Ранняя история Новгорода в трудах В.Л. Янина

Размещено на http://www.allbest.ru/

Министерство образования и науки Российской Федерации

Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования

«Российский государственный профессионально-педагогический университет»

Институт социологии

Кафедра истории России

Контрольная работа

По дисциплине: «Отечественная история»

Тема: "Ранняя история Новгорода в трудах В.Л. Янина"

Выполнил студент Вишнев Павел Викторович

Екатеринбург 2014

Содержание

Введение

1. Истоки новгородской государственности

2. История новгородских открытий

Заключение

Приложение

Исторический портрет

Список использованных источников

Введение

Исследования, посвященные древнему Новгороду, всегда приносят читателю множество открытий. Разумеется, таково свойство всякого глубокого труда, действительно обобщающего научные открытия (тем более на столь богатой почве), однако новгородская тема поражает не только в выигрышных, «выставочных» археологических ракурсах, но и там, где речь идет, казалось бы, о простом и общеизвестном. Труд В.Л. Янина, главы Новгородской археологической экспедиции и крупнейшего специалиста по средневековой истории Новгорода, был впервые опубликован в 1962 г. и ныне вышел вторым, переработанным и дополненным изданием, где учтены обширные материалы берестяных грамот и печатей, обнаруженных за истекшие годы.

Валентин Лаврентьевич Янин, посвятивший всю жизнь изучению берестяных грамот, воссозданию истории денежно-весовых систем Руси, политических институтов и принципов государственного устройства Великого Новгорода, - автор более 700 научных трудов. Он известен как главный редактор книг «Новгородские исторические сборники», собрания сочинений знаменитого историка XIX века Василия Ключевского.

Академик Янин участвовал в открытии «Новгородской псалтыри», найденной археологами в июле 2000 года в Великом Новгороде. Предполагается, что «Новгородская псалтырь» старше Остромирова евангелия, считавшегося ранее самой древней на Руси книгой с точно установленной датой написания - 1056-1057 годы.

Вот более или менее полный перечень должностей и регалий Валентина Лаврентьевича Янина: действительный член Российской Академии Наук, доктор исторических наук, член Комиссии по особо ценным объектам культуры при Президенте РФ, председатель музейного совета при Российском фонде культуры, член консультативного совета при Министерстве культуры РФ, член Государственной комиссии по реституции культурных ценностей, председатель специализированного совета по археологии и этнографии, член специализированного совета Института археологии РАН, научный руководитель Новгородского филиала Института истории РАН, почётный гражданин Великого Новгорода, член редколлегий научных журналов «Российская археология», «Вестник Московского университета», «Вопросы истории»…

Мнение коллег: «Янин для Новгорода, что язык для колокола». Даже трудно сказать, где он чаще находится в Москве или Новгороде. Кем же себя ощущает Янин больше - москвичом или новгородцем? Каждый человек родится дважды, - размышляет Янин. - Для самого человека ничего памятного в этом дне, который записан в паспорте, нет. Он его не может помнить. А второй раз человек рождается, когда до конца определяет свою жизнь. Так что своей духовной родиной, местом, где родился и состоялся как учёный, Янин считал Великий Новгород. За его вклад его назвали почетным гражданином Великого Новгорода.

Внимание исследователей к этому городу объясняется не только его выдающимся историческим значением, но и особыми условиями сохранности в его почве древностей.

Новгород возник на плотных глинах, затрудняющих вертикальный сток дождевых и паводковых вод. Его культурный слой до предела насыщен влагой, препятствующей аэрации и, следовательно, процессам гниения любой органики. А коль скоро главным поделочным материалом на Руси было дерево, в земле сохраняются остатки строительных конструкций и деревянного бытового инвентаря, а также изделия из кожи, кости, тканей, зерно, кости животных, изучение которых дает представление об агросистеме, составе стада и охотничьих предпочтениях наших далеких предков. Если во многих других древних городах время сохраняет лишь каменные, стеклянные и отчасти металлические предметы, то есть ничтожный процент бытового инвентаря. Новгородский культурный слой сберег для нас все, что когда-либо отложилось в нем, давая нам возможность увидеть предка в окружении привычных ему вещей - от транспортных средств и домашней утвари до музыкальных инструментов и произведений прикладного искусства.

Предметом исследования в работе выступает ответственность за вред, причиненный источником повышенной опасности, объектом исследования являются нормативно-правовые акты, регламентирующую данную проблему.

Цель данной работы - рассмотрение истории возникновения Новгорода в трудах В.Л Янина.

При написании работы был поставлен ряд задач:

- изучить истоки Новгородской государственности, понятие,

- рассмотреть истории Новгородских открытий

1. Истоки новгородской государственности

Наиболее существенные особенности средневековой новгородской государственности хорошо известны исследователям. Они сформулированы в договорных грамотах Новгорода с приглашаемыми в него князьями. Древнейший из сохранившихся до наших дней договоров датируется 1264 г., однако исследователи склонны относить начало государственности Новгорода к середине IX в.-к исходному соглашению, которое было достигнуто между новгородцами и князем Рюриком. Новые подтверждения тому получены Новгородской экспедицией в полевые сезоны 1998 и 1999 гг.

Мы уже давно привыкли называть "вечевой строй" Новгорода боярской республикой. Однако что же это за республика, если в ней имеется княжеский престол и сама система власти включает в себя князя как обязательное условие своего функционирования? В то же время и княжеством Новгородское государство называть невозможно. В этом легко убедиться, рассматривая особенности государственного устройства Новгорода, в котором вся деятельность приглашенного со стороны князя поставлена под строгий контроль местного боярства.

Судите сами:

"А бес посадника ти, княже, волостии не роздавати, ни грамотъ даяти"; "А волостии ти, княже, новгородьскыхъ своими мужи не держати, нъ держати мужи новгородьскыми; а даръ от техъ волостии имати"; "...ни сёлъ ти держати по Новгородьскои волости, ни твоей княгы-ни, ни бояромъ твоимъ, ни твоимъ дворяномъ" Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.-Л., 1949. №9 с. 9-10

Князь связан по рукам и ногам не только традиционными условиями договора, но и гордой формулой "вольности в князьях" - новгородцы вольны как пригласить князя, так и изгнать его, если его действия не заслужат их одобрения.

Цитированные условия извлечены из договора Новгорода с князем Ярославом Ярославичем, братом Александра Невского. Договор этот заключен в 1264 г. Его условия повторяются пунктуально во всех последующих соглашениях с князьями вплоть до потери новгородской независимости в 1478 г. Выше он назвал их традиционными, но, строго говоря, права на такое определение не имел. Дело в том, что цитированный договор является древнейшим из сохранившихся до нашего времени. Превратности исторической судьбы Новгорода, в том числе гибель его древних архивов, не донесли до нас более ранних аналогичных документов. Те договорные грамоты второй половины XIII-XV столетий, которые уцелели, дошли до нас в составе иных - неновгородских - архивных хранилищ. Черепнин Л.В. Русские феодальные архивы XIV-XV вв. Т. 1. М.-Л., 1948.

Поэтому вопрос о времени сложения государственного строя Новгорода в том виде, как он обрисован договором 1264 г., принадлежит к числу давних исследовательских проблем. Летопись, описывая принесение князем клятвы Новгороду, неоднократно ссылается на "грамоты Ярославли" как на некий прецедент. Какой Ярослав имеется в виду? В разное время до 1264 г. в Новгороде княжили пять человек с таким именем: Ярослав Мудрый (10-е годы XI в.), Ярослав Изяславич (1148-1154), Ярослав Мстиславич (1176-1177), Ярослав Владимирович (1181-1184,1187-1196,1197-1199), Ярослав Всеволодович (1215-1216, 1223-1224, 1226-1229, 1230-1236).

Сам прецедент описывается в договорах весьма туманно. Например, в договоре с князем Александром Михайловичем 1327 г. говорится:

"На семь, княже, целуй крьстъ къ всему Новугороду, на чемь целовалъ дедъ твои Ярославъ". Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.-Л., 1949 № 14 с. 27,

Дедом же князя Александра был тот самый Ярослав Ярославич, договор 1264 г. с которым уже цитирован. В нем же князь призывается целовать крест, "на цемъ то целовалъ хрьстъ отець твои Ярославъ" Грамоты Великого Новгорода и Пскова. М.-Л., 1949 с. 9, №1 то есть Ярослав Всеволодович.

Совершенно оправданным представляется давно устоявшееся в историографии мнение о том, что под "грамотами Ярослава" подразумеваются некие документы, конституирующие государственное устройство Новгорода и выданные в начале XI в. Ярославом Мудрым. Основанием служит летописный рассказ о том, как в 1019 г. новгородцы деятельно помогли Ярославу Владимировичу победить Святополка Окаянного и овладеть киевским столом, за что Ярослав дал новгородцам "правду и устав", сказав им: ".. .по сей грамоте ходите, якоже списах вамъ, такоже держите". Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.-Л., 1950. с. 175-176 Под "правдой" следует понимать древнейший вариант главного древнерусского закона "Русской правды", помещенный в летописи вслед за сообщением 1019 г. Что же касается "устава", то надо полагать, он тождествен "грамоте", которую написал новгородцам Ярослав.

В какой степени, однако, разнообразные условия княжеских ограничений могут восходить к началу XI в.? Приблизиться к ответу на этот вопрос позволяют сенсационные результаты раскопок в Новгороде в 1998 и 1999 гг.

О раскопках 1998 г. уже опубликован предварительный отчет. Янин В.Л., Зализняк А.А. Новгородские берестяные грамоты из раскопок 1998 года // Вестник РАН. 1999. № 7. На территории древнего Людина конца Новгорода тогда была исследована громадная усадьба, имевшая во второй и третьей четверти XII в. общественное назначение. Здесь располагался сместной (совместный) суд князя и посадника, в котором формально князь занимал приоритетное положение, но у него не было права принимать окончательные решения без санкции главы новгородского боярства - посадника. Заметим, что такой порядок полностью соответствует одной из цитированных формул позднейших договоров с князьями. Дендрохронологические исследования настилов судейской площадки установили, что древнейший из них относится к 1126 г.

Эта дата как момент первоначальной организации с местного суда находит полное подтверждение в летописных сообщениях и в показаниях свинцовых печатей, которыми скреплялись акты земельных пожалований, купли и продажи, а также судебные решения. Именно со времени княжения Всеволода Мстиславича (1117-1136) начинают существование многочисленные печати новгородских князей. Под 6633 г. (он соответствует марту 1125-февралю 1126) летопись поместила следующее, странное на первый взгляд, сообщение: "В то же лето посадиша на столе Всеволода новгородци" Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.-Л., 1950 с. 21, 205 Всеволод ведь стал новгородским князем еще в 1117 г., когда его отец Мстислав Владимирович был отозван из Новгорода Владимиром Мономахом. Каких-либо летописных намеков на то, что Всеволод до 1125 г. лишался новгородского стола, нет. Между тем существо загадочного второго провозглашения Всеволода новгородским князем проясняется из сопоставления разных источников.

19 мая 1125 г. умер отец Мстислава киевский князь Владимир Мономах и на киевском столе утвердился Мстислав. В связи с этим событием летопись рассказывает: "Ходи Всеволодъ къ отцю Кыеву, и приде опять Новугороду на столъ месяця февраря в 28". Там же Казалось бы, речь идет о поездке с целью участвовать в похоронах деда и поздравить отца с киевским столом. Однако летом 1999 г. в Новгороде была найдена свинцовая печать с надписью "Спаси, Господи, князя Ивора Всеволодовича", принадлежавшая сыну Всеволода, который в крещении носил имя Иоанн. Его биография весьма коротка. Всеволод женился в 1123 г. Его сын, следовательно, родился не раньше конца этого года. В 1127 г. Всеволод начал строительство церкви св. Иоанна на Опоках в честь ангела-хранителя своего сына, а в 1128 г. этот мальчик скончался. Коль скоро на печати он титулован князем, значит, уходя в 1125 г. в Киев, Всеволод оставил его в Новгороде, как в 1117 г. его самого отец оставил в Новгороде вместо себя. Значит, перемена в новгородском княжении в 1125 г. все же была, и новое утверждение Всеволода в феврале 1126 г. находит объяснение. Возникновение же сместного суда именно в этот момент позволяет понять, что это утверждение состоялось на новых условиях.

Из изложенного следует очевидный вывод. Формула, запрещающая князю выдавать грамоты без посадника, никак не может восходить ко временам Ярослава Мудрого, коль скоро сам посадничий контроль за деятельностью князя по выдаче грамот возникает лишь с учреждением сместного суда князя и посадника в 1126 г.

Невозможно возвести к началу XI в. и положения договоров, запрещающие князю раздавать волости без посадника и владеть селами на территории Новгородской земли. Древнейший вариант "Русской правды", относящийся ко временам Ярослава Мудрого, не знает частной собственности на землю. В южной Руси первые вотчины появляются в третьей четверти XI в., что зафиксировано так называемой "Правдой Ярославичей". В северной Руси сложение вотчинной системы начинается не ранее рубежа ХI-ХII вв. Янин В.Л. Новгородская феодальная вотчина. (Историко-гемалогическое исследование). М., 1981. Не существовало в Новгородской земле до XII в. и домениальных княжеских владений. Это настолько ограничивало финансовые возможности князя, получавшего лишь "дар" от волостей, что Мстислав Владимирович, передав новгородский стол Всеволоду, вынужден был из состава своего Смоленского княжества выделить сыну значительный массив земель на условиях обеспечения только прямых потомков.

Если в Новгород приглашался князь, например из Чернигова или Суздаля, то доходы с этого домена поступали не в Новгород, а в Смоленск. Когда новгородцы в 1136 г. прогнали Всеволода и пригласили на его место князя Святослава Ольговича из Чернигова, ему был выделен массив земель в Заволочье (на Двине). Впрочем, позднее (к XIII в.) и этот район перестал быть княжеским, а для обеспечения княжеского аппарата новгородцы установили особый статус обонежских и бежецких земель, заключив с князем "Обонежский и Бежецкий ряды (договоры)"

Изложенные обстоятельства делают очевидным, что какие-либо формулы, касающиеся частных прав князя на землю в Новгороде, не могли возникнуть ранее рубежа ХI-ХII вв. Но ведь именно тогда, как это давно установлено, формируются государственные органы боярского управления во главе с избираемым на вече посадником.

Что же остается для более раннего времени? И вот здесь пришла пора рассказать о новгородских раскопках 1999 г. (берестяная грамота)

Существование берестяной письменности на Руси было известно и до обнаружения грамот археологами. В обители св. Сергия Радонежского «самые книги не на хартиях писаху, но на берестех» (Иосиф Волоцкий). По В. Л. Янину, в музеях и архивах сохранилось немало поздних документов, написанных на бересте (XVII--XIX веков; даже целые книги). Этнограф С. В. Максимов видел в середине XIX века берестяную книгу у старообрядцев на Мезени. На берегу Волги близ Саратова крестьяне, роя силосную яму, в 1930 году нашли берестяную золотоордынскую грамоту XIV века Поппе Н. Н. Золотоордынская рукопись на берёсте. -- М., Л., 1941..

Местом, где впервые были обнаружены берестяные грамоты средневековой Руси, стал Великий Новгород. Новгородская археологическая экспедиция, работавшая с 1930-х годов под руководством А. В. Арциховского, неоднократно находила обрезанные листы берёзовой коры, а также писала -- заострённые металлические или костяные стержни, известные как инструмент для писания на воске (впрочем, до открытия берестяных грамот версия о том, что это именно писала, не была преобладающей, и их часто описывали как гвозди, шпильки для волос или «неизвестные предметы»). Уже тогда у Арциховского возникла гипотеза о возможности находки грамот, процарапанных на бересте. Однако Великая Отечественная война (во время которой Новгород был оккупирован немцами) прервала работы археологов, и они возобновились только в конце 1940-х годов.

26 июля 1951 на Неревском раскопе была обнаружена берестяная грамота № 1: она содержала перечень феодальных повинностей («позёма» и «дара») в пользу некоего Фомы. (Ее нашла новгородка Нина Акулова, которая пришла на раскоп подработать во время отпуска по беременности. На её могиле установлен памятник в честь этой находки. Открытие показало, что, вопреки опасениям, при написании грамот почти никогда не использовались хрупкие чернила (найдено всего три таких грамоты из тысячи с лишним, в том числе большая московская грамота в 2007 г.); текст был просто процарапан на коре и прекрасно читался. (В честь этой находки 26 июля в Новгороде отмечается ежегодный праздник -- «День берестяной грамоты»). Этот же археологический сезон принёс ещё 9 документов на бересте, опубликованных только в 1953 году (поначалу открытие берестяных грамот не получило адекватного освещения в прессе, возможно, из-за идеологического контроля над исторической наукой¹¹

2. История новгородских открытий

Об открытиях Новгородской археологической экспедиции написано немало: это и научные труды ее сотрудников, и книги, созданные по ее материалам, и исчисляемые сотнями журнальные и газетные статьи о раскопках и тех, кто их производил.

Рассматривая историю археологического изучения Новгорода, нельзя не отдать дань уважения тем, кто добыл первые сведения по археологии этого города. К числу их относится, прежде всего, Е.А. Болховитинов, Е.А. Болховитинов. Исторические разговоры о древностях Великого Новгорода. М. 1808; В.С. Передольский. Новгородские древности. Новгород. 1898. чья работа донесла до нас мысли об археологической топографии Новгорода, о мощности культурных напластований, о сохранности дерева в местной почве. Интерес к новгородской истории был велик, и вопрос об археологических изысканиях в этом городе возникал неоднократно. В XIX в. здесь даже производились раскопки, результаты которых, к сожалению, до нас не дошли, как не дошли и материалы раскопок, осуществленных Н. Рерихом в Новгородском кремле в 1910 г. А.В.Арциховский. Археологическое изучение Новгорода. «Труды Новгородской археологической экспедиции». Т. 1. Материалы и исследования по археологии СССР (далее - МИА), № 55. 1956

Таким образом, раскопки в Новгороде, начатые под руководством А.В. Арциховского в 1929 г., никак нельзя считать продолжением дореволюционных археологических работ В.С. Передольского или Н. Рериха. Практически такого прецедента не было по всем древнерусским городам, так как осуществлявшиеся в них единичные расколки церковных развалин не преследовали широких исторических целей. Н.И. Репников в Старой Ладоге производил раскопки небольшого городища, которые не решили множества теоретических и практических задач, вставших перед исследователями Новгорода. В конце 20-х годов еще никто не умел достаточно полно выявить историю хотя бы одного маленького древнерусского городища, их копали неохотно, редко и неумело. Даже такой видный археолог, как А.А. Спицын, писал, что «содержательное городище - большая редкость» (под содержанием городища он понимал в первую очередь вещи, а не сооружения). А ведь в новгородской почве имелась масса сохранившихся деревянных сооружений. Об этом уже хорошо знали, но почти не представляли характера данных сооружений и возможности их фиксации.

При раскопках городищ уже тогда уделяли внимание выявлению перекопов - мест, где слои, а следовательно, «вещи разного времени перемешаны. Если перекоп останется незамеченным, это может повлечь ошибочные выводы. Перемешанные слои обычно выявляли путем наблюдений над вертикальными разрезами культурного слоя, которые стремились делать возможно чаще. Но при сохранности дерева оставлять частые земляные перемычки - значило пренебречь наблюдением над остатками сооружений. Предстояло найти оптимальные соотношения частоты профилей и планов сооружений в условиях раскопок в городе. Особенности конструкций домов и деревянных мостовых не были известны, и это, в частности, обусловило ошибку Н.И. Репникова, когда он объявил мостовую, обнаруженную в ходе раскопок Н. Рериха, полом жилища. Следовало найти способы, которые позволили бы выявить особенности конструкций. Не существовало классификации городской керамики хотя бы потому, что о ней вообще ничего не знали. Неизвестны были также приблизительные типы вещей, которые могли встретиться при раскопках. Предметы, известные по раскопкам курганов, специфичны и не моложе XII-XIII вв.; поэтому сведения о них мало помогали, так как при раскопках городов должны были встретиться предметы всех веков II тыс. н. э., и хронологию всех находок надо было создавать почти заново. Возникали и многие другие вопросы, которые следовало если не решить, то найти пути к их решению, Вот почему так трудно было отважиться взять на себя научную ответственность за вторжение в культурный слой древнерусского города, да еще столь важного для отечественной истории.

Поэтому первые раскопки производились не в самом Новгороде, а на Городище, которое в позднее время получило название Рюрикова. Летописи сообщают, что там жили новгородские князья. Несомненно, что на Городище был и княжеский архив. Документы, хранившиеся в нем, давно погибли, но от них остались свинцовые печати, являющиеся важным историческим источником. Н.П. Лихачев собрал и сохранил сотни печатей. Но собирание печатей имело и отрицательную сторону, так как в поисках свинцовых кружков, за которые можно было получать хорошие деньги, население изрыло ямами культурный слой Городища. Поэтому раскопки здесь не дали желаемых результатов, хотя они в какой-то степени подготовили исследователей к изучению городских слоев. Произведенные в том же 1929 г. раскопки курганов под Новгородом позволили еще раз познакомиться с типичными для них вещами. Тогда же велись археологические работы на Курском городище в Новгородской земле, что было важно для изучения приемов раскопок в тех местах, где сохранилось дерево (на Курском городище сохранность его была сравнительно хорошей). На этом подготовительный период закончился.

В 1932 г. начался первый этап раскопок в Новгороде. Государственная Академия истории материальной культуры поручила А.В. Арциховскому произвести раскопки на Славенском холме, с которым ряд историков связывал место древнейшего ядра Новгорода. Работы продолжались четыре сезона (1932, 1934, 1936, 1937 гг.) А.В. Арциховский. Раскопки на Славне в Новгороде. МИА, № 11. 1949. Древнейших слоев, которые предполагал найти А.В. Арциховский, на Славне не оказалось. Результаты этих раскопок были настолько же удивительны, насколько малы их масштабы. Выбор места работ обусловливался городской застройкой. Пришлось копать там, где не было ни построек, ни улиц, ни садов, ни огородов. Этот вынужденный выбор, тем не менее, оказался удачным. Раскоп и прирезанные впоследствии к нему участки (общей площадью 508 кв. м при максимальной толщине культурного слоя 3 м) заключали четыре ремесленные мастерские и крепостную стену.

На Славне была открыта изба XII в., принадлежавшая сапожнику. Вокруг нее было обнаружено много ремней, вырезок, подметок, остатков обуви и обрывков кожи. Сапожник сам обрабатывал шкуры: около его избы найден ящик из колотых плах, в котором имелся толстый слой шерсти и известь (волос со шкур удалялся с помощью извести). С сапожником соседствовали другие ремесленники. Найдена частично сохранившаяся маленькая кузница, где ремонтировали инструменты. Маслобойные жомы свидетельствуют о мастерской, в которой давили масло из конопли и орехов. В другой мастерской делались глиняные игрушечные птички. Открытие этих мастерских, расположенных на ограниченной площади, впервые позволило говорить о Новгороде как о ремесленном городе. Чтобы оценить принципиальную новизну этого утверждения, надо вспомнить, что до того времени господствовала теория торговых городов. Буржуазная наука отводила Новгороду роль торговой фактории, торгового центра. В ее представлении Новгород был городом, в котором жили и которым правили купцы. Утверждение А.В. Арциховского предопределило общий вывод М.Н. Тихомирова о ремесленном характере древнерусских городов.

Крепостная стена, открытая еще в 1932 г. и доисследованная в течение остальных трех полевых сезонов А.В. Арциховский. Раскопки на Славне в Новгороде, стр. 132-136; его же. Археологическое изучение Новгорода, стр. 10-11, была построена, как удалось доказать А.В. Арциховскому, посадником Федором Даниловичем в 1335 году. Открытие стены важно, во-первых, с точки зрения стратиграфических возможностей датировок. Слой строительных остатков этой стены разделяет культурные напластования на два горизонта. Все, что лежит ниже его, древнее середины XIV в., все, что выше, - моложе. Этому соответствуют уже известные даты найденных вещей. Появилась возможность датировать и другие вещи. Так, стеклянные браслеты - любимое украшение древнерусских горожанок - были найдены только ниже слоя 1335 года. Следовательно, их носили лишь до середины XIV века. Таким образом, это стратиграфическое наблюдение облегчило датировку сооружений и вещей. Во-вторых, находка стены наглядно показала юго-восточную границу Новгорода в середине XIV века.

При раскопках на Славне нашли много вещей; для городских раскопок 30-х годов это было исключительное изобилие. Здесь имелись и инструменты ремесленников, и их продукция, и оружие, и предметы прикладного искусства, и свинцовые печати, и монеты, и многое другое. Впервые начал выясняться облик средневекового города. А.В. Арциховский справедливо пишет, что раскопки на Славне заложили основы археологии Новгорода. Они показали несостоятельность принципа преимущественного внимания к сдоям какого-то одного периода, так как невозможно предусмотреть, что именно будет найдено. Слои всех веков, изучаемых археологией, заслуживают равного внимания.

Раскопки на Славне составили первый этап археологического изучения Новгорода. Второй этап начался в 1938 г. раскопками на Ярославовом Дворище, продолженными в 1939 году. За два года было раскопано 456 кв. м при толщине культурного слоя до 3,5 м, а в одном случае даже до 4,7 м.

Ярославово Дворище - место, где сначала был двор Ярослава Мудрого, а после выселения князей на Городище находилась вечевая площадь. Естественно, что с этим объектом было связано много ожиданий. Однако основную часть дворища занимал небольшой завод, и в довоенные годы копать там было нельзя. Пришлось ограничиться периферией этого вечевого центра. Свободное место имелось только у церкви Николы на дворище, преимущественно с ее южной стороны. Здесь и были заложены раскопы.

В 1938-1939 гг. одним из наиболее существенных объектов, вскрытых раскопками, были деревянные мостовые. Хотя сохранность бревен оказалась плохой, все же удалось составить более или менее четкое представление об этих сооружениях. Основой мостовой были три продольные бревна - лаги, на которые настилались поперечные плахи, это классическая конструкция русских деревянных мостовых. Ширина их в среднем 4 м, что также типично для Новгорода. Перпендикулярно основной мостовой шла другая, видимо, это был съезд с улицы в переулок или на усадьбу. Каждая мостовая состояла из трех слоев: на старый, износившийся и утонувший в грязи настил клали новый. Впервые для этих слоев мостовых был употреблен термин «ярус», примененный ранее и на Славне, но в несколько ином значении, а впоследствии занявший главное место в терминологии Новгородской экспедиции. На основании изучения открытых раскопками мостовых, а также тех данных, которые удалось получить при современных строительных и хозяйственных работах в Новгороде, А.В. Арциховский заключил, что город в XI-XV вв. был сплошь замощен. Подобные мостовые в Западной Европе нигде не встречались. Правда, сейчас известен военный лагерь X - XI вв. в Дании, где нашли деревянную мостовую, но иную по конструкции, поэтому ее нельзя сравнивать с новгородскими. Впоследствии выяснилось, что мостовые новгородского типа имелись во многих древнерусских городах. Но до раскопок в Новгороде о мостовых ничего не знали.

Кроме мостовых, в 1938-1939 гг. был прослежен ряд деревянных настилов, которые, видимо, являлись полами новгородских жилищ. Но изучение конструкции домов было еще впереди. В эти же годы археологи обнаружили сооружения, представленные деревянными трубами двух типов. Первые делались из расколотого вдоль, выдолбленного, а затем вновь соединенного бревна. Другие же составлялись из горбылей или даже целых бревен и представляют собой четырехугольный в сечении желоб. Трубы второго типа определили правильно - как часть водоотводной системы, устроенной для осушения болотистого новгородского грунта. Трубы же из выдолбленных бревен были приняты за водопровод. Открытый при раскопках хорошо сохранившийся обширный погреб размером 4,4 х 4,2 м, имел 14 венцов общей высотой до 2,1 м. Пол состоял из гладко обтесанных досок. Долгое время этот погреб оставался образцом хорошо сохранившегося сруба. Обнаружили около 9 тыс. зерен различных злаков и сорняков. Среди них основную массу составляли зерна ржи: сохранились единичные зернышки яблонь и огурцов. Так были получены первые археологические сведения о новгородском сельском хозяйстве. Где-то неподалеку от раскопа в древности, вероятно, была кузница, на что указывают 63 найденные крицы. Интересны и многие другие находки: обрывок кольчужного плетения, отороченного медными кольцами, три вислых свинцовых печати и ряд деревянных изделий, позволивших впервые представить утварь жилого дома, принадлежавшего рядовому горожанину.

Обработка материалов раскопок 1938-1939 гг. впервые производилась не только начальником экспедиции. Гидротехнических сооружений Новгорода коснулся в своей статье Н.И. Фальковский, кожаную обувь описала Л.И. Якунина, определение зерен организовал И.И. Никитин, который привлек к этой работе ряд специалистов из Тимирязевской сельскохозяйственной академии. Однако все эти люди не являлись сотрудниками экспедиции.

Раскопки в Новгороде возобновились лишь после Великой Отечественной войны. В 1947 г. Новгородская археологическая экспедиция АН СССР приступила к работам в центральной части Ярославово Дворища. Завода здесь уже не было. Великий Новгород, испепеленный, взорванный и растерзанный фашистами, лежал в развалинах. Но уже строились жилые дома, восстанавливались предприятия, воспрял памятник тысячелетия России. Раскопки 1947-1948 гг. составляют третий этап археологического исследования Новгорода. Широкий размах работ, их механизация, множество новых открытий, а самое важное - начало создания коллектива научных сотрудников экспедиции падают на эти два года. Культурный слой мощностью до 4 м был вскрыт на площади в 836 кв. м. Впервые в практике советских археологических экспедиций для выброса, просмотренной и перетертой руками земли были применены транспортеры, что дало возможность более эффективно использовать средства, предоставленные для раскопок. Новгородская экспедиция едва ли не первой освоила нивелир, ускоривший производство и точность измерений. Сотрудниками ее стали Б.А. Колчин, А.Ф. Медведев, Г.А. Авдусина, А.В. Кирьянов; в 1947 г. в работе впервые участвовал тогда еще студент Московского университета В.Л. Янин. Начальником экспедиции, как всегда, был А.В. Арциховский. Послевоенные раскопки на Ярославовом Дворище превосходили все довоенные работы в Новгороде. Перед археологами предстали срубы, настилы, мостовые, частоколы, водоотводные трубы. Каждый день находили десятки всевозможных предметов, многие из которых были бы гордостью довоенных раскопок. В 1947-1948 гг. начался расцвет Новгородской экспедиции.

В центре Ярославово Дворища были открыты многочисленные срубы XII-XIV веков. Впервые их оказалось так много. Представилась возможность изучать новгородские постройки, характер которых до тех пор практически оставался неизвестным. Размеры этих срубов были скромные, в них отсутствовали всякие следы печей, что долгое время казалось необъяснимым. Многочисленны были и деревянные трубы, обнаруженные не только в центре вечевого Новгорода, но и на Чудинцевой улице, где в 1947 г. экспедиция также вела работы. Местность там возвышенная, поэтому существование здесь самотечного водопровода представлялось сомнительным. На Ярославовом Дворище был открыт деревянный колодец с полом и крышкой. В него входили три деревянные трубы, а выходила только одна (это установили по наклону труб). Для водопровода такое сооружение, по меньшей мере, загадочно. И тогда было высказано первое сомнение в существовании водопровода. В центре Дворища обнаружили три сменяющих друг друга настила. Руководитель раскопок предположил, что открыта часть вечевой площади. Но и здесь возникли сомнения: скромные размеры этой площади (а ей больше негде было располагаться) вызывали недоумение и не соответствовали прежним представлениям о буйном новгородском вече.

Было найдено большое количество вещей. Особенно интересны изделия из дерева и кости, ранее почти неизвестные. Имелись и очень крупные предметы: две калитки типа садовых, бочка, подводная носовая часть ладьи. Из сочинения Константина Багрянородного давно известны лодки-однодеревки, вытесанные и выдолбленные из одного ствола. К такой однодеревке прикреплялись шпангоуты, и на них нашивались дощатые борты. Найдены были и шпангоуты, и лодочные заклепки, и черпак для отлива воды. Обнаруженный санный полоз XIII-XIV вв. по форме совпал с полозьями саней, изображенных в рукописи сказания о Борисе и Глебе. Мелких предметов оказалось также много, в том числе веретена со следами надевавшихся на них каменных грузиков-пряслиц, облегчавших их вращение. Сами пряслица исчислялись десятками. Еще ранее археологи установили, что такие пряслица из розового камня-шифера - изготовлялись в домонгольской Руси только близ города Овруча на Волыни.

Из деревянных вещей нужно упомянуть гребни, часто орнаментированные, ложки, многочисленные мутовки - суковатые палочки для сбивания масла, точеные чаши и многое другое. Впервые на некоторых деревянных предметах увидели надписи: на днище одной из бочек было написано «Юрищина», на сапожной колодке - «Мнези». Это имена. В 1948 г. нашли деревянную линейку с надписью: «Святого Иеваноск...». Это «Еваньскый локоть», упоминаемый в XII в., в уставе Всеволода Мстиславича. Оригинал локтя (так сказать, эталон меры длины) хранился в церкви Ивана на Опоках, а находка 1948 г. - копия указанного образца, к несчастью, обломанная. Были найдены и другие вещи с надписями, позволившими предположить широкую грамотность населения средневекового Новгорода.

Металлических предметов было найдено также много. Как известно, фосфористые соли в земле многих русских городов предохраняют металл от разрушения. Благодаря этому железо мало ржавеет, покрываясь, только характерным синим налетом; бронзовые вещи часто совсем не окисляются, поэтому стоит больших трудов убедить занятых на раскопках рабочих, что найдено изделие из меди, а не из золота. Среди железных вещей были орудия труда, оружие, бытовые предметы. Медные вещи представлены украшениями, складными весами, медной крышкой сосуда с тайнописью, которую впоследствии расшифровал В.Л. Янин. Встречались и свинцовые вислые печати. Коллекции Новгородской экспедиции разрослись чрезвычайно. Раскопки 1947-1948 гг. расширили наши знания о быте простых новгородцев, они обусловили дальнейший успех исследований Новгорода. А.В. Арциховский. Новгородская экспедиция. КСИИМК. Вып. XXVII. 1949; его же. Раскопки в Новгороде. КСИИМК. Вып. XXXIII. 1950

Четвертому этапу раскопок в Новгороде посвящено очень много книг и статей, благодаря которым он получил широкую известность. Работы были продолжены в 1951 г. на левом берегу Волхова в Неревском конце, много раз упоминаемом в летописи. Было известно, что культурный слой здесь более мощный, нежели в местах прежних раскопок, что здесь хорошо сохраняется дерево и некоторые другие органические вещества. Об этом говорили небольшие раскопки, произведенные Новгородским музеем в 1932, 1941 и 1948 гг. в Неревском конце, а также наблюдения во время прокладки водопровода. Большой пустырь, ограниченный Дмитриевской, Садовой, Тихвинской улицами и улицей Декабристов, был удобен для раскопок. В то время никто не думал, что там будет вскрыта огромная для археологов площадь - более чем в гектар. Эта задача перед экспедицией встала внезапно. Для ее выполнения потребовалось большое число рабочих и научного персонала, умение эффективно использовать механизмы и приборы, создание полевых лабораторий и решение ряда других практических задач. Здесь-то и пригодился опыт послевоенных раскопок на Ярославовом Дворище: существовал уже сложившийся коллектив научных сотрудников, полностью обеспечивавший научную часть экспедиционных работ; был опыт работы с механизмами, удалявшими землю из раскопа; на Ярославовом Дворище уже имелась реставрационная лаборатория. Таким образом, ясно, что без раскопок 1947-1948 гг. не могло быть успеха ни в 1951 г., ни в последующее время.

Раскоп 1951 г. открыл деревянную мостовую улицы. Сравнив ее направление с направлением улиц на старых планах Новгорода и, проведя геодезическую съемку (ее осуществил М.Н. Кислов), удалось установить, что открыта древняя Холопья улица. Было также вычислено место, где Холопья пересекалась с Великой улицей. Этот перекресток вскрыли в 1952 году. Обе улицы хорошо известны по летописям, и с ними связаны многие драматические события истории Новгорода. Ранее в Неревском конце встречалось до 15 слоев мостовых. В 1951 г. их обнаружилось почти вдвое больше - 28. Они имели уже известное устройство. Грязь с мостовых была счищена особыми скребками и лежала по сторонам улиц, перемешанная со множеством скорлупы лесных орехов - любимого лакомства горожан. Из «Устава о мостех», датируемого XIII в., известно, что в Новгороде существовала особая мостовая повинность. Мощение улиц было обязательным. Мостовые в Новгороде - обычное явление не только для XIII в., но и для X в., к которому восходит древнейшая мостовая.

В процессе новгородских раскопок был использован, видоизменен и усовершенствован метод дендрохронологии, предложенный американскими археологами. Они изучали изменение толщины годичных колец секвойи и получили возможность точно ответить на вопрос, в каком году эта секвойя была срублена. Такую точность им обеспечила долговечность секвойи, живущей иногда до 4 тыс. лет. Легко было сравнить только что срубленное дерево с тем, что было срублено тысячу лет назад и найдено при раскопках. Но в России таких деревьев нет и, никогда не существовало. Пришлось построить сложные графики для бревен новгородских мостовых, срубов, частоколов, связать их хронологию с датами бревен, лежащих в фундаментах церквей, время постройки которых известно, и таким образом получить точную хронологическую шкалу. Точность датировки увеличилась, ошибка в определении возраста сооружения теперь сводилась к 2-3 годам. Разработанный метод был успешно применен Н.Б. Черных к датировке мостовых и построек в Смоленске и других городах.

На Неревском раскопе окончательно установили назначение деревянных труб. Они оказались дренажными. Почва в Новгороде была сырая, поэтому дома ставили на подклетах. С влажностью боролись и иным способом: в нижнем этаже многих домов вкапывалась бочка без дна, от нее отходила деревянная труба; трубы от трех-четырех соседних домов вели в общий водосборный колодец, из которого одна такая же труба шла в следующий водосборный колодец или прямо к реке. Таким образом, отводилась вода, собиравшаяся под домом . Видимо, из-за сырости почвы в Новгороде не было землянок, более теплых, чем срубные дома. Но под городом, в сухой местности Перынь, такие землянки есть. Срубные же дома новгородского типа встречаются на сыром киевском Подоле, хотя в Киеве обычным типом жилища была землянка. Следовательно, строительство землянок связано не с северным или южным типом жилищ, как полагают некоторые археологи, а с характером почвы.

В начале раскопок в Неревском конце экспедицию финансировала АН СССР, а с 1952 г. - и Московский университет, к которому постепенно, но сравнительно скоро перешла ведущая роль в исследованиях Новгорода. Площадь раскопа 1951 г. составила 324 кв. м, что и сейчас для городских раскопок много. В 1952 г. были заложены новые раскопы общей площадью 1 520 кв. м. Такой размах работ объясняется, прежде всего, находкой нового вида исторических источников - берестяных грамот, открытых 26 июля 1951 г. на раскопе, руководимом Г.А. Авдусиной. Она стала первым археологом, взявшим в руки эти исторические документы. В тот год нашли десять грамот. На березовой коре, обработанной особым образом, были процарапаны буквы. О берестяных грамотах написано много. Но следует подчеркнуть, что новгородское открытие свидетельствует о высокой тщательности работ и научного наблюдения в этой археологической экспедиции: свитков бересты встречается много тысяч, а грамоты среди них единичны, и их нельзя пропустить.

Грамоты содержат бытовые и хозяйственные подробности, деловые поручения, сообщают политические новости, рассказывают о конфликтах, являются долговыми расписками, духовными завещаниями, феодальными обязательствами и т. п. Их дата - XI - XV вв., то есть они почти смыкаются по времени с древнейшей русской надписью и лишь на сто лет не доходят до книгопечатания. Впрочем, на бересте, видимо, начали писать в X в., так как древнейшие писала найдены в новгородских, слоях этого столетия; может быть, грамоты на березовой коре дожили до печатных книг, но мы их не знаем, так как в новгородских слоях XVI в. береста не сохраняется. Важность берестяных грамот в том, что они освещают и те стороны жизни новгородцев, о которых молчат письменные документы. Из берестяных писем мы черпаем обильные сведения о жизни и быте простого народа, узнаем, о чем и как думали эти люди, вникаем в особенности древнерусского разговорного языка, получаем сведения о, казалось бы, навеки утраченных явлениях (например, о системе обучения детей грамоте).

Первое научное издание и исследование грамот принадлежит А.В. Арциховскому, решившему ряд вопросов в сотрудничестве с другими авторами, А.В. Арциховский. Новгородские грамоты на бересте (Из раскопок 1952 г.). М. 1954 в том числе М.Н. Кисловым, который в процессе изучения этих грамот стал видным палеографом. Он исполнил все прописи грамот, и часто их научная трактовка была дополнена именно им. Организационные способности и энергия М.Н. Кислова, постоянного парторга Новгородской экспедиции, в значительной степени способствовали ее успехам. Говоря о грамотах, следует напомнить слова А.В. Арциховского, что Новгородская экспедиция нашла не какой-то погибший архив, а порванные и брошенные на землю письма. Ведь грамоты встречаются в слоях разного времени и на разных усадьбах. Это частные письма, причем нередко письма простых людей: крестьян, ремесленников, мелких торговцев.

Следовательно, - и это было революцией в представлениях о древней Руси - в Новгороде даже простые люди были грамотны.

Сразу же нашлись противники этой гипотезы, утверждавшие, что за крестьян и ремесленников писали писцы-профессионалы. Иногда, конечно, было и так. Но В.Л. Янин отметил, что в большинстве случаев в письмах, исходящих от одного человека, детально совпадает почерк. Второй аргумент несколько более пространный. А.Ф. Медведев открыл инструменты, которыми писались грамоты, в древности их называли «писала». Это костяные или металлические стержни с острым концом. Они встречаются не только в Новгороде, но и во многих древнерусских городах. В Новгороде их десятки, и вряд ли можно думать, что все они потеряны во дворах усадеб писцами, пришедшими написать письмо. Ими пользовались люди, жившие на этих усадьбах и писавшие письма без посторонней помощи. И, наконец, надписи встречаются на многочисленных предметах быта; днищах бочек, сапожных колодках, оселках, пряслицах и т. п. Вряд ли сапожник, чтобы написать на колодке имя заказчицы или на бочке название засоленной в ней рыбы, звал писца, а грамотные владельцы сапожной колодки или бочки были представителями знати.

Ответ ясен: грамотность была распространена в Новгороде широко, в том числе и среди простого народа.

Есть грамоты, адресованные крестьянам, ремесленникам и другим простым людям. Но есть письма и посадникам. Доказано, что здесь не простое совпадение имен и отчеств; в ряде грамот указана и должность адресата, например, «челобитие господину посаднику новгородскому Андрею Ивановичу» (грамота № 310). Было замечено, что титулование «господину» применялось к посаднику и его жене. Видимо, это был официальный титул. Более того, обращаясь к посаднику, надо было не «кланяться» ему, а «бить челом». Лишь одно письмо к посаднику начиналось «поклоном», но в конце письма автор спохватился и добавил обязательное «челобитие».

Новгородским грамотам посвящена обширная литература. Анализ берестяных грамот дан в книге В.Л. Янина, В.Л. Янин. «Я послал тебе бересту...». М. 1965 которая представляет собой редкий пример сочетания научности исследования и популярности изложения. Автор не ограничился, как это принято в популярных изданиях, пересказом уже известных фактов и выводов. Он ставит важные вопросы русской истории и многие из них успешно решает. Книга В.Л. Янина открывает широким массам доступ в тайны исследовательской деятельности, но она содержит и важные заключения, адресованные специалистам. На археологическом материале В.Л. Янин воссоздает ряд ярких картин новгородской политической истории.

Новгород в отличие от южных городов служил притягательным центром для феодалов. Причина тому - его республиканский строй. Чтобы пробиться к верховной власти, новгородский феодал должен был жить в городе, участвовать в политической жизни столицы, плести там интриги, а в поместьях он оставлял вместо себя ключников, нещадно эксплуатировавших крестьян. В княжеских же землях феодалы не любили жить вблизи князя; только в своих поместьях они оставались фактически независимыми. Измерив территорию боярских усадеб, вскрытых во время раскопок, В.Л. Янин установил, что на площади древнего Новгорода укладывается около 300 таких городских феодальных поместий. Это число совпадает с числом «золотых поясов», неоднократно упоминаемых в источниках. Видимо, на новгородском вече присутствовали только эти «золотые пояса». Лишь крупные землевладельцы имели право голоса.

Новгород - прежде всего город ремесленников. Все то, чем он богат, создавали эти зависимые люди. Количество открываемых ремесленных мастерских возрастает с каждым годом. Сейчас их известно уже несколько десятков. О широком развитии ремесленного производства свидетельствуют многочисленные находки изделий ремесленников. Они ясно говорят, что почти все потребности горожан удовлетворялись местным производством. Привозили же только то сырье, которого в городе не было, и изделия из такого сырья.

Базой ремесла являлась черная металлургия и обработка железа. К сожалению, металлургические мастерские в Новгороде пока не открыты, а кузница у стены посадника Федора оказалась маленькой. Возможно, что в противопожарных целях такие мастерские размещались за пределами городского вала. Технологию производства и обработки железа с помощью современных металлографических методов изучил Б.А. Колчин. Он исследовал большое количество железных изделий и орудий. Орудия кузнецов известны в полном объеме, за исключением, пожалуй, наковален. Их не выбрасывали даже тогда, когда они ломались, а перековывали в другие изделия. В XI-XII вв. кузнец обычно был универсалом: он производил изделия всех типов. Но уже началась и специализация ремесла, достигшая огромного развития в XV-XVI веках. Заметим, что смысл этой позднейшей легенды В.Л. Янин видит в создании прецедента для призвания в Новгород князей из других городов.

В 1962 г. начался пятый этап работ Новгородской экспедиции. Его основное содержание - широкий маневр, раскопки в разных частях города, изучение истории складывания городской территории. Это обусловлено стремлением расширить источниковедческую базу, проверить выводы, сделанные по материалам Неревского раскопа. Но большое значение при этом имеет активная охрана культурного слоя, которому угрожает интенсивное строительство, развернувшееся в Новгороде, как и в других наших городах. Экспедиция ведет раскопки на месте будущего строительства на Первомайской улице. Здесь обнаружен один из упомянутых выше каменных домов и (сбылась мечта коллектива!) берестяная книжечка. На месте строительства телецентра найдена богатейшая ювелирная мастерская. На Суворовской улице, где должен быть построен новый корпус медучилища, огромной толщины культурный слой был исследован в течение одного сезона, в итоге открыты новые грамоты, содержащие интересные сведения о топографии древнего Новгорода. На месте строительства гостиницы обнаружен Готский двор, то есть двор иностранных купцов, упоминаемый в письменных источниках. Здесь же еще одна важная находка - берестяная грамота, написанная по-латыни готическим шрифтом. Почерк беглый, привычный, значит - писец был поднаторен в письме на бересте. Можно надеяться, что берестяные грамоты будут найдены и в других странах, как предсказал еще в 1951 г. А.В. Арциховский. Его предположение о распространенности письма на бересте уже давно подтвердилось: с 1952 г. Новгород уже не единственный город, где известны такие письма. В Смоленске их нашли 10, в Пскове - 3, в Старой Руссе - 4, в Витебске, при случайных земляных работах, - 1 грамоту .

Находки в Новгороде показывают единство русской культуры. Почти каждой вещи, обнаруженной здесь, можно найти аналогии в других русских городах. Приблизительно одинакова, например, конструкция домов, форма и материал гребней, сходны даже торговые связи. Одинаковы не только формы многих вещей, но и комплекс находок в целом. Различие состоит в массовости материала, которая открывает наибольшие возможности для исследования. В этом преимущество Новгородской экспедиции.