Период имажинизма в творчестве и жизни Сергея Есенина (1919–1923 гг.)

Муниципальное Образовательное Учреждение

Средняя Общеобразовательная Школа №14

Период имажинизма в творчестве и жизни Сергея Есенина (1919 - 1923 гг.)

Выполнила:

ученица 11 «Б» Воинкова Анастасия

Преподаватель:

Смердова Галина Ивановна

Содержание

Введение

I Создание имажинизма

1. Определение имажинизма

2.О создании имажинизма

II Период «имажинизма» в творчестве жизни и творчества Сергея Есенина

1.Поэтика Есенина в 1919-1920 гг.

2. «Орден имажинистов» в 1919-1920 гг.

3. Поэмы «Сорокоуст», «Кобыльи корабли», «Пугачев»

4. Айседора Дункан

5. «Черный человек», «Москва кабацкая»

III Распад имажинизма

1. Роспуск имажинизма

Вывод

Список литературы

Введение

В каждую эпоху рождаются люди, которые меняют эту эпоху и оставляют свой след в истории. Таким человеком являлся и Сергей Есенин. Есенин был и остается одним из самых известных русских поэтов. Самых известных и самых таинственных. Вокруг его имени всегда возникали легенды, а его смерть остается загадкой и по сей день. Казалось бы, биография Есенина изучена вдоль и поперек, но все равно то и дело всплывают новые факты, до этого неизвестные. Лично мне каждый человек, будь то писатель, художник, ученый или поэт прежде всего интересен именно как «человек», поэтому и Есенина я буду рассматривать не только как поэта. И это, на мой взгляд, будет очень кстати, потому что многим из нас писатели представляются людьми, строгими и правильными, не имеющими ничего общего с «простыми смертными».

В школьной программе Есенин изучается довольно подробно, но вот один из периодов его жизни (с 1919 по 1923гг.) рассматривается как-то вскользь. И это, по меньшей мере, странно, ведь именно этот период являлся как бы переломным в творчестве С.А. Именно в этот период он получил широкую известность среди читающей публики, а также ее любовь. Официально этот период не имеет названия, но я бы назвала его «Периодом имажинизма».

Так что же такое этот имажинизм? Да, действительно, многие наши современники никогда о таком не слышали. А словари дают довольно размытое представление о нем. На самом же деле имажинизм - это формальная теоретическая школа, возникшая на ряду со многими другими популярными в начале ХХ века литературными течениями.

Вот более точные сведенья об этом литературном направлении проповедующем самоценность образа.

I Создание имажинизма

1. Определение имажинизма

ИМАЖИНИЗМ (от фр. и англ. image - образ) - литературно-художественное течение, возникшее в России в первые послереволюционные годы на основе литературной практики футуризма.

29 января 1919 в Московском отделении Всероссийского союза поэтов прошел первый поэтический вечер имажинистов. На следующий день вышла Декларация в воронежском журнале «Сирена» (№ 4) и позже в газете «Советская страна» (М., 1919, 10 февр.), в которой были провозглашены принципы творчества «передовой линии имажинистов». Под ней подписались поэты:

С.А. Есенин,

Р. Ивнев,

А.Б. Мариенгоф,

В.Г. Шершеневич.

Художники:

Б. Эрдман,

Г. Якулов.

Термин имажинизм заимствован у авангардистской школы англоязычной поэзии - имажизма. О нем в России узнали из статьи З.А. Венгеровой Английские футуристы (сб. «Стрелец». Пг., 1915): «Мы не футуристы, - писал Э. Паунд, - в поэзии мы «имажисты». Наша задача сосредоточиться на образах, составляющих первозданную стихию поэзии…». Однако русских имажинистов нельзя назвать полными преемниками имажистов.

Имажинисты вели борьбу против тематически содержательного определения искусства: «Искусство, построенное на содержании, искусство, опирающееся на интуицию…, искусство, обрамленное привычкой, должно было погибнуть от истерики». Как и футуристы, имажинисты претендовали на звание подлинных мастеров формы, освобождающих ее «от пыли содержания». «Аритмичность, аграмматичность и бессодержательность - вот три кита поэзии грядущего завтра». Имажинисты выдвигали требование: «Быт надо идеализировать и романтизировать…»

2. О создании имажинизма

С определением имажинизма теперь все ясно, но как же он зародился в России?

В августе 1918г. С. А. знакомится с А. Мариенгофом. А поскольку в это время он занимался работой над теоретической статьей «Ключи Марии» (Мария на языке хлыстов шелапутского толка означает душу (прим. С. Есенина.)), то соображеньями об органической фигуральности или имажности поэзии русского языка, очевидно, поделился и с новым приятелем. Вот как описывает это сам Анатолий Борисович в своем «Романе без вранья»:

«Стали бывать у нас на Петровке Вадим Шершеневич и Рюрик Ивнев. Завелись толки о новой поэтической школе образа. Несколько раз я перекинулся в нашем издательстве о том мыслями и с Сергеем Есениным. Наконец было условлено о встрече для сговора и, если не разбредемся в чувствовании и понимании словесного искусства, для выработки манифеста.

Говорили об "изобретательном" образе, о месте его в поэзии, о возрождении большого словесного искусства "Песни песней", "Калевалы" и "Слова о полку Игореве".У Есенина уже была своя классификация образов. Статические он называл заставками, динамические, движущиеся - корабельными, ставя вторые несравненно выше первых; говорил об орнаменте нашего алфавита, о символике образной в быту, о коньке на крыше крестьянского дома, увозящем, как телегу, избу в небо, об узоре на тканях, о зерне образа в загадках, пословицах и сегодняшней частушке <…>

Разговоры вертятся вокруг стихотворного образа, вокруг имажинизма. И вскоре, в газете "Советская страна" появляется манифест, подписанный Есениным, Шершеневичем, Рюриком Ивневым, художником Георгием Якуловым и мной».

Вот его часть:

«Издательство имажинистов

Группа имажинистов организовала на артельных началах и уже приступила к печатанию следующих книг: «ИМАЖИНИСТЫ». Сборник - манифесты, статьи, проза, рисунки; «ПЛАВИЛЬНЯ СЛОВ» - стихи, проза; «ДВУРЯДНИЦА». 1. Есенин. «Пантократ» (поэма), А. Мариенгоф. «Мария Магдалина» (поэма); Анатолий Мариенгоф. «ВЫКИДЫШ ОТЧАЯНИЯ», стихи, и «КОНДИТЕРСКАЯ СОЛНЦ», стихи; С. Есенин. «СТИХИ», «КЛЮЧИ МАРИИ» (теория имажинизма)…»

Так появилась теоретическая школа имажинизма, впоследствии получившая огромную известность среди читающей публики, и принесшая славу своим создателям.

II Период имажинизма в творчестве и жизни Сергея Есенина

1. Поэтика Есенина в 1919 - 1920 гг.

В «берлинской» автобиографии 1919г. Есенин называет лучшим годом в своей жизни. Наряду с образованием имажинизма этот год ознаменовался для С.А. новой стезей в поэзии. Как известно, в начале ХХ века слушатели отзывались не столько на содержание стиха, сколько на силу личности исполнителя. И такие поэмы, как «Инония», «Преображение» для устного исполнения не очень-то годились. Публика схватывала лишь фрагменты - целое не доходило. Есенин, у которого было абсолютное чувство аудитории, очень скоро понял: сложные тексты пишутся для глаза, для восприятия на слух нужна иная, более простая и четкая походка стиха. И он почти в порядке эксперимента написал стихи, которые впоследствии будут печататься с названьем «Хулиган». Такое названье Есенин выбрал не случайно, и в литературных кругах и в прессе этой кличкой его окрестили уже давно, а он просто махнул на это рукой и согласился: хулиган так хулиган, как хотите. Это стихотворение было первым, в котором поэту удалось реализовать долго не дававшуюся ему задачу: как бы научиться писать так, чтобы и себя не терять, и быть понятным широкой публике:

Дождик мокрыми метлами чистит

Ивняковый помет по лугам.

Плюйся ветер охапками листьев,

Я такой же, как ты, хулиган.

Бродит черная жуть по холмам,

Злобу вора струит в наш сад.

Только сам я разбойник и хам

И по крови степной конокрад.

Кто видал, как в ночи кипит

Кипяченых черемух рать?

Мне бы в ночь в голубой степи

Где-нибудь с кистенем стоять.

Есенин, конечно, предполагал, что такие сильные, но в сущности простые стихи должны понравиться публике - успех «Хулигана» превзошел все ожидания. Вот как описывает его публичное чтение подруга поэта Галина Бениславская:

«1920 год. Осень. Суд над имажинистами. Большой зал Консерватории. Холодно и нетоплено. Зал молодой, оживленный… ‹…› Суд начинается. Выступают от разных групп. Неоклассики, акмеисты, символисты… Подсудимые переговариваются, что-то жуют, смеются… Слово предоставляется подсудимым. Кто и что говорил, не помню. Даже скучно стало…Вдруг выходит… мальчишка… короткая, нараспашку оленья куртка, руки в карманах брюк и совершенно золотые волосы…

Плюйся, ветер, охапками листьев!

Я такой же, как ты, хулиган.

Он весь стихия… озорная, непокорная, безудержная стихия, не только в стихах, а в каждом движении, отражающем движение стиха… Что случилось после его чтения - трудно передать. Все вдруг повскакивали с мести бросились к эстраде, к нему. Ему не только кричали, его молили: «Прочитайте еще что-нибудь…» Опомнившись, я увидела, что я тоже у самой эстрады».

Казалось бы, что еще надо? Успех, славу приносят именно такие стихи, но душа человека, как сказал сам Есенин в «Ключах Марии», «слишком сложна для того, чтобы заковать ее в звуки какой-нибудь одной мелодии или сонаты»… Есенин много думает над смыслом поэзии и предназначении поэта… и не только поэта, но и просто человека. К этому периоду относится письмо к Р.В. Иванову-Разумнику.

Есенин - Иванову-Разумнику:

«У многих поэтов нет почти никакой фигуральности нашего языка. Конечно, 500, 600 корней хозяйство очень бедное, а ответвления словесных образов - дело довольно скучное, но чтобы быть стихотворным мастером, их нужно знать дьявольски. Ведь стихи определенный вид словесной формы, где при лирическом, эпическом или изобразительном выявлении себя художник делает некоторое звуковое притяжение одного слова к другому, то есть слова входят в одну и ту же произносительную орбиту, или более или менее близкую. Но такие рифмы, какими переполнено наше творчество:

Достать - стать

Пути - идти

Голубица - скрыться

Чайница - молчальница

и т.д. и т.п.

Ведь это же дикари только могут делать такие штуки. Нужно если не буквенно, то хоть по смысловому понятию, уметь отделять слова от одинаковости их значения.

Ведь, если мы пишем на русском языке, мы должны знать, что до наших образов двойного зрения были образы двойного чувствования…» «Имажинизм - это эпоха двойного зрения, оправданная двойным слухом моих отцов, создавших «Слово о полку Игореве»…» «Мы преображаем мир за счет образов…»

Поэтическое ухо должно быть тем магнитом, которое соединяет в звуковой одноудар по звучанию слова разнообразных образных смыслов, только тогда это и имеет значение. <...> Глагол с глаголом нельзя рифмовать уже по одному тому, что все глагольные окончания есть вид одинаковости словесного действия. <…> Теперь я имею особый взгляд, по которому отказался от всяких точных рифм и рифмую теперь слова только обрывочно, коряво, легкокасательно, но разномысленно, вроде почва - ворочается, куда - дал, и т. д. Так написан был отчасти «Октоих» и полностью «Кобыльи корабли»…»

Причащайся соломой и шерстью,

Тепли песней телесный воск.

Злой октябрь осыпает перстни

С коричневых рук берез.

«Поэту нужно всегда раздвигать зрение над словом.»

В стихах 19-20 годов Есенин расширяет смысл каждого слова и заставляет читателя взглянуть на него по-новому. Но, несмотря на благополучно складывающуюся карьеру и жизнь, в его поэзию закрадываются печальные и даже в каком-то смысле философские ноты. Они начинают звучать еще в стихотворении «Ветры, ветры, о снежные ветры…» и продолжают в таких стихах, как «Я последний поэт деревни…», «Душа грустит о небесах…»…

Понятен мне земли глагол,

Но не стряхну я муку эту,

Как отразивший в водах дол

Вдруг в небе ставшую комету.

Так кони не стряхнут хвостами

В хребты их пьющую луну…

О, если б прорасти глазами,

Как эти листья, в глубину.

Имажинизм помогает Есенину смотреть на мир и рисовать его новыми, до этого неизвестными красками и образами: «О, если б прорасти лазами, как эти листья в глубину».

2. «Орден имажинистов» в 1919 - 1920гг.

Имажинизм, наполняя жизнь Есенина новыми образами, наполнял ее и новыми впечатлениями.

В Москве к 1920г., на основе теории имажинизма, было открыто официальное общество, под названием «Орден имажинистов».

Орден заключал в себе два крыла: правое и левое. Правое крыло образовала группа из пяти поэтов, куда входили Сергей Есенин, Рюрик Ивнев, Александр Кусиков, Иван Грузинов и Матвей Ройзман. Левое же крыло включало в себя Вадима Шершеневича, Анатолия Мариенгофа, Николая Эрдмана, его брата декоратора Бориса, а также художника Георгия Якулова.

Почему же поэты разделились именно таким образом? На самом деле все просто: те, которые решили учиться у классиков, при этом, внося в стихи метафору, вступили в правое крыло во главе с Есениным, те, которые увлекались стилем раннего Маяковского, итальянскими футуристами и английскими имажистами, вступили в левое крыло под руководством Мариенгофа и Шершеневича.

Взгляды левого крыла отражал и опубликованный в январе 1919 года имажинистский манифест. Почему так случилось? Она была составлена и напечатана на машинке Шершеневичем (представителем левого крыла) и хоть и подвергалась обсуждениям и спорам, но все делалось второпях, и ее опубликовали почти без изменений. Разумеется, появившись на страницах газет и журналов, она снова вызвала возражения у Есенина. Против нападок на футуристов он не протестовал, но, естественно, не мог согласиться с такими строками декларации:

«Тема, содержание - это слепая кишка искусства…»

«Всякое содержание в художественном произведении так же глупо и бессмысленно, как наклейка из газет на картины…»

«Мы с категорической радостью заранее принимаем все упреки в том, что наше искусство головное, надуманное, с потом работы… Мы гордимся тем, что наша голова не подчинена капризному мальчишке - сердцу…»

Декларация была подписана Есениным, но на первых же заседаниях «Ордена» он, выступая, начал осуждать эти положения, а правое крыло начало его поддерживать. Однако, противоположные взгляды на поэзию, содержание и образ не мешали им долгое время жить дружно, хотя и яростно спорить друг с другом. Есенин на этих заседаниях всегда одерживал победу, благодаря своим стихам. У левых же был искрометный оратор Шершеневич, укладывающий своим красноречием любого оппонента на лопатки. Вот как описал в своих стихах А. Мариенгоф один из таких споров:

Опять вино

И нескончаемая лента

Немеркнущих стихов.

Есенин, с навыком степного пастуха

Пасет столетья звонкой хворостиной.

Чуть опаляя кровь и мозг,

Жонглирует словами Шершеневич,

И чудится, что меркнут канделябровые свечи,

Когда взвивается ракетой парадокс.

Под мариенгофским черным вымпелом

На северный безгласный полюс

Флот образов

Сурово держит курс.

И чопорен и строг словесный экипаж.

И действительно долгое время «словесный экипаж» двигался слаженно и сохранял устойчивость. Но вот строчкам про его чопорность и строгость доверять не приходится. В ночь с 27 на 28 мая 1920 года имажинисты вооруживших хорошей (плохо смывающейся) краской расписали стены Страстного монастыря. Но по этому поводу лучше послушать участника этой хулиганской акции - Матвея Ройзмана:

« В конце мая 1920 года после полуночи на Тверскую спустилась группа: впереди шагали Шершеневич, Есенин, Мариенгоф, за ними приглашенный для «прикрытия» Григорий Колобов (приятель Мариенгофа) - ответственный работник Всероссийской эвакуационной комиссии и НКПС, обладающий длиннющим мандатом, где даже было сказано, что он «имеет право ареста». Рядом с ним - Николай Эрдман. Следом шел в своей черной крылатке художник Дид-Ладо, держа в руках несколько толстых кистей. За ним Грузинов, Кусиков и я несли раскладную стремянку и ведро с краской. Мы подошли к Страстному монастырю. Шершеневич сказал милиционеру, что нам поручено написать антирелигиозные лозунги. Тот в ответ лишь махнул рукой. Пока Дид-Ладо выводил на стене монастыря четверостишия поэтов, все остальные участники похода встали полукругом около стремянки, что бы никто не мог подойти и прочитать, что пишут. Когда работа была закончена, и под стихами красовались имена их авторов, вся группа быстрым шагом отправилась вниз по Тверской».

По словам А. Марченко, эта затея, несмотря на глупость и дурновкусие, оказалась успешной: уже утром площадь была заполнена возмущенным народом…Не промолчала и пресса. «Вечерние известия Москвы» опубликовали заметку с весьма показательным по прозорливости названием: «Хулиганство или провокация?». Не промолчали и «Известия ВЦИК». Монастырь был женским, и сами монашки смыть следы безобразия не сумели, хотя и очень старались, на помощь пришла милиция, и к вечеру следующего дня от ночного рукоприкладства «Ордена имажинистов» к святыням осталось лишь грязное пятно на фасаде. Православная Москва не жалела ругательств - ругань вела за собой славу, дурную, но славу… Спустя некоторое время те же лица, что бы закрепить достигнутый уровень известности, осуществила еще одну, не столь кощунственную, но не менее громкую провокацию: присвоили с помощью специально заказанных табличек, свои собственные имена центральным улицам Москвы. М. Ройзман вспоминает: «Мы вышли вшестером на улицу, моросил осенний дождь, было темно. На Большой Дмитровке приставили легкую лестницу к стене дома, сорвали дощечку с наименованием улицы, и она стала именоваться улицей имажиниста Кусикова. На Петровке со здания Большого театра Мариенгоф снял дощечку и прибил другую: «Улица имажиниста Мариенгофа». Вскоре Кировская сделалась улицей имажиниста Н. Эрдмана, Кузнецкий мост Есенинским, а Большая Никитская - улицей имажиниста Шершеневича.»

За тем последовал демонстративный скандал в «Кафе поэтов».

Но вскоре вылазки на чужие территории, как и следовало ожидать, прекратились: имажинисты открыли собственное литературное кафе «Стойло Пегаса» и занялись возделыванием собственного «садка искусств».

«Стойло Пегаса» находилось на Тверской 37. Для того чтобы придать «Стойлу» эффектный вид, известный художник-имажинист Георгий Якулов нарисовал на вывеске скачущего «Пегаса» и вывел название буквами, которые как бы летели за ним. Он же с помощью своих учеников выкрасил стены кафе в ультрамариновый цвет, а на них яркими желтыми красками набросал портреты имажинистов и цитаты из написанных ими стихов. Между зеркал лицо Есенина, а под ним выведено:

Срежет мудрый садовник - осень,

Головы моей желтый лист.

Справа глядел человек в цилиндре, в котором можно было узнать Мариенгофа, ударяющего кулаком в желтый круг. Этот рисунок поясняли стихи:

В солнце кулаком бац,

А вы там, - каждой собачьей шерсти блоха,

Ползайте, собирайте осколки

Разбитой клизмы.

В углу можно было разглядеть Шершеневича и намеченный пунктиром забор, где было написано:

И похабную брань заборную

Обращаю в священный псалом.

Через год над эстрадой были выведены крупными белыми буквами:

Плюйся, ветер, охапками листьев,

Я такой же, как ты, хулиган!

Никто из имажинистов, кроме Есенина не удостоился этого. Среди своих товарищей по «Ордену» он был, пожалуй, самым известным и самым востребованным поэтом, его творческие вечера давали в два-три раза больше сборов, чем чьи бы то ни было.

Вскоре слухи о том, что в новом кафе замечательно читает замечательный поэт, распространились по всей Москве. Почитателям Есенина, осаждавшим «Стойло Пегаса», приходилось приходить загодя, чтобы занять хотя бы стоячее, в дверях, место.

До этого у Есенина тоже случались успехи, но ТАКОГО(!) не случалось никогда. Так, 1920 году имажинизм принес ему настоящую славу.

3. Поэмы «Сорокоуст», «Кобыльи корабли», «Пугачев»

В свободное от упорядочивания имажинистского хозяйства время, поэт, вместе со своим лучшим другом Мариенгофом, начали гастролировать по разным городам России. Выступая, поэты читали лекции об имажинизме, как о новой полосе в эре искусства, которая должна повернуть формально русскую поэзию по другому руслу восприятия. Побывали они также и в Харькове. Эта поездка привела Есенина в полный ужас. В городе творилось нечто невероятное: голод, только что занятый большевиками косил голод, мертвые лежали прямо на улицах.

Вот какое письмо поэт написал на обратном пути девушке, с которой познакомился на Украине: «Мне очень грустно сейчас, что история переживает тяжелую эпоху умерщвления личности как живого, ведь идет совершенно не тот социализм, о котором я думал… Тесно в нем живому, тесно строящему мост в мир невидимый, ибо рубят и взрывают эти мосты из-под ног грядущих поколений. Конечно, кому откроется, тот увидит тогда эти покрытые уже плесенью мосты, но всегда ведь бывает жаль, что если выстроен дом, а в нем не живут, челнок выдолблен, а в нем не плавают…»

Долгое время биографы поэта, комментируя это письмо, вынуждены были писать, что Сергей Александрович интересничает с понравившейся ему девушкой. Теперь, когда опубликована поэма Велимира Хлебникова «Председатель чеки» (написана после отъезда имажинистов из Харькова, но о событиях, предшествующая их визиту), такое предположение кажется неверным. Есенин и его спутники встречались с Хлебниковым, приходили к нему домой, выпустили вместе с ним сборник «Харчевня зорь».

О чем же пишет экс-футурист в утаенной поэме «Председатель чеки»? О том, о чем весной 1920 года говорил весь Харьков! Большевики зверствуют почище деникинцев. Бунтарей привозят в пыточные камеры здешней Лубянки, где распоряжается некто Саенко. Изувеченные трупы всю зиму выбрасывали в овраг неподалеку. В марте, когда Есенин прибыл в Харьков - весна выдалась бурной и ранней, - страшный овраг стал оттаивать…

Веслами отрубленных рук

Выгребетесь в страну грядущего.

Злой октябрь осыпает перстни

С коричневых рук берез.

Это строки из написанной в это время поэмы «Кобыльи корабли». В городе голод, тут и там на улицах лежат мертвые лошади. А. Мариенгоф вспоминает:

«Лошади падали на улицах, дохли и усеивали своими мертвыми тушами мостовые.

Против почтамта лежали две раздувшиеся туши. Черная туша и белая.

На белой сидели две вороны и доклевывали глазной студень в пустых орбитах. Курносый ирисник швырнул в них камнем. Вороны отмахнулись черным крылом и отругнулись карканьем.

Вторую тушу глодала собака. Извозчик вытянул ее кнутом. Из дыры, над которой некогда был хвост, она вытащила длинную и узкую, как отточенный карандаш, морду. Глаза у пса были недовольные, а белая морда окровавлена до ушей.

Пес стал вкусно облизываться. Всю обратную дорогу мы прошли молча.»

Отсюда и:

Если волк на луну завыл,

Значит небо тучами изглодано.

Рваные животы кобыл,

Черные паруса воронов.

Кто это? Русь моя, кто ты? кто?

Чей черпак в снегов твоих накипь?

На дорогах с голодным ртом

Сосут край зари собаки.

Человек наступает на природу:

Бог ребенка волчице дал,

Человек съел дитя волчицы.

Есенин же не может принять этого «бешеного зарева трупов», не понимает таких людей:

Никуда не пойду с людьми,

Лучше вместе издохнуть с вами,

Чем с любимой поднять земли

В сумасшедшего ближнего камень.

Видно в смех над самим собой

Пел я песнь о чудесной гостье.

Лирический герой наблюдает за происходящим со стороны («большое видится на расстоянии»), а потому и сохраняет человеческое достоинство в эпоху «умерщвления личности»:

В сад зари лишь одна стезя,

Сгложет рощи октябрьский ветр.

Все познать, ничего не взять

Пришел в этот мир поэт.

Это свое мироощущение с особой лирической взволнованностью и откровенностью Есенин выразил и в поэме "Сорокоуст" (1920), написанной примерно в тоже время.

Романтический рассказ о том, как паровоз обогнал тонконогого жеребенка, имеет глубокий внутренний смысл:

Видели ли вы,

Как бежит по степям,

В туманах озерных кроясь,

Железной ноздрей храпя,

На лапах чугунных поезд?

А за ним

По большой траве,

Как на празднике отчаянных гонок,

Тонкие ноги закидывая к голове,

Скачет красногривый жеребенок?

Милый, милый, смешной дуралей,

Ну куда он, куда он гонится?

Неужель он не знает, что живых коней

Победила стальная конница?

"Конь стальной, - замечает по этому поводу поэт, - победил коня живого.

И этот маленький жеребенок был для меня наглядным дорогим вымирающим образом деревни..."

Поэту кажется, что "электрический восход, ремней и труб глухая хватка"- все это "механически мертвое", что деревне угрожает "железный гость".

"Наша песня с тобой не сживется..." - говорит он этому гостю. Трагический «Сорокоуст» продолжает тему гибели крестьянского мира, начатую Есениным еще в стихотворении «Я последний поэт деревни…» (1919): «Трубит, трубит погибельный рог!» - восклицает он.

В те же месяцы раздумий о судьбе своего «отчаря» возникает и замысел лирической драмы «Пугачев» - о роковой обреченности предводителей русских мятежей, у которых оказывается слишком много души и которых неизбежно предают, спасая собственную шкуру, их сподвижники.

Чтобы изобразить все переживания главного героя и предчувствие беды в природе, Есенин мастерски использует имажинистские образы:

«Стоп, Зарубин!/ Ты, наверное, не слыхал./Это видел не я… / Другие… / Многие…/Около Самары с пробитой башкой ольха,/Капля желтым мозгом,/Прихрамывает при дороге…»

«Пугачев» имел большой успех у читателей, и театр В.Э. Мейельхорда хотел заняться его постановкой, которая сорвалась.

4. Айседора Дункан

Поэма открыто посвящена Айседоре Дункан - второй жене Есенина.

С этой великой танцовщицей поэт познакомился осенью 1921 года, когда та приехала в Советскую Россию, учить детей «танцу будущего». Их отношенья развивались быстро, и уже весной 1922 состоялась свадьба, сразу после которой пара Есениных-Дункан улетели в заграничное путешествие.

Вне России, «Средь разных стран», Есенин прожил чуть больше года, до августа 1923-го (галопом по Европам с заездом в Северную Америку), и, кажется, для того только, чтоб убедиться «во вреде путешествий».

В Европе он чувствовал себя слишком русским, среди эмигрантской, парижской и берлинской, элиты слегка советским, а в Америке почти влюбился в коммунистическое строительство и в прорабов его, взявшихся искоренить российскую «отсталость».

Америка, пусть и ненадолго, ошеломив Есенина, так сильно «переломила» ему зрение, что он даже переименовывает в стихах бедную свою Россию в «Великие Штаты СССР».

Внезапному «покраснению» автора «Кобыльих кораблей» и «Сорокоуста», кажется, весьма поспособствовала Айседора Дункан, родившаяся, по ее же словам, «пламенной революционеркой». На каждом своем выступлении танцовщица говорила агитационные речи, что поднимало резонанс в обществе. Кончилось ярко-красное турне Айседоры плачевно: самую знаменитую американку ХХ века лишили американского гражданства. Дункан это расстроило, а вот Есенина даже несколько порадовало, так как к этому времени первое впечатление об Америке, сменилось горьким разочарованием в ней. Вот что он пишет своему другу поэту-имажинисту Александру Кусикову:

«Сандро, Сандро! Тоска смертная, невыносимая, чую себя здесь чужим и ненужным…»

Такие настроения не могли не отразиться на поэзии Есенина. После поездки заграницу появляется его самая читаемая книга «Москва кабацкая» и поэма «Черный человек» - одна из лучших поэм.

5. Черный человек, Москва кабацкая

Действие ее разворачивается глубокой ночью в полнолуние, когда силы зла властвуют. Ощущение одиночества рождает желание обратиться к неведомому другу, который не придет и не протянет руку помощи.

Друг мой, друг мой,

Я очень и очень болен.

Сам не знаю, откуда взялась эта боль.

То ли ветер свистит

Над пустым и безлюдным полем,

То ль, как рощу в сентябрь,

Осыпает мозги алкоголь.

И поэт вступает в поединок с нечистью: он должен посмотреть в глаза черному гостю, так напоминающему его самого и в тоже время - каждого из недавних знакомцев во фраках и цилиндрах, собирающих все черное, что окружает поэта, проникает ему в душу.

Э дабы потом рассматривать по строчке, собрать по фактику все самое отвратительное в его жизни.

Жизнь «какого-то прохвоста и забулдыги» разворачивает перед поэтом «прескверный гость», внушая, что иного портрета и быть не может.

Этот человек

Проживал в стане

Самых отвратительных

Громил и шарлатанов.

«Счастье, - говорил он, -

Есть ловкость ума и рук.

Все неловкие души

За несчастных всегда известны.

Это ничего,

Что много мук

Приносят изломанные

И ломанные жесты.

В грозы, в бури,

В житейскую стынь,

При тяжелых утратах

И когда тебе грустно,

Казаться улыбчивым и простым -

Вот самое высшее в мире искусство».

Да, прескверный гость бьет в самые уязвимые места. Он описывает тот самый собирательный образ его, который обсуждают в самых низших литературных и нелитературных углах. А разве сам Есенин не повинен в этих легендах? Разве не сам создавал их - дабы на них клевали, в душу не лезли? Вот и пришла расплата. Черный человек лезет именно в душу, сверлит насквозь своим мутным глазами… так нет же, «ты ведь не на службе живешь водолазовой», до дна души моей все равно не достанешь. Пусть другие слушают. Но поэту приходится выслушать до конца. И срывается он только тогда, когда речь заходит о желтоволосом мальчике.

«Черный человек!

Ты прескверный гость.

Эта слава давно

Про тебя разносится…»

Я взбешен, разъярен,

И летит моя трость

Прямо к морде его,

В переносицу…

В стихах поэт победил Черного человека, но так ли это было в жизни?

Начатая в заграничном путешествии, поэма была завершена лишь в 13 ноября 1925 года и передана в редакцию «Нового мира».

Теперь вернемся к циклу стихов «Москва кабацкая», выросший из «Хулигана» и «Исповедь хулигана», он составил самую популярную книгу Есенина с одноименным названием. По словам современников, ее читали все: от красноармейца до белогвардейца. Вот как объяснил этот феномен философ и публицист Федор Степун:

«Всякая завершившаяся успехом революция есть перестройка не только внешних форм, Нои переустройство психики. Совершенно естественно, что эти операции сопровождаются определенным чувством боли, которую лучше всего охарактеризовать как боль перестройки и которая ощущается всеми слоями общества. Есенин за всех сказал об этом мучительном и неизбежном чувстве, которое он испытал во всей полноте, и вот за это его любят, если не все, то столь многие».

Высказывались, конечно, и другие суждения. Неистовые ревнители пролетарских ценностей истолковывали стихи про кабацкую Русь, как подкоп под советские устои, дескать, упадочные эти стихи не что иное, как «ушедшая в кабак» контрреволюция.

На самом же деле в эпатаже, присущем есенинскому герою, проявляется щемящее чувство неуютной тоски в "чужом мире». Одиночество лирического героя, его израненную душу С. Есенин вместил в простой, но чрезвычайно емкой параллели:

Если раньше мне били в морду,

То теперь вся в крови душа.

И уже говорю я не маме,

А в чужой и хохочущий сброд:

"Ничего! Я споткнулся о камень,

Это к завтраму все заживет!"

("Все живое особой метой...", 1922 г.

Это ли не лучшее доказательство того, что его хулиганство, несмотря на откровенно грубую лексику, нарочитые физиологизмы, только защитная реакция. Поэт с глубоким, проникновенным лиризмом бросает в лицо "хохочущему сброду" свою "асоциальность", открещиваясь от действительных подлецов и негодяев.

Отчего прослыл я шарлатаном?

Отчего прослыл я скандалистом?

Не злодей я и не грабил лесом,

Не расстреливал несчастных по темницам.

Я всего лишь уличный повеса,

Улыбающийся встречным лицам.

("Я обманывать себя не стану...",1922 г.

Вопрос, заданный С. Есениным, открыто характеризует сложившийся не в пользу поэта расклад сил в трагический момент истории России.

III Распад имажинизма

1. Роспуск имажинизма

Плохое настроение Есенина, вызванное заграничным путешествием, возвращение домой совсем не улучшило, а даже наоборот, сделало еще хуже: обычная ссора на бытовом уровне закончилось коренным изменением в жизни Сергея Александровича.

Дело в том, что, уезжая в мае 1922 года из Москвы, поэт оставил приносящее большие доходы литературное кафе «Стойло Пегаса». Во время путешествия, часть от них, принадлежащая Есенину должна была отдаваться его сестре Екатерине Есениной. Но оказалось, что та за этот год не получила почти ничего, кроме того, по словам Мариенгофа, «Стойло» обанкротилось и его пришлось продать.

Есенин вызвал друга на откровенный разговор по поводу расчетов, и они так поссорились, что перестали разговаривать друг с другом. Уезжая, Сергей Александрович посвятил Анатолию Борисовичу стихотворение «Прощание с Мариенгофом». В нем имелись такие строчки, оказавшиеся впоследствии пророческими:

Другой в тебе меня заглушит.

Не потому ли - в лад речам-

Мои рыдающие уши,

Как весла, плещут по плечам?

Но только, в отличие от строк, человеком, заглушившим Есенина в Мариенгофе, оказался не другой, а другая. Анатолий женился. У него родился сын Кирилл. И он был вполне счастлив и без лучшего друга. Это была еще одна черная кошка, пробежавшая между товарищами.

Вскоре поэт решил дать литературный бой левому крылу имажинизма.

Вот как вспоминает этот бой имажинист Матвей Ройзман: «На заседании «Ордена» он заявил, что далек от желания ссориться, и, взяв в руки сборник Шершеневича «Лошадь, как лошадь», прочитал «Каталог образов»:

С цепи в который раз

Собака карандаша

И зубы букв со слюною чернил…

- Что это такое?- спросил Сергей. - Если класть бревно на бревно, как попало, избы не построишь. Если без разбора сажать образ на образ, стихотворения не получишь».

Таким образом, Есенин сначала поссорился со своим лучшим другом Мариенгофом, а потом понял, что перерос имажинизм.

Четвертый номер имажинистского журнала «Гостиница для путешествующих в прекрасном» вышел без участия Сергея Александровича.

Но это было не честно, хотя бы потому, что поэт был одним из основателей этого журнала, а значит, и владельцем.

Обиженный на то, что журнал все же вышел с неизмененным названием, Есенин был вынужден написать письмо в Ассоциацию вольнодумцев (ассоциация, созданная поэтом на паях с другими имажинистами). Вот это письмо:

«Всякое заимствование чужого названия или чужого образа называется заимствованием открыто. То, что выдается в литературе за свое, называется в литературе плагиатом.

Я очень рад, что мы разошлись. <…> Неужели вы не додумались (Когда я Вас вообще игнорировал за этот год), что не желал работать Вами и уступил Вам, как дурак.

То, что было названо не одним мной, а многими из нас.

Уберите с Ваших дел общее название «Ассоциация вольнодумцев», живите и богатейте, чтоб нам не встречаться и не ссориться.

С. Есенин

24/VIII-24.»

Вскоре после этого, 31-го августа, в разделе «Письма в редакцию» «Правда» опубликовала следующий текст:

«ЕСЕНИН, ГРУЗИНОВ - РЕДАКЦИИ ГАЗЕТЫ «ПРАВДА»

Мы, создатели имажинизма, доводим до общего сведения, что группа «имажинисты» в доселе известном составе объявляется нами распущенной».

На это письмо левое крыло отреагировало быстро и очень зло:

«Р. ИВНЕВ, А. МАРИЕНГОФ, М. РОЙЗМАН, В. ШЕРШЕНЕВИЧ, Н. ЭРДМАН - РЕДАКЦИИ ЖУРНАЛА «НОВЫЙ ЗРИТЕЛЬ»

В «Правде» Сергей Есенин письмом в редакцию заявил, что он распускает группу имажинистов. Развязность и безответственность этого заявления вынуждает нас опровергнуть это заявление. Хотя Есенин и был одним из подписавших первую декларацию имажинизма, но он никогда не являлся идеологом имажинизма, свидетельством чему является отсутствие у Есенина хотя бы одной теоретической статьи. Есенин примыкал к нашей идеологии, поскольку она была ему удобна, и мы никогда в нем, вечно отказывающемся от своего слова, не были уверенны как в соратнике. <…>

Есенин в нашем представлении безнадежно болен физически и психически, и это единственное оправдание его поступков.

Детальное изложение отношений Есенина с имажинистами будет напечатано в №5 «Гостиницы для путешествующих в прекрасном», официальном органе имажинизма, где, кстати, Есенин давно исключен из числа сотрудников.

Таким образом, «роспуск» имажинизма является лишь доказательством собственной распущенности Есенина».

Эти письма стали окончательной точки в «романе» поэта с имажинизмом.

Однажды, рассуждая о трагедии Пушкина «Моцарт и Сальери», Есенин заметил: «Зависть легко переходит в ненависть. Самый близкий друг становится яростным врагом и готов сожрать тебя с кишками…»

И эти слова оказались пророческими.

Вывод

XX век в русской литературе ознаменовался появлением на свет множества литературных направлений. Их организации открывались на каждом шагу. Символисты, центрафугисты, неоромантики, футуристы, конструктивисты и даже ничевоки. Так появился и имажинизм. В отличие от, допустим, футуризма или акмеизма, он почти не оставил следа в людской памяти, забыты и имена его приверженцев. Но одно имя - имя Сергея Есенина, самого талантливого из имажинистов, всегда будет жить в русской литературе. Как же повлияла эта теоретическая школа на одного из самых известных поэтов России?

Владислав Ходасевич писал в знаменитом «Некрополе»:

«Есенина затащили в имажинизм, как затаскивали в кабак. Своим талантом он скрашивал выступления бездарных имажинистов, они питались за счет его имени, как кабацкая голь за счет загулявшего богача».

Другой писатель считал: «Имажинизм нужен был Есенину не меньше, чем желтая рубашка Маяковскому».

Конечно, «человеческая душа слишком сложна для того, чтобы заковать ее в определенный круг звуков какой-нибудь одной жизненной мелодии…Во всяком круге она шумит, как мельничная вода, просасывая плотину, и горе тем, которые ее запружают, ибо, вырвавшись бешеным потоком, она первыми сметает их в прах на пути своем». Но между тем, я считаю, что имажинизм нисколько не навредил Есенину, а наоборот, помог. Вероятно, не примкни он к этому течению, так бы остался крестьянским поэтом, воспевающим «ложноклассическую Русь». А тут у него появилась первая собственная армия почитателей, широкая известность. Его стихи кардинально изменялись. Появилась новая стезя в поэзии. Образность и душевность, с которой они были написаны, заставляли читателей смеяться и плакать.

Имажинизм помог Есенину смотреть на мир и рисовать его новыми, до этого неизвестными красками и образами.

Алла Марченко считает, что, распустив через газету «Правда» группу имажинистов, Есенин «поступил не слишком красиво. Но лучше поздно, чем никогда. Иначе как скандальным разводом неравный брак и не мог разрешиться, ибо конец был заложен в его начале».

Сам Есенин в своей биографии 1925 года написал: «Имажинизм был формальной школой, которую мы хотели утвердить. Но эта школа не имела под собой почвы и умерла сама собой, оставив правду за органическим образом».

Список литературы:

1. Андреев А.\ Есенин \ Москва 2006

2. Безруков В. \ Есенин \ Санкт - Петербург 2005

3. Ваксберг А. \ Любовь и коварство \ Москва 2007

4. Воронский А. \ Об отошедшем \ Писатели о писателях \ Москва 2006

5. Воспоминания «О Есенине» \ Москва 1975

6. Есенин С. \ Стихи, поэмы \ Москва 1958

7. Есенин С. \ Собрание сочинений в трех томах \ Том III \ Москва 1970

8. Есенина Т. \ Дом на Новинском бульваре \ www. sesenin.ru

9. Кузнецов В. \ Есенин. Казнь после убийства. \ Санкт - Петербург, Москва 2005

10. Куняев С. \ Сергей Есенин \ Москва 1995

11. Мариенгоф А. \ Роман без вранья \ www.Esenin.ru

12. Мариенгоф А. \ Мой век, моя молодость, мои друзья и подруги \ www.Esenin.ru

13. Марченко А. \ Сергей Есенин: Русская душа \ Москва 2005

14. Прокушев Ю. \ Сергей Есенин \ Москва 1971

15. Ройзман М. \ Все, что я помню о Есенине \ Москва 1978

16. Хлысталов Э. \ Тайна гибели Есенина \ Москва 2005

17. Шершеневич В. \ Великолепный очевидец \ www. Esenin.ru

18. Шнейдер И. \ Встречи с Есениным. Воспоминания \ Москва 1966

19. Эрлих В. \ Право на песнь \ www. Esenin.ru