Первоначальное устройство Каталанского герцогства

Первоначальное устройство Каталанского герцогства

После победы при Кефиссе каталанцы смотрели на герцогство как на terra di conquista по тому же праву, на каком основывались их французские предшественники. Гибель Вальтера и его войска сделала всю страну беззащитной; выяснилось, что владычество бургундцев, несмотря на столетнюю продолжительность, совершенно не имело корней в греческой нации и оставалось господством лишь терпимых иноземцев.

Наступление победителей не сдерживалось никаким сопротивлением. Из Фив и других городов обыватели бежали массами в соседний Негропонт Беотийские замки сдались; лишь в отдаленном Пелопоннесе Готье де Фушероль удерживал для дома де Бриеннь Аргос и Навплию. Моля о пощаде, стекалось испуганное население навстречу испанцам, получая в лучшем случае обещание пощадить их жизнь и имущество. Крепость Ливадия сдалась на капитуляцию, после того как каталанцы обещали греческим обывателям дать все права франков и закрепили эту привилегию письменным актом

Фивы, кажется, не пытались сопротивляться, но, несмотря на это, были разграблены вместе с сокровищами Кадмеи. Замок Сент-Омеров в первом взрыве ярости каталанцев подвергся такому опустошению и, вероятно, также такому основательному разрушению посредством огня, что уж никогда впоследствии не мог быть восстановлен в своем былом великолепии.

Где был тогда сам господин дворца, маршал Николай де Сент-Омер, неизвестно. Кажется, он не участвовал в битве с каталанцами, но оставался в Ахайе. Там, в Эладе, на берегах Пенея, между Калоскопи и Андравидой он построил себе новый замок, который тоже назвал Сент-Омер. До сих пор существуют его развалины под названием Сантамери Николай III умер 30 января 1314 года, не оставив потомства от своей супруги Гильермы, дочери Ричарда, графа кефалонийского. С ним угас в Греции знаменитый род Сент-Омеров.

Вдова убитого герцога искала с обоими детьми первого убежища не в Фивах, а в афинском Акрополе. Если верить отрывочному сообщению позднейшего летописца, она защищалась здесь некоторое время от неприятеля, но затем, отчаявшись в возможности сопротивляться долее, бежала в Ахайю, а потом во Францию Каталанцев обвиняли в том, что они опустошили Афины и, между прочим, уничтожили масличные рощи у Колона; даже разрушение части города на южном склоне Акрополя и христианской церкви, воздвигнутой там на месте храма Эскулапа, тоже приписывали их вандализму. Но никто не может сказать, был ли в начале XIV столетия вообще застроен этот склон Акрополя. То, что каталанцы в завоеванной стране всегда творили ужасы, доказывают обыкновенно тем фактом, что еще теперь в Афинах, Эвбее, Триполице и даже в Акарнании название катилано употребляется как бранное слово. Эти впечатления, однако, оставлены не только большим отрядом каталанцев в продолжение его многолетних скитаний, но должны быть приписаны также многократным набегам каталанских пиратов на прибрежные страны.

Вскоре все герцогство Афинское было в руках «счастливого войска франков в Романии». После многолетних скитаний, сопровождаемых беспримерной борьбой и страшными лишениями, банда наемников сменила неприветливый бивак на обладание роскошной страной, в которой можно было расположиться на покой. Внезапное счастье было так неожиданно для этих воинов, что они растерялись. Они могли завоевать благоустроенное государство, но не умели воскресить его и управлять им, попросту поставив на место его разрушенного правового строя грубые обычаи своего солдатского лагеря. Их полководцы и выдающиеся рыцари из дворян погибли в сражениях или в лагерных мятежах; теперь-то отомстили за себя убийство Энтенцы и свержение Рокафорте; потому что, живи кто-нибудь из этих храбрых мужей, он просто объявил бы себя герцогом Афинским и добился бы признания. Так как сделать кого-либо из ничтожных офицеров своим главой было немыслимо, то каталанцы решили искать последнего не в своей среде. Ничто не рисует их беспомощности лучше, чем тот факт, что они предложили высшее начальство и власть над герцогством самому выдающемуся из своих пленников в Кефисском сражении. Но Бонифаций Веронский не был настолько честолюбив, чтобы стать во главе банды наемников, которые только что убили его ленно го господина и его лучших друзей. Вместе с этим предложением он отклонил опасную задачу: сделаться при помощи каталанцев наследником Вальтера де Бриеннь и, если возможно, присоединить к герцогству Афинскому также Эвбею, что не могло быть сделано без ожесточенной борьбы с Венецией и другими государствами. Рожер Делор, к которому затем обратились каталанцы, без благородных колебаний своего товарища по несчастью принял на себя предводительство наемниками и временное управление герцогством.

Испанцы стали устраиваться в завоеванной земле. Они рассыпались по ней, как пестрый военный отряд, в котором преобладающей национальностью оставались, конечно, каталанцы. Это было настоящее военное нашествие, но еще многочисленнее и сильнее, чем нашествие бургундцев под предводительством Оттона ла Роша. Если даже принять в соображение незначительные потери наемников при Кефисе, то их все-таки было не меньше 6000 воинов. Эта толпа с женами, чадами и домочадцами заняла герцогство Афинское. Здесь уже было два слоя населения -- туземцы-греки и властвовавшие над ними до сих пор французы. Последних каталанцы выкинули из их должностей, поместий и ленов. С этих пор в герцогстве не видно никакого французского дворянства, ни одного значительного бургундского рода. Старые господа вымерли, или покинули Грецию, или исчезли здесь в неизвестности.

Победители поделили между собой замки и поместья, а также жен и дочерей рыцарей, убитых при Кефиссе. Похищение сабинянок повторилось в Аттике и Беотии; вернее, каталанцы повторили прием норманнов после покорения Англии, когда вдовы саксонских дворян, павших при Гастингсе, были обязаны передать победителям самих себя и свои имущества Каждому наемнику, смотря по его положению, доставалась жена; некоторые получили жен такого высокого происхождения, «что едва ли достойны были подать им воду для умывания». Так приятно складывалась жизнь отряда, говорит Мунтанер, и, при известном благоразумии, каталанцы могли навеки удержаться в этом положении. Но они были слишком малочисленны, чтобы наполнить всю покоренную страну; поэтому они пригласили даже своих союзников, турок, поселиться в герцогстве. Турки не согласились. Они разбогатели и, расставшись друзьями с испанцами, пожелали возвратиться к своим соплеменникам в Малой Азии; вскоре затем они погибли от рук византийцев и генуэзцев.

В качестве предводителя наемников Рожер Делор не медлил извлечь для себя возможно большую выгоду из гибели франкского государства. Каталанцы, как сообщает без всяких комментариев Мунтанер, дали ему вдову последнего Стромонкура, павшего при Кефиссе, и вместе с ней большой лен Салону в Фокиде. Если честолюбивый руссильонский рыцарь стремился к более значительной цели, то он не достиг ее. Ибо, несмотря на гигантские успехи, каталанцы были в положении не менее тяжелом, чем во времена Энтенцы и Рокафорте. Все государства на востоке и западе, князь Ахайский, который был ленным господином герцогства Афинского, Ангелы в Фессалии и Эпире, греческий император, короли французский и неаполитанский, Венеция, владевшая соседней Эвбеей, -- все могли видеть в завоевателях Фив и Афин лишь шайку разбойников, стоящую вне международного права. При Анжуйском дворе искала убежища вдова убитого Вальтера и требовала от короля неаполитанского и от папы, чтобы они помогли ей получить обратно герцогство Афинское, наследственный удел ее сына Вальтера. Ее наместник Фушероль защищал для него Аргос и Навплию.

2. Наемники поняли, что без помощи какого-нибудь могущественного монарха им не удержать добычи в своих руках. Нужда принудила их снова войти в сношения с Арагонским домом и стать под покровительство Фредерика Сицилийского, от службы которого они и ушли первоначально на восток. Они уж состояли раз под его властью, но отказались от нее вследствие непокорства Рокафорте и восстания в лагере. Конечно, эти люди, привыкшие за много лет к полной независимости, неохотно склонялись под ярмом королевской власти. Послы каталанцев отправились из Афин в Мессину предложить Фредерику II покоренную греческую землю; одному из его сыновей они вручили власть над собой и герцогский сан и передали ему все крепости Аттики и Беотии. Король, победоносно защищавший корону Сицилии от Анжуйского дома и папы, вдруг увидал себя в положении, дающем ему возможность осуществить старые планы своих нормандских предшественников в Греции. Смутные картины возможных выгод, которые рисовались ему семь лет тому назад, когда он отпустил Рожера де Флор в Византию, стали превращаться в действительность.

Банда наемников завоевала для него большое греческое государство, в котором он -- точно в заморской колонии -- будет верховным властелином. Это приобретение может при данных обстоятельствах увеличить если не силу, то престиж Сицилии; очевидно, потребуется много усилий, чтобы защитить его от столь многочисленных врагов. Оно, однако, может служить опорой в зарождающемся противодействии Сицилии на востоке Анжуйскому дому, а также привести за собой более оживленные торговые сношения с Левантом. Король с радостью принял предложение каталанцев, которого ждал, так как, конечно, сам внушил его через своих агентов.

Наемники вели с ним переговоры совершенно как политическое правительство, фактически владевшее герцогством по праву завоевания. Они договорились не только о том, чтобы за ними закреплено было их владение, но и о том, чтобы отряд их был признан впредь автономной, управляющейся по своим собственным статутам военной республикой. Их прокураторы заключили с королем формальный договор, коим определялись взаимные отношения обеих сторон и основные черты государственного устройства сицилийско-каталанского герцогства Афины.

Итак, Фредерик II сделался главой каталанцев и был признан государем герцогства. Он присоединил его к своей короне, как секундогенитуру (удел второго сына) Арагонской династии в Сицилии, передав права суверенитета с титулом герцога одному из членов своего рода.

Он заместил все должности как в гражданском управлении, так и в войске. Доходы его слагались из фискальных рент, платежей городов и местечек (rendita regia в Сицилии), ленных повинностей (relevia) и государственных имуществ, до завоевания принадлежавших французскому герцогу. Король не позволил, чтобы каталанские офицеры объявляли себя феодальными владетелями в Афинах, Фивах или иных значительных крепостях.

Вообще же распределение старых ленных поместий между конквистадорами было подтверждено королем. Каталанские ленники, ставшие потомственными владетелями, вступили поэтому в такие же феодальные отношения к своему новому главе, в каких ранее состояли бургундские дворяне к ла Рошам. Упорядочение этих земельных отношений, в данный момент нарушенных испанским нашествием, могло быть достигнуто только новой регистрацией ленов, которая поэтому рано или поздно должна была быть выполнена в герцогстве Афинском

Каталанцы остались законными владетелями страны, и их военный строй стал основой нового государства. Они по-прежнему называли себя «счастливым войском франков в Романии» или герцогстве Афинском; также называл их король Сицилии Они осуществляли свои права как политическая единица, принимали участие вместе и наряду с герцогским правительством в государственных делах, постановляли решения в своих собраниях и выпускали акты, подписанные их представителями и снабженные их обыкновенной печатью рядом с королевской Их солдатский устав из времен их военных странствий остался неприкосновенным. Как и прежде, обычные четыре советника, нотариус и канцлер, писцы, судьи, стряпчие, синдики составляли гражданские элементы их товарищества. Важную должность канцлера герцогства заменял, правда, сам король по своему назначению, но он представлял товариществу этого чиновника, который присягал на Евангелии. Все гражданские должности вообще считались в распоряжении компании, хотя назначение или утверждение делалось от имени короля или герцога.

Те же отношения установлены были и в войске, на которое опирались сила и самостоятельность товарищества, равно как охрана покоренной страны. Высшие военные должности замещались из среды каталанцев, но герцог и здесь получил право утверждения, а затем и назначения. Маршал герцогства должен был олицетворять собой совокупность военной силы, а равно и политические права товарищества. Хотя в должности этой утверждал сам герцог, однако каталанцы не позволили, чтобы он замещал ее посторонним человеком. Она даже стала наследственной в семье Новеллес, одного из старейших офицерских родов в наемном войске. Во влиятельном положении маршала коренится поэтому зародыш розни между каталанцами и правительством герцога. Войском должен был управлять сам герцог лично или, если это было невозможно, его уполномоченный вице-король или же генеральный викарий (vicarius generalis, viceregens), которого избирали (по Ьепер-lacitum) на время. Перед отъездом в Грецию викарий должен был дать герцогу присягу в верности, а затем в Фивах или Афинах также торжественно присягнуть пред синдиками каталанцев и представителями городов в том, что будет исполнять свои обязанности справедливо и по совести. Как alter ego герцога, он имел его права суверенитета, высшую власть во всех отраслях суда и управления; он заботился о защите страны, распоряжался всеми необходимыми для этого средствами, устанавливал налоги и повинности, собирал доходы с конфискованных имений, решал вопрос о войне и мире и мог даже заключать ввиду этого союзы с другими державами. При нем был штат придворных и майордом.

Таковы были основные черты договора, заключенного уполномоченными каталанцев с Фредериком Сицилийским и скрепленного с обеих сторон клятвой. Затем каталанские послы присягнули второму сыну короля, Манфреду, которого король назначил герцогом Афинским. Это был пятилетний ребенок. Хотя тот факт, что герцогство Афинское становилось отныне уделом малолетних инфантов Сицилийского дома, был следствием случайных обстоятельств, однако случайность эта вполне соответствовала видам герцога, который таким образом оставался фактическим правителем герцогства. Генеральным викарием от имени инфанта Манф-реда Фредерик назначил заслуженного рыцаря дона Беренгара Эстаньоль де Ампуриас.

3. Год, протекший между завоеванием Афин и прибытием этого вице-короля, был, вероятно, полон ужасов самой необузданной анархии. Если господство каталанцев в Аттике и Беотии могло когда-либо быть названо разбойничьим, то оно заслуживало, несомненно, это название лишь в тот период, когда все гражданские учреждения страны вдруг были низвергнуты и государство, законы, суды, администрация и церковь попали в своевольные руки банды наемников. Эстаньоль прибыл с пятью галерами в Пирей в 1312 году. Он принял присягу каталанского войска, и Рожер Делор, сложив в себя временный сан, удалился в свое поместье Салону.

Задача первого вице-короля Каталанского герцогства была одна из труднейших, какие можно себе представить. Ему предстояло воскресить разрушенное государство, на развалинах которого расположилась одичавшая наемная банда, нагруженная награбленным добром и готовая с мечом в руках отразить наступление соседних врагов. Но банда была уже организованной и признанной самим королем Сицилийским военной республикой, которую -- без перенесения суверенных прав на этого монарха -- можно было бы сравнить с государством иоаннитов на Родосе.

Предстояло примирить непокорный дух привыкших к независимости воинов с новым для них положением подданства и их военный статут согласовать с законами феодальной монархии.

К счастью, и на этот раз, как и во времена первых ла Рошей, средством для этого послужил ленный уклад, естественным образом проникший в первоначально ему враждебную демократию каталанского товарищества в тот самый момент, как оно стало оседлым и офицеры его превратились в землевладельцев. Заняв место бургундского ленного дворянства, банда усвоила его черты.

Превращение лагеря наемников в феодальное государство, консервативное вследствие поместного владения, произошло на той же классической почве и таким же образом, как и при первом нашествии франков. Офицеры, получив завоеванные поместья, немедленно уподобились ricos hombres или barones в Каталонии. Их право на эти поместья могло быть основано лишь на подтверждении герцога, которому они, смотря по величине своего лена, обязаны были военной службой.

Управление страной было устроено по сицилийскому или испанскому образцу. Место ассизов Романии заняло барцелонское обычное право, составлявшее основание гражданского законодательства Каталонии; наемники сделали его государственным и частным правом герцогства Афинского и ревностно заботились всегда о его соблюдении. La haute cour французских баронов превратился в суд или курию викария под управлением главного судьи, быть может, некоторого magister judiciarius, пребывание которого назначено было в Фивах. Ленники, города, духовенство, наместники имели также право суда в пределах своих владений, но апеллировать на все их решения надо было в королевскую Magna Curia в Сицилии, так как Фредерик II, принимая герцогство, выговорил себе коронное право высшей юрисдикции. Герцог назначил начальство в значительные города, викариев, капитанов и кастеллянов.

Уже тот факт, что королю при вступлении его на афинский престол присягали городские представители, доказывает существование муниципальных общин, которые нашли и сохранили каталанцы, так как они сходны были с соответственными учреждениями на их родине. Города Каталонии и Арагонии давно уже составляли самостоятельные общины с советом нескольких Jurados во главе. В Барселоне prohombres собирались в парламенты. Этот цветущий торговый город получил в 1253 году от короля Хайме демократическое самоуправление с сенатом, который ежегодно избирался гражданами.

По знаменитой конституции, данной Педро III Великим в 1282 году в Барселоне, города и местечки имели представителей и голоса в палате кортесов. В Сицилии также император Фридрих II Гогенштауфен привлек представителей городов в парламенты, а при короле Фредерике -- первом господине герцогства Афинского -- муниципальное управление, как лучшая защита от феодальной аристократии, развилось особенно сильно. Общины выбирали своих bajuli, giurati и consiglieri, которые управляли городскими имуществами, а синдики были представителями коммун в общественных собраниях. Те же учреждения король перенес и в герцогство Афинское; позднейшие акты указывают на существование синдиков, судей, советников и bajuli в таких городах, которые, конечно, не могли сравняться по значению с Палермо, Мессиной, Трапани и Катаньей. Подобно викариям, и городские общины имели также своих канцлеров и нотариусов, которых ни в каком случае не следует смешивать с такими же чиновниками герцогского правительства. В качестве юридических лиц общины имели свою печать. На печати Фив во время испанского владычества был изображен св. Георгий, и, кажется, это указывает на некоторое предпочтение, отданное Фивам перед всеми остальными городами герцогства: это был герб товарищества каталанцев.

Муниципальные права остались по-прежнему в руках франков. Испанцы нашли в покоренных городах смешанное население, французских переселенцев и рабочих, которые под давлением первых были сведены на низшую ступень правовой жизни, но под мягким правлением ла Рошей и под влиянием многолетних связей с господствующим классом, верно, снова поднялись. И вот опять совершился такой же переворот в общинных отношениях, как и при первом переселении франков, ибо следствием каталанского завоевания было, конечно, вытеснение французов из должностей и постепенное «испанизирование» общин вследствие иммиграции из Каталонии и Сицилии.

То же самое произошло и по отношению к церкви и ее имуществам, отчасти захваченным каталанцами. Конечно, введенное папой разделение на диоцезы не было затронуто, и латинских архиепископов в Фивах и Афинах на этот раз не коснулась участь, испытанная их греческими предшественниками во время ла Рошей. Лишь впоследствии их должности были замещены испанцами. Но право назначения епископов в герцогстве перешло к королю сицилийскому, который сообщал о своем выборе соответственным общинам и генеральному викарию таким же официальным порядком, как и при назначении на гражданские и военные должности Что касается греческой церкви, она оставалась в глубоком унижении, как лишь терпимая секта схизматиков, существующая по милости победителя, который щадит ее только потому, что ему это выгодно.

Отношения господствующих теперь испанцев к эллинскому населению были тем суровее, что каталанцы в многолетней отчаянной борьбе с греками привыкли смотреть на них как на своих смертельных врагов и как на низшую породу людей. И закрепощенный крестьянин, и городской греческий обыватель, купец, ремесленник или писец были равно лишены прав франка, то есть гражданской свободы. Даже те греческие обыватели, которым удалось достигнуть некоторого видного положения и благосостояния, были по отношению к испанцам в таком положении, как были в наше время русские оброчные крепостные при подобных условиях. Ни один грек не мог ни распорядиться своим достоянием по своему усмотрению в пользу своей семьи или других лиц, ни приобретать, ни продавать в герцогстве Афинском движимое или недвижимое имущество, не добившись франкского права

Статут каталанцев прямо воспрещал женщине-католичке вступать в брак с греком. Воспрещение смешанных браков было, впрочем, мерой предосторожности, которую применяли и венецианцы на Крите: и там латинский ленник или гражданин под угрозой потери права гражданства и изгнания с острова не смел родниться с греком.

В городах Модоне и Короне греческий крестьянин не смел без разрешения правительства выдать дочь за франка, и ни один грек не мог приобретать недвижимое имущество. Поэтому каталанцы в Афинском герцогстве следовали лишь общему примеру франков, отделяя посредством таких запретов себя как господствующий класс от греков и ставя условием их равноправия приобретение франкского права. Такие пожалования давались чрезвычайно скупо, и нередко по произволу начальства вновь ставились под сомнение.

Так, один ливадийский гражданин, несмотря на то, что жители этого города вследствие капитуляции были уравнены в правах с франками, должен был через 50 лет получить подтверждение этой привилегии и выхлопотать отдельно право своим детям вступать в брак с франками.

В общем, греки в герцогстве Афинском оставались так же бесправны, как и при ла Рошах; но этот гнет бесправия был вначале еще усилен. Лишь с течением времени естественное право и соображения выгоды одержали верх над этими эгоистическими законами. Пожалования и привилегии смягчили их, и вопреки воспрещению смешанных браков каталанцы стали жениться на уроженках Греции, чему мы вскоре увидим много примеров.

Внезапная перемена господ вновь принесла грекам Аттики и Беотии все ужасы чужеземного нашествия. Из положения, ставшего с течением времени и в силу привычки сносным, крестьяне и граждане впали в новую нищету, тем более что новым господином их был грабитель-солдат, который лишь войной мог удержать за собой свою добычу. Несчастным грекам пришлось опять испытать все последствия чужеземного завоевания, на которые они уже были обречены сто лет тому назад. Утонченные нравы и обычаи французского рыцарства сменились грубым строем одичавшей банды. Французский язык, с которым освоились уже если не весь народ, то все же многие греки, -- так как с основания государств в Сирии международным обиходным языком на всем Леванте был французский, -- теперь был сразу вытеснен чуждыми звуками lengua catalana или limosina. Грубый язык Хайме I Арагонского или Рамона Мунтанера имел в то время не меньшее значение, чем язык Готфрида Вилльгардуена. Да это и был не один из диалектов испанской группы языков, а отрасль провансальского, облагороженная поэзией трубадуров.

На каталанском языке говорили во всей Южной Франции, в Восточной Испании и при королевском дворе на Майорке, а также в Сицилии. В течение семидесяти лет было суждено этому наречию трубадуров и альмугаваров звучать в афинской Кадмее, в Салоне и даже в южной Фессалии.