Монголо-татары и Русь

Таким образом, среди погребений золотоордынского времени на юге современной Украины и в Молдове выделяется группа, имеющая ямы с подбоями или заплечиками, что, вероятно, и позволяет относить эти погребения к специфически монголо-татарской погребальной обрядности.

Собственно, об этом имеются убедительные свидетельства в записях Плано Карпини и Джузджани. Вот как описал Карпини погребальный обряд у знатных татар: "Они идут тайком в поле, удаляют там траву с корнем и делают большую яму и сбоку от этой ямы делают яму под землей […] Мертвого же кладут в яму, которая сделана сбоку, вместе с теми вещами, о которых сказано выше, затем зарывают яму, которая находится перед его ямой, и сверху кладут траву, как было раньше, с той целью, чтобы впредь нельзя было найти это место".

Можно ли объяснить небольшое число находок собственно монголо-татарских погребений в степных регионах трудностью их обнаружения? В какой-то мере, да. Но, думается, не это главная причина. Есть значительно больше оснований предполагать, что монголо-татары очень быстро восприняли обычаи местного тюркского кочевого населения и хоронили своих умерших так же, как и они. К тому же, собственно монголы составляли лишь незначительную часть кочевого населения не только южнорусских степей, но и в целом Золотой Орды.

Этническое растворение монголо-татар в море тюркского степного населения сопровождалось также значительным участием в этом процессе и восточнославянского элемента. Порабощенная Русь служила для татар не только источником их экономического благополучия, но также и неиссякаемым резервом рабочей силы.

Ежегодно десятки тысяч русских людей уводились в степь, где они были обречены на пожизненное поселение. Важное свидетельство этому находится у Плано Карпини. Согласно ему, татары брали десятину от всего - от людей и от вещей. Они отсчитывали десять юношей и одного из них брали себе, то же делали с девушками: забирали их в свою землю и превращали в слуг. Из последующего рассказа Карпини явствует, что в татарскую неволю уводили из семьи каждого третьего сына, а также всех незамужних женщин. Они пополняли гаремы татарских вельмож (в том числе и ханов), рожали им наследников и таким образом содействовали европеизации тюркско-монгольского этноса.

В свою очередь, восточные славяне также "окрашивались" в тюркско-монгольские тона. Происходило это не только путем многочисленных внебрачных связей татарских воинов с русскими девушками, но и благодаря оседанию части татар в южнорусском пограничье и их постепенной ассимиляции. Из Лаврентьевской летописи узнаем про слободы татарского баскака Ахмата в Посеймье. В них кроме татар проживали, по-видимому, и русичи. Летопись пишет: "Умножашася людей в свободахъ тхъ, со вспхъ сторонъ сошедшеся". В реальной жизни таких татаро-славянских слобод на южнорусских землях было много. Есть основания предполагать, что в них селились те татары, которые были христианами. Л. Гумилев полагал, что подобно тому, как тюрки, черные клобуки и берендеи искали в XII в. покровительства киевских князей, так должны были монгольские христиане лепиться к южной границе Русской земли. Когда киевский иерарх Петр Акерович на Лионском церковном соборе 1245 г. отвечая на вопрос о татарской вере, заявил, что они верят в единого владыку света, а Бог и Его сын находятся на небе, он, вероятнее всего, имел в виду кочевников-христиан.

Разумеется, степень взаимных влияний русских и монголо-татар на раннем этапе их драматического соседства не следует преувеличивать, но и отрицать их наличие тоже нельзя.