Общепризнанное положение о том, что язык живет и развивается в речи, а также тезис об онтологическом единстве рационального и эмоционального в мышлении являются отправными позициями в исследовании феномена эмотивно-смысловой валентности библейских фразеологических единиц.

В рамках теории психологической базы эмоций всякая речевая деятельность по своей природе эмоциональна, что позволяет представить семантическую структуру языковых единиц как поле, состоящее из возможных ассоциаций. Это те самые "тысячи нитей", которые связывают слово с другими словами и понятиями (Ш. Балли) и которые формируют его импликационал и эмоционал (совокупность сем языковой единицы, соотносящихся с эмоциями говорящих, которые употребляют данную единицу в эмоциональной речи [Никитин 1983]).

Установлено, что эмотивные семы (эмосемы) могут вступать в разнообразные отношения с денотативными семами: в адгерентных контекстах денотативные семы могут приобретать иную референтную соотнесенность, что приводит к смысловому приращению слова за счет появления в нем эмосем, которые расширяют семантическую валентность слова и, соответственно, границы его семантического согласования, т.к. у него появляется дополнительная, новая эмотивная валентность [Шаховский 1984].

Под эмотивной валентностью нами понимается способность лингвистической единицы вступать в эмотивные связи с другими единицами на основе актуальных или латентных эмосем и, тем самым, осуществлять свою эмотивную функцию. "Достаточно наличия в значении языковой единицы хотя бы одной эмосемы, даже скрытой, чтобы эта единица in potentia имела возможность когда-то ее реализовать" [Шаховский 1984: 98].

Как известно, в библейском фразеологизме концептуализируются процессы восприятия какого-либо библейского фрагмента, его оценивания и эмоционального переживания homo loquens, homo sentiens и homo credens. Например, библеизм knock and the door shall be opened (Matthew 7, 7-8) - стучите и вам откроют - обобщает библейский смысл о необходимости постоянного поиска истины, поддержки, помощи.

Однако, несмотря на то, что БФ фиксируют в своей семантике накопленный веками эмоциональный видовой опыт, они все же подвержены переосмыслению, что обусловлено динамическим преобразованием человеческого мышления и языка. Именно постоянно изменяющееся эмоционально-оценочное отношение человека к явлениям объективной действительности лежит в основе феномена эмотивной валентности. Новый взгляд на ту прототипическую ситуацию, к которой восходит БФ, позволяет употреблять его в неожиданном контексте, что обнаруживает наличие "скрытой" эмосемы, индуцирующей иной, часто диаметрально противоположный узуальному эмотивный смысл. При этом открываются новые эмотивные валентности БФ, которые позволяют "расшатывать" нормы сочетаемости библеизма с другими языковыми единицами в тексте.

Например: "Now the war has come, bringing with it a new attitude. Youth has turned to gods we of an earlier day knew not, and it is possible to see already the direction in which those who come after us will move. The younger generation, conscious of strength and tumultuous, have done with the knocking at the door; they have burst in and seated themselves in our seats" (Maugham). Эмотивная валентность глагола to knock во фразеологизме knock and the door shall be opened вскрывается через несоответствие эмотивного употребления БФ ожидаемой норме.

Если обратиться к феномену языковой перифразы (см.: Бытева 2002), то можно увидеть в процессе изменения эмотивного смысла (возникновения новых эмотивных валентностей) БФ наличие этого феномена. Т.И. Бытева предлагает понимать явление перифразы как оборот, который используется не вместо обычного называния предмета, а вместе с обычным называнием предмета. Перифраза--это особая двухчастная конструкция, состоящая из слова-номината (то, что перефразируется) и собственно перифрастического сочетания (перефразирующий компонент). Важно отметить, что явление перифразы обусловлено исключительно коммуникативным намерением говорящего, его установкой на выражение именно данного смысла.

Явление перифразы в библеизмах проявляется несколько иначе, чем в лексических перифразах. Формально здесь не выделяются отдельно номината и перифрастическое сочетание, поскольку фразеологизм выступает как цельная языковая единица. Мы считаем, что в качестве номинаты функционирует внутренняя форма библеизма, непосредственно соотносимая со своим библейским прототипом, например, для БФ knock and the door shall be opened в приведенном эмотивном контексте номинатой является библейский прототип, транслирующий общепризнанный религиозно-нравственный смысл о необходимости веры и действия с вашей стороны во всех жизненных исканиях, будь то помощи, истины, поддержки и т.д.: "Ask, and it shall be given you; seek, and ye shall find; knock, and it shall be opened unto you: (8) For everyone that asketh receiveth; and he that seeketh findeth; and to him that knocketh it shall be opened" (Matthew 7, 7-8).

При восприятии эмотивного отрывка из романа С. Моэма, в частности библеизма в данном контексте, актуализация его смысла происходит, на наш взгляд, в несколько этапов.

Во-первых, исходя из контекста, БФ здесь передает трансформированный смысл по сравнению с библейским: молодое поколение не хочет считаться с устаревшими на их взгляд библейскими ценностями, не принимает христианскую добродетель, отказывается жить по религиозным наставлениям. Поскольку в Библии и в узусе данное изречение носит нравственно-дидактический характер, то, будучи хорошо известным среди христиан, в художественном отрывке оно начинает символизировать Божественное Откровение и учение Христа в целом, которое молодые люди яростно пытаются поставить под сомнение, наполнить его новым содержанием, т.е. перефразировать его. И именно новый эмотивный смысл БФ в контексте, который возникает благодаря новым эмотивным семам, можно назвать перифрастическим сочетанием.

Во-вторых, в данном отрывке высмеивается также качественно новые тактики поведения молодежи: они уже не спрашивают, прежде чем взять, предварительно не стучат, а, врываясь, берут сами ("…they have burst in and seated on our seats").

В основе адекватного понимания данного текста как на первом, так и втором уровне его интерпретации лежит процесс десакрализации библейского ценностного ориентира. Но нельзя утверждать, что в окказиональном БФ новый смысл полностью вытесняет библейский как конвенционально принятый и закрепленный в языковом узусе. Вскрытые благодаря эмотивной валентности эмосемы, безусловно, являются превалирующими и основными для понимания нового значения, однако наряду с переосмысленным эмотивным восприятием библеизма происходит одновременная актуализация собственно библейского, канонического смысла, поскольку он присутствует в глубинных структурах БФ, его внутренней форме. Осознание новизны осуществляется на фоне старого. Для БФ, закрепленного в языковой норме, внутренней формой является библейский прототип, наделенный уже в Библии некоторыми нравственно-дидактическими смыслами.

Форма библеизма, функционирующего в художественном тексте, наполнена двумя различными содержаниями. С одной стороны, автор создает отсылку к прецедентной библейской ситуации, полагаясь на достаточную эрудицию читателя и его способность воскресить ее в сознании. В этом случае, как отмечалось в первой главе, упакованный библейский текст в виде фразеологизма транслирует те же ценности, что и развернутый библейский текст. При этом, если текст Библии в первозданном виде выполняет свою профетическую функцию через описание более или менее конкретных ситуаций, происходящих с конкретными людьми, то в библеизме то же ценностное знание транслируется в обобщенном, категоризованном виде. С другой стороны, помещение библеизма в новый эмотивный контекст заставляет читателя посмотреть на прототипическую ситуацию с другой стороны, увидеть в ней новые скрытые смыслы, что может приводить к возникновению новых валентностных комбинаций библеизма.

Сознание современного человека может принимать БФ в готовом виде или же переосмысливать их, придавая им новые коннотации. В художественной литературе библеизмы живут собственной жизнью, порою без опоры на первоисточник: "'She lacks the indefinable charm of weakness. It is the feet of clay that make the gold of the image precious. Her feet are very precious but they are not feet of clay'" (Wilde). В данном примере библеизм feet of clay - колосс на глиняных ногах - в отличие от библейской ситуации коннотатирует положительную оценку в ироничных речениях лорда Генри. Как известно, в Библии это выражение обозначает нечто, что кажется сильным и мощным, но на самом деле является легко уязвимым. С помощью такого образа вавилонскому царю Навуходоносору было послано предсказание о падении вавилонского царства.

Авторская интерпретация библейского контекста может привести к ресакрализации библейского знания, что также является примером актуализации утраченных в процессе узуального употребления эмосем библеизма: "' As long as you accept it rebelliously it can only cause you shame. But if you looked upon it as a cross that was given you to bear only because your shoulders were strong enough to bear it, a sign of God's favour, then it would be a source of happiness to you instead of misery'" (Maugham). В данном примере английский библеизм to bear a cross - нести свой крест - приобретает положительную окказиональную оценку по сравнению с отрицательной узуальной [ODEI 1993: 57] и возвращает читателя в новозаветное повествование о восхождении Иисуса Христа на Голгофу, где должна была произойти его казнь на кресте. В древние времена распятие считалось самой жестокой и позорной смертной казнью. Римляне считали, что на распятие осуждались только одни изменники и великие злодеи (Лк. 23: 2; Втор. 21: 22, 23; Галл. 3: 13). Цицерон считал даже самое упоминание о крестной казни недостойным римского гражданина и свободного человека. Но Сын Божий, проливший Свою кровь на этом позорном орудии мучения за грехи всего человеческого рода, сделал крест символом высочайшей чести и славы, символом искупительной благодати, спасения и вечной жизни [Библейская энциклопедия 2001]. В приведенном выше художественном контексте эта сила креста как сакрального символа подтверждается лексемами God's favour и a source of happiness. В результате библеизм приобретает ту эмотивность, которая первоначально была заложена в Библии.

Как показывает теория и подтверждают наши примеры, эмотивная валентность в библейских фразеологизмах потенциально бесконечна: в зависимости от смысла, который передает homo loquens, у библеизма могут появляться новые эмосемы, позволяющие ему сочетаться с нетипичными на фоне библейского/узуального употребления данного БФ языковыми единицами. Если бы слово заключало в себе только жесткую схему конвенциональных смыслов, его моделирующая функция была бы нарушена, потенции слова в его будущих применениях были бы ограничены. Однако этого не происходит, так как "человеческий разум пытается уловить аналогии в истинном соотношении вещей" [Сараджева]. Это приводит к эмотивно-смысловой деривации библейских фразеологизмов.