Уголовно-правовое воздействие: методологические основы понятия объекта и системы

В результате проведенного содержательного исследования понятия "личность" можно подтвердить сделанный ранее вывод о методологической нецелесообразности теорий объекта уголовно-правового воздействия - личности (человека). Применительно к такому объекту справедливо говорить лишь о правовом аспекте личности.

Необоснованным представляется также отождествлять объект уголовно-правового воздействия с поведением лица и его волей. Во-первых, в указанной точке зрения теряется сущность государственно-принудительного реагирования на уже совершенное общественно опасное деяние. Во-вторых, по обоснованному замечанию П.А. Сорокина, "на поведение человека влияют представления тех выгод или невыгод (каковы бы они конкретно ни были), которые он связывает с теми или иными поступками в качестве последствий этих поступков"[11, c. 48-51].

Поведение лица, несомненно, определяется и зависит от возможного либо фактического применения меры уголовно-правового характера. Однако психологическое содержание в собственном смысле присуще лишь условному осуждению, принудительным мерам воспитательного воздействия и принудительным мерам медицинского характера (в наибольшей степени).

Так, Ф.Р. Сундуров обоснованно отмечает, что при условном осуждении угроза отмены данной меры и реального применения уже назначенного наказания выступает средством психологического воздействия. "Угроза как разновидность информационного воздействия на психику условно осужденного, - пишет автор, - призвана выполнять роль побудительного мотива соблюдения им соответствующих условий и, главное, воздержания от совершения нового преступления".

Преобладающим при этом остается правовая природа названных мер, их правоограничительность. Следовательно, уголовно-правовое воздействие в целом не располагает средствами адекватного непосредственного влияния на волю и поведение лица.

М.Ю. Мартынов справедливо полагает, что объект отношений власти исторически изменчив. Однако с остальными его утверждениями сложно согласиться. Первоначально объектом, на его взгляд, выступало тело, при этом не просто природное, а социальное, способное посредством физического наказания ощутить власть монарха, закона и проч. Экономия власти привела к трансформации объекта от тела лица к его душе [8, c. 57-61].

Массу вопросов вызывает столь кардинальное изменение, несмотря на действительный процесс движения материи как в самой деятельности, таки в ее объекте. Более того, представляется недопустимым в характеристике правовых явлений (включая философию права) использовать категории религиозного порядка, поскольку содержание их сложно определимо, а наличие обозначаемых явлений неверифицируемо (невозможно проверить с помощью органов чувств). На практике такого рода исследования неприменимы.

Таким образом, теории объекта уголовно-правового воздействия как личности виновного (тела, души, воли), его ближайшего окружения и социума в целом не имеют под собой методологической основы. Подобные утверждения противоречат большинству выявленных философских критериев субъект-объектного отношения.

Вторым наиболее распространенным направлением юридического обоснования объекта уголовно-правового воздействия выступают теории благ. В русском языке под благом понимается добро, благополучие либо то, что дает достаток, благополучие, удовлетворяет потребности (например, материальные, земные блага).

К.А. Сыч задается вопросом о природе и характере благ, могущих быть "объектом уголовной кары". Он вполне справедливо обращает внимание на существование так называемых квазиблаг, представляющих ценность лишь для отдельно взятого человека (например, желание пребывать в невежестве, употреблять спиртное, наркотические средства). Автор делает акцент на общественном признании блага, выражающемся в защищенности правом.

Отсюда общим объектом уголовного наказания, по К.А. Сычу, являются "охраняемые законом юридические блага лица, лишение или ограничение которых - кара за совершенное им преступление" [14, c. 118-122].

Представляется, что потребность в дополнении специальной терминологии понятием "юридическое благо" отсутствует. Современная доктрина под законодательно закрепленной возможностью обладания и пользования определенным социальным благом традиционно понимает "право". Таким образом, рассмотрение в качестве объекта наказания "юридических благ" представляется нецелесообразным, поскольку указанный термин не несет самостоятельной смысловой нагрузки и, лишь усложняя теорию объекта воздействия, не определяет направления ее дальнейшего развития.

Исходя из легальной формулировки содержания наказания как предусмотренных уголовным законом лишений или ограничений прав и свобод лица, признанного виновным в совершении преступления, Е.В. Курочка его объектом называет права личности, с которыми связано исполнение данной меры. Вполне справедливо ею предлагается различать виды объекта в зависимости от конкретизации содержания принуждения (общий, родовой, видовой, непосредственный), а также предмет и механизм воздействия.

Однако взгляды Е.В. Курочки весьма непоследовательны и противоречивы. В качестве равнозначных используются следующие определения объекта: права личности и личность, "но не в физиологическом смысле, а как субъект различного рода общественных отношений, обладающий определенным объемом прав". Последнее скорее имеет отношение к правовому статусу или правосубъектности. Более того, при анализе исторической изменчивости воздействия обозначается, что объектом публично исполняемых членовредительских наказаний и квалифицированных видов смертной казни являлись физиология человека и его человеческое достоинство. В правовой интерпретации последние есть права на физическую неприкосновенность и человеческое достоинство.

Предметом наказания, по мнению Е.В. Курочки, выступают элементы его непосредственного объекта, воздействием на которые ограничивается объем прав осужденного. В числе таковых называются материальные (денежные средства, имущество) и нематериальные блага (специальное звание, воинское звание, почетное звание, классный чин, государственные награды).

Как отмечалось, общее понятие "благо" содержательно богаче специального термина "право" (в смысле юридически гарантированного блага). Складывается ситуация, когда фактически предмет оказывается значительно шире объекта, что противоречит философскому обоснованию взаимодействия данных категорий.

Особой оригинальностью отличается теория объекта права и правоотношения, предложенная А.А. Черняковым. По его мнению, объект правоотношения структурен, его составляют права и обязанности, ответственность сторон, а также предметы (блага, интересы), которые связаны с правом на них. На первый взгляд усматривается более сложный характер объекта в сравнении с предметом воздействия. Однако при более детальном анализе представленная конструкция оказывается искусственной[28, c. 154-158].

Во-первых, ответственность есть особого рода обязанность отвечать за содеянное (действие, бездействие), следовательно, специально выделять такой элемент нет необходимости. Во-вторых, автор уточняет, что предмет правового отношения составляют вещи (имущественные ценности) и неимущественные блага, которые объектом не являются. А.А. Черняков пишет: "объект - это не сам предмет, а право на него (право + предмет, обязанность + предмет)", так называемая правообъектность. Предмет вновь определяется посредством благ, смысловое значение которых не вкладывается в содержание самого объекта. Философское соотношение категорий также нарушено. Фактически данная теория сводится к объекту правоотношения как совокупности прав и обязанностей сторон.

Итак, признание объектом уголовно-правового воздействия прав (юридически защищенного блага) вызывает массу вопросов относительно его предмета и единства аналогичных философских категорий. Представляется, что в решении этого вопроса необходимо исходить не только из соответствия содержания государственного принуждения как инструмента деятельности и объекта как части противолежащей субъектам идеальной действительности, подвергающейся каким-либо изменениям под оказываемым на нее влиянием. Данная концепция должна быть адаптирована к реалиям современной действительности, приведена в соответствие с последними достижениями законодательства и правовой мысли. Специфика метода гносеологического исследования права состоит в том, что особыми "средствами постижения и выражения правовой действительности" выступают правовые категории [28,c. 180-183].Исходя из интегративного свойства правоограничительности отдельных мер уголовно-правового воздействия и их системного целого, представляется направленность принуждающего влияния усматривать в правах и свободах лица. В юриспруденции же совокупность прав и свобод называют "правовым статусом личности". Следовательно, под объектом уголовно-правового воздействия обоснованно понимать правовой статус личности, а под его предметом - отдельные права и свободы личности, ограничиваемые при реализации той или иной формы уголовно-правового принуждения.

Термин "правовой статус личности" достаточно часто используется в специальной литературе при определении ответственности. Например, В.В. Мальцев трактует уголовную ответственность как "основанное на уголовном законе и определяемое совершенным преступлением ухудшение правового статуса лица, заключающееся в лишении или ограничении его прав и свобод". С ограничением правового статуса связывают уголовную ответственность, а также отдельные меры уголовно-правового характера (чаще всего наказание) и другие криминалисты.

Г.П. Новоселов замечает: "Поскольку отношение общества к лицу, совершившему преступление, может находить свое выражение исключительно в ущемлении его правового статуса, то, думается, именно правовой статус и есть предмет правового воздействия, обусловливающий необходимость жесткой нормативной определенности действий сторон, характера связи между ними, а также пределов, средств и целей воздействия".

Уголовно-правовое воздействие всегда составляет ухудшение правового статуса лица, даже если последний не расценивает его таковым в силу своего несовершеннолетнего возраста, наличия психического заболевания либо деформации ценностно-нормативной системы.

Воздействие на личность, включая его исправление, может происходить лишь косвенным образом и заключается в лишении либо ограничении какого-либо права в необходимой и достаточной мере для осознания лицом ценности понесенной (возможной) утраты и его воздержания от совершения общественно опасного деяния. Прав К.А. Сыч, говоря, что первоначально осужденный лишается принадлежащих ему прав и свобод и наделяется дополнительными обязанностями "с тем, чтобы он, осознав ограничения своего правового статуса и почувствовав необходимость в его восстановлении, испытал определенное моральное переживание". Исключение составляют принудительные меры медицинского характера, поскольку в отношении невменяемого субъекта цели общей превенции и исправления не ставятся.

Любое социально-правовое явление представляет собой исторически изменчивый и взаимообусловленный процесс. Сказанное в полной мере характеризует и объект уголовно-правового воздействия. Система мер уголовно-правового принуждения эволюционировала в течение длительного промежутка времени. Качественно усложняясь, она синтезировала в себе все новые средства, формы, подвергающие тем или иным изменениям правовой статус личности. Значительные перемены происходили и в научном обосновании объекта воздействия.

Наиболее строгой и исторически первой мерой уголовно-правового характера является наказание. Первоначально борьбу с преступниками вели частное лицо и общество, а способы этой борьбы не отличались особым разнообразием: лишение мира (изгнание) применялось по отношению к своим соплеменникам, кровная месть - к лицам чужого племени и имела своим объектом жизни не только виновных, но и их родственников[8, c. 56-58]. С возникновением развитого государственного аппарата кровная месть ограничивается посредством регламентации исчерпывающего круга мстителей, а также возможностью ее замены выкупом (ст. 1 Русской Правды). Вопрос о правовой природе данной меры остается весьма спорным. Можно только предполагать, носила ли она досудебный или судебный характер, знаменуя переход от расправы рода к налагаемому и исполняемому государственными органами наказанию [28, c. 144].

Распространение прогрессивных взглядов на наказание и его роль в обществе и государстве порождает особый научный интерес к определению "объекта карательного воздействия" начиная со второй половины ХIХ в. Поскольку в этот период развития отрасли уголовного права реагирование государства на преступное деяние, как правило, сводилось к наказанию, уголовно-правовые отношения именуются "карательные" и отсутствует упоминание иных аналогичных терминов более широкого значения. При этом содержание объекта наказания трактовалось неоднозначно, а зачастую и диаметрально противоположно, что порождало оживленные споры и дискуссии среди представителей разных научных школ. Думается, что "многие разногласия философов только кажущиеся, вследствие различия терминологии и неточной формулировки положений...".

Наиболее распространенной являлась точка зрения социологической школы уголовного права, согласно которой общий объект уголовного наказания составляет личность человека, виновного в совершении преступления. К примеру, П.Д. Калмыков полагал, что наказание есть зло или страдание, претерпеваемое виновным в ответ за содеянное. Столь широкое определение самой меры воздействия позволило ему заключить, что наказание "обнимает собою всю сферу бытия человека и относится одинаково к миру религиозному, миру нравственному и миру общественному".

Объектом воздействия и одним из предметов науки уголовного права Д.А. Дриль называл "преступного человека" и "многообразные особенности его преступности" как более или менее стойкое внутреннее состояние, которое при наличии внешних условий предрасполагает к совершению преступлений.

Наиболее целостная концепция объекта наказания как личности преступника принадлежит И.Я. Фойницкому. Объектом уголовной кары он предлагал считать "личную преступность" или "состояние преступности", заключающееся в совокупности личных данных, предрасполагающих к преступлению и проявившихся в нем. Основным постулатом концепции объекта данного автора является взгляд на наказание как на меру борьбы с условиями преступной деятельности. "Бороться с преступностью, - пишет он, - значит бороться с влияниями, вызывающими ее, и тем успешнее борьба с преступностью, чем более вызывающие ее влияния поддаются напору противоположных мер"[28, c. 201-206].

Причины и условия преступной деятельности, по И.Я. Фойницкому, могут быть трех видов: космические (климат, температура), общественные и индивидуальные (личные). Первым двум должны быть противопоставлены общественные меры, последним - наказание. Индивидуальные условия понимаются криминалистом как особый склад волевой деятельности человека, обусловливающий специфику личного восприятия окружающей действительности и исключающий механическую причинность.

Сообразно с личными условиями преступивших уголовный закон предлагается разделять на три группы. К первой группе относить нарушителей, деятельность которых определяется исключительно внешними влияниями, благодаря их врожденному или благоприобретенному бессилию противодействовать преступным побуждениям; ко второй - обладающих нормальными общежительными мотивами, но впавших в преступление под влиянием приходящих внешних побуждений (страстей, увлечений, неосмотрительности); к последним - профессиональных преступников. Из данной классификации предлагается исходить при назначении и индивидуализации наказания, учитывая степень выраженности личностного состояния преступности, а не принадлежность виновного к определенному социальному классу.

Отсюда механизм воздействия наказания рассматривается И.Я. Фойницким исключительно в качестве реализации психического принуждения, ориентированного на смену состояния преступности состоянием непреступности посредством предоставления наказываемому "капитала привычек" и "внедрения мотивов" социально-правовой направленности, прежде у личности не существовавших.

Сторонниками теории личного состояния преступности выступали также В.В. Есипов и П.Д. Калмыков. В их интерпретации она приобретает несколько иное звучание за счет философского обоснования объекта воздействия законом трехчленного диалектического развития. По философии идеалистического пантеизма Гегеля, сущность всего составляет саморазвивающаяся идея, а окружающая действительность - ряд ее беспрерывных воплощений, включающих в себя три стадии. Первоначально идея определяет сама себя и получает ограничивающее ее конкретное содержание (тезис); затем по естественному порядку идея переходит к отрицанию поставленной определенности (антитезис); завершает процесс объединение предыдущих моментов в новом, третьем (синтез).

Исходя из этого, преступление рассматривается в качестве сопротивления воли частного человека общей разумной воле, выраженной в законе. Столкновение двух воль, инициированное общественно-опасным деянием, может быть уравновешено только через уничтожение злой воли преступника.

В уголовно-правовой доктрине данная теория получила название диалектического возмездия. Следует отметить, что ее положения неоднозначно были оценены современниками. На взгляд М.П. Чубинского, на такой основе не могут быть установлены особые взаимоотношения между карательной властью и гражданами, при которых права граждан были бы гарантированы от произвола и насилия, поскольку наказание, как выражение абсолютной идеи права, изначально предполагается неизбежным и логически справедливым.

Интересен тот факт, что, определяя механизм принудительного воздействия наказания, представители социологического направления отмечают и иную особую область влияния уголовной кары. Так, Д.А. Дриль пишет: "Объектом реакций... является исключительно сам деятель преступления. Только исключительно он и поражается наказанием в своих личных правах и благах в расплату за совершенное им преступление". По В.В. Есипову, общество, лишившее невиновного тех или иных благ, обязано вознаградить его за это лишение.

И.Я. Фойницкий идет еще дальше. Помимо объекта наказания, он выделяет его предмет, под которым понимает неотъемлемое свойство данной меры отнимать у виновного на время или навсегда правовые блага в вознаграждение за вред, наступивший в результате совершения преступления. На его взгляд, "предметом наказания должны быть выбираемы такие блага, отнятие которых чувствительно для лица и отнять которые государство имеет возможность" [8, c. 67-71].

Автор нередко говорит о наказании как о мере, "представляющей вторжение в сферу прав граждан", а лишаемые блага в ряде случаев называет "объектом наказания".

Представляется, что социологические теории объекта воспроизводят философское обоснование наказания (ответственности) и имеют криминологическое значение. Положительным моментом в работах названных авторов является определение необходимости существования института освобождения от наказания. Ими подчеркивается изменчивость личности, в связи с чем наказание не может переходить в полное ее уничтожение и должно видоизменяться сообразно специфическим чертам состояния виновного.

В целом подобный подход к "объекту карательного воздействия" отвечал уровню развития законодательной регламентации объекта и соответствовал приоритетам уголовно-правовой политики, наличию телесных наказаний, недостаточной защищенности лица, совершившего преступление, перед лицом "правосудия" и государства. Однако его сторонники необоснованно отождествляли понятия наказания как социально-правового явления и как правового института.

Противовес положениям социологического направления составила классическая дореволюционная школа уголовного права, которая во главу угла ставила преступление, а наказание рассматривала как ответную реакцию на совершение общественно опасного деяния, как средство борьбы с ним. Одним из наиболее ярких представителей классической школы является Н.С. Таганцев. Под объектом уголовной кары он понимал "преступное деяние как проявление личности, подлежащей за учиненное им известным стеснительным мерам - наказанию".

Наказание исследователь связывает с лицом через посредство преступления, определяя последнее как продукт деятельности дееспособного субъекта, проявившего свою вину с ее разнообразными индивидуальными оттенками и мотивами, чертами характера и проч. При этом Н.С. Таганцев в категоричной форме заявляет, что как теоретически неверно считать объектом наказания только преступное деяние, забывая лицо, его учинившее, также ошибочно понимать под ним многозначный и широкий по содержанию термин "состояние преступности", воспринимая само деяние лишь как повод для осуществления карательной деятельности[28, c. 157-158].

Концепция объекта, предлагаемая классической уголовно-правовой школой, также имеет скорее философское, а не прикладное значение, о чем можно судить, например, по образному эпитету Ад. Франка, определившего объект наказания как "нравственное зло, выразившееся в нравственно преступном действии". Однако представители классической школы более рациональны в постановке целей уголовно-правового воздействия и конкретны в определении составляющих структуру личности преступника свойствах, или той их части, которая нашла свое отражение в общественно опасном деянии.

Наименее распространенной в дореволюционной доктрине уголовного права по вопросу объекта наказания являлась теория правовых благ. Наказание в данном случае определялось как мера, предпринимаемая государством в целях обеспечения безопасности общества и направленная на поражение прав преступника или представляющая "вторжение в сферу юридических благ виновного". С.В. Будзинский справедливо замечает: "Наказание есть внешнее принуждение потому, что никакое насилие, никакая сила не может быть непосредственно направлена на волю в ее существе. Поэтому воля за неисполнение обязанности может быть постигнута только в сфере внешних ее прав".

Следует подчеркнуть, что "сфера правовых благ" индивида признается в качестве объекта внешней стороны не только наказания, но и иных правоохранительных средств, отличаясь лишь объемом, условиями, порядком и энергичностью осуществления такого права вторжения. А.А. Жижиленко достаточно обстоятельно формулирует проблемное поле объекта воздействия, обозначая круг его основных вопросов: "...должны существовать особые нормы, устанавливающие право вторжения в чужую правовую сферу, должен быть установлен круг лиц, которым это право присваивается, и, наконец, должны быть ясно очерчены самые пределы возможного вторжения в сферу чужих правовых благ".

Сторонником последней теории выступал также Н.Д. Сергеевский. Анализируя государственную политику России ХVI-ХVIII вв. и ее влияние на направленность уголовной кары, он уделяет значительное внимание исторической изменчивости объекта наказания. Его учение о факторах, обуславливающих уголовно-правовую политику государства, является весьма прогрессивным и не утратило своей актуальности в настоящее время.

Н.Д. Сергеевский замечал, что "при полной неизменности общей задачи карательного правосудия в целом - того места, которое оно занимает в строе государственной жизни, - содержание наказаний должно изменяться так же многообразно, как изменяются конкретные условия народной и государственной жизни и запас наличных сил и средств" [28, c.174-176].

В числе факторов, влияющих на образование и использование отдельных мер уголовно-правового воздействия, им назывались положение личности в обществе и государстве, степень общей культуры, стабильность государственного строя, состояние финансовых возможностей государства, характер внутреннего управления (населенность и достаточность административных ресурсов).

Ученый развивал тезисы индивидуального характера наказания, равенства всех перед уголовным законом. Степень уважения личности человека признавалась Н.Д. Сергеевским не только главным фактором, определяющим организацию института наказания, влияющим на "конструкцию карательных мер", но и причиной, обуславливающей юридическую технику уголовного закона, определяющей способы конструирования уголовных санкций.

Несмотря на то что термин "объект воздействия" для Н.Д. Сергеевского нехарактерен, ученый часто обращается к терминам правового, гражданского положение лица. Он четко определяет сферу непосредственного влияния некоторых наказаний, отмечая присущие им правоограничения (например, стеснение в праве передвижения при лишении свободы, лишение права жизни при выдаче головой) либо сравнивая правовой статус осужденных с положением иных категорий лиц.

Н.Д. Сергеевский отмечает прямую связь между формой (мерой) воздействия и сформированным правовым статусом личности. Он пишет, что наказания в виде поражения какого-либо рода прав (служебных, политических) в ХVII в. не могло иметь места, поскольку прав сословно-политических, прав службы, которые определялись бы происхождением, образованием, иным цензом и могли дать содержание данного рода наказаниям, фактически не существовало. Имела место лишь обязанность службы, лишать которой в государственном отношении являлось нецелесообразным.

Несмотря на свою дискуссионность, "объект карательного воздействия" прочно вошел в дореволюционную терминологию права, что подтверждается определением его содержания в энциклопедическом словаре того времени. Дореволюционная уголовно-правовая доктрина по вопросу объекта воздействия во многом опередила уровень легального его отражения. Представители различных школ неотъемлемым признаком наказания признавали его праволишающую (ограничивающую) возможность, предлагая исторически обусловленную периодизацию развития наказания, допустимые пределы его воздействия и классификации по характеру правоограничений.

Оригинальна классификация наказаний И.Я. Фойницкого. По объему прав, становящихся предметом воздействия, он выделяет три однородные группы мер принуждения: затрагивающие естественные блага личности (имущественные, семейные, наследственные права, права на жизнь, честь); политические правомочия (права, которые личность имеет как член общежития, например права дворянства, чинов, право участвовать в выборах); ограничивающие полномочия, пользование которыми связано с интересами других лиц (исполнение функций государственного служащего, опекуна, наставника). Отнятие первой группы прав не должно, по И.Я. Фойницкому, "следовать за узником, оставляющим за собой двери тюрьмы", поскольку они тесно связаны с юридическим понятием личности, в противном случае уничтожается и сама личность. Лишение двух других групп должно зависеть от характера преступления и определяться превентивными целями.

Результатом становления советской государственности стал отказ от многих достижений "буржуазно-правовой мысли", такая участь постигла и категорию "объект наказания". Почти на половину столетия данный термин был утрачен. Однако это вовсе не означает, что уголовно-правовые меры лишились объекта своего воздействия. За основу законодателем была взята социологическая школа уголовного права. В связи с этим поистине пророчески звучат слова Н.С. Таганцева: "Думается мне, что к тягостным последствиям привела бы подобная доктрина, если бы она нашла доступ в законодательство уголовное...". Гуманная и красивая в теории, на практике позитивистская концепция выступила средством реализации произвола исполнительной власти.

На первоначальном этапе развития советского государства происходит формирование нового уголовного законодательства и постепенный отказ от дореволюционных норм. Главными составляющими права на тот период являются аналогия и "революционное правосознание". В.М. Сырых отмечает, что судебные органы по своему усмотрению трактовали не только составы преступлений, но и меры воздействия за их совершение. По приговору суда виновным запрещалось выступать на собраниях, объявлялся выговор в присутствии суда, предписывалось пройти курс политграмоты.

Декларирование принципа равноправия граждан отнюдь не исключало классовый характер права и государства. Господствующая идеология и политическая доктрина полагали оправданным двусторонний процесс "реализации" данного положения как устранения ранее действовавших дискриминационных мер по отношению к представителям "эксплуатируемых" классов при параллельном установлении ограничений в отношении бывших привилегированных сословий.

Понимание объекта уголовно-правового воздействия как правового статуса лица, совершившего общественно опасное деяние, выявляет особенное значение специального изучения данной категории в рамках уголовного права. В самом общем виде правовой статус личности определяется в науке как юридически закрепленное положение человека в обществе и государстве. При кажущейся простоте этот вопрос несет в себе множество проблем. Во-первых, представленный термин является межотраслевым, а именуемый им юридический феномен носит комплексный, составной характер, что объясняет множество возможных интерпретаций их особенностей и содержания. Во-вторых, имеется масса близких понятий, взаимосвязь и разграничение с которыми следует проводить.

Теория права рассматривает правовой статус личности как регламентированные и охраняемые законом границы свободного и ответственного, государственно допускаемого, одобряемого и необходимого поведения. По словам С.А. Комарова и И.В. Ростовщикова, это "ценное правовое явление, выражающее то высокое значение, которое личность имеет в обществе". Богатство и разнообразие его содержания отражает ступень развития социально-правовой организации, а также культурно-исторический уровень самого человека.

С.В. Облиенко отмечает, что правовой статус выступает основой социального статуса. Последний же есть положение индивида (группы) в социальной структуре. Социальные статусы являются элементами организации общества, сложно скоординированы и ранжированы относительно господствующей системы ценностей, что делает их общественно значимыми [2, c. 54-57].

Поскольку право социально производно, необходимо отметить и обратную связь. Представляется, что выполняемые личностью социальные роли и общественная оценка их значимости координируют правовую регламентацию. Таким образом, правовой статус личности служит юридической основой и средством социализации, развития и повышения социальной активности индивида в направлении удовлетворения личных потребностей и интересов, а также совершения общественно полезных действий.

В современной доктрине уголовного права не сложилось общепринятого подхода к понятию объекта наказания и иных мер уголовно-правового характера. Более того, в ряде случаев оспаривается обоснованность самого использования термина «объект» в контексте уголовно-правового воздействия [7, с. 84].

Теории объекта воздействия зачастую строятся при игнорировании философского обоснования данной категории и не отражают природу правового ограничения. Статусом объекта уголовно-правовых мер наделяются феномены, сущностно и содержательно разобщенные с деятельностным явлением. В связи с этим либо утрачивается прикладное значение категории «объект», либо нарушается последовательность и стройность предлагаемой научной модели. Однако в той или иной степени авторы обращают внимание на то, что реализация уголовно-правовых норм приводит к изменению прав п свобод личности, ее правового статуса в целом.

Все это свидетельствует о необходимости углубленного теоретического анализа проблем, связанных с понятием уголовно-правового воздействия, сферой его целенаправленного влияния, определением механизма, пределов и классификации мер принуждения для разработки соответствующих научно обоснованных рекомендаций по совершенствованию регламентации наказания и иных мер уголовно-правового характера.

ГЛАВА 3. СИСТЕМА УГОЛОВНО-ПРАВОВОГО ВОЗДЕЙСТВИЯ

Разнообразие охраняемых уголовным правом общественных отношений, посягающих на них общественно опасных деяний, а также свойств личности преступников обусловливают необходимость строгой индивидуализации наказаний. Непременным условием этого является установление в законе широкого перечня разных по карательным, воспитательным и предупредительным возможностям видов уголовных наказаний. Поэтому традиционно в уголовных законах различных стран устанавливаются широкие перечни наказаний различных видов.

В действующем уголовном законодательстве предусматривается перечень видов наказаний.

Все эти виды наказаний различны по своему характеру, строгости и возможностям воздействия на осужденных, что позволяет суду в каждом конкретном случае назначать справедливую и наиболее целесообразную меру наказания лицу, виновному в совершении преступления. Разнообразие наказаний в законе - один из важнейших признаков предусмотренного законом перечня наказаний.

Еще одним важным признаком предусмотренного законом перечня наказаний является его упорядоченность. Все виды наказаний расположены в нем в соответствии со степенью строгости каждого из них. При этом важно отметить, что в новом Уголовном кодексе законодатель совершенно обоснованно использовал принцип построения перечня наказаний «от менее строгого к более строгому.

В теории уголовного права перечень уголовных наказаний, обладающий отмеченными признаками, стало привычным именовать красивым научным термином «система наказаний», а последнюю определять не иначе как перечень. Так, устоявшимся в уголовно-правовой литературе является следующее ее определение: «Система наказаний - есть установленный в уголовном законе и строго обязательный для суда исчерпывающий перечень видов наказаний, расположенный в определенном порядке в соответствии со степенью их тяжести» [13, с. 273].

В теории была высказана и иная точки зрения. К примеру, П.П. Осипов обоснованно утверждал, что «при таком подходе система наказаний сводится к простой сумме составляющих ее компонентов, а ее исследование - к анализу отдельных видов наказания», между тем как «знание частей еще не означает знания целого, так как свойства, связи и отношения системы гораздо богаче, чем свойства, связи и отношения ее компонентов». Исследование системы наказаний предполагает не только изучение отдельных видов наказаний, но в качестве предварительного условия - изучение системы в целом»[17, с. 69]. О неудовлетворенности приведенным выше определением и необходимости «глубокого социально-правового анализа системы наказаний» заявлял также П.А. Фефелов [25, с. 94]. Однако и в уголовно-правовой литературе последних лет издания система наказаний традиционно определяется как перечень.

На наш взгляд, подобные определения, сводящие понятие системы наказаний к простому (хотя и упорядоченному) их перечислению в законе, являются поверхностными и в принципе неправильными. Следуя логике подобных определений, можно было бы практически любое множество, перечисленное в законе (а то и независимо от перечисления в законе) в определенной последовательности, именовать системой. Очевидно, что этого не может быть, это было бы неправильным.

Потому что система - это нечто большее, чем просто перечень, это не любое, а только особое состояние определенного множества. Чтобы какое-то множество могло быть наделено статусом системы, недостаточно, чтобы составляющие его элементы были просто перечислены в определенной последовательности, а надо, чтобы данное множество объективно обладало совокупностью необходимых системных (системообразующих) признаков.

Система уголовных наказаний имеет в своей основе указанные системообразующие свойства, вполне соответствует этим «критериям системности». Многоэлементность предусмотренной Уголовным кодексом системы наказаний и многообразие свойств составляющих ее элементов определяют сложность ее строения. В системе наказаний различаются наказания основные и дополнительные, общие и специальные, связанные с исправительным воздействием и не связанные с таковым, разные по характеру, направленности и степени тяжести содержащихся в них правоограничений и т. д. При этом отдельные виды наказаний, которые могут рассматриваться как структурные подразделения системы наказаний, в свою очередь, имеют собственную внутреннюю, нередко сложную структуру.

Критерием системности уголовных наказаний является также оконченность, завершенность, исчерпывающая определенность элементов системы наказаний.

Важным системообразующим признаком системы наказаний является упорядоченность составляющих ее видов наказаний в уголовном законе. Это свойство системы наказаний имеет принципиальное и практическое значение, показывая, как оценивает законодатель соотносительную степень строгости отдельных видов наказаний, что очень важно для назначения судом справедливого наказания осужденному. В частности, в следующих случаях:

при выборе меры наказания в пределах относительно-определенной санкции;

при выборе меры наказания из нескольких, альтернативно предусмотренных в санкции;

при необходимости избрания наказания более мягкого, чем предусмотрено законом;

при замене неотбытой части наказания более мягким видом наказания;

при назначении наказания за неоконченное преступление;

при назначении наказания в случаях рецидива преступлений;

при назначении наказания по совокупности преступлений;

при назначении наказания по совокупности приговоров;

при решении вопроса об обратной силе уголовного закона.

Все виды наказаний, составляющие систему наказаний, взаимно связаны, функционально взаимодействуют между собой и с «внешним миром». Это проявляется и в их законодательном регулировании, и в применении на практике. Так, изменение содержания и (или) порядка применения одних видов наказания в уголовном законе влечет определенные «подвижки» в правовом регулировании содержания, порядка и условий применения «смежных» видов наказания. Эти изменения, безусловно, отражаются на характере и пределах применения как тех, так и других: расширение сферы или объема применения одних видов наказания неизбежно влечет за собой сужение сферы или объема применения других, и наоборот.

Исключение из уголовного закона одних видов наказания и включение в него других неизбежно влечет за собой изменения в правовом регулировании и практике применения других видов наказания, входящих в единую систему[7, 85-88].

Взаимодействуют система наказаний и составляющие ее виды также и с «внешней средой» - с иными средствами воздействия на преступность, с состоянием, структурой и динамикой преступности, с личностными свойствами преступников и т. д. [6, с. 14]. Например, увеличение количества преступлений или ухудшение структуры преступности обусловливают превалирование в структуре фактически применяемых на практике наказаний более строгих их видов и усиление интенсивности пенализации соответствующих видов преступлений в законе. И наоборот, улучшение криминогенной ситуации, как правило, влечет сокращение применения более строгих видов наказания, увеличение случаев применения условного осуждения, освобождения от уголовной ответственности и освобождения от наказания. Вместе с тем, не следует рассматривать указанные зависимости как однозначные, «ошибочно представлять себе дело так, что система наказаний (как в законодательстве, так и в судебной практике) должна быть поставлена в полную и однозначную зависимость от состояния преступности, ее уровня, структуры и характера». [17, с. 71].

При этом система наказаний имеет собственное «лицо», она обладает определенной целостностью - такой совокупностью интегративных свойств, которая не сводится к совокупности свойств отдельных видов наказаний, а придает ей новое качество, выделяет ее как своеобразный феномен, самостоятельный уголовно-правовой институт. Система уголовных наказаний, как уже указывалось, соответствует рассмотренным выше общим «критериям системности» и характеризуется свойствами, отмеченными нами применительно к перечню наказаний: разнообразием элементов, их исчерпывающей определенностью и обязательностью для судебных органов, а также упорядоченностью в законе.

Важно обратить внимание еще и на следующее формальное отличие системы наказаний от перечня наказаний, предусмотренного законом, вопросам построения и функционирования системы наказаний посвящен весь комплекс уголовно-правовых норм, регулирующих институт наказания и его назначения, включая и систему санкций статей Особенной части УК.

Система уголовных наказаний создается государством, т. е. волей людей, однако она не является чем-то надуманным, искусственным, своим возникновением и существованием она обязана породившей ее необходимости, она социально обусловлена [26, с. 36]. Появление и функционирование системы наказаний обусловлено рядом объективных и субъективных факторов: системы наказаний требует системность общественных отношений; система наказаний призвана содействовать работе законодателя и правоприменительных органов, облегчить изучение и определение эффективности составляющих ее элементов.

«Предусмотренная уголовным законом система наказаний имеет важное значение. Она является воплощением принципа законности, благодаря которому деятельность суда по назначению наказания вводится в определенные рамки и становится невозможным произвольное применение уголовной репрессии. Более того, наличие в уголовном законе системы наказаний оказывает непосредственное влияние и на законодателя, который обязан считаться с тем, какие наказания и в каких пределах могут применяться в борьбе с преступностью. Значение системы наказаний, кроме того, состоит и в том, что, благодаря ей, суд получает юридическую базу для осуществления правосудия на началах индивидуализации ответственности с учетом особенностей обстоятельств дела и личности виновного. Наконец, система наказаний обусловливает структуру санкций статей Особенной части УК» [13, с. 278].

Исходя из всего изложенного, представляется более точным и правильным определить систему наказаний как «социально обусловленную целостную совокупность взаимодействующих видов уголовных наказаний, установленную законом в форме исчерпывающего перечня с учетом их сравнительной тяжести».

Разнообразие свойств уголовных наказаний, отмеченное выше, позволяет классифицировать их по различным основаниям - в зависимости от целей исследования, потребностей практики и иных обстоятельств. «Вопрос о классификации - один из важнейших в проблеме наказания: во-первых, для науки это прием, который не только вносит в изучение систему и порядок, но и предопределяет полноту и правильность выводов изучения; во-вторых, это существенно для разработки проблем уголовно-исполнительного права и применения положений педагогики, психологии и экономической науки в процессе исполнения наказания и эффективного достижения целей». В теории этот вопрос еще не нашел достаточно полного и четкого освещения, выводы различных авторов противоречивы, порой непоследовательны или недостаточно обоснованы.

Мы полагаем, что все возможные виды классификации, имеющие под собой достаточные основания и производимые в соответствии с правилами формальной логики, имеют право на существование, полезны, обогащают наши знания о свойствах и возможностях отдельных видов наказаний и их системы в целом. Наиболее значимыми в уголовно-правовом отношении нам представляются критерии, содержащиеся в самом уголовном законодательстве. При этом мы считаем неточными распространенные суждения, будто в законе прямо предусматривается лишь одно подразделение наказаний - по порядку назначения и юридической значимости на основные, дополнительные и меры, применяемые как в качестве основных, так и дополнительных. [5, с. 324]. Мы полагаем, что в законе прямо предусмотрены как минимум три основания для деления наказаний на виды: 1) по степени строгости видов наказаний; 2) по роли отдельных видов наказаний в реализации целей наказания - наказания основные и дополнительные; 3) по «потенциальным возможностям» конкретных видов наказаний быть назначенными только в качестве основных, только в качестве дополнительных или в том и другом качестве.

Соотношение степени строгости видов наказаний определено законом, поэтому оно является обязательным. Однако, во-первых, нельзя не учитывать, что это их соотношение в известной мере условно, поскольку, как это уже отмечалось, степень строгости наказания зависит не только от его вида, но и от размера, срока, характера правоограничений, режима, иных условий отбывания и т. д. В законодательстве и в судебной практике нередко приходится сталкиваться с вопросом о том, какая из мер наказания является более строгой. Для некоторых случаев закон установил количественные соотношения различных мер наказания между собой, однако в большинстве случаев ответить на такого рода вопросы весьма затруднительно. Между тем задача суда - в каждом случае назначить меру наказания осужденному и справедливую, и целесообразную. Поэтому, учитывая, что всего в законе предусмотреть невозможно, решение всех этих вопросов относится на оценочную деятельность суда.

Во-вторых, существует мнение, что установленное в законе соотношение степени строгости отдельных видов наказаний не является оптимальным [8, с. 356]. На наш взгляд, это мнение не может быть отвергнуто или принято без серьезного критического научного осмысления проблемы, с учетом и того важного обстоятельства, что с течением времени под влиянием различных социальных изменений соотношение строгости отдельных видов наказаний может изменяться.

А.В. Наумов предлагает вариант подразделения наказаний «по характеру карательных элементов» на: 1) наказания, не связанные с ограничением или лишением свободы (штраф, лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью, лишение специального или воинского звания); 2) наказания, состоящие в ограничении или лишении свободы (ограничение свободы, арест, содержание в дисциплинарной воинской части, лишение свободы на определенный срок, пожизненное лишение свободы); 3) смертная казнь.[6, c. 147-148]. Возможны и другие виды классификации наказаний. К примеру, дополнительные наказания делятся на такие виды, которые применимы лишь при упоминании о них в санкциях статей Особенной части УК (конфискация имущества и штраф) и виды, которые могут быть назначены судом и при отсутствии упоминаний о них в санкциях статей Особенной части УК (лишение права занимать определенные должности или заниматься определенной деятельностью и лишение специального).

По сути, любой существенно значимый признак может послужить основанием классификации наказаний, при этом важно лишь, чтобы в соответствующей классификации существовала необходимость и соблюдались логические правила классификации явлений. При соблюдении этих условий каждый вид классификации способен привнести новые знания о предмете классификации, его многообразных свойствах и возможностях. Однако именно только при соблюдении указанных условий, в противном случае полученное искаженное знание о предмете исследования не только не обогащает, а дезориентирует, уводит в сторону и, соответственно, не представляет научной ценности.

В новых, кардинально изменившихся социально-исторических условиях жизни нашей страны представляется логичным и даже необходимым обратиться к опыту борьбы с преступностью в условиях демократии и рыночной экономики, накопленному зарубежными государствами. Использование этого опыта должно служить одним из путей совершенствования отечественной системы уголовных наказаний.

Так, несомненным плюсом законодательства зарубежных государств, с нашей точки зрения, является то, что вопрос систематики уголовных наказаний, как правило, рассматривается в рамках общего комплекса мер уголовно-правового воздействия. Наряду с системой наказаний, уголовные законы многих государств предусматривают также т. н. меры безопасности и нередко также иные меры уголовно-правового воздействия, отличающиеся от наказаний по юридической природе, направленности, основаниям и целям применения. К примеру, в УК Швейцарии система уголовно-правовых мер включает наказания, меры безопасности и «другие» уголовно-правовые меры (превентивный залог, конфискация, компенсация, опубликование приговора [7, c. 148-150]. В УК ФРГ система наказаний кроме основных и дополнительных наказаний включает т.н. дополнительные последствия преступлений, а также меры исправления и безопасности в качестве особых уголовно-правовых мер.

И это правильно, логично, так в принципе должно быть и в нашем отечественном законодательстве, поскольку применение только наказания не способно обеспечить эффективное уголовно-правовое воздействие на виновных лиц. В нашем законодательстве также наряду с системой наказаний упоминаются «иные меры уголовно-правового характера». Но все они вместе, как уже отмечалось выше, не представляют стройный, унифицированный, внутренне согласованный комплекс - систему мер уголовно-правового воздействия. В связи с чем возникает необходимость совершенствования соответствующих норм российского уголовного законодательства. Как, например, это сделано в УК Испании 1995 г.

При этом, однако, следует иметь в виду, что такие «двойственные» или «дуалистичные», как их именуют, системы мер уголовно-правового воздействия, включающие наряду с системой уголовных наказаний также систему мер безопасности, имеют как определенные плюсы, так и минусы, обусловленные явными недостатками, прежде всего, мер безопасности. К таким недостаткам, в частности, относятся: возможность применения последних независимо от факта совершения преступления и наличия вины лица, неопределенные сроки, произвол административных органов при определении оснований их применения, сроков, условий освобождения и т. д. В связи с этими недостатками институт мер безопасности имеет в уголовном праве как своих сторонников, так и противников..

Что касается собственно систем наказаний, предусмотренных зарубежным уголовным законодательством, в частности, таких их свойств, как разнообразие составляющих их видов наказаний, строгость и стройность их построения (систематизации), исключительная определенность и обязательность для правоприменительных органов, а также функциональность, то необходимо отметить следующее. В большинстве стран предусматриваются довольно разнообразные системы наказаний, утверждения некоторых авторов о «скудности» систем наказания в зарубежных государствах преувеличены. В частности, дополнительных (или вспомогательных, как их иногда называют) наказаний в законодательстве зарубежных стран много, они направлены на ограничение различных прав и свобод осужденного. Основных наказаний, как правило, не так много, но, как правило, и они представлены не менее чем четырьмя различными по содержанию и характеру видами.