинский снят с поста начальника войск. Это еще больше ослабило восстание, и в августе российские войска заняли Вильню.

Восстание душила регулярная, закаленная в захватнических походах армия А.Суворова. На протяжении всей своей карьеры он преданно служил жандармской политике царизма и, кстати, не участвовал ни в одной оборонительной войне. Для России он действительно выдающийся полководец, для Беларуси -- прежде всего командир оккупантов. За совершенные его солдатами в 1794 году кровавые подвиги императрица пожаловала Суворову Кобринскую волость и другие белорусские земли с 13279 душами крепостных крестьян мужчин. Иными словами, генералфельдмаршал получил в подарок в общей сложности более 25 тысяч крепостных белорусов. Самоотверженные и трагические дни восстания завершились в ноябре 1794 года. Огинский получил известие о поражении и узнал, что отряд из пятисот казаков направляется в Соколов, чтобы захватить его и тех членов комиссии по охране общественного порядка, которые находились с ним в имении. С большими трудностями им удалось улизнуть и отправиться в Варшаву. В связи с необходимостью эмигрировать, Огинским был написан знаменитый полонез "Прощание с родиной". [ Приложение 1]. Ему выдали паспорт на имя Михаловского. Это было первое вымышленное имя из ряда тех, которыми ему пришлось пользоваться в последующие два года. В Вене он встретился с женой. Многие были шокированы, узнав, что графиня Огинская "водится" с каким-то типом по имени Михаловский. Огинский пробыл в Вене десять дней. Вымышленное имя и положение фактического изгнанника означали, что он не мог поддерживать связи в привычной ему среде венской аристократии. К середине октября они прибыли в Венецию, где их ждали паспорт и письмо от Суворова, с сообщением, что Михаилу Клеофасу будет гарантированна безопасность в случае его возвращения. В другом письме, от князя Репнина, ставшего теперь могущественным губернатором Литвы, Огинскому предлагалось написать достаточно угодливо-покорное письмо Екатерине, чтобы сохранить в собственности свои имения. Огинский знал, что Костюшко, Игнатий Потоцкий, Вавжецкий и другие руководители восстания томились в тюрьме в Санкт-Петербурге. Он не мог заставить себя написать императрице письмо в столь покорном и позорящем его тоне. И Огинский избрал другую, полную неопределённости жизнь изгнанника. Это означало, что он теряет все свои имения и будет не в состоянии выплатить долги своим кредиторам. Дядя Михаил Казимир вскоре обратился с предложением изменить договорённость 1791 года, возвратить ему собственность и отделить его долги от долгов Михаила Клеофаса. Дядя продолжал выплачивать свои долги вплоть до своей смерти в 1800 году. Остаток долгов выплачивался с доходов имения уже после смерти. По не вполне понятной причине за Михаилом Клеофасом по-прежнему числилось большое количество долгов, по крайней мере, так утверждают некоторые.

Венеция и Париж стали в то время двумя самыми важными центрами концентрации польских эмигрантов, вынужденных покинуть свою страну после восстания. Они намеревались продолжать борьбу, рассчитывая главным образом на сотрудничество с революционной Францией. В Венеции Огинский встретился с бывшим послом в Константинополе Петром Потоцким, с Прозором, который бежал вместе с ним из Польши и вскоре должен был уехать в Париж, и многими другими. Власти Венеции не чинили препятствий полякам, и те могли регулярно встречаться и переписываться с соотечественниками в Париже и Польше. Для Огинского тот год не был насыщен значительными событиями, и на какое-то время верх взяли интересы путешественника. 20 февраля в письме в Вену он рассказывает о карнавале, приёме во Дворце дожей, театрах. 18 марта Михаил Клеофас едет в Падую. В связи с нехваткой средств Огинский отсылает свою жену к её отцу в Польшу. Сам сопровождает её до Вероны.

В Париже как французы, так и поляки считали необходимым направить польских представителей в Константинополь, Данию, Швецию. Вопрос заключался в том, чтобы уговорить эти страны вместе с Францией помочь полякам восстановить свою независимость или объявить войну императорской России. В августе "гражданин Огинский" узнал, что именно ему суждено ехать в Константинополь, чтобы попытаться подтолкнуть турок к новой войне с Россией. В Венеции он увидел нового французского посла в Турции, гражданина Вернинака, бывшего здесь проездом, с которым ему необходимо было сотрудничать. Огинскому пришлось взять себе другое вымышленное имя. Звали его теперь Жан Ридель, и представлялся он французским гражданином. Все переговоры должны были носить конфиденциальный характер. Однако дело осложнялось тем, что на данном этапе у Огинского не имелось достаточно средств, чтобы оплатить жильё и питание, не говоря уже о поездке в Константинополь. Он отправил верного друга в Польшу, чтобы попытаться продать там оставшееся имущество Тот возвратился и подтвердил сообщение о том, что все имения конфискованы, однако привёз пару тысяч дукатов.

В первые два месяца своего пребывания в Константинополе Огинский находился в постоянном контакте с Вернинаком. Тогда ещё имелась надежда создать с участием Франции, Турции, Швеции и Дании альянс, направленный против России. 13 июня Вернинак устроил Огинскому встречу с князем Моруцци, который входил в правительство и отвечал за контакты с иностранными посланниками. Он заверил Огинского в дружественном отношения Турецкой империи к полякам, которым было разрешено сосредоточиться вдоль турецкой ганицы с целью предполагаемого похода на Польшу, однако выступил против поспешных действий.

В Константинополе Огинский провёл шесть месяцев. Как обычно, во многих его письмах есть информация о важных "туристских" достопримечательностях. Каким-то образом ему удалось взять на прокат фортепиано, что, должно быть, помогало ему коротать время. Михаил Клеофас пишет о чуме, которая в то время свирепствовала в Константинополе. Он брал уроки турецкого языка и, хотя научился общаться, турецкая грамматика показалась ему непреодолимо трудной. В июне Огинский узнал о дальнейшем сближении между Францией и Пруссией. Поступала также информация о растущих разногласиях между поляками. Огинского начала охватывать растерянность.

Михаил Клеофас понял, что в Константинополе он ничего не добъётся, а деньги, которые он делил с другими местнями поляками, заканчивались. 4 ноября французский купец по имени мосье Мартен выехал из Константинополя. Им был граф - гражданин Огинский, скрывавшийся под своим новым псевдонимом. Михаил Клеофас направляется вБухарест. Там он узнаёт о смерти императрицы Екатерины и о том, что новый царь Павел освободил Костюшко, игнатия Потоцкого и других руководителей восстания. Он стал подумывать о возвращении к своей семье в Польшу, однако при этом понимал, что необходимо вместе с соратниками по эмиграции продолжать деятельность ради независимости страны.

10 декабря он прибыл во владение графа Дзедушицкого - Яблонов. Через 10 дней ему станет известно, что австрийская полиция знает об Огинском, в том числе его вымышленное имя, поэтому 10 января Огинский уезжает.

В Кракове ему едва удалось избежать ареста.

2 февраля Михаил Клеофас прибыл в Париж. Там он провёл встречу со всеми польскими эмигрантами, чтобы отчитаться перед ними о своих действиях, вручить им письмо из Галиции и, если возможно, выступить в роли посредника. Совершенно удивительно, что ы тот период политической активности Огинский также занимался музыкой. В своём письме от 15 марта 1797 года, адресованном Михаилу Вельгорскому, он пишет, что посещает салон известной исполнительницы музыкальных произведений на клавесине. Михаил Клеофас не упускал возможности бывать на балах и свецких приёмах.

Огинский и другие поляки были обеспокоены тем, что французами не давалось чёткого обещания вернуть Польше независимость; французская позиция очень напоминала принцим "либо возьми, либо уйди". Несмотря на это, Огинский и Выбицкий приступили к разработке плана, и через день он был готов. Михаил Клеофас отправляется на некоторое время в Брюссель. Там он почувствовал, что может "подышать свежим воздухом". Два с половиной месяца разлада в среде парижских поляков привели его в уныние. В Брюсселе он посещал оперу и балет, ходил на лекции Лагарпа по французской литературе и на лекции Фуреруа по химии. Новости о легионах в Италии не обнадёживали. 2 декабря 1797 года, как раз перед возвращением Бонапарта из Италии, он снова приехал в Париж.

На этот раз Огинский намеревался действовать как частное лицо, а не как польский представитель. Он хотел знать, что на самом деле люди думают о Польше, а не получать только туманные обещания и неопределённую поддержку. Он был представлен Наполеону Талейраном. Михаил Клеофас по-прежнему думал о возрождении своей Родины, о восстановлении ВКЛ и рассчитывал на помощь в этом Наполеона Бонапарта, в честь которого даже написал оперу "Зелис и Валькур, или Бонапарт в Каире". Что касается надежды на французскую помощь для восстановления независимой Польши, Михаилу Клеофасу нужен был совет Талейрана. Тот посоветовал Огинскому возвратиться домой к семье. Шансов получить помощь теперь или в ближайшем будущем не было. В случае, если Михаил Клеофас направится в Берлин, Талейран предложил французскую дипломатическую поддержку и защиту. В замечательном, даже пророческом, фрагменте мемуаров Огинский излагает свою уверенность в том, что Польша в конечном итоге обретёт независимость в результате каких-то будущих непредвиденных пертурбаций, однако с помощью парижских эмигрантов ничего нельзя было достичь; единственная надежда возлагалась на легионы.

Огинский опасался ехать сразу в Берлин из-за своей репутации опасного революционера. Сначала он поехал в Гамбург. Даже здесь за ним следили английские и русские шпионы. Огинский раздобыл себе фортепиано и встречался с интересными людьми, такими, как лексикограф Риварол, с которым они виделись ежедневно. В последствии Огинский подробно опишет свою дружбу с Риваролом.

Вскоре у Михаила Клеофаса оказались на исходе деньги. Во время визита в Варшаву новой прусской королевской четы ( Фридрих Вильгельм II к тому времени умер ) его жене удалось выхлопотать для него разрешение вернуться в оккупированную Пруссией Польшу. В этом деле ему также оказывал поддержку Вильгельм Оранский. Когда Огинский посетил королевский двор в Берлине, он был очень любезно принят королевской семьёй, однако его всё равно считали опасным якобинцем.

Такая жизнь становилась тягостной. Лишённый права въезда в оккупированную Россией часть Речи Посполитой Михаил Клеофас оказался без гроша в кармане и был вынужден жить в имении своего тестя. Более того, к тому времени распался его брак. Гораздо позднее, в 1828 году, он будет писать своему зятю Каролю Залускому, мужу его дочери Амелии, что сочувствует ему в связи с тяжёлым бременем обязанностей предводителя шляхты в Упитском уезде. Михаил Клеофас советует Каролю не допускать, чтобы эти обязанности привели к распаду его брака, как это случилось с ним в результате его огромных собственных обязанностей и изгнания. Попытка получить разрешение царя Павла вернуться в Литву оказалась тщетной, однако, после убийства Павла в 1801 году, молодой, но в то время уже влиятельный, Адам Чарторыйский выхлопотал у царя Александра I прощение для Михаила Клеофаса и целого ряда других участников восстания и разрешение для них вернуться на родину.

Глава 3. Жизнь в Залесье

В Залесье Михаил Клеофас поселился в 1802 г.

Залесье стало владением рода князей Огинских в первой половине XVIII в., когда его приобрёл Марциан Михал Огинский (1672-1750), каштелян, а затем воевода витебский, прадед композитора. Называлось оно тогда Дербы. Позднее имение перешло к его сыну Тадеушу Франтишку (1712-1783), а после смерти к его младшему сыну Франтишку Ксаверию Огинскому (1742-1814).

После смерти маленькой Софии в семье Огинских родилось ещё трое детей: в 1808 году Иренуш, в 1809 году Эмма и в 1813 году Ида. Старшая ,дочь Амелия родилась в 1803 году. Семья много путешевствовала, но их домом оставалось Залесье.

В Залесье Огинский приехал с новой женой, итальянкой Марией Нери-Нагурской. Они поселились в старом дворце, а рядом с ним начали возводить новый, по проекту профессора архитектуры Виленского университета Михаила Шульца. Помогал ему, а после его смерти руководил всеми работами другой виленский губернский архитектор Иосиф Пуссе. Строители были местные.

Поместье дяди Франтишка Ксаверия в Залесье включало в себя большой деревянный дом и великолепный парк во Французском стиле - длинной прямоугольной формы, с геометрически высаженными цветочными клумбами, деревьями и кустами. Оно находилось на полпути между Вильно и Минском. Имения холостяка-дядюшки, расположенные на белорусских землях, должны были, согласно воле дедушки Михаила Клеофаса - Тадеушка Франтишка, стать собственностью Михаила Клеофаса после смерти дяди. Поэтому дядя позволил Михаилу Клеофасу занять Залесье, после того как последний вернулся из изгнания в 1802 году, а сам же переехал в другое имение, в Молодечно, ближе к Минску.

Как и все владения магнатов, имение в Залесье включало большие прилегавшие земли, поэтому вскоре Михаил Клеофас принялся за строительство своей собственной усадьбы. В сравнении с типичными дворцами магнатов эта усадьба оказалась удивительно скромной: довольно просторный одноэтажный дом типа бунгало в форме буквы L и много отдельно стоящих строений: часовня, жилые помещения для слуг, водяная мельница, конюшни; описывая это прославленное в своё время летнее имение, невозможно не сказать, что оно было достаточно внушительным. Длина самого короткого флигеля равнялась примерно 50 метрам, а длина самого длинного составляла не менее 160 метров. Дом отражал романтические вкусы своего владельца и впоследствии прекрасно вписался в прилегавший парковый ландшафт. Неотъемлемыми частями здания являлись 4 "башни", размеры которых позволяли разместить на втором этаже большую комнату. Башни были расположены в конце основания "буквы L", в углу и посередине длинного флигеля. Четвёртая башня разделяла короткий флигель пополам, и в ней же размещался просторный вестибюль. Три другие башни являлись жилыми. На второй этаж башен можно было подняться по винтовой лестнице. У всех башен имелись свои названия: башня Марии, Амелии, Иренеуша; одну из них Михаил Клеофас использовал как студию. Она была обставлена довольно просто, и в ней стояло пианино.

Однако гордостью Залесья были парки. К большому французскому парку перед длинным флигелем "L" добавился романтический парк в английском стиле с ругой стороны, который простирался до реки Вилия. В нём было много укромных уголков, лазеек, потаённых мест и три причудливые достопримечательности, в том числе павильон в греческом стиле ("храм Амелии") и китайская пагода. Часть главного здания отвели под "оранжерею", где выращивали экзотические тропические фрукты. Главный корпус состоял из трех двухэтажных частей и двух связующих одноэтажных. Средняя часть по внешнему виду больше напоминала храм, чем жилой покой. По всей длине она имела портик с четырьмя колоннами. Крыша завершалась башенкой в виде обелиска с часами и заканчивалась каменной вазой. К этой центральной части со стороны парка прилегали низкие террасы. К боковому павильону примыкала оранжерея с 14 арочными окнами и 15 пилястрами. Внутренняя планировка дворца позволяла разместить здесь не только жилые комнаты, но и разнообразные гостиные и салоны. Через массивную дверь главного входа гости попадали в центральный вестибюль, откуда можно было попасть в анфиладу парадных помещений - музыкальный салон, розовую гостиную, бильярдную, столовую. Через ряд комнат и застекленные двери гости проходили в оранжерею, которая летом использовалась как столовая. На втором этаже одного их павильонов находилась библиотека, где композитор работал. Книги были в основном на французском языке. Из библиотеки можно было выйти на галерею, откуда открывался прекрасный вид на пруд, парк и зверинец. Ландшафтная архитектура формируется годами, и только примерно с 1820 года, незадолго до отъезда Михаила Клеофаса из Залесья навсегда, появилось описание жизни в Залесье и самого имения, автором которого был молодой поэт Александр Ходько.

После 1815 года Залесье приобрело известность как "Северные Афины".[Приложения 2,3] В Залесье шумели балы и приемы, а именитые и сановные гости почитали за честь быть приглашенными в "Северные Афины". Прапраправнук Огинского, композитор и пианист Иво Залусский в книге "Ген Огинского" приводит воспоминания одного из современников Михала Клеофаса: "Все обладавшие весом в обществе люди, именитые граждане Короны и Литвы, радевшие о благе своей страны, приезжали в Залесье, чтобы обменяться мнениями, и собирались у князя иногда на целые недели". Здесь обсуждались политические новости, прослушивались новые музыкальные и литературные произведения. Оно располагалось недалеко от пути из Санкт-Петербурга в Польшу и по пути из Вильно в Минск, поэтому многие именитые гости останавливались в Залесье и часто проводили там по несколько недель. Кроме того, среди постоянных слуг и жителей Залесья был один старый солдат, который во время минского рейда в период восстания 1794 года спас Михаилу Клеофасу жизнь. Это было памятное место. Хотя в те годы в Залесье было полно людей, ограниченная площадь дворца и необходимость для гостей оставаться на ночь способствовали тому, что Залесье никогда не теряло атмосферы интимности. Оно просто не могло разместить большое количество людей.

В 1821 году в Залесье приехал особый гость. Иосиф Козловский, первый учитель музыки Огинского и друг на всю жизнь, сделал себе большую карьеру на царской службе. Им был даже сочинён существовавший до 1833 года русский национальный гимн. В 1821 году, после сердечного приступа, он на несколько лет возвратился на белорусские земли и именно в тот период временно останавливался в Залесье. Для Михаила Клеофаса это означало возврат к музыкальной деятельности, которая на протяжении всей его жизни носила спорадический характер. Теперь он смог создать струнный квартет, в котором первую скрипку исполнял сам, испанский скрипач Эскудеро был второй скрипкой, Козловский играл на виолончели, а на альте, по-видимому, играла дочь Козловского. В имение один за другим прибывали экипажи со вновь созданными квартетами, чтобы получить здесь экспертную оценку. Шёл процесс "музыкотворчества", а не концентирования, и гости могли либо слушать, либо заниматься другим делом по своему усмотрению.

Жизнь в Залесье протекала с цивилизованной размеренностью, своей размеренностью она напоминала жизнь Версаля, судя по описаниям Сен-Симона. Утро отводилось серьёзным занятиям: учёбе, формальным встречам для обсуждения политических вопросов, деловым встречам, переписке, работе над мемуарами. Обед всегда и для всех был в час дня. Еда и вина были особенно изысканными, и стоило только кому-то из гостей мимоходом заметить, что он кушал за границей гусиный паштет из Страсбурга и тот ему понравился, как этот деликатес уже подавали на стол через удивительно короткий промежуток времени; причём, возможно, не без желания похвастаться. День посвящался выездам, целый набор лошадей и экипажей был к услугам желающих прогуляться верхом, либо в экипаже. Ландшафтная архитектура прилегавших парков обеспечивала максимум удовольствия во время этих прогулок, причём часто дорога заканчивалась у берегов реки. Потом следовали занятия "музыкотворчеством", среди прочих в них принимал участие учитель музыки девочек, итальянский певец и композитор по имени Палиани.

Все переживания, надежды, сомнения прожитых лет Огинский поверял друзьям и музыке. Сегодня известно около 60 его фортепианных и вокальных произведений, в том числе 26 полонезов, 4 марша, 3 мазурки, галоп и менуэт. Однако у Михаила Клеофаса было также много неопубликованных или изданных небольшими тиражами произведений, которые еще не найдены. По словам белорусского музыковеда и историка музыки Ольги Дадиомовой, на формирование музыкальных вкусов Михаила Клеофаса Огинского, "несомненно, повлияли впечатления, полученные в разных странах, однако его творчество наиболее близко славянскому музыкальному искусству. Эта общность проявилась и в образном содержании, и в музыкальном языке его произведений, и в жанровой их направленности".

О процессе создания своих произведений, для которого были характерны черты спонтанности и импровизации, сам Огинский писал: "Мне никогда не приходила в голову мысль создать совершенную и научную композицию и посвятить ей много времени. Эмоциональный порыв, чувство любви или дружбы, волнение, а иногда и боль или глубокая печаль диктовали мне характер звуков и модуляций, которые рисовали все эти эмоциональные переживания и правдиво очерчивали состояние моей души. Мне редко приходилось вносить изменения в мою первую импровизацию".

При всей своей музыкальной одаренности Михаил Клеофас не считал себя профессионалом в музыке и подчеркивал любительский характер своего творчества. Так, в своих "Письмах о музыке" он писал: "Все, что я имею, это хорошее ухо, глубокое чувство гармонии и вкус, которые я воспитал в себе, слушая и часто занимаясь хорошей музыкой. Если мне удалось несколько раз сочинить какие-то мелочи, отмеченные похвалами любителей музыки и знаменитыми артистами, если они пару раз взволновали чувствительное сердце... - я не могу это приписать ни выдающимся способностям, которых я никогда не имел, ни глубокому знанию музыки".

В английском парке находилось два памятника в виде больших каменных блоков. На одном из них имелась надпись в память Костюшко, на другом - в память Жана Ролея.

В 1822 году в Залесье приехал восемнадцатилетний поэт Александр Ходько, который был на четыре года старше Александра, служил у Огинского секретарём с 1819 года. В разговоре за столом Залесье сравнивалось с другими известными и красивыми имениями. В порыве вдохновения молодой поэт сочинил прекрасную поэму о Залесье. В ней он ассоциирует необычную структуру дворца и заслуги Огинских перед своей страной, особенно заслуги нынешнего владельца, чей образ доминирует в поэме. Подробно описываются прелести романтического английского парка, приводятся другие ассоциации. На озере есть лебединый остров, где, согласно легенде, лебедь однажды предсказал будущую красоту Залесья. Поэт упоминает о "Храме Амелии", его восхищает клумба Эммы, гамма цветов которой сочитается с зеленью деревьев; каменный памятник в честь Жана Ролея вызывает у него размышления: "Какой же это был матер, коль у него вырос такой ученик!"; камень в честь Костюшко напоминает автору о несчастной любви этого героя к Юлии Сосновской, что побудило Костюшко покинуть Польшу и уехать сражаться в войне за независимость США рядом с Вашингтоном, "сея страх у гордых островитян!".

Поэт переходит к описанию пчелиных ульев. Трепетание крыльев пчёл напоминает ему о молодости Михаила Клеофаса. Как бы проникая в мысли Огинского, Ходько заставляет его сравнить трудолюбие и единство цели пчёл с разобщённостью поляков, с напрасно затраченными им самим усилиями во благо Польши.

Жизнь в Залесье благотворно повлияла на Михаила Клеофаса. Он вновь возвращается к активной политической и общественной жизни. Огинского избирают почетным членом Виленского университета, он принимает активное участие в заседаниях ученого совета, пополняет коллекции университета. Состоит председателем Виленского благотворительного общества, на счета которого перечисляет значительные суммы денег, полученные от продажи сборников своих музыкальных произведений.

Возобновляется и дипломатическая деятельность композитора. Внешнеполитические события 1806 года (ухудшаются отношения России и Франции) заставили Огинского на время покинуть Залесье. Его путь пролегает через Вильно, Петербург, Париж. В 1810 году Огинский переезжает в Петербург и становится сенатором Российский империи, активно занимается политикой. В 1810--1812 годах -- доверенное лицо императора Александра I. Предлагает последнему проект создания Великого княжества Литовского в составе Российской империи, который, однако был отвергнут. Происходит много встреч с влиятельными особами европейских государств. При выполнении поручений императора Александра I ему очень пригодился опыт прежней дипломатической службы. После одной из поездок в Париж в апреле 1811 года сенатор Огинский (звание сенатора он получил в 1810 году) в беседе с императором высказал предположение о скором нашествии французской армии на Россию. Когда началась война 1812 года, колебаний о выборе своего места у Огинского не было. Заехав на несколько дней в Залесье, он покинул его вслед за отступающими частями русской армии и направился в Петербург.

В 1811 году М.К.Огинский направил Александру I памятную записку о восстановлении в составе Российской империи Великого княжества Литовского с предоставлением ему определенной административной и правовой самостоятельности. Проект был встречен российским императором с пониманием, у композитора и его сторонников появилась надежда. Весь 1812 год Михаил Клеофас провел в Петербурге, продолжая работать над этим проектом. Но время шло, несмотря на свои обещания Александр I все откладывал проведение обещанных реформ. В ноябре 1815 года после беседы с русским царем он понял, что воссоединение с Польшей Литвы и других бывших провинций Речи Посполитой вряд ли произойдет.

И композитор возвращается в свое любимое Залесье, которое в 1814 году, после смерти дяди Франтишка Ксаверия, переходит в его полную собственность.

Залесье не является местом рождения Михаила Клеофаса Огинского, но здесь он прожил, возможно, самые лучшие 20 лет из своей жизни. Сегодня от некогда огромного имения в Залесье остался усадебный дом, мельница, часовня, павильон, несколько полуразрушенных хозяйственных построек. Во время первой мировой войны был разрушен дворец.

В 1920 году в усадебном доме открылся частный пансионат. Сегодня точно не известно, кто в нем отдыхал. После присоединения Западной Беларуси к БССР пансионат превратили в советский санаторий. В годы второй мировой войны в доме размещался штаб немецкой армии. После войны - дом престарелых. В чем-то типичная судьба старинных белорусских усадеб.

В 1996 году усадьбу передали Министерству культуры как филиал литературного музея, в 2000 году - филиал музея истории и музыкальной культуры. Именно в последнее десятилетие усадьба в Залесье снова становится обитаемой. Новые полы в зале еще пахнут свежим деревом, батареи несмело согревают воздух, а на стенах развешаны рисунки местных школьников.

С 1989 года в Залесье живет традиция - отмечать день рождения Михаила Клеофаса Огинского. В этот день здесь звучит музыка, молодые поэты читают свои стихи, выступают и мэтры поэтического слова.

В 2010 году в Залесье прошла международная конференция "Исторические усадьбы Беларуси. Состояние и перспективы". В ней приняли участие представители ЮНЕСКО, Департамента по охране историко-культурного наследия Министерства культуры, Национального агентства по туризму и спорту и ряд других организаций. Участникам конференции прислали приветственное письмо Огинские, которые теперь живут в Англии.

Глава 4. Последний период

В 1822 году Михаил Клеофас по состоянию здоровья покинул Залесье и тогда же обосновался во Флоренции, хотя в следующем году он посетил Париж и Дрезден. Многие не понимают, почему Огинский уехал как раз тогда, когда начинали зреть парки и красота Залесья. Вийом, естественно, полагает, что после смерти Александра у Огинского больше не было защиты от кредиторов, забывая о том, что Александр умрёт лишь три года спустя. Главной причиной отъезда стал климат, который вредил страдавшему подагрой Огинскому, но многие восприняли это как отговорку.Фактически именно это, вероятно, стало основной причиной отъезда. У владельца Залесья действительно была подагра. Среди его бумаг имеется перевод "Диалоги между Франклином и его подагрой". Впоследствии , в 1829 году, у Огинского настолько обострился артрит, что он не мог писать, а вынужден был диктовать и не спал ночами. Таким образом, после того как Михаил Клеофас обосновался за границей и почувствовал некоторое улучшение здоровья, он, возможно, опасался возвращаться в Залесье, где период поздней осени мог быть особенно неприятным. Существовала ещё одна проблема: его брак перестал быть счастливым. Похоже, что Мария к тому времени превратилась в довольно нимфоманиакальное создание, кроме того, можно полагать, что "Северные Афины" стали черезчур провинциальными для человека с такими комополитическими вкусами. Козловский не мог оставаться в Залесье басконечно, а за границей существовало больше шансов со вновь обнаруженным удовольствием заняться камерной музыкой, а также закончить написание и опубликовать "Мемуары". В течение 1807 и 1808 годов Огинские уже некоторое время жили во Флоренции: Михаилу Клеофасу, видимо, город понравился, поэтому на Флоренцию пал выбор и на этот раз.

Михаил Клеофас еще в Залесье рассортировал свои заметки и за первые несколько лет жизни во Флоренции закончил "Мемуары о Польше и поляках, начиная с 1788 и до 1815 года". В этом Огинскому всё время помогал Леонард Ходько, приехавший с ним в Италию и оставшийся там до 1826 года, когда он отправился в Париж, чтобы там проследить за публикацией.

Нельзя забывать и о том, что Флоренция в то время была столичным городом. Огинские жили там не только в более благоприятном климате, но и поддерживали те связи в обществе, которые были им особенно по душе. Михаил Клеофас регулярно посещал ужины и балы при дворе, у Боргезе, в посольствах и в домах английских изгнанников. Он встретил там старых знакомых, например маркиза Лукессини, вездесущего правителя Фридриха Вильгельма в Варшаве во времена Великого сейма. Несмотря на преклонный возраст, умственные способности маркиза не пострадали. Сиверс, главный "негодяй" Гродненского сейма, надеялся, что сможет ещё до своей смерти прочесть готовившиеся к печати мемуары Огинского. Он был очернён историками и рассчитывал на более уравновешенное и справедливое отношение к нему Михаила Клеофаса. Возможно, отношение к нему Огинского было лучше того, чего он заслуживал. В 1826 году Огинский навестил Прозор; Ходько в то время ещё находился во Флоренции.

После завершения и опубликования "Мемуаров" у Огинского появилось чувство своей потерянности. В Париже уже были напечатаны две тысячи экземпляров и три тысячи в Женеве. В 1827 году "Мемуары" вышли в свет в переводе на немецкий язык, второе такое издание состоялось в 1845 году.

Огинский продолжал писать, главным образом, биографические очерки о выдающихся поляках. Он отдал распоряжение перевезти все свои бумаги и неопубликованные сочинения в Залесье и пообещал Ходько доступ к этим документам после своей смерти.

Хотя у Михаила Клеофаса не было прямого доступа к новому императору Николаю I, он через другие каналы обратился с просьбой предоставить работу Иренеушу в Российской дипломатической миссии при Тосканском дворе. Просьба была удовлетворена, но через некоторое время российский посол, друг Огинского, получил из Санкт-Петербурга письмо с жалобой, касавшейся опубликованных мемуаров: император выражал недовольство ими, тем более в связи с любезностью, оказанной Иренеушу. Огинский в своём ответе объяснил, что при внимательном прочтении мемуаров никто не обнаружит в них ничего бунтарского. Больше по этому вопросу он не получал никаких сообщений.

В 1829 году Огинского навестил Мицкевич, величайший польский поэт.Мицкевич приехал со своим другом Одынцом. Одынец когда-то был школьным другом Александра Ходько и вместе с ним приезжал в Залесье. Леонард Ходько уже посылал Огинскому из Парижа стихотворения Мицкевича. Создаётся впечатление, что к ранним творениям поэта Огинский был настроен критически, но несколько месяцев спустя он похвалит его в своём письме к Ходько. У Мицкевича проявлялся настоящий талант, и его гений, по мнению Огинского, набирал высоту. Двое молодых людей были очарованны беседой с Михаилом Клеофасом и навестили его ещё несколько раз. Одынец описывает эти визиты в своих мемуарах и жалуется, что встречи обычно заканчивались шахматной партией между Огинским и Мицкевичем, тогда как сам Одинец предпочёл бы продолжать беседу. Фрагмент из "Писем о музыке" свидетельствует, что Михаил Клеофас был сильным игроком в шахматы. В последствии Мицкевич упомянет Огинского в своём шедевре "Пан Тадеуш".

В последние годы жизни Огинский скучал по своей семье. С Амелией и Иренеушем он переписывался и раньше, но тогда, 13 марта 1827 года, Михаил Клеофас впервые написал письмо Эмме. Его последующая переписка с ней омрачена печалью уходящих лет жизни. Он вспоминает о счастье, которое когда-то приносила ему жизнь с семьёй в Залесье.

Огинский испытал большую радость, когда в начале 1833 года Эмма со своим мужем приехала во Флоренцию, Последний раз Михаил Клеофас видел Эмму в Залесье, ещё подростком. Её семья оставалась в Италии целый год. Когда они находились во Вьяреджо, они получили письмо от Огинского, жаловавшегося на сырое лето. По-видимому, он жил за городом и приезжал во Флоренцию только в день выхода газет. Отец писал, что слушал оперу Доцинетти "Анна Болена", что скучает без общества Эммы. Эмма снова приехала во Флоренцию до рождения своей дочери Гелены 13 сентября. Таким образом, Михаил Клеофас увидел по крайней мере одну из своих многочисленных внуков и внучек. В октябре он заболел. 13 октября Эмма привезла показать ему Гелену. У него хватило силы только перекрестить ребёнка, говорить он уже не мог. Умер Огинский15 октября 1833 года в доме № 1014 на улице Легнаоли в окружении своей семьи - второй жены-итальянки и четверых детей. По словам Эммы, учитывая то, как сильно он страдал от подагры в последние годы, смерть была относительно безболезненной.

Михаила Клеофаса похоронили на монастырском кладбище около храма Санта Мария Новелла. Спустя некоторое время останки композитора были перенесены в костел Санта Кроче, в пантеон, где покоятся Микеланджело, Макиавелли, Галилей.

Итак, с учётом сказанного, где мы можем сегодня лицезреть наследие Огинского? Ответ такой: в достаточно полном нигде, если не считать музыки. Лучшее, что мы можем сделать, это, прежде всего, изучить его влияние на трёх человек.

В фойе Большого зала Московской консерватории находится известная картина И.Е.Репина "Славянские композиторы". Среди 22 композиторов рядом с Шопеном изображен и Михаил Клеофас Огинский. Художник так писал о нем Стасову: "Имя его известно всей России, и я слышал вальс и полонез, им написанные, и даже сплетни о его романтической смерти. Между тем музыканты, которых я спрашивал, говорят о нем, как о мифическом существе".

Заключение

Итак, проведя данное исследование можно с уверенностью заявить, что Михаил Клеофас Огинский внёс неоценимый вклад в культуру Беларуси и Польши. Значительную часть его наследия составляют фортепианные пьесы: польские танцы -- полонезы и мазурки, а также марши, менуэты, вальсы, романсы. Но это был не только композитор, а ещё и дипломат, политик, меценат, революционер, делавший всё возможное для благополучия и независимости своей страны. Деятельность Огинского, его жизненный путь связаны со многими странами.

Уже в детстве Михаил Огинский знал, что, когда станет взрослым, будет служить "своей родине и королю". Получив прекрасное домашнее образование и продолжив его в Варшаве изучением математики, каллиграфии, романских языков и творчества античных писателей, уже в возрасте 19 лет Михаил Клеофас Огинский сделал блестящую политическую карьеру - стал депутатом сейма.

Граф Михаил Клеофас Огинский - горячий сторонник восстания Тадеушка Костюшко. Он был избран в Национальный Совет, на одном из заседаний которого он заявил: "Отдаю на благо Родины свои имущество, труд и жизнь". На свои средства он сформировал большой вооруженный отряд, которым сам и командовал. Старинный герб Огинских он заменил щитом с девизом: "Свобода. Стойкость. Независимость". Михал-Клеофас был начальником повстанцев Вилкомирского, Свенцянского и Браславского уездов. С тысячей кавалеристов и полутора тысячами пехотинцев он напал на Динабургскую крепость.

В Залесье, где он провёл 20 лет, Михаил Клеофас построил новый дворец в классическом стиле по проекту профессора архитектуры Виленского университета Михаила Шульца и разбил парк с оранжереей. Современники называли Залесье "Северными Афинами". Из Петербурга сюда приезжал Осип Козловский, а также многочисленные музыканты и исполнители. Здесь бывали и поэты, писатели, а также ученые Виленского университета, почетным членом ученого совета которого был избран Огинский.

Жизненный путь композитора М. Огинского похож на увлекательную повесть, изобилующую внезапными поворотами судьбы, теснейшим образом связанной с трагической судьбой его родины. К сожалению, ему не суждено было провести свои последние годы жизни в родных местах из-за состояния здоровья. Он умер в Италии. Но до конца своих дней он не переставал думать о родине и Залесье.

Таким образом, можно сделать вывод, что Михаил Клеафас Огинский выдающийся дипломат, политик и композитор, сделавший огромный вклад в культуру Польши и Беларуси.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

1. Залуский А. Время и музыка Михаила Клеофаса Огинского/ Пер. с англ. В. Плютова. - Мн.:Изд-во "Четыре четверти", 1999.-191 с., ил.

2. Залуский И. Ген Огинского/ Мн.:Изд-во "Четыре четверти", 2007 г.

3. Сяргей Верамейчык . Міхал Клеафас Агінскі/ Мн.: Изд-во "Кавалер"

4. Бэлза И. Михал Клоефас Огиньский/ М.: "Музыка" 1974 г.

5. http://oginsky.stsby.com/

6. http://ru.wikipedia.org/wiki/Огинский,_Михаил_Клеофас

михаил огинский композитор политик эмиграция

Приложение 1.

Карта эмиграции М. К. Огинского.

Приложения 2,3

Залесье при М.К. Огинском.

Размещено на Allbest.ru