Хрущев глазами историков и современников

Исход Карибского кризиса убедительно показал, что во второй половине XX в. чрезвычайно важно не допускать лавинообразной эскалации конфликта между ядерными державами, чреватой перерастанием в третью мировую войну. Повышается роль военной науки в деле разработки моделей упреждающего прогнозирования и управления военно-политическим кризисом.

В соответствии с принципами "теории катастроф" в апогее кризиса повышается роль случайных факторов ("флуктуации"). Так, американский генерал Пауэр, возглавлявший тогда Стратегическое авиационное командование США самочинно (министру обороны Макнамаре это стало известно гораздо позже) отдал приказ о приведении подразделений стратегических бомбардировщиков и МБР наземного базирования в состояние полной боевой готовности (DEFCON 2) открытым текстом. Вдобавок 27 октября в районе Чукотки произошло вторжение (как оказалось впоследствии, непреднамеренное) в наше воздушное пространство разведывательного самолета "U-2". И в этот же день над Кубой был сбит аналогичный самолет, причем в Вашингтоне первоначально предположили, что это было сделано по прямому указанию из Москвы. Отмеченные инциденты могли сыграть роль "спускового крючка" к началу полномасштабных боевых действий.

Карибский кризис наглядно продемонстрировал "неповоротливость" и даже архаичность традиционных каналов связи между руководителями супердержав, когда мир в буквальном смысле "висел на волоске". В апогей кризиса последнее личное послание Хрущева президенту Кеннеди пришлось передавать прямо по московскому радио, минуя обычные процессы шифровки и дешифровки официальных сообщений. Все это затем привело к созданию и поныне функционирующего так называемого "красного телефона" или "горячей линии" (прямой связи между Кремлем и Белым домом).

Огромное значение для мирного разрешения Карибского кризиса имел чисто психологический фактор: личные качества американского и советского лидеров. При всей своей разноплановости они в итоге оказались способными не поддаться эмоциям, проявить политическую волю и выйти на такие решения, которые отвечали как главным целям каждой из сторон (для СССР - ограждение Кубы от угрозы вторжения, а для США - устранение ракет с Кубы), так и "суперцели" - не допустить перерастания кризиса в термоядерную дуэль. Естественно, подобный исход кризиса нельзя читать неким "инвариантом", то есть гарантированным во всех случаях.

Бывший заместитель главы МИД СССР Г. М. Корниенко в своих мемуарах отмечает: "Многие из имевших касательство к Карибскому кризису, а также его исследователи вполне резонно, по-моему, с ужасом задавались вопросом, какой оборот принял бы этот кризис и во что бы он вылился, будь на месте Кеннеди, например, такой деятель, как Рейган, а на месте Макнамары - Уайнбергер".

Урок Кубинского кризиса заключается в том, что обе стороны чудом отошли от грани. После этого все опомнились и попытались выстроить рациональную модель, как с этой опасностью жить, но не уничтожать эту опасность. Речь не шла о разоружении - речь шла о правилах соперничества. Но теперь, возвращаясь к урокам Кубинского кризиса, есть смысл задуматься о том, как идти дальше, создавать систему международной стабильности для уже многополярного мира.

Леонид Млечин, историк и журналист

«Во время Карибского кризиса мы стояли на пороге войны. Это было вполне реально, потому что американские генералы были настроены очень твёрдо. Они считали, что советские ракеты на Кубе во что бы ни стало должны быть уничтожены и убеждали в этом президента. И если бы Джон Кеннеди не проявил такой силы характера, если бы он показал, что не может сопротивляться военным, дал бы им санкцию на уничтожение ракет, уничтожение советских людей, это бы повлекло неминуемую реакцию Москвы, и мы запросто могли втянуться в ядерную войну. Так что эта опасность была реальной. И самое страшное состоит в том, что в эту войну соскользнули бы очень легко, совершенно не отдавая себе отчёта, что каждый шаг может привести к катастрофе. Во всяком случае, с нашей стороны это точно люди не понимали. Но там тоже было серьёзно. Я помню, министр обороны США Роберт Макнамара рассказывал, что в какой-то момент совещания вышел на балкон и подумал, что это, возможно, последний мирный вечер, который он видит в своей жизни.

Это было серьёзно. По-моему, второй такой критической ситуации не было, хотя в принципе к концу советской догорбачёвской эпохи напряжение очень нарастало. Я хорошо помню статью в газете «Правда», где говорилось, что как никогда раньше серьёзна опасность возникновения новой войны. То есть поскольку режим шёл под откос и в нём нарастали такие тенденции страха перед окружающим миром, неспособности справиться с проблемами, то казалось, что враги со всех сторон окружают, что их всё больше, они всё опаснее. И тоже чисто теоретически, вот, если б не Горбачёв пришёл к власти, а продолжили вот эти старики, уже одной ногой стоящие в могиле, они нас всех могли туда потащить.»

Владимир Познер, журналист и телеведущий

«Карибский кризис был конфликт такого рода, который мог привести к третьей мировой войне. И это была бы война прежде всего между Соединёнными Штатами, которые угрожали потопить советские корабли, которые везли ракеты на Кубу, и, соответственно, Советским Союзом. То есть была совершенно реальная угроза ядерной войны. Я думаю, что это, безусловно, осознавали руководители и Советского Союза, и Соединённых Штатов Америки. Может быть, не сразу. На самом деле, в то время на границе Советского Союза были расположены американские ракеты с ядерными боеголовками. Я имею в виду в Турции. И расчёт Хрущёва заключался в том, чтобы на Кубе, то есть рядом с Соединёнными Штатами, тоже были ракеты с ядерными боеголовками, которые так же могли угрожать США. И он пытался их установить, разумеется, тайно. Но когда тайное стало явным, то очень быстро стало понятно и ему, и Кеннеди, что есть реальная опасность ядерного столкновения.

Разумеется, в то время при полном контроле над информацией, который существовал в Советском Союзе, наши граждане не имели этой информации, имели очень отдалённое представление о том, что может произойти. Конечно, кое-что просачивалось по разным так называемым «Голосам». Но всё равно это доходило до меньшей части населения.

Я прекрасно помню, поскольку в то время я был вполне активным взрослым человеком. Никакого особого волнения среди моих знакомых и вообще в Москве не ощущалось. Я думаю, что в Соединённых Штатах было совсем не так, там информация и тогда, и сегодня более свободно распространяется. Она не контролируется государством ни в коей мере. И поэтому, конечно, там люди намного лучше представляли опасность, которая над ними нависает.»

Николай Сванидзе, журналист, историк, член Общественной палаты

«Ядерная война во время Карибского кризиса была на волоске от нас, от всего мира. Это была чрезвычайно опасная, грозная ситуация. Просто кривая вынесла в нужном направлении, но не только кривая, но ещё и здравый смысл, который был всё-таки в крестьянской голове Никиты Сергеевича Хрущёва и во вполне рафинированной голове президента Кеннеди. Я думаю, что в последний момент они победили азарт, они победили логику конфронтации до конца, и всё-таки взяли себя в руки и решили, что лучше жить, чем помирать. От наших граждан скрывалось практически всё, естественно. Они вообще ничего не знали, в общем-то. И потом они были настроены государственной пропагандой абсолютно победоносно. Броня крепка и танки наши быстры. Что касается американцев, они, конечно, знали больше. Но в принципе, конечно, основная информация была всё-таки в главных штабах в Кремле и в Белом Доме. И, в конечном счёте, в последний момент, уже когда готовы были пойти в штыковую в термоядерную, отдали себе отчёт в том, что этого делать нельзя. Я бы здесь, конечно, всё-таки отдал должное Никите Сергеевичу, который на этом очень здорово морально проиграл. И, тем не менее, он сделал именно этот выбор, а не выбор войны и всеобщего тотального уничтожения. Он был не шибко образованный человек, но совсем не глупый. И, в конечном счёте, он взял свои эмоции в руки. Могло бы быть просто катастрофично и непоправимо.

Я думаю, что такие мысли бродили в головах в конце 40-ых - в начале 50-ых годов. Прежде всего у Сталина. Ситуация была бы очень грозной тогда. А, пожалуй, больше до такой степени риска дело не доходило. Очень жёсткая конфронтация была после начала афганской войны в начале 80-ых при позднем Брежневе и при Андропове. Но всё-таки до такой конкретной близости термоядерной войны дело не доходило больше.»

Дмитрий Тренин, директор Московского Центра Карнеги

«Было несколько случаев в истории нашей страны, когда война маячила на горизонте, и ошибки технические или политические могли реально привести к столкновению. Но, пожалуй, наиболее масштабным кризисом, который мог привести к ядерной войне, был Карибский. Так что в этом смысле я бы поставил его на первое место среди опасностей, которые мы пережили в годы холодной войны. Соединённые Штаты однозначно дали понять, что сохранение советских ракет на Кубе приведёт к удару со стороны США, который, безусловно, спровоцировал бы удар со стороны СССР. И в то же время советское правительство вплоть до 27 октября настаивало на том, что нахождение советских ракет на Кубе является законным актом, который с точки зрения советской стороны не является провоцирующим. Но, в конце концов, шаг навстречу был сделан. Соединённые Штаты тоже пошли на компромисс. И это дало возможность советскому правительству заявить, что в ходе противостояния с Соединёнными Штатами Советский Союз сумел отстоять независимость Кубы. Иными словами, удалось сохранить коммунистический режим на Кубе, а Соединённые Штаты избавились от советских ядерных ракет в непосредственной близости от своей территории.

В условиях противостояния времён холодной войны любой серьёзный кризис имел ядерную перспективу. Ну, например, берлинский кризис и 1958, и 1961 годов. Или, скажем, ближневосточный кризис 1973 года, когда и Соединённые Штаты, и Советский Союз приводили свои вооружённые силы в состояние повышенной боевой готовности. И, конечно, самый последний был эпизод 1983-1984 годов - это евроракетный кризис. И тогда был, в общем, распространён уже в верхах советского руководства пессимизм в отношении того, что может последовать за размещением американских ракет в Европе.»

Страны социалистического лагеря

В отношениях СССР с социалистическими странами также было не все гладко. После осуждения после XX съезда КПСС сталинизма, процесс пересмотра позиций вызвал в правящих компартиях Европы политические разногласия. Пытаясь уменьшить количество власти, которая могла быть сосредоточена в одних руках, в каждой из стран Восточной Европы разделили высшие партийные, правительственные и государственные посты. Все это явилось результатами политической борьбы. Самые трагические формы она приняла в Венгрии.

Политика СССР в восточноевропейских социалистических странах оставалась практически такой же жесткой, как и ранее.

Хотя под влиянием «оттепели» братские страны получили несколько большую политическую самостоятельность, попытки выхода за рамки дозволенной «либерализации» резко пресекались. Подлинной национальной трагедией явилось вооруженное подавление восстаний в Венгрии в 1956 г. и в ГДР в 1961 г. , хотя антисоветские выступления более мелкого масштаба имели место и в других странах, прежде всего в Польше (1956 г. волнения в Познани).

23 октября 1956 года началось восстание в Венгрии, и в ночь на 24 октября советские войска вошли в Будапешт. Большую роль в этих событиях, конечно, играл лидер тогдашнего советского государства Никита Сергеевич Хрущев. Чем это все кончилось? Как это отозвалось в общественной жизни - и европейской, и советской? Как сегодня эти события воспринимаются и вспоминаются в Венгрии? Начать стоит с терминологии. Произошедшее в Венгрии в октябре и ноябре 1956 года, советской пропагандой называлось фашистским мятежом. Потом это стал контрреволюционный мятеж. А сейчас его называют уже революцией.

Для самой Венгрии это, конечно, было революционное восстание венгерского народа, а прежде всего его интеллигенции, студенчества и рабочего класса против местной версии сталинизма, которая в Венгрии получила название ракошизма. В этом движении активное участие принимали и молодые коммунисты, участники аграрной реформы, которая проводилась в Венгрии после освобождения от германской оккупации.

Если говорить о тех, кто идеологически готовил эти события, это, конечно, были не антикоммунисты, не противники социализма. Изначально это было только восстание против сталинизма в венгерском издании. Другое дело, к чему это объективно могло привести.

Не фашистским мятежом, а восстанием в Венгрии его назвали только в 1988 году - и это был первый шаг в переоценке 1956 года. А уже в начале 90-х годов был принят новый закон о признании событий 1956 года революцией.

Начались венгерские события тоже не просто так. Уже произошло берлинское восстание 1953-1954 гг. и польское в июне 1956 года. И похожие настроения были во многих странах Восточной Европы. К этому времени тот огромный морально-политический потенциал, который Советский Союз завоевал своей победой над фашизмом, был в значительной мере девальвирован достаточно бесцеремонным вмешательством советских спецслужб в дела восточноевропейских государств.

Венгрия по сути потеряла суверенитет, и проявлялось это очень во многом. Например, страна, лишенная сколько-нибудь значительных запасов полезных ископаемых, по образцу Советского Союза проводила индустриализацию с тем, чтобы стать страной железа и стали. Кроме того, на территории Венгрии стояли советские войска. Именно они и подавили сопротивление оппозиции.

Вообще, в отличие от Чехословакии или Болгарии, где коммунистическая партия легально получила большинство, в Венгрии ни на одних свободных выборах компартия не побеждала. В 1947 году, когда уже довольно основательно поработали оккупационные власти, прошли выборы, и больше всех - около 17 % - выиграла партия мелких сельских хозяев. Именно она вобрала в себя подавляющее большинство венгерского общества на том этапе.

Кроме того, репрессии в Венгрии были особенно жестокими. На 10 миллионов человек с конца 1940-х до 1953 года арестам подверглись более 400 тысяч человек, т. е. порядка 4 %. Ни в одной другой стране такого не было. Причем застенки везде - вещь малосимпатичная, но застенки венгерские были особенно зверскими - там, вырывая признания, не брезговали никакими методами.

К началу октябрьских событий основное государственное руководство в Венгрии было разделено.

Изначально по инициативе советских властей в 1954 году главой партии остался прежний глава государства Ракоши, а премьер-министром стал Имре Надь. И Надь тогда заслужил своими реформами поддержку и симпатии огромного большинства в Венгрии. Но в 1955 году Ракоши его сместил.

Тогда в октябре 1956 года венгерское Политбюро сместило Гера, который был наследником Ракоши во главе партии, сместило с поста председателя Совета Министров Андраша Хегедюша и вновь пригласило Имре Надя. Затем начались революционные события, восстание в Будапеште. В первый же день сняли памятник Сталину и приволокли его к советскому посольству. В ночь на 24 октября советские войска вошли в Будапешт. Новое венгерское правительство безуспешно пыталось найти какой-то компромисс.

30 октября была издана декларация советского правительства о выводе войск из Будапешта и пересмотре отношений со всеми странами народной демократии.

Но уже 31 октября на Президиуме ЦК партии вновь обсудили венгерский вопрос, и на этот раз было принято противоположное решение - об интервенции и полномасштабной операции «Вихрь».

«Если мы уйдем из Венгрии, это подбодрит американцев, англичан и французов, империалистов.

Они поймут это как нашу слабость и будут наступать. Нас не поймет наша партия. К Египту тогда прибавим Венгрию. Выбора у нас другого нет».

Из речи Хрущева на Президиуме ЦК КПСС 31 октября 1956 года

Смещение с постов

Видно, как по-разному оценивают люди хрущевское время. Но набор ассоциаций небольшой - развенчание культа личности, кукуруза, кузькина мать, ботинком стучал. Еще массовое жилстроительство и расселение коммуналок.

Можно, конечно, ответить совершенно банально, что это черно-белое время, как памятник Хрущеву работы Эрнста Неизвестного. Тем более что оно действительно не однотонное, а черно-белое, со своими плюсами и минусами.

С другой стороны, если окинуть беглым взглядом всю российскую историю, и не только XX века, то это чуть ли не первый осознанный порыв к свободе. Свобода была дарована сверху, а не завоевана снизу, и она была дарована не полностью - это была частичная свобода. Но возможно, впервые общество, что, в общем-то, не свойственно России, осознало, почувствовало или скорее даже ощутило где-то в подсознании свободу как некую общественную ценность, как некую ценность жизни.

И возможно, именно эти ростки свободы, которые начали вдруг пробиваться в хрущевские годы, и дали свои плоды через сорок лет.

Правление Хрущёва достойно эпитафии, которую заслужили очень немногие политики: как в глазах своего народа, так и в глазах всего мира он оставил свою страну в лучшем состоянии, чем он ее застал.

М. Френкланд, английский ученый, писатель и журналист. Но многие были недовольны реформами Хрущёва. Горожанам не нравился дефицит - доходы вроде бы выросли, а в магазинах - засилье неходовых товаров. Не нравилось и повышение цен на мясо и молоко. Крестьяне же не простили Хрущёву посягательств на приусадебные участки.

Плохую службу Хрущёву сослужила и антицерковная кампания начала 1960-х годов, особенно снос действующих церквей, который мотивировали нуждами перепланировки. Поскольку многие из сносившихся храмов относились к памятникам архитектуры, представители московской интеллигенции написали Никите Сергеевичу письмо в защиту старинных зданий, которое передал Сергей Михалков. Хрущёв ответил Михалкову: «О десятке церквей жалеете, а о сотнях тысяч людей, нуждающихся в жилище, не подумали?»

Командование армии и флота не радовало увлечение Хрущёва ядерным и ракетным оружием, а также атомными подлодками - это грозило сокращением непрогрессивной техники и видов войск.

Чиновникам пришлась не по вкусу замена министерств совнархозами и разделение обкомов на промышленные и сельскохозяйственные: из-за частых перемещений многие теряли власть. Партаппарат почувствовал себя обиженным в связи с принятием нового Устава КПСС, который предусматривал постоянную смену членов ЦК КПСС и Президиума ЦК КПСС.

Партийное руководство до поры до времени не выступало против Хрущёва. 17 апреля 1964 года ему исполнилось 70 лет, и Президиум Верховного Совета СССР присвоил Никите Сергеевичу звание Героя Советского Союза.

На аэродроме самолет встречал не традиционный лимузин, а «ЗИЛ» охраны. Увидев его, Хрущёв взорвался: «Предатели! Христопродавцы! Перестреляю, как собак!» Послышались глухие рыдания.

В тот же день 13 октября состоялось заседание Президиума ЦК. Хрущёв отклонил все обвинения членов Президиума, из которых в поддержку Никиты Сергеевича выступил только Микоян. Заседание перенесли на следующий день. Вечером Хрущёв позвонил Микояну и сказал: «Если они не хотят меня, то пусть так и будет. Я не буду больше возражать».

Стоит вспомнить и слова Черчилля, что «Хрущёв десять лет боролся с мертвецом-Сталиным, и мертвец победил». Есть и такая точка зрения.

Список литературы

1.Лавриенко Н. - «Знаменитые украинцы», 2010

2.А.В. Федоров - «Правовой статус Крыма. Правовой статус Севастополя», 1999

3.Журнал «Вопросы Истории» №8 за 2006 г., №10 за 2007 г., №3, №6 за 2008 г., №3 за 2011 г, ;4 за 2012 г.

4.Гришин В.В. - «Катастрофа. От Хрущева до Горбачева», 2010

5.В.Н. Дымарский - «Времена Хрущева. В людях, фактах и мифах», 2011

6.Вестник Ленинградского Государственного Университета, №1 за 2011 г.

7.А.Н. Сахаров, А.Н. Боханов, В.А. Шестаков - История России с древнейших времен до наших дней, 2013

Размещено на Allbest.ru