Лингвистические особенности антропонимов как единиц языка и единиц межкультурного общения

а) указание на то, что носитель антропонима -- человек: Peter, Lewis в отличие от London, Thames;

б) указание на принадлежность к национально-языковой общности: Robin, Henry, William в отличие от Renй, Henri, Wilhelm;

в) указание на пол человека: John, Henry в отличие от Mary, Elizabeth [11:39].

Ясно, что каждый человек не может иметь уникальное, только ему одному присущее имя. Как личные имена, так и фамилии, взятые сами по себе, имеют множество носителей.

Вне конкретной ситуации или сферы общения имена John, Elizabeth, Thomas и т.п. не указывают на какого-либо конкретного человека. Такие имена, которые в языковом сознании коллектива не связываются предпочтительно с каким-то одним человеком, будем называть множественными антропонимами. Другие антропонимы также принадлежат множеству людей, но с кем-то одним связаны прежде всего. Это имена людей, получивших широкую известность (Plato, Shakespeare, Darwin, Einstein и.т.п.). Такие ИС будем называть единичными антропонимами [11:39]. В.П.Берков предложил разграничивать указанные группы соответственно как общие и единичные ИС [4:107]. Термин «общие ИС», однако, представляется не совсем удачным, так как может навести на мысль, что это нечто более общее, абстрактное, чем единичные имена. Принцип же разграничения этих двух типов антропонимов в другом: в отсутствии или наличии объекта, на который антропоним указывает в первую очередь.

Например, имя собственное Churchill, употреблённое в тексте без пояснений, будет скорее всего понято как фамилия британского премьера 40--50-х годов (Churchill was a heavy smoker). Лишь когда контекст или речевая ситуация противоречит такому пониманию, имя будет воспринято как множественное: Churchill, my next-door neighbor, has just come from Africa. Таким образом, множественные антропонимы характеризуются тем, что коммуникативная сфера, в которой они однозначно определяют одного референта, ограничена. Поэтому при введении их в более широкую сферу общения им обязательно должен сопутствовать уточняющий контекст, например: I heard somebody coming through the shower curtains. Even without looking up, I knew right away who it was. It was Robert Ackley, this guy that roomed next to me... Not even Herb Gale, his own roommate, ever called him "Bob" or even "Ack".(J. Salinger) Единичные же антропонимы, напротив, не требуют такого уточняющего контекста, поскольку их коммуникативная сфера -- весь языковой коллектив. Это демонстрируют, в частности, те случаи, когда антропоним вводится в текст без каких бы то ни было пояснений и когда на основании самого текста невозможно установить, кому принадлежит данное имя. Например: То the characteristic romanticism of the Victorian mind the sea represents something mysterious, boundless, reaching out widerand wider into eternal truths and eternal progress.

Charlotte Bronte, seeing the sea for the first time, was "quite overpowered so that she could not speak", and Hazzitt's reaction was no less awestruck at the "strange ponderous riddle, that we can neither penetrate nor grasp in our comprehension". (International Herald Tribune)

В статье, откуда взят приведенный отрывок, нигде не уточняется, что Charlotte Bronte (1816-1855) и Hazllitt (1778-1830) - видные английские писатели. Предполагается, что они достаточно хорошо известны читателям. Фактор экстралингвистический -- широкая известность человека в обществе -- находит лингвистическое выражение в том, что единичные антропонимы не нуждаются в сопровождающем контексте уточняющего характера, а их референты не зависят от узкой коммуникативной сферы.

Отсюда следует, что известная информация о носителе имени входит в значение единичного антропонима как единицы языка. Для переводчика немаловажно знать, каков объём этой информации и можно ли её приравнять к энциклопедическим сведениям о человеке, которому имя принадлежит. Как уже указывалось, существует мнение, согласно которому единичные ИС обладают «бесконечно богатым» содержанием и в их значение включается вся энциклопедическая информация об объекте.

Справедливо возражая против этой точки зрения, A.B. Суперанская отмечает: «Говоря о бесконечно богатом содержании имени Сервантес, мы подменяем языковой анализ этого имени биографическими сведениями об авторе "Дон Кихота", забывая, что именем Сервантес могли зваться и другие люди, подобно тому, как и людей по фамилии Черчилль много». И всё-таки автор «Дон Кихота» занимает особое положение среди всех лиц по фамилии Сервантеc. Эта фамилия действительно принадлежит многим людям, но дополнительная информация о том, что один из этих людей -- великий писатель и автор известного романа, по-видимому, заключена в этом имени не только для целого языкового коллектива, но даже и для многих языковых коллективов. В связи с этим, когда речь идёт именно об этом человеке, имя Сервантес не нуждается в дополнительных пояснениях. Минимальное представление о том, что Сервантес -- «знаменитый писатель, автор романа "Дон Кихот"», прочно входит в характеризующий компонент значения этого имени. Конечно, далеко не каждый член языкового коллектива обладает всей полнотой сведений о конкретном лице, поэтому значение единичного антропонима в языке есть известная абстракция, соответствующая среднему уровню знаний о носителе имени. Басни Эзопа, труды Альберта Эйнштейна или биографию Линкольна читали, разумеется, не все, однако все (или почти все) владеют известной суммой сведений об этих людях, почерпнув эти сведения от других лиц, из книг, периодики, радио- и телепередач.

Такая усреднённая сумма информации устойчиво соотносится с единичным именем. Эту сумму сведений, этот общеизвестный минимум информации о носителе антропонима и можно, по-видимому, считать значением единичных антропонимов в первичной номинации. Так, значение ИС Гомер практически полностью исчерпывается следующим определением; древнегреческий поэт, автор эпосов «Илиада» и «Одиссея». Во-первых, это та сумма сведений, которая ассоциируется с этим именем в сознании большинства носителей языка, а во-вторых, это почти всё, что известно об этом человеке исторической и литературоведческой науке. Вот почему так комично звучит шутливая сентенция: «Установлено, что "Илиаду" написал вовсе не Гомер, а другой грек того же имени». Статус первичного номинативного значения в межкультурной коммуникации бывает разным для разных антропонимов. Известность многих людей вышла за рамки их страны и языковой общности, соответственно их имена являются единичными антропонимами и в других языках. С другой стороны, слава других деятелей, широко известных в своих странах, не выходит на международный уровень. Если антропонимы Эйнштейн, Эзоп, Ньютон, Линкольн являются единичными как в английском, так и в русском языке, то имена Уильяма Хэзлитта или Уиллы Кэсер не имеют такого статуса в русском языке. Если переводчик сделает подобный вывод в отношении переводимого им текста и той аудитории, на которую рассчитан перевод, у него есть основания применить уточняющие, описательные или преобразующие соответствия. Кроме того, анализ контекста может показать, что единичное ИС реализует своё значение в переносной номинации [11:39-43].

Таким образом, необходима дифференциация понятий «единичный антропоним» и «множественный антропоним». Для единичных антропонимов, кроме признаков, свойственных обоим типам, важна информация о носителе имени. Кроме того, в ситуации, когда в тексте отсутствует объект, на который указывает антропоним, а сам текст рассчитан, в том числе, и на международную аудиторию, могут быть необходимы дополнительные сведения об этом объекте.

1.2.2 Личные имена и их уменьшительные варианты

Концепция личного имени, т.е. отношение членов языкового коллектива к своим именам, постепенно меняется, и это ведет к перестройкам антропонимических систем. Для современного русского человека наиболее естественно двухкомпонентное именование. Это может быть: имя + отчество (Иван Петрович, Мария Ивановна); имя + фамилия (Василий Кудрявцев или Вася Кудрявцев, Татьяна Смирнова или Таня Смирнова); имя + прозвище: Ольга Рыжая, Жора Хомяк. С 1990-х годов в России в деловых и политических кругах стало распространяться двухкомпонентное именование, состоящее из полной формы имени и фамилии: Галина Старовойтова, Сергей Ковалев. В предшествующие эпохи такой способ именования использовался лишь в артистической среде: Изабелла Юрьева, Аркадий Райкин [31:1].

Для антропонимики особое значение приобретают категории уменьшительности и ласкательности (в русских грамматиках они иногда объединяются). Слова, выражающие уменьшительность, называются деминутивами, а гипокористики выражают ласкательность - при назывании человека или каких-либо других одушевленных или неодушевленных предметов. Например, гора (большая) - горка (маленькая), а горочка, горушка - ласкательные слова; медведь (большой), медведик, медвежонок (маленький), Медведюшка, Медведко - ласкательные названия медведя или обращения к медведю. В результате деминутивации могут быть созданы названия других предметов: рука - ручка (двери), нога - ножка (кровати), орел - орлик (птица другого отряда). В русской антропонимии с древних времен деминутивация использовалась для именования детей: им давалось имя родителя в уменьшительной форме (вертикальное структурное соименование). Например, отец: Юрий Григорьевич Волк Каменский (первая половина 15 в) - сын: Иван Юрьевич Слепой Волчонок Волков сын Каменский.Ласкательность - особая категория, отражающая отношение говорящего к именуемому, независимо от семейных и иных отношений. Многочисленные ласкательные суффиксы могут прибавляться и к полным, и к усеченным основам: Иван - Иванушка, Иваночек; Ваня - Ванюшка, Ванечек. Помимо ласкательных, могут быть и иные суффиксы субъективной оценки, например увеличительно-устрашительные: Иванище, Варварища; пренебрежительные: Ивашка, Марьяшка. Но нет прямой зависимости между суффиксом и эмоциональной характеристикой имени. В разных частях России формы типа Ванька, Манька могут расцениваться по-разному: в городах их воспринимают скорее как пренебрежительные, в сельской местности - как нормальное обозначение молодых работящих людей. С развитием документации отражение родственных отношений в именах стало необязательным, и уменьшительные формы примкнули к ласкательным. К антропонимам относятся все виды личных и фамильных имён. В разных странах набор имён, из которых составляется официальное именование человека, неодинаков. В англоязычных странах система имён непроста: у каждого есть личное имя (firstname, given name) и фамилия (last name, family name, surname); но нередки также двойные личные имена, двойные фамилии, так называемое среднее имя. Напротив, русские отчества не имеют аналогов в европейских языках. При транскрипции русских обращений по имени-отчеству на английский язык отчества нередко воспринимаются как фамилии. Однако при всех различиях сложилось так, что у каждого человека в любой стране есть личное имя и фамилия. От распространенного ранее термина «Christian name» как обозначения понятия «личное имя» англоязычных странах в настоящее время отказались, поскольку в последние десятилетия там резко увеличился процент нехристианского населения [31:11].

Таким образом, существует определенная разница между категориями уменьшительности и ласкательности. В обоих случаях для образования данных форм используются суффиксы, однако прямой зависимости между суффиксом и эмоциональной характеристикой имени нет, поэтому с исчезновением необходимости отражения родственных отношений в документации уменьшительные формы примкнули к ласкательным.

1.2.3 Русские отчества и фамилии

Отчество - это особое именное слово, образованное от имени отца данного человека. Именование по отцу принято у многих народов: сербск. Михаило - Михайлович, англ. Джон John - Джонз Johns. У народов Южной и Западной Европы подобные именования еще в Средние века превратились в фамилии и теперь используются как застывшие наследуемые слова без того, чтобы кто-либо из ближайших родственников звался Михаило или Джон.

У русских отчество - до сих пор живая именная категория, непременная при официальном именовании и в документах. Отчества, образованные как от русских, так и от нерусских имен, встречались в древнейших русских письменных памятниках - ср. Бурчевич, Берендеич (от тюркского родового имени Бурчи и от племенного названия берендеи). При многочисленных переписях населения требовалось записать всех «по именем с отцы и прозвищи» [15:36].

Формула именования типа Иван Иванович Иванов выработалась не сразу. Раньше всего отчества сформировались у представителей высших классов общества: боярин князь Юрий Алексеевич Долгоруков. Наряду с этим встречаются записи: пушкарь Тимошка Кузьмин сын Стрелкин, посиделец Ивашка Григорьев, гулящей Тимошка Иванов. Формы типа Григорьев, Иванов - еще не фамилии. Их иногда называют «полуотчествами», поскольку это не Григорьевич и не Иванович.

В ранних отчествах был задействован йотовый суффикс (Вячеславъ сын Ярославль (1057), посадник Костянтин сын Добрынь (1018), Иванко Вячеславль (1127)), впоследствии в отчествах не употреблявшийся. В настоящее время в качестве реликтов сохраняются формы некоторых женских отчеств на -инична при мужских на -ич: Ильич - Ильинична, Кузьмич - Кузьминична, Фомич - Фоминична, Лукич - Лукинична. В прошлом отчества с суффиксом -инич могли быть у мужчин: пан Ильинич, наместник смоленский (1498), Рагуилъ Прокопьиничь, новгородец (1200), Иванко Захарьиничь (1171), Юрьи Олексиничь (1216).

Особенно сложными были официальные именования женщин: Ивановская жена Васильева сына Коробкина вдова Агафья Петрова дочь; Анна Ивановна дочь Яковлевская жена Иванова сына Чичерина (17-18 вв.). Для именования жен были также особые притяжательные образования от имени мужей: Некрасья, Давыжая, Васильевая, Павловая, Иваняя.

Начиная с Петровской эпохи графа «Отчество» делается обязательной во всех документах [31:13].

Фамилии

В русский язык слово “фамилия” вошло из латинского языка без каких-либо существенных изменений и, по мнению М. Фасмера, было заимствовано через польский язык. Зинин C.И. Введение в русскую антропонимию. - Ташкент, 1972

Слово «фамилия» у русских появляется в Петровскую эпоху сначала как обозначение семьи или жены, лишь позже - в значении 'семейное имя'. То, что теперь называется фамилией, в прошлом называлось семейным прозванием. Семьи были большие, и в качестве именования всей семьи исходным было имя главы семьи или родоначальника: Кузьма Максимов сын Беляев, т.е. Кузьма, сын Максима Беляева; Максим - глава семьи, Беляй - родоначальник [30:27].

В исторических документах имена одних и тех же людей могли быть записаны по-разному. Так, И.А. Королева обнаружила в разных списках посадских людей, оборонявших Смоленск в начале 17 в., следующие написания: Михайло Борисов сын Черкас и он же Мишка Борисов сын Черкасав; десятник Володя Игнатьев сын Прасол и десятник Володька Игнатьев сын Прасолов; пасацкий человек Тренка Семенав сын Высоцкава и Тренка Высоцкий [17:102].

Второй и третий компоненты в формуле Кузьма Максимов сын Беляев еще не отчество (в современном понимании этого термина, которое сложилось к концу 17 в.) и не фамилия, а указание на имя (имена) отца и/или более далекого предка. Их удобно называть патронимами (от греч. pater 'отец', в мн. ч. pateres 'родители, предки'). Патроним - это вид антропонима, образованный от имени отца или более далекого предка именуемого, служащий для его непрямого (косвенного) именования через имя другого человека. Древние патронимы - это зародыш современных отчеств и патронимических фамилий.

Типовые структуры официальных паспортных фамилий складываются в 15 в., когда произошло возвышение Московского княжества, а московские канцелярии определяли, кого и как «писать», хотя эта официальная запись часто не совпадала с реально звучащим именованием человека или семьи в живой речи. Так произошло расщепление именования русских людей на официальное и неофициальное (уличное, деревенское). Московские канцелярии по своему усмотрению прибавляли к семейным прозваниям одних людей суффиксы -ов, -ин (Кот - Котов, Трава - Травин; выбор между -ов и -ин определяется типом склонения существительного) и усекали древний общеславянский патрономический суффикс -ич/-ович в семейных прозваниях других (Федорович - Федоров). Так происходила стандартизация документальных записей. Московские образцы записи рассылались по всей стране, что способствовало унификации написания в документах [30:118].

Некоторые семейные прозвания не прошли подобной обработки и остались в качестве раритетов. Не всегда подвергались стандартизации семейные прозвания, имевшие форму прилагательного: Алексей Степанович Веселый Собакин (1613); князь Афанасий Иванович Долгий Вяземский (опричник, казнен в 1570). От некоторых патронимов, имевших форму прилагательных, впоследствии были образованы фамилии на -ово, -ого/-аго, имевшие формы застывших прилагательных родительного падежа единственного числа: Борис Иванович Долгово (1495, Лух, получил поместье в Новгороде); Иван Шемяка Долгово-Сабуров (1538, Ярославль); Василий Лучанинов Веселого (1567, помещик, Новгород); Иван Семенович Хитрово (1483, Малый Ярославец); Блуд Иванович Благово (1555, Новгород), ср. также фамилии Бураго, Мертваго, Живаго, Веселаго (с церковнославянским окончанием -аго). Со временем прозвания многих семей типа Сухой, Мокрый, Веселый, Благой были стандартизированы как Сухов, Мокров, Веселов, Благов.

В современных фамилиях сохраняются все структурные типы, возникшие несколько веков назад. Преобладают фамилии на -ов/-ев, значительно уступают им фамилии на -ин/-ын. Ограниченно представлены фамилии на -енко, более типичные для Украины, и на -ич/-ович, более характарные для Белоруссии и Польши. Единичны фамилии, имеющие формы прилагательных и причастий (Красный, Бушующий), а также формы уменьшительных существительных, называющие потомка через имя его предка, и просто имена существительные без всякого специального оформления (Губа, Дума, Смола, Завеса, Полоса; Лоб, Рог, Страж, Прут, Шар) [30:119].

Фамилии на -ский сосуществуют параллельно со многими фамилиями на -ов/-ин или с фамилиями, имеющими форму прилагательных с суффиксами -ов-ый/-ин-овый: Моложавый-Моложавский, Огневой-Огневский, Носачев-Носачевский, Неклюдов-Неклюдовский, Панков-Панковский, Орлов-Орловский, Михайлов-Михайловский, Надеждин-Надеждинский.

Наряду с официальной системой в России до сих пор существует живая система неофициального именования, унаследованная от далекого прошлого, свободная от искусственного вмешательства. В древности, если глава семьи звался Бык, это родовое прозвание передавалось старшему сыну в неизменном виде. Средние сыновья звались Бычко или Бычок, а самый младший сын или внук - Бычонок. Жена звалась Бычиха, дочь - Бычка. В семье возможны были также имена Быня, Быконя, Быча, Быченя, несущие оттенок ласкового отношения родителей к детям. С принятием христианства церковные имена оказались втянутыми в ту же систему. Так, от православного имени Степан (глава семьи) имя жены образовывалось с суффиксом -иха: Степаниха. Мужа можно было звать сокращенным именем Стёпа, тогда жена звалась Стёпиха. Детей звали Степанко, Степанок, Степанец, Степанчик, а также Стёпко, Стёпик, Стец, Стецко, а внука - Степанчонок. Эта система была в значительной степени разрушена стандартизацией. Тем не менее, многие из перечисленных форм можно найти в составе современных паспортных фамилий, а «живые» образования сохраняются в современных прозвищах [21:112].

Выводы

В данной главе по научно-теоретическим источникам изучены вопросы антропонимики и лингвокультурологии, имеющие отношение к практической части. Рассмотрев имена собственные в диахронии, мы выделили следующие компоненты системы личных имен у народов мира:

· античный;

· восходящий к Библии;

· романский

· германский

· восточный

Особое внимание было уделено становлению русских антропонимов.

В качестве общелингвистических свойств имен собственных нами была выделена их способность осуществлять как прямую (первичную), так и переносную (вторичную) номинацию; были описаны характеристики антропонимов двух видов - единичных и множественных.

Учитывая ракурс исследования, были определены понятия межъязыковой и межкультурной коммуникации, а также описаны способы передачи антропонимов в процессе перевода.

Основными трудностями в передаче русскоязычных антропонимов являются: двух- или трехкомпонентность наименования лица («имя+ отчество» или «имя+отчество+ фамилия»); прозвища, а также - уменьшительно-ласкательные и разговорно-просторечные формы имени.

общелингвистический антропоним межкультурный коммуникация



Глава 2. Антропонимы в лингвокультурологическом контексте (на материале художественного текста)

2.1 Понятие «контекст» в лингвистике и лингвокультурологии

Поскольку наше исследование проходит на стыке двух дисциплин - лингвистики и лингвокультурологии, то, переходя к рассмотрению антропонимов на конкретном языковом материале, необходимо остановиться на понятии «контекст».

В лингвистике под контекстом понимается лингвистическое окружение данной языковой единицы: условия, особенности употребления данного элемента в речи.

Согласно определению лингвистического энциклопедического словаря, контекст - это фрагмент текста, включающий избранную для анализа единицу, необходимый и достаточный для определения значения этой единицы, являющегося непротиворечивым по отношению к общему смыслу данного текста [19:238].

Как видно из этих созвучных определений, главным компонентом контекста является языковая среда.

В противоположность этому типу контекста выделяется так называемый «вертикальный контекст». В частности, один из основоположников отечественной англистики, О.С. Ахманова, трактует его как детерминированность акта речи особенностями данной культурной общности [3:207]. В рамках вертикального (широкого) контекста можно выделить культурологический контекст, который понимается нами как совокупность культурно-исторических условий, ответственных за так называемый лексический фон слова - сведения, связанные у носителей языка со словом, но не входящие непосредственно в его семантику. Знание культурологического контекста приобретает особую значимость при вычленении информации двух видов: содержательно-фактуальной, то есть передающей сведения о фактах, явлениях, событиях, действиях, лицах и содержательно-концептуальной, передающей авторское видение мира.

Интересной в связи с этим представляются трактовка категории информативности, семантики текста, предлагаемая американскими лингвистами-исследователями текста и изложенная, в частности, в лекциях профессора Мерилендского университета Рона Шварца [9:203-204]. Согласно предполагаемой концепции вся информация, заложенная в тексте, воспринимается нашим сознанием двояко, на двух уровнях: собственно лингвистическом и культурологическом, общечеловеческом. Собственно лингвистический уровень позволяет «собрать» содержательно-фактуальную информацию из общей лингвистической информации текста. Согласно Р. Шварцу, при этом срабатывает так называемый „bottom up approach“ - подход, фильтрующий информацию, идущую непосредственно от текста вверх, в наше сознание.

С другой стороны, адекватное понимание всего текста, а не одного конкретного предложения, предполагает наличие у читающего определенных культурологических, общечеловеческих знаний, необходимых для фильтрования информации, идущей от лингвистического наполнения текста вверх, в наше сознание, также и в противоположном направлении - вниз. В терминах вышеназванной трактовки категории информативности текста в силу вступает так называемый „top-down approach”. Только единая и единовременная фильтрация информации в обоих направлениях - наложение сетки культурологического контекста на лингвистическую информацию - позволяет понять текст на его поверхностном уровне, и, далее, осознать замысел автора, выделить содержательно-подтекстовую информацию.



2.2 Множественные антропонимы в этике межкультурного общения

2.2.1 Понятие «этика межкультурного общения»

В современной гуманитарной речи все чаще встречаются такие термины как социология общения, психология общения, философия общения, эстетика общения, педагогика общения. Правомерность сочетания слов «этика общения» не может вызывать особых сомнений; этический аспект общения, наверное, самый значимый и сложный, несомненно, предполагает свое отражение в соответствующем термине.

Как полагает В.И. Сафьянов, для уточнения предметной области этики общения, нужно вначале остановится на основном содержании самого процесса общения. Известно, что общение является тем фокусом, где сходятся основные характеристики, системы координат человеческого бытия: ценностные, антропологические, нормативные.

Поэтому этика общения представляет собой нравственный анализ и ценностей общения, и качеств (добродетелей и пороков общения), и даже «техники» общения: этот анализ пронизывает всю глубину и все многообразные проявления феноменов общения. Этика общения, не связана, например, с изучением конкретных, специальных деталей общения на экспериментальном уровне, с использованием аппаратно-технических исследований, «методов шкалирования», с изучением «динамики, циклов психических процессов», «задач зрительного и информационного поиска» и т.п. Но этика общения все-таки не может не рассматривать, не оценивать процессуальную сторону общения, так называемую «технику общения», разумеется, на основе этического опыта.

В узком смысле этика общения - это совокупность конкретных практических приемов, норм (прежде всего моральных), правил общения [23:37]. Этика общения представляет собой сферу этического знания как нормативного, так и теоретического характера, в ней аккумулировался человеческий опыт в области морали общения. Этика общения включает в себя анализ проблем общения как на уровне сущего, так и на уровне должного.

Этика общения призвана не только концептуально исследовать процессы общения, но и учить общению, воздействовать на реальные процессы общения посредством создания новых нормативных конструкций. Этика общения призвана выполнять множество функций, среди которых можно выделить синтезирующую (этика общения синтезирует моральный опыт в сфере общения) и императивно-формирующую (обосновывает выбор гуманистических норм морали и убеждает в необходимости следования им). Этика и мораль учат должному, этика общения учит тому, как должно общаться, и как не должно общаться [23:38].

Выделяют разные виды общения: монокультурную и межкультурную коммуникацию [18:96]. Под последней понимается процесс общения представителей разных национально-лингвокультурных сообществ. Этот процесс осуществляется в рамках несовпадающих национальных стереотипов мышления и поведения, что существенно влияет на взаимопонимание сторон в коммуникации [26:97]. Этому есть свое объяснение.

На протяжении многих тысячелетий, фактически вплоть до самого последнего времени, народы разделяло земное многоязычие. Несмотря на постоянные межкультурно-языковые контакты, народы жили в значительной информационной изоляции друг от друга. В рамках каждого отдельного культурно-языкового общества формировались свои этические нормы отношения людей друг к другу, которые находили соответствующее отражение в языке. Расстояние и языковые барьеры, сравнительно медленный темп культурно-языковых контактов - все это делало проблему этических норм вербальных контактов землян в глобальном масштабе несущественной.

Ситуация изменилась в XX веке. Радио и телеграф, телевидение и Интернет сделали некогда необъятный земной шар достаточно ограниченным жизненным пространством, в пределах которого народы все больше и больше зависят друг от друга, все чаще вступают в контакт друг с другом, все больше и больше узнают друг от друга. Появление в конце XX века единого языка мирового общения - английского - поставило задачу создания общечеловеческих норм языкового общения [14:44].

Во всеобщем процессе глобализации участвуют страны, имеющие различные культурные установки и находящиеся на различных ступенях развития. Человечество как единое целое действительно нуждается в выработке общих норм взаимодействия обществ, и поэтому культурная глоализация не может не иметь своих оснований в этике взаимоотношений, в силу которых должна формироваться гармонизация общественного мира. Развитие планетарной макроэтики призвано способствовать диалогу между нациями и их культурами. При этом объективно встает вопрос учета традиций, сложившихся у каждого этноса, изучения особенностей культуры страны, повышенного интереса к этносу отдельной нации [5:3].

Становясь участниками любого вида межкультурных контактов, люди взаимодействуют с представителями других культур, зачастую существенно отличающихся друг от друга. Отличия в языках, национальной кухне, одежде, нормах общественного поведения, отношении к выполняемой работе зачастую делают эти контакты трудными и даже невозможными. Главное препятствие, мешающее успешному решению этой проблемы, состоит в том, что мы воспринимаем другие культуры через призму своей культуры, поэтому наши наблюдения и заключения ограничены ее рамками. С большим трудом мы понимаем значения слов, поступков, действий, которые не характерны для нас самих. Наш этноцентризм не только мешает межкультурной коммуникации, но его еще и трудно распознать, так как это бессознательный процесc. Отсюда напрашивается вывод, что эффективная межкультурная коммуникация не может возникнуть сама по себе, ей необходимо целенаправленно учиться. Грушевицкая Т.Г., Попков В.Д., Садохин А.П. Основы межкультурной коммуникации: Учебник для вузов - сайт countries.ru, «Библиотека культурологи».

Итак, очевидно, что стало необходимым проявлять предельную деликатность в языковых межкультурных контактах. Всякая бестактность по отношению к какой-либо нации воспринимается сейчас гораздо болезненнее, чем в прошлом, в силу осведомленности всех землян, которые практически мгновенно узнают обо всех наиболее значимых событиях на планете.

Многовековые межкультурно-языковые контакты выражаются, в частности, в накоплении в словаре языка межкультурного общения ксенонимов, как наименования реалий внешних культур. Сами о том не подозревая, овладевая языком межкультурного общения, мы овладеваем элементами десятков языков народов мира. Мы можем приветствовать, прощаться, выражать благодарность на самых различных языках.

Такова значимость этики межкультурного общения.

2.2.2 Особенности передачи русских антропонимов в англоязычном обращении

Важным представляется такой раздел этикета, как обращение, то есть использование множественных антропонимов. Обозначив проблему передачи особенностей русских обращений, рассмотрим, как она была решена представителями англоязычной культуры.

Книга «The Wild Beach» которая послужила материалом для выборки, представляется собой сборник рассказов русскоязычных авторов, переведенных на английский язык профессиональными англоязычными переводчиками, знающими русский язык.

Задачей переводчиков было, с одной стороны, максимально сохранить оригинальные формы имен, а с другой стороны - сделать текст доступным для понимания англоязычного читателя.

В тексте встречались официальные обращения и наименования. Официальные обращения - это чаще всего обращения по фамилии, имени и отчеству, а также с использованием званий и должностей. Надо заметить, что, на материалах текстов, в описанных ситуациях повседневного общения такие обращения встречаются достаточно редко. Как правило, они связаны с официальными же ситуациями, бумагами, а также используются в профессиональной среде.

Вот список отмеченных официальных обращений и наименований.

Vladimir Vasilievich Sagin, Ivan Sergeevich Nikitin, Viktor Ivanovich Grebenshchikov, Junior Lieuteunant Galchevsky, Master Sergeant Dyozhkin, Captain Pukhnachov, Isaac Bentsionovich Galperin, Ivan Mitrofanovich Smerko, Captain Ivanov, Alexey Nikolayevich Kosygin, Nikolai Alexeevich Voznesetsky.

Сюда же можно отнести список членов комиссии из рассказа “The Forbidden Chapter” by Daniil Granin Были оставлены английские варианты имен авторов и названий рассказов сборника, во избежание разночтений и удобства поиска по тексту.: “A commission was sent from Moscow to Leningrad in late August: V.M. Molotov (Chairman), G.M. Malenkov, L.P. Beria, A.I. Kosygin. N.G. Kusnetzov (Navy Commissar), P.F. Zhigarev (commander in Chief of the Air Force), N.N. Voronov (Commander of Artillery) … Voroshilov, commander-in-chief of the Northwest Axis of Operations…” (c.246-247)

Переводчики учли тот факт, что многие читатели знакомы с русской системой обращения по имени-отчеству. Как видно из следующих примеров, эта особенность была сохранена.

An angry midwife had come running in:

“Anton Apollinarievich, there is woman here, who hasn't had any checkups, hasn't been to see any doctors, and has no medical record” (c. 156)

“Ivan Sergeevich Nikitin» - he introduced formally to the captured poachers, and politely put his hand to the visor of his black service cap.” (С. 92)

Отмечены также уважительные обращения и наименования.

В рассказе “Delos” by Natalia Sukhanova есть интересный момент, когда главный герой - врач, обращается к пациентке (которую он хорошо знает) следующим образом “Is everything allright, Ekaterina Semenovna?” и далее - “I even added once again (these little medical tricks!): “E-ka-te-ri-na - Se-myonovna” (c. 155-156). Понятно, что целью врача было привлечение внимания, путем нарочито уважительного обращения, которое в данном контексте звучит даже ласково. Помимо этого, использован фонетический прием с растягиванием звуков, который понятен на общечеловеческом уровне, вне зависимости от языковой среды.

В тексте фигурируют следующие уважительные обращения:

Timofei Ivanovich, Nina Andreevna, Alla Borisovna, Anton Appolinarievich, Aram Khachaturovich, Faina Lvovna. Подчеркнем, что наблюдается зависимость уважительной окраски обращения от возраста человека, ситуации и традиций. Timofei Ivanovich, Nina Andreevna, Alla Borisovna - все это люди в возрасте, а Anton Appolinarievich - еще и доктор, т.е. человек образованный. (В России к докторам традиционно уважительное отношение). Интересно, также, что Faina Lvovna - это женщина, которая скончалась в преклонном возрасте, а к умершим в России традиционно обращаются уважительно.

Таким образом, на основе имеющихся текстов, можно констатировать, что традиционно уважительное обращение - это обычно сочетание имя+отчество.

Некоторые обращения носят пренебрежительную окраску, которая становится очевидной в той или иной ситуации общения. Также хорошо просматривается зависимость формы обращения от возраста и социального положения: Nikolai Skuridin в произведении в основном фигурирует просто как Nikolai, а некий вскользь упоминаемый в разговоре “a good-for-nothing” селянин, который “robbed a store”, как Alyeshka Borovskoy - явно пренебрежительное обращение. Эти персонажи живут в деревне, в достаточно узком сообществе с более старыми традициями и с вытекающей отсюда спецификой общения.

У автора в рассказе “The Fur Coat Incident” by Nikolai Shmelyov вскользь упоминается “some Ivan Ivanovich”, что в данном конкретном случае означает «кто попало». Сравните - “Every Tom and Harry”, т.е «какой-нибудь Иван Иваныч». Само по себе это не является пренебрежительным обращением, и Ivan Ivanovich выступает скорее в качестве единичного антропонима, но ситуация сама по себе достаточно интересна. Рассмотрим еще один пример из “At Freedom Station” by Vyacheslav Kondratiev

“Vasek!” the captain shouted, opening the door… …Andrey was surprised at the address to the cook by name, the familiar tone in which it was expressed… In fact they soon found out from Sashka Novikov, the platoon vice-commander, that their captain had been a staff officer in the Imperialist war…” (c. 233) и.т.д.

Автор представляет капитана как очень уважаемого человека, заслужившего большое признание. Поэтому, кажущееся пренебрежительным обращение к повару на деле является скорее ласковым обращением бывалого и старшего по возрасту капитана ко своим подчиненным.

Перейдем, далее, к ласковым обращениям и наименованиям:

В рассказе “The Wild Beach” by Vitaly Moskalenko главным героем является “holy fool“ Filipych. Это традиционное явление русской прозы и русской жизни - блаженный человек, человек, у которого не все в порядке с головой. Он бродяга, и другого имени у него просто нет. Фактически, Filipych является одновременно и прозвищем, и именем, и отчеством, и фамилией, но более всего - прозвищем, которое возникло, очевидно, из того эмоционального впечатления других членов общества, на них производит вид этого человека. Однако в данном тексте этот же человек три раза упоминается как Filya и все три раза это - ласковое обращение. Большим упущением является то, что во всем рассказе нет ни одной сноски, поясняющей ситуацию, поскольку англоязычному читателю может быть не понятен эмоциональный подтекст обращения.

Рассмотрим подробнее другие встречающиеся в тексте ласковые обращения и именования: Olenka, Artyomka, Borenka Mednikov, Vovochka Levi - все это дети, маленькие - до пяти лет. Причем Vovochka Levi и Borenka Mednikov - это умершие дети, поэтому есть еще и фамилия.

Cледующая ситуация: студенты-медики помогают рожать молодой женщине и ласково обращаются к ней Lenochka: “Come now, Lenochka, give it all you got, Lenochka” (с. 153)

В рассказе “At Freedom Station” by Vyacheslav Kondratiev, интересен следующий отрывок:

“By the way, Andryusha, our enchanting traveling companion's name is Nadyusha. I recommend her to you. Kindly introduce yourself. “Shchergin… Andrei”, he said inertly, still not having put aside his painful recollections.” (с. 229)

Обращение обусловлено ситуацией общения: Это поезд, где сидят двое мужчин, хорошо знающих друг друга и одна женщина, их соседка по купе. Ситуация, как и в вышеприведенных случаях, весьма традиционна для России. Andryusha, Nadyusha - это ласковые обращения. Андрей представляется сначала почти официально - по фамилии, а затем, понимая неформальность ситуации, добавляет свое имя.

В случае с уменьшительными формами имен, переводчикам изредка приходилось прибегать к сноскам, поясняющим, от какого имени была образована уменьшительная форма. They named him Vladimir. He became Vovochka - reticent like Matthias, and meek like Berta. (сноска: Vovochka is an affectionate diminutive for Vladimir. С.221)

I examined Katya. (сноска: Informal shortened version of Ekaterina. С. 156)

В последнем примере героиня названа Katya первый раз за повествование. Ля англоязычного читателя соответствие имен Ekaterina и Katya не очевидно. В основном же, адресат обращения был понятен из контекста.

„God, it hurts like crazy, and you keep squeezing me” Lenochka groans.

“Lena, listen carefully. When the contraction comes, push. Try as hard as you can and work to the count of four, okay?..“ (С. 154)

Lena walks up. “What's going on” she asks with a frightened look. “What happened?”

Lelik rushes over to her. “Len at least you tell them…” (С. 41)

Использование русских производных имен можно проиллюстрировать следующими примерами:

“Come now, Lenochka” one of them whispers. “Give it all you've got, Lenochka” (С. 154)

“You hear that, Andryusha? Not far from the station!” (С. 228)

“Tim!” Volodya shouts. “Come here! I can't open that storage box!” (С. 30)

“Oh don't! Oh don't beat me! Oh, Volodechka, don't kill me! Oh, it hurts!” (С. 93)

Переводчики также сочли необходимым сохранить обращения - сокращения. Например:

“Oh man! Volod! I thought this was going to be something worth the effort!» (С. 24)

“Var, what's got into you?..” (С. 23)

Обращения, совпадающие с нормами английского языка, такие, как обращения по имени и по фамилии, обычно не вызывают затруднения у переводчиков и читателей.

“Leave him alone, Zemleroy, leave the poor fool alone”, someone call out to say from under the mulberry tree. (С. 21)

“Cut it out, Pogost”, implored Andrei. (С. 28)

I've had a great time fishing, mother. Thank goodness, Nikolai's come to see me. Time's flying. And the fish is for Nikolai. His kids will eat it. We've got plenty. (С. 140)

2.3 Антропонимы как стилеобразующий элемент художественного текста

Проблема стилистического аспекта художественного текста как реализации межкультурного общения разработана В.В. Кабакчи Кабакчи В.В. Основы англоязычной межкультурной коммуникации. СПб.: Союз, 1998.. Согласно его точке зрения, тексты внешнекультурного общения, как и языкового общения вообще, имеют две стороны - (1) утилитарную, когда на первый план выдвигается номинативная сторона элементов иноязычной культуры, и (2) эмоциональную, стилистическую, для которой первостепенным является воздействие отправителя информации на адресата. Остановимся подробнее на стилистической стороне межкультурного общения.

С давних пор писатели и переводчики, обращаясь к инокультурной теме, стремились овладеть средствами создания так называемого «культурного (национального) колорита». При этом обычно речь шла о переводе произведения с иностранного языка, и трудность проблемы заключалась в том, что оригинал был написан для читателя, который не нуждался в объяснении специфических элементов своей культуры. Трудность работы переводчика при создании национального колорита заключается в том, что он не должен нарушать стиль оригинала.

Иначе дело обстоит с беспереводной межкультурной коммуникацией. Здесь источник информации изначально строит текст с расчетом на адресата, который имеет слабое представление о внешней культуре.

Наблюдения показывают, что языковая практика накопила целый ряд приемов и выразительных средств, с помощью которых оказывается возможным не только сообщить читателю необходимую фактическую информацию, но и создать национальный колорит внешней культуры, произвести эмоциональное воздействие на адресата информации. Накопление стилистических средств межкультурного общения ускоряется тем, что английский язык в ходе межкультурного общения все шире используется в качестве языка мировой литературы. Авторами таких произведений все чаще выступают так называемые «второязычные» писатели: английский язык для них является вторым языком, но зато объектом описания служит родная для них культура - индейская, японская, русская.

В нашем случае особый интерес и особую сложность приобретает фоновая лексика Подробно о фоновой лексике и культурологическом контексте см. 2.1 в трактовке переводчика. От его умения учитывать и адекватно передавать культурный компонент семантики слова - особенности обращения в нашем исследовании - зависит качество текста-перевода.

В отличие от других лингвистических дисциплин, которые имеют свои собственные единицы (к примеру, фонетика - фонемы, морфология - морфемы, лексикология - лексемы и т.п.), у стилистики нет своих особых единиц. Носителями стилистических значений являются единицы фонетические (ср. рекламу стоматологической клиники Береги жубы ш детства, а также заглавия «Трахтырь», «Из-за принсипа!» С.Воронина), морфологические и словообразовательные (ср. секретарь - секретарша, столовая - столовка, тонкий - тоненький - тонюсенький - тонехонький), лексические (лик, лицо, физиономия, морда, рыло) и синтаксические (Только не задерживайся! - Чтоб никакой задержки!); они выполняют стилистическую функцию как бы «по совместительству», дополнительно к своим основным функциям. В тексте происходит суммирование «неконцептуальных» элементов значения единиц всех уровней (ср. Не занимайтесь делами, которые не входят в вашу компетенцию. - Не лезь (не суйся, не суй нос, не встревай) не в свое дело. Тебя тут только не хватало), что позволяет подчеркнуть тот или иной оттенок высказывания, придать высказыванию разную стилистическую окраску, усилить или ослабить эмоциональное воздействие. Все эти варианты и различия должен учитывать человек, искусно владеющий речью. Энциклопедия «Кругосвет», раздел «Стилистика», С. 2-3

Нас интересуют, прежде всего, антропонимы как стилистически маркированные единицы языка. Наиболее сложной здесь является передача элементов национального колорита, а также перевод антропонимов, служащих стилеобразующими элементами при описании автором своего видения мира. Одним из ярчайших примеров стилеобразующей функции антропонимов являются произведения А.П. Чехова. Можно сказать, что в русской литературе среди отдельных авторов стало традиционным присваивать антропонимам функцию передачи национального колорита. На нашем материале с этой точки зрения наиболее интересным для исследования представляется рассказ “The Chelyadin's Son-In-Law” by Boris Ekimov. Ниже приведен список некоторых антропонимов, помогающих сохранить «русское звучание» английскому тексту.

Timofei Ivanovich - хорошо известный всем в деревне персонаж. Также Timofey.

Семья Chelyadin, the Chelyadins - Mishka Chelyadin. (младший член семьи)

Fetynia - пожилая женщина, известная тем, что варит в деревне самогон.

My mother-in-law Martinovna - описанная как автором и далее переводчиком, как “still quite strong and shrill-voiced, though getting on a bit”

The decrepit grandmother Makunja, Granny Makunya, Gran (“How old are you, Gran?”)

Alyeshka Borovskoy - a good-for-nothing villager, который известен тем, что “robbed a store”

Chigarikha - a distant neighbour.

Chapurin - начальник участка соседнего колхоза.

Все эти единицы вносят свой вклад в создание национального колорита:

· обращение по имени-отчеству свидетельствует в русской традиции, как было отмечено выше, об уважительном (и даже официальном) отношении к человеку;

· обращение по отчеству является распространенным просторечием, что помогает читателю почувствовать ту атмосферу русского (советского села), где происходит действие;

· уменьшительно-уничижительное обращение также характерно для русского разговорного просторечья;

· обращение по прозвищу, образованному от фамилии, также оживляет в восприятии русскоязычного читателя образ русского села со своими нравами и обычаями.

Подобные моменты, однако, представляют трудности для англоязычных читателей, принадлежащих к иной культуре. В случае с обращением „Chigarikha” в англоязычном тексте даже не понятен пол персонажа, хотя с точки зрения носителя русского языка очевидно, что это, во-первых, женщина, а во-вторых - не молодая.

Таким образом, наш анализ показал, что антропонимы как единицы обращения выполняют стилеобразующую функцию при создании национального колорита. Для иноязычного, инокультурного читателя многие из моментов нуждаются в пояснении, в качестве которого выступает контекст и (в некоторых отдельных случаях) комментарии переводчика.

Выводы

На основании изученного материала можно сделать следующие выводы:

1. Этика межкультурного общения обуславливает использование антропонимов. На формы имен могут влиять положение человека в обществе, его возраст, виды общественных формаций (армия, профессиональные круги), размеры и вид социума (город, деревня, страна), принятые паспортные правила и жизненные ситуации. Различные способы обращения служат способам позиционирования человека на разных уровнях общества: в семье, общине, на работе или службе, даже на международном уровне. Таким образом, складывается определенная система имен, в которой можно выделить: уважительное, пренебрежительное, ласковое, официальное, нейтральное и другие обращения и именования.