Обратим внимание на сочетаемость эмотивов с полярными оценочными знаками: grimmige Freude, grausende Lust (радость, смешанная с ужасом: с этим чувством герой раньше наблюдал драки), что встречается нечасто (Шаховский, 1987: 154) и, являя пример эмоции нового качества (Ионова, 1998: 51), может рассматриваться как стилистически маркированное средство.

Наиболее драматические проявления переживаний героя рассказа, выражающиеся в направленности эмоций персонажа на какой-то определенный объект (мир взрослых, отца, темную часть дома, бога, в данном случае друга Вебера), являются опорными точками композиции, то есть точками наибольшего читательского напряжения (Есин, 1998: 151).

Результатом эмоции гнева явилась так называемая “гневная агрессия” (см. Покровская, 1998), выразившаяся в яростной драке между друзьями и, бесспорно, представляющая собой эмоциональную кульминацию рассказа. Немало внимания Г.Гессе уделяет описанию физиологических симптомов гнева, часто сопровождаемых или выражаемых метафорой горения, огня (handgemein werden, unser Handel; in den Bauch und ins Gesicht einanderheben und mit den Schuhen gegeneinandertreten; feuriger sein, heiss werden, sich wuetend schlagen; im Hauen, Reissen und Treten, Ringen und Wuergen; mit einem verzweifelten Griff), а также характеризует гневную речь (im anschwellenden Wortwechsel, sich mit Worten anfeinden, beleidigen und vernichten; mit Worten, die immer gluehender, immer toerichter und boeser wurden;), бранной лексики, представленной прямыми номинациями (Hund, Sauhund, Schuft, Satan) либо косвенными в развернутой форме (wir empfahlen einander dem Galgen, wuenschten uns Messer, um sie einander in die Rippen zu jagen und darin umzudrehen, wir beschimpften einer des andern Namen, Herkunft und Vater; diese vulgaren, urtuemlichen Flueche und Schandworte herausschreien). Драка со всеми ее ударами, жестокостями и оскорблениями ( mit allen Hieben, allen Grausamkeiten, allen Beschimpfungen - так кратко характеризует сам герой процесс драки, отношения включения, по Гаку) закончена.

И тем не менее плачущий окровавленный мальчик испытывает от драки счастье и упоение (Kampfrausch beglueckte mich; im vollen Kriegsrausch), а мир предстает ему прекрасным (herrlich). “Langsam floh der Rausch, langsam hoerte das Fluegelbrausen und Donnern auf, und Wirklichkeit drang stueckweise vor meine Sinne, zuerst nur vor die Augen. Da der Brunnen. Die Bruecke. Blut an meiner Hand, zerrissene Kleider, herabgerutschte Struempfe, ein Schmerz im Knie, einer im Auge, keine Muetze mehr da - alles kam nach und nach, wurde Wirklichkeit und sprach zu mir.” Динамичный аспект эмоциональной разговорной речи в данном отрывке проявляется в “монтажных фразах”, представляющих прерывность восприятия героем окружающей среды.

Иначе описывает Г.Гессе гнев отца при возвращении мальчика домой (Mein Vater schwieg und beherrschte sich; Ich fuehlte, wie zornig er war): о гневе свидетельствуют молчаливость и с трудом сдерживаемое спокойствие. Так же спокоен и холоден (ruhig und kuehl), несмотря на сильную рассерженность (sehr boese), страдания и разочарование (er litt und war enttauescht) оставался отец, узнав о краже, хотя, судя по описанию лица, дается это мучительно (er machte ein nervoeses Gesicht voll muehsamer Geduld).

Эмоции, испытываемые мальчиком по возвращении домой, также имеют в качестве первопричины совершенную мальчиком кражу (ich war Verbrecher; Dieb). Это глубокий стыд (tief beschaemt; Schandtat), нечистая совесть (das schlechte Gewissen), подавленность (gedrueckt), робость (scheu), страшное чувство разочарования (ein furchtbares Gefuehl von Enttaueschung), сожаление (Reue), чувство вины (Schuldgefuehl).

Мальчик вдруг понимает, что полон одного страстного изнуряющего желания (von einem einzigen, sehnlichen, verzehrenden Wunsch erfuellt war) : чтобы наконец разразилась гроза (dass das Gewitter nun ausbrechen moege), свершился суд, страшное (das Furchtbare) стало действительностью и чтобы ужасный страх (die entsetzliche Angst) на этом прекратился: “Mochte ich schwer gestraft, geschlagen und eingesperrt werden! Mochte er mich hungern lassen! Mochte er mich verfluchen und verstossen! Wenn nur die Angst und Spannung ein Ende nahmen!”

На примере вышеприведенного отрывка видно, что здесь высокая интенсивность эмоциональной речи создается не только за счет эмотивной лексики (strafen, schlagen, einsperren, hungern, verfluchen, verstossen, die Angst, Spannung), во всех этих словах эмосема наведена эмоциональным контекстом, но и за счет эмотивного синтаксиса предложений, содержащих эмоциональные конструкции с препозицией личной формы глаголов и выражающих нереальное желание (der irreale Wunschsatz), но, по словам героя, страстное и изнуряющее.

Переживания, испытываемые героем, Г.Гессе номинирует как страх и мука (Angst und Pein), Elend (cм. пояснения выше), этот полный мучений ад (diese Hoеlle voll Qual). Будущее ассоциируется у героя со светлым (небом): Trost regnete vom Himmel, Zukunft tat sich blau und sonnig auf. Зато час расплаты - с бледным солнцем, с вялым воскресным утром (Die Sonne wurde bleich, und der Sonntagmorgen sank welk dahin). Страдания (Leid), упрямство (Trotz, steif vor Trotz), ожесточенную (озлобленную) боль (verbissenes Weh), ненависть (ich hasste ihn) испытывает герой во время объяснения с отцом, и, судя по описанным ощущениям холода (Alles an mir war kalt und fror; in frierenden Fingern; nun ging mir die Kaelte bis in Herz und Magen) - страх (Angst), который герой сравнивает с душащим изнутри дьяволом (In mir innen, in Kehle und Eigeweiden, sass der Teufel und wuеrgte mich), раздражение, вызванное безупречностью отца (er war zu fein, zu einwandfrei) и ощущением собственного жалкого положения (klein und elend), трезвость и рассудительность (ich war jetzt nuеchterner), необъяснимое, но сильное сопротивление (unerklaerliche, aber riesenstarke Widerstaende) против отца и всего того, что он ждал и требовал от него, странное злорадство (seltsame Schadenfreude).

Отличительной чертой идиостиля Г.Гессе можно считать обозначение эмоций, испытываемых героем. Но отдельные эмоции можно определить только предположительно, исходя из вертикального контекста, например: “Ich sah keinen Ausweg, ich hatte keine Plaеne, auch keine Angst, nichts als das kalte, rauhe Gefuеhl: “Es muss sein”. Видимо, в данном случае идет речь о безысходности, которая у героя рассказа ассоциируется с холодным, неприятным чувством.

Особый художественный смысл, придаваемый Г.Гессе концепту “судьба” (das Schicksal) (см. начало рассказа, а также метафорическое описание судьбы), акцентируется и в конце рассказа, образуя своеобразную композиционную перекличку между началом и концом (кольцевая композиция. - Есин, 1998: 128): Haette ich ihm das sagen koennen, so haette er mich verstanden. Aber auch Kinder, so sehr sie den Grossen an Klugheit ueberlegen sind, stehen einsam und ratlos vor dem Schicksal.

Таким образом, семантическая структура повести, устойчивыми и разнообразными мотивами которой являются эмоциональные переживания персонажа, представляет собой иерархию эмотивных тем, подтем и субподтем, которые задаются с помощью выявленных нами имен эмоциональных концептов.

Тематическая цепочка, предметом которой являются эмоции, представлена именами концептов эмоций, а также развернутыми эмотивными номинациями, отражающими идею о них. Заметим, что в нее входят также имена концептов, получивших эмоциональные коннотации вследствие контекстуального наведения эмосемы, например, концепты der Vater, die Mutter, Oskar Weber (в силу их принадлежности к миру взрослых). Используя термины В.И.Шаховского (Шаховский, 1987), имена концептов эмоций можно квалифицировать как эмотивы-реакции, эмоциональным стимулом возникновения которых послужили разнообразные эмотемы повести (кража, мир, жизнь, смерть, драка, судьба, бог, страх и т.д.).

По ван Дейку, цепочка (совокупность) эмотивных номинаций представляет собой макроструктуру рассказа и эксплицитно показывает общие топики или темы текста, то, что можно назвать общей связностью текста, так же как и его общим или основным смыслом (Дейк, 1989: 129).

Согласно положениям когнитивной лингвистики, совокупность имен концептов эмоций, представленных в повести, можно определить как индивидуальный когниотип (по А.Г.Баранову). Поясним, что под социокультурным когниотипом ученый понимает соединение тематической архитектоники знаний о предметной области и когниотипических полей языковых выражений (Баранов, 1997: 8 - 11). Индивидуальный когниотип есть вариативная реализация социокультурного когниотипа через стратегии, конвенции и правила трансформации и переакцентуации (примером, видимо, может служить акцентуация страха Германом Гессе в повести “Kinderseele”). Учет роли субъекта позволяет оценить данную структуру как осуществленный выбор функционально-строевых единиц, представляющих ИКС Г. Гессе.

Таким образом, данная повесть - свидетельство большого мастерства Г.Гессе как писателя-психолога, с одной стороны, и как развитой ЯЛ, с другой. Повесть демонстрирует нам высокую эмотивную компетенцию Г.Гессе, которая проявляется в комплексном использовании системы художественных приемов (прием противопоставления, тропы, повтор и т.д.) для организации разнообразных стилистических эмотивных средств всех языковых уровней. Тем не менее, высокая эмотивная компетенция героя, которому всего 11 лет (повесть написана преимущественно в форме несобственной прямой речи), столь достоверно оценивающего и интерпретирующего происходящие в его жизни события и испытываемые им эмоциональные состояния, воспринимается как эмоционально недостоверная.