Модель поведения воинов во время массовых сражений в войнах эпохи средневековья

Отношение людей к войне в средние века. Монополия господствующего класса на военное дело с XI-XII века. Отказ от недостойных занятий и образа жизни. Институционализация рыцарских состязаний. Стереотипы рыцарского поведения во время массовых сражений.

Рубрика История и исторические личности
Вид курсовая работа
Язык русский
Дата добавления 16.03.2012
Размер файла 80,8 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Даже в тех сражениях, где пехота оказывала эффективную поддержку своим рыцарям, ее действия осуждались благородными участниками событий. В ходе битвы при Воррингене (1288 г.) крестьяне из Берга стали безжалостно резать рыцарей противников и их лошадей. Хотя они и были враги, хронист Ян ван Хеелу, автор "Рифмованной хроника", полагал, что "ужасная вещь", когда столь доблестные рыцари убиваются в спину низкородными крестьянами. Как уже отмечалось выше в "кодексе рыцарского поведения" существовала огромная разница между отношением к рыцарям и отношениям к пехотинцам: источники обнаруживают реальное равнодушие к судьбе последних; неспособные заплатить выкуп (об этом даже не думали), их убивали без стыда, несмотря на (или возможно из-за) той важной роли, которую они играли в осадах и сражениях и которую историки в свою очередь слишком часто, недооценивают .

Эта тенденция, согласно которой дворянин не мог сражаться с неблагородными, со временем превратилась в норму, и была закреплена в феодальном праве. Так в "Кутюмах Бовези" по этому поводу говорится: "Согласно нашей кутюме, война не может происходить ни между простолюдинами, ни между горожанами. И если между ними возникают угрозы, оскорбления и драки, то дело подлежит суду... И поскольку на оружие имеют право только дворяне, они не могут воевать с простыми людьми". война рыцарский поведение сражение

Нередко рыцари разных стран считали себя единой кастой, для членов которой не всегда важна политическая, конфессиональная, этническая и вассальная принадлежность. Это ощущали современники. Для европейских рыцарских романов XII-XIII вв. характерны представления о "мировом" рыцарстве, охватывающем как христианский, так и мусульманский мир. В этом отношении примечательны мемуары мусульманского рыцаря Усамы ибн Мункыза, чья жизнь прошла в почти непрерывных сражениях с крестоносцами. Это не мешало ему относиться к ним с большим уважением и даже дружить со многими из них, в том числе с членами ордена тамплиеров. В ходе Реконкисты, отвоевывая у арабов земли, испанские феодалы считали мусульманских рыцарей равными христианским. Этот факт отражен в средневековой литературе. Не раз западноевропейские феодалы переходили на службу к мусульманским правителям, получая икта.

Подводя итоги необходимо отметить, что вся жизнь "рыцарей" была связана с войной, которая считалась единственным занятие достойным благородного человека. Подобная картина наблюдалась еще в обществах живущих в условиях родоплеменного строя и зарождающихся государств, но завершенный вид приобретает уже в средневековье в условиях феодального строя. Несмотря на то, что традиционно мир считался предпочтительней войне, а об этом говорят все мировые религии, возникшие в Средние века, "воюющие" в глазах окружающих и сами для себя находили моральное оправдание своим действиям. Возникают представления о неизбежности войны, о справедливой и несправедливой войне, дхарме воина и т.п.

Далее следует отметить, что в эпоху феодализма сложились две концепции войны: первой была "смертельная" война, вторая "рыцарская" война, а так же существовали промежуточные варианты. Рыцарская война характеризовалась немногочисленностью армий (по сравнению с войнами Древнего мира и Нового времени), составом участников (рыцарское конное войско) а так же наличием определенных правил и кодексов поведения (необходимость подрыва материальных ресурсов противника, преобладание осад и мелких стычек над крупными сражениями, наконец, особым отношением к "врагу-сопернику").

Можно с уверенностью утверждать, что в это время всех воюющих объединяла классовая солидарность, которая довлела над всеми остальными чувствами. Поэтому рыцарская война легко могла быть прервана и бывшие враги, эти "друзья-соперники", отложив оружие, собирались все вместе в одной церкви или храме для проведения совместных, религиозных обрядов или же устраивали общую трапезу, совместные развлечения, охоты, турниры и т.п. Но, в конце-концов рыцарские войны ожесточаются, чему способствует ряд факторов:

происходит усложнение стратегии и тактики;

увеличивается роль пехоты и наемных формирований;

распространяется огнестрельное оружие;

война становится "государственным интересом";

происходит разложение рыцарской морали.

Раздел II. Стереотипы рыцарского поведения во время массовых сражений

Определенным прототипом ведения военных сражений по рыцарским правилам, прослеживаемым в первобытной среде, могут служить методы, способы и особые отношения между воюющими, наблюдаемые учеными уже в XIX в. в ходе этнографических исследований племен Океании и Африки. Так, например, в Папуа противника предупреждали заблаговременно о начале ведения боевых действий, и война начиналась только после обоюдной готовности к сражению. В ходе военных действий имелся запрет на применение наконечников для стрел, имеющих зазубрины, которые наносили излишнее повреждение телам воинов. В войне объявлялся перерыв до 15 дней, если происходило убийство или ранение одного из сражающихся. Перемирие свято соблюдалось обеими сторонами, что находит подтверждение в отсутствии часовых, выставляемых для охраны.

У нас мало письменных свидетельств о том, как проходили некоторые войны периода Древнего мира, и насколько их характер соответствовал описаниям в произведениях героического эпоса. Одним из немногих таких примеров, может служить описание боевых действий в знаменитой "Илиаде". Повествование о сражениях под стенами Трои, это не плод фантазии слепого сказителя, а исторические реалии. По мнению некоторых ученых в "Темные века" греческой истории, в эпоху Лелантской войны между Халкидой и Эретрией на Эвбее в VIII-VII вв. до н.э. ведущую роль в сражениях играли знатные воины, а не ополчение, а сама война была локальной, и носили ритуализованный характер, вследствие различного рода неписаных законов, соблюдавшихся во время

До легендарных реформ короля Шаки зулусы, согласно устной традиции, воевали также как и их соседи - для сражения стороны встречались в заранее назначенном месте и перестреливались лёгкими метательными копьями, защищаясь овальными щитами; во время схватки происходили многочисленные поединки храбрейших воинов, а за боем из тыла наблюдали старики и женщины. Потери в подобных стычках были невелики, и к вечеру одна из сторон, признав поражение, просила мира и обещала платить дань.

Приход к власти в 1816 г. Шаки в корне изменил военное дело зулусов. По всей стране был объявлен рекрутский набор, армия стала профессиональной. В тактическом плане от перестрелки копьями и дротиками на дальнем расстоянии, перешли к организованным атакам с последующей рукопашной с использованием больших овальных щитов и ассегаев - коротких копий с длинным колюще-рубящим наконечником. Но в многочисленных войнах с соседними племенами и англичанами, зулусы даже имея огнестрельное оружие, предпочитали все же сражаться врукопашную. Зулус Мангванана как-то заметил, что "если мужчина является мужчиной, то он бьётся врукопашную".

К. Райт писал о том, что войны первобытных народов иллюстрируют международные правила ведения войн, существующие в настоящее время: правит ла, определяющие типы противников, определяющие обстоятельства, которые устанавливают нормы, и основания для начала и конца военных действий, правила, устанавливающие количество участников, время, место и методы ведения войны и даже правила объявления войны вне закона.

Как уже говорилось выше, "воюющие" с детства готовились к превратностям своей профессии, закаляя себя физически и изучая нелегкую военную науку. Но и потом они должны были постоянно совершенствовать свое воинское мастерство и тренироваться, участвуя в различных состязаниях. Западноевропейские рыцари эту суровую необходимость превратили в нечто невиданное для других сообществ "воюющих" - турниры. Рыцарь участвовал в войнах так долго, как только позволяли ему силы, до самой старости. Его дом - казарма, крепость, замок, служивший оружием нападения и защиты. Когда же по чистой случайности он пребывал в мире, то и тогда стремился предаваться войне воображаемой, сражаясь на турнирах, ибо турнир - уменьшенная копия войны, дополнительная возможность сражения и получения добычи. О роли турнира в подготовке к войне повествуется в отрывке английского хрониста Роджера Хоудена: "Рыцарь не может блистать на войне, ежели он не подготовился к ней на турнирах. Нужно, чтобы он видел, как льется его кровь, слышал, как трещат под ударами кулака его зубы, пусть его сбросят на землю, чтобы он почувствовал тяжесть тела своего неприятеля, да чтобы, двадцать раз выбитый из седла, он бы двадцать раз оправился от падений, еще более чем когда-либо, готовый ринуться в бой. Только тогда он сумеет безбоязненно участвовать в жестоких войнах с надеждой выйти победителем".

В задачи нашей работы не входит исследование этого средневекового западноевропейского культурно-исторического феномена т.к. это тема отдельного научного труда, тем не менее, мы рассмотрим в этой главе и следующей некоторые формы турниров которые приближались к настоящим войнам.

В XII в., во времена Уильяма Маршала турниры немногим отличались от настоящей войны. Это были генеральные сражения между двумя армиями -двух феодальных лордов с их отрядами, которые состояли из собственной феодальной свиты, вместе с другими, которые поступали к ним на службу за плату. Самые маленькие из таких турниров, проходили с участием только двух отрядов рыцарей, насчитывавших двадцать или тридцать человек с каждой стороны. На более великих турнирах, другие лорды и их отряды соединились между собой в две партии - претендентов и защитников, где могли быть сотни рыцарейна каждой стороне .

В дополнение к рыцарям использовалось большое число оруженосцев и пехотинцев. Некоторые участвовали в сражении, часто с арбалетами и луками, более часто с мечами и булавами, нападая на упавших рыцарей, иногда даже подрезая стремена, чтобы спровоцировать падения. Другие вооруженные воины держались в запасе, чтобы борьба не вышла из-под контроля, поскольку это часто случалось, или помещались в засаду в близлежащем городе или лесе, готовые напасть на неосторожных всадников.

Цель борьбы, как и в большей части реальных войн того времени, была добыча - состоящая из выкупа, лошадей, и снаряжения. Хотя часто случались потери и повреждения, и смертельные случаи были часты, так как использовались обычная броня и оружие, участники знали, что за мертвого соперника никто не заплатит никакого выкупа, и поэтому они стремились захватывать, а не вредить противнику. Как было совершено пленение, не имело значение. Не было никакого акцента на технике, как это было позже с ломающимися копьями, и никаких разговоров о честной игре; двое или трое объединялись против одного, поскольку это было наиболее эффективным .

Все же существовало несколько правил, которые отличали такой турнир от реального сражения, хотя они не всегда соблюдались, и никакими должностными лицами не предписывались. Эти турниры проводились, в заранее оговоренное время и месте, например, соблюдалось общее перемирие до и после борьбы. Была нейтральная земля, lices, где пленные и добыча могли быть сохранены и где уставшие или раненые, могли найти убежище, если они могли сделать это прежде чем попасть в плен. В теории, по крайней мере, такой турнир был дружественным сражением, с пределами и условиями выкупа, хорошо понятными и иногда устанавливавшимися заранее. Турнир происходил на открытом пространстве; в "Истории Уильяма Маршала" местоположение турнира обычно определяется не в данном городе, а между двумя городами - "entre Anet е Sorel.n Рыцари собирались заранее, поселяясь в одном из городов. Была в обычае некоторая предварительная борьба - "вечерний турнир" - чтобы оправдать раннее прибытие, но настоящий турнир начинался следующим утром. Обычно происходила некоторая предварительная схватка, commencailles, в которой, поскольку это был акт бравады, отдельные рыцари выезжали из рядов, чтобы бросить вызов чемпионам от противоположной стороны для индивидуального боя. Но эта, схватка имела небольшое значение, и сам турнир, был просто melee, общим сражением. Оно начиналось с атаки рыцарей, объединенных в двух противостоящих друг другу отрядов, пока не ломались копья. По ходу сражения можно было брать новые копья, которые доставлялись оруженосцами, или, более часто, сражение продолжали с мечами и булавами. Сражение длилось, пока не наступала ночь или до тех пор, пока одна из сторона была полностью побеждена.

Если рыцаря сбивали с коня, его противник захватывал его лошадь и галоп мчался к lices, где он вручал этот приз своим оруженосцам и вооруженным воинам, чтобы они его охраняли, в то время как он мчался назад в драку. Если побежденный рыцарь был ошеломлен или ранен при падении, его противник -или оруженосцы его противника, и вооруженные воины захватывали его и тянули его прочь к lices, чтобы оставить под охраной, пока он не принимал меры к своему выкупу. Если он не был ошеломлен или ранен при падении, оруженосцы, и вооруженные воины нападали на него с булавами и били его, заставляя сдаться, если его товарищи или его собственные вооруженные воины не могли спасти его.

Любимой тактикой Уильяма Маршала был захват лошади и наездника одновременно. Он мчался в драку и захватывал уздечку лошади своего противника, вырывая ее из руки наездника; потом он ехал прочь так быстро как мог, держа узду на расстоянии вытянутой руки, вне зоны действия меча своего беспомощного пленника. Уильям уделял оружию мало внимания, зная, что наездник, лишенный уздечки, будет думать только о том, как удержаться в седле. Однажды Уильям применил эту тактику на противнике, который вместе с вооруженными воинами, попробовал заманить его в засаду в деревне. Уильям захватил уздечку своего противника и поехал прямо через ряды пеших солдат, таща своего беспомощного пленника за собой. Но, поскольку они помчались вниз по деревенской улице, его пленник, столкнувшись с водосточной трубой спускающейся с крыши, был выбит из седла. Уильям не обратив внимание на падение, продолжал тянуть позади себя лошадь, но уже без всадника. Он дотянул ее до укрепленного места со своими оруженосцами и приказал, чтобы они позаботились о его пленнике. "Каком пленнике?", спросили они, и только тогда обернувшись Уильям увидел, что его ценная добыча исчезла. Но он находился в хорошем настроении и просто рассмеялся. Уильям обладал широкой натурой "веселого варварства", которая характеризовала молодых рыцарей его времени, и, кроме того, он знал, что лошади и седла были также ценны.

Как показывает этот инцидент, турнир не был ограничен в пределах установленных границ. Территория могла располагаться в пределах целой сельской местности и на улицах соседних деревень. Хотя теоретически lices были нейтральными землями, Уильям заботился, о том чтобы видеть, что его пленники тщательно охраняются. И, хотя теоретически перемирие соблюдалось после того, как турнир был закончен, в действительности, ни один рыцарь не был в безопасности, пока он не оказывался среди своих друзей в его собственном жилье. На одном турнире Уильям и его товарищи возвратились на свои квартиры в городе и подсчитывали прибыль и потери - главным образом потери со стороны товарищей Уильяма - когда они увидели приближающегося раненного рыцаря, ошеломленного и вот-вот упадущего с лошади. Обрадованный, Уильям подпрыгнув, выбежал, захватил упавшего в обморок рыцаря, подхватив полностью вооруженную фигуру под руку, и помчался назад к ждущим друзьям. "Вот," сказал он, бросая беднягу к их ногам", тот который должен заплатить ваши долги.

На закате турнир заканчивался, хотя лидеры отрядов могли договориться на схватку второго дня. Вечер после турнира, проходил в устраивании оплаты выкупов и обсуждения событий дня. Лидеры решали, кто выиграл pris, "честь" турнира, обычно устный, а не материальный. Было также много выпивки и хриплых песен , но никакого формального развлечения кроме борьбы; и, хотя лидеры развлекли своих собственных людей и любых случайно заглянувших посетителей, не было никаких общих пиров, и ни один из лидеров, ни даже те, кто организовывал турнир, не имели обязательств гостеприимства к тем, кто наблюдал этот турнир.

Подводя итоги можно сказать, что турнир двенадцатого столетия был суровым и неофициальным делом, без церемоний и зрелищ, которые характеризовали более поздние турниры и незначительно влияли на вопросы рыцарской чести, за исключением обязательства выплачивать долги. Церковь имела полное оправдание выступать против таких турниров, и моралисты типа Жака де Витри не испытывали особенных трудностей, доказывая, что турнир был гнездом семи смертельных грехов. Государство так же непреклонно выступало против турниров; они угрожали жизням участников, угрожали нарушить общественный порядок, и безопасность. Любое большое собрание вооруженных людей было потенциальной опасностью для короны. Так на турнире в Стене в 1215 году бароны заманили в ловушку короля Иоанна Безземельного, заставив его подписать Великую Хартию Вольностей. Так что первым своим подтверждением европейские "права человека" обязаны весьма неблагородному ис-пользованию благородной забавы.

Все предприятия западноевропейских рыцарей связанные с войной, постоянно объявлялись с большой торжественностью, и это возбуждало в воинах стремление к славе и наградам. Рыцари по этому поводу давали обеты, подтверждаемые особыми актами. Исполнение этих обетов предписывалось религией и честью. Интересное описание рыцарских обетов мы находим в "Записках о древнем рыцарстве", книге Сент-Палея. "У рыцарей - пишет названный автор, - существовал так называемый обет павлина или фазана. В назначенный для принесения обета день все рыцари собирались в каком-либо названном месте, и дамы или девицы торжественно вносили в это многочисленное собрание рыцарей жареного павлина или фазана. Эту птицу подносили каждому рыцарю, и каждый произносил над ней обет; потом блюдо ставили на стол и жаркое разделяли между всеми присутствующими".

Значение обета состояло, как правило, в том, чтобы, подвергая себя воздержанию, стимулировать тем самым скорейшее выполнение обещанного. В основном это были ограничения, касавшиеся принятия пищи. Первым, кого Филипп де Мезьер принял в свой орден Страстей Господних, был поляк, который в течение девяти лет ел и пил стоя. Бертран дю Геклен также был скор на обеты такого рода. Когда некий английский воин вызывает его на поединок, Бертран объявляет, что встретится с ним лишь после того, как съест три миски винной похлебки во имя Пресвятой Троицы. Потом он клянется не брать в рот мяса и не снимать платья, покуда не овладеет Монконтуром. Или даже вовсе не будет ничего есть до тех пор, пока не вступит в бой с англичанами .

Другим способом подтолкнуть рыцаря к скорейшему выполнению обета было искусственное ограничение физических способностей. Так Фруассар рассказывал, что сам видел английских рыцарей, закрывших один глаз шелковой повязкой во исполнение данного ими обета смотреть на мир лишь одним глазом, пока не свершат они во Франции доблестных подвигов.

Еще одним рыцарским обычаем, предваряющим сражение, было назначение места и времени для проведения битвы. Перед сражением при Лаудон-Хилле в 1306 г. Роберт I, король Шотландии, получил послание от Эймера де Валенса, командующего английской армией, который "послал ему известие" о том, что "вызывает его на равнины" "под холм Лоудун" сразиться с ним в "десятый день мая". Брюс принял вызов, отправив гонца назад со словами "Будь спокоен, я говорю, (что) встречу его (на) холме Лоудун" . Генрих Трастамарский хотел любой ценою сразиться со своим противником на открытом месте. Он сознательно пожертвовал более выгодной позицией и проиграл битву при Нахере (Наваррете, 1367 г.). Когда король Франции не нашел подступа для штурма Кале, он, учтиво предложил англичанам выбрать где-нибудь место для битвы. Карл Анжуйский дает знать римскому королю Вильгельму Голландскому, "что вместе с войском, на лугу, точь-в-точь у Ассе, без движенья, три дня он будет ждать сраженья". Битве при Креси (1346 г.) предшествовал обмен посланиями, причем король Франции предлагал королю Англии на выбор два места и один из четырех дней, - а то и больше, - для того чтобы провести сражение. Вильгельм, граф Геннегау, идет еще дальше: он предлагает французскому королю трехдневное перемирие, чтобы построить за это время мост, который даст возможность войскам войти в соприкосновение друг с другом для участия в битве.

18 сентября 1356 г. войска англичан и французов встретились около города Пуатье. Видя численное превосходство французов, и опасаясь за исход битвы, Черный рыцарь предложил перемирие на 7 лет. Но Иоанн II отказался от фактически бескровной победы, он жаждал реванша за поражение при Креси. При этом набожный французский король перенес битву с воскресенья на понедельник. Пока французы молились, англичане возводили укрепления. Король отослал назад городское ополчение из Пуатье, пришедшее помочь рыцарям, он считал, что не дело простого народа вмешиваться в споры между королями .

Английские короли и полководцы, склонные к благоразумным поступкам в большей степени, чем их противники французы, все же были не чужды рыцарских предрассудков. Так, за несколько дней, до битвы при Азенкуре в 1415 году король Англии Генрих V, продвигаясь навстречу французской армии, в вечернее время миновал по ошибке деревню, которую его квартирьеры определили ему для ночлега. У него было время вернуться, он так бы и сделал, если бы при этом не были затронуты вопросы чести. Король, "как тот, кто более всего соблюдал церемонии достохвальной чести", как раз только что издал ордонанс, согласно которому рыцари, отправляющиеся на разведку, должны были снимать свои доспехи, ибо честь не позволяла рыцарю двигаться вспять, если он был в боевом снаряжении. Так что, будучи облачен в свои боевые доспехи, король уже не мог вернуться в означенную деревню. Он провел ночь там, где она застала его, распорядившись лишь выдвинуть караулы, невзирая на опасность, с которой он мог бы столкнуться.

В период "Сражающихся царств" в Японии прославились два выдающихся полководца, Такэда Сингэн Харунобу из провинции Каи (1521-1573) и Уэсу-ги Кэнсин Тэрутора из провинции Этиго (1530-1578). Соседи, они отличались абсолютно противоположными характерами, и пять раз сражались друг с другом в местечке Каванакадзима (исходы сражений были весьма спорными, но все же превосходство оставалось за Кэнсином). Сингэн был великолепным администратором расчетливым политиком, Кэнсин же был воином, искренним и простым, чьим рыцарским духом восхищались даже его враги, в том числе и Сингэн.

Воюя с Сингэном, Кэнсин узнал, что третий князь, открыто не воевавший с Сингэном, отрезал путь, по которому доставляли соль. Тогда Кэнсин велел своим подданным вдоволь снабдить своего противника солью, написав ему, что находит такой способ экономической войны достойным презрения: "Я сражаюсь не солью, а мечом". Затем Кэнсин отправил письмо к Сингэну в котором говорил что не испытывает к нему обиды и злобы, и что сражается с ним только чтобы помочь попросившим у него помощи другим самураям. Сингэн соглашается, что дело Кэнсина правое, но он все равно будет продолжать войну .

Такэда Сингэн Харунобу, а позже его сын Кацуёри и Уэсуги Кэнсин Тэ-рутора известны еще и тем, что они были главными противниками первых объединителей Японии Ода Набунага и Токугава Иэясу. Готовясь к войне с ними, Кэнсин послал письмо Набунага, в котором предупреждал его, что будущей весной нападет на область Киото. Вместе с письмом он в качестве подарка отправил 200 кусков ткани. Весной 1578 года была собрана огромная армия северных провинций, все было готово к походу. Кэнсин лично провел смотр, принял клятвы и собирался выступить. Однако незадолго до намеченного срока выступления он вдруг заболел и через два дня умер (по другой версии был отравлен наемным убийцей Ода Набунага).

Подобные отношения мы наблюдаем и в средневековом Китае. О победе речь могла идти лишь в том случае, если сражение возвышало честь полководца. Двое вельмож, Цинь и Цзинь, расположили свои войска в боевом порядке друг против друга, не начиная сражения. Ночью к Циню пришел посланец от Цзиня и уведомил его, чтобы тот приготовился: "С обеих сторон уже достаточно воинов! Встретимся же наутро друг с другом, я Вас вызываю!" Но люди Циня замечают, что взгляд у посланного к ним не очень-то тверд и голос его не слишком звучит уверенностью. И вот Цзинь уже потерпел поражение.

"Войско Цзиня боится нас. Оно вот-вот обратится в бегство! Отбросим врагов к реке! Мы наверняка разобьем их". Но войско Циня не трогается с места, и противник может спокойно покинуть поле проигранной битвы. Честь препятствует тому, чтобы последовать такому совету. Ибо: "Не дать подобрать убитых и раненых - это бесчеловечно! Не дожидаться урочного времени, загонять противника в угол - это же трусость...".

Зачастую рыцари сознательно шли в битвы, заведомо зная, что они проиграют или даже погибнут, но отказаться от участия не позволяла честь, которая понималась как превознесение личной доблести в глазах всего света. Разум, равно как и материальная выгода, должны были уступить требованиям этой чести, подразумевающей прежде всего храбрость и великодушие. Это горделивое поведение очень далеко от смирения, приличествующего истинным Христовым рыцарям, но его нельзя отнести за счет пустого хвастовства, на что указывают многочисленные эпизоды истории того времени. На поле битвы при Азенкуре под вечер, когда королевские войска под командованием коннетабля д'Арманьяка были уже наголову разбиты, появился Антуан Бургундский, брат Иоанна Бесстрашного, заклятый враг арманьяков; он пожелал, несмотря ни на что, до конца исполнить свой долг по отношению к королю Франции, и его тело будет найдено среди других павших в тот день. Его племянник, Филипп Добрый, нередко будет высказывать сожаление о том, что был в те времена слишком молод и не мог последовать его примеру, и у нас нет оснований подвергать сомнению искренность этого чувства. При нападении французов на английское побережье у Дартмута в 1404 г. Один из предводителей, Гийом дю Ша-тель, хочет напасть на англичан с фланга, так как побережье находится под защитою рва. Однако сир де Жай называет обороняющихся деревенщиной: было бы недостойно уклониться от прямого пути при встрече с таким противником; он призывает не поддаваться страху. Дю Шатель задет за живое: "Страх не пристал благородному сердцу бретонца, и хотя ждет меня скорее смерть, чем победа, я все же не уклоняюсь от своего опасного жребия". Он клянется не просить о пощаде, бросается вперед и гибнет в бою вместе со всем отрядом. Участники похода во Фландрию постоянно высказывают желание идти в голове отряда; один из рыцарей, которому приказывали держаться в арьергарде, упорно противился этому.

Так же обстояло дело и в Японии. Поскольку самураи получали специальное вознаграждение за проявление инициативы в битве, они часто шли на любые ухищрения, чтобы первыми вступить в бой. Например, было обычным явлением, когда самурай тайком уходил ночью из лагеря и занимал передовую позицию, чтобы во время атаки, запланированной на утро, оказаться впереди всех. При этом самурай нередко обнаруживал, что один или несколько его товарищей по оружию замыслили то же самое и попытались ночью продвинуться еще дальше, чем он. То же самое предпринимали и противники, и это приводило к стычкам, еще прежде чем началось сражение.

В знаменитом сражении при Нагасино в 1575 году встретились армии Ода Набунага и Токугава Иэясу с одной стороны и армия Кацуери, сына Такэда Сингэна с другой. Ода Набунага долго не решался вступить в сражение, и только когда Токугава пригрозил перейти на сторону Кацуери, согласился выступить со своим войском. Имея численное преимущество своего войска в несколько раз, Ода даже при этом так опасался сражения со знаменитой конницей провинции Каи, что построил три ряда частокола, за которыми спрятал 3000 стрелков с аркебузами.

Старые полководцы Кацуери - Нобуфуса, Масакагэ и Масатоё, еще служившие у его отца, видя невыгодность своего положения, пытались убедить его не начинать сражения. Двое же фаворитов сказали: "В сегодняшней битве нам суждено победить двух заклятых врагов. Не слушайте этих старых и трусливых людей". На что Нобуфуса ответил: "В сегодняшней битве мы, старые и трусливые, умрем. Вы же просто побежите".

Кацуери, в конце концов, решил сражаться. Масакагэ и Масатоё возглавляя свои отряды, бросились вперед и пали сраженные пулями. Нобуфуса с восьмьюдесятью всадниками прикрывая отход разгромленной армии Каи сражался до последнего. Когда рядом с ним никого не осталось, он взобрался на холм и громко закричал, обращаясь к врагам: "Я Баба, губернатор Минно. Убейте меня, если сможете, и вы получите большую награду!" Враги нанесли ему множество ран, и он умер. Двое фаворитов, как и предсказывали, бежали первыми .

Иногда перед началом сражения полководцы обменивались посланиями или встречались непосредственно на поле битвы для обмена любезностями. Так в Махабхарате говорится, что перед генеральным сражение Кауравов и Панда-вов "Юдхиштхира, отложив в сторону свое оружие и сойдя с колесницы, направился в сторону Кауравов. Его братья, удивленные и недоумевающие, Кришна, а также некоторые их сторонники пошли за ним. Оказалось, что Юдхиштхира, понимая какой грех они собираются совершить, решил заручиться формальным согласием своих родных на начало братоубийственной битвы. Подойдя к колеснице Бхишмы - старшего в их царском роде, Юдхиштхира с почтением приветствовал его и попросил разрешения начать битву. Бхишма, удовлетворенный такой почтительностью и проявлением величия души у старшего из Пандавов, дал разрешение начать битву и предсказал Юдхиштхире победу. Затем Юдхиштхира обратился с той же просьбой к наставникам Дроне и Крипе, а также к царю мадров Щалье. Они также разрешили начать битву и заверили Пандавов, что те одержат победу, так как их дело правое. Сами же они вынуждены сражаться за неправое дело, так как зависят от Кауравов. После этого Юдхиштхира и его спутники вернулись к своему войску, и битва началась".

Но порой случалось что подобные "любезности" носили несколько иной характер. Происходило произнесение речей, высмеивающих военачальников противной армии. Издевательство и моральная дискредитация врагов относились к необходимой подготовке битвы. Так в битве при Линкольне в 1141 г. Роберт Глостерский, подбадривая своих воинов, встал на возвышенность и высказался следующим образом относительно персоны графа Йоркского: "человек необыкновенного постоянства, в злодеяниях ... брошенный женой, бежавшей из-за его невыносимой развращенности". Графа же Суррея перед своими войсками Роберт обвинил в крайней нечистоплотности и в уводе жены у вышеназванного графа, в поклонении Бахусу (пьянстве) и полной некомпетентности в военном деле. От королевской стороны (король Стефан поручил это одному из дворян поголосистее, Балдуину Фицгилберту) перепало и самому графу Роберту: "в его обычае много угрожать и мало делать; у него челюсть льва и сердце кролика; он красноречив на словах, но всегда держится на заднем плане из-за своей лени". Ранульфу Честерскому досталось еще больше. Он де "человек безрассудной храбрости, готовый плести заговоры, (но) непостоянный в исполнении их, стремительный в войне, неготовый к опасностям, замышляющий слишком возвышенные для исполнения планы, склонный выполнять невозможное'*. "За что бы он ни брался как мужчина, он всегда заканчивает как женщина; поскольку во всех делах, за которые он принимался, он встретился с неудачей...".

Основную идею рыцарского сражения прекрасно выразил японский полководец Уэсуги Кэнсин: "Цель Сингэна - полная победа, ибо его подлинное желание - возделывать землю. Я не таков. Я встречаю врага и сражаюсь с ним. По сути, я хочу лишь затупить свой меч". Действительно рыцари зачастую сражались не ради каких-то целей, а ради самого сражения как такового. Главным была не победа, а достойное поведение, рыцарь мог и проиграть сражение или даже погибнуть, но это нисколько не ущемляло его честь, если он все делал как надо, по правилам. "Лучше честная смерть, чем жизнь во стыде" - говорили рыцари. В романе А. де Ла Саля герою внушается мысль: "заботьтесь о том, чтобы быть добродетельным, и доблестно проигрывайте и с честью выигрывайте, ибо что бы с вами ни случилось и сколь бы могущественным вы ни были, ваше достояние может составлять только честь".

Отсюда исходило и полное пренебрежение рыцарей к тактике и стратегии, зачем разрабатывать схемы и планы, зачем выстраивать войска, зачем наконец нужна пехота, достаточно лишь увидев достойного противника броситься на него в бешенной атаке. Эти идеи были прекрасно выражены идеологами японского самурайства.

Бусидо приказывало сражаться отчаянно, насмерть. "Любого противника, с которым ты сражаешься, считай настолько сильным, что с ним не управятся и десятки людей", - говорил Наосигэ из рода Набэсима. "Ты никогда не сможешь совершить подвиг, если будешь следить за ходом сражения. Только тогда ты достигнешь многого, когда, не обращая внимания на окружающее, станешь биться отчаянно, как бешеный". "Добиваться цели нужно даже в том случае, если ты знаешь, что обречён на поражение. Для этого не нужна не мудрость, ни техника. Подлинный самурай не думает о победе и поражении. Он бесстрашно бросается на встречу неизвестности". Идеалом самурая была рукопашная битва "... Если на поле битвы ты будешь вырываться вперёд и заботиться только о том, чтобы вонзиться в ряды противника, ты никогда не окажется за спинами других воинов, и ты стяжаешь себе великую воинскую славу". Господин Аки заявлял, что он не позволит своим наследникам изучать военную тактику. Он говорил: "Если на поле боя начать рассуждать, этим рассуждениям не будет конца. Благоразумие никогда не победит врага. Меньше всего оно требуется, когда человек оказался перед логовом тигра. В таком случае, если человек когда-либо изучал военную тактику, он начнёт сомневаться, и его сомнения никогда не прекратятся". Накано Дзиньэмон говорил: "Изучение таких предметов, как военная тактика, бесполезно. Если воин не бросается на врага и не рубит его, закрыв глаза, он окажется бесполезным, потому что в бою не продвинется ни на один шаг".

На Западе еще кельты, во время военных действий, хотя и знали строй (подчас образуя "живую крепость" - замкнутую стену из щитов наподобие римской "черепахи"), гораздо больше внимания уделяли действиям знатных воинов, сражавшихся вне строя и независимо от него. Эти воины образовывали фианну - "священный отряд" (хотя отряд как раз предполагал совместные действия, а фении - члены фианны - вместе пировали, но сражались порознь). Прятаться за бронёй, шлемом, иногда - щитом у воинов фианны считалось недостойной трусостью. Столь же недостойным они считали тонкий расчёт и занятие стратегически важных позиций.

В целом идея благоразумия, рассудительности вписывалась в систему ценностей рыцарской культуры с очевидным трудом. Причина этого заключалась в естественной сложности сочетать в военной практике храбрость и чувство меры, что прекрасно ощущали сами современники - "по правде, нельзя проявить великой храбрости, чтобы в ней не было безрассудства", - говорил Генрих Валансьенский. Императору Латинской империи Генриху постоянно приходилось уговаривать своих рыцарей:"... не бросайтесь вперед прежде, чем я вам прикажу. Вы же видите, что это не детская игра и не развлечение". Но дело как раз в том, что даже самые серьезные сражения рыцари рассматривали как игру и развлечение.

Рыцари часто не только не склонны были внимать этим принципам, но очень негативно воспринимали требования элементарных мер личной предосторожности, как в отношении себя, так и своего сеньора, что нередко являлось причиной роковых исходов стычек с врагом.

Никакой воинской дисциплины у рыцарей не было, и быть не могло. Ибо рыцарь - индивидуальный боец, привилегированный воин с болезненно острым чувством собственного достоинства. Он был профессионалом от рождения и в военном деле равен любому из своего сословия вплоть до короля. В бою он зависел только сам от себя, и выделится, быть первым, мог только показав свою храбрость, добротность своих доспехов и резвость коня. И он показывал это всеми своими силами. Да кто же тут мог ему что-то указать или приказать? Рыцарь сам знал всё, и любой приказ для него - урон чести.

Да и сами полководцы зачастую, как только начиналось сражение, забывали о своей роли руководителя и организатора сражения и начинали вести себя как простые рыцари. В Битва при Воррингене (1288 г.) Жан Брабантский произнес речь, хваля храбрость своих рыцарей, их предков и т.д. и обещая лично сражаться в первом ряду, поскольку у него были лучший конь и вооружение. В отличие от многих других государей, перед боем передававших свои доспехи другим, чтобы не быть узнанными в бою, Жан Брабантский выехал при полном параде. Далее герцог сказал, что вассалы должны защищать его сзади и с боков, а спереди он обо всем позаботится сам, и если увидят его бегущим или сдающимся в плен, они должны убить его. При герцоге было двое телохранителей, но ни один не ехал впереди него.

В 917 г. войска государства Цзинь подошли к ущелью, вход в которое загородило войско киданей под предводительством императора Ляо Абаоцзи. Цзиньский полководец Ли Сыюань, желая подбодрить свои войска, во главе более ста всадников двинулся вперед первым. Сняв шлем и взмахнув плетью, он начал перебранку с киданями на их языке... Пустив коня резким ударом плети, он трижды врезался в строй киданей и зарубил одного их вождя. Отряды, стоявшие позади, бросились за ним. Кидани отступили, все цзиньское войско сумело пройти.

В годы регентства дома Ходзё (1199-1333) самураям впервые в истории довелось столкнуться с внешним врагом. Дважды объединенные монголо-китайские силы пытались совершить высадку на юге архипелага, и оба раза беззаветная храбрость самурайского ополчения, поддержанная силой тайфунов-камикадзе, одерживала победу. Особенно кровопролитным было второе сражение на острове Кюсю, длившееся сорок девять дней и закончившееся полным разгромом монголо-китайских полчищ. Монголы в тот период были, несомненно, носителями самой передовой в мире военной тактики, заимствованной чуть ли не во всех странах Азии и Европы. Их короткие луки были вдвое более дальнобойными по сравнению с огромными японскими юми, легкие доспехи и сабли позволяли лучше маневрировать в бою. Они использовали катапульты с пороховыми снарядами. Их тактика конных атак была отработана до мелочей в бесчисленных завоевательных походах. Немалый урон причиняли самурайским дружинам и китайские копейщики, завербованные в экспедиционный корпус.

Но наибольшим шоком для буси, привыкших к определенному военному церемониалу, было полное отсутствие уважения к противнику. Обычно в междоусобных баталиях самураю надлежало выбрать себе достойного противника и после обмена приветствиями и соответствующими изысканными оскорблениями по всем правилам сразиться. Поле боя подчас превращалось в сплошные "парные турниры" с выбыванием участников. Не принято было нападать сзади, не окликнув предварительно жертву, прибегать к помощи слуг и оруженосцев (если к тому не понуждали чрезвычайные обстоятельства). Отрезанная голова противника, которая потом демонстрировалась сюзерену и выставлялась на всеобщее обозрение, была не просто варварским трофеем, а самым достоверным сертификатом личного участия в схватке с равным. Монголы же применяли исключительно тактику массовой атаки и набрасывались на горделивых буси, как стаи голодных собак. Известно, что и "трофеи" они брали анонимные, указывающие лишь на количество жертв, а именно уши врага.

Действительно, рыцари полагались, прежде всего, на личную удаль и доблесть каждого воина и плохо умели вести согласованные действия. Рыцарское сражение - это большое количество поединков, проводимых по правилам, последовательно, при наблюдателях, даже зрителях.

Горя нетерпением сразиться с достойным противником, западноевропейские рыцари топтали конями мешающих им своих же пеших воинов. С таким же равнодушием они относились и к всадникам без доспехов, лишь с мечами и лёгкими копьями (так называемые сержанты). Так, битву при Бувине начали французские конные сержанты, которые должны были смешать боевые порядки неприятеля. Это были неблагородные воины, и поэтому им выпала самая неблагодарная задача. Противник встретил эту атаку с возмущением: фландрские рыцари считали оскорбительным для себя биться на равных с простолюдинами. Они просто перекололи своими длинными копьями лошадей французских сержантов (убивать лошадь под рыцарем запрещал кодекс чести) и только тогда поскакали на достойного врага - рыцарей.

На Западе победивший рассчитывал, прежде всего, на выкуп, который он мог получить с побеждённого. Нередко случалось, что побеждённый получал свободу под честное слово и вновь бросался в бой, стремясь добиться победы над таким противником, выкуп с которого компенсировал бы его предыдущее поражение. Бывало, что бой сводил родичей, вассала и сеньора. Это не проходило бесследно для хода боя, сковывая противников. Но и незнакомые рыцари проявляли в бою не только отвагу, но и расчёт, избегая излишнего риска. Поэтому в европейских войнах рыцарей гибло очень мало. Так в битве при Бувине участвовало около 2500 рыцарей, а погибло всего два рыцаря, но зато было захвачено не менее 130 знатных пленников (по некоторым данным около 300). Такие войны были типичны для того времени.

Привычка к таким "турнирным войнам" иногда приводила к трагедиям. Всякая игра, которая соприкасалась с серьезной жизнью, могла стать бессмысленной и жестокой. В первой битве Столетней войны при Марроне 90 французских рыцарей ордена "Звезды" погибли только потому, что, согласно уставу ордена, они имели право отступать с поля боя не более чем на четыре арпана. Подобная регламентация лишала воинов свободы маневра, и они гибли, окруженные противником. Бессмысленные жертвы рассматривались как должное и никак не влияли на беззаботную, расточительную жизнь двора "нового короля Артура . В битве при Креси Иоанн Слепой, король Богемии, устремляясь в самую гущу врагов, велел рыцарям свиты следовать за ним. Чтобы не разлучится во время боя, они связали уздечки своих лошадей, а также лошадь короля, -"и так яро ринулись на англичан, что погибли все до одного".

Иногда воюющие рыцари оказывали друг другу помощь - советами, вооружением, медицинской помощью и т.д. В решающем сражении между пандавами и кауравами Юдхиштхира просит у своего противника Бхишмы совета как ему одержать.над ним победу, и как это не покажется странным, тот дает такой совет, после чего героически погибает. В разгар битвы 1192 г. под Яффой английский король Ричард I Львиное Сердце оказался без лошади. Его соперник Сайф ад-Дин, сын знаменитого Салах ад-Дина, послал ему двух боевых коней. В том же году Ричард I возвел сына Сайф ад-Дина в рыцарское достоинство . Когда в одной из битв "Столетней войны" в 1389 г. англичан преследовал голод и дизентерия, они шли лечиться к французам, после чего возвращались и сражение возобновлялось.

Как уже ранее отмечалось, соперничество между рыцарями не нарушало солидарности элиты как таковой, солидарности, распространявшейся и на врагов, принадлежащих к элите. Можно прочесть о том, как принимали англичане врагов, побежденных ими в битвах при Креси и Пуатье, о совместных пирушках и состязаниях. Во время войн между франками и сарацинами один из лучших рыцарей Карла Великого Ожье, именуемый Датчанином, вызывается на поединок с рыцарем сарацин. Когда сарацины хитростью взяли Ожье в плен, его противник, не одобряя таких приемов, сдался в плен франкам, чтобы те могли обменять на него Ожье . Образ мышления тех, кто жил при дворе или в замке, был проникнут верой в то, что рыцарство правит миром.

Случалось, что движимые благородными чувствами рыцари и вовсе отказывались от результатов своих побед. Жоселен, граф Эдесский напал на "крепость Джабара" принадлежавшую Наджм ад-Даула Малику ибн Салиму и занял местности, расположенные вокруг. Он захватил пленных и угнал большие стада и расположился напротив крепости, от которой его отделял Евфрат. Наджм ад-Даула Малик сел в лодку вместе с тремя-четырьмя слугами и переехал к Жоселену через Евфрат. Между ними была давнишняя дружба, и Жоселен был многим обязан Малику. Жоселен подумал, что в лодке едет гонец от Малика, один из франков подошел к нему и оказал: "Это сам Малик сидит в лодке". -"Это неправда!" - воскликнул Жоселен, но к нему подошел другой воин и сказал: "Малик вышел из лодки. Он прошел мимо меня и идет сюда". Тогда Жоселен встал и вышел Малику навстречу. Он оказал ему почет и возвратил все захваченные стада и пленных, и если бы не разумное поведение Наджм ад-Даула, его область была бы опустошена .

На ход рыцарских войн сильное влияние оказывали вассально-ленные отношения. По рыцарским законам срок несения военной службы вассалом в пользу своего сеньора был ограничен 40 днями в году. По окончании этого срока сеньор должен был оплачивать издержки вассала или тот мог покинуть армию или даже уехать с поля битвы по своему желанию. Близкие нормы существовали на Востоке. В 1157 г., когда сельджукский султан Мухаммад II осаждал Багдад, "султанские эмиры стали уклоняться от сражения: они увидели, что время прошло, и у них нет способа овладеть Багдадом. Они стали разъезжаться - каждый из них хотел вернуться к своим семьям и своим землям". Аналогичный случай произошел в 1174 г. в Египте.

Вершиной личной отваги в бою у раджпутов считался кавалерийский прием спешивания, так называемый "угара". В критический момент битвы кавалеристы спешивались, и бой с противником продолжался уже на земле. Расчет делался в основном на психологический шок у противника - ведь такое безрассудное поведение во время битвы могло привести к верной гибели. Когда битвы происходили между раджпутами, "угара" с одной стороны вызывала такое же поведение и у другой, и бой принимал форму многочисленных поединков. Иноземцы приходили в замешательство, но в сражение "на равных" не вступали, у них была пехота. Для раджпутов высший смысл "угара" как раз и состоял в том, чтобы, во-первых, если так суждено, погибнуть самому, не губя при этом коня, и, во-вторых, не иметь соблазна спастись бегством с поля боя, не выполнив последний долг воина. В одной из поэм подобный эпизод боя описан так. Герой вдруг "увидел своего младшего брата Вирама, который никогда в жизни не ходил по земле пешком (раджпутскому радже не полагалось ходить по земле пешком - он пользовался паланкином, когда не сидел на коне), сражающимся с врагами на земле, без коня. Очень взволнованный этим, Рав Хаммир воскликнул: "Почему я остаюсь в седле?" И тоже боролся на земле. Его ноги были разбиты в кровь об острые камни...".

Чтобы Победа была несомненной и общепризнанной, победителю нужно было оставаться на поле боя целый день и даже три дня, если речь шла о "назначенном сражении". Этот обычай сохранялся в течении многих веков: так, Людвиг Баварский, победив при Мюльдорфе (1322 г.) Фридриха Австрийского, пренебрег этим правилом: и это было "не по обычаю военных", швейцарцы же, не склонные к рыцарским сентиментальностям, напротив, после сражений при

Земпахе (1315 г.) и Грансоне (1476 г.) его соблюдали .

Вести себя по рыцарски необходимо было и после сражения. Когда в 1131 г. скончался граф Жослин I, воевавший с ним эмир Гази ибн Данишменд прекратил военные действия и передал франкам: "Я вам соболезную и, что бы ни говорили, но я не склонен сражаться с вами сейчас. Ибо из-за смерти вашего правителя я могу легко одолеть ваше войско. Поэтому спокойно занимайтесь своими делами, изберите себе правителя... и властвуйте с миром в своих землях".

Умирая, Такэда Сингэн позвал своего сына и наследника Кацуёри, и сказал "...если я умру, в Поднебесной останется только один достойный человек -Кэнсин. Попросите его помощи и отдайте ему наши земли. Если, он согласится, он никогда не объединится с соседями и не нападет на нас". Узнав о смерти Сингэна Кэнсин произнес: "Я потерял своего лучшего противника. Героя, подобного ему, более не будет!" После он втайне оплакивал его. Военачальники провинции Этиго пытались убедить Кэнсина воспользоваться ситуацией и напасть на провинцию Каи. Кэнсин сказал: "Я пятнадцать или шестнадцать раз сражался с Сингэном, но так и не смог захватить его земли. Теперь он мертв. Если я пойду против его сына, воспользовавшись его поражением, и отниму его земли, как я смогу смотреть в глаза людям?".

Самым страшным преступлением для рыцарей было уличение в трусости. Храбрость же была обязательна для рыцаря, она было неразрывно связана с его статусом. Неприемлемость спасения бегством с поля боя и вообще отступления породила множество афоризмов, имеющих разные оттенки. Во время тяжелой битвы военачальник Аламбет в тюрко-монгольском эпосе "Манасе" говорит: Насмерть каждый стой до конца. / Замени, живой, мертвеца, / А живым не уходи, / Слава или смерть - впереди!

В "Романе о Фулконе Кандийском" девица Офелиза клянется в верности рыцарю Модюи, но он бросает ее в минуту опасности и вместо того, чтобы защитить, поворачивает коня, удирая. Девушка так говорит ему: "...Ведь вы были моим возлюбленным, но теперь вы рухнули с вершины. Усвойте себе это как следует. Возвращайтесь назад: таков весь мой ответ. Я бы это записала, чтоб было понятней..." Вовсю стыдит Офелиза Модюи после его оправданий: "Вы весьма красноречивы! Но я видела, как вы повернули коня. Скажите же, должна ли иметь дело, хоть днем, хоть ночью, благородная дама с тем, кто бросил подругу и бежал, оставив ее? Поступив так, вы меня покинули. Мне на помощь пришел мой брат Тибо. Он меня спас; но вы отныне покрыты позором. Опасайтесь докучать мне. Весьма глупа та, что ждала бы от вас толка. Ступайте же: на нас все смотрят".

В книге Алена Шартье "Четыре дамы" представлены четыре любовницы, оплакивающие судьбы своих рыцарей после битвы при Азенкуре. Это и составляет весь сюжет. Первая потеряла любовника, который пал, храбро сражаясь. Друг второй был тяжело ранен, и она не знает, жив ли он. Возлюбленный третьей - в плену, и неизвестно, когда освободится. Дамы спорят, кто из них более несчастна. Если первой осталось лишь скорбеть, две других живут в томлении, худшем, чем скорбь. Вступает четвертая и заявляет, что ее возлюбленный остался в живых и не пострадал, потому что он сбежал с поля боя, он трус. Четвертую даму признают самой несчастной.


Подобные документы

  • Советская военная идеология и марксизм-ленинизм как основа массовых репрессий в мирное и военное время. Карательные структуры в государстве и в армии с определенными задачами и функциями. Масштабы репрессий на фронте и в тылу; штрафные роты и батальоны.

    реферат [30,0 K], добавлен 03.12.2009

  • Исследование рыцарского мировоззрения и мировосприятия, его традиций и быта. Характерные черты военной истории Средневековья. Происхождение и роль холодного оружия. Ударно-дробящее оружие, копья в средние века. Типы европейских мечей VIII-XIV вв.

    курсовая работа [73,0 K], добавлен 20.05.2015

  • Начало заката рыцарства как исторический фон произведений Фруассара и Ле-Беля. Нормы поведения рыцарства (по данным Фруассара и Ле–Беля). Носители "рыцарского" и "анти-рыцарского" поведения. Трансформация военного искусства в англо–шотландских войнах.

    курсовая работа [75,3 K], добавлен 17.03.2011

  • Характеристика вооружения как исторического источника. Описание оружия воинов эпохи бронзы древних племен Западной Сибири. Анализ оружия воинов-кочевников Алтая. Особенности экспериментальной археологии и исторической реконструкции, их место в обществе.

    реферат [32,3 K], добавлен 28.02.2011

  • Условное разделение Средневековья на три основных периода. Направления в западном искусстве: романский стиль и готика. Одежда в Средние века. Христианское средневековое мировоззрение. Появление организованного профессионального обучения и книгопечатания.

    презентация [544,4 K], добавлен 20.01.2011

  • Этапы создания Английского королевства после предоставления Британии независимости от Римской Империи. Правители, управляющие страной в средние века. Новшества и реформы, проведенные ими. Урбанизация государства. Описания культуры и архитектуры эпохи.

    презентация [7,8 M], добавлен 29.01.2015

  • Влияние церкви и религии на культуру и быт русского народа к началу XVI века. Первая редакция "Домостроя". "Домострой" - энциклопедия семейной жизни, домашних обычаев, традиций русского хозяйствования, всего многообразного спектра человеческого поведения.

    реферат [32,6 K], добавлен 07.03.2009

  • Версии о причинах массовых репрессий, их идеологическая основа. Причина уничтожения класса кулачества. Решение задачи форсированной индустриализации. Репрессии в органах государственной безопасности, в отношении иностранцев и этнических меньшинств.

    реферат [35,7 K], добавлен 27.12.2009

  • Изучение специфики, функций и признаков ремесленных корпораций. Анализ их роли в семейно-брачных отношениях. Характеристика особенностей регулирования корпораций уставами и регламентами в раннее Новое время на примере уставов и регламентов г. Реймса.

    курсовая работа [52,2 K], добавлен 16.04.2017

  • История государств раннего и развитого средневековья (VI–XIII века). Тюркский и Западно-тюркский каганаты. Карлукское и Огузкое государство. Тюргешский и Кымакский каганаты. Вторжение арабов на территорию Казахстана. Восстание среди огузских племён.

    реферат [35,4 K], добавлен 22.01.2010

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.