В данном подсчете не учитывались походы, направленные на строительство крепостей. Рассматривались лишь походы, связанные с риском боя на открытой местности. Причем в расчет брались и те походы, которые завершились сражением, и те, которые окончились обычным разорением вражеской территории или просто демонстрацией силы, переговорами и примирением сторон.

Итак, судя по упоминаниям в Новгородской первой летописи, начиная с XII в. новгородское ополчение участвует в походах чаще, чем новгородские князья. Причем, ополченцы участвовали в походах в течении XII, XIII, XIV вв. в среднем каждые 2-3 года. Впрочем, тенденцию регулярного участия новгородского ополчения в походах можно проследить уже с XI в. Многие походы новгородцев XI в. просто не упоминаются в Новгородской первой летописи, однако о них сообщают Новгородская Карамзинская, Новгородская четвертая летописи и другие источники.

Таким образом, среди новгородских ополченцев уже с XI в. формируется слой профессиональных с точки зрения опыта и экипировки воинов, остающихся при этом ополченцами по способу призвания их на военную службу.

Вызывает интерес сам термин "новгородцы". Современному человеку кажется само собой разумеющимся, что "новгородцы" - это все жители города Новгорода. Однако анализ контекста новгородских летописей позволяет нам увидеть совершенно другую картину.

Так, в 1134 г. "ходи Всеволод с новгородьци, хотя брата своего посадити Суждали, и воротишася на Дубне опять; и на том же пути отяша посадницьство у Петрила и даша Иванку Павловицю". То есть, во время похода собралось вече, правомочное смещать и ставить посадников. Если бы в этом походе не участвовало подавляющее большинство имеющих право голоса на вече, или если бы сама процедура сбора вече вне Новгорода казалась новгородцам сомнительной, то решение о смещении посадника наверняка было бы оспорено. Однако ничего подобного не происходит. Смена посадника в походе летописцем воспринимается как явление законное.

В 1214 г. "Мьстислав же созвони вече на Ярославле дворе и поча звати новгородци к Кыеву на Всеволода на Чермьнаго. Ркоша ему новгородци:

"камо, княже, очима зриши, тамо и мы главами своими вержем"". Таким образом, Мстислав Удатный пригласил в поход все новгородское вече: "И поиде князь Мьстислав с новгородци к Кыеву месяця июня, на святого Феодора; и доидоша Смольньска, и бысть распря новгородьцем с смолняны, и убиша новгородци смолнянина, а по князи не поидоша. Князь же Мьстислав в вече поча звати, они же не поидоша; князь же человав всех, поклонивъся, поиде; новгородьци же, створивъше вече о собе, почата гадати. И рече Твьрдислав посадник: "яко, братие, страдали деди наши и отчи за Русьскую землю, тако, братье, и мы поидим по своем князи"; и тако поидоша и - Смольньска, и постигъше князя".

Из этого эпизода отчетливо видна тождественность новгородского веча и новгородского ополчения. Ополчение собирается или не собирается на вече. Вече, приняв решение, тут же отправляется в поход. "Новгородцы", которые "гадают" (принимают решение) на вече и "новгородцы", которые выполняют это вечевое решение - одни и те же люди. Вече - это орган самоуправления новгородского ополчения. Новгородское ополчение часто является непосредственным исполнителем своих собственных вечевых решений.

Однако, если "новгородцы" - это полноправные граждане, и одновременно - воины-ополченцы, то таковыми же являются и "смоляне", "полочане", "черниговцы", "псковичи", "ладожане", "рушане", "лучане" в новгородских, а возможно, и в других русских летописях. По крайней мере, такя тракатовка термина подходит к городам, в которых сохраняется древний институт вечевого самоуправления.

В 1211 г., в то время, когда "посла князь Мьстислав Дмитра посадника на Лукы с новгородци город ставити, а сам иде на Торжок блюсти волости", в Новгороде произошел пожар. "Того же лета без князя и без новгородцов в Новегороде бысть пожар велик; загореся на Рядятине улици и сгоре дворов 4000 и 300, а церквии 15". Здесь совершенно отчетливо видно, что "новгородцы" - это не все жители Новгорода, а только та их часть, которая участвует в ополчении и ходит в походы.

В "Уставе Всеволода о судах, и о людях, и о мерилах торговых" упоминается специальная норма, которую необходимо было соблюдать при разделе наследства между детьми от разных жен. При разделе небольшого имущества дети от третьей и четвертой жен должны получить: "из мала живота како робичичю часть (то есть такую же часть, какую получает "робич" - сын от рабыни - А. Б.): конь да доспех и покрут, по расмотрению живота". То есть, даже дети от 3-й и 4-й жен "новгородцев" и "робичи" должны были в наследство получить хотя бы коня и доспех.

Конь и доспехи, таким образом, являются непременными атрибутами полноправного гражданина - "новгородца", который участвует и в вечевом собрании и в походах новгородского ополчения.

Однако, если "новгородцами" летописи называют не всех жителей Новгорода, то возникает вопрос: кто именно считался "новгородцем"?

Ответ могут дать отрывки из летописей, в которых перечисляются "новгородцы". В 1166 г. "на зиму, прийде Ростислав ис Кыева на Лукы, и позва новгородци на поряд: огнищаны, и гридьбу, и купце вятыпии". "Огнищанин", по Русской правде, - это слуга князя, отвечающий перед князем за сохранность княжеского имущества. Таким образом, огнищане, - это княжеские сборщики дани (даныцики), тиуны, другие управляющие княжеским имуществом или сбором княжеских податей чиновники. Возможно, огнищанином в ХІ-ХІІ вв. могли считать и посадника, ведь посадники в это время ставились именно князем. Лишь позднее должность посадника становится выборной на вече. В Новгороде функцию княжьих огнищан выполняли новгородские бояре.

новгородское войско наемная сила

"Гридьба" - это профессиональные воины, те самые, которым с X в. платится жалование за службу (см.1.4). А "купцы вятыпии" - это наиболее состоятельные из новгородских торговцев. Все вышеперечисленные входят в число летописных "новгородцев", но это не означает, что ими список новгородцев исчерпан. Вспомним, что в приведенном отрывке князь вызывает "новгородцев" "на поряд", то есть для заключения договора, возможно, для какого-то отчета или разбирательства. То есть, он вызывает наиболее знатных представителей, которые могут говорить от имени всего Новгорода.

Наиболее полно социальный состав новгородского ополчения можно выяснить, рассмотрев списки убитых в походе "новгородцев", которые порой приводятся в летописях. В 1200 г. "Литва взяша Ловоть и до Налюча, с Белей и до Свинорта и до Ворча середу; и нагнашася новгородци по них и до Чернян, и бишася с ними и убиша у них муж в клине 80, а новгородец 15: Рагуилу Прокшиница с братом Олексою, Юрья Сбыщиница, Ратмира Нежатиница, Страшка серебряника весца, Внезда Ягиница, Луку Мирошкин отрок, Микиту Лазоревица, Жирошку Огасовица, Осипа подвоискаго, Романа Потка, инех 4 муж; а полон всь отяша, а избыток убежа". В числе "новгородцев" летописью названы Осип подвойский - то есть судебный исполнитель, Страшок - специалист по взвешиванию серебра и "Мирошкин отрок", то есть военный слуга некоего Мирошки. Заметим, что перечисленные "профессии", видимо, были довольно доходными. "Новгородцы", участвовавшие в 1200 г. в битве с литовцами были "силами быстрого реагирования". Они выступили из Новгорода и догнали литовцев, уходивших после разграбления южных волостей Новгорода. Эти "новгородцы" были хорошо вооружены, имели своих лошадей и свои доспехи, могли собраться и выступить в поход в один день.

Итак, самая мобильная и боеспособная часть "новгородцев" - это бояре, их отроки, и "государственные служащие" (судебные исполнители, "весцы" и т.п.).

Более широкий состав "новгородцев" представлен в описании Липицкой битвы. В 1216 г. речь шла не об отражении грабительского набега на окраину, а о сохранении независимости Новгорода, поэтому в поход отправилось, видимо, все новгородское ополчение. Описывая победу в Липицкой битве летописец перечисляет погибших: "на том победищи Гюргевых и Ярослалих вой паде бещисла, а новгородьц убиша на съступе Дмитра Пльсковитина, Онтона котелника, Иванъка Прибышинипя опоньника; а в загоне: Иванка поповиця, Сьмьюна Петриловипя, терьскаго даньника". Ремесленники "котельник" и "опоньник" названы "новгородцами" наряду с государственным служащим - "терским данником".

Под 1234 г., описывая битву с литовцами на Дубровне, летопись сообщает о погибших в бою: "А новгородцов ту убита 10 муж: Феда Якуновица тысячкого, Гаврила щитника, Негутина с Лубяници, Нежилу серебряника, Гостилца с Кузмодемьяне улице, Федора Ума княж дечькои, другое городищанин, и иных 3 мужи".

Таким образом, в число "новгородцев" входят высшие должностные лица Новгорода, бояре, данщики, подвойские, городищане и другие чиновники и выборные магистраты города, а также простые ремесленники - опонники, котельники, щитники, серебрянники. Обратим внимание на то, что в последней цитате "новгородцем" назван и княжеский детский. В то же время, летопись сообщает, что в походе, о котором идет речь, участвовал и князь. Это упоминание дает нам основание предположить, что Федор был уроженцем и полноправным гражданином Новгорода, участвовал в новгородских вечевых собраниях и ходил в походы в составе новгородского ополчения. Упоминание княжеского детского в ряду других "новгородцев" не противоречит другим письменным источникам. Так, в договоре Новгорода с тверским великим князем Михаилом Ярославиче (1304-1305 гг.) записано: "А волостии ти, княже, новгородьскых своими мужи не дьржати, дьржати ти мужи новгородьскыми; а дар тобе от тех волостии емати". Такая формулировка сохранилась даже в проекте договора 1471 г. с польским королем Казимиром, и в Коростынском договоре Новгорода с Иваном III. В проекте договора Новгорода с Казимиром есть также следующая оговорка: "А тиуну твоему судити в одрине с новогородцкими приставы". Но ведь, судя по берестяным грамотам и новгородской судной грамоте, княжеские детские - это один из видов судебных приставов. Исходя из этого, Федор Ума мог быть тем самым "мужем новгородским", которого князь назначил "держать волость", то есть, служа судебным приставом, княжеским детским, собирать с нее судебную пошлину в пользу князя. С другой стороны, это летописное упоминание и тексты договоров не являются достаточным основанием для того, чтобы утверждать, что все княжеские детские были "новгородцами". Вероятно, в волостях, отданных в кормление служилым князьям, эту должность занимали шестники - дворяне соответствующего служилого князя, а в остальных новгородских волостях княжескими детскими служили новгородцы.

В то же время, "княж детчкои" Федор Ума мог быть личным воином князя - тогда его упомянули в перечне погибших новгородцев для краткости, и прилагательное "княж" - поясняет, что он не новгородский ополченец, а княжеский воин - детский. Возможно тогда и следующий за ним "другой городищанин" это не чиновник отвечающий за возведение стен, а житель Рюрикова Городища, то есть тоже княжеский человек. С другой стороны, Федор Ума мог быть полноправным новгородцем, выполняющим функции княжеского детского на территории, входящей в юрисдикцию князя.

Известие 1342 г. дает нам основание утверждать, что участвовали в ополчении и считались "новгородцами" все лица, занимающие выборные должности в Новгороде: "прислаша плесковици послы к Новугороду с поклоном: "идет на нас рать немечкая до полна ко Плескову; кланяемся вам, господе своей, обороните нас". Новгородци же, не умедляще ни мала, поехаша вборзе в великую пятнипю, а и иныи в великую суботу, а обьчины вси попечатав".

Новгородцы отправились в поход за день до пасхи. При этом они вынуждены были опечатать все собранные для праздничных братчин продукты и деньги. Следовательно, в поход отправились все участники этих братчин и все, кто эти братчины возглавлял, - все свободное взрослое мужское население Новгорода, включая выборных должностных лиц (уличнских и кончайских старост, церковных старост, попов и т.п.). Дело в том, что пасхальные братчины проходили, как правило, при церквях. Если бы попы не уходили в поход вместе с остальными "новгородцами", то не было бы смысла опечатывать все "общины".

Общепринятым является мнение о том, что в новгородское ополчение "не входили только несвободные жители и священнослужители". Анализ источников позволяет утверждать, что до конца XV в. в Новгородской земле попы входили в состав ополчения наравне с другими полноправными гражданами. Поп упомнается в числе "вятших людей", среди новгородцев, ходивших в 1193 г. на Югру: "и приидоша (новгородцы - А. Б.) к другому городу, и затворишася в граде, и стояша под городомъ 5 недель; и посылаху из города к ним с льстивою речью, ркуще тако: яко "сбираем сребро, и соболе, и иная узорочиа, а вы не губите нас, своих смердов и своей дани", а в то время копяще войско. И яко уже скопишася вой и выслашася из города к воеводе, рекши тако: "пойди в город, поемши со собою 12 мужа"; и йде в город, понявши с собою попа Иванка Легена и иных вячыпих; и иссекоша я на канун святыя Варваре".

В 1234 г.: "изгониша Литва Русь (Старую Русу - А. Б.) оли до търгу, и сташа рушане и засада, огнищане и гридба, и кто купьц и гости, и выгнаша я ис посада опять, бьющеся на поли; и ту убиша неколико Литвы, а рушан 4 мужа: попа Петрилу, Павла Обрадиця, а ина два мужа". Заметим, что поп Петрила перечислен среди погибших во время сражения в поле, после того, как литовцы были изгнаны из Русы. Он не только оказал сопротивление напавшим, находясь в Русе, но и преследовал литовцев, сражался с ними в поле. В 1343 г. во время одного из сражений с Ливонцами "некто Руда, поп борисоглебъскыи, поверг вся ороужия побеже с побоища, и прибежа к Изборскоу и поведа, глаголя: наших Немци всех побили; тако же и во Пскове поведа". Таким образом, попы в Новгородской епархии не только ходили в походы, но и участвовали в сражении с оружием в руках. Поп Петрила (Рушанин) погиб, сражаясь с литовцами под Русой, а поп Руда (Пскович), думая, что битва проиграна, бежал с поля боя, бросив оружие.

Случаю, связанному с участием священника в военных действиях посвящен ответ Патриаршего синода в Константинополе епископу города Сарая Феогносту от 12 августа 1272 г. Епископ, очевидно, затруднявшийся найти правильное решение канонического казуса, спрашивал патриарха: "Аще поп на рати человека убиет, льзе ли ему потом служити?" Авторитет греческого епископа был непреклонен: "Се удержано святыми канонами!" Следовательно, священник, совершивший убийство во время боевых действий однозначно запрещался в священнослужении. Но раз был такой вопрос, значит, были на Руси и такие проблемы. Это каноническое правило сохранилось в составе многочисленных рукописных сборников. Поразительно другое. Несмотря на вполне ясный ответ, в большинстве списков вплоть до XVI в. это правило читается следующим парадоксальным образом: "НЕ удержано есть святыми канонами". По сути, древнерусское сознание, исказив канонический текст, наделило духовенство "правом на убийство" во время официальных военных действий без поражения в священнических правах.

До XV в. привлечение попов в ополчение, как полноправных граждан, было обычной практикой в Новгородской земле, в том числе и во Пскове, который, хотя и приобрел статус независимого государства в XIV-XV в., все же входил в состав Новгородской епархии и имел массу общих обычаев и порядков со своим "старшим братом" Новгородом.

Под 1497 г. в Псковской летописи впервые зафиксирован отказ попов от участия в "розрубе" - сборе ополченцев на службу. "Князь великой Иван Васильевич прислал гонца своего во Псков, что отчина моя послужила бы мне на немцы, а яз отпустил воевод своих, Якова Захарьина с новгородцкою силою да князя Данила Щенятева с московскою силою. И псковичи рклися на помоч итти и срубилися с 10-ти сох человек конной. Да хотели и с попов взяти сильно; Ивана и Андрея рожественских попов хотели кнутом бити, и наги стояли двое их, и бесчествовали многих; и нашли в правилах святых отец о попех написано, и не взяша с них ничего в помоч".1о есть, хотя церковные правила, запрещающие попам участвовать в военных действиях, и существовали, до конца XV в. в Новгородской земле о них просто не знали, либо их игнорировали. Новгородский владыка никаких распоряжений и уточнений по этому поводу не давал, иначе псковским попам не пришлось бы терпеть насилие со стороны сограждан и доказывать свои права, ссылаясь на "правила святых отец". Видимо, в качестве доказательства попы продемонстрировали светским властям какие-то церковные книги, присланные им из Москвы, а, возможно и из Константинополя.

Таким образом, мы можем с уверенностью говорить о том, что "новгородцами" именовались и ходили в походы все (кроме монахов, женщин и детей) лично свободные жители Новгорода, от самых состоятельных до самых небогатых. В случаях, когда не было необходимости в участии всех "новгородцев", происходил набор по какому-то пропорциональному принципу - например, определенное количество бойцов от каждой улицы. Уличанское ополчение было достаточно самостоятельной военной единицей, способной быстро вооружиться и принять участие в бою. Такой же пропорциональный принцип мог применяться и в отношении сельского населения. Каждый сельский житель "тянул" налоговое бремя вместе с жителями своего погоста. Распределение налогового, в том числе и военного бремени как внутри сельского погоста, так и внутри городской улицы, происходило на уровне местного самоуправления.

В то же время, нельзя не обращать внимания на указания источников о несении военной повинности "каждым десятым" или "каждым четвертым и пятым". Аналогичный принцип призыва на военную службу применялся в исследуемый период в Испании, Швеции, Германии. Ганс Дельбрюк в своей "Истории военного искусства" пишет, например, об австрийском ополчении: "Тотчас же после начала гуситских войн (1421 г.) герцог Альбрехт V приказал составить список всех годных к военной службе от 16 до 70 лет. Согласно одному призыву от 1431 г., в основе которого лежали, очевидно, прежние, более ранние подобные призывы, каждые 10 хозяйств должны были выставить одного человека, отличающегося ловкостью и телосложением, а 9 остающихся должны были снабдить его всем необходимым и во время его отсутствия следить за его хозяйством".

На Руси в основе набора ополчения из сельской местности могла лежать "соха". Соха в Древней Руси была единицей налогообложения. В грамоте Новгорода о предоставлении на год черного бора с новоторжских волостей Великому князю Василию Васильевичу подробно перечисляются средства производства, приравненные к сохе: "а в соху два коня, а третьее припряж; да чан кожевничскои за соху; невод за соху; лавка за соху; плуг за две сохи; кузнец за соху; четыре пешци за соху; лодья за две сохи; црен за две сохи. А хто сидит на исполовьи, на том взяти за полсохи.".

Скорее всего, для распределения военной повинности использовались оба метода: представительный - определенное количество от каждой самоуправляемой единицы (улицы, села), и пропорциональный - определенное количество с десяти человек (с десяти дворов, с десяти сох). Возможно, за каждой самоуправляемой единицей было записано определенное количество "сох". Пропорционально этому количеству сох происходил как сбор налогов, так и призыв ополченцев на военную службу или связанную с военным делом повинность - строительство стен, дорог, мостов, службу в обозе.

Способ сбора ополчения на войну в псковских летописях именуется "разруб": "Срубилися с 10-ти сох человек конной". Впервые в русских летописях "разруб", как набор воинов-ополченцев на службу упоминается под 988 г.: "И рече Володимир: "не добро есть мал город около Кыева", и нача ставити городы по Десне и по Въстри и по Трубежю и по Суле и по Стругне, и нача порубати мужи лучыции от Словен и от Кривиц и от Чюди и от Вятиц и от всех град; бе бо рать от Печениг; и бе бьяся с ними и одоляя им. "¹⁹⁷ В 992 г. "Володимир заложи Белъгород, и наруби во нь от иных град, и много людии сведе во нь: бе бо любя град ть".

В Новгородских источниках "разрубом" называют вообще любую государственную повинность. Так, в Правой грамоте посадников Якова Федоровича и Иева Тимофеевича и сотского Ивана о включении Власа Тупицина в волостной разруб княжеостровцев "разрубом" называется распределение любых государственных податей внутри общины между ее членами:". посадники, обыскав судом, Вячеслава и всих княжьостровчев оправиша, а Уласка обиниша и даша Вячеславу и всем княжьостровчем грамоту судную правую: потянет Уласке с княжьостровци в старину, как отец его тянул; а потом тяжа не надобе". Но ведь и военная служба - это государственная повинность, то есть, обязанность в случае необходимости каждому выходить на бой или нескольким соседям снаряжать бойца на войну.

В Новгороде для военных повинностей применяется другой термин: "покручать". Под 1430 г. в летописи упоминается, что "пригон был крестианом к Новугороду город ставити, а покручал 4 и 5го". Дело в том, что военную повинность, как правило, несли не все поголовно, а отдельные представители общины. И этих, несущих повинность, их соседи "покручали", то есть снабжали всем необходимым для несения службы.

Интерпретировать сообщение 1430 г. можно так, что из каждых пяти, проживающих в окрестностях Новгорода крестьян, двое - 4-й и 5-й прибывали для проведения работ по строительству городской стены, а остальные трое из этих пяти их "покручали", то есть снабжали необходимым продовольствием, инструментом, телегами, лошадьми. Такой "пригон" крестьянам упоминается в Новгородской первой летописи всего один раз. Видимо, в остальных случаях Новгородские стены ставились и рвы копались силами самих "новгородцев", либо "пригон" крестьян проходил по более щадящей норме и поэтому воспринимался как явление обычное, само собой разумеющееся и не достойное того, чтобы быть занесенным в летопись.

По этой же причине в летописи не упоминаются и стандартные процедуры сбора (по новгородски - покрута) ополченцев на войну. А вот случай, произошедший в 1137 г. нашел свое отражение в летописи: "и мятеж бысть велик в Новегороде: не въсхотеша людье Всеволода; и побегоша друзии к Всеволоду Плескову, и взяша на розъграбление домы их, Костянтин, Нежатин, инех много, и еще же ищуще то, кто Всеволоду прияет боляр, то имаша на них с полторе тысяце гривен, и даша купце крутитися на воину". Обычно разграбленное имущество "врагов Новгорода" делилось и присваивалось как военная добыча (подробней в разделе 2.2), однако, в данном случае, вече сочло, что необходимо на эти средства вооружить "купцов", то есть мелких новгородских лавочников и торговцев. Многие из этой категории "новгородцев", видимо, не могли сами обеспечить себя необходимыми для военного похода доспехами и лошадьми, поэтому их вооружение было оплачено из конфискованного у изменников имущества.

Под 1463 г. в Псковской первой летописи читаем: "в то же время князь псковъскии Иван Александрович и посадники псковский начата собирати и порубати пригорожан псковъских; и скопивши псковичи пригорожан, и поидоша с воеводою князя великого с Феодором Юриевичем и с его силою за Великую реку к Новому городку немецькому". В это же время "Ивашко диак скопи около себе нерубленых людей охвочих, и ходиша за Изборско в слободу в Немецкую землю"

Таким образом, в войске, кроме собранных, согласно разрубу ополченцев, могли находиться и "охочие люди", не вошедшие в разруб, то есть не обязанные участвовать в походе, но, тем не менее, желающие участвовать в военных действиях.

В то же время, уклоняющиеся от участия в "разрубе", "порубе", строго наказывались. В 1497 г. отказавшихся участвовать в сборе войска псковских попов "хотели кнутом бити".

В 1200 г. новгородский воевода Нездила Пыхциниц "иде с Лук с малом дружины в Лотыголу на тороне, и засташа я в одринах, и убиша их 40 муж, а жены их и дети поимаша, а сами придоша на Лукы сторови вьси; а кто бе не пошьл по них Столбовиця с некольком дружины, а у тех кун поимаша, бивъше". То есть, воевода ходил в поход во главе городского ополчения Великих Лук. А те лучане, которые уклонились от участия в походе, по возвращении были наказаны битьем и штрафом. Видимо, подобный способ принуждения к участию в ополчении был нормой права в Новгородской земле. В московской повести о походе Ивана III на Новгород сообщается, что "новгородские посадники, и тысяцкие, и с купцами, и с житьими людьми, и мастера всякие или, проще сказать, плотники и гончары, и прочие, которые отродясь на лошади не сидели и в мыслях у которых того не бывало, чтобы руку поднять на великого князя, - всех их те изменники силой погнали, а кто не желал выходить на бой, тех они сами грабили и убивали, а иных в реку Волхов бросали. "²⁰⁵.

В 1259 г. в Новгород прибыли для проведения переписи ордынские баскаки. Однако недовольство "меньших" было так велико, что баскаки опасались за свою жизнь: "И нача оканныи боятися смерти, рече Александру: "дай нам сторож, даж нас не избиют". И повеле князь стереци их сыну посадницю и всем детем боярьскым по ночем. И бысть заутра, съеха князь с Городища, и оканныи татары с ним, и злых светом яшася по число: творяхут бо собе бояре легко, а меншим зло. И хочаша ездити оканнии по улицам, пишюще домы крестияньскыя. и отъехаша оканьнии, вземше Как видно из источника, только военная поддержка "вятших" позволила ордынцам провести перепись в Новгороде. Несмотря на возмущение "меньших" и их готовность бороться за свои права с оружием в руках, победа в этом конфликте осталась за "вятшими". Это отчетливо показывает, на чьей стороне была военная сила. Именно "вятшие" были костяком новгородского войска. Собственно, "новгородцами" летопись все чаще именует только вятших, конных и доспешных, имеющих высокие боевые навыки ополченцев. Как правило, со второй полвины XIII в. "новгородцами" летопись именует уже только вятших, либо все новгородское ополчение в целом. Так, в 1348 г., отбив Ореховый городок у шведов, "братью свою новгородцов посадиша, Якова Хотова, Олександра Борисовича, в Ореховом." Здесь, конечно же, имеются в виду два вятших новгородца. В подчинени у них были, несомненно, свои личные воины - отроки, и, возможно, дополнительный отряд ополченцев, однако "новгородцами" летопись называет только этих двух оставленых в крепости бояр.

Сохранился ряд летописных упоминаний о походах, в которых часть войска движется верхом, а часть пешком, либо в судах. Так, в 1234 г., в ответ на внезапное нападение литовцев на Старую Русу "князь же с новгородьци, въседавъше в насады, а инии на коних, поидоша по них по Ловоти; и яко быша у Моравиина, и въспятишася лодьиници оттоле в город, и князь я отпусти: недостало бо у них бяше хлеба; а сам поиде с коньникы по них".

Здесь прямо указана причина, по которой ехавшие в ладьях не смогли продолжить поход - недостало хлеба. Видимо, ехавшие в ладьях были более многочисленной и менее боеспособной частью ополчения, если князь принял решение вернуть именно их. Стоит упомянуть о том, что отправившиеся против 7000 литовцев конные новгородцы разгромили противника и без помощи "пешцев", шедших на ладьях. Этот эпизод позволяет представить себе, насколько многочисленной и сильной была конная составляющая новгородского ополчения в 1234 г.

В 1269 г., отправляясь на помощь псковичам против немцев "новгородци же с князем Юрьем погонишася по них, иней на конех, а иней в носадех поехаша вборзе; и яко уведаша Немци новгородскыи полк, побегоша за реку. Новгородци же приихаша в Плесков и взяша мир чрес реку на всей воле новгородчкои". Из Новгорода во Псков нет прямого водного пути. Тем кто ехал в "насадах" пришлось делать изрядный крюк, чтобы добраться до места боевых дествий: либо на юг, по Ильменю, Шелони, Судомере, по 222 мелководным речкам, местами волоком, а затем по Черехе в Великую, либо далеко на север, по Волхову, через Ладожское озеро, Неву, Финский залив, Нарову, Чудское и Псковское озера в р. Великую. Видимо, один из этих маршрутов был более быстрым и удобным, чем перемещение крупной массы ополченцев пешим ходом из Новгорода во Псков.

Новгородское ополчение в полном составе, включая "молодших", все чаще собирается лишь в ситуации крайней опасности - для защиты самого Новгорода. Так, в 1270 г. "новгородци же поставиша острог около города по обе стороне, а товар въвозиша в город. И пригониша сторожеви Ярославли без мала до Городища, и выидоша всь град в оружьи от мала и до велика к Городищу, и стояша 2 дни пеши за Жилотугом, а коневнице за Городищем". Таким образом, сбор всеобщего новгородского ополчения был ответом на появление передовых частей противника. Князь, опасаясь военного столкновения, отвел войска на юг, за Шелонь, а сам сделал своей резиденцией Сарую Русу и начал переговоры с новгородцами, обещая им многочисленные уступки, в обмен на то, что они признают его своим князем. Однако новгородцы предприняли поход с целью выбить князя из новгородской волости: "совокупишася в Новъгород вся власть Новгородчкая, плесковици, и ладожане, и Корела, Ижера, и Вожане; и идоша в Голина от мала и до велика, и стояша неделю на броде, а Ярослаль полк ста об ону сторону". То есть, новгородцы заняли позицию на броде у деревни Голино, в устье Шелони, и намеревались, в случае, если не произойдет примирения с князем, форсировать Шелонь и атаковать его войска, либо воспрепятствовать переправе княжеских войск на свою сторону. Фраза "от мала и до велика" наводит на мысль, что в Голино пришла и конная и пешая часть новгородского ополчения. Но тогда бессмысленным становится призыв на помощь новгородскому городскому ополчению сил всей новгородской земли. Если князь уже отступил перед лицом одного только городского ополчения, то он и еще раз перед ним отступит. Однако если мы, продолжив замеченную ранее тенденцию, предположим, что пешее новгородское ополчение просто не могло отойти от Новгорода дальше одного дневного перехода (кончалась взятая с собой еда, да и ополченцы уставали идти пешком, а денег ни на их прокорм, ни на лошадей для них не было), то все встанет на свои места. Вдали от Новгорода "вятшим" новгородцам, коннице городского ополчения, чтобы успешно противостоять княжеским войсками понадобилась поддержка конных ополчений всех пригородов Новгородской земли. Собрав со всех пригородов достаточное, чтобы противостоять князю, число конных воинов, новгородцы двинулись на Голино. Этой демонстрации сил оказалось достаточно, чтобы заключить выгодный для Новгорода мир.

В 1315 г. под Торжком, новгородское конное войско потерпело сокрушительное поражение. Новгородцы не выстояли против объединенных сил тверского князя, его низовских союзников и поддерживавшего их монгольского войска. В следующем году окрыленный победой тверской князь Михаил решил нанести удар по самому Новгороду: "поиде князь Михаиле к Новугороду со всею землею Низовьскою; а новгородци учиниша острог около города пообе стороне, и соиде вся волость новгородская: и плесковици, и ладожане, рушане, Корила, Ижера, Вожане. Князь же Михайло, не дошед города, ста в Устьянех; и тако мира не возмя, поиде прочь, не успев ничтоже, нь болшюю рану въсприим; възвратися назад, и заблудиша во озерех, в болотех; и начата измирати гладом, и ядяху конину, а инии, с щитов кожю сдирающе, ядяху, а снасть свою всю пожгоша; приидоша пеши в домы своя, приимше рану". Видимо, численность собранного новгородцами ополчения настолько превысила войско Михаила, что князь просто не решился на атаку и предпочел отступить без боя.

С XIV века дальние походы "пешцев" в лодьях, вместе с конными упоминаются в псковских летописях. В псковском ополчении происходил процесс расслоения, подобный новгородскому. В 1343 г. "Немци поставиша город над Наровою, против исада псковского; псковичи же, подъимше область свою, поехаша в лодьях со Иваном посадником, а инии на конех, и приехавше в Норову к немецкому городкоу, и остоуплыпа и зажгоша и приметом; а Нъмцы и Чюдь, кото в городкы, овии згореша, а инии метахоуся з городка; псковичи же исъсекоша их мечи". В 1407 г. "князь великий Констянтинъ еще оун сын верстою, но свершен оумом, с мужи со псковичи поднемше всю свою область и пригороды, и идоша за Норову воевать. а ходиша воевати на конех, а инии в лодьях".

В Псковской земле в ополчение входили как жители города и пригородов, так и жители сельской местности. Географическое положение Псковской земли вынуждало псковичей к повышенной военной активности, которая в XIV-XV вв. только возросла, поскольку к конфликтам с немцами и Литвой добавились военные столкновения с Новгородом, периодически пытавшимся вновь подчинить обособившуюся Псковскую землю. В сложившейся стратегической ситуации Псков был вынужден для защиты своей территории применять все имеющиеся у него военные ресурсы "до последнего пешца".

Разделение городского ополчения на конное и пешее было свойственно не только Новгороду и Пскову, но и другим городам Новгородской земли. Так, 1323 г. "Остафии князь изборьскыи, подъимя изборян конников и пешец, и подъехавше озреша Немец за Великою рекою и оудариша на них; и овех избиша, а инии в реце истопоша; и тако полон весь отъяша"

Литература

1. Азбелев С.Н. Повесть о Куликовской битве в Новгородской летописи Дубровского. // Летописи и хроники. Сборник статей 1973 г. Посвящен памяти А.Н. Насонова. - М., 1974. С.164-172.

2. Азбелев С.Н. Сказание о помощи новгородцев Дмитрию Донскому. // Древний Новгород. - М., 1983. С.77-102.

3. Азбелев С.Н. Происхождение рассказа о Куликовской битве в Новгородской Первой летописи. // ПНиНЗ. - Новгород, 2006. С.66-73.

4. Александров А.А. Псковский деревянный меч с изображениями: традиции и семантика. // Памятники старины. Концепции. Открытия. Версии. - СПб. - Псков, 1997. Т.1. С.29-33.

5. Арциховский А.В. Древнерусские миниатюры как исторический источник. - М., 1944. - 214 с.

6. Арциховский А.В. Оружие. // Очерки русской культуры XIII-XV вв.4.1 - М., 1969. С.389-415.

7. Арциховский А.В. Раскопки на Славне в Новгороде. // МИА. № 11. - М., 1949. С.132-135.

8. Бегунов Ю.К., Клейненберг И.Э., Шаскольский И.П. Письменные источники о Ледовом побоище. // Ледовое побоище 1242 г. - М. - Л., 1966 С.169-240.

9. Бегунов Ю.К. Житие Александра Невского в составе Новгородской Первой и Софийской Первой летописей. // НИС. Вып.9. - Новгород. 1959. С.229-238.

10. Белецкий С.В., Сатырева Д.Н. Псков и Орден в первой трети XIII века, [http://a-nevskiy. narod. ra/library/06.html] (20.10.2006).

11. Беляев А.О. От Господина Великого Новгорода к Великому Новгороду. // ПНиНЗ. - Новгород, 2000. С.104-111.

12. Вернадский В.Н. Новгород и Новгородская земля в XV в. - М. - Л., 1961. - 394 с.

13. Гридити. // Словарь Древнерусского языка XI-XIV вв.: в 10 т. Т.2. - М., 1988. С.389.

14. Дроужина. // Словарь Древнерусского языка XI-XIV вв. Т.3. - М., 1988. С.91-92.

15. Дубровин Г.Е. Находки Федоровского раскопа. Снаряжение всадника и верхового коня. // НиНЗ. - Новгород, 2002. С.124-130.

16. 34. Дельбрюк Г. История воинского искусства. Средневековье. Новое время. - Смоленск, 2003. - 632 с.

17. 35. Длугош Я. Грюнвальдская битва. - М. - Л., 1962. - 214 с.

18. 36. Дюпюи Р.Э., Дюпюи Т.Н. Всемирная история войн: Харперская энциклопедия военной истории с комментариями издательства "Полигон". - СПб. - М., 1998. - 1117 с.

19. Кирпичников А.Н. Древнерусское оружие Х-ХШ вв. Вып.1. Мечи и сабли. - М. - Л., 1966. - 176 с.

20. Кирпичников А.Н. Древнерусское оружие Х-ХШ вв. Вып.2. Копья, сулицы, боевые топоры, булавы, кистени IX-XIII вв. - М. - Л., 1966. - 147 с.

21. Кирпичников А.Н. Древнерусское оружие Х-ХШ вв. Вып.З. Доспех, комплекс боевых средств IX-XIII вв. - М. - Л., 1971. - 92 с.

22. Кирпичников А.Н. Снаряжение всадника и верхового коня на Руси IX-XIII вв. - Л., 1973. - 140 с.

23. Кирпичников А.Н. Куликовская битва. - Л., 1980. - 124 с.

24. Кирпичников А.Н. Ранние ручницы и пистолеты из собраний российских музеев. // Памятники старины. Концепции. Открытия. Версии. - СПб. - Псков, 1997. Т.1. С.281-288.

25. Кирпичников А.Н., Сарабьянов В.Д. Старая Ладога. Древняя столица Руси. - СПб., 1996. - 199 с.

26. Кирпичников А.Н., Медведев А.Ф. Вооружение. // Археология СССР в 20 тт. Древняя Русь. Город. Замок. Село. - М., 1985. С.298-363.

27. Кирпичников А.Н., Гайдуков П.Г. Булава - "клевец" из раскопок в Новгороде. // НиНЗ. - Новгород, 1997. С.186-187.

28. Медведев А.Ф. Оружие Новгорода Великого. // Труды Новгородской археологической экспедиции. Т.П. - М., 1959. С.121-191.

29. Медведев А.Ф. Ручное метательное оружие (лук, стрелы, самострел) VIII-XIV вв. // Свод археологических источников. Вып. Е1-36. - М., 1966. - 184 с.

30. Михайлова Е.Р. Городок Опока. // Памятники старины. Концепции. Открытия. Версии. - СПб. - Псков, 1997. Т.2. С.67-71.

31. Мокеев Г.Я. Система обороны Пскова от Новгорода. // Памятники старины. Концепции. Открытия. Версии. - СПб. - Псков, 1997. Т.2. С.77-79.

32. Тихомиров М.Н. Борьба русского народа с немецкими интервентами в XII-XV вв. - М., 1941. - 62 с.

33. Сорокин А.Н., Тянина Е.А. Древнерусские деревянные сосуды с изображениями воинов. // НиНЗ. - Новгород. 1999. С.131-142.

Размещено на Allbest.ru