Специфика критической статьи как жанра публицистики (лексический аспект)

Экспрессивность материала также связана и с теми образами, которые возникают при прочтении статьи. Например, читателю представляется образ Свидригайлова из романа Достоевского «Преступление и наказание». Представляется что-то неприятное, когда читаешь фразу: «…он за бороду Достоевского таскал! он хлестал по мордасам Гоголя! А Солженицыну приказывал, чтоб тот потными своими подмышками в литературе не вонял!».

Присутствие образов, использование эмоционально окрашенных слов, вопросно-ответный ход (Отчего вся среда литературная исподволь становится такой подловатой? Литература разжигает самолюбия и обрастает внутри себя клубком завистей, страхов, обид, потому что нет ничего беспощадней творчества) позволяют нам говорить о стилистической открытости текста.

Языковой уровень статьи «Газетный хам» довольно разнообразен. Так на лексическом подуровне встречается эмоционально-оценочная лексика (газетка, холуй, мерзавчик, таскал, мордасы, не вонял, подловатый, стращать, высокоблагородие, не тупые скоты), лексика тематических групп, в частности, литературы (Достоевский, Страхов, «Бесы», Цветаева, Гоголь, литературный факт, литератор, художник, мемуары, беллетристика, письмо), журналистики (отчет, репортаж, газетка, «Независимая газета»), а также образования (ректор, студенты, Литинститут, аудитория, семинар, совещание), также встречаются перифразы (каша заваривается в мозгах, потными своими подмышками в литературе больше не вонял, то есть уши ослиные торчат и из этого письма, заманили пряником, кучами поклал). Немалое значение отводится и образным средствам. Наиболее ярко представлены эпитеты (в одной газетке независимой, любовные связи, бездарность явлений таланта, преждевременный мемуар, кровососный панегирик, свободный критик, ослиные уши, завистливая злоба, графоманский рассказ, ранним мглистым, холодным утром), сравнения (сам этот вопрос - так, как у Есина - ни у кого… не вставал, корни ж грязной сплетни, что уши ослиные, «бредет» Аввакумом), антитеза (люди, а не тупые скоты, могут и не писать, а зайти к нему), олицетворения (литература разжигает) и метонимия (прочесть Гоголя).

Фразеологический подуровень статьи менее богат. Мы можем встретить несколько фразеологических оборотов, заимствованных из разговорного стиля (каша заваривается, таскать за бороду, бить по мордасам), а также несколько безобразных выражений (отыскался компромат, личной жизни). Использование в тексте разговорных фразеологизмов говорит о его стилистической открытости.

Словообразовательный подуровень анализируемого текста также довольно интересен. Автор не использует в статье аббревиацию, а также сложносокращенные слова по типичным моделям, так как они снижают эмоциональную окраску речи. Но все же в тексте встречаются сложные слова: всеобщее, самолюбие, преждевременный, кровососный, высокоблагородие. Также встречаются слова с суффиксами -ений-: развращение, стремление (повторяется 3 раза), обозрение, терпение, совещание (встречается 4 раза), убеждение (существительные с отвлеченным процессуальным значением); -ость-: подлость, независимость (общекнижная лексика).

О морфологическом подуровне статьи «Газетный хам» можно сказать, что он включает все ресурсы языка, однако преобладают именные части речи, такие как существительное, прилагательное, наречие. Меньше используются глаголы, причастия и деепричастия. Обусловлено это тем, что статья как жанр имеет статичный характер, в ней нет ярко выраженной динамики, как скажем в репортаже, цель которого погрузить читателя в происходившее событие.

Одним из наиболее ярких подуровней является синтаксический. В тексте присутствуют как простые (В одной газетке независимой обсуждалась репутация Федора Михайловича Достоевского.), так и сложные предложения (Важным было выяснить: точен ли был Страхов, намекая, что героем Достоевского в "Бесах" был он сам, и что грех Свидригайлова, развращение девочки, был и его, Достоевского, грехом, в котором он якобы и пытался сознаться Страхову.), в основном малого и среднего объема. Отсутствие длинных, перегруженных предложений делает текст более доступным. Авторская мысль наиболее четко прослеживается. Также встречаются обособленные обороты (…что грех Свидригайлова, развращение девочки, был и его, Достоевского грехом; Было важным в последние годы, перед концом века, утвердить окончательно, кто есть Гоголь; Да они и гораздо сильней и, подставь им другую щеку, даже не станут бить - схватят и выдерут с мясом; …как их на Ярославском совещании, бедных мальчиков и девочек, заманили пряником; И вот наш ректор, «его высокоблагородие», поучает; …где некогда свободный критик, ставший вдруг придворным, величает своего благодетеля на ученом совете «писателем XXI» века; Они писали, сидя от нашего ректора, ну разве что этажом выше, в студенческой аудитории!; И туда, к гробу поэта, что притащил он в душе своей?), однородные члены предложения (оставшиеся - читают и молчат; один такой мерзавчик спаивает, отравляет; он за бороду Достоевского таскал! он хлестал по мордасам Гоголя!; клубком завистей, страхов, обид; умственных и душевных способностей, возможностей; бедных мальчиков и девочек; заманили пряником, а потом опутывали и стращали; Киреев, Ким, Варфоломеев, Эбаноидзе, Кураев, Евгений и Валерий Поповы; с кем он пьет, ест за одним столом, с кем дышит одним воздухом; ранним мглистым, холодным утром). Обособленные обороты и однородные члены предложения задерживают внимание на каких-то важных моментах. Также автор использует выразительные средства синтаксиса: риторические вопросы (Отчего около литературы так много подлости? Отчего вся среда литературная исподволь становится такой подловатой? Так откуда же взялась эта ложь в виде заговора и небывших гонений? А что это за ректор, который общается со своими студентами посредством писем, где они не иначе как доносят на других людей? И туда, к гробу поэта, что притащил он в своей душе? А что же мы?) и риторические восклицания (Один такой мерзавчик спаивает, отравляет сотни душ, тогда-то и раздуваясь да набирая власти, силы - он за бороду Достоевского таскал! он хлестал по мордасам Гоголя! А Солженицыну приказывал, чтоб тот потными своими подмышками в литературе больше не вонял! И вот наш ректор, "его высокоблагородие", поучает, как плохих от хороших отличать! Они писали, сидя от нашего ректора, ну разве что этажом выше, в студенческой аудитории! Не приглашенный поучать молодых писателей, его теперь Эдлис злоковарно хотел лишить слова на похоронах! А чего стоит только описание, как наш гордый одинокий герой эдаким Аввакумом "бредет" из далекой дачи на похороны Юрия Левитанского в Москву - ранним мглистым, холодным утром, сквозь горы сугробов, когда еще не ходили электрички, сквозь холод и без завтрака, преодолевая сон и жажду, выполняя святой долг ректора и т.д. и т.п. - а мог бы, мог бы поспать!). Использование выразительных средств синтаксиса делает речь статьи более живой, привлекает внимание читателя, заставляет проникнуться проблемой и задуматься над возможным ее решением.

Автор также стилизует речь под разговорную. Это проявляется в вопросно-ответном ходе материала (Отчего вся среда литературная исподволь становится такой подловатой? Литература разжигает самолюбия и обрастает внутри себя клубком завистей, страхов, обид, потому что нет ничего беспощадней творчества; А что же мы? А мы были одурачены). Стилизация текста статьи под разговорный стиль помогает автору сделать материал понятным широкому кругу читателей.

Таким образом, можно выделить основные особенности данного текста. Экстралингвистические и языковые особенности помогают автору достичь поставленной при подготовке данной статьи цели. Внимание читателя привлекают вопросительные и восклицательные предложения. А обилие вопросов заставляет задуматься над проблемой литературы в современном мире. Также внимание привлекает к себе и заголовок «Газетный хам». Слово «хам» несет яркую негативную окраску. Таким образом уже сам заголовок говорит нам о характере статьи, резко осуждающей субъективную критику.

Заключение

В ходе работы было дано определение жанра «полемическая статья», для чего использовались как толковые словари русского языка, так и специальные пособия. Итак, критическая статья - это публицистическое, научное или научно-популярное сочинение небольшого размера, характеризующееся постановкой и разработкой проблемы на основе анализа тех или иных явлений, сопоставления фактов и теоретических обобщений, а также раскрывающее острый спор, дискуссию либо столкновение по какому-либо вопросу.

Также в ходе работы были выявлены стилистические и языковые особенности жанра «полемическая статья».

Стилистические особенности:

1. Как правило, цель полемической статьи двоякая. Автор, с одной стороны, обосновывает свою точку зрения по данной проблеме и приводит аргументы, подкрепляющие ее. А с другой стороны, проводя свою политику в жизнь, он же старается опровергнуть мнение оппозиции. И как следствие это отражается на содержании приводимых им фактов, примеров и, конечно, на логической структуре статьи;

2. Создание полемического текста должно начинаться с формулирования главной мысли (главного тезиса), которую далее автор будет отстаивать как в данном, так и в последующих выступлениях в ходе всей полемической кампании;

Языковые особенности:

1. Использование образных средств: эпитеты (живая кровь, страдальческий образ), метафоры (боролись художественные представления), олицетворения (почва-то ушла), метонимия (прочитает Гоголя); - часто встречаются перифразы (судороги выживания, мертвая вода, живая кровь мучений, каша заваривается в мозгах) и устойчивые метафоры-штампы (острая необходимость, закрытая тема, насущная тема);

2. На фразеологическом уровне наиболее часто встречаются устойчивые безобразные обороты (острая необходимость, закрытая тема, обрекли на мучения), а также заимствованные из разговорной речи фразеологизмы (переливать из пустого в порожнее, таскать за бороду, бить по мордасам). Реже встречаются стилистически окрашенные публицизмы, мифологизмы, библеизмы (если тема статьи соответствующая), а также фразеологизмы из литературных источников;

3. На словообразовательном уровне широко используются суффиксы превосходной степени прилагательных, эмоционально-оценочные суффиксы у существительных: высочайший, интереснейший, важнейший, групповщина, дедовщина, штурмовщина. Также распространены слова, содержащие в себе суффиксы, -ия, -ция, -ация, -изация, -изм, -нича(ть), -ость-, -ск-, -ений- (-аний-): индустрия, энергия, продукция, организация, операция, механизация, коллективизм, интернационализм, благодушничать, деликатничать, хозяйничать, безответственность, воинственность, длительность, действительность, преемственность, личностей, случайность, советского, писательского, приспособление, мучение, поколение, ожидание, затруднения, сочинение;

4. Чаще всего встречаются существительные, прилагательные и наречия, реже глаголы и деепричастия. Обусловлено это тем, что статья имеет статичный характер, в ней нет динамики, развития действия;

5. Предложения в основном малого и среднего объема, что делает текст более доступным для понимания. Часто встречаются такие выразительные средства синтаксиса, как риторические вопросы (Быть может, извечное русское несчастье бездействия? Но разве это литература гибнет?), восклицания (И вот наш ректор, "его высокоблагородие", поучает, как плохих от хороших отличать! Они писали, сидя от нашего ректора, ну разве что этажом выше, в студенческой аудитории!), ряды однородных членов (с кем он пьет, ест за одним столом, с кем дышит одним воздухом), антитеза (а вместо службы охранника - одну несильную смертельную горячую ванну и ледяную полку в больничном морге). Текст полемической статьи часто стилизуют под разговорный стиль, поэтому возможно использование неполных предложений (В литературе это изувеченные писательские судьбы. Помесь собаки с волком), повторов, а также вопросно-ответного хода рассуждения (Но разве это литература гибнет? Гибнут мифы…; И что теперь? Ожидание свободы превратилось в ожидание чего-то от свободы).

Теоретическая часть статьи подтверждена практической: анализом полемических статей Олега Павлова «Между волком и собакой», «Газетный хам». Эти работы посвящены литературной критике и литературе в целом.

Список литературы

1. Бекасов Д.Г. Корреспонденция, статья - жанры публицистики. - М., 1972.

2. Голубев В.Н. Проблемная статья в газете // Газетные жанры. - Свердловск, 1976.

3. Даль В.И. Толковый словарь русского языка. Современная версия. - М.: изд-во Эксмо, 2004 - 736 стр.

4. Ефремова Т.Ф. Современный толковый словарь русского языка. - Астрель, 2006. - 1168 стр.

5. Кожина М.Н. Стилистика русского языка. - М.: Просвещение, 1983.

6. Ожегов С.И. Толковый словарь русского языка: 80000 слов и фразеологических выражений / Российская академия наук. Институт русского языка имени В.В. Виноградова. - 4-е издание, дополненное. - М.: Азбуковник, 2004. - 944 стр.

7. Павлов Олег Антикритика. Полемические статьи девяностых годов. - М.: Товарищество русских писателей, 1998.

8. Розенталь Д.Э. Практическая стилистика русского языка. - Издание 3, исправленное и дополненное. Учебное пособие для вузов. - М., «Высшая школа», 1974.

9. Смелкова З.С. Риторические основы журналистики. Работа над жанрами газеты: Учебное пособие / З.С. Смелкова, Л.В. Ассуирова, М.Р. Савова, О.А. Сальникова. - М.: Флинта: Наука, 2002.

10. Тертычный А.А. Жанры периодической печати. - 3-е издание, исправленное и дополненное. - М.: Аспект-Пресс, 2006.

Приложение 1

МЕЖДУ ВОЛКОМ И СОБАКОЙ

Конформизм - явление трагическое. В литературе это изувеченные писательские судьбы, растраченные таланты. Морализировать на эту тему всегда поздно, неуместно. Нет острой нравственной необходимости из судорог выживания, из этой мертвой воды, переливая из пустого в порожнее, добывать какой-нибудь назидательный смысл.

Но конформизм - еще и исчерпанная, закрытая тема. Трагическая почва-то ушла. Теперь порядки сделались до того мягче, что выбор между творчеством или приспособлением под публичные вкусы есть выбор свободный. Но удивительно видеть, что многие сами ж отказываются от этого выбора, да с такими стенаниями, будто на какое-то мучение их обрекли. И это уже не конформизм.

Трагедия бессилия и страха превращается в трагедию безответственности. Хотя какая это трагедия, если в живую кровь этих мучений не верится, уж очень напоминает клюквенный сок!

Быть может, извечное русское несчастье бездействия? Но тут есть даже воинственность и страдальческий образ - это что-то новое, иное... Помесь собаки с волком. Ягнят грызть не хочет, тут принципы - мы художники. Но и служить истово, слепо своему призванию не желает, возмущается, против судьбы своей восстает. И громко кричит о гибели очередного своего литературного поколения; о бездуховной промышленной стихии, которая накатывается на искусство; о том, что ждали свободы, а свобода ничего не дала, хотя им много чего получить полагается.

Но разве это литература гибнет? Гибнут мифы, в которых сладко и удобно было жить. Не стало литературного процесса в его советском ущербном понимании как движения обезличенного писательского коллектива от одной насущной темы к другой, когда в действительности мировоззренческие и художественные сдвиги совершались усилиями самоценных писательских личностей, от Солженицына до Аксенова.

Литературные поколения - это тоже миф. Поколения выплывают тогда, когда нет личностей. А они были и есть. Если ж подразумевать под поколением людей с общей исторической судьбой, то в искусстве их судьбы опять же оказываются разными, личными. В конечном счете, и молодая литература - это такой же миф.

Но в советское время это понятие было одним из основополагающих. Оно создавало видимость поступательного движения литературы через преемственность, хотя она и тогда скорее противопоставлялась настоящей эволюции, которая происходила в смене и борьбе. И боролись, сменяли художественные представления друг друга опять же личности.

И что теперь? Ожидание свободы превратилось в ожидание чего-то от свободы. Кажется, потому и нужда в ней имелась, чтобы потребовать: дай все, чего у нас нет. А кто даст? Что посеял, то и пожинай. И сеятелей на поверку оказалось куда меньше, чем жнецов. Последние возводят свои частные практические затруднения до значения общелитературных: сначала под видом литературной борьбы шла борьба мировоззренческая, затем под видом мировоззренческой борьбы - имущественный раздел. А у тех, кого перемены застали только на подступах к литературе, свои затруднения и приемы борьбы, но ясно обнаруживается желание перенести тяжесть ответственности за свой выбор на некие враждебные творчеству силы. Выбравшие судьбу писателя жалуются, что судьба эта невыносима, что творчество все больше теряет практический смысл. Не издают, не критикуют, не читают, а в конечном итоге следует возглас, что мы обречены на гибель и никому не нужны. Ну, а себе-то самим?

Счастье, когда судьба твоих сочинений складывается успешно. Но требовать этого успеха и биться в падучей, если его нет, - что это? У творчества есть только духовный смысл. И если оно необходимо по этому своему извечному смыслу, то поставим точку. Духовная или творческая победа в этом мире может и не найти отклика, и не означает победы реальной, скорее, наоборот. Реальные победы - всегда случайность, так и обыкновенная удача сама находит людей. И хотя реального успеха можно и нарочно добиваться, это все равно мытарство стоит и труда. Стыдно угождать чьим-то вкусам? Но стыдно и кричать о том, что не можешь угождать и, превращая житейские тяготы в зрелище, развлекать себя и других, вместо того, чтобы делать свое дело. И почему не останется читателя, которому от литературы захочется больше, чем развлечения? И почему тогда не останется хоть один издатель с каким-нибудь своими идеалами, который ради этих-то идеалов возьмет да издаст? Или критик, который тоже останется верен себе? Только всех вместе их будет немного, но и зачем подсчитывать, сколько. Важно, что каждый из них сделает свой единственный бесповоротный выбор - и литература останется литературой. А они - самими собой.

Приложение 2

ГАЗЕТНЫЙ ХАМ

В одной газетке независимой обсуждалась репутация Федора Михайловича Достоевского. Важным было выяснить: точен ли был Страхов, намекая, что героем Достоевского в "Бесах" был он сам, и что грех Свидригайлова, развращение девочки, был и его, Достоевского, грехом, в котором он якобы и пытался сознаться Страхову. В другой газетке обсуждались любовные связи Цветаевой. Было важным в последние годы, перед концом века, утвердить окончательно, кто есть Гоголь. Отыскался компромат на только ушедшего из жизни Сергея Довлатова. И как всякий холуй - в поддевке, так и всякая такая низость - в литературном факте, а холуи уже и не холуи, а литераторы.

Стремление обнаружить сокровенные факты личной жизни художника есть стремление безоговорочно низменное и низкое. А вся каша заваривается в мозгах людей образованных. Одни образованные пишут, другие - печатают, оставшиеся - читают и молчат. И вот правда всякого рода фактов, нравственно неосознанная, предъявляется без стыда на всеобщее обозрение, и страшно, когда прежде чем прочесть и полюбить Гоголя, люди узнают, "кто он такой есть, этот Гоголь". Один такой мерзавчик спаивает, отравляет сотни душ, тогда-то и, раздуваясь да набирая власти, силы - он за бороду Достоевского таскал! он хлестал по мордасам Гоголя! А Солженицыну приказывал, чтоб тот потными своими подмышками в литературе больше не вонял!

Отчего около литературы так много подлости? Отчего вся среда литературная исподволь становится такой подловатой? Литература разжигает самолюбия и обрастает внутри себя клубком завистей, страхов, обид, потому что нет ничего беспощадней творчества. Так беспощадно изничтожается бездарность явлением таланта, и это неравенство умственных и душевных способностей, возможностей, то есть творческое неравенство, единственно непоколебимо в природе, никакой силой не устранимо. Но молчать о холуях, замечания им вежливые делать, больше нет терпения. Да они и гораздо сильней и, подставь им другую щеку, даже не станут бить - схватят и выдерут с мясом.

По силе низости все превзошел, рекорд поставил этой "независимости" от таланта и совести, преждевременный мемуар Сергея Есина или даже почти отчет, репортаж с похорон поэта-фронтовика Юрия Левитанского. Кровососный этот панегирик самому себе ректор Литинститута начинает с рассуждения, каких он любит евреев - хороших, а каких не любит - плохих. Что пришло ему письмо гневное от студентов, где те делятся своей болью - как их на Ярославском совещании молодых писателей, бедных мальчиков и девочек, заманили пряником, а потом опутывали и стращали те самые евреи, чуть не склоняя в свою веру. И вот наш ректор, "его высокоблагородие", поучает, как плохих от хороших отличать! Читая этот опубликованный в "Независимой газете" бред, я не верил глазам своим - я участвовал в работе ярославского совещании, помощником на семинаре у Владимира Маканина вместе с Петром Алешковским. Из мастеров были - Киреев, Ким, Варфоломеев, Эбаноидзе, Кураев, Евгений и Валерий Поповы... И Есин не мог не знать, кто руководил семинарами. Допустить мысль, что эти писатели - собрались с целью заговора, ну это ведь паранойя. У простого большинства совещания сам этот вопрос - так, как у Есина - ни у кого за все три дня совещания не вставал. Никто там не думал, с кем он пьет, ест за одним столом, с кем дышит одним воздухом, хоть и собрались люди разных убеждений, из разных союзов и прочее, но и то главное - что люди, а не тупые скоты. Так откуда же взялась эта ложь в виде заговора и небывших гонений?

Нынешний ректор Литературного института - даже не средний, а ниже среднего беллетрист, и весь его авторитет как художника имеет власть разве до порожка Тверского бульвара, где некогда свободный критик, ставший вдруг придворным, величает своего благодетеля на ученом совете "писателем ХХI века". Корни ж грязной сплетни, что уши ослиные, вырастают из завистливой злобы самого этого "писателя ХХI века", который именно подлинным художникам, каждого-то давно зная в лицо, взялся мстить, пакостить, прячась, однако, за лживый донос горстки таких же убогих да обиженных, как он сам, студентов - да еще-то студентов своих, по сути, в конце концов предавая, оставаясь чистеньким, хоть именно сам грязь эту про заговоры откопал да разбросал.

Письмо не было Есиным выдумано. Такое письмо имело место, было положено ему на стол, но это даже куда хуже, чем, если б наш провокатор сам его сочинил. То есть уши ослиные торчат и из этого письма. Ну, вдумайтесь сами: студенты пишут своему ректору, хоть могут и не писать, а зайти к нему в кабинет. Они писали, сидя от нашего ректора, ну разве что этажом выше, в студенческой аудитории! А что это за ректор, который общается со своими студентами посредством писем, где они не иначе как доносят на других людей?

И вот - сексотские извращения, какие, оказывается, заимели место в стенах Литинститута, стали душой куда большей провокации, литературным фактом, где порассуждав глубокомысленно о евреях, отмстив за одну свою неудачу, этот нехороший человек во весь опор бросается мстить за другую. Снизойдя до Левитанского, после одному ему понятной гнусной этнической экспертизы Есин начинает долгий графоманский рассказ, как он гордо и одиноко боролся у гроба Левитанского с биополем собравшейся там толпы и лично драматурга Эдлиса. Не приглашенный поучать молодых писателей, его теперь Эдлис злоковарно хотел лишить слова на похоронах! А чего стоит только описание, как наш гордый одинокий герой эдаким Аввакумом "бредет" из далекой дачи на похороны Юрия Левитанского в Москву - ранним мглистым, холодным утром, сквозь горы сугробов, когда еще не ходили электрички, сквозь холод и без завтрака, преодолевая сон и жажду, выполняя святой долг ректора и т.д. и т.п. - а мог бы, мог бы поспать!

И туда, к гробу поэта, что притащил он в своей душе? Вот это тащил, что потом в мемуаре своем кучами поклал. И вот литературе нашей добавилось еще фактов. Еще один литератор облегчил душу. А что же мы? А мы были одурачены. Нас использовали, как ночной горшок. Ведь если печатают, то надо читать - и зловонный поток хлещет в души тех тысяч людей, кто читает потому, что верит еще в слово печатное. А литературу унавозили так, что скоро и будет один навоз. Брось семечко в эту жижу - только и чавкнет, а светлое да разумное не прорастет - сгниет.

Размещено на Allbest.ru