Размещено на http://www.allbest.ru

11

Размещено на http://www.allbest.ru

Текстологические особенности "Повести временных лет"

Абакан, 2012

Палеографические особенности «Повести временных лет»

повесть временных лет стиль

Проблема палеографических особенностей описания летописи очевидна. Именно в «Повести временных лет» были прочно заложены все основные особенности русского летописания: патриотический пафос, публицистичность трактовки исторического материала, образность, лаконизм и выразительность изложения.

«Повесть временных лет» сыграла важную роль в развитии областных летописей и в создании общерусских летописных сводов XV--XVI вв.: она неизменно включалась в состав этих летописей, открывая собою историю Новгорода, Твери, Пскова, а затем и историю Москвы и Московского государства.

В связи с этим, основные задачи на данном этапе - выявление значения и грамматических формы слов.

В литературе XVIII--XIX вв. «Повесть временных лет» нередко служила источником поэтических сюжетов и образов. Язык и простота русской летописи пленяли А.С. Пушкина - автора «Песни о вещем Олеге» и бессмертного образа летописца Пимена в народной трагедии «Борис Годунов».

Однако, в наши дни летопись не потеряла своего большого не только историко-познавательного, но и воспитательного значения. Она продолжает служить воспитанию благородных патриотических идей, учит глубокому уважению к славному историческому прошлому нашего народа Кузьмин А.Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977..

«Повесть временных лет» занимает особое место в истории древнерусской литературы и русской общественной мысли. Текстом «Повести временных лет» (далее - ПВЛ) начинаются многие летописные своды, и сама ПВЛ - свод, включающий в свой состав предшествующие своды Лихачев Д.С. Великое наследие. «Повесть временных лет».1975..

В то же время ПВЛ не просто летопись, сумма погодных статей, повествующих о событиях, происходивших на Руси и в сопредельных странах на протяжении двух с половиной столетий - с середины IX до начала XII в. По слогам академика Д.С. Лихачева, ПВЛ явилась «не просто собранием фактов русской истории и не просто историко-публицистическим сочинением, связанным с насущными, но преходящими задачами русской действительности, а цельной, литературно изложенной историей Руси. Можно смело утверждать, - продолжает Лихачев, - что никогда ни прежде, ни позднее, вплоть до XVI в., русская историческая мысль не поднималась на такую высоту ученой пытливости и литературного умения. Патриотическая возвышенность рассказа, широта политического горизонта, живое чувство народа и единства Руси составляет исключительную особенность создания Нестора» [5, с. 169].

Стилистическая неоднородность летописи представляет определенную ценность для языковедов, так как материал одного памятника позволяет наглядно увидеть и исследовать сложный характер взаимоотношений различных функциональных стилей в древнерусском литературном языке.

Словарь ПВЛ охватывает лексику, употреблявшуюся в самых различных сферах древнерусского быта и древнерусской письменности. Это требует внимательной оценки каждого языкового явления, которое должно рассматриваться не как некое абстрактное слозоупотребление древнерусского письменного языка начала XII в. (с поправкой на время конкретного списка летописи), а во многих случаях как языковый факт, обусловленный контекстом; сюжет повествования, стилистическая тенденция данного отрывка, а иногда и происхождение самого фрагмента (является ли он цитатой или созданием самого летописца) должны учитываться при лингвистической интерпретации отдельного слова или оборота речи.

То обстоятельство, что памятник начала XII в. сохранился в нескольких редакциях, незначительно отличающихся друг от друга и отраженных достаточно древними списками - Лаврентьевским 1377 г., Ипатьевским - начала XV в. и Радзивиловским - XV в., - открывает широкие возможности для его лингвистического анализа. Язык ПВЛ уже более столетия интенсивно изучается в отечественной науке. Начало положено трудами П.А. Лавровского [33] и М.А. Колосова [28], в которых ПВЛ рассматривалась еще в одном ряду с другими памятниками. Но уже Е.Ф. Будде поставил своей задачей описать язык Лаврентьевского списка ПВЛ. Он дополнил и существенно откорректировал наблюдения М.А. Колосова, проанализировав особенности отражения фонетических явлений в языке списка. В конце статьи ученый заявил о намерении рассмотреть и морфологический строй памятника, однако, к сожалению, ему не удалось это осуществить Рыбаков Б.А. Древняя Русь: сказания, былины, летописи. М. - Л., 1963..

В 1896 - 1897 гг. увидело свет обстоятельное описание языка ПВЛ по Лаврентьевскому списку, осуществленное Н.П. Некрасовым. Автор анализирует особенности графики (лигатуры, надстрочные знаки, написания слов под титлом, употребление выносных букв, различные начертания отдельных букв), орфографию (употребление букв ъ и ь, юса малого, йотированного а, букв Ь и е, случаи написания ы и и после заднеязычных и т. д.).

В работе имеется обзор морфологии списка: рассматриваются падежные формы существительных, смешение склонений, местоименные формы, употребление личных форм глагола и причастий. Охватывая по существу все основные черты языка ПВЛ по Лаврентьевскому списку, автор, однако, не ставил своей целью исчерпывающее описание отмечаемых явлений и фактов. Поэтому несмотря на обилие примеров, иллюстрирующих различные языковые явления, у читателя не остается уверенности в том, что учтены и адекватно описаны все варианты написаний или грамматических форм. Именно это обстоятельство вызвало критические замечания Н. Петровского, внесшего ряд существенных уточнений в наблюдения над морфологическим строем памятника. Он указал, в частности, на случаи вариантности флексий существительных, не отраженные в описании Некрасова, привел дополнительные данные об употреблении форм двойственного числа существительных и форм сигматического аориста, отметил отсутствие сведений о страдательных причастиях и т. д.

В 1910 г. Д.Н. Кудрявский опубликовал небольшую статью, сообщив статистические данные, полученные при анализе распределения глагольных форм в Лаврентьевской летописи. Исследователь пришел к выводу, что употребление определенных форм зависит от содержания повествования и что «литературно обработанные рассказы об отдельных исторических событиях писались в старом славянском стиле, и поэтому аорист в них встречается чаще» (с. 51), что причастия на -л особенно употребительны при передаче в летописи прямой речи.

Многочисленные работы о языке ПВЛ появились в 50-е годы, что до известной степени вызвано изданием текста ПВЛ, подготовленного Д.С. Лихачевым [6].

В них рассматривались типы словообразования существительных, особенности их склонения, префиксальные существительные, соотносимые с глаголами. Склонение имен существительных в ПВЛ в ряду других памятников было исследовано в коллективной монографии ученых Ленинградского университета. Имеются работы о формах прошедшего времени глагола в ПВЛ, функции глагольных приставок, местоимениях, предлогах и предложных сочетаниях.

Синтаксические особенности ПВЛ, помимо упомянутых выше фундаментальных трудов Е.Ф. Карского и В.И. Борковского, описаны в статьях В.И. Казариной, Л.В. Капорулиной, С.М. Кардашевского, Т.И. Катриченко, Л.А. Коробчинской, М.И. Мулкиджаняна, В.В. Назаретского, Л.А. Поляковой, М.Н. Прокопук, Р.В. Хворовой, И.Я. Чернухиной Сухомлинов М.И. О древней русской летописи как памятнике литературном. СПб, 1856..

Особо следует отметить статью Н.Д. Русинова, содержащую характеристику лингвистических особенностей текста, принадлежащего двум основным писцам Лаврентьевской летописи. В ней приводятся статистические данные о фонетических и морфологических фактах, соотносимых либо со старославянской, либо с восточнославянской письменной традицией, диалектные черты в орфографии обоих писцов. Эти материалы позволяют судить не только о различиях в языковой ориентации писцов, но и о степени влияния на них языка протографа. Индивидуальная манера писца в области орфографии оказывается сильнее, чем влияние орфографии их оригинала, а это существенно для оценки возможностей ретроспективной характеристики языка определенной эпохи по языку памятников, ей принадлежащих, но сохранившихся в поздних списках.

Однако, изучены далеко не все особенности языка ПВЛ. Например, обследована лишь группа существительных с основой на -о; только в работе Г.Я. Симиной и в опубликованном на русском языке фрагменте монографии Р. Ружички рассматривается глагольная система памятника; отсутствуют работы о словообразовании и склонении прилагательных и т. д.

В большинстве названных статей язык ПВЛ служил источником для описания тех или иных языковых процессов, при этом авторы не ставили своей целью исчерпывающее описание изучаемой грамматической категории в памятнике. Поэтому работы о языке ПВЛ часто не содержат сведений о соотношении конкурирующих форм, в них не рассматриваются сложные и спорные случаи. Все еще не существует всестороннего описания грамматических свойств языка ПВЛ, к которому призывал академик В.В. Виноградов Лихачев Д.С. Великое наследие. «Повесть временных лет» 1975.

Более обстоятельно исследуется лексический состав ПВЛ в монографиях Ф.П. Филина и А.С. Львова. Однако оба автора ставили своей целью не исчерпывающее описание лексики ПВЛ, а ее анализ для решения вопроса о характере и происхождении древнерусского литературного языка. Ф.П. Филин намеревался на материале ПВЛ «выяснить... закономерности лексической системы русской литературной речи начальной эпохи ее существования». В связи с этим автора интересовали, во-первых, изменения, которые претерпевала лексика ПВЛ в составе поздних летописных сводов, а во-вторых, соотношение в языке летописи разных стилистических пластов - церковнославянских и восточнославянских элементов, общерусской и диалектной лексики.

Несмотря на эту ограниченность задач исследования, Филин смог проанализировать основные семантические группы (общественно-политическую лексику, термины материальной и духовной культуры, обозначения временных и пространственных понятий, названия животных, растений, пищи и т. д.), а также группы слов, обозначающих передвижение, способы говорения, понятия «видеть» - «смотреть», «брать» - «взять» и т. д.

А.Г. Львов задался аналогичной целью - «рассмотреть лексику «Повести временных лет» в целом, в плане ее отношений к языку памятников старославянской письменности и восточнославянской речи».

Таким образом, если в работе Ф.П. Филина рассматривалось преимущественно дальнейшее развитие лексического строя языка, отразившегося в ПВЛ, то в центре внимания А.С. Львова оказалась предыстория - соотношение языка ПВЛ с языком памятников церковнославянской письменности; при этом ученый стремится разграничить церковнославянскую лексику с лексикой общеславянской (праславянской).

Проблеме соотношения старославянизмов и восточнорусизмов в языке ПВЛ уделялось большое внимание в отечественной науке. Ряд разысканий по этой теме принадлежит Л.М. Устюговой, отдельные наблюдения содержит статья О.В. Творогова.

Лексический состав ПВЛ изучался и в других аспектах. О фразеологизмах памятника писал М.М. Копыленко, о тавтологических словосочетаниях - А.Г. Ломов, об устойчивых речевых клише - О.В. Творогов. Имеются работы о тюркизмах ПВЛ, личных именах, этнонимах.

Очевидно, что исчерпывающее описание лексического состава памятника может представить только полный словарь к его тексту, подобный словарю «Слова о полку Игореве» или словарю «Моления» Даниила Заточника. Словоуказатель к тексту, разумеется, не решает этой задачи, но представляет необходимый материал для ее осуществления.

Попытка составления полного словаря ПВЛ была предпринята в начале 60-х годов. Основные принципы его изложены в статье О.В. Творогова «О типе словаря к литературному памятнику» и в работе «Словарь-комментарий к «Повести временных лет» Насонов А.Н. История русского летописания XI - начала XVIII в. - М., 1969..

Результаты интересных изысканий о языке ПВЛ обесцениваются порой из-за того, что авторы их забывают некоторые принципы современного источниковедения, плохо представляют себе историю текста изучаемого памятника, историю летописания. Устойчиво употребляется, например, обозначение Лаврентьевской летописи как Суздальской. В осуществленном Е.Ф. Карским издании первого тома Полного собрания русских летописей второй выпуск озаглавлен: «Суздальская летопись по Лаврентьевскому списку». Именование летописи Суздальской восходит к изданию 1872 г., откуда Карский и перенес дословно следующую справку: «Лаврентьевский список, подобно большей части наших летописей, есть летописный свод, в который вошли Повесть временных лет в редакции начала XII века и ее продолжения, преимущественно излагающие события Северной Руси (Суздальского княжества).

Такой состав списка отразился на его правописании и языке, разнообразие которого дает повод предполагать или о нескольких писцах, участвовавших в его переписке, или о многих рукописях, находившихся в руках составителя этого северо-восточного (Суздальского) свода». В трудах исследователей русского летописания - А.А. Шахматова, М.Д. Приселкова, специально занимавшегося историей текста Лаврентьевской летописи, Я.С. Лурье и других ученых - этот поверхностный взгляд, свойственный «дошахматовскому» периоду в изучении летописания, существенно откорректирован.

Начиная с Ф.П. Филина исследователи обратились к анализу лексических вариантов в различных списках ПВЛ. Однако для получения объективных результатов при таких сопоставлениях необходимо учитывать установленные в науке соотношения летописных сводов, чтобы решить, на каком этапе истории текста могло возникнуть то или иное чтение. Чаще всего мы можем констатировать лишь общие языковые тенденции, прослеживаемые на материале летописных текстов. Делать выводы о путях и причинах изменения отдельных слов в составе ПВЛ можно лишь с учетом взаимоотношений конкретных списков летописи. Поэтому неправомерно, например, предположение такого рода: «Употребление вариантов градъ - городъ в Радзивиловском списке в целом совпадает с Лаврентьевским списком. Некоторое увеличение случаев употребления лексемы городъ может быть объяснено тем, что переписчик Радзивиловского списка сверял свой текст по одному из списков Повести временных лет типа Ипатьевской Шайкин А.А. «Се повести временных лет». - М., 1989..

Подтверждением этого предположения служит ряд случаев употребления лексемы «городъ» и в частях текста, отсутствующих в Лаврентьевском списке. И далее: совпадение «не может быть объяснено иначе, как только фактом сверки текста Радзивиловского списка Пов. вр. лет с одним из списков типа Ипатьевского». Но прежде чем говорить о возможности влияния одного конкретного списка на другой на лексическом уровне, следовало бы показать возможность их связей на уровне текстологическом.

А.А. Шахматов внимательно проанализировал довольно редкие случаи близости текстов ПВЛ в Ипатьевском и Радзивиловском списках (при постоянном совпадении Радзивиловской и Лаврентьевской) и объяснил отнюдь не влиянием друг на друга списков, а тем, что в таких случаях и Радзивиловская и Ипатьевская летопись лучше, чем Лаврентьевская, сохранили первоначальный текст.

В спорных случаях заголовочным словом может служить находящаяся в тексте испорченная форма. Она может не сопровождаться грамматическим определением и не иметь индекса частоты. Например: [наста] вм. на 3. Разумеется, интерпретация описок в каждом конкретном случае может оказаться спорной. Однако собранный и зарегистрированный в словоуказателях материал окажет помощь не только при чтении списков ПВЛ, но и для изучения особенностей работы древнерусских писцов.

Итак, подведя итог анализу палеографических особенностей «Повести временных лет», становится очевидно то, что происхождение каждого конкретного текста не безразлично: ряд лексем и грамматических конструкций получит исчерпывающее объяснение лишь тогда, когда мы будем знать источник и иметь представление об его языковых особенностях. Язык «Повести временных лет» еще ждет своего полного описания и изучения. Предлагаемые в этой интерпретации материалы способствуют решению этих задач.

Список литературы

повесть временных лет стиль

1. Истрин В.М. Замечания о начале русского летописания. - Известия Отделения русского языка и словесности Академии наук, т. 26, 1921; т. 27, 1922.

2. Кузьмин А.Г. Начальные этапы древнерусского летописания. М., 1977

3. Лихачев Д.С. Великое наследие. «Повесть временных лет» (1975).

4. Лихачев Д.С. Избранные работы: В 3 тт., т. 2. Л., 1987.

5. Шайкин А.А. «Се повести временных лет»: От Кия до Мономаха. М., 1989.

6. Лихачев Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М. - Л., 1947.

7. Рыбаков Б.А. Древняя Русь: сказания, былины, летописи. М. - Л., 1963

8. Насонов А.Н. История русского летописания XI - начала XVIII в. М., 1969

9. Сухомлинов М.И. О древней русской летописи как памятнике литературном. СПб, 1856.

10. Творогов О.В. Сюжетное повествование в летописях XI-XIIIвв. . - В кн.: Истоки русской беллетристики. Л., 1970

Размещено на Allbest.ru