Каков был итог всего вышеописанного? Глубокая дерегуляция, бушующий разлив великих буржуазных революций и «бетон» нового права, точнее, нового комплекса как правовых, так и иных регуляторов.

Так европейские общества переходили, спасаясь от хаоса, от традиционности к модерну. Так возникали иные типы идентичности, иные соотношения между правовой сферой и совокупной реальностью. В рамках этих новых отношений общество поклоняется праву как тому, что только и может скомпенсировать новые формы социального неравенства. Лишенного традиционного коллективизма и потому труднопереносимого.

Любому обществу нужна какая-то формула равенства. Например, равенства всех и вся перед законом. В обществе модерна возобладал этот, собственно правовой - предложенный и принятый обществом - тип равенства. Закон неумолим. И желанен в силу этой, уравнивающей всех, неумолимости. Закон готов покарать как богатого, так и бедного. Нормы закона носят не устный, а писаный характер. Специальное сословие людей придает писаному закону всеобъемлющую полноту. Строго регламентированы процедуры, позволяющие отделить виновного от невиновного. Эти процедуры известны обществу и приняты обществом. За правильным исполнением процедур следят институты. Институты построены так, чтобы в максимальной степени исключить процессуальные ошибки.

Человеку модерна, находящемуся на нижних этажах социальной лестницы, говорится: «Да, ты социально ущемлен, ты беден. Но если ты честен, то тебя не покарает закон. А того, кто богат, но не честен, закон обязательно покарает. А потому твоя честность имеет не только идеальный, но и конкретный материальный смысл.

Смотри - этот богатей вчера попирал тебя ногами. Но он нарушил закон. Это было установлено с филигранной точностью. Закон воздал ему в соответствии с точно установленными нерушимыми правилами. И вот уже нарушитель закона гниет в тюрьме. Он теперь находится ниже тебя на социальной лестнице. Ты не гниешь в тюрьме. У тебя есть скромный достаток, теплый очаг, ты окружен любящей тебя семьей.

Теперь ты признаешь, что в том обществе, которое мы тебе предлагаем принять, есть нечто от справедливости, от какого-то, пусть и несовершенного, равенства? Если ты это признаешь, соблюдай нормы общества, сколь бы это ни было для тебя издержечно. Поддерживай это общество, ведь без твоей поддержки оно не может быть стабильным, надежным. Оно окажется лишено, пойми же, даже этих, несовершенных, но приемлемых, регуляторов».

Так что же находится в ядре общества модерна? Новые технологии? Политические свободы? Индивидуализм?

В ядре общества модерна - почитание права. Превращение права в эффективную светскую религию. То есть своеобразный культ права. И основанная на нем, непрерывно социально подкрепляемая вера во всемогущество писаного закона и поддерживающих закон институтов. Вера в неподкупность судей, в способность правовой системы обеспечивать действительное равенство всех перед лицом закона.

Обеспечить эту веру, как новое культурное основание модерна, обеспечить единство этой веры с эффективными институтами, обеспечить определенное качество человеческого материала, наполняющего эти институты, социально доказать равенство всех перед законом - вот что значит взять правовой барьер и оказаться в модерне.

Близки ли мы к этой великой и спасительной цели сейчас? Если мы близки к ней, то чем являются бесконечные свидетельства неравенства, которые переполняют нашу жизнь? Клеветой ангажированной печати? Не верю!

Жизнь всегда сложнее и многограннее. В ней всегда соседствуют желтизна, ангажированность, даже продажность, - и честное выполнение своего профессионального журналистского долга. А значит, есть и объективные свидетельства этого вопиющего неравенства. Мне возразят, что вопиющее неравенство перед законом существовало во всех странах становящегося модерна. Достаточно почитать Гюго, Золя, даже Диккенса.

Такие возражения правомочны только в одном случае - если полностью игнорируется суть данного моего методологического и философско-правового экскурса. Суть же его в том, что в обществе модерна на начальном этапе может существовать вопиющее социальное неравенство. Что оно может даже кем-то восхваляться. Но что категорически не может существовать в виде признаваемого факта - вопиющее правовое неравенство, неравенство людей перед новым божеством Закона.

Как только это признается в качестве факта, да еще и начнет воспеваться, - модерн окажется полностью отмененным. Но природа не терпит пустоты. Что ее заполнит? Мне скажут, что предшествующие модерну нормы, регуляторы, свойственные традиционному обществу. Но мы же только что убедились, что это невозможно. Что это почвенный невроз, порождающий пустые реставрационные галлюцинации.

На самом деле пустоту заполнят сначала просто криминальные регуляторы. Если люди не верят в то, что они могут найти достойное и справедливое решение в суде, они все равно станут решать свои проблемы. Как? Чем меньше они будут верить в возможность найти решение в суде - тем больше они будут обращаться за помощью к «браткам», как обычным, так и из разряда «оборотней», коррупционерам и прочему социально-деструктивному контингенту.

А что делать? В России нет даже остаточных традиционных регуляторов, способных заменить регуляторы посттрадиционные, модернистские. Потому что нет общества, соответствующего таким регуляторам.

Но если всего этого нет, то либо криминальный «разлив», либо модернистский «бетон». Третьего тогда уже, действительно, не дано! Вопиющее правовое неравенство должно быть преодолено в считанные годы. И обществу нашему должны быть предъявлены такие доказательства преодоления хотя бы этого типа неравенства, которые оно примет, сказав: «Да, теперь я действительно верю, что это так!» В противном случае нас ждет окончательный криминальный «разлив».

И ясно, как будут заковывать подобный «разлив» в «бетон». Тут подсказкой является и мировой опыт, и наша отечественная традиция. Такой «разлив» малой ценой в «бетон» не закуешь. Да и такое ли великое счастье оказаться закованными в «бетон»?

Но мне не ясно, кто в какой-то «бетон» способен будет заковать после такого «разлива». Реальных соискателей нет. Мне возразят, что они появляются одновременно с общественным запросом. Но из истории известно, что иногда появляются, а иногда и не появляются. И что перед тем как появиться, нечто подобное хоть как-то маячит на совокупном - интеллектуальном и политическом - горизонте. А на нашем горизонте не маячит ничего, что предлагало бы иные - реальные и не модернистские - регуляторы обществу, рискующему обрушиться в тотальный «разлив».

Предлагаемая проблематика позволяет по-иному поставить вопрос о соотношении права и свободы, если под свободой иметь в виду классическую политическую демократию. Нужна ли она России? Несомненно! Но всмотримся в мировой опыт и зададимся вопросом, была ли такая демократия во Франции, как классическом эталоне европейской демократии, в момент, когда Франция брала правовой барьер при Наполеоне с помощью знаменитого и изучаемого всеми юристами наполеоновского Кодекса? Была ли в этот момент во Франции классическая политическая демократия? Конечно же, нет. Сначала во Франции оказались сформированы и утверждены новые правовые регуляторы, а потом, причем отнюдь не сразу, утвердилась политическая демократия.

В каком-то смысле этот пример является иллюстрацией общей тенденции. Хотя, конечно же, некоторым обществам удавалось утвердить модернизацию и взять правовой барьер, не жертвуя политическими свободами. Но, согласитесь, скорее это является исключением.

Впрочем, я не хотел бы, чтобы подобный тезис был воспринят как пропаганда авторитаризма. Лучше всего, конечно же, взять правовой барьер, не пожертвовав имеющимися политическими свободами. Но в любом случае его надо взять. И немного нам для этого отведено исторического времени. И не так близки мы к решению этой задачи, как хотелось бы.

И все же не к вопросу о формах правления сводится для меня проблема соотношения между свободой и правом. Для меня право - это равенство людей хотя бы перед законом. А раз так, то оно является мерилом свободы, ее эталоном, ее, так сказать, масштабной линейкой. Право задает «метрику свободы». Право - это «математика свободы». Вся сложность в том, что внутри этой математики и впрямь есть разделы для «продвинутых». И для тех, кто лишь начинает ее осваивать.

Не научившись жить по закону, нельзя научиться жить по праву, нельзя обеспечить пресловутое the rule of law. Увы, нам отпущено слишком мало времени на обучение. И мы не можем перепрыгнуть через этапы этого обучения. Нельзя перепрыгнуть пропасть в два прыжка.

Реальная жизнь была и всегда будет мерилом для каждого, кто создает для нее правовое русло - «бетонное», «гранитное» или любое другое. Нельзя сооружать русло, не понимая, что именно по этому руслу потечет.

Многим памятен фильм «Место встречи изменить нельзя», в котором Владимир Высоцкий блестяще сыграл Жеглова. Памятна и крылатая фраза, сказанная Жегловым: «Вор должен сидеть в тюрьме». Ничто в такой степени не соответствует запросу наших современных сограждан, как эта крылатая фраза.

Но мы помним и другое! Что Жеглов, этот представитель некоррумпированной и стремящейся к эффективности правоохранительной системы, был страшно далек от правового самосознания, культуры правоприменения и так далее. Как же быть с пресловутым «врачу - исцелися сам»? Высокая популярность Жеглова у нас имеет корни в культуре, в менталитете. Была бы столь высокой популярность в другой культуре, при другом менталитете? Сомневаюсь!

Везде пользуются популярностью борцы с гангстерами, применяющие неправовые методы. И мне могут сказать, что нет разницы между данным героем, которого играет Высоцкий, и героями, которых играет какой-нибудь Бельмондо. Но если внимательно разобраться, то разница есть. Не надо закрывать на нее глаза. Вспомним знаменитые фильмы Стэнли Крамера, в которых запечатлены классические для англо-саксонского сознания образы неподкупных судей, неподкупных юристов, в полном смысле этого слова «жрецов закона».

В каждой культуре, в каждом обществе есть сильные и слабые стороны. И только учет этих сильных и слабых сторон соединяет право как должное, как «гранитное» или «бетонное» русло, и право, как фактическую реальность, то есть как нечто, призванное регулировать движение именно нашего социального, культурного, государственного, политического «потока». Подчеркиваю - нашего, а не «потока» вообще. Если мы этого не учтем, «поток» прорвет русло. И тогда слишком велики шансы, что страна провалится даже не в диктатуру, а в инферно.

Во всем, что мы делаем, - надо исходить из этого. Я мог бы подробнее разобрать массу примеров, свидетельствующих о том, насколько нам необходима осторожность. Необходима не для удушения свободы, а для отстаивания ее. Всю свою жизнь я исходил и исхожу из этого. Мне и поныне памятен лозунг "неконституционной Конституции", выдвинутый определенными идеологами для оправдания расстрела Белого дома в 1993 году. И я твердо убежден - не научившись жить по плохой Конституции, нельзя научиться жить по Конституции вообще.

Право - это форма общественной жизни. Не более того - но и не менее. Это не пустой сосуд, в который можно поместить любое содержание. Как смешон генерал, надевший на себя балетную пачку, так смешны и потуги соединить глубоко несвойственные нам, экзотические, изысканные и труднодостижимые формы правовой жизни с обществом, в котором мы живем. Давайте постепенно бороться за общественные изменения и приводить эти изменения в соответствие с изменениями правовыми.

Главное - не разрушить неосторожными действиями нынешние очень слабые правовые скрепы. Скрепы несовершенные, проблематичные, слабые, но драгоценные. Мы медленно учимся правовой жизни, но учимся ей. Нельзя прекратить это обучение. Правовая жизнь - это упорядоченная нормированная борьба, это игра по правилам и в правовом поле.

Стержень - Конституция. Она - хребет нашего общества. Нам, наверное, еще памятно, как некоторые веселились по поводу того, что «сломан»-де, мол, «хребет». Это было веселье пьянчуг. Похмелье оказалось чудовищным. Хребет нельзя ломать. Как нельзя и допустить потери им всяческой подвижности. Тем более что, потеряв подвижность, он обязательно сломается. Главная опасность для России сегодня - разрушение элементарного правового поля и срыв в антиправовой фанатизм.

Наш путь - между Сциллой чиновничьего произвола и Харибдой анархического безвластия.

Наш идеал - соединение власти и свободы на основе права как единственного мерила свободы. Идти к этому идеалу можно, только сочетая либеральные меры и сильную власть. Это и есть подлинное выражение консервативно-правовой модернизации.

Не хочу обсуждать тонкие отличия консервативного либерализма от либерального консерватизма. Хотя во всем мире это очень содержательно обсуждается. Главное для нас сегодня - категорически не допустить противопоставления человека и государства. Не «или государство - или человек», а «и государство - и человек». Вот смысл Российской Конституции, на страже которой стоит Конституционный суд.

Только на этой основе мы можем и должны добиться в 21 веке коренной трансформации правосознания - профессионального и обыденного. И не надо для этого менять ядро нашей культуры - надо правильно соединить Дух народа и содержание права, традицию и современность. Противопоставление одного другому нам очень дорого обошлось. Нельзя повторять ошибок. По кругу ходит осел. Человек развивается по спирали.

Владимир Лафитский «Кто вы, юридическое лицо?», выпуск №5426 от 10.03.2011 г.

Уже одно это обстоятельство подчеркивает, что такой документ должен быть выверен и доведен до совершенства. Однако некоторые вопросы остаются в проекте нерешенными либо вызывают недоумение. В их числе - организационно-правовые формы юридических лиц, для которых кодекс устанавливает закрытый перечень.

Проект закрепляет две основные формы юридических лиц: коммерческие и некоммерческие организации. Предполагается, что коммерческие организации будут создаваться и действовать в виде товариществ и обществ, производственных кооперативов, государственных и муниципальных унитарных предприятий. Для некоммерческих организаций допускаются только формы потребкооперативов, общественных организаций граждан, ассоциаций и союзов, фондов, учреждений и религиозных организаций. Иных форм быть не должно. Но такое «прокрустово ложе» обрекает значительную часть ныне действующих юридических лиц.

Возьмем, к примеру, такое учреждение, как Российская академия наук. Когда Петр 1 создавал ее Указом от 28 января 1724 года, Гражданского кодекса еще не было. Ныне статус РАН наделяет ее правами управления своей деятельностью, а также правом владения, пользования и распоряжения передаваемым ей имуществом. По своему Уставу она является «некоммерческой научной организацией, созданной в форме государственной академии наук». Таким особым статусом обладают также академии сельскохозяйственных и медицинских наук, художеств и другие отраслевые госакадемии. Но они не вписываются в узкие рамки новой редакции ГК.

Уникальный статус, закрепленный непосредственно в Конституции РФ, имеет наш Центральный банк. Он обеспечивает совместно с правительством единую денежно-кредитную политику, монопольно осуществляет эмиссию наличных денег, устанавливает правила расчетов и банковских операций и много чего еще. Несомненно, он не сможет осуществлять свои задачи в рамках такой организационно-правовой формы как учреждение. Лишится возможности эффективно осуществлять свои функции такая структура, как Управление делами президента РФ. Окажется «пораженным» в правах и Агентство по страхованию вкладов, которое тоже сочетает в своей деятельности функции государственного органа и юридического лица как участника хозяйственного оборота.

Все эти примеры говорят о том, что перечень организационно-правовых форм юридических лиц новой редакции ГК неизбежно породит трудные коллизии. Решением проблем может стать введение в Гражданский кодекс института юридических лиц публичного права. Такой институт существует в большей части государств мира. Он закреплен не только в гражданских и торговых кодексах, но и в конституциях таких стран, как Испания, Португалия, Италия, Нидерланды, ФРГ, Швейцария, Греция, Польша, Бразилия, Мексика, Колумбия и других.

При всем многообразии юридических лиц публичного права можно выделить основные признаки, присущие этой категории. Во-первых, они создаются для решения особо значимых для государства и общества задач. Во-вторых, их статус закрепляется в специальных правовых актах. И, в-третьих, они сочетают публично-правовые и частноправовые функции.

Общие нормы гражданского законодательства применяются к ним в ограниченном объеме, а собственность, закрепленная за ними, имеет целевое предназначение. За такими юрлицами закрепляются гарантии независимого осуществления их функций, не допускается либо устанавливается особый порядок их ликвидации или упразднения.

В советское время гражданское законодательство исполняло идеологическую установку, сформулированную В.И. Лениным: «Мы ничего «частного» не признаем, для нас все в области хозяйства есть публично-правовое, а не частное". Теперь все стало с точностью до наоборот - разработчики ГК не признают ничего публичного, считая все в области хозяйства частноправовым, а не публичным. Но такая чистота правовой идеологии бывает только на бумаге, в реальной жизни она неосуществима. Юридические лица публичного права существуют у нас де-факто, этот институт все чаще находит отражение и в законодательных актах, и в международно-правовых документах. Международная конвенция о гражданской ответственности за ущерб от загрязнения бункерным топливом (Лондон, 23 марта 2001 г.), ратифицированная Россией, четко обозначает существование юридических лиц публичного и частного права (пункт 2 статьи 1). Аналогичные формулировки содержит Международная конвенция о гражданской ответственности за ущерб от загрязнения нефтью 1992 года, а также ряд других многосторонних и двусторонних международно-правовых документов с участием России.

В 1992-1993 гг. автору этих строк довелось быть экспертом Конституционной комиссии и принимать непосредственное участие в разработке парламентского проекта Основного Закона. Тогда мы постоянно обращались к представителям разных правовых дисциплин - гражданского и административного, земельного и налогового, уголовного и процессуального права, сверяя с ними правовые конструкции. И прислушивались к их мнению. К сожалению, разработка новой редакции Гражданского кодекса РФ осуществляется келейно, без привлечения не только многих видных цивилистов, но и представителей других, нецивилистических правовых дисциплин. А ведь речь идет о том акте, который затрагивает все отрасли права и который, несомненно, будет определять в дальнейшем развитие российской правовой системы в целом.

На наш взгляд, очень важно исключить келейность в разработке новой редакции Гражданского кодекса РФ. Недопустима и какая-либо поспешность в его принятии. Иначе нам придется «модернизировать» гражданское законодательство каждые 10-15 лет. Конечно, это занятие увлекательное, но чреватое опасными последствиями для страны.

Размещено на Allbest.ru