С этим кругом памятников представляется возможным связать скульптурный портрет из Северного Причерноморья хранящийся в Государственном Эрмитаже Неверов О.Я. Митридат и Александр. - С. 90-92.; Савостина Е.А. Указ. соч. - С.221-224.. Он происходит из Керчи. Эта случайная находка с северо-восточного склона горы Митридат в 1909 г. была приобретена В.В. Шкорпилом для Археологической комиссии, а затем в 1910 г. поступила в собрание Эрмитажа как «идеальная голова времени эллинизма». Портрет изображает мужчину в расцвете лет (Прил. 11). Суммарно обозначенные волнистые волосы обрамляют его лицо с подчеркнуто большими, как будто широко раскрытыми глазами. Голова гордо вскинута вверх и слегка наклонена к правому плечу, губы полуоткрыты, взгляд направлен вперед и несколько вверх. Это сообщает портрету динамичность, подчеркивая интенсивность внутренней жизни, выделяя основную черту в характере изображенного - неукротимую, как бы с трудом сдерживаемую энергию.

Это, несомненно, лишь часть статуи, о чем свидетельствует обрез шеи, которая вставлялась в отверстие на плечах. Высота сохранившейся части 0,38 м. Портрет исполнен из голубоватого, на сколах крупнозернистого мрамора, покрытого желтой патиной. Материал, по-видимому, малоазийского происхождения. Сохранность портрета плохая: утрачена верхняя часть головы, отбит нос, сбита поверхность на губах, подбородке и шее. Мастер, создавший керченский портрет, применил частую в позднеэллинистической культуре экономную технику, при которой верхняя часть головы, как правило, исполнялась из отдельного куска мрамора, крепившегося на основную часть с помощью выступа и металлических штырей. В данном случае эта верхняя часть утеряна, но на месте соединения сохранились характерные отверстия. Возможно, статуя была исполнена в технике акролита, так что фигура могла быть изваяна из другого материала, известняка или дерева.

Работа скульптора отличается некоторой жестокостью и суммарностью: он четко подчеркивает веки, придавая им вид выпуклых валиков, сильно сглаживая лоб и щеки. Ноздри и уголки губ слегка тронуты буравом; в обработке же волос этот инструмент не применен.

Портрет отличается некоторой противоречивостью: с одной стороны, в нем налицо черты героичности, динамизма и патетики, свойственные образу человека в искусстве высокого эллинизма; с другой стороны, в работе скульптора обнаруживается такое обобщение индивидуальных черт, которое присуще, пожалуй, лишь классицизму I в. до н.э. - I в. н.э. Общая композиционная схема динамичность и пафос керченского портрета заставляет вспомнить некоторые изображения Александра Македонского. Особенно близка ему голова Александра из Пергама, хранящаяся в Стамбуле. Этот портрет, исполненный в середине II в. до н.э., восходит ещё к традиции Лисиппа. Для него характерно энергичное движение головы, патетический взгляд помещенных глубоко в тень глаз, полуоткрытые губы, придающие взволнованность образу юного царя. Лишь более живописная пластика с пересекающими лоб складками и более мягкой игрой светотени отличает стамбульский портрет от эрмитажного. Гораздо больше общего имеет портрет из Керчи с головой неизвестного эллинистического правителя, хранящийся в Берлине. Она также происходит из Пергама, и в ней видят изображение царя Каппадокии Ариарата IX, сына Митридата. Этот портрет исследователи склонны относить к 90 - 80-м годам I в. до н.э. Отмечается близость технических приемов работы скульптора и характерное своеобразие трактовки лица. Мастер подчеркивает и выделяет светотенью огромные глаза, окруженные жесткими валиками век, нос и рот; плоскости же щек, лба, подбородка оставляет совершенно гладкими, не расчлененными на планы.

Эти черты своеобразного «классицизма» в позднеэллинистической портретной пластике очень характерны именно для Пергама. Кроме берлинского портрета здесь могут быть названы упомянутые изображения Митридата-Геракла в Лувре и Берлине. Наследие пергамской скульптурной школы II в. до н.э. сохраняется в подчеркнутом динамизме и патетичности образов. Новым является сильно обобщенная трактовка лица, почти полное отсутствие планов, моделировки мускулов, складок, что делает лицо как бы нерасчлененной рамой для выделенных тенью огромных глаз, помещенных в глубокую тень и подчеркнутых сухо почерченными веками и удлиненными слезницами - все это налицо и в керченском портрете. Его близость к кругу работ пергамских мастеров начала I в. до н.э. представляется О.Я. Неверову Неверов О.Я. Митридат и Александр. - С. 92. несомненной.

Общим типологическим сходством с портретами Александра Великого предполагается изображение здесь этого правителя, но маловероятно, чтобы в керченском портрете пергамский мастер начала I в. до н.э. изобразил его. Кроме того, здесь нет типичных для портретов македонского царя высоко поднятых надо лбом прядей волос, его львиной анастоле. Слегка волнистые локоны ровной рамкой окружают лоб и лицо изображенного эллинистического царя. Не типичен для портретов Александра и покатый лоб с подчеркнутыми, сильно выступающими надбровьями. Именно эти черты постоянно встречаются в скульптурных портретах Митридата VI. Стремление подчеркнуть сходство с Александром, столь явственное в керченском портрете, указывает, что, вероятно, здесь изображен Митридат Понтийский. Это косвенно подтверждает и место находки скульптуры в развалинах Пантикапея.

Керченский портрет Митридата VI ввиду его несомненной близости изображениям царя, относящимся к 88 - 85 гг. до н.э., ко времени освобождения Азии и пребывании в Пергаме, может быть датирован этим периодом. В самом Пергаме, а может быть где-нибудь на севере Малой Азии, или пергамским мастером, работавшим в далеком Пантикапее, и был создан этот героический, полный пафоса портрет Митридата.

Другой, близкий керченскому, портрет хранится в Одесском археологическом музее Там же. - С. 93-94.. Происхождение его точно неизвестно. В собрании музея он значится с 1895 г. Подобно керченскому Митридату VI, это - также часть статуи, о чем говорят характер обреза шеи. Высота сохранившейся части 0,42 м. Портрет исполнен из мелкозернистого, теплого по тону, возможно, греческого мрамора. Портрет изображает молодого мужчину с высоко поднятой, чуть склоненной влево головой, увенчанной пышной массой длинных волнистых кудрей. Надо лбом пряди резко поднимаются кверху, с боков - ниспадают на шею, оставляя открытыми мочки ушей. Глаза помещены в глубокую тень, взгляд, обращенный вверх, имеет патетическое, даже несколько страдальческое, выражение. Полные губы немного полуоткрыты.

Сохранность портрета плохая: недостает верхней губы, носа, есть сколы на бровях, подбородке, прядях волос. Здесь, как и в керченском портрете, налицо та же экономная резка мрамора, характерная для позднеэллинистической портретной пластики. Задняя часть головы не сохранилась, а на оставшейся части имеется залитое свинцом отверстие для крепления.

Динамичное, беспокойное движение, черты патетичности и героизации образа сближают этот портрет с керченским. В.Д. Власов отнес его к работам пергамской школы конца II в. до н.э. Исследователю представляется несомненным прямое воздействие мастеров фриза пергамского алтаря Зевса. Однако, несмотря на большую мягкость и живописность пластики, отличающую одесский портрет от керченского, нельзя не отметить в нем и черт своеобразного «классицизма», характерного для пергамской скульптурной мастерской начала I в. до н.э. Почти идентичны приемы обработки поверхности щек, подбородка, глаз, обрамленных сухими, графично прочерченными валиками век и снабженными характерными, удлиненными слезницами. Лишь отличие в трактовке лба, пересеченного глубокой складкой, а также легкие складки под глазами выдают руку другого мастера.

Этот портрет прежде считался изображением Александра Македонского; затем в нем видели изображение варвара (Э. Штерн); а В.Д. Власов склонен считать его изображением галла. О.Я. Неверову близость к вышеперечисленным изображениям Митридата VI представляется очевидной. И здесь понтийский царь угадывается под привычным в его иконографии прототипом Александра Великого. Отсюда тот характер «варвара» и то впечатление, которое производит изображение на исследователей. К сожалению, как и в керченском портрете, здесь не сохранилось наиболее важных для иконографического отождествления черт. Нет носа, почти полностью сбита верхняя губа. Но тип лица, глаза, помещенные глубоко в тень, сильно выступающие надбровья и покатый лоб - достаточно четкие признаки, чтобы и здесь признать изображение Митридата Евпатора.

Этот портрет исполнен пергамским скульптором в годы наибольших политических успехов Митридата. Как ни один из сохранившихся портретов понтийского царя он близок его изображениям на пергамских монетах «эры освобождения». Вероятно, что лежащий в основе прототип, созданный в 80-х годах одним из пергамских мастеров, был одобрен самим царем. Этим объясняется его необычайная популярность и тот факт, что он вытесняет все прежние изображения Митридата. Воспроизведение этого портрета бесконечно повторяется на монетах после 88 г. до н.э. К нему же восходят и почти все известные изображения Митридата на геммах. Художник сильно идеализирует облик почти 50-летнего царя и подчеркивает лишь некоторые из черт его характера, наиболее выгодные в официальном портрете, оставляя без внимания или затушевывая остальные. Неукротимая энергия, вечная юность владыки, его реальное или вымышленное сходство с Александром Великим - вот все, что было сочтено достойным запечатления в героизированном изображении Митридата.

К образу Митридата после его смерти обращаются на Боспоре Сапрыкин С.Ю. Золотая пластина из Горгипии / С.Ю. Сапрыкин // ВДИ. - 1983. - №1. - С. 68-78.. Об этом свидетельствуют два памятника глиптики, происходящие из Пантикапея. Это два перстня-печати с портретами понтийского царя Неверов О.Я. Митридат Евпатор и перстни-печати из Пантикапея / О.Я. Неверов // СА. - 1968. - №1. - С. 235-239.. Первый это золотой массивный перстень I в. н.э. с плоским овальным сердоликом (Прил. 2, в, г). Он был найден в 1872 г. в каменной гробнице на горе Митридат в Керчи. Богатое погребение, принадлежащее, по-видимому, знатному пантикапейцу содержало деревянный саркофаг, золотой венок, серебряный флакон, чашу из красной яшмы, краснолаковый светильник I в. и три стеклянных сосуда начала I в. Форма перстня с тонкой шинкой, постепенно расширяющейся и переходящей в жуковинку, типична для конца I в. до н.э. - начала I в. н.э Неверов О.Я. Митридат Евпатор и перстни-печати из Пантикапея. - С. 235-236..

На печати изображен мужчина с головой, увенчанной диадемой (Прил. 2, в, г). На щеках обозначены бакенбарды. Круглая застежка на плече скрепляет плащ. Обращенный вверх взгляд, резко поднятая бровь, образовавшаяся на лбу складка, полуоткрытый рот придают образу мужчины черты взволнованности и торжественного пафоса. В Отчете Археологической комиссии, где эта печать была опубликована, она толковалась как изображение бога Аполлона. Однако это, несомненно, портрет, о чем свидетельствуют такие необычные в образе божества индивидуальные черты, как форма носа с горбинкой, бакенбарды, обозначенное на шее адамово яблоко. Об этом говорит и дробная пластика лица. Судя по венчающей голову широкой диадеме, здесь изображен один из эллинистических царей. На первый взгляд заметно общее сходство с Александром Македонским. Но, вероятно, образ Александра служил лишь отправной точкой для создания этого портрета.

Сравнивая изображение царя на печати с портретами Митридата VI на монетах, О.Я. Неверов нашел достаточно общих черт, чтобы отождествить изображенного с Митридатом. На печати, как и в портретах первых типов монет, волосы образуют компактную массу, а в верхней части представляют собой подобие плотной шапочки. Отдельные пряди, выбиваясь снизу и сверху из общей массы волос, заходят за край диадемы. Своеобразная форма носа с горбинкой нередко встречается на монетах Митридата. Типичной чертой для портретов Митридата VI являются бакенбарды. Характерна для его портретов и подчеркнутая взволнованность, динамичность образа. Также, возможно, что это образ обожествленного Митридата, на что, по-видимому, указывает широкая круглая диадема без ниспадающих лент. Об этом же может говорить приподнятая надо лбом масса волос. Таки образом, царь предстает здесь как обожествленный основатель ахеменидской династии на Боспоре. Словно призыв к мести за унижение побежденного римлянами Митридата выражен в облике царя, одушевленного трагическим порывом, искажающим его черты.

Видимо, к эпохе Августа, к концу I в. до н.э. относится другой портрет Митридата, найденный в некрополе Пантикапея Неверов О.Я. Митридат- Дионис. - С. 43.; Он же. Иконография Митридата VI: Феномен портретной глиптики эллинизма. - С. 155-156.; Он же. Портретные геммы и перстни из северного Причерноморья / О.Я. Неверов // ТГЭ. - Т.17. - 1976. - С.166-182.. Это сердоликовая печать без оправы с изображением юного идеализированного лица обожествленного владыки (Прил. 10, в). Она относится ко времени, когда образ Митридата Евпатора становится своего рода знаменем патриотического движение на Боспоре. Изображение имеет отчетливое физиономическое сходство с Митридатом выше упомянутой геммы из Керчи. Возможно, за основу был взят тот же тип изображения. Здесь повторены и патетический изгиб бровей, и характерный нос с горбинкой, и взволнованно полуоткрытые губы. Волнистые кудри, высоко поднятые надо лбом, падают на плечи царя. Энергичность образа, словно сдерживаемый порыв, отражена в самой динамичности форм, в тех же вскинутых надо лбом прядях волос, гипнотически устремленном вперед взоре, в полураскрытых губах. Приемы резьбы этой геммы более примитивны, отсутствует экспрессивный мрачноватый пафос первого портрета. Мягкое, живописное эллинистическое изображение, взятое, вероятно, за образец упрощено и решено скорее графическими средствами, чем моделировкой.

Представленные здесь памятники изобразительного искусства, хотя и являются только частью всего массива изображений Митридата, демонстрируют многообразие используемых форм. С самого начала своей активной деятельности Митридат, впрочем, как и другие эллинистические правители обращается к этому виду идеологического воздействия. Оказываемое влияние способствует сохранению политической активности царя, и, возможно, стимулирует её.

При анализе изобразительных материалов можно выделить несколько хронологических периодов. Первый начинается с началом правления Митридата и характеризуется, возможно, поиском стиля выражения идеи о ключевой роли понтийского правителя в греческом мире, пробами в изобразительном творчестве, в некоторой степени связанными с внешней политикой царя. Так, существует теория, что со стороны греческих городов Северного Причерноморья после «освобождения» от варваров исходило желание обожествить Митридат, вознося его к Дионису и Гераклу. В результате он приходит к идее отождествления с Дионисом, характерный эпитет которого - «Освободитель».

Следующий этап начинается с военных успехов Митридата в Азии. Здесь после открытого обожествления в употребление входит патетический образ Митридата, могущественного военачальника и правителя, сравнимого с мифическим Гераклом и непобедимым Александром.

Дальнейшее развитие образ Митридата получил уже после его смерти в Боспорском царстве. Здесь используя стиль изображений предыдущего периода, обращаются к идее пламенного предводителя азиатских народов в борьбе с врагами. Митридат предстает как божественный (как с греческой стороны, так и с персидской) родоначальник правящей династии на Боспоре, противостоящий чужеземному влиянию.

Глава II. Письменные источники

В античной традиции, односторонне освещающей, как думают, события в духе римлян, портрет понтийского царя Митридата Евпатора представлен весьма мрачно. Однако, все-таки, Митридат относился к числу величайших врагов римского народа. Риму пришлось вести против него три войны, и только в третьей императору Помпею удалось сокрушить Митридата. Вообще противоборство с римской мировой державой стало судьбой понтийского царя. Жизнь его пестра и многогранна, но, по существу, этот царь принадлежал миру Переднего Востока, на который он сам и в политической и в административной сфере наложил отпечаток своей личности Бенгстон Г. Правители эпохи эллинизма / Г. Бенгстон, пер. с нем. и втуп. ст. Э.Д. Фролова; Акад. Наук СССР, Ин-т востоковедения. - М.: Наука, 1982. - С. 290-321..

Большая часть событий точно установлена, а кроме того, известны некоторые подробности из личной жизни царя - они рисуют Митридата человеком большой силы воли, и, пожалуй, ещё большей беспощадности. В жизни не было для него ничего святого. Главным стимулом его действий и стремлений была совершенно неприкрытая ненависть к римлянам, которым он никогда не мог простить, что они вторглись в сферу его интересов в Передней Азии.

Письменные источники, повествующие о Митридате довольно многочисленны и разнообразны. Так о Митридате имеют сведения Страбон, Аппиан, Мемнон из Гераклеи, Плутарх, Цицерон, Веллей Патеркул, Юстин пересказывающий Помпея Трога и другие не менее значимые авторы. Они писали в различное время и на разные темы, но в их трудах можно проследить некоторые однотипные моменты. Это объясняется как наличием одинаковых источников, так и определенным стереотипом взглядов на отдельные вопросы. Но, во всяком случае, при характеристике этих произведений необходимо учитывать своеобразность каждого труда.

Первыми рассмотрим речи Марка Тулия Цицерона Шелов Д.Б. Из античной литературной традиции о Митридатовых войнах: Посидоний и Цицерон / Д.Б. Шелов // История и культура античного мира: сборник статей / Акад. наук СССР, Ин-т археологии. - М.: Наука, 1977. - С. 198-200.. Это современный Митридату материал. В них он, конечно, в своих целях повествует о понтийском царе, о войне с ним и о других смежных темах. Перейдем же к собственно его речам. Так в «Речи о предоставлении империя Гнею Помпею» Цицерон доказывает необходимость предоставления чрезвычайного империя (военной власти) этому полководцу. В ней оратор говорит о долге римлян победоносно закончить эту войну, об интересах Рима в ней, о тяжелом характере этого военного столкновения, о необходимости назначить именно Помпея на должность командующего. Для оказания наибольшего эффекта на публику, Цицерон указывает на оскорбления нанесенные римлянам Митридатом, на те злодеяния, которые остались без должного наказания (III.7; V.11,12). Под злодеяниями имеются в виду зверское содержание в плену посла римского народа и консуляра и, конечно, казни римских граждан во всей Азии. Также страшной опасности подвергаются жизнь и достояние союзников, здесь упоминается Ариобарзан, царь Каппадокии. О помощи просят все городские общины во всей Азии и Греции. Таким образом, Митридат здесь выступает как злостный жестокий самоуправный самодержец, победоносная война над которым просто дело чести для римского народа. И требуется приложить все заботы и усилия к ведению войны с ним, в которой римляне защищают славу своего имени, неприкосновенность союзников, свои важнейшие государственные доходы, благосостояние многих своих сограждан, тесно связанное с интересами государства (VII.19).

Дальше Цицерон доносит до слушателей, как трудно вести эту войну. В доказательство своей мысли, он повествует о том, что Митридат, оставленный в покое после первой войны, подготовился к следующей, собрал многочисленные войска и снабдил их всем необходимым. Оратор особенно отметил ту ярость и ненависть, которой пылают сам понтийский царь и его войска. Возможно, чтобы усилить эти моменты, автор речи несколько раз напоминает, что их противник обладает всякими сокровищами, а именно грудами золота, серебра и драгоценностей, которые достались в наследство от предков или награблены во время войны в Азии (что также оскорбительно для римлян). Наверное, чтобы показать слабую сторону в личности Евпатора, Цицерон уделяет внимание таким моментам, когда царь предстает побежденным. Здесь он предстает как униженный проситель, обратившийся к другим царям и к другим народам. Слабость характера противника усиливается упоминанием о его бегстве в страхе перед римским полководцем. Для большего эффекта указывается на его упавший дух, утраченные бодрость и былые надежды (IX.22), которые, впрочем, были восстановлены благодаря Тиграну, царю Армении.

В продолжение повествования о трудности военных действий, Цицерон говорит о той ситуации, что сложилась после изгнания Митридата из царства своего отца и своих дедов. Среди народов и племен Азии был пущен слух, что римское войско вошло в их страну для разграбления богатейшего и благоговейно чтимого храма. Согласно рассматриваемой речи, многие сильные племена поднялись по этому поводу, охваченные небывалым ужасом и страхом. Таким образом, Митридат получает поддержку в виде войск не только из своего царства, но также и от других царей и народов. Цицерон даже приводит объяснение этой помощи. Обычно бывает так, что несчастья, случившиеся с царями, во многих людях вызывают сострадание и деятельное участие, в особенности же в тех, которые сами являются царями или живут под царской властью, так что царское имя кажется им великим и священным. Потом автор приходит к выводу, что, именно, благодаря этой поддержке побежденный Митридат смог совершить то, чего он до своего поражения даже ни смел желать. Теперь Евпатор не удовлетворяется этим неожиданным даром счастья, а вернувшись в родную страну, продолжает нападать на римлян. И как бы усиливая трагичность положения, речь констатирует трудный характер войны, которую соединенными силами ведут могущественные цари, возобновляют уже восставшие против нас народы и начинают ещё не затронутые войной племена. Дальше в тексте речи Цицерон ещё раз упоминает зазнавшегося понтийского царя, чей пыл после непривычных для него побед был сдержан Помпеем, который привлекал к себе внимание царя как великий полководец.

В другой речи Цицерона, прочитанной в защиту Луция Лициния Мурены в суде во второй половине ноября 63 г. до н.э., также сталкиваемся с повествованием о Митридате и войне с ним. Но теперь мы видим другой стиль изложения материала. Этой речью Цицерон оправдывал правомерность назначения Луция Мурены на должность консула. Для доказательства этого, он приводил, в частности, воинские заслуги консула во время войны, когда он был легатом под руководством Луция Лукулла. В противовес противникам, утверждающим, что в течение памятной войны с Митридатом, полководцы сражались с бабёнками (В защиту Мурены.XIV.31), Цицерон утверждает обратное. Для демонстрации успехов полководцев, в частности Мурены, писатель воспевает могущество их врага, Митридата. Он хочет акцентировать внимание слушателей на личности царя и его действиях, и таким образом ставит его выше всех других царей, с которыми римский народ вел войны (В защиту Мурены.XV.32). Здесь Митридат сражается с великими полководцами, и они не могут уничтожить его. Царь выступает как сложный противник, затративший несколько лет на составление плана войны и подготовку средств для её ведения. И только при Лукулле, под руководством которого служил защищаемый речью, в тяжелых сухопутных и морских сражениях силы Митридата истощились. Но и после этого царь сохраняет свое могущество. Он был настолько силен своей изворотливостью и влиянием, что заключил союз с царем Армении и тем самым получил новые средства и свежие войска. Но и после сражения между Помпеем и самим Митридатом, которое отличалось необычайным ожесточением, и в котором царь потерпел величайшее поражение, в бегстве своем Евпатор сохранил за собой царский сан (В защиту Мурены.XVI.34). Поэтому Помпей, уже овладев самим царством и вытеснив врага из всех значительных поселений, придавал, однако, жизни одного этого человека величайшее значение. Помпей полагал, что война будет завершена только после того, как Митридат будет вынужден расстаться с жизнью. И подводя итог, Цицерон характеризует Митридата, как врага, с которым в течение стольких лет, в стольких сражениях, столько императоров вело войны, врага, которому, пока он был жив, хотя и был изгнан и вытеснен отовсюду, придавали такое важное значение, что сочли войну законченной только после известия о его смерти. Он характеризирует его как врага, которого не следует презирать.

Таким образом, здесь мы видим, что Цицерон трактует данные в своих целях. В одной речи, Митридат выступает как жестокий, но не бесстрашный, имеющий огромные средства для ведения войны и большую поддержку от многочисленных царей Азии, правитель, безнаказанно совершающий злодеяния и соответственно требующий наказания, которое ему может нанести только Гней Помпей. В другой же, понтийский правитель предстает как могущественный и несламливаемый царь, победа над которым приносит славу не столько от самого факта победы, сколько от значимости побежденного.

Ученый Посидоний Апамейский Шелов Д.Б. Из античной литературной традиции о Митридатовых войнах: Посидоний и Цицерон. - С. 197-198. приводит содержание речи афинского тирана Аристиона Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе / В.В. Латышев // ВДИ. - 1947. - № 3. - С.237-269., в которой сообщается, что царь Митридат владеет Вифинией и верхней Каппадокией, владеет и всей прилегающей Азией до Памфилии и Киликии. А также его почитают цари армян и персов и династы народов, живущих вокруг Меотиды и всего Понта на пространстве тридцати тысяч стадий. По этому отрывку можно предполагать, какую пропаганду вел представитель Митридата в Афинах.

Для следующего рассмотрения возьмем сведения из краткой двухтомной «Римской истории» Веллея Патеркула Немировский А.И., Дашкова М.Ф. «Римская история» Веллея Патеркула / А.И. Немировский, М.Ф. Дашкова. - Воронеж: изд-во Воронежского ун-та, 1985. - 211 с.. Она содержит всего несколько упоминаний о Митридате, но одно из них явно представляет собой характеристику личности понтийского царя (II.XVIII.1). В нем говорится, что Митридат, царь Понта, человек, которого нельзя ни обойти молчанием, ни говорить о нем без внимания, в войне изощренный, славный доблестью, а подчас и воинским счастьем, всегда великий духом, вождь в замыслах, воин в бою, в ненависти к римлянам Ганнибал, и, между прочим, замечается, что он захватив Азию и погубив в ней всех римских граждан начал войну. Кроме этой характеристики, Патеркул упоминает памятную всем войну (II.XXXVII.1), которую вел Гней Помпей против Митридата пополнившего силы для своего нового войска после отбытия Лукулла, а также, что последним из полноправных царей, побежденным Помпеем, оказался Митридат (II.XL.1).

Здесь мы можем предполагать, что для Веллея Патеркула Митридат ассоциируется со знаменательным периодом в истории Рима, когда римская держава, распространяя свое влияние по миру, побеждала сильных и могущественных противников. Сравнение Митридата с Ганнибалом наталкивает на возможное сравнение Митридатовых войн с Пуническими, и таким образом, относит к эпохальному соперничеству Рима и Карфагена.

Чтобы продемонстрировать то, как, возможно, представлялся образ Митридата Евпатора в Риме в I в. н.э., мы приведем здесь эпиграмму Вергилия, которая, конечно, не точно ассоциируется с понтийским правителем (Смесь.III):

Вот он, взгляни на него: на престол могучий воссевший

Славой он был вознесен выше небесных высот:

Мир огромный земель потрясал он грозной войною,

В Азии многих царей, много племен разгромил,

Рабства тяжелый ярем и тебе уже, Рим, он готовил -

Ибо весь мир остальной пал пред оружьем его, -

Но когда всё охватила вражда, он рухнул в разгаре

Распри и тотчас же был изгнан из отчих земель.

Воля богини всегда такова, и её мановенью

Лживое время спешит смертную участь предать.

На счет того, кем была вдохновлена эта эпиграмма, есть различные взгляды. Возможно, речь идет или о Митридате VI Евпаторе, или о Марке Антонии, или о парфянском царе Фраате. Но если, это Митридат, то тогда поэт передал, таким образом, свое представление о былом враге.

Далее мы рассмотрим двух античных авторов, в которых видят отличную от римской позицию. Это Страбон и Мемнон, которых, если права версия о Мемноне, как о современнике Гая Юлия Цезаря, можно отнести к I в. до н.э. - I в. н.э. «География» Страбона, хотя это не исторический труд, может дать некоторую информацию исторического характера о Митридате Евпаторе, из которой есть возможность вывести сведения о восприятия образа этого царя. Среди источников Страбона находят местных понтийских авторов, и таким образом, предполагают наличие в его труде пропонтийских элементов. Но, вероятно, Страбон подверг эти источники определенной критике, изъяв «ненужные» сведения промитридатовской пропаганды и дав соответственно нейтральное описание исторических событий. Географ упоминает о воспитании Митридата в греческом городе Синопа, о могуществе и богатстве понтийского царя, тем самым отмечая непростой характер противника Римской республики. У Страбона, также, находим интересное замечание на счет распространения власти римлян. Рассказывая, какая участь постигла Азию, он пишет о том, как выступая против перехода азиатских областей под власть римлян, Митридат поднял восстание, но был потом устранен (VI.IV.2). Отсюда следует, что понтийский царь выступает здесь как глава сопротивления римскому владычеству.

Мемнон, историк Гераклеи Дзагурова В.П. Введение / В.П. Дзагурова // ВДИ. - 1951. - №1. - С. 283-288., предоставляет свою точку зрения о Митридате. Как замечается, он не был в курсе римских дел и, следовательно, не использовал большого количества римских источников. Но он дает такую характеристику царя, которая представляет его не с очень хорошей стороны. Описывается его кровожадный характер, хитрость, бесчестие в соблюдении клятв (XV.XXX.1-3). Отмечается, что после увеличения подвластных территорий Митридат чрезвычайно возгордился и стал строить различные планы и приготовления для своего усиления в ущерб Риму. При описании военных действий вводятся суждения о судьбе Митридата, которая сменялась то удачей, то несчастьем (XV.XXXIX.3; XLIV.1), что, возможно, является просто объяснением перипетий борьбы двух равных по силе противников. Интересно описываются взаимоотношения между Митридатом и Тиграном Армянским. Мемнон отмечает уважение и поддержку, может быть и страх, со стороны Тиграна к его более старшему товарищу и отцу его жены. Мемнон приводит приблизительное содержание ответа Тиграна на требование выдать Митридата, в котором армянский царь отказал под предлогом боязни неблагородного поступка по отношению к родственнику, но при этом признал, что сам знает, насколько Митридат плох. В дальнейшем Митридат одобрил и утешил Тиграна после его поражения, и посоветовал продолжить борьбу против римлян, конечно, не обойдя и себя. Так Тигран, признав превосходство, авторитет и доблесть понтийского царя, поручил руководство всеми силами последнему.

Страбон и Мемнон предоставляют особую точку зрения о Митридате, отличную от собственно римской и не являющейся пропонтийской. Они представляют местную греческую традицию, с опаской относящуюся как к римскому, так и понтийскому изложениям событий.

Эпитома сочинения Помпея Трога Зельин К.К. Помпей Трог и его произведение “Historiae Philippicae” / К.К. Зельин // ВДИ. - 1954. - №2. - С. 183-198. предоставляет пропонтийскую позицию. Она повествует о римско-понтийском столкновении, и первых годах войны, самых успешных для Митридата. Но перед этим дается краткая характеристика понтийского царя - что-то вроде хвалебной речи, которая представляет Евпатора непобежденным. И чтобы продемонстрировать особую роль этой исторической личности, Трог рассказывает о знамениях при рождении царя, о его воспитании полном опасностей, которые закаляли характер будущего правителя, и особенно о формировании у Митридата нечувствительности к ядам (XXXVII.2.1-3). Здесь исследователями прослеживаются иранские элементы. Звезда и молния, сопровождающие рождение. Семь лет скитаний, полных приключений. Попытки убить Митридата, когда его заставляют скакать на необъезженном коне и метать с него дротик. Но и как во многих других чертах его политического образа, здесь восточные традиции смешаны с западными, поскольку и в этих рассказах есть элемент подражания Александру Макгинг Б. На рубеже. Культура и история Понтийского царства / Б. Макгинг, пер. О.Л. Габелко // ВДИ. - 1998. - № 3. - С.106..

Сведения о знамениях при рождении, в юности и уже в зрелые годы сохранились также у Плутарха (Моралии.624 B). Они дополняются также упоминанием о страшном катаклизме, постигшем Боспор в последний год жизни царя (Орозий VI.5.4; Дион Кассий XXXVII.11.4). Все эти природные и не природные, чудесные и не чудесные явления связывались с личностью Митридата, и как-либо объясняли его величественную роль или божественную сущность. Анализируя эти данные, С.Ю. Сапрыкин приходит к выводу о создании в последние годы жизни Митридата биографического сочинения, воспевающего божественную сущность этого правителя Сапрыкин С.Ю. Природные катастрофы и явления в идеологии Митридата Евпатора / С.Ю. Сапрыкин // ВДИ. - 1997. - №3. - С. 85-92..

Далее Митридат представлен как жаждущий расширения своих владений правитель. Он с самого начала управления государством стремится увеличить его территорию. И с этой целью он обращает внимание на различные регионы окружающие его государство и проводит довольно активную и независимую в внешнюю политику.

Одних из первых, благодаря невероятно счастливой судьбе, он покоряет скифов. Это повествование Трога о завоевании скифов Митридатом привлекает особое внимание. М.И. Ростовцев определил, что Помпей Трог проявляет кроме особого интереса к скифам ещё и совершенно оригинальную симпатию к этому народу Ростовцев М.И. Скифия и Боспор. Критическое обозрение памятников литературных и археологических / М.И. Ростовцев, ред. Б. Фармаковский; Рос. Акад. истории материальной культуры. - Ленинград: Типография 1-й Ленинградской Труд. Артели Печатников, 1925. - С. 118-119.. Разбирая идеализирующую характеристику скифов у Юстина, исследователь указал на то, что она прошла через стадию, во-первых, чистой теоретизации, во-вторых, того оттенка политической идеализации, который возник в среде историков Александра, противопоставивших, в конце концов, роскошь и тиранию Александра простоте и свободолюбию скифов. Та же тенденция сказывается и в политической истории скифов у Помпея. Но эта идеализация имеет не одну точку зрения, которую мы наблюдали у историков Александра. Тенденция автора не только антимакедонская, - в ней скрыта, может быть, не вполне сознаваемая Помпеем тенденция антиримская в духе и в интересах государств, основа которых была иранская. Прославление Митридата, сказывающееся также в его знаменитой речи, конечно, неслучайно. Материал для него, конечно, мог быть, почерпнут из историков Митридата, писавших в духе его прославления. Как когда-то дружественные Македонии и Александру историки использовали покорение или подчинение ему скифов для возвеличивания своего героя, заставившего покориться себе лучших, так историки Митридата, истолковав те же факты, по примеру историков Александра ему враждебных, воспользовались идеализацией скифов для прославления своего героя Митридата.

В традиции Помпея Трога, таким образом, намечаются следующие слои:

традиция эпохи Александра ему дружественная - отсюда, в общем, идеализация скифов и подчеркивание их непобедимости;

антимакедонская традиция позднейших историков Александра - отсюда перетолкование эпизода с Филиппом, забвение сношений Александра со скифами и выдвигание поражения Зопириона;

наконец, как третий слой, восходящий к историкам Митридата, - идеализация этого царя и выставление его, как единственного победителя скифов.

Но Помпей Трог дает не только прославление царя, он упоминает и о злодейском убийстве Митридатом своей жены и других коварных деяниях. Хотя в другом месте супруга изображается виновной в преступлении против царя и мужа и понесшей за это соответствующее наказание. Это можно объяснить использованием автором «Истории Филиппа» различных источников. Следующим промитридатовским местом в труде Помпея Трога является изложение речи понтийского правителя, где приводится обоснование Митридатом войны против Рима и воодушевление, таким образом, понтийского войска.

Вполне понятно, что наиболее авторитетные из сохранившихся до нашего времени свидетели о борьбе Рима с Митридатом - главным образом Аппиан и Плутарх - использовали для своих исторических очерков историков, передававших события с римской точки зрения. Предание, исходившее из среды того эллинизма, который попытался объединить около себя Митридат, предание враждебное Риму, оставило, как это и понятно, гораздо меньше следов в литературе римской мировой империи.

Плутарх (46-130 гг. н.э.) часто пишет о том, чему другие уделяют мало внимания: характер героев, их привычки, мелкие бытовые детали, которые позволяют много узнать о личности персонажа. Митридат у Плутарха упоминается в шести биографиях знаменитых римлян. В них он описывается в основном с плохой стороны как трусливый, слишком заносчивый и горделивый, коварный и жестокий восточный царь, но есть места, где понтийский правитель выглядит могущественным и богатым, хитрым и довольно умным, а главное, стойким к неудачам противником. Возможно, особо интересными моментами в повествовании Плутарха являются сцены встреч и переговоров Митридата со знаменитыми римлянами: Марием, Суллой, Серторием (Марий, XXXI; Сулла, XXIV; Серторий, XXIII, XXXIV). Здесь проявляется то превосходство над остальными людьми, проявляемое в речах и действиях, которым наделяли граждан Рима. Знаменательны приводимые Плутархом сравнения Митридата то с Ганнибалом (Тит, XXI), то с Пирром (Серторий, XXIII), но здесь биограф передает чужие взгляды. Также Плутархом употребляется такое понятие как Митридатовы пороки и страсти (Сулла, XIII), из которых приводит как пример наглость и жестокость. Из этого можно предположить о выделении античными мыслителями некоего комплекса негативных качеств человеческой души, взявшего для названия и, возможно, приведения примера имя понтийского правителя. Причем для этого могли бы использовать тайные записи Митридата найденные Помпеем. В противовес знамениям, вещающим о славной судьбе Митридата, Плутарх приводит «отрицательные» явления, знаменующие о будущих несчастьях (Сулла, XI; Помпей, XXXI).

Самое большое повествование о Митридате дает Аппиан в одной из частей его «Римской истории» под названием «Митридатовы войны». Уже то, что так названа часть исторического труда свидетельствует, что войны с Митридатом занимали значимое место в знании римлян своей истории, хотя бы во время Аппиана. Аппиан - автор II в. н.э., грек, уроженец Александрии, достигший больших успехов в своей гражданской карьере. При написании своего труда он, вероятно, использовал позднейших авторов - историков конца I в. до н.э. - начала I в. н.э. Среди его источников предполагают произведение Тита Ливия, через которого он передал сведения из трудов старших и младших современников Митридата: Луция Корнелия Суллы, Публия Рутилия Руфа. Также посредством других посредников Аппиан доставил нам данные Саллюстия, Посидония и других авторов.

Аппиан представляет проримскую традицию в изображении Митридата, которая во многих местах изображает Митридата как коварного преступника и опасного врага. В заключительном слове, которое Аппиан посвящает Митридату (Митридатовы войны, 112, 113), говорится о великих делах, о его телесной крепости, о его незаурядных умственных способностях и его отношении к врагам и друзьям. Особенно подчеркивается его невероятная жестокость к членам собственной семьи, которые, впрочем, также не добродушно настроены к нему.

Писатель приводит описание самого жестокого преступления, которое было совершено Митридатом. Оно вошло в историю под названием «Эфесская вечерня» Беликов А.П. Рим и эллинизм: Основные проблемы политических, экономических и культурных контактов: дис. на соискание науч. степени док. ист. наук: спецальность 07.00.03 «Всеобщая история (история древнего мира)» / А.П. Беликов; Ставропольский гос. ун-т. - Ставрополь, 2003. - С. 229-230. (Митридатовы войны, 22, 23). Всем наместникам в завоеванных провинциях, а также магистратам свободных городов царь приказал в течение 30 дней после составления царского рескрипта уничтожить всех италиков любого состояния - свободных, вольноотпущенников и рабов, безразлично - мужчин, женщин или детей. По преданию, это жестокое избиение унесло 80 тысяч жертв. Этот, вероятно, политический акт стал краеугольным камнем в деле изображения Митридата как очень безжалостного и кровожадного царя.

Но в повествовании Аппиана есть моменты, которые свидетельствуют о не полностью проримской позиции автора. Это в первую очередь, пересказ переговоров послов Митридата с римским сенатом (Митридатовы войны, 13-15), в которых передаются замечания понтийского правителя по поводу односторонней политики Рима. Также приводится воспламеняющая речь Митридата перед войском, конечно, не такая обширная как у Помпея Трога, но также без римского противопоставления (Митридатовы войны, 70). К тому же в заключительной характеристике не все так плохо. Рассказывая о последних днях Митридата и его смерти, Аппиан читает панегирик этой исторической фигуре и упоминает все положительные качества понтийского царя.

Таким образом, рассмотрев письменные источники, можем подвести итоги. Исследователи уже давно выделили две литературные традиции: проримскую, следы которой почти во всех античных сочинениях, и понтийскую, изображающую Митридата Евпатора защитником эллинства перед угрозой римского завоевания. Последняя прослеживается наиболее хорошо у Помпея Трога.

Но проанализированный письменный материал говорит, что все не так просто как кажется. Римская позиция, начиная с Цицерона, дает далеко не одностороннее повествование о понтийском правителе. Это объясняется двойственным назначением римской литературной традиции. С одной стороны, оправдать свою деятельность на Востоке, с другой, прославить свои победы. Эти две тенденции имели дальнейшее продолжение в последующей литературе.

На основе анализа труда Мемнона можно предположить о существовании третьей собственно греческой традиции, нейтрально относящейся как к Риму, так и к Понту. Эта позиция, возможно, есть и в «Географии» Страбона. Она характеризуется использованием различных источников, а также особым мнением к захватнической политике активных соседей. Оно выходило из внешнеполитического курса зависимых или ещё независимых греческих городов, относящихся с опаской как к победоносному Риму, так и к возросшему Понтийскому царству. Это течение можно, конечно, объяснить и стремлением собственно авторов быть объективными в изображении того или иного явления и не быть тенденциозно к чему-нибудь настроенными.

Таким образом, можно сделать вывод о существовании двойственной характеристики понтийского царя Митридата VI Евпатора, которая зародившись в литературной традиции античности, нашла продолжение и в настоящее время.

«Как бы ни судили мы об этом царе, он является замечательной, в полном смысле слова всемирно-исторической фигурой. Он не был гениальным, вероятно, не был даже богато одаренным человеком, но он обладал весьма ценным даром - умением ненавидеть, и благодаря этой ненависти он, если не с успехом, то с честью вел в продолжение полувека неравную борьбу с превосходными силами врагов»Моммзен Т. История Рима / Т. Моммзен. - Т.3.: От смерти Суллы до битвы при Тапсе. - СПб.: Наука, Ювента, 1995. - С. 92..

Заключение

При постановке цели данного исследования, было определено несколько задач, решение которых даст возможность прояснить проблему с процессом изображения Митридата VI Евпатора, создания его образа в изобразительных и письменных источниках. Данный процесс имел свое начало в конце II - I вв. до н.э. Этот процесс входит в идеологическую политику Митридата как наибольшая его составляющая, занимает главенствующую роль как орудие воздействия на широкие массы людей. Первые годы правления Митридатида отмечаются ещё четко не сформулированной идеей царского изображения. Митридат следует традиционным методам, употребляемыми его предшественниками на понтийском престоле. Митридат продолжает политику своих предшественников в деле увеличения авторитета Понтийского государства в греческих делах и создании образа мирного доброжелательного понтийского правителя, друга римского и греческого народов. Одновременно, Митридат обращается к отождествлению себя с определенными божествами, культы которых наиболее емко смогут выразить политические идеи государства Митридата.

Вдальнейшем это вырастит в открытое обожествление, апофеоз понтийского правителя, который к тому же будет поддержан военными успехами. Будут налажены механизмы, манеры изображений Митридата в виде различных божеств и обожествленного Александра Македонского, чьи нововведения в изобразительном искусстве привели к слиянию и взаимовлиянию мифологических сюжетов и политических идеалов. Сложившийся при Митридате стиль его изображений сохраняется определенное время, но, возможно, утрачивает то политическое значение придававшееся ему первоначально.

Из всех вопросов, связанных с Понтийским царством, отношения Митридата Евпатора и Рима являются наиболее изученными с точки зрения социального, политического и военно-исторического аспектов проблемы. Пристальный интерес к ней вызван не в последнюю очередь хорошей источниковой базой. Она опирается на римскую историческую традицию, освещающую Митридатовы войны с позиции официальной римской политики укрепления интересов Республики на Востоке, и эллинистическую историко-новеллистическую литературу, выдвигавшую на передний план личные заслуги и успехи Митридата VI, который выступил защитником эллинства перед угрозой римского завоевания.

На основе анализа труда Мемнона можно предположить о существовании третьей собственно греческой традиции, нейтрально относящейся как к Риму, так и к Понту. Эта позиция, возможно, есть и в «Географии» Страбона. Она характеризуется использованием различных источников, а также особым мнением к захватнической политике активных соседей. Оно выходило из внешнеполитического курса зависимых или ещё независимых греческих городов, относящихся с опаской как к победоносному Риму, так и к возросшему Понтийскому царству. Это течение можно, конечно, объяснить и стремлением собственно авторов быть объективными в изображении того или иного явления и описывать события, привлекая различные точки зрения.

Образ Митридата, представляемый в предметах изобразительного искусства, в монетах, представляет интерес, потому что непосредственно свидетельствует об ощущениях испытываемых современниками этих вещей. Изучение их позволит дать описание той атмосферы, которая окружала интересную нам историческую личность.

Общий анализ, как этого вида источников, так и литературных существенно увеличивает возможности в изучении личности понтийского царя Митридата VI Евпатора.

Список использованных источников и литературы

I. ИСТОЧНИКИ

1. Аппиан. Митридатовы войны / Аппиан // ВДИ. - 1946. - №4. - С. 239-287.

2. Веллей Патеркул. Римская история. Книга вторая. / Веллей Патеркул, пер. и комм. А. И. Немировского // ВДИ. - 1985. - №1. - С. 227- 236.

3. Вергилий Буколики. Георгики. Энеида / Вергилий; авт. вступ. ст. М.Л. Гаспаров; авт. коммент. Н. Старостина, Е. Рабинович. - М.: Художественная литература, 1979. - 549 с.

4. Корпус боспорских надписей / ред. В.В. Струве, В.Ф. Гайдукевич, М.Н. Тихомиров, А.И. Доватур и др.; Акад. наук СССР, Ин-т истории, ленинградское отделение, Ин-т археологии, ленинградское отделение. - М.; Ленинград: Наука, 1965. - 592 с.

5. Латышев В.В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе / В.В. Латышев // ВДИ. - 1947. - №№ 1-4; 1948. - №№ 1-4.

6. Мемнон. О Геракле / Мемнон, пер. В.П.Дзагуровой // ВДИ. - 1951. - №1. - С.289-316.

7. Плутарх. Сравнительные жизнеописания / Плутарх. - М.: Эксмо-Пресс; Харьков: Фолио,1999. - 1166 с.

8. Страбон География: В 17 книгах / Страбон; ред. С.Л. Утченко, пер. Г.А. Стратановского. - М.: Научно-издательский центр Ладомир, 1994. - 940 с.

9. Цицерон Марк Туллий Речи: в 2 т. / М.Т. Цицерон, ответ. ред. М.Е. Грабарь-Пассек, пер. В.О. Горенштейна. - Т. 1.: Годы 81-63 до н.э. - М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1962. - 444 с.

10. Юстин. Эпитома сочинения “Historiae Philippicae”/ Юстин, пер. А.А. Деконского и М.И. Рижского под ред. М.Е. Грабарь-Пассек // ВДИ. - 1954. - №2. - С. 183-202.

II. ЛИТЕРАТУРА

11. Анохин В. А. Монетное дело Боспора / В.А. Анохин, ответ. ред. С.Д. Крыжицкий; Акад. наук УССР, Ин-т археологии. - Киев: Наукова думка, 1986. - 184 с.

12. Беликов А.П. Рим и эллинизм: Основные проблемы политических, экономических и культурных контактов: дис. на соискание науч. степени док. ист. наук: спецальность 07.00.03 «Всеобщая история (история древнего мира)» / А.П. Беликов; Ставропольский гос. ун-т. - Ставрополь, 2003. - 487 с.

13. Бенгстон Г. Правители эпохи эллинизма / Г. Бенгстон, пер. с нем. и втуп. ст. Э.Д. Фролова; Акад. Наук СССР, Ин-т востоковедения. - М.: Наука, 1982. - 392 с.

14. Габелко О.Л. Критические заметки по хронологии и династической истории Понтийского царства / О.Л. Габелко // ВДИ. - 2005. - №4. - С. 128-157.

15. Голенко К.В. Понтийская анонимная медь (Хронология, классификация, характер чекана) / К.В. Голенко // ВДИ. - 1969. - №1. - С. 130-154.

16. Дзагурова В.П. Введение / В.П. Дзагурова // ВДИ. - 1951. - №1. - С. 283-288.

17. История греческой литературы: В 3 т. / ред. С.И. Соболевский; Акад. наук СССР, Ин-т мировой литературы им. А.М. Горького. - Т.3.: Литература эллинистического и римского периодов. - М.; Л.: изд-во АН СССР, 1960. - 439 с.

18. История римской литературы: В 2 т. / ред. С.И. Соболевский, М.Е. Грабарь-Пассек; Акад. наук СССР, Ин-т мировой литературы им. А.М. Горького. - Т.1.: Ранняя римская литература, литература конца республики, литература начала империи. - М.: изд-во АН СССР, 1959. - 533 с.

19. Загинайло А.Г. Золотая боспорская монета Митридата Евпатора / А.Г. Загинайло // Краткие сообщения о полевых археологических исследованиях Одесского государственного археологического музея 1961 года / ответ. ред. П.О. Карышковский, А.Г.Сальников; Одесский гос. арх. музей. - Одесса: Одесское книжное изд-во, 1963. - 152 с.

20. Зельин К.К. Помпей Трог и его произведение “Historiae Philippicae” / К.К. Зельин // ВДИ. - 1954. - №2. - С. 183-198.

21. Зограф А.Н. Античные монеты / А.Н. Зограф; отв. ред. Б.Н. Граков; Акад. наук СССР, Ин-т истории материальной культуры. - М.; Л.: изд-во АН СССР, 1951. - 264 с. (Материалы и исследования по археологии СССР, вып. 16)