Все продолжали раболепствовать перед Потемкиным и со всем тем глубокая печаль не покидала его: он скучал почестями, ласками; был недоволен всеми, даже самим собою; жаловался приближенным на боль зуба, говорил, что выедет из С. Петербурга тогда только, как выдернет оный и, предаваясь горестным предчувствиям, устраивал в своем Таврическом дворце блистательный праздник для Екатерины. Особливое внимание заслуживали две огромные залы, отделенные одна от другой восемнадцатью колоннами. Первая из них назначена была для танцев: колоссальные столбы в два ряда окружали оную; между ними находились ложи, убранные гирляндами и внутри богатыми штофами; на своде висели огромные шары, служившие вместо люстр; блеск их отражался в бесчисленных зеркалах; вазы каррарского мрамора необыкновенной величины, и печи из лазуревого камня украшали эту залу. В другой находился зимний сад, наполненный лавровыми, померанцевыми и миртовыми деревьями; песчаные излучистые дорожки, зеленые холмы и прозрачные водоемы, в которых резвились золотые и серебристые рыбы; приятный запах растений; восхитительное пение птиц; грот, убранный зеркалами с мраморною купальней внутри; возвышавшийся на ступенях сквозной алтарь с восемью колоннами, поддерживающими свод его; яшмовые чаши, лампады, венки и цепи из цветов, украшавшие оный; поставленная среди колонн на порфировом подножии с златой надписью: "Матери Отечества и мне премилосердой", статуя Императрицы из пароского мрамора; лабиринт, окружавший алтарь с жертвенниками благодарности и усердия, истуканами славных мужей в древности, драгоценными сосудами, и на зеленом лугу высокая пирамида, обделанная в злато, с граненными цепочками и венцами, из разных прозрачных каменьев, с лучезарным именем Екатерины: все это напоминало о волшебных замках, изумляя взоры прелестным соединением разных климатов и времен года.

На этот праздник были приглашены князем Таврическим (28 апреля) три тысячи особ обоего пола. Все были в маскарадных платьях. Потемкин явился в алом кафтане и богатой длинной епанче из черных кружев. Одежда его блистала драгоценными каменьями, а на шляпе было их столько, что один адъютант нес оную. После шести часов прибыл туда Двор. Когда карета Императрицы подъехала к крыльцу, раздалось в воздухе: "Ура!", загремели трубы на амфитеатре, построенном против дворца, и начался народный праздник ^[13]. Потемкин и все гости его встретили Государыню со знаками глубочайшего почтения и преданности. Вступив в залу, Екатерина взошла на приготовленное для нее место, окруженное прозрачными картинами и надписями. Все собрание рассеялось под колоннами и в ложах. Торжественные звуки музыки вокальной и инструментальной ^[14] разнеслись под сводами залы. Двадцать четыре пары знатнейших дам и кавалеров начали танцевать балет, изобретенный самим хозяином. Великие князья Александр и Константин Павловичи своим участием придали более блеска этой прелестной труппе. Танцевавшие были в белых платьях, украшенных бриллиантами на десять миллионов рублей. В конце балета явился славный Ле-Пик. Императрица удалилась потом в другую залу, где богатые ковры и гобелены обратили внимание посетителей. В ближней комнате стоял искусственный золотой слон, на котором висели жемчужные бахромы и множество было алмазов, изумрудов и рубинов. Он ворочал хоботом и сидевший на нем персиянин, великолепно одетый, ударил в колокол. Тогда Потемкин повел высоких своих посетителей и прочих гостей в театр. Занавес поднялся: явилось лучезарное солнце, в середине которого в зеленых лаврах сияло вензловое имя Екатерины II-й. Поселяне и поселянки, воздевая руки к благотворному светилу, показывали движениями усерднейшие свои чувствования. За этим следовала комедия, а после оной балет, представлявший смирнского купца, торгующего невольниками всех народов между которыми не было, однако же, ни одного русского. Из театра собрание возвратилось в большую залу и зимний сад: сто тысяч огней освещали внутренность дома. Карнизы, окна, простенки были усыпаны кристальными шарами, наполненными воском. Огромные люстры и фонари умножали блеск. Везде сверкали яркие звезды или прекрасные радуги из рубинов, изумрудов, яхонтов и топазов. Бесчисленные зеркала и хрустальные пирамиды отражали это волшебное зрелище. "Ужели мы там, где и прежде были?" - спросила Императрица Потемкина с удивлением. Между тем на хорах, украшенных драгоценными китайскими сосудами и двумя позолоченными органами, заиграли польский с громом литавр, пением и пушечными выстрелами:

" Гром победы раздавайся!

Веселися, храбрый Росс!

Звучной славой украшайся:

Магомета ты потрёс.

Славься сим, Екатерина!

Славься, нежная к нам мать!

Воды быстрые Дуная

Уж в руках теперь у нас;

Храбрость россов почитая,

Тавр под нами и Кавказ.

Славься сим, Екатерина!

Славься, нежная к нам мать! и проч. ^[15] "

Во время бала Государыня играла в карты с великою княгинею Марией Федоровной. Музыка, танцы, пляски (в том числе русские и малороссийские), качели, находившиеся внутри покоев, и разные другие увеселения занимали гостей. В наружном саду, наполненном толпами любопытного народа, зажжены увеселительные огни; пруды были покрыты флотилиею, прекрасно иллюминованною; рощи и аллеи испещрены также фонарями. Голоса песенников и звуки рогов раздавались между деревьями. По данному от хозяина знаку вдруг исчез театр, а на месте его, и еще в нескольких комнатах, явились для шестисот особ накрытые столы. Они расположены были таким образом, что взоры всех обращались к лицу Государыни. Прочие гости ужинали стоя, для чего расставлено у стен множество столов. В конце залы, на самой высоте, сияли стеклянные разноогненные сосуды. Сервиз был золотой и серебряный. Кушанья и напитки соответствовали великолепному убранству дворца, богатой одежде служителей. Потемкин сам служил Императрице; но она пригласила его сесть. После ужина бал продолжался до утра. Государыня с августейшею фамилией уехала в одиннадцать часов. Никто не помнил, чтобы она пробыла где-нибудь на бале так долго. Казалось, Екатерина удалением своим боялясь нарушить блаженство хозяина. Когда она выходила уже из залы, вдруг раздалось нежное пение с тихим звуком органов, нисшедшее с хоров, которые закрыты были разноцветными стеклянными сосудами, озаренными ярким огнем. Все безмолвствовали и внимали приятной гармонии:

"Царство здесь удовольствий;

Владычество щедрот твоих;

Здесь вода, земля и воздух

Дышет все твоей душой;

Лишь твоим я благом

И живу и счастлив.

Что в богатстве и честях?

Что в великости моей,

Если мысль, тебя не зреть,

Дух ввергает в ужас.

Стой и не лети, ты, время!

И благ наших не лишай.

Жизнь наша путь есть печалей:

Пусть в ней цветут цветы" ^[16].

Императрица изъявила признательность свою Потемкину, который с благоговением пал на колена перед нею, схватил ее руку, оросил оную слезами, несколько минут держал с особенным душевным умилением...

Так удивлял Потемкин своим великолепием жителей берегов Невы; между тем берега Дуная обагрялись кровью христиан и оттоманов. Он откладывал отъезд в армию, жертвовал славой своею и без пользы терял только время. Уже Репнин разбил на голову 28 июня при Мачине верховного визиря Юсуф-пашу, подписал с турецкими полномочными 31 июля предварительные мирные статьи, как наконец прибыл в Галац князь Таврический. В досаде на храброго полководца, похитившего у него победу, Потемкин уничтожил постановленный им договор, считая оный несоответственным достоинству империи. Предписывая тягостные условия Турции, он готовился к новой брани, в то время как смерть невидимо носилась над главою его и предвестники ее, изнурение сил, тоска увеличивали душевные страдания! В Галаце скончался принц Виртембергский: выходя 12 августа из церкви, расстроенный, огорченный Потемкин сел вместо своих дрожек на дроги, приготовленные для мертвого тела... В Яссах постигла его лихорадка: искусство медиков Тимана и Массота осталось недействительным. Потемкин, своенравный, привыкший к роскошным обедам, давал пищу своей болезни. Между тем деятельность его не ослабевала: он продолжал вести обширную переписку; курьеры летали во все концы Европы чаще обыкновенного; польские вельможи, недовольные новыми переменами, последовавшими в их отечестве и бояре молдавские искали его покровительства. Но внутренняя скорбь не давала ему покоя; он чувствовал приближение своей кончины; приобщился св. тайн 19 августа и 27 сентября ^[17]; простился с окружавшими одр его и через несколько дней, изъявил желание выехать из Ясс, говоря: "По крайней мере умру в моем Николаеве".

4 октября 1791 г. в 8 часу утра положили Потемкина в коляску. Он отъехал в тот день не более двадцати пяти верст; был довольно весел; утешал себя мыслью, что оставил гроб свой ^[18]. Наступила ночь: болезнь усилилась. Потемкин беспрестанно спрашивал: "Скоро ли рассветет?" В шесть часов (5 октября) велел вынести себя в коляску; повезли далее: смертельная тоска продолжала его беспокоить; он приказывал останавливаться, вопрошал: "Нет ли вблизи деревни?" - велел ехать скорее и на тридцать восьмой версте от Ясс в двенадцатом часу по полуночи при усилившемся мучительном беспокойстве и томлении, произнес слабым голосом: "Будет. Теперь некуда ехать: я умираю. Выньте меня из коляски, хочу умереть на поле". Исполнили волю его: положили умиравшего на разостланный плащ близ дороги. Здесь лежал он три четверти часа, обращая умилительный взгляд попеременно на небо и на предстоявших и в двенадцать часов тихо опочил на руках любимой своей племянницы, графини Браницкой, в силе мужества, имея только пятьдесят пять лет от роду ^[19]. Ночью повезли его обратно в Яссы в том самом экипаже, окруженном факелами.

Екатерина оплакала кончину Потемкина, повелела в день мирного торжества с Портою Оттоманской (1793 г.): "В память его заготовить грамоту с прописанием в оной завоеванных им крепостей в прошедшую войну и разных сухопутных и морских побед, войсками его одержанных; грамоту сию хранить в Соборной церкви града Херсона, где соорудить мраморный памятник Таврическому, а в арсенале тогож града поместить его изображение и в честь ему выбить медаль".

Гробница Потемкина поставлена на катафалке в склепе, обитом черным бархатом и находящемся под алтарем Соборной церкви воздвигнутого им Херсона ^[20]. Ныне сооружен ему в этом городе колоссальный памятник, изваянный славным художником нашим Мартосом.

Князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический имел прекрасную, мужественную наружность, крепкое сложение тела, рост величественный. В молодых летах повредил он себе один глаз, но это не уменьшало красоты лица его. Он выходил из круга обыкновенных людей своего века, отличаясь разительными противоположностями: любил простоту и пышность; был горд и обходителен; хитр и доверчив; скрытен и откровенен; расточителен и часто скуп; с жестокостью соединял сострадание, робость с отважностью. Ничто не могло равняться с деятельностью его воображения и его телесною леностью. В его делах, удовольствиях, нраве, походке - приметен был какой-то беспорядок. Иногда мечтал он о герцогстве Курляндском, короне польской; в другое время желал быть архиереем, простым монахом; строил великолепные дворцы и, не окончив, продавал оные; посылал курьеров в отдаленнейшие места за некоторыми потребностями для своего стола и часто, прежде нежели посланные возвращались, терял охоту отведать привозимое ими ^[21]. То занимался он одною войной, окруженный офицерами, казаками и татарами, или политикой: хотел делить Оттоманскую империю, завоевать Персию, взволновать кабинеты европейские; в другое время проводил целый месяц вечера в гостях, забывая, по-видимому, все дела. То затмевал придворных блестящею своею одеждой, орденами разных держав, алмазами величины необыкновенной; давал без всякой причины очаровательные праздники - и после несколько недель сряду оставался дома, в кругу родных и приближенных, лежа на софе в шлафроке, с босыми ногами, обнаженной шеей, с нахмуренным челом, повислыми бровями и молча играл в шахматы или карты. Он любил обещать, но не всегда держал данное слово. Никто не читал меньше его; но не многие могли равняться с ним в занятиях. Они были поверхностны, но весьма обширны. В разговорах он изумлял литератора, артиста, богослова. Слог его был отрывистый, сильный. "Презирайте происки французов,- писал он (1783 г.) в Константинополь к посланнику нашему Я. И. Булгакову, - верьте, что все обратиться к стыду их и гибели. Французы у вас мутят, здесь кланяются, а дома погибают". Любя пламенно Отечество, он отдавал полную справедливость достоинствам Суворова, писал к нему: "Верь мне, друг сердечный!, что я нахожу мою славу в твоей". Дорожил солдатами: "Они не так дешевы, - упомянул в одном письме к тому же полководцу, - чтобы их терять по пустякам". Императрица Екатерина II удостоивала Потемкина неограниченной доверенностью, пожаловала ему кроме значительных сумм и подарков, множество деревень. Уверяют, будто в десять лет (с 1774 по 1784 г.) получено им наличными деньгами и драгоценными вещами на восемнадцать миллионов рублей. Он имел бланки от Государыни, и мог, сверх того, обращаться в казенные палаты со своими требованиями. В начале 1791 года определил он на умножение капитала Московского университета, в котором обучался, доходы с Ачуевской своей дачи ^[22].

"Потемкин был Мой воспитанник, - говорила Императрица Екатерина II. - Я произвела его во все чины: из унтер-офицера до генерал-фельдмаршала. Он имел необыкновенный ум, нрав горячий, сердце доброе; глядел волком и потому не был любим; но, давая щелчки, благодетельствовал даже врагам своим. Его нельзя было подкупить; трудно найти другого, подобного ему ^[23]".

Императрица также отзывалась о Потемкине, что он страстно любил великого князя Александра Павловича и называл его Ангелом, воплощенным для блаженства Империи; le Prince de son coeur.

Суворов говорил, что Потемкин был великий человек и человек великий; велик умом, велик и ростом; не походил на того высокого французского посла в Лондоне, о котором канцлер Бакон сказал, что чердак обыкновенно худо меблируют ^[24].

К числу знаменитых подвигов этого исполина XVIII столетия принадлежит и преобразование суровой Запорожской Сечи в общежительное сословие черноморских казаков. Он хлебнул только несколько ложек ухи с кошевым атаманом и батько Грицко (так называли князя Таврического запорожцы) сделался властелином необузданной вольницы, беспокоившей до того пределы России.

Примечания:

^{[1] В числе предков князя Григория Александровича находился окольничий Петр Иванович Потемкин, известный своими посольствами в Испанию, Францию (1668 и 1680 г.). Англию (1681 г.) и в Данию. См. о нем в четвертой части моего Словаря достопамятных людей Русской земли, стр. 186-192.}

^{[2] Я видел в портфелях покойного моего родителя (сгоревших в московский пожар 1812 года) оторванный от Ведомостей лист, в котором было напечатано, в числе выключенных из университета за нехождение, имя Григория Потемкина. "Помните ли,- сказал потом князь Таврический профессору Барсову во время славы своей и могущества,- как вы выключили меня из университета?" "Ваша светлость тогда сего заслуживали", - отвечал бывший наставник его.}

^{[3] Это передал мне покойный мой родитель, родной племянник пр. Амвросия. Потемкин несколько раз вспоминал потом об этих деньгах, говоря, что он ему должен; нопостарается заплатить с процентами. Родитель мой ни о чем не просил его: тем и кончились обещания.}

^{[4] 27 февраля 1774 года.}

^{[5] Из портфелей Миллера, хранящихся в моск. архиве Министерства иностр. дел.}

^{[6] Шагин-Гирей удалился в Россию, где получал пенсию от Императрицы; потом, соскучась, отправился в Турцию и был удавлен, по приказанию султана.}

^{[7] Яков Иванович Булгаков, товарищ Потемкина по университету, находился тогда чрезвычайным посланником и полномочным министром в Константинополе. Он заключил 28 декабря с турецкими полномочными акт: об уступке России Турцией Крымского полуострова. "Вы приписываете это мне, - писал Потемкин Булгакову, - и тем увеличиваются еще более заслуги ваши! Все от Бога; но вам обязана Россия и сами турки: ваша твердость, деятельность и ум отвратили войну. Турки были бы побеждены; но русская кровь также бы потекла!"}

^{[8] Иван Иванович Меллер, генерал от артиллерии, кавалер орденов Св. Апостола Андрея Первозванного, Св. Георгия второго класса и Св. Владимира первой степени, возведен был, во уважение отличных заслуг, в баронское достоинство Российской империи с наименованием Меллером-Закомельским (1789 г.). Умер от полученной им раны под Килиею 10 октября 1790 года.}

^{[9] Орден этот возложен Императрицею на Потемкина в придворной церкви после заутрени на Св. Хр. Воскресение. Он был кавалером оного с 1774 года.}

^{[10] Такая же медаль была выбита в честь Потемкина за покорение Очакова.}

^{[11] Зубов Платон Александрович, будучи штабс-ротмистром лейб-гвардии конного полка, пожалован полковником и флигель-адъютантом (1789 г.) и вскоре генерал-майором, корнетом кавалергардского корпуса, кавалером орденов: Св. Анны, обоих Польских и Св. Александра Невского, на двадцать третьем году от рождения (1790 г.); получил через три года потом орден Св. Апостола Андрея Первозванного (1793 г.); чин генерал-фельдцехмейстера, портрет Государыни, орден Св. Владимира первой степени (1795 г.) и перед кончиною Екатерины II достоинство светлейшего князя Римской империи; скончался в 1822 году.}

^{[12] Подпись на этом письме (списанном мною с подлинного): "Пока жив, вернейший и благодарнейший подданный".}

^{[13] Кроме разных блюд и напитков, которыми угощали народ, дарили еще оному платья.}

^{[14] Оркестр состоял из трехсот человек музыкантов и певчих.}

^{[15] Слова Державина; музыка Козловского.}

^{[16] Этот хор, взятый из итальянской оперы, исполнен на итальянском языке.}

^{[17] "В оба раза когда я приобщал Св. тайне покойного, - писал духовник князя Потемкина моему родителю, - до ныне еще ни в ком не видел столь живых знаков веры".}

^{[18] Так называл Потемкин Яссы.}

^{[19] Прекрасно описал Державин в своем "Водопаде" Потемкина и его кончину:}

"Чей одр - земля; кровь - воздух синь,

Чертоги - вкруг пустынны виды?

Не ты ли счастья, славы сын,

Великолепный князь Тавриды?

Не ты ли с высоты честей

Внезапно пал среди степей?" и проч.

^{[20] Вход в этот склеп был сделан в государствование Императора Павла I. Уверяют, будто и останки Потемкина оттуда перенесены были в другое место.}

^{[21] Он посылал курьеров даже за кислыми щами и клюквою.}

^{[22] По кончине только Потемкина, университет узнал об этом пожертвовании, получив, в 1796 году, семь тысяч четыреста шестьдесят восемь рублей от атамана войска Донского, генерал-поручика Алексея Ивановича Иловайского, заведовавшего этой дачей.}

Потемкин будет отмечен рукою истории"

Мало кто из выдающихся русских государственных деятелей и военачальников сделал больше для Херсона, чем светлейший князь Григорий Александрович Потемкин-Таврический. Именно под его руководством возникли первые административные здания в нашем городе, возводился и снабжался необходимым оборудованием монетный двор, строились верфи, давшие Черноморскому флоту немало боевых кораблей. Благодаря полководческому и административному таланту князя, маленькая русская крепость «Александр-шанц» стала прекрасно укрепленным фортом, вокруг которого вырос город Херсон, а все Северное Причерноморье превратилось в мощную цитадель, защитившую юго-западные рубежи Российской империи от воинственной Оттоманской Турции.

А родился светлейший князь Потемкин-Таврический 13 сентября 1739 года в Смоленской губернии. Из дворян. Обучался в гимназии Московского университета (1756-1760 годы), откуда был исключен, вместе со знаменитым издателем Н.И.Новиковым «за леность и нехождение в классы». С 1755 года - записан в лейб-гвардию. В 1762 году участвовал в дворцовом перевороте, возведшем на русский престол супругу царя Петра III Ангальт-Цербсткую принцессу Софью-Фредерику-Августу - Екатерину Великую. С 1762 года - гвардии подпоручик. В 1767 году принимал участие в деятельности «Уложенной комиссии». С 1768-го по 1774-й год участвовал в русско-турецкой войне, где проявил себя как храбрый офицер и талантливый военачальник. С 1768 года - генерал-майор, с 1771-го - генерал-поручик. Отличился в ряде крупных сражений: под Фокшанами, Ларгой, Кагулом.

С 1770 года началось сближение Потемкина с императрицей Екатериной Великой. В 1774 году он был отозван в Петербург. В том же году произведен в генерал-аншефы и вице-президенты Военной коллегии, пожалован в графское достоинство и назначен шефом иррегулярных войск. Проявив себя талантливым администратором, Григорий Потемкин сделался незаменимым помощником царицы во многих сферах государственного строительства. В 1774 году он участвовал в организации военных действий против отрядов бунтаря и разбойника Емельяна Пугачева. В 1775 году по инициативе Григория Потемкина была ликвидирована Запорожская Сечь, являвшаяся серьезнейшим источником военной и политической нестабильности в Малороссийском крае.

В 1776 году был назначен генерал-губернатором Новороссийской, Азовской и Астраханской губерний. В 1783 году блестяще реализовал свой проект, заключавшийся в уничтожении Крымского ханства и присоединении Крыма к России. За это был пожалован титулом «Светлейшего князя Таврического». Григорий Потемкин сделал необыкновенно много для хозяйственного освоения юго-западной части Российской империи. Кроме Херсона, он основал здесь Николаев, Севастополь, Екатеринослав, а также множество деревень (например, Князь-Григорьевку).

Под руководством Г.А. Потемкина осуществлялось строительство военного и торгового флотов на Черном море. По его инициативе были произведены некоторые преобразования в строевой службе и экипировке русской армии. В 1784 году он был произведен в генерал-фельдмаршалы и назначен президентом Военной коллегии. В 1787-1791 годах командовал всеми русскими войсками, участвовавшими в войне против Турции. Его ближайшим сподвижником в этой войне был прославленный полководец (тогда еще генерал-аншеф) Александр Васильевич Суворов. Успешно проводимые мирные переговоры с Турцией в Яссах были прерваны тяжелой болезнью и смертью светлейшего князя.

Жизнь Григория Александровича Потемкина овеяна легендами и мифами. Один из мифов, глубоко врезавшихся в народное сознание, повествует о фальшивых («потемкинских») деревнях, якобы выстроенных по приказу «светлейшего» в Новороссии в 1787 году. Об этом инциденте подробно пишет в статье «Стратегическое значение «потемкинских деревень» (Новый Фаворит. 2004. Октябрь.) херсонский историк-краевед Александр Абросимов: «Императрицу сопровождали иностранные гости, которые глазам своим не верили, видя убегающие за горизонт деревни и строящиеся корабли.

Подсчитав, во сколько же могло обойтись государству такое строительство, - усомнились в ими же названных суммах. Автором и инициатором злобных статей под броским названием «потемкинские деревни» стал секретарь саксонского посольства Гельбих». Саксонии и другим западноевропейским государствам было явно выгодно опорочить Потемкина в глазах мировой общественности и таким образом подмочить репутацию России, а заодно и досадить Екатерине Великой.

Смерть Григория Потемкина, учитывая его богатырское здоровье и отнюдь не преклонный возраст, выглядит довольно странно. У него было много врагов, например Платон Зубов - последний фаворит Екатерины, имевший репутацию при императорском дворе и в среде высшего сановничества человека крайне беспринципного. Зубову была выгодна смерть «светлейшего» как никому другому.

Потемкин отмечен рукою истории. Его имя навечно записано на ее скрижали, не в последнюю очередь благодаря деятельности светлейшего князя в городе Херсоне, в Новороссийской и Таврической губерниях.

Странный Потёмкин

Два века прошло с тех пop, как перестало биться сердце одного из интереснейших людей России, о котором до сих пор не умолкают споры. Человек этот -- князь Таврический, один из фаворитов Екатерины II, крупный государственный и политический деятель России, генерал-фельдмаршал, кавалер самых высоких наград России, светлейший князь Римской империи и прочая, и прочая. Необычна судьба Потемкина: из мелкопоместного дворянина он стал сановником России, достиг высот, которых не многие достигали.

И после его смерти судьба неласково обошлась с его останками: ныне историки пытаются определить, где же похоронен сам князь? Четыре населенных пункта страны претендуют на то, что именно у них находится последнее пристанище неуемного князя. Перед вами -- страницы из неопубликованной книги самого яркого херсонского краеведа Августа Вирлича. Автор более четырех десятилетий собирает материалы о жизни и деятельности Григория Потемкина, исследовал много документальных данных двухвековой давности, что позволило ему иметь свое мнение о жизни и деятельности князя.

Более четырех десятков лет тому назад мне -- старшему научному сотруднику Херсонского краеведческого музея и одновременно инспектору областного управления культуры по охране памятников истории и культуры -- предстояло в кратчайший срок изучить все исторические памятники края, взять их на учет и представить в Министерство культуры УССР материалы о них. Работы было много, а времени -- как всегда. Одним из объектов, подлежащих закрытию, был Екатерининский собор (его еще называют Спасским), построенный в Херсоне в конце ХVIII века. В марте 1962 года тогдашний директор краеведческого музея Виктор Николаевич Кравцов поручил мне принять ключи от здания собора у его настоятеля -- благочинного отца Лютого, и передать эти ключи в музей. Мне и раньше приходилось бывать в самом соборе: водил туда школьников, товарищей по учебе в институте, сам заходил не раз, рассматривал иконы, иконостас, любовался строгими линиями сооружения.

Но более всего влекло туда иное: в ограде собора были захоронены военачальники не ниже звания полковника, соратники Потемкина, Суворова, Кутузова. В самом же здании собора была надгробная плита, положенная на могиле князя Потемкина-Таврического, о котором в школьных учебниках сказано ничтожно мало и еще не то, что надо. А от своей матери мне довелось слышать немало интересного об этом необычном человеке. Сама же мама эту информацию унаследовала от своей бабушки -- Устиньи Емельяновны Шуваловой, в роду которой смотрели на историю совсем иначе, чем авторы учебников послереволюционных лет.

По плану работы Министерства культуры УССР необходимо было дать объективную оценку всем историческим местам области, в том числе, могилы князя Тавриды Потемкина. Одновременно с изучением исторических объектов области довелось кропотливо изучать материалы о самом Потемкине, его времени, в том числе и могиле, которая интересовала не только меня. Мы знали, что уже могила любого генерала должна стать памятником республиканского значения, Ну а фельдмаршала? А Григорий Александрович Потемкин имел воинское звание именно фельдмаршала! И награжден был высшими орденами России.

Когда в 1964 году результаты труда были доложены исполкому областного Совета, там потребовали точных данных: а здесь ли, у нас ли похоронен Потемкин? Заместитель председателя исполкома Леонид Владимирович Данилов, ведавший вопросами культуры, требовал от меня лично ответа: «А он там?» Сообщаю ему и исполкому: «Лично сам я дважды спускался в склеп Потемкина с сотрудниками. Мы осмотрели гроб и костные останки, изучили имеющиеся в архиве материалы и пришли к выводу, что Потемкина там нет!» На вопрос, что мы предлагаем, ответили, что предлагаем могилу эту считать местом первичного погребения Потемкина. Так и постановили. А основанием для этого были серьезные материалы, предоставленные нам Зорей Соломоновной Орловой. Вот один из них, который, кстати сказать, со времени его опубликования ловко игнорируется исследователями.

«Херсонские губернские ведомости», №33 от 17.08.1863 г.

Из материалов для биографии князя Потемкина Таврического. В настоящее время любителями изысканий о древностях Новороссийского края делаются дознания о месте погребения князя Таврического и о дальнейшей судьбе останков этого государственного деятеля, отличавшегося в конце минувшего столетия. Может быть, и мои небогатые сведения об этом предмете принесут какую-нибудь пользу в разъяснении темного дела. Что тело князя Таврического первоначально было погребено в Херсонском Екатерининском соборе, -- в этом никогда и никаких сомнений не было. Но в каком именно месте оно погребено?

До 1859 года это осталось загадкою; равным образом, где оно находится теперь? -- и на этот вопрос нельзя еще ответить с несомненною достоверностью, без более точных доказательств. Что я видел сам и слышал от других, то и передаю здесь на обсуждение лиц, более меня сведущих по части исторических изысканий. В 1859 году перемащивались полы в Херсонском Екатерининском соборе, с дозволения епархиального начальства, под ближайшим моим надзором, при содействии церковного старосты, артиллерии полковника г. Павлова.

Когда были вскрыты половые доски, по правую сторону, при обращении лицом к алтарю, амвона, между средним правым клиросом и местом сидения ИМПЕРАТРИЦЫ ЕКАТЕРИНЫ II-й, то у подножия этого места показался провал, который сверху накрыт был досками, из которых некоторые обрушились от гнили и образовались расселины. Все присутствовавшие при этом, в один голос, заговорили, что это -- место погребения князя Потемкина.

Август Вирлич

Журнал "Новый фаворит" октябрь 2004 г.

Стратегическое значение «Потемкинских деревень»

В самом центре Херсона стоит памятник основателю города светлейшему князю, генерал-фельдмаршалу Григорию Александровичу Потемкину.

С долей гордости, у подножия памятника 24 сентября в день рождения князя корреспондентка одной из газет обращалась к херсонцам с вопросом: «Как бы вы поздравили Григория Александровича?»

И вот прозвучало «поздравление» одного из горожан: «В восстановление памятника Потемкину была вложена огромная сумма, достойная иного применения. Все знают, что такое «потемкинские деревни», которыми, собственно, этот князь и прославился на весь мир...»

Очень коротко, быстро, но уж как-то по-солдатски... с большой иронией в голосе, основанной на... голословной легенде. К укоренившимся за много десятков лет толкованиям почти всех энциклопедий, словарей и сборников «крылатых слов» -- «потемкинские деревни», добавим результаты новых исследований уникального явления и поймем, насколько оно имеет важное внешнеполитическое значение. Итак, как все происходило.

В 1787 году Екатерина II предприняла поездку на юг, во вновь приобретенные земли, включенные в состав Новороссии -- владения талантливого администратора генерал-губернатора, фельдмаршала Потемкина. Он много сделал для хозяйственного освоения Северного Причерноморья, основав ряд городов, в том числе Херсон, Николаев, Севастополь, Екатеринослав, осуществлял строительство военного Черноморского флота, организовал морскую торговлю купеческих кораблей, создал армию, укрепив тем самым международную позицию России.

Смысл путешествия императрицы трактуется по разному: одни характеризуют его как увеселительное, для ознакомления, другие -- как демонстрацию мощи России, вступившей на берег Черного моря, третьи -- с целью «инспекторской» проверки результатов использования громадных сумм, отпускаемых ежегодно с 1776 года, с момента назначения Потемкина генерал-губернатором края, на обустройство и его заселение.

Именно последняя причина чаще других присутствовала во всех слухах за несколько лет до начала путешествия. Их источником было как родовитое дворцовое окружение императрицы -- Щербатов, Голицыны, Куракины, видевшие в Потемкине выскочку, любимца случая, транжиру казенных денег, так и дипломаты ряда европейских стран, которых Светлейший не особенно жаловал и часами держал в приемной или принимал в халате и шлепанцах на босу ногу.

Екатерина II, будучи твердо уверенной в исполнительности Потемкина, абсолютно не способного прибегнуть к обману, тем более ради показного выполнения задуманных им же планов, спокойно, в сопровождении большой свиты -- сенаторов, генералитета, дипломатического корпуса, отправилась в поездку. Позже присоединились и два монарха -- австрийский император несуществующей Римской империи Иосиф II и польский король Станислав Август, державшийся на троне благодаря Екатерине II.

Она хотела воочию убедиться в силе империи на юге, своими глазами взглянуть на успехи в цивилизации края, его возможности противостоять не только грозному соседу -- Турции, но и европейским державам, имеющим интерес на Черном море.

Кстати, план и маршрут путешествия Екатерины был составлен вице-канцлером графом Безбородко и стал известен Потемкину в общих чертах. Точно была указана только конечная цель -- Севастополь. Остальное зависело от прихоти императрицы. Царский поезд, как отмечено в «Дневнике путешествия», состоял из 180 экипажей и кибиток и до Киева двигался по суше.

От Киева Екатерина II и вся ее свита плыла по Днепру на двух галерах «в римском стиле» и нескольких судах меньшего размера. Их окружали многочисленные шлюпки. Флотилия, выполняя просьбы императрицы, производила маневры и салютовала из пушек. Окружение все более и более удивлялось четкой организации и размаху подготовки на всей территории. Но настоящее потрясение все испытали, начав путешествие по дорогам необъятного края, который еще четыре года назад был пустынным, безлюдным, покрытым травами и ковылем.

Царедворцы, гости, иностранные вельможи, прочая свита разных высоких чинов и званий увидели строящиеся села, деревни, даже города, множество работающих на полях людей, пасущиеся стада. Край был явно обжит и продолжал активно заселяться. Проводились дороги, строилось новое жилье и здания фабрик.

Многоопытные дипломаты, хитроумные и пронырливые, не верили своим глазам. Привыкшие к карликовым полям и деревням из полутора десятков домов в своих карманных княжествах, все пребывали в сомнениях, видя, как расположенные вдали деревни свои окраины продолжали за горизонт. Монархи -- и австрийский Иосиф II, вечно нуждавшийся в деньгах, и польский, -- шевеля губами, подсчитывали, во сколько обошлось государству такое строительство и... сомневались, не веря ими же названным суммам. Дипломаты гнали курьеров с депешами в свои столицы, сообщая об увиденном, скрипели перьями, вписывая в походные дневники, сочиняя письма, скептически брюзжа и не скупясь на ядовитые замечания: «декорации вместо домов», «в амбарах мешки с песком, а не с мукой», «людей и скот перегоняют ночами на новые места».

Иосиф II, высокий, худой и желчный, во всем подозревал обман, прямое надувательство, пренебрежение его монаршим величеством. Он писал своему министру Кауницу: «Видел на верфи три корабля. Как меня уверяли, совсем готовых к спуску. На мое замечание, что они тотчас, из-за сырого леса, погрузятся в пучину, мастер сказал странную фразу, что ежели Богу будет угодно, он не будет съеден свиньей, и добавил, видимо не подозревая с кем разговаривает: «Имя ему дали царское «Иосиф», а может, святого...»

Большинство, будучи предвзято настроенными скептиками и завистниками, «видели» то, что им хотелось видеть, не говоря уже о тех, кто злорадствовал, прислушиваясь к чужим словам. А в мемуарах, сочиняемых спустя много лет, уже и «очевидцы» фантазируют, не подчиняясь рассудку и здравому смыслу, твердо веря написанному...

Только де Линь -- веселый и умнейший француз, военный атташе Австрии, говорил об увиденном: «Все строится, приводимое в приличный вид...» Он единственный, кто дал наиболее правдивый и объективный описательный портрет и характеристику князя, с присущей ему эмоциональностью: «Гений, гений, гений!»

Домыслы «очевидцев» оказались на редкость живучи, хотя ни один из авторов не удосужился представить какие-либо доказательства. Один из участников поездки, сановник Ильин, сам возвращаясь из Тавриды в Санкт-Петербург тем же путем, но уже по суше, то есть проезжая непосредственно рядом с населенными пунктами, назвал рассказы о декорациях «нелепой басней».

Екатерина, которой стали известны слухи о мифических деревнях и селах, в ряде писем с дороги недвусмысленно и, следует надеяться, со знанием предмета, их опровергала и высмеяла, как лживые.

Николай Мурзакевич -- член Одесского общества истории и древностей, великолепно знающий край, писал в статье, посвященной путешествию: «По смерти князя Потемкина о путешествии этом явились разные слухи, якобы он выставлял по дороге декорационные деревни и церкви. Какие должны быть декорации, чтобы с середины реки можно было их видеть за пять и за десять верст, и как их было перевозить?»

А флот из 40 боевых кораблей, салютовавших Екатерине II на Севастопольском рейде -- это триумф Потемкина! Россия прочно утвердилась на Черном море, и это не оспаривал уже никто.

Князь в одном из своих ответных посланий Екатерине написал слова, которые многое объясняют: «Самой главной наградой для меня остается тот факт, что недоброжелательство и зависть не смогли принизить меня в Ваших глазах и никакое коварство не возымело успеха».

Так кто же все таки оказался автором, «инициатором» фальшивых, злобных статей под броским названием «потемкинские деревни»?

Как в русской, так и в иностранной литературе утвердилось мнение, что автор домысла -- секретарь саксонского посольства Гельбиг, живший в России в 1787-1796 годах и одновременно с особым удовольствием оплевывавший весь российский народ, его религию, его ученых, писателей. Прообраз идейного нациста. Его коллеги-дипломаты отзывались о нем как о «воинствующей заурядности, основанной на невежестве, вооруженной подлостью», которая не останавливалась даже перед тем, чтобы втоптать в грязь память о человеке. Именно Гельбиг в серии статей анонимно (!) опубликован в 1797 году в гамбургском журнале «Миневра», где упомянул «потемкинские деревни», повторив свое клеветническое утверждение в книге с биографией Потемкина. Сочинение Гельбига многократно переиздавалось на немецком языке, причем всегда анонимно.

К чести заграничных исследователей деятельности князя Потемкина, там вышли книги, полностью опровергающие Гельбига.

В 1938 году в Лондоне вышла книга историка Г. Соловейчика «Потемкин», переизданная в 1951 году в Швейцарии. В ней говорится о «грубых и неправдивых измышлениях Гельбига, изобретшего злобное словечко, которое продолжает повторяться псевдоисториками и лжеучеными...»

Но об этом -- в следующем номере журнала «Новый ФАВОРИТ».

Александр Абросимов

Журнал «Новый фаворит» сентябрь 2004

Гетьман Грицько Нечеса

Напевно, більшість наших сучасників лише стисне плечима, почувши про такого гетьмана. Дізнавшись, що це козацьке прізвисько Світлійшого князя Григорія Олександровича Потьомкіна, дехто обурливо вигукне почерпнутий з публікацій низької історичної якості, ще й агітаційного характеру, постулат: «Та він же руйнівник Січі!» І виявиться неправим, адже у останню чверть XVIII століття саме Потьомкін став справжнім апологетом українського козацтва.

Народився Григорій Потьомкін 13 вересня 1739 року у сім'ї бідного дворянина Смоленської губернії. На той час Смоленщина була своєрідною «зоною контакту» українців, білорусів та поляків. Російський вплив у краї був мінімальний, зате смоленська шляхта охоче родичалася з козацькою старшиною, через що багато років по тому імператриця Катерина II вживатиме заходів до русифікації як України, так і Смоленської губернії. Тож не дивно, що Гриць -- а саме так називали майбутнього князя у дитинстві -- знав українську мову. Згодом, коли хлопця після смерті батька взяв на виховання й перевіз у Москву його родич Г. М. Кисловський, п'ятилітньому Григорію часто дорікали за нечисту російську вимову.

Дійшовши належного віку, Потьомкін поступив до Московського університету, але раптово покинув заняття, захопився фехтуванням та верховою їздою, за що й був відрахований. Та юнак, не шкодуючи за навчанням, записався у Лейб-гвардії кінний полк. Хто знає, можливо, йому довелося б ще довго чекати першого офіцерського звання, але допоміг його величність випадок. У день державного перевороту 1762 року Потьомкін виявився серед гвардійців, що супроводжували Катерину II у верховій поїздці з Петербурга до Оранієнбаума, де перебував Петро III.

Молодий вахмістр привернув увагу імператриці, що й відкрило йому шлях до придворної кар'єри: через декілька днів він вже корнет, згодом -- підпоручик, а після повернення із Стокгольму, куди його відправили у повноваженні кур'єра -- поручик і камер-юнкер, й одночасно -- фаворит її Величності. Здавалося б, така карколомна кар'єра мала вдовольнити Потьомкіна, але щойно розпочалася російсько-турецька війна 1768-1774 років, він покинув будуар Катерини II і вирушив на фронт.

У боях молодий генерал-майор відзначився як чудовий командир кавалерії, -- чого варта була лише блискавична атака Новотроїцьких кірасирів (полк вів початок від українського козацтва), очолювана ним у битві при Рябій Могилі. В ході воєнних дій, а саме -- 1772 року, Потьомкін познайомився з запорожцями і записався у Кущівський курінь під прізвиськом Грицька Нечеси, котре отримав від козаків, які сприймали його перуку за копицю нечесаного волосся.

Що ж являла собою тогочасна Січ? Після смерті у 1733 році останнього лицаря Запорожжя, гідного апофеозу Костя Гордієнка, Славне Військо Запорозьке Низове останнім з козацьких військ України присягнуло на вірність Росії. Відтоді поблизу Січі з'явилося укріплення -- Новосіченський ретраншемент, де постійно перебувала російська залога. На північно-західних кордонах Запорозьких вольностей виникла ще одна проблема -- Новосербія. Справа в тому, що за часів імператриці Єлизавети до Російської імперії переселилося чимало представників південнослов'янських народів: сербів, хорватів, чорногорців, македонців та інших, що втекли від переслідувань з боку турків.

Більшість з них мали, висловлюючись сучасною мовою, кримінальне минуле. Проте російський уряд був дуже радий цим біженцям: по-перше, з них сформували поселені гусарські полки, отже, Росія отримувала власну легку кінноту (адже козаки постійно підкреслювали, що вони є союзниками, а не підданцями імперії), а по-друге -- створювався інструмент тиску на непокірних запорожців, оскільки саме їхні землі -- північну частину Буго-Гардової та північно-західну Кодацької паланок -- уряд виділив під військові поселення, давши краю назву -- Новосербія.

Оскільки нові сусіди, у більшості своїй, в минулому були розбійниками, то не дивно, що їхні взаємини з січовиками були напруженими. В таких ситуаціях офіційний Петербург завжди ставав на бік сербів. Власне, Росія була зацікавлена у якнайскорішій ліквідації Запорозької Січі і зупиняла її лише турецька військова присутність у Північному Причорномор'ї, а у бойових діях проти турків і татар легка козацька кіннота та рухома флотилія були незамінними.

Сама Січ як лицарський християнський орден на той час перебувала у кризовому стані. З колишнього військового моноліту вона перетворилася на два угрупування: рядове козацтво, або «голота», та старшина, або «дуки». Типовим представником останніх був кошовий отаман Петро Калнишевський. Ось як характеризує його відомий науковий діяч української діаспори професор Нестор Король: «Тодішній кошовий надзвичайно багатий 84-річний П. Калнишевський, опираючись на заможніх сімейних запорожців, яких вже на той час на Запоріжжі було подостатку, що погірдливо і принизливо обзивав простих братчиків... не інакше, як «голитьбою» -- був набагато більше ніж лояльний по відношенню до Росії.

Мабуть, йому не давали спокою успіхи козацької старшини з Гетьманщини, звідки він був родом, що в цей час вже набула російське дворянство, а до того ще й в придачу передніше вільне селянство ба навіть збіднілих козаків собі в рабів». Отже, ми бачимо, що тогочасна січова верхівка, на відміну від Гордієнка та його соратників, врахувавши гіркий досвід своїх попередників, пішла шляхом найменшого спротиву, займаючись лише самозбагаченням і при цьому тримаючи у покорі головні маси козацтва за допомогою російських залог на Запорожжі. Єдиною інституцією, не підпорядкованою Росії, залишалася тільки Запорозька церква, підлегла лише Вселенському (Костянтинодонському) патріархату.

Втім, незважаючи на такі маніпулювання старшини, лицарський дух Січі ще не згас. Саме це й імпонувало Потьомкіну, який був за натурою романтиком та авантюристом. До того ж, запорожці під його проводом виявили у боях з турками дива хоробрості, за що ряд старшин отримали іменні золоті медалі, а кошовий -- оздоблений діамантами портрет Катерини II.

Проте, допомігши Росії виграти війну з Туреччиною, запорожці підписали собі смертний вирок. Справа в тому, що за Кючук-Кайнарджийською угодою, до Російської імперії, крім фортеці Кінбурн відійшли виключно козацькі землі, які до війни належали до Перевізької (Інгульської) та Прогноївської паланок. Частина запорозької старшини на чолі з Антоном Головатим розуміли, що офіційний Петербург, аби не звести нанівець результати війни, зробить все для знищення Запорозької Січі. Саме тому Головатий запропонував Потьомкіну, який у 1774 році отримав титул графа і став віце-президентом військової колегії та генерал-губернатором Новоросії, проект реформи Славного Війська Запорозького Низового, що зводився до наступного:

- вивести із Війська деструктивний елемент;

- оголосити новий устрій, подібний до Війська Донського;

- визначити постійну кількість козаків у Війську.

Потьомкіна цей проект влаштовував, але при дворі взяла гору думка сербів, які, на той час були у моді, і, до того ж, зазіхали на запорозькі землі. Безсилий щось зробити, Потьомкін, не бажаючи ризикувати кар'єрою, «вмив руки» і був змушений втілювати у життя імператорський указ про ліквідацію Запорозької Січі. Монаршу волю виконував корпус генерала П. А. Текелія, що переважно складався з південних слов'ян, угорців, молдаван та волохів. Завдяки зрадницьким діям кошового Петра Калнишевського та архімандрита Володимира (Сокальського), карателям пощастило здобути Січ без єдиного пострілу.

Вочевидь, Калнишевський та його оточення не дуже переймалися долею товариства, адже сподівалися отримати дворянські права і землі. Проте їхні надії не справдилися. Катерина II, перелякана національно-визвольним виступом яїцьких козаків та малих народів під проводом Омеляна Пугачова, вирішила вжити проти старшини всіх козацьких військ найжорстокіших репресивних заходів. Петра Калнишевського, а також військового суддю Павла Головатого та писаря Івана Глобу було засуджено на смерть. Але тут несподівано втрутився Потьомкін, подавши 14 травня 1776 року імператриці доповідь про те, що «вероломное буйство» названих старшин «столь великое, что по всяким законам они заслужили смертную казнь», але запропонував Катерині II замінити страту засланням. Петра Калнишевського було ув'язнено у Соловецькому монастирі, Івана Глобу -- у Туруханському, а Павла Головатого -- у Тобольському.

Останній кошовий повторив долю більшості політичних в'язнів тогочасної Росії. Спочатку його тримали у підземеллях Архангельської та Прядиненної веж, де він просидів 12 років. Але Потьомкін не забував про в'язня й у 1788 році, коли запорожці вже під назвою «вірних козаків» відзначилися у черговій російсько-турецькій війні, він добився в імператриці дозволу на переведення Калнишевського у братську келію. Займаючи у монастирі далеко не останнє приміщення, колишній кошовий тримав служників, а до того ж отримував пенсіон по 1 золотому рублю на день.

Отже, його річний прибуток нараховував 365-366 рублів, і це при тому, що у Січі жалування кошового становило лише 70 рублів. Таке становище дозволяло Калнишевському робити значні пожертвування на церкву. Ще до 1917 року в Успенському соборі Соловецького монастиря зберігалися запрестольний хрест та Євангеліє у дорогоцінній оправі, подаровані ним. У монастирських стінах Калнишевський і завершив своє життя 31 жовтня 1803 року у 112-річному віці.

Між тим Потьомкін як новоросійський генерал-губернатор зіткнувся з важливою проблемою: захистити новоприєднаний край було ніким. Запорожці після ліквідації Січі частково пішли у турецькі володіння, де заснували Задунайську Січ, а частково розійшлися по хуторах чи осіли в Нікополі, Катеринославі та Херсоні. Регулярної легкої кінноти, необхідної для війн з турками, Росія не мала. А південнослов'янські гусарські полки, на які так покладалася Катерина II, були, за висловом сучасника, «многочисленны только к получению жалования».

Спочатку Потьомкін спробував залучити запорожців до регулярної служби. Саме ними було укомплектовано як існуючі пікінерні полки -- Дніпровський, Донецький, Луганський, Єлісаветградський, так і новостворені -- Херсонський та Полтавський. Проте служба у пікінерних, а згодом і у легкокінних полках була вкрай непопулярною серед колишніх січовиків: почастилися випадки дезертирства. Тоді Потьомкін у 1787 році сформував «Корпус передової сторожі Катеринославських регулярних козаків» (пізніше - Катеринославське козацьке військо), до якого стали переводити легкокінні полки.

Крім того, 1 липня 1783 року у різні кінці Новоросії був розісланий циркуляр з пропозицією колишнім січовикам зібратися у Херсоні для служби у козацькому званні під проводом Потьомкіна. Так народилося «Військо вірних козаків запорозьких». Його організацією безпосередньо займалися козацькі старшини Сидір Білий (перший ватажок херсонського дворянства), Антон Головатий та Захарій Чепіга.

Катерина II дізналася про ці заходи Потьомкіна (на той час вже Світлійшого князя Таврійського) лише під час своєї подорожі до Криму, у квітні 1787 року. У Кременчуці її зустрів відділ запорожців на чолі з Сидором Білим, котрий подав імператриці прохання про відновлення Війська. Козаки супроводжували Катерину II до Херсону, і, зрештою, Білий отримав усну згоду.

Скоро по тому розпочалася російсько-турецька війна, у якій українським козакам випало взяти найдіяльнішу участь. Павлоградський та Маріупольський легкокінні полки, що входили до Катеринославського війська, билися з турками вже у першому бою під Кінбурном 1 жовтня 1787 року. У листопаді того ж року на Кінбурнську косу у розпорядження Олександра Суворова прибула команда «вірних запорожців» на чолі з Сидором Білим. Кіш новоутвореного війська розташувався в урочищі Васильковому біля Прогноїв (нині село Геройське Голопристанського району). Та офіційний дозвіл на формування Війська вірних козаків запорозьких з'явився лише 14 січня 1788 року. Кошовим, за старовинним січовим звичаєм, обрали Сидора Білого.