Преступления коммунистических режимов

И сразу же он резко упрекает своих товарищей: «Как быть с прошлыми расстрелами и арестами? <... > Ведь мы уже знаем, что люди, подвергавшиеся репрессиям, были невиновны и не являлись врагами народа. Это -- честные люди, преданные партии, революции, ленинскому делу строительства социализма в СССР. <... > Невозможно скрыть. Люди будут выходить из тюрем, приезжать к родным, расскажут родственникам, друзьям, товарищам, как всё было.

<... > Именно на <... > съезде мы должны чистосердечно рассказать всю правду о жизни и деятельности нашей партии <... > Когда от бывших заключенных партия узнает правду, нам скажут: позвольте, как же это так? Состоялся XX съезд, и там нам ни о чем не рассказали? И мы ничего не сумеем ответить. Сказать, что мы ничего не знали, будет ложь. <... > Даже у людей, которые совершили преступления, раз в жизни наступает такой момент, когда они могут сознаться, и это принесет им если не оправдание, то снисхождение».

Некоторые из этих людей, непосредственно принимавших участие в преступлениях Сталина и своим продвижением по карьерной лестнице обязанных уничтожению предшественников на высоких постах, выражали в какой-то степени сожаление -- сожаление, конечно, деланное, небескорыстное, сожаление политиканов, но все же сожаление. Однако это вовсе не значило, что кто-то из них пытался остановить убийства. У Хрущева хватило на это решимости, хотя в том же 1956 году он не колеблясь двинул советские танки на восставший Будапешт.

В 1961 году на XXII съезде КПСС Хрущев говорил уже не только о жертвах среди коммунистов; он напомнил обо всех жертвах Сталина и даже предложил воздвигнуть им памятник в Москве. Это был явный подступ к черте, за которой пришлось бы затронуть сам принцип режима: монополию партии на абсолютную власть. Памятник никогда не был поставлен. В 1962 году первый секретарь разрешил публикацию «Одного дня Ивана Денисовича» Александра Солженицына, и не прошло двух лет, как 14 октября 1964 года Хрущев был насильственно смещен со всех своих постов. За этим, однако, не последовало его ликвидации, он тихо умер своей смертью в 1971 году.

Все аналитики признают решающее значение «тайного доклада», резко перечеркнувшего траекторию полета коммунизма XX века. Франсуа Фюре, порвавший в 1954 году с Французской коммунистической партией, писал в связи с этим: «Итак, тайный доклад февраля 1956 года сразу же, как только он стал известен на Западе, решительно изменил статус коммунистической идеи во всем мире. Изобличающий преступления Сталина голос донесся не с Запада, он прозвучал из Москвы, из ее святая святых, из Кремля. Он принадлежал не коммунисту-отступнику, но первому коммунисту мира, главе Коммунистической партии Советского Союза. Вместо того, чтобы вызывать подозрения в предательстве, что происходило с прежними выступлениями экс-коммунистов, он был подтвержден всем авторитетом, каким наделяла партия своего вождя. <... > Могучая власть тайного доклада над умами подтверждается тем, что не нашлось никого, кто осмелился бы его опровергать».

Этот факт тем более парадоксален, что с самого начала многие современники предостерегали большевиков против подобных действий. С 1917--1918 годов внутри социалистического движения противостояли друг другу поверившие в «свет с Востока» и беспощадные критики большевиков. Особенно споры касались методов Ленина: насилия, преступлений, террора. Несмотря на то, что в 20--50-е годы темная сторона большевистского эксперимента разоблачалась множеством свидетелей, жертв и специалистов по изучению режима в бесчисленных статьях и книгах, нужно было дожидаться, пока сами стоящие у власти коммунисты не признают, пусть осторожно и в ограниченных масштабах, эту реальность, чтобы в общественном мнении все шире и шире начало проявляться сознание истинности произошедшей драмы. Признание коммунистов было половинчатым, поскольку касалось только пострадавших товарищей по партии, но все-таки это было признание. Оно снимало обвинение в клевете с прежних свидетельств и явилось первым подтверждением того, что каждый подозревал уже давно: коммунизм стал причиной многих трагедий России.

Руководители «братских партий» не торопились вступать на путь разоблачений. От первооткрывателя Хрущева они сильно отстали: надо было ждать годы, чтобы Коммунистическая партия Китая отделила в политике Мао на «великие заслуги» -- до 1957 года --от «великих ошибок» последующих лет. Вьетнамцы увильнули от решения этого вопроса, осудив лишь геноцид, учиненный Пол Потом. Что же касается Кастро, тот вообще отрицал, что под его руководством совершались какие-либо насилия.

До того момента разоблачение коммунистических преступлений было делом либо врагов коммунизма, либо троцкистских или анархистских диссидентов; они не давали особенного эффекта. Желание изобличить преступников было так же сильно у тех, кто спасся от коммунистических убийц, как и у тех, кто вырвался из лап нацистов. Но их слушали плохо или не слушали вовсе. Особенно это относится к Франции, где советский концентрационный опыт затронул непосредственно очень узкий круг людей, таких, например, как насильственно мобилизованные в германскую армию жители Эльзаса и Лотарингии. Показания свидетелей, труды независимых комиссий, созданных по инициативе отдельных личностей (как, например, упоминавшаяся выше комиссия Давида Руссе или Комиссия по раскрытию правды о сталинском режиме), тут же перекрывались барабанным боем коммунистических пропагандистов, сопровождаемым трусливым или равнодушным молчанием. Это молчание, следовавшее за краткими вспышками интереса после появления таких неопровержимых свидетельств, как «Архипелаг ГУЛА» Александра Солженицына, или «Колымские рассказы» Варлама Шаламова, или «Смертоносная утопи»я Пин Ятхая, демонстрирует закоснелость западного общества перед лицом коммунистического феномена. До настоящего времени оно не хотело признавать, что коммунистическая система имеет, по сути, криминальный характер. Своим отказом оно способствовало распространению лжи, в том смысле, как это понимал Ницше: «Отказаться видеть то, что видишь, отказаться видеть что-то так, как оно есть».

Какие же мотивы могут сейчас побудить нас к реанимации исследований в этой области, столь трагической, столь мрачной, столь чреватой полемикой? Сегодня архивы не только подтверждают отдельные свидетельства, но и позволяют идти гораздо дальше. Тайники карательных органов бывшего Советского Союза, бывших стран народной демократии Камбоджи проливают свет на ужасающую реальность: массовый и систематический характер террора, который в огромном большинстве случаев смыкался с преступлениями против человечности. Настал час подойти научно -- с документированными неопровержимыми фактами, освободившись от всяких политико-идеологических нагрузок, -- к решению периодически возникающего перед всеми наблюдателями вопроса: какое место занимают преступления в коммунистической системе?

Никакая тема не может быть табуирована для историка, никакие соображения -- политические, идеологические или личные -- не должны помешать познанию, извлечению из-под спуда и истолкованию фактов, особенно когда факты долго и умышленно утаивались в секретных архивах и в глубинах угнетенного сознания. Ибо история коммунистического террора составляет важнейшую сторону европейской истории XX века, одну из граней огромной историографической проблемы тоталитаризма. У этой проблемы есть не только гитлеровская, но и ленинско-сталинская версия, и нельзя удовлетвориться слепой на один глаз историей, игнорирующей коммунистическую сторону проблемы. Не более пригодна и позиция, в которой история коммунизма замыкается в национальных, социальных и культурных рамках. Тем более что феномен тоталитаризма не ограничен Европой и советским экспериментом. Равным образом он имел отношение и к маосистскому Китаю, и к Северной Корее, и к Камбодже Пол Пота. Каждый национальный коммунистический режим был связан своего рода пуповиной с советским материнским организмом и по-своему способствовал развитию этого мирового движения.

Еще один наш долг -- долг памяти. Существует нравственная обязанность чтить память мертвых, тем более если эти мертвые -- невинные и безымянные жертвы молота абсолютной власти, стремившейся стереть даже воспоминание о них. После падения Берлинской стены, после краха центра коммунистического могущества в Москве Европа, родина трагического эксперимента, встала на путь восстановления общей памяти.

Необходимость исполнения этого двойного долга перед историей и памятью обусловлена разными факторами. В одних случаях он касается стран, где коммунизм никогда не давил ни на общество, ни на государство, -- таких как Великобритания, Австралия, Бельгия и т. д. В других -- речь идет о странах, где коммунизм, даже не будучи у власти, обладал возможностями тревожащими (Соединенные Штаты после 1946 года) или угрожающими (Франция, Италия, Испания, Греция, Португалия). В тех странах, где коммунизм только что утратил власть, принадлежавшую ему на протяжении десятилетий, -- в России, в странах Восточной Европы -- обязательность отдания этого долга очевидна. И, наконец, он мерцает слабым огоньком во мраке тех стран, где коммунисты еще стоят у власти, -- Северная Корея, Куба.

Поэтому позиция наших современников разнится в свете истории и памяти. В первых двух случаях это относительно простое положение узнающих и размышляющих. В третьем случае они сталкиваются с необходимостью национального примирения, независимо от того, подвергаются палачи наказанию или нет. В этом отношении объединенная Германия являет удивительный, граничащий с чудом пример, тем более впечатляющий на фоне развала Югославии.

Но в бывшей Чехословакии (превратившейся в Чехию и Словакию), Польше, Камбодже еще очень свежа память о страданиях времен коммунизма. Некоторая степень амнезии, стихийной или предписанной официально, кажется здесь необходимой для того, чтобы залечить моральные, психические, эмоциональные раны, нанесенные всем и каждому полувековым, или около того, господством коммунизма. Там же, где коммунизм все еще у власти, палачи и их наследники либо придерживаются тактики систематического запирательства, как в Китае или на Кубе, либо не стесняются открыто отстаивать террор как метод управления -- примером здесь служит Северная Корея.

Этот долг перед историей и перед памятью, несомненно, относится к категориям моральным.



Польша, «нация -- враг»

Поляки являются одним из народов, в наибольшей степени подвергшихся репрессиям со стороны советских властей, хотя общеизвестно, что организатором аппарата советского террора был поляк Феликс Дзержинский, и в руководящем составе «органов» -- будь то ВЧК, ОГПУ или НКВД -- насчитывалось немало его соотечественников. Истоки столь странной «привилегии» для представителей «враждебной нации» сложны и неоднозначны. Как представляется, кроме обычных механизмов функционирования советской репрессивной системы определенную роль здесь сыграла и традиционная вражда между двумя странами. Недоверие советских руководителей к Польше и полякам, в частности особенно подозрительное отношение Сталина к этой стране, сложилось на основе многовековых исторических конфликтов. В период между 1772 и 1795 годами Польша пережила три раздела, в ходе которых царской империи всякий раз доставалась львиная доля польской территории. Два национально-освободительных восстания поляков против российских угнетателей -- 1830 и 1863 годов -- были жестоко подавлены. С этого времени носителями идей патриотизма и борьбы против иноземных захватчиков -- и российских, и прусских -- становятся дворянство и католическое духовенство. Война 1914 года и почти одновременное падение трех империй -- Германской, Российской и Австро-Венгерской, угнетавших Польшу на протяжении более ста лет, -- стали важнейшей исторической вехой, обозначившей начало национального возрождения страны. Легионы добровольцев во главе с Юзефом Пилсудским, отстаивающие эту едва обретенную независимость, оказались, однако, явно неугодными большевикам, которые рассматривали Польшу как препятствие на пути экспортирования революции в Германию.

Летом 1920 года Ленин направил войска Красной Армии на Варшаву. Этот дерзкий маневр чуть было не увенчался успехом, но неожиданно бурный всплеск национального самосознания обеспечил полякам победу, и Советская Россия вынуждена была подписать мирный договор в 1921 году на весьма выгодных для Польши условиях. Сталин, проявивший в те далекие дни военный непрофессионализм, стоивший Красной Армии поражения, всегда помнил о пережитом бесчестье, за что и поплатились впоследствии подвергшие его критике Троцкий, руководивший тогда Красной Армией, и маршал Тухачевский (в то время командующий Западным фронтом). Так становится понятным особо предвзятое отношение советских лидеров, и особенно Сталина, к Польше, полякам и ко всем общественным силам, так или иначе способствовавшим восстановлению независимости: дворянству, армии и духовенству.

Поляков не спасало даже советское гражданство -- где бы они ни жили, им довелось пройти все стадии сталинского террора: шпиономанию, раскулачивание, борьбу против религиозных и национальных меньшинств, Большой террор, «очистку» пограничных зон и тылов Красной Армии, многочисленные «усмирения» для передачи власти в руки польских коммунистов со всеми вытекающими последствиями: принудительными работами в трудовых лагерях, расправами над военнопленными, массовыми депортациями «социально опасных» элементов...

Восточная Европа - жертва коммунизма, или «импортный» террор

В центрально-европейском пространстве террор необходимо осмысливать в связи с войной -- высшим его выражением в первой половине XX века. Вторая мировая война, начавшаяся именно с этого региона, по беспощадности своей превзошла казавшиеся смелыми концепции генерала Людендорфа о «тотальной войне». По словам Мигеля Абенсура, в это время происходит «демократизация смерти», гибнут десятки миллионов человек, массовое уничтожение срастается с идеей войны. От нацистского варварства страдало в первую очередь гражданское население, наиболее показателен в этом смысле пример евреев. Об этом же красноречиво свидетельствуют цифры: в Польше потери среди военных составляли 320 000 убитых, в то время как потери среди гражданского населения достигали 5,5 миллионов; в Венгрии соответственно 140 000 и 300 000 человек; в Чехословакии потери среди гражданского населения составляли 80--90% от общего числа потерь...

Поражение Германии не положило конец грандиозному террору военных лет. В мирных условиях людям предстояли новые испытания -- «национальные чистки», принявшие особенно жестокий характер с появлением на этих землях Красной Армии. Комиссары госбезопасности, а также спецслужбы -- СМЕРШ и НКВД -- уполномочены были досконально разобраться и провести «чистки». В итоге из государств, воевавших против Советского Союза -- Венгрии, Румынии, Словакии, -- в советский ГУЛАГ были депортированы сотни тысяч человек (окончательные цифры еще предстоит уточнить).

Согласно новейшим венгерским и российским исследованиям, увидевшим свет после открытия архивов, были депортированы, по самым скромным подсчетам, сотни тысяч человек, солдат и штатских, начиная с тринадцатилетних детей и кончая восьмидесятилетними стариками: около 40 000 из Закарпатской Украины, принадлежавшей Чехословакии, затем оккупированной Венгрией после Мюнхенских соглашений 1938 года и фактически аннексированной Советским Союзом в 1944 году; из Венгрии, где общее число жителей составляет примерно девять миллионов, в те годы было депортировано более 600 000 человек (по сведениям советской статистики -- только 526 604 человека). Это число прибывших в лагеря, без учета тех, кто погиб в пути и в пересыльных лагерях в Румынии (лагеря Брашов, Тимишоара, Марамуреш), в Молдавии (Фошканы), в Бессарабии (Балта) или в Галиции (Самбор). Примерно 75% ссыльных перевозились транзитом через эти лагеря. Среди депортированных находились также евреи, зачисленные в трудовые батальоны венгерской армии. Две трети заключенных были размещены в трудовые лагеря, одна треть (штатские) в лагеря для интернированных, где смертность из-за эпидемий вдвое превышала обычные показатели. По современным оценкам, около 200 000 депортированных из Венгрии (включая также лиц, принадлежащих к немецкому меньшинству, русских, приехавших после 1920 года, французов и поляков, обосновавшихся в Венгрии) никогда оттуда не вернулись.

Частично «чистки» проходили при участии судов, «народных» и «чрезвычайных»; в конце войны и в первые послевоенные месяцы преобладало внесудебное преследование с применением насильственных методов: казней, убийств, пыток, взятия заложников, -- полная вседозволенность, забвение и несоблюдение законов и международных конвенций о военнопленных и гражданском населении. Болгария, где в ту пору проживало семь миллионов жителей, особенно отличилась в этой области. На следующий день после 9 сентября 1944 года, даты захвата власти Отечественным фронтом и вступления на болгарскую территорию Советской Армии, включились в работу народная милиция и государственная безопасность, находящиеся под контролем коммунистов; 6 октября был выпущен декрет, учреждающий «народные трибуналы». В марте 1945 года они уже вынесли 10 897 приговоров по 131 процессу и приговорили к смерти 2138 человек, среди которых фигурируют члены регентского совета, в том числе брат царя Бориса III, большинство членов парламентов и правительств за весь период после 1941 года, высшие военные чины, полицейские, судьи, промышленники, журналисты. Однако, по оценкам специалистов, именно «стихийная чистка» принесла наибольшее число жертв: от 30 000 до 40 000 человек. Это были, главным образом, местные видные деятели, мэры, учителя, священники, коммерсанты. Благодаря свидетелям, не побоявшимся раскрыть правду, после 1989 года были выявлены ранее не известные братские могилы. Следует отметить, что Болгария не воевала против Советского Союза и спасла большинство своих евреев от геноцида.

«Чистки», проходившие во многих странах при непосредственном участии сил Советской Армии, рождали в душах людей глубокий страх, поскольку жертвами становились не только те, кто оказывал активную поддержку нацистам или местным фашистам, но и множество ни в чем не повинных сторонников политики выжидания.

В документальном болгарском фильме, выпущенном в начале 90-х годов, после падения коммунистического режима, одна женщина рассказывает о событиях осени 1944 года: «После первого задержания отца на следующий день пополудни к нам домой пришел полицейский и передал моей матери повестку с требованием явиться в пять часов вечера в полицейский участок № 10. Мама оделась -- она была такая красивая, кроткая -- и ушла. Нас было трое малышей, мы ждали ее с нетерпением. Наконец она вернулась в половине второго ночи, белая как полотно, в смятой одежде, растерзанная. Войдя, она подошла к печке, открыла чугунную дверцу, разделась и сожгла всю одежду. Затем она приняла ванну и лишь после этого сжала нас в своих объятьях. Мы легли спать. На следующий день она попыталась покончить с собой, попытки эти повторялись три раза, позднее она еще два раза травилась. Она до сих пор жива, я ухаживаю за ней <...> у нее психическое заболевание. Мы так и не узнали, что тогда с ней сделали»?.

Под влиянием коммунистической пропаганды, превозносившей «Красную Армию -- освободительницу», в европейских государствах усиливался процесс «переметывания» людей из одного идеологического лагеря в другой, процветало доносительство. Как это нередко случается в переломные моменты истории, кризис общественных отношений сопровождался личностным душевным кризисом отдельных членов общества.

Орудием новой волны насилия призваны были стать коммунистические партии центрально-европейских стран. Их руководители и аппаратчики -- верные последователи большевистской теории, «обогащенной» опытом Советского Союза, возглавляемого Иосифом Сталиным. Цель у всех компартий была одной и той же: упрочить любыми средствами монопольную власть коммунистов и «руководящую роль партии» по советскому образцу сталинского покроя. Речь никоим образом не шла о каком бы то ни было распределении полномочий или разделении властей, политическом плюрализме или парламентской демократии, даже если парламентский режим формально поддерживался. Олицетворением доктрины в то время являлся Советский Союз, окруженный ореолом победителя нацистской Германии и ее союзников, он был главной революционной силой, всемирным вдохновителем. И местные коммунистические лидеры должны были не только согласовывать свои действия с Советами, но и безропотно подчиняться центру мирового коммунизма -- Москве и великому вождю -- Сталину.

Более всего монопольная власть коммунистов упрочилась в период освобождения в двух странах: в Югославии во главе с Иосипом Броз Тито и в Албании, где руководство КПА взял на себя Энвер Ходжа. В этих странах именно коммунисты оказались самой влиятельной силой, участвовавшей в сопротивлении нацистским и итальянским захватчикам, и, несмотря на давление извне, включая советское, они не согласились разделить власть с другими политическими силами, разве что ненадолго.

В истории не часто встречаются примеры, когда установлению новой власти предшествовало такое жестокое кровопролитие, как в Югославии (около миллиона жертв в стране с населением в пятнадцать с половиной миллионов жителей); наибольшее количество пострадавших -- среди гражданских лиц, в основном женщин, детей и стариков; многочисленные внутренние распри--гражданские, этнические, идеологические и религиозные -- принесли больше смертей, чем действенная и эффективная война союзников против оккупантов или даже карательные операции последних. Эта поистине братоубийственная война, доходящая порой до геноцида, привела к тому, что в буквальном смысле брат дрался против брата; в результате подобной «чистки» за период освобождения были уничтожены все внутриполитические соперники коммунистов и их вождя Тито. Подобного же рода «чистка» прошла и в соседней Албании, разумеется, не без помощи югославских коммунистов.

Почему он надел эту форму?

Не ставя под вопрос тот факт, что служить Гитлеру - не самое достойное дело, да и не выход из положения, давайте попробуем разобраться, почему многие балты вступили в Вермахт, несмотря на их старую нелюбовь к немцам и неодобрение фашизма?

14 июня 1940 года, для того, чтобы ускорить процесс сдачи Латвии Советскому Союзу в соотв. с Пактом Молотова-Рибентропа, советские войска атаковали пограничную латвийскую деревню Масленки. Шестеро граждан Латвии были убиты (в их числе женщина и ребенок), а сорок три других (пограничников и местных жителей) уведены в неизвестном направлении. После этого инцидента Президент Ульманис принял все советские требования, и 17 июня красная армия захватила страну.

Как только советы взяли под контроль всю территорию Латвии, в стране был произведен переворот. В результате законное правительство было заменено на марионеточную про-советскую администрацию. Так называемое «народное правительство» попросилось в состав СССР, и 5 августа 1940 года Латвия перестала существовать как суверенное государство. Она была включена в состав Советского Союза в качестве союзной республики.

С первого дня советской власти в Латвии был развязан жесточяйший террор против простых людей, у которых даже не было возможности сделать что-то плохое советской власти. Однако их это не спасло. Многие были арестованы, депортированы или убиты после изощренных пыток.

Многие латыши, которым посчастливилось избежать ареста или казни, ушли в леса, начав партизанскую войну против советских захватчиков. Они называли себя «лесными братьями». Но их было слишком мало по сравнению с советскими оккупационными войскамии частями НКВД.

Можно-ли удивляться, что многие латыши после всего этого приветствовали немцев как освободителей?

В считанные дни после нападения немцев на СССР сотни латышей и эстонцев добровольно вступили в подразделения «туземной полиции». Многие из этих людей потеряли родных и близких в результате советского террора и хотели мстить. Зимой 1941 г. Немцы начали посылать некоторые из этих полицейских подразделений на восточный фронт. После тяжелых боев, т.н. «латвийские легионы» были переданы в состав Вермахта, а в 1943 - переведены в систему Ваффен-СС. Позднее немцами были организованы новые латышские батальоны в составе Вермахта, а также два «Восточных Инженерных батальона» и 7 стройбатов. В январе-феврале 1944 г. немцы провели мобилизацию всех возрастов с 1904 по 1923 г.р. в шесть «Полков Пограничной Стражи» общей численностью до 18 000 чел. В марте 1944 г. немцами также создана отдельная латвийская эскадрилья «Группа Ночного Боя - 12», на вооружении которой состояли устаревшие самолеты. Нацисты использовали латвийских солдат в качестве пушечного мяса и бросали на самые опасные участки. В самом конце войны латвийские добровольцы нашли горький конец. Большинство оказалось в «Курляндском котле», ведя полу-партизанскую войну как против советских, так и против немецких войск и стараясь уплыть через море в Швецию (не зная, что шведы выдадут их советам). Другие отступили на Запад, чтобы сдаться англо-американцам, которые порой также выдавали их на расправу своим коммунистическим союзникам. Невероятно, но факт: в 1945-м советская власть обошлась с этими «предателями» намного мягче, чем невинными людьми в 1940-м. Их как правило не расстреливали, а направляли в лагеря, где некоторым удалось выжить.

Печальная эпопея латвийских легионеров показывают, как исторические перипетии загоняли людей в тупик, лишая возможности нормального выбора. Те немногие латыши, кому посчастливилось получить такую возможность, воевали на стороне Западных союзников, как напр. моряки Свободной латвийской флотилии, воевавшие за американцев под латвийским флагом.

История эстонских легионеров мало отличается от истории их латвийских товарищей по несчастью.

Китай - великий поход в ночь

Уничтожив вооруженного врага, подумаем о врагах скрытых, а они неизбежно поднимутся против нас не на жизнь, а на смерть: поэтому будьте бдительны. Не поставить вопрос ребром сегодня -- будет смертельной ошибкой завтра.

Мао Цзэдун

Тирания в коммунистическом Китае... Не была ли она копией опыта и методов работы «большого брата» -- СССР эпохи Сталина, портрет которого еще в начале 80-х годов красовался на самом видном месте в Пекине? И да, и нет. Нет, потому что, на первый взгляд, в Коммунистической партии Китая не было явных массовых и смертоносных «чисток», и политическая полиция была сдержанной, хотя на заднем плане всегда маячила тяжелая тень ее беспощадного шефа Кан Шэна, вышедшего из партизан Яньани в 40-х годах и бессменно оставшегося на этой должности до конца своих дней в 1975 году. Но решительно -- да, если иметь в виду, исключая период гражданской войны, все лежащие на совести режима случаи насильственной смерти китайских граждан. И хотя нет еще строгих статистических данных, но, по серьезным оценкам, выявляются от шести до десяти миллионов явных, прямых жертв, включая сотни тысяч тибетцев. Кроме того, десятки миллионов «контрреволюционеров» провели долгие годы в исправительно-трудовых лагерях, а двадцать миллионов там погибли. Еще раз да, если прибавить к ним двадцать миллионов (а по другим подсчетам -- сорок три миллиона), жертв периода 1959--1961 годов, который в этом смысле и в самом деле можно назвать «большим скачком», -- жертв голода, лежащего на совести одного-единственного человека, Мао Цзэдуна, с его бредовыми проектами, а позднее -- с его же преступным нежеланием признать свои ошибки и постараться сгладить губительные последствия голода. Наконец, если посмотреть на происходившее в Тибете -- разве это не геноцид? Здесь в результате китайской оккупации на пять--десять жителей приходилась одна жертва. Отнюдь не притворным было удивление Дэн Сяопина по поводу массового избиения на площади Тяньаньмынь в июне 1989 года, когда погибли около тысячи человек: «Разве это резня? Это мелочь по сравнению с тем, что видел Китай совсем недавно!» Честное признание, не правда ли? А что подразумевалось под «недавними» потерями -- прискорбные последствия ужасной гражданской войны (будто она не закончилась давным-давно, и с 1950 года не установился новый режим) или вообще продолжение зловещей истории государства: если не учитывать японскую оккупацию (при которой, впрочем, не было всеобщего голода), то придется переместиться в 80-е годы XIX века. Только там мы найдем убийства и голод, сравнимые по масштабу с теми, что видел недавно Китай. Но и тогда события не были столь планомерными, систематическими и всеобщими, как маоистские зверства. Этот период в истории Китая был исключительно трагическим.

Влияние Китая на возникшие после 1949 года азиатские коммунистические режимы несомненно. После публикации воспоминаний перебежавшего в Пекин вьетнамского партийного руководителя Хоанг Ван Хоана стало известно, что с 1950 года и до Женевских соглашений 1954 года китайские советники курировали вооруженные силы и администрацию Вьетминя, а тридцать тысяч пекинских солдат «на исключительно добровольной основе» поддерживали в 1965--1970 годах северо-вьетнамские силы в войне в Южном Вьетнаме. Победитель при Дьенбьенфу, генерал Во Нгуен Зяп, в 1964 году прямо признал китайскую помощь: «С 1950 года, после победы Китая, наша армия и наш народ смогли извлечь ценные уроки из действий Народно-освободительной армии Китая. Мы смогли воспитываться на военных идеях Мао Цзэдуна. И это стало важным фактором, определившим зрелость нашей армии, и способствовало нашим дальнейшим победам». Коммунистическая партия Вьетнама (КПВ), позднее переименованная в Партию трудящихся Вьетнама, в знак признательности Мао Цзэдуну вписала в свой Устав 1951 года следующие слова: «Партия трудящихся берет за основу идеи Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина и теоретическую мысль Мао Цзэдуна и будет опираться на них в ходе вьетнамской революции; они станут базой нашей революционной идеологии и путеводным маяком, указывающим направление нашей работы». «Линия масс» и их перевоспитание были поставлены в центр вьетнамской политической системы. Жестокие «чистки» в середине 50-х годов (чинь хуан) стали вьетнамским вариантом «реформы стиля работы» (шэн фен), состряпанной в Яньани. Что касается красных кхмеров в Камбодже (1975--1979 годы), то и они получили мощное вливание в виде китайской помощи и, «творчески» переработав миф о «большом скачке», добились «успехов», которых не удалось достичь и самому Мао. Китайский и другие коммунистические режимы Азии опирались на проверенные временем воинственные традиции (менее укоренившиеся в Северной Корее, хотя Ким Ир Сен и хвастался своими вымышленными подвигами времен антияпонской партизанской войны), плавно перешедшие в перманентную милитаризацию общества. Показательно, что в этих странах на армию были возложены политико-репрессивные задачи, тогда как в советской системе эту роль выполняла политическая полиция.

Преступления, террор и секретность в Северной Корее

Корейская Народно-Демократическая Республика (КНДР) была создана 9 сентября 1948 года на территории к северу от 38-й параллели. По договору, подписанному с американцами в августе 1945 года, СССР взял на себя обязательство осуществлять в этой зоне временное управление; в ведение Соединенных Штатов отошла Южная Корея, расположенная к югу от 38-й параллели.

Вскоре советские власти запретили доступ на север Кореи всем представителям международного сообщества, и Северная Корея быстро превратилась в самое закрытое коммунистическое государство мира.

В первые два года существования КНДР эта закрытость еще более усилилась.

25 июня 1950 года Северная Корея развязала войну, которая до сих пор официально не прекращена, так как отсутствует мирный договор, а действует лишь перемирие, подписанное 27 июля 1953 года с войсками ООН. Эта война, во время которой значительно расширился круг тем, подпадающих под понятие «государственная тайна», усугубила тяжесть пропагандистской лжи и дезинформации.

Однако к этому привела не только война, причиной также была замкнутость северокорейского коммунистического режима, мало зависящего от остального коммунистического мира (во время китайско-советского конфликта этот режим лавировал, не принимая надолго сторону ни одного из соперников), а также боязнь внешних влияний, способных «поколебать идеологическое единство народа и партии». Эта же боязнь была присуща албанским и камбоджийским коммунистам. Неудивительно, что Северная Корея заслужила прозвище «государство-отшельник». Эта замкнутость получила идеологическое оформление: так называемые идеи чучхе, проповедующие выдержку, любовь к независимости и самодостаточность, были официально закреплены в уставе Корейской рабочей партии на ее V съезде в ноябре 1970 года.

В подобных условиях трудно надеяться на появление всеобъемлющей и подробной информации о репрессиях в Северной Корее, тем более что ни в самой стране, ни за ее пределами, в отличие от СССР и стран Восточной Европы, не была организована активная оппозиция, которая бы собирала и распространяла соответствующие сведения. Приходится довольствоваться интерпретацией официальных сообщений, а также свидетельствами перебежчиков. В последнее время количество последних увеличилось, тогда как в прежние годы их было крайне мало. Соседние страны, особенно Южная Корея, собирают о Северной Корее разведывательную информацию, однако к ней следует относиться с осторожностью.

Камбоджа: в стране немыслимых преступлений

«Мы обязаны представить историю партии чистой и безупречной».

Пол Пот

Родство Мао Цзэдуна и Пол Пота не вызывает сомнений. Правда, мы сталкиваемся здесь с парадоксом, с трудом поддающимся анализу и тем более пониманию. Имя ему -- «кхмерская революция», принявшая обличье вакханалии смерти. С одной стороны, камбоджийский тиран, эта вопиющая посредственность, предстает лишь бледной копией изощренного пекинского правителя, сумевшего без существенной помощи извне создать в самой населенной стране планеты режим, до сих пор не исчерпавший своей жизнеспособности. С другой стороны, «культурная революция» и «большой скачок» Мао предстают жалкими потугами и невнятицей по сравнению с «величественными» деяниями Пол Пота, которые останутся, видимо, в истории как радикальнейшая попытка социальной трансформации. В Камбодже попробовали установить коммунизм сразу, обойдясь без переходного периода, считавшегося одним из краеугольных камней марксистско-ленинской догмы. Одним махом были упразднены деньги, полная коллективизация заняла менее двух лет, социальные различия были уничтожены путем истребления всех собственников, интеллигентов, торговцев. Тысячелетний антагонизм деревни и города исчез за неделю, просто благодаря уничтожению последнего. Казалось, стоит сильно захотеть -- и установится земной рай. Пол Пот воображал, очевидно, что вознесся еще выше, чем его славные предшественники -- Маркс, Ленин, Сталин, Мао Цзэдун, и что Революция XXI века будет говорить по-кхмерски, подобно тому, как языками Революции XX века были сначала русский, потом китайский.

Однако красные кхмеры смогли оставить в истории только грязный, кровавый след.

Чтобы лишний раз в этом убедиться, достаточно ознакомиться с обширной библиографией, посвященной недолгому эксперименту по истреблению человека. Все -- и выжившие счастливчики, и специалисты -- больше не доказывают самого факта страшных репрессий, а задают вопрос -- почему? Как такое оказалось возможно?

Да, камбоджийский коммунизм превзошел все остальные варианты коммунистического устройства и резко от них отличается.

Одни считают его исключительным, маргинальным явлением, что как будто подтверждается его недолговечностью (всего 3 года и 8 месяцев), другие видят в нем карикатуру, зловещий гротеск, выявивший многие родовые черты коммунизма. Споры еще не завершены -- потому, в частности, что мы плохо знакомы с лидерами красных кхмеров, скупыми на речи и письменные документы, а архивы их наставников (сначала в этом качестве выступали вьетнамцы, потом китайцы) закрыты и по сей день.

Зато факты существуют в огромном изобилии: Камбоджа последней установила коммунизм и оказалась первой страной, отказавшейся от него (в 1979 году) -- во всяком случае, от его явных проявлений. Сменившая коммунизм причудливая «народная демократия», удерживавшаяся у власти на протяжении десяти лет вьетнамской военной оккупации, ввиду полной дискредитации социализма находила себе единственное идеологическое обоснование в осуждении «преступной клики Пол Пота -- Йенг Сари, практиковавшей геноцид».

Жертвы, частично оказавшиеся за границей, получили стимул для откровенности (и они охотно рассказывают о пережитом при любом удобном случае), ученые -- для исследований. Установление в 1992 году плюралистического политического режима в Камбодже под эгидой ООН и решение Конгресса США выделить средства на программу Йельского университета «Камбоджийский геноцид» увеличили возможности разобраться в этой проблеме.

Напротив, призывы к всекамбоджийскому примирению, вплоть до вовлечения в политическую игру остатков красных кхмеров, чреваты для страны опасной амнезией; поэтому вызывают тревогу настойчивые требования закрыть Музей геноцида (бывшую главную тюрьму) и снова закопать вскрытые раньше массовые захоронения.

Здравомыслящие камбоджийцы при всех своих националистических предрассудках признают, что их страна стала, в сущности, жертвой самой себя, вернее, кучки идеалистов, оказавшихся душегубами, и трагически бессильной национальной элиты. Впрочем, такой коктейль далеко не исключительное явление как в Азии, так и на других континентах, но не так уж часто приводит к революциям. Но в Камбодже роковым образом сошлись географическое положение (протяженная граница с Вьетнамом и Лаосом) и историческая ситуация (вьетнамская война, полыхавшая с 1964 года).



Заключение

Понятно, что преступная сторона коммунистических режимов не является результатом обстоятельств, но, скорее всего следствием хорошо продуманной политики, тщательно разработанной основателями таких режимов, даже до того, как они взяли власть в свои руки.

Исторические коммунистические лидеры никогда не скрывали своих целей, таких как диктатура пролетариата, уничтожение политических оппонентов и категорий населения не сочетающихся с новой моделью общества.

Коммунистическая идеология, применяемая где- либо или когда- либо, будь то в Европе, или где то в другом месте, всегда вела к массовому террору, преступлениям и нарушением прав человека в широком масштабе.

Анализируя последствия применения этой идеологии, нельзя не придать значение тому сходству с последствиями применения другой идеологии 20 века, а именно, нацизма. Хотя обоюдно враждебные, эти два режима разделяли некоторое количество общих черт.

Однако, хотя преступный характер нацистской идеологии и нацистского режима является бесспорным, по крайней мере, в течение полувека, и его лидеры и многие преступники понесли ответственность, коммунистическая идеология и коммунистические режимы не встретили сопоставимой реакции.

Открыто используется коммунистическая символика, и общественное осознание преступлений коммунизма очень слабое. Это особенно очевидно, когда сравниваешь с осведомлённостью общественности о преступлениях нацизма. Образование молодого поколения во многих странах, конечно, не может помочь сократить этот разрыв.

Политические и экономические интересы отдельных стран оказывают влияние на степень критики некоторых всё ещё активных коммунистических режимов. Это особенно очевидно в случае с Китаем.

Являясь докладчиком, я придерживаюсь того мнения, что не должно быть дальнейшего, не имеющего никакого оправдания, промедления в осуждении коммунистической идеологии и коммунистических режимов на международном уровне.

Лично я не разделяю взгляд на то, что необходимо провести четкое разграничение между идеологией и тем, что происходило на практике. Последнее проистекает из первого; и рано или поздно первоначальными благими намерениями завладеет тоталитарная однопартийная система и извратит их.

Однако, должно быть понятно, что эти преступления совершались во имя коммунистической идеологии, а не какой- либо особой страной.

Конечная цель этой работы заключается в том, чтобы установить и предложить конкретные меры для свершения правосудия и реабилитации жертв коммунистической идеологии, а также для того, чтобы отдать им дань памяти.

Не менее важно положить начало кампании по раскрытию и осознанию преступлений коммунизма. Сюда также входит пересмотр школьных учебников. Однако одной из первых мер разоблачения коммунистических преступления я вижу переименование (или возвращение исторических названий) улиц и местностей, а также снос памятников народным убийцам и мучителям. Их существование считаю пережитком преступной и антигуманной системы, являющейся кроваво-красным пятном нашей истории. Применительно к моему городу, Витебску, в список таких улиц можно включить улицу Коммунистическую, Ленина, Чапаева, Фрунзе, Лазо, Димитрова, Урицкого, Бебеля, Маркса. Данный список может быть отнюдь не полным, однако, уже впечатляющий. Имена исторических героев, чьи места заняты этими носителями преступной идеологии, сможет назвать любой школьник - Витовт, княгиня Ольга (для Витебска) и др. Однако ни улиц, ни памятников этим людям мы, к сожалению, пока не видим. А если и видим, то не в том объеме, в котором хотелось бы, а также в несравнимом с коммунистическим представительством. Даже главная библиотека региона (областная библиотека) носит имя не, скажем, Франциска Скорины, что было бы логично и правильно с точки зрения истории, а все того же Ленина. Это же касается и государственных праздников. Считаю, что для поступательного развития постсоциалистического общества данные меры должны быть приняты во внимание.



Список литературы

Национальная армия. Драматический эпилог, под ред. К. Коморовского, Варшава, 1994.

С. Сизельский, Г. Грицюк, А. Сребаковский, Советские массовые депортации во время Второй мировой войны, Вроцлав, 1994 (в особенности глава «Депортации польского населения», стр. 26--82).

Jan Т. Gross, Revolution from Abroad. The Soviet Conquest of Poland's Western Ukraine and Western Belorussia, Princeton, 1988.

M. Иванов, Первая наказанная нация. Поляки в СССР, 1921--1939, Варша-ва, 1991.

Рука Ежова, «Карта», независимый исторический журнал № 11 (специальный), 1993.

Катынь. Документы по преступлению; том 1, Пленные необъявленной войны, август 1939 --март 1940, под ред. В. Матерского, Варшава, 1995.

НКВД и польское подполье 1944--1945 (По "особым" папкам И.В. Сталина), под ред. А.Ф. Носкова, М., 1994.

НКВД, Польша и поляки. Сведения из архивов, под ред. В. Матерского, А. Панковского, Варшава, 1996.

К. Попинский, А. Кокурин, А. Гурьянов, Дороги смерти. Эвакуация советских тюрем от восточных «границ» II Республики в июне и июле 1941, Варшава, 1995.

Процесс шестнадцати. Документы НКВД, под ред. А. Шмелярц, А.К. Кунерт, Варшава, 1995.

И. Сариуш-Скапска, Польские свидетели ГУЛАГа. Литература советских лагерей 1939--1989, Краков, 1995.

Я. Сидлецкий, Судьба поляков в СССР в 1939--1986 годах, Лондон, 1987.

Трагедия Польской коммунистической партии, под ред. Я. Мацишевского, Варшава, 1989.

П. Царон, Лагеря польских пленных в СССР в 1939--1941 годах, Варшава, 1994.

Аппарат Государственной Безопасности в 1944--1956 годах. Тактика,

стратегия, методы (изд. А. Панковский): I, Годы 1945--1947, Варшава, 1994; II, Годы 1948--1949, Варшава, 1996.

К. Бединский, История режима в тюрьмах Польской Народной Республики, 1944--1956, Варшава, 1988.

А. Дудек, Т. Маршалковский, Уличные бои в Польской Народной Республике, 1956--1989, Краков, 1992.

Я. Эйслер, Март 1968, Варшава, 1991.

А. Голимон, Генералы Госбезопасности, Варшава, 1992.

Вроцлавская Голгофа, 1945--1956 пор, ред. К. Шварцик, Вроцлав, 1995.

Особая Комиссия по борьбе со злоупотреблениями и экономическим саботажем, 1945--1954, подборка документов под ред. Д. Ярош, Т. Вольна, Варшава, 1995.

П. Махцевич, 1956 год в Польше, Варшава, 1993.

С. Марат, Я. Снопкевич. Люди Госбезопасности. Документы периода беззакония, Варшава, 1992.

Е. Налепа, Усмирение восставшего города. Польская армия в июне 1956 в Познани, Варшава, 1992.

Трудовые лагеря в Верхней Силезии под ред. А. Тополя, Катовице, 1994.

Защита государственной безопасности и общественного порядка в Польше, 1944--1988 под ред. Т. Валихновского, Варшава, 1989.

Я. Поксинский, ТУН, Татар-Утник-Новицкий, Варшава, 1992.

Поляки перед лицом насилия, 1944--1956 под ред. Б. Отвиновской, Я. Зарин, Варшава, 1996.

Д. Сухоровская, Великое перевоспитание. Воспоминания политических заключенных ПНР (1945--1956), Варшава, 1990.

М. Турлейская, «Эти поколения в трауре.»» Приговоренные к смерти и их судьи, 1944--1954, Лондон, 1989.

Приложение

Фотодокументы взяты главным образом из материалов Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков в 1918-1919 гг., которая действовала на территории, освобождённой от красных.

Киев, 1919 г. После отступления Красной Армии на улице Садовой, дом 5 обнаружены трупы жертв расправы чекистов. Здесь находился один из центров большевистского террора

Развязав гражданскую войну, большевики открывают путь к неслыханной жестокости. В Орше в 1918 г. польский офицер повешен и проткнут колом насквозь. Исполнители - солдаты новорожденной Красной Армии.

Трупы замученных красными у одной из станций Херсонской губернии. Изуродованы головы и конечности жертв.

Один из многих подписанных И. Сталиным приказов о расстреле. В эпоху Большого террора такие приказы были ежедневными. Этот приказ касается 6600 человек. Это число превышает число всех повешенных борцов против царского режима до большевистского переворота 1917 г.

Ужасный голод - следствие Гражданской войны и большевистской политики в деревне опустошает районы Волги. В 1921-1922 гг. от голода погибает 5 миллионов человек, дети становятся его первыми жертвами.

Россия. Катынь, апрель 1943 г. Немцы обнаруживают вo рвах трупы 4500 польских офицеров. Комиссия Красного Креста устанавливает, что они были расстреляны советской стороной весной 1940 г. (всего было расстреляно около 25 000 польских офицеров). Символ массовой бойни, Катынь долгое время была объектом лжи: вплоть до 1989 г. правительство Польши и коммунисты всего мира приписывали истребление польских офицеров немцам.

Украина. Винница, июнь 1943 г. Обнаружены рвы с сотнями трупов жертв террора 1937-1939 гг. На этом месте власти устроили Парк культуры и отдыха и летний театр... Подобные рвы были обнаружены в Житомире, Каменецк-Подольске и т.д. Сегодня подобные страшные открытия происходят довольно часто: летом 1997 г. около Санкт-Петербурга было эксгумировано 1100 останков тел, останки 9000 человек были найдены в одном из лесов Карелии.



Эстония. Валк. 1919 г. Большевики, пытаясь захватить власть, расстреливают в первую очередь элиту. Уходя, они оставляют позади себя сотни трупов. Истребление политических противников и даже целых социальных групп необходимо для победы в гражданской войне. Эти массовые бойни предшествуют насильственному выселению народов Прибалтики в 1940-1941 гг. и 1944-1945 гг.

Трупы заложников, найденные в херсонской ЧК в подвале дома Тюльпанова.

Харьков. Трупы замученных женщин-заложниц. Вторая слева С. Иванова, владелица мелочного магазина. Третья слева - А. И. Карольская, жена полковника. Четвертая - Л. Хлопкова, помещица.

Харьков. Тело заложника поручика Боброва, которому красные палачи отрезали язык, отрубили кисти рук и сняли кожу вдоль левой ноги.

После крушения режима Пол Пота новое провьетнамское правительство создало «музей геноцида», где собраны черепа и кости неопознанных жертв террора красных кхмеров.

Тела трех рабочих-заложников с бастовавшего завода. У среднего, А. Иваненко, выжжены глаза, отрезаны губы и нос. У других - отрублены кисти рук.

КНР

Взяв в свои руки бразды правления «Великой культурной пролетарской революцией», начатой в 1966 г., Мао развязывает скрытую гражданскую войну, в ходе которой юные «красные охранники» (хунвэйбины) подвергают мучениям интеллектуальную элиту страны, большая часть которой была в эти годы истреблена. На снимке: историк Чэнь Поцань на судилище,организованном активистами «культурной революции».

КНР. Банды фанатиков расправляются с теми, кого они считают «врагами народа», понося, пытая и расстреливая их.

«Обычно я фотографировал вновь прибывших заключённых, но сначала каждому пришпиливали бирку с номером, иногда булавку продевали прямо через живую кожу, если заключённые были без рубашки». Воспоминания фотографа.

Вьетнам. Тюрьма Туолслэнг была размещена в здании бывшей школы и стала одной из многих тюрем, где проводились бесчеловечные пытки и казни. Перед тем, как жестоко расправиться с заключенным - будь то ребенок, женщина, мужчина или старик - жертву обязательно фотографировали.

Размещено на Allbest.ru