Уголовная ответственность за доведение до самоубийства

В основном все же категорически не разделяют позиций уважаемых ученых. Личность появляется там, где начинает проявляться характер человека, оценивающее отношение к окружающему миру. Вместе с тем не будем вдаваться в этой части в длительную дискуссию, так как ни в уголовном праве, ни в целом в законодательстве России не проводится различия между личностью и человеком, данные понятия воспроизводятся как идентичные.

Согласно общепринятой в науке позиции видовым объектом доведения до самоубийства является жизнь и здоровье человека вне зависимости от его возраста, физического состояния и интеллектуального развития.

Длительное время вопрос о непосредственном объекте преступления, предусмотренного ст. 110 УК РФ, оставался дискуссионным. В литературе в качестве непосредственного объекта рассматриваемого преступления выделяли:

1) жизнь,

2) право на жизнь,

3) общественные отношения, обеспечивающие безопасность жизни.

Таким образом, выяснение непосредственного объекта доведения до самоубийства, по существу, сводилось к спору об объекте преступления вообще, а не конкретно того, где результатом преступного посягательства стало самоубийство потерпевшего.

Жизнь в общепринятом понимании - это физиологическое состояние человеческого организма. Как физиологический процесс жизнь имеет начало и конец. Определение этих моментов необходимо для того, чтобы установить период, в течение которого жизнь человека как таковая находится под охраной уголовного законодательства. Относительно момента начала уголовно-правовой охраны человеческой жизни существуют спорные позиции. Это связано с тем, что рождение, так же как и смерть, не одномоментный акт, а продолжительный процесс. Так, ученые не пришли пока к единому мнению относительно того, начинается жизнь с началом физиологических родов или с момента зачатия, с момента появления плода из тела матери или с момента отделения плода и начала самостоятельного дыхания. Вместе с тем не стоит забывать позицию медицины по данному вопросу. Так, аборт запрещается врачами начиная с 22-й недели беременности, так как с этого времени плод в принципе может существовать вне утробы матери (с условием надлежащего ухода, качество которого обусловлено достижениями современной медицины). Кленова Т. И. Уголовное право: части общая и особенная. - М. 2005. - 850 с.

Принимая во внимание все существующие позиции относительно начала человеческой жизни, не стоит уделять данному вопросу много времени при обсуждении объекта к конкретном случае. Это обусловлено тем, что в спектре нашего внимания оказывается явление самоубийства. Если для квалификации преступления, где непосредственным объектом является жизнь человека, не имеют значения состояние физического и психического здоровья потерпевшего, его возраст и иные обстоятельства, поскольку "уголовным законом охраняется жизнь во всех ее проявлениях", то в случае, когда речь идет о самоубийстве, мы уже говорим о человеческом поступке, который характеризуется наличием воли и сознания.

Следовательно, выяснение вопроса о начале жизни имеет существенное значение для тех составов преступлений, где возможно воздействовать на нее преступным образом на любом этапе ее существования, даже когда сам обладатель жизни еще этого не осознает (например, плод в утробе матери с 22-й недели беременности, когда его существование уже возможно вне утробы). К таковым относятся все виды убийств, включая квалифицированные и привилегированные составы, а также причинение смерти по неосторожности (ст. ст. 105 - 109 УК РФ).

Доведение до самоубийства тем и примечательно, что в данном случае непосредственным объектом преступления выступают общественные отношения, возникающие по поводу охраны жизни психически здорового и способного физически обеспечивать себя человека, так как самоубийство возможно только при наличии сознания и воли, отличается самостоятельностью в причинении себе вреда.

Заметим, что к преступлениям, связанным с самоубийством потерпевшего, относятся также убийство и умышленное причинение тяжкого вреда здоровью. Оговоримся, доведение до самоубийства малолетнего лица следует рассматривать как убийство (ст. 105 УК РФ), так как ребенок до определенного возраста не может в полной мере отдавать отчет своим действиям и руководить ими. Случаи же, когда судебно-медицинской (судебно-психиатрической) экспертизой будет установлено, что в результате виновных действий непосредственно перед актом суицида у лица развилось психическое расстройство, которое стимулировало совершение самоубийства, преступление должно быть квалифицировано как умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее смерть потерпевшего (ч. 4. ст. 111 УК РФ).

В случае, когда действия виновного лица по субъективному критерию будут признаны убийством, тогда объектом будет выступать жизнь лица, которое как минимум может самостоятельно совершить определенные действия, направленные на причинение себе смерти. Например, ребенок, который, как минимум, уже умеет ходить, воспринимать и реагировать на элементарные речевые (голосовые) команды.

В ситуациях, когда по различиям в признаках объективной стороны преступления действия виновного подлежат квалификации по ч. 4 ст. 111 УК РФ, непосредственным объектом будут являться общественные отношения, возникающие по поводу охраны здоровья человека. Но и в этом случае человек должен быть физически способен собственными действиями причинить себе вред.

Вопрос установления окончания жизни человека и наступления смерти, после чего защита жизни человека лишена смысла в силу того, что жизнь уже объективно не существует, также длительное время вызывал дискуссии среди медиков и юристов. Одни авторы полагали, что смерть человека наступает с момента прекращения дыхания и сердцебиения, другие считали сердцебиение не абсолютным доказательством жизни. Но признавалось бесспорным наступление смерти с момента органических изменений в головном мозге и центральной нервной системе.

Этот спор был разрешен принятием Приказа Минздрава России от 4 марта 2003 г. N 73 "Об утверждении Инструкции по определению критериев и порядка определения момента смерти человека, прекращения реанимационных мероприятий".

В процессе умирания выделяют стадии: агонию, клиническую смерть, смерть мозга и биологическую смерть. Агония характеризуется прогрессивным угасанием внешних признаков жизнедеятельности организма (сознания, кровообращения, дыхания, двигательной активности). При клинической смерти патологические изменения во всех органах и системах носят полностью обратимый характер.

Смерть мозга проявляется развитием необратимых изменений в головном мозге, а в других органах и системах - частично или полностью обратимых. Биологическая смерть выражается посмертными изменениями во всех органах и системах, которые носят постоянный, необратимый, трупный характер.

Согласно Инструкции, констатация смерти человека производится при наступлении смерти мозга (при полном и необратимом прекращении всех функций головного мозга, регистрируемом при работающем сердце и искусственной вентиляции легких) или биологической смерти человека (необратимой гибели человека).

В качестве дополнительного объекта доведения до самоубийства выделяют честь и достоинство лица, отдавшего предпочтение суициду .

Честь и достоинство отражают объективную оценку окружающими и его самооценку. В объективном смысле честь и достоинство являются оценкой поведения человека в общественном мнении.

В конституционном праве достоинство личности - критерий отношения государства к личности и ее правовому статусу как высшей национальной ценности. Согласно общему толкованию достоинство определяется как совокупность высоких моральных качеств, а также уважение этих качеств в самом себе. Специальными юридическими знаниями этот термин отнесен к морально-нравственной категории, означающей уважение и самоуважение человеческой личности. Достоинство - неотъемлемое свойство человека как высшей ценности, принадлежащее ему независимо от того, как он сам и окружающие его люди оценивают его личность. В гражданском праве достоинство - одно из нематериальных благ (ст. 150 ГК РФ), принадлежащее человеку от рождения, оно неотчуждаемо и непередаваемо. Гражданин вправе требовать по суду опровержения порочащих его честь и достоинство сведений, если распространивший такие сведения не докажет, что они соответствуют действительности. Психологи подчеркивают, что определяющим в формировании достоинства является отношение человека к окружающей его действительности, взаимоотношения с тем коллективом, в котором он находится .

Честь, с одной стороны, - это внутреннее нравственное состояние человека. С другой стороны - общественная оценка личности, ее духовных и социальных качеств. При этом следует помнить, что понятие чести изначально предполагает ее положительную оценку.

Еще одним дополнительным объектом доведения до самоубийства следует признать здоровье потерпевшего. Это относится к случаям, когда из способов доведения до самоубийства преступник избирает причинение физического насилия. "Здоровье представляет собой состояние полного физического, психического и социального благополучия, а не только отсутствие болезней или физических дефектов", - так определяется здоровье в Уставе Всемирной организации здравоохранения, принятом 26 июня 1946 г.

Однако в литературе встречается мнение, что при совершении преступления, описанного в ст. 110 УК РФ, практически причиняется определенный ущерб чести и достоинству пострадавшего. Следовательно, делать отсюда вывод, что объектом данного преступления являются также честь и достоинство, опрометчиво. Сторонники данной теории подтверждают свою позицию тем, что жестокое обращение и систематическое унижение человеческого достоинства потерпевшего по ст. 110 УК РФ не что иное, как способ совершения деяния более опасного, нежели, допустим, клевета либо оскорбление (ст. 129 УК РФ, ст. 130 УК РФ). Сторонники данной позиции утверждают, что анализ диспозиции ст. 110 УК РФ не позволяет считать, что честь и достоинство в данном случае поставлены законодателем под охрану в качестве основного, дополнительного или факультативного объекта преступления. Вопрос здесь разрешен аналогично тому, как он разрешается в составах убийств или причинения смерти по неосторожности (ст. ст. 105 - 109 УК РФ), изнасилования либо насильственных действий сексуального характера (ст. ст. 131, 132 УК РФ). Причинение при убийстве вреда здоровью, несовместимого с жизнью, при изнасиловании - вреда чести и достоинству потерпевшей отнюдь не свидетельствует о том, что одним из объектов состава убийства является здоровье, а состава изнасилования - честь и достоинство.

Вместе с тем данная позиция нам не представляется достаточно убедительной. В науке уголовного права устоялось мнение, что дополнительным непосредственным объектом преступления вообще и доведения до самоубийства в частности "является то общественное отношение, посягательство на которое не составляет сущности данного преступления, но которое этим преступлением нарушается или ставится в опасность нарушения наряду с основным объектом преступления". В связи с этим представляется, что характерная особенность дополнительных объектов доведения до самоубийства (честь, достоинство, здоровье) состоит в том, что они во многих случаях являются самостоятельными объектами и требуют дополнительной уголовно-правовой охраны.

На наш взгляд, выделение основного и дополнительных объектов в преступлении, связанном с самоубийством потерпевшего, имеет не столько теоретическое, сколько практическое значение для надлежащей квалификации содеянного. Если не проводить такого различия в объектах преступного посягательства, в некоторых случаях невозможно будет добиться правильной квалификации деяния. Именно этим можно объяснить ошибки, встречающиеся на практике при разграничении доведения до самоубийства, убийства, причинения тяжкого вреда здоровью и прочих преступлений, повлекших самоубийство (покушение на самоубийство) потерпевшего.

Обсуждая вопрос об объекте преступлений, связанных с самоубийством потерпевшего (доведение до самоубийства), нельзя обойти вниманием предмет данного преступного посягательства. Это объясняется тем, что невозможно причинить вред объекту преступления путем непосредственного воздействия на общественные отношения. Как верно замечал Н.И. Коржанский, "объект - явление реальное, но неосязаемое". Коржанский Н.И.Объект посягательства и квалификация преступлений. Учебное пособие. - Волгоград. , 1976. - 118 с.

Преступное удовлетворение потребностей происходит путем воздействия на определенные материальные объекты, например на человека, либо путем совершения действий, удовлетворяющих потребность субъекта. В преступлении, связанном с самоубийством потерпевшего, воздействие производится на тело (физическое воздействие) и психику (психологическое воздействие) человека. Установление факта, что то или иное деяние воздействует на различные стороны общественных отношений и их носителей, позволяет показать связь объективной стороны преступления с объектом. В этой взаимосвязи проявляется суть преступного поведения, общественная опасность и необходимость охраны общественных отношений уголовно-правовыми средствами.

Согласно приведенной Н.И. Коржанским классификации предметов преступления в доведении до самоубийства родовым предметом является человек, а видовым - психика человека. Там же. С. 28. Мы согласны с данным утверждением. Характерная особенность преступного воздействия на психику потерпевшего при доведении до самоубийства состоит в прямом и непосредственном психическом насилии. Это насилие возможно в различных формах - устно, письменно, жестами - и всегда направлено на конкретное лицо. Воздействуя на психику жертвы, виновный пытается добиться от нее определенного поведения, совершения в его интересах определенных действий или воздержания от совершения таковых. Вместе с тем заметим, что в силу особенностей субъективной стороны рассматриваемого преступления при доведении до самоубийства действий, направленных на причинение себе смерти, преступник не желает и не предвидит. Однако вред объекту преступления при этом причиняется путем действий жертвы вопреки личным и общественным интересам и выражается в самоубийстве жертвы. Следовательно, непосредственным объектом преступления остается жизнь человека, а предметом является все-таки психика человека.

Таким образом, позволим себе предположить, что выявленные нами особенности объекта посягательства в преступлениях, связанных с самоубийством потерпевшего, помогут должным образом квалифицировать подобные преступные деяния.

2.2 Объективная сторона доведения до самоубийства

Объективную сторону преступления следует понимать как совокупность юридически значимых, указанных в уголовном законе признаков, характеризующих внешнюю сторону конкретного общественно опасного посягательства на охраняемый уголовным правом объект.

В нормах Особенной части УК РФ всегда указываются те или иные признаки, составляющие содержание объективной стороны преступления. К ним относятся: общественно опасное деяние (действие или бездействие); вредные последствия (преступный результат); причинная связь между деянием и последствиями; способ, орудия, средства, место, время и обстановка совершения преступления.

Обязательным для объективной стороны всех составов преступлений является общественно опасное деяние, поскольку без описания его признаков невозможно закрепление конкретного состава преступления. Остальные признаки объективной стороны относятся к факультативным, поскольку в одних случаях они включаются в содержание объективной стороны, и в этом случае являются обязательными для конкретных составов преступления, в других - не включаются и не влияют на квалификацию преступлений. Вместе с тем факультативные признаки объективной стороны, даже если они не влияют на квалификацию преступления, имеют важное уголовно-правовое и уголовно-процессуальное значение. В частности, они учитываются при назначении наказания, выступая в качестве обстоятельств, смягчающих либо отягчающих ответственность виновного (ст. 60 - 64 УК РФ). В уголовном процессе преступление не может считаться расследованным и доказанным, если не установлены место и время его совершения, даже в том случае, когда они не указаны в диспозиции соответствующей уголовно-правовой нормы.

Способом совершения психического принуждения является психическое насилие. При нем, в отличие от физического насилия, не нарушается целостность органов тела или его наружных тканей и человек не лишается объективной возможности действовать сообразно своим желаниям.

Психическим насилием следует признать любое целенаправленно деструктивное (нарушающее свободу воли) воздействие на психику лица. В зависимости от правовых оснований для такого воздействия оно может быть законным и противоправным, в том числе преступным.

В большинстве работ психическим способом побуждения лица к совершению вредоносного акта признается лишь угроза. Поэтому мы начнем анализ разновидностей психического насилия именно с нее, после чего дадим свою оценку мнению о том, что использование психотропных веществ, звуковых высокочастотных генераторов, гипноз и т.п. действия в ст. 40 УК не предусматриваются .

В русском литературном языке угроза понимается как обещание причинить какое-либо зло, неприятность. Непоследовательным представляется мнение Т.Ю. Орешкиной о том, что психическим насилием является лишь угроза применения физического насилия. По общему мнению, насилием будет любая угроза, так как закон не дает нам оснований для ограничения содержания психического насилия только угрозой физического насилия. Главное, чтобы такая угроза отвечала признаку соразмерности принуждения. Веселов Е. Г. Физическое или психическое принуждение [Электронный ресурс] : статья 01. 06. 2008 г. // КонсультантПлюс : справ. правовая система. - Версия Проф, сетевая. - Электрон. дан. - М., 2005. - Доступ из локальной сети Науч. б-ки Том. гос. ун-та.

В качестве примера можно привести уголовное дело из практики Верховного Суда СССР. П. и С. вечером шли к своей знакомой. На одной из улиц города их остановили двое неизвестных и под угрозой револьверов заставили погрузить на стоявшие рядом сани тюк мануфактуры, а затем тащить сани. Вскоре они столкнулись с работниками милиции, которые разыскивали похитителей мануфактуры из железнодорожного вагона. Неизвестные скрылись, а П. и С. были задержаны. Верховный Суд прекратил дело, указав, что "объяснения П. и С. о том, что неизвестные под угрозой оружия принудили их везти санки с похищенной мануфактурой, ничем по делу не опровергнуты" Судебная практика Верховного Суда СССР. Вып. VI (XL). М., 1947. С. 6 - 7..

Как самостоятельный уголовно-правовой феномен угроза оценивается по правилам ст. ст. 119 или 296 УК. Например, П., придя домой в сильной степени алкогольного опьянения, учинил беспричинный скандал с матерью, оскорблял ее нецензурной бранью, побил посуду, неоднократно пытался ударить, угрожал при этом ее "зарезать, убить". Когда отец попытался прекратить скандал, П. избил его, нанося удары кулаками по голове и по телу. После этого, в присутствии вызванных работников милиции, будучи в наручниках, ногами наносил удары отцу, неоднократно словесно угрожая убить его. Первоначально суд назначил лишение свободы условно. Через полгода П. вновь совершил аналогичное преступление в отношении родителей, после чего по совокупности приговоров ему было назначено реальное лишение свободы.

Там, где угроза входит в состав сложных преступлений, она характеризуется более сложным содержанием. Так, орудием совершения преступления может выступать огнестрельное оружие; возможно причинение вреда здоровью для убеждения потерпевшего в реальности угрозы. Значительно чаще, чем обычная угроза убийством, такие преступления совершаются в соучастии. Будучи составной частью корыстных преступлений (в первую очередь вымогательства, насильственного грабежа, разбоя), угроза может предъявляться разным лицам, становясь частью системы преступных действий субъекта.

Угроза, доведенная до сведения адресата непосредственно (например, лично) или через третьих лиц, всегда является элементом принуждения: это не просто сообщение о грозящей опасности, это сообщение об опасности, исходящей от угрожающего. Лицо, угрожающее другому, преследует определенную цель. Если такой цели нет, соответствующее деяние, при наличии к тому оснований, может быть квалифицировано как обнаружение умысла ("голый умысел"), которое по действующему законодательству не является преступным. Хотя обычно цель угрозы может быть не только выражена явно, но и подразумеваться (например, пресечь нежелательную деятельность лица), однако при принуждении необходима ее конкретизация. Так, принуждением надо считать требование догнать и изнасиловать потерпевшую, обращенное к несовершеннолетнему под угрозой удара топором .

Содержание угрозы выражается в неблагоприятных последствиях и в действиях, которые следует предпринять или не предпринимать, чтобы эти последствия не произошли. Последствия должны носить исключительно преступный характер; при этом слова, выражающие сущность преступных последствий, нередко заменяются эвфемизмами. Например, в изученных нами делах представлены угрозы убить ("прикончить", "грохнуть"), зарезать (в том числе с конкретизацией: "раскроить ножом живот"), применить физическое насилие (например, "избить палкой с сучками"), изнасиловать, утопить, подвесить за ноги, лишить свободы ("запереть в гараже"), ограбить квартиру, завладеть имуществом (дом, автомашина, спорное имущество) и т.п. - как в отношении потерпевшего, так и близких ему лиц (жена, дети, родители); в дополнение к этому высказывались и более общие угрозы: "терроризировать"; "будешь ходить и оглядываться - получишь ломом по голове".

Проанализировав предложенные учеными определения угрозы, В.И. Симонов отмечает, что она, "по-видимому, по-разному определяется и в юридической литературе. Симонов В.И. Уголовно-правовая характеристика физического насилия: Дис. ... канд. юрид. наук. Свердловск, 1972. С. 73. Так, угроза понимается как: принуждение, стращание, запугивание, возбуждение у человека чувства тревоги, психическое воздействие, вид психического насилия, угроза применения физической силы". Сам же он отождествил угрозу применения физического насилия с психическим насилием и определил данный уголовно-правовой феномен как "противоправное воздействие, направленное на психику другого лица, с целью подавления его сопротивления или подчинения его воли воле виновного, путем запугивания применением физической силы".

Характеризуя угрозу, В.А. Владимиров называет такие ее признаки. Владимиров В.А. Квалификация похищений личного имущества. М., 1974. С. 72 - 74. Во-первых, по своему содержанию она представляет угрозу применения физического насилия, опасного для жизни или здоровья потерпевшего, причинения какого-либо иного вреда; во-вторых, угроза должна быть реальной, то есть содержать в себе, с точки зрения потерпевшего, действительную опасность немедленного применения насилия; в-третьих, угроза должна быть наличной, то есть создавать опасность немедленного применения насилия, если требования не будут удовлетворены.

Я.М. Яковлев предъявляет следующие требования к угрозе: она по своему характеру должна являться противоправной; по содержанию - серьезной, то есть она угрожает жизни, здоровью потерпевшего или близких ему лиц либо другим важным личным или имущественным интересам; по внешнему проявлению выражается достаточно интенсивно с тем, чтобы не оставалось сомнений, что угрожающий намерен ее осуществить; по возможности своего осуществления угроза должна быть реальной в том смысле, что лицо, к которому она обращена, должно быть убеждено в том, что таковая будет осуществлена. Яковлев Я.М. Расследование убийств. - Сталинбад. , 1960. - 272 с.

Ряд исследователей выделяют две группы признаков угрозы: общие, характеризующие ее общественную опасность и противоправность, и особенные (необходимые). К общим признакам угрозы применения насилия они относят:

1) факт запугивания потерпевшего применением физического насилия;

2) действительность угрозы применения насилия.

В число особенных признаков включаются:

1) реальная осуществимость такой угрозы;

2) момент предполагаемого осуществления угрозы (немедленно или в будущем);

3) интенсивность угрозы.

Достоинством такого подхода является попытка разграничить признаки собственно угрозы и угрозы применением физического насилия. Однако общие признаки выделены несколько непоследовательно; кроме того, факультативный признак момента осуществления угрозы не влияет на квалификацию деяния как угрозы применения насилия, изменяя лишь юридическую оценку такой угрозы. Бородин С. В. Преступления против жизни. - М. , 1999.- 356 с.

При анализе общих признаков угрозы заслуживает пристального внимания позиция В.П. Петрунева, который полагает, что понятие угрозы включает в себя три элемента: 1) опасность осуществления преступления; 2) сообщение о ней; 3) вредные последствия, причем обязательным элементом для любой угрозы является лишь сообщение об опасности. Петрунев В.П.Борьба с уголовно наказуемыми угрозами убийством. - Москва. , 1975. - 90 с.Действительно, принуждаемое лицо может не поверить принудителю, что его угроза реальна, либо поверить, но фактической опасности при этом не было. Поэтому мы полагаем, что при решении вопроса об уголовно-правовом содержании угрозы нужно следовать именно предложенной им структуре. Впрочем, категорию "опасность осуществления преступления" В.П. Петрунев подразделяет на объективную и субъективную опасность, находя последнюю тогда, когда преступник не имеет реальной возможности осуществить угрожаемое преступление, хотя и замышляет его. В такой трактовке субъективной опасности мы не видим пользы для уголовно-правовой науки; точнее, на наш взгляд, толковать субъективную опасность обычным образом - как веру принуждаемого в реальность угрозы. Большее значение имеют категории абстрактной и конкретной опасности, предложенные Н.И. Гореликом, но здесь следует поддержать предложение В.П. Петрунева о дополнении классификации понятием реальной опасности.

Сообщение об опасности и вредные последствия заслуживают более пристального внимания. Отметим пока, что трактовка вредных последствий как "последствий, которые могут быть причинены правоохраняемому объекту (общественным отношениям и самому потерпевшему)" , не отвечает факультативному статусу этого элемента в структуре угрозы. В самом деле, когда последствия лишь могут быть причинены, они всегда входят в содержание угрозы, поскольку информация о них сообщается потерпевшему. Факультативными же последствия могут быть (и являются) лишь тогда, когда понимаются как реальное наступление обещанного вреда. Вред может наступить или не наступить, и поэтому он хотя и превращает этот элемент угрозы в чрезмерно протяженный во времени, но лишает его качества обязательности.

Важнейшей характеристикой угрозы является ее интенсивность. Интенсивность угрозы в целом слагается из четырех моментов. Во-первых, это характер угрожаемых действий. Во-вторых, субъективное восприятие потерпевшим вероятности приведения угрозы в исполнение. В-третьих, субъективное восприятие угрозы самим угрожающим (верит ли он, что может привести угрозу в исполнение). Наконец, это объективная опасность (реальность) угрозы.

Очевидно, что не все эти аспекты в равной мере влияют на уголовно-правовую оценку угрозы при принуждении. Доминирующими являются первые два момента. Сравнительно легко установить характер угрожаемых действий. На практике затруднения встречаются при известной неконкретизированности последствий, но их можно установить исходя из личности угрожающего, обстановки преступления, характера требуемых действий и т.п. Если конкретизация определенной степени насилия (вреда здоровью) не может быть установлена и четко не предполагалась потерпевшим и угрожавшим, то следует согласиться с мнением Л.Д. Гаухмана, что ее нужно рассматривать как угрозу насилием, не опасным для жизни или здоровья лица. Гаухман Л.Д. Квалификация преступлений: закон, теория, практика. - Москва. , 2001. - 315 с.

Сложнее ситуация с субъективным восприятием угрозы. Нельзя отождествлять его с реальностью угрозы, которая является самостоятельным понятием. О критериях установления реальности угрозы немало написано в литературе, особенно применительно к составу угрозы убийством (ст. 119 УК). Субъективное восприятие должно устанавливаться с учетом показаний самого потерпевшего, угрожавшего лица, свидетелей, путем установления иных обстоятельств высказывания угрозы, содержания преступного требования, предшествовавших отношений потерпевшего и угрожавшего лица. Если объективно нет возможности проверить показания потерпевшего о реальности воспринятой им угрозы, то сомнения должны толковаться в его пользу в соответствии с принципом субъективного вменения.

Угроза является предметом исследования и в гражданском праве, будучи негативным условием свободы волеизъявления в договоре, однако содержание ее заметно отличается от угрозы как уголовно-правовой категории. Так, согласно гражданскому праву США угроза состоит в запугивании лица, выступающего стороной в договоре, или его ближайших родственников лишением свободы, причинением вреда здоровью или имуществу, нанесением ущерба репутации. Для признания порока воли стороны по договору допустимо, чтобы контрагент угрожал ему воспользоваться своими законными правами.

Исходя из диспозиции ст. 110 УК в понятие уголовно наказуемого психического насилия можно включать и оскорбление, и систематическое унижение человеческого достоинства, и жестокое обращение. Так, Т.В. Кондрашова предлагает считать оскорбление психическим насилием. Уголовно-правовое понимание оскорбления как унижения чести и достоинства другого лица, выраженного в неприличной форме (ч. 1 ст. 130 УК), допускает такую возможность. Впрочем, это возможно лишь тогда, когда оскорбление не просто однократно было направлено на грубое высказывание своего мнения, но было частью системы поведения по лишению другого лица психического спокойствия, нарушению его эмоционального равновесия.

Для квалификации же действия как принуждения названные способы могут иметь значение лишь в случаях, когда психика лица неустойчива и соответствующее поведение принудителя опасно для нее. Иначе говоря, если по ст. 110 УК преступник желает или допускает возможность самоубийства потерпевшего, то при принуждении аналогичные действия могут быть совершены для того, чтобы заставить его совершить преступление.

Большой интерес представляет вопрос о включении в состав критериев состояния психического принуждения гипноза и иных подобных случаев использования психических и физиологических особенностей организма человека для принуждения его совершить деяние, лишь внешне кажущееся результатом сознательной деятельности человека и его добровольного волеизъявления, а на самом деле представляющее собой итог манипуляции. Согласно исследованиям, гипнозу подвержены в разной степени все люди, причем психически здоровые зачастую даже лучше, чем больные. По мнению некоторых ученых, неподверженность гипнозу даже является патологией, своеобразной психической болезнью.

Адекватных психологических обоснований феномену гипноза пока не дано. В целом гипнозом можно считать любую манипулятивную технику, основанную на использовании скрытых механизмов психики человека и ставящую целью навязать ему определенную модель поведения в обход обычных механизмов оценки ситуации и принятия решения. Например, поэтому правомерно относить к гипнозу в данном понимании термина нейролингвистическое программирование (НЛП). В уголовно-правовой литературе предлагаются и другие определения гипноза, например: "Общественно опасное, противоправное, умышленное информационное воздействие, осуществляемое виновным на психику лица посредством жестов, слов, аудиозаписи, телевидения, Интернет для склонения последнего к совершению преступления либо приведения его в "измененное состояние сознания" с целью беспрепятственного совершения виновным деяний, запрещенных уголовным законом".

Принципиальное отличие гипноза и ему подобных техник от обычных процессов убеждения и принуждения заключается во внешнем безоговорочном согласии лица с навязываемым суждением без предварительной критической его оценки и готовности гипнотизируемого действовать в соответствии с этим убеждением, несмотря на собственные интересы. Правда, в психологической литературе возможность совершения преступления под влиянием гипноза активно оспаривается. Однако в той же самой книге подробно описывается, как в ходе сеанса гипноза гипнотизер активно влиял на мотивацию лица, при этом субъект передавал функцию ответственности "охотно и с удовольствием", проявлял к словам гипнолога повышенное доверие.

Гипнотическое внушение может вызвать любое произвольное движение, даже такое, на которое субъект не способен в обычном состоянии, различные иллюзии и т.д.

Л.П. Гримак приводит ряд убедительных примеров применения гипноза в преступных целях и воспроизведения соответствующих ситуаций при проведении экспериментов. Гримак Л.П. Гипноз и преступность. - М, 1997. - 304 с. Так, он рассказывает о программировании пациента на лжесвидетельство, убийство, причинение вреда здоровью. Там же приводится случай так называемого зомбирования, когда лицо могло пребывать на четырех разных уровнях сознания, о наличии которых не подозревало, но один из них по команде извне мог быть актуализирован в зависимости от складывающихся обстоятельств, причем в соответствии с каждым уровнем сознания менялись манеры поведения арестованного, особенности его личности, пульс, частота дыхания, потовыделение, а энграммы его собственной жизни были прочно заблокированы. Экспериментально было доказано, что цель поведения данного лица - убийство филиппинского президента Маркеса. В России гипноз применялся, например, членами известной секты "Белое братство", путем монтирования сеанса гипносуггестии в одно из "звуковых писем", которые давали прослушать вербуемым. В судебной практике дела об использовании НЛП, во-первых, пока крайне редки, во-вторых, всегда связаны лишь с мошенничеством, когда потерпевшие вкладывают свои деньги в сомнительные финансовые операции.

Н.С. Таганцев, рассматривая проблему уголовной ответственности загипнотизированного, совершенно справедливо отмечал, что наличие у данного лица возможности противодействия, борьбы и неподчинения внушениям, если они идут вразрез с его личной нравственностью, "не изменит условий уголовной вменяемости и ответственности загипнотизированного, так как вопрос идет не о том, согласно или не согласно учиненное с характером или убеждениями данного субъекта, а лишь о том, подлежит ли он ответственности за учиненное. Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Часть Общая Т.1. - Тула. , 2001. - 798 с. Пока карательная деятельность государства имеет своим объектом не преступность, не преступные идеи, склонности, пожелания, а виновные деяния, указываемое соотношение не может иметь решающего значения".

В дореволюционной уголовной практике было громкое дело о совершении некоей Марией Румянцевой покушения на убийство своего отца. Румянцева, болезненная, истерическая девушка, утверждала, что подсыпала яд, будучи загипнотизированной своим массажистом и сожителем Хрисановым. По заключению ряда независимых экспертов, в числе которых был академик В.М. Бехтерев, совершение преступления именно под влиянием гипнотического воздействия хотя и нельзя было доказать безусловно, но нельзя было и исключить. В настоящее время при установлении использования методов гипноза, в том числе НЛП, производится судебно-психологическая экспертиза.

В качестве основания для не наступления уголовной ответственности Н.С. Таганцев указывал то, что "подобные деяния должны быть рассматриваемы как учиненные во временном потемнении психической деятельности, во временно бессознательном состоянии и, следовательно, должны быть признаваемы невменяемыми". В настоящее время уголовное законодательство и медицина не позволяют назвать гипнотическое состояние особой разновидностью психической болезни, влекущей признание лица невменяемым, поскольку медицинский критерий невменяемости (ч. 1 ст. 21 УК) специально это не оговаривает. В то же время, поскольку деятельность загипнотизированного, безусловно, была активно опосредована его психикой, поскольку у него была формальная способность к сопротивлению, нельзя говорить и о наличии непреодолимой силы. Поэтому действия, совершенные под влиянием гипноза, следует квалифицировать по ст. 40 УК как совершенные в результате психического принуждения. В периодической печати приводились данные об учете следствием гипнотического воздействия на лицо. Например, в 2002 г. две цыганки убедили работницу кассы Челябинского банка, что она получит исцеление, если, пройдя по двум улицам города, произнесет специальное заклинание. За это они попросили отдать всю имеющуюся наличность из кассы. Следствие установило, что, когда кассир отдала деньги в сумме 1000 евро и пошла на улицу, она находилась под влиянием гипноза .

В зависимости от интенсивности гипнотического воздействия, соответствия преступного требования желаниям самого загипнотизированного можно говорить о преодолимом или непреодолимом принуждении. Однако гипноз не сможет исключить ответственность загипнотизированного в случае, когда он явился не средством принуждения к совершению преступления, а лишь склонил к преступлению лицо, и без того желавшее его совершить. Очевидно, выработка более подробных критериев самостоятельности преступных действий лица в состоянии гипноза должна быть произведена с участием специалистов-медиков.

По характеру воздействия приближается к гипнозу ситуация религиозного экстаза и вообще использования религиозного авторитета. Учитывая применяемые способы закрепощения (жертвоприношения, в том числе человеческие, осквернение символов христианства, приучение к употреблению наркотиков, требование передачи имущества на имя религиозного лидера, шантаж и др.), становится понятной высокая латентность совершаемых членами этих сект преступлений. Следует отметить, что религиозные экстатические состояния широко используются в отдельных сектах и вероисповеданиях. В той или иной форме их можно обнаружить в деятельности пятидесятников, суфиев, шаманов, вудуистов, сатанистов и проч. Вместе с тем к оценке данной ситуации следует подходить дифференцированно. Использование религиозного, равно как и любого другого авторитета, само по себе не может считаться достаточным психическим насилием.

В свою очередь, религиозный экстаз, несомненно, оказывает влияние на психику, особенно на эмоциональную сферу. По нашему мнению, при совершении в таком состоянии общественно опасного деяния должна быть назначена психолого-психиатрическая экспертиза. Она позволит выяснить, способно ли было лицо понимать фактический характер и значение своих действий и руководить ими. Иными словами, использование религиозного экстатического состояния может через понятие временного психического расстройства повлечь признание невменяемости.

Однако нельзя не учитывать, что лицо само привело себя в такое состояние. Как и при гипнозе, если умысел виновного был направлен на то, чтобы состояние религиозного экстаза облегчило совершение преступления, оно не влияет на квалификацию содеянного и не устраняет преступность деяния.

Помимо гипноза, к психическому насилию предложено относить и принудительную инъекцию наркотических средств или психотропных веществ, считая в этом случае состояние психического принуждения непреодолимым. В то же время инъекция одурманивающих, психотропных веществ или наркотических средств традиционно рассматривается в отечественной науке как разновидность физического насилия. Нам представляется, что при рассмотрении данного вопроса надо отграничивать два различных аспекта проблемы: собственно характер действий лица, которому ввели инъекцию, и предшествовавшие этому события.

Действия лица, находящегося под воздействием наркотических средств или психотропных веществ, можно признавать непреодолимым принуждением, если соответствующие вещества, по данным медицины, действительно лишили его способности руководить своими действиями. Так, например, известный синтетический наркотик ЛСД-25 может вызывать психотическое ощущение, которое характеризуется сильным чувством страха, близким к панике, параноидальным искажением представлений о размерах собственного тела, токсическим шоком, невозможностью абстрактного мышления, угрызениями совести, депрессией, чувством социальной изоляции и нарушениями в области физиологии . Очевидно, такая клиническая картина с учетом нарушения функций мышления создает почти идеальные условия для использования лица в качестве инструмента для совершения преступления. С другой стороны, когда лицо сохраняло некоторую возможность руководить своими действиями, принуждение является преодолимым.

Однако нам необходимо учитывать и деятельность лица перед инъекцией. Так, нельзя говорить о наличии непреодолимости психического принуждения, если для ее введения к лицу перед инъекцией применялось физическое насилие. В этом случае следует говорить о физическом принуждении (с учетом реального действия наркотика - как преодолимом, так и непреодолимом). Если к лицу было применено психическое насилие, чтобы заставить его сделать себе инъекцию, то следует выяснить, понимало ли оно характер действия вещества.

Можно провести такую аналогию. В дореволюционном законодательстве состояние опьянения исключало вменяемость причинителя вреда. Однако добровольное приведение себя в состояние опьянения специально с целью совершить преступление (при прямом или косвенном умысле) или если лицо могло или должно было предвидеть возможность совершения преступления (при неосторожности) не освобождало от ответственности независимо от способа приведения себя в состояние опьянения (самостоятельно, с помощью других и т.д.) .

Совершенно иной будет ситуация, если лицо добровольно довело себя до состояния наркотического опьянения, а преступник воспользовался этим, либо лицо было приведено в такое состояние путем обмана. В этом случае, полагаем, оценивать степень самостоятельности в принятии решения совершить преступление нужно по двум критериям: насколько принуждаемый был способен сопротивляться преступному влиянию после инъекции и, при отрицательном ответе, желал ли он совершить преступление до приема наркотика. При отрицательном ответе и на второй вопрос преступность деяний должна исключаться. Если лицо не предполагало, не должно было и не могло предполагать, что его используют для совершения преступления, то его деятельность после инъекции должна быть расценена как совершенная в состоянии непреодолимого психического принуждения. В противном же случае наркотик лишь укрепил собственную волю лица на совершение преступления - типичный случай подстрекательства.

В другом ключе анализирует эту проблему Л.В. Сердюк. Оспаривая мнение Л.Д. Гаухмана о том, что применение одурманивающих веществ при совершении преступлений следует относить к физическому насилию, он акцентирует внимание на действии веществ. Так, если их применение приводит к физической травме или к смерти, то Л.В. Сердюк признает насилие физическим, а при нарушении только психической деятельности и малом влиянии на физическое и физиологическое состояние он находит психическое насилие. Сердюк Л.В.Психическое насилие как предмет уголовно-правовой оценки следователем.Учебное пособие. - Волгоград. , 1981. - 62 с. Сходной точки зрения придерживается В.И. Симонов, который полагает, что дача одурманивающих веществ должна рассматриваться не в качестве физического насилия, а оцениваться лишь по фактически наступившим последствиям .

С точки зрения медицинской психологии Л.В. Сердюк правильно описывает последствия введения одурманивающих веществ - возбуждение или торможение отдельных участков коры головного мозга, в результате чего человек либо теряет способность правильно реагировать на окружающее и руководить собой, либо попадает во власть неуправляемой эмоциональной реакции - стресса. Однако при применении физического насилия перед приемом вещества психические реакции явились прямым следствием такого насилия, хотя и опосредованным действием наркотика. Если же лицо приняло одурманивающее вещество без открытого насилия и сознавая его действие, то характер наступающих последствий становится неважным с учетом внешне свободного принятия наркотика.

Таким образом, не оспаривая полную или частичную невозможность лица контролировать свои действия после приема инъекции наркотических средств или психотропных веществ, мы утверждаем, что насилие и его оценка переносятся здесь на более раннюю стадию, когда у лица сохранялась способность относительно свободно принимать решение.

Помимо названных, Л.В. Сердюк в качестве формы психического насилия наряду с гипнозом выделяет электронную стимуляцию мозга. Хотя опыты такого рода у нас в стране проводились, однако ввиду несовершенства методик и практической малоосуществимости в современных условиях трудно говорить о признании электростимуляции способом принуждения иначе как в теоретическом аспекте.

Применительно к анализу психического насилия в контексте ст. 40 УК неоднозначен вопрос об угрозе самоубийством или причинением вреда своему здоровью. Р.А. Левертова называет угрозу самоубийством или причинением себе телесных повреждений психическим насилием применительно к составу хулиганства. В зарубежном законодательстве также отмечается исключительность ситуации при такой угрозе. Так, согласно п. 4 § 35.10 УК штата Нью-Йорк лицо, разумно полагающее, что другое лицо вот-вот совершит самоубийство или причинит себе тяжкий телесный вред, может применять к такому лицу физическую силу в такой степени, в какой, как оно разумно полагает, это необходимо для предотвращения совершения этих действий. В этой норме подчеркивается опасность ситуации, следовательно, вербализация противоправного требования, подкрепленного такой угрозой, может служить основанием возникновения состояния принуждения.

Безусловно, реализация угрозы суицида причиняет вред правоохраняемым интересам, поскольку государство заинтересовано в сохранении здоровых граждан и их социализации, пусть даже и против воли лица, полагающего, что оно имеет право свободно распоряжаться своей жизнью и здоровьем. По нашему мнению, такая ситуация не порождает состояния принуждения, а порождает право на крайнюю необходимость. Если есть наличная опасность совершения таких действий, то совершение преступления для предотвращения суицида будет вполне обоснованным.

Несмотря на выявленные существенные отличия, очевидно, что любое принуждение, в том числе физическое, содержит в себе элементы психического. В самом деле, специфика принуждения состоит в том, что кроме действий, составляющих его сущность, виновный одновременно предъявляет к лицу противоправное требование.

Физическое воздействие на организм человека влияет и на его психику, понижая сопротивляемость чужеродным мотивам. Как указывает О.В. Старков, совершая физическое насилие над человеком, ему причиняют и душевную травму. Старков О.В. Уголовно-правовой и криминологический анализ. -СПб. , 2001. - 459 с. Даже при отсутствии явно выраженного физического компонента при психическом насилии (например, при оскорблении, клевете, угрозе и т.п.) в организме человека происходят определенные, пусть незначительные, соматические (телесные) изменения .

С другой стороны, и психические процессы также имеют физиологическую основу. Например, при стрессе (в русскоязычной литературе его еще называют экстремальным состоянием), который является ответом организма на любое чрезмерное или необычное внешнее воздействие, первичная мобилизация проявляется в повышенном выделении азота, фосфатов, калия; увеличивается печень или селезенка и т.д.. Физиологическим критерием экстремального состояния является нарушение адекватности физиологических, психологических и поведенческих реакций человека . Учеными проводились эксперименты, в ходе которых испытуемым вживлялись в головной мозг электроды, после чего посылалось электрическое раздражение в различные подкорковые образования. В итоге у этих лиц возникали артифициальные (искусственно вызванные) психические состояния, сходные с обычными. Данные состояния оказывались переходными на пути от одного устойчивого функционального состояния мозга к другому. Артифициальные психические состояния наблюдались кратковременные и продолжительные (до суток и более), в зависимости от длительности воздействия на лицо. В ряде случаев эмоциональное состояние лиц достигало аффекта; однако, что не менее важно, выделялись и такие состояния, как немотивированный беспричинный страх, "испуг" (предметно отнесенный страх), растерянность. Все эти данные убеждают нас в том, что любое внешнее нарушение состояния покоя организма, будь оно физическим или только психическим, сходным образом влияет на деятельность головного мозга и, как следствие, на способность людей руководить своими действиями. Наступление стрессовой фазы истощения неизбежно отрицательно влияет как на психику, так и на физику организма. Иногда психическое воздействие может вызывать даже органический вред (т.е. вред здоровью человека). О допустимости признания состояния принуждения в крайних случаях, при чрезмерном воздействии, говорит и вывод исследователей, что вызываемые ими в ходе экспериментов беспредметные и безотчетные переживания страха или радости являются эквивалентом эмоциональных психических автоматизмов .

Отмеченная тесная взаимосвязь физического и психического в организме человека не позволяет нам согласиться с высказанным в литературе мнением, что "совершение преступного деяния под влиянием психического принуждения (угроз), хотя бы и подкрепленного физическим насилием, по общему правилу влечет за собой уголовную ответственность".

Как было показано выше, в структуре любого принуждения есть психическая составляющая. При физическом принуждении требование, даже если в нем это открыто не выражено, будет содержать в себе явную или скрытую угрозу продолжения насилия; в последнем случае принимается во внимание характер и продолжительность насилия, обстановка его применения. О психическом принуждении допустимо говорить лишь тогда, когда физическое насилие было сравнительно малозначительным.