О комическом у Рабле

Исследование произведения М. Бахтина, который изучает явление комического через творчество Ф. Рабле. Формы народной смеховой культуры. Гротескный образ тела и его источники. Условия возникновения комического по Бергсону. Комическое и "Мир" Бибихина.

Рубрика Литература
Вид дипломная работа
Язык русский
Дата добавления 29.10.2017
Размер файла 58,4 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Сводя все три условия возникновения комического, Бергсон выводит следующее определение: «Комическое возникает, по-видимому, тогда, когда соединенные в группу люди направляют все свое внимание на одного, из своей среды, заглушая в себе чувствительность и давая волю одному только разуму». Там же, стр. 14 Но возникает новый вопрос, кем же становится тот объект, на которого направленно внимание группы, как именно он привлекает их внимание?

Над чем смеется человек?

На примере падающего на дорогу человека, Бергсон выводит первую причину привлечения внимания группы - причина машинальной косности. Вместо того, чтобы приспособиться к изменяющимся условиям, человек продолжает действовать по инерции, что приводит к комичной ситуации. Человек такого типа называется рассеянным человеком. Говоря о поверхностном комизме, связанном с банальным падением человека со стула/на улице, Бергсон так же связывает рассеянность и с глубоким комизмом, примером которого может служить образ Дон Кихота, мечтателя, воздыхателя, рыцаря, находившегося в своем вымышленном мире, следующего овладевшей им идеей, из-за которой герой теряет свою эластичность, способность приспосабливаться к изменяющемуся миру.

Но если рассеянный человек увлечен идеей, то характер человека может быть увлечен пороком, говорит Бергсон. Порочный человек становится объектом внимания как комедии, так и трагедии с той только разницей, что в трагедии человек представляет из себя протагониста, производящего борьбу со своим внутренним пороком всей своей душой. В комедии человек становится вписан в порок, он уже не личность, но сам порок, следующий не внутренней душе, но внешним рамкам порока. Интересная деталь, которую подмечает Бергсон - «комический персонаж смешон обыкновенно ровно настолько, насколько он не осознает себя таковым. Комическое бессознательно». А. Бергсон. «Смех» - Издательство «Искусство», 1992, стр. 19 Поэтому, в отличие от персонажа трагедии, который самостоятельно сражается с пороком, персонаж комедии даже не замечает порой, что он порочен, и только смех, вызванный косностью порочного человека, заставляет его обратить внимание на самого себя.

Таким образом, говорит Бергсон, что рассеянный человек, что порочный, оба являются примером одного характера - закостенелости, автоматизма, которые и являются источником/областью комического, то есть того, на что направленно общественное внимание группы.

Далее Бергсон развивает свою основную идею о роли смеха в обществе. Тело, ум и характер (основные три части человека, выделяемые Бергсоном), обязаны постоянно находится в напряжении, чтобы быть способными к изменениям, происходящем во внешнем мире. Человек должен быть, в противоположность косности и автоматизма, эластичным для того, чтобы выживать. Но проблема, которую выводит Бергсон, заключена в том, что как только человек научился выживать, он переходит на режим автоматического существа, которое привыкло поступать и делать одно и то же в схожих ситуациях. Обществу же, в свою очередь, необходимо не просто выживание, но хорошая жизнь: «Обществу недостаточно раз и навсегда установленного согласия между людьми, оно требует от них постоянных усилий ко взаимному приспособлению». А. Бергсон. «Смех» - Издательство «Искусство», 1992, стр. 20 Таким образом, смех становится орудием в руках общества, оружием, способным указать на такого своего члена, который проявляет признаки закостенелости характера (пороки), тела (рассеянность), ума. Главный вывод Бергсона из всего вышестоящего: «Эта косность и есть комическое, а смех -- кара за нее». Там же, стр. 21

Антракт

Разобрав произведения Бахтина, Фрейда, Бергсона у нас появилось разностороннее видение проблемы комического. У Бахтина комическое рассматривается через народную смеховую культуру, которая характеризуется своей материально-телесной основой и служит вечному перерождению, обновлению самой жизни через гротескный реализм, через всеединство и всеосмеяние всего того, что представляет серьезное и официальное идеальное-завершенное бытие. Таким образом, через Бахтина мы получаем доступ к глубокому и забытому пониманию комического как одного из способов существования вне рамок, доктрин, правил, норм и условий. Комическое - это состояние души, которая входит в безумие на всеобщем пире духа.

Фрейд рассматривает другую сторону комического, а именно остроумие. Ценность его заключается в том, что он, в отличие от других авторов, исследующих проблему комического, пытается затронуть чистую форму остроумия, понять, в чем заключена причина смешного в чистой форме, а также каким внутренним желанием человека служит та или иная форма остроумия. И приходит к выводу о том, что благодаря способности остроумия мы способны преодолевать психологические барьеры и получать удовольствие от экономия своей психологической энергии.

Бергсон усматривает смешное в автоматическом и костном, том, что противоречит живой душе. И смехом мы обличаем эту искусственность и подмену живого куклой, что позволяет нам сохранить живость духа и осмеять глупость.

А теперь перейдем ко второй части нашего исследования.

Часть II

Теперь хотелось бы основываясь на осмысленных ранее теориях комического предоставить читателю своё видение вопроса, начиная с книги «Мир» В. В. Бибихина

Комическое и «Мир» Бибихина

Задаваясь ранее вопросом о причинах комического, я пришел к осознанию неказистости его формулировки. Вопрос «почему смеется человек» кажется мне теперь в корне своем не правильным. Из него поиск ответа выходит на путь перебора ситуаций, которые вызывают смех. Внимание оказывается сконцентрировано не на самом смехе, но на бесчисленном количестве примеров, у которых философ безуспешно пытается найти общее, которое и должно стать ответом на столь грубо поставленный вопрос. Ситуация с поиском смеха, напоминает ситуацию с поиском мира путем перечисления всего, что в нём находится, что в итоге не приводит нас к пониманию мира, а наоборот мы оказываемся лицом к лицу с каждой частью, которую перечисляем и складываем. Мир не видимый и не ощутимый, но самый близкий и повсеместный, является фоном для существования всего. И возможно предположить, что и комическое является неким особым фоном, который позволяет существовать ситуациям, в которых человек смеется. Поэтому новым вопросом, который даст начало размышлениям о природе смеха, станет вопрос о последствиях, то есть о результатах, которыми обладает область комического. «Как смех меняет мир?», в том понимании мира, как моего в нем присутствия и мироощущения. Под впечатлением от книги «Мир» Бибихина, я не могу избавится от мысли связи настроения, музыки или мелодичности, и смеха. Бибихин пишет, ссылаясь на Хайдегера, что человек присутствует в мире настроением. Именно оно является его подлинным существованием. В то же время, само слово настроение пронизано музыкальностью. Под музыкой тут можно понимать тот порядок, гармонию, в котором мы воспринимаем мир, или как мир сказывается нам. Мы находимся в определенном настроении, направленным на мир, и в зависимости от настроения человек воспринимает мир так, как был им настроен. Осень у Пушкина вызывает чувства прекрасных пор очарованья, когда у простого рабочего гражданина осень - это слякоть с грязью, вызывающее лишь разочарование. И поскольку человек присутствует в мире как настроение, а в настроении угадывается и узнается переменчивость и тональность музыкальной мелодии, то можно протянуть мост между мелодией настроения и областью смеха, как особой тональностью этой мелодии, как инструментом настройки нашего инструмента сосуществования с миром.

Тут пригодятся уже исследованные раннее Бергсоном и Проппом характерные черты комического, которые прослеживаются от одной различной ситуации к другой. Но мы будем использовать эти черты не для объяснения источника смешного, а для понимания того, какой фон создается этими чертами, и как мелодия нашего настроения меняется под их влиянием. Заразительность, направленность, человечность смеха - эти черты создают определенную тональность «расположения» или открытости, которая необходима различным людям для со-существования. Ведь настоящий диалог, направленный на взаимопонимание, невозможен между людьми, находящимися в различных настроениях. Невозможен он хотя бы оттого, что в тот самый момент диалога мир сказывается для нас и в нас совершенно по-разному, и одно и то же слово, высказанное разными людьми будет окрашено в различные или противоположные тона. Но намеренно прозвучавшая шутка или внезапная комическая ситуация позволяют настроить мир между людьми на один лад. Слово двух становится словом одного, диалог перестает быть сольным исполнением, появляется оркестр мысли. Разумеется, такое положение вещей не означает, что из любой шутки рождается единение разумов, напротив, юмор настолько многогранен, насколько ценна глубина взаимопонимания, рождающаяся из тонкости совпадения настроений, рождающейся чувствами юмора. Именно из-за этого в момент сильнейшего совпадения мелодии мысли различных разумов, проявление комического будет сравни потрясению, проявляющегося не сколько в смехе, сколько в истерии, восторге вперемешку со слезами. Когда после пятьдесят четвертого прочтения такого-то трактата сякого-то философа до читателя доходит мысль, которую помыслил другой, его вполне естественной реакцией будет чувства переполняющей радости переходящей в от улыбки до сотрясающего тело хохота. Фон комического не только настраивает человека на определенную волну попытки взаимопонимания, он так же служит формой выражения попадания одной смысловой мелодии в другой. Иначе говоря, смехом мы вызываем одно настроение, и им же мы показываем успех нашей попытки. То, что невозможно выразить в словах, то есть, что именно мы поняли, мы высказываем с помощью музыкального логоса, то есть наборе звуков, говоря тем самым самому себе и своему со-беседнику (будь то присутствующий рядом человек, или же композитор, автор, который почтил уже сотни лет), «мы совпали в понимании мира, я понял его так, как ты мне его передал».

Вопрос о логосности, если можно так выразиться, звука, может показаться спорным, но мои рассуждения тут таковы. Если слово, за которым закреплено определенное понятие в языке, несомненно является частью логоса, как устоявшегося смысла, то в отдельной букве смысл разрушается, оставляя её сродни ноте или числу, которое само по себе понятия не несет, пока не встает в определенный порядок (настраивается). Однако даже отдельные буквы алфавита для человека несут определенный смысл как основы для будущего слова. Буква, являясь особым звуком, теряет свою полноту существования в бесконечности своих возможностей. Но звук мелодии, сам по себе, несет самую чистую бесконечность возможности проявления в логосе. Мы не можем закрепить смысл за нотой, звуком, но она сама несет в себе бесконечную потенцию такого, делая звук самым плодотворным источником никогда не сформированной мысли. Мир в словах не выразим, но в мелодии его выражаемость вечно приближается к выражению, ведь как иначе можно выразить бесконечный мир, как не в бесконечном слове, потенция которого содержится в звуке.

Возвращаясь к комическому фону мира, мы уже пришли к двум важным последствиям его присутствия. Первое - комизм стремится создать такой порядок в существовании различных настроений, в котором они начнут со-существовать в одном ладу (или лучше даже в гармонии, как трезвучие, в котором различные ноты создают целый аккорд). Нахождение настроений в гармонии позволяет людям вести диалог на одном языке, недаром существует словосочетание «работа пошла на лад», на лад с работой, с делом, с миром. Во-вторых, смех недаром имеет своей характеристикой продолжительность и заразительность. Искренний смех (тут подразумевается не механическая имитация, а эмоционально вызванный поток, хотя и механический смех может стать источником искреннего, в силу своей заразительности и причастности к комическому) часто становится неконтролируемым или создает атмосферу, в которой смех может вызвать любое движение в мире. Таким образом смех не только настраивает со-звучие с миром, но и поддерживает его пока не иссякнет и не станет лишним.

Разумеется, не стоит забывать, что настраивание взаимопонимания людей всегда происходит через мир, как первичный фон, который окрашивается комизмом в те тона, в котором об этом мире можно сказываться одним языком. Смех настраивает человека на понимание самого мира. Тут, опять же ссылаясь на Бибихина, надо уточнить, что понимание мира - это его принятие. Лишь в беззвучном согласии с миром можно начать его принимать, потому что только тогда человек позволяет вещи сказаться самим, а не насильно пытается наделить их смыслом. Сразу же рисуется картина, в которой беззаботный герой насвистывает песню где-нибудь в лесу, на природе, наслаждаясь гармонией и красотой самого мира, не смотря на то, что наслаждение его никак не связано с попыткой определить мир или ограничить его в слове. Напротив, такие попытки часто приводят к обратному эффекту разочарования, когда красивый закат, после слов «какой красивый закат», внезапно прибедняется, будто теряя ту часть, которую наблюдатель не высказал, так как высказать было бы необходимо весь мир, ведь именно в нем закат приобрел ту самую красоту, с которой человек сталкивается. Однако возможна и другая ситуация, когда двое влюбленных (в данный момент формальность влюбленности необходима для того, чтобы люди находились в одном настроении) смотрят на закат, смотрят друг на друга и улыбаются, и каждый понимает, что другой чувствует то же самое.

Говоря о комизме, или о комическом, нельзя не затронуть противоположную сторону драматического. До его оснований сейчас путь не лежит, но говоря о тонах мира и способах изменения настроения, нельзя не упомянуть о чем-то серьезном, чтобы не сложилось ложное впечатление о главенствующей позиции комического фона в мире. Аристотель определяет драму тем, что она всегда имеет своё завершение, когда комедия, в свою очередь, бесконечна. В моей голове, в повседневной жизни комический и драматический фон испытываются людьми в их взаимодействии с миром как с бесконечным числом вещей, которые можно познать (но которые на самом деле таким образом не познаются). Различие между этими тонами, назовем их мажорным и минорным, чтобы быть ближе к музыкальной терминологии, будет проявляться во внешнем поведении людей, одна группа которых будет вести беседу на серьезный лад, или грустить над бедой (сочувствие), когда другая будет хохотать над удачной шуткой о том, или ином событии. Сравнение качественного восприятия/понимания мира тут невозможно, как и невозможен ответ на вопрос: «что лучше смех или слезы, веселье или серьезнось”. Настроения не измеряются успехом познания мира, они лишь являются различными тональностями, различными настроениями, через которые мы можем существовать в мире и со-существовать с ним.

Однако, интерпретируя «Мир» Бибихина, хотелось бы предположить, что в повседневности человек отдаляется от мира, именно потому, что делает из него сумму познаваемых вещей, и настроение человека необходимо ему больше, чтобы существовать в социуме, и в мире вещей без самого мира. Но когда человек вырывает из себя из повседневности и начинает слушать сам мир, то и тон его мелодии становится менее четким, более тонким. Это приводит к тому, что в моменты откровений, экзистенциальных моментов, сильных переживаний, минор и мажор сталкиваются. Мир окрашен во все тона, и слыша мир человек смеется и плачет, не имея в виду ничего смешного и ничего печального. Он слышит мелодию мира и принимает её, потому что его настроение, его существование ощущается как существование целого мира.

Но бытийствовать в таком состоянии невероятно сложно, как и сложно являться целым миром, после того, как долгое время являешься лишь его частью. Поэтому настроение человека возвращается из гармонии с миром, к гармонии через мир с вещами, и его тона приобретают более отчетливые мажорные или минорные краски.

Так же хотелось бы поразмыслить о том, можно ли найти связь между апполонисийским и дионисийским началом, представив Апполона основоположником логосного порядка, который присутствует в драматическом настроении и способствует логическому упорядочиванию вещей в мире, и дионисийским хаотичным началом, которое присутствует в комическом ладу и настраивает человека на слышание мира как хаоса, то есть позволение ему быть тем, чем он является. Однако это уже выходит за рамки исследования области комического, или, по крайней мере, связь этой темы не так очевидна и требует более углубленного подхода.

Однако это лишь та часть возможного восприятия комического, которая возникла под воздействием прочитанного «Мира» Бибихина, и она не раскрывает полностью того понимание, которое мне доступно на данный момент.

Для того, чтобы полностью раскрыть свое видение истоков комического, мне необходимо начать с истоков вообще. С того момента, когда все было целым, когда не было времени и пространства, поскольку все было всем и всегда. Разумеется, тогда не было вопросов и проблем, не было разумности в том смысле, как мы понимаем её сейчас, не было необходимости в различии и в именах, потому что всё было одним, а одно было всем. Но в какой-то момент единое начало делиться, появилось время и пространство, как форма и содержание. И в тот же момент, когда произошло деление, часть наполнилась решимостью вернуться к целому, к своему первоначальному состоянию, но так как было время, то часть не могла вернуться к целому двигаясь назад, поэтому единственной её возможностью было движение вперед с единственной целью - наполнить себя, воссоединиться с единым. Возможно, что тут же появятся возражения о том, что часть, не наделенная разумом, не наделенная чувствами, не может «желать» или мыслить о возвращении куда либо, ведь она тупо и бессмысленно существует по случайности. Однако, когда я говорю о том, что часть «наполнилась решимостью», то это лишь художественное описание физического процесса, такого же, как притягивание противоположно заряженных частиц, с одним лишь отличием, что нам неизвестно пока что точное название этой физической силы, которая влечет все части к единому.

Таким образом пошел процесс образования и преобразования всех космических форм материи, единственной целью которых было возвращение к первоначальному состоянию бесконечного единства, которое вдруг стало конечным множеством. Отсюда возникает взаимодействие атомов, образование молекул, частиц и самое главное первые языки взаимодействия, то, что мы называем силами природы, физическими законами, течение тока, притяжение - всё это языки, необходимые для служения одной цели - образования взаимодействия. Но в силу некоторой ограниченности либо нашего разума (чтобы усмотреть какой-то работающий «план» природы), либо «разума» природы, части мира не смогли прийти к тому единому, из которого вышли, и научились лишь поддерживать некий порядок, тот самый, который так любили созерцать древние греки. И порядок поддерживался вместе с тем, как усложнялся язык взаимодействия частей, усложнялись формы, возникшие в результате продолжительных попыток образовать хотя бы какое-то подобие единого-бесконечного. Так возникали космические тела, так возникали простейшие организмы, цель которых была не просто взаимодействие с удержанием, но уже взаимодействие с обеспечением целостности своей новообретенной структуры, состоящей из многих частей. Разумеется, что подробно перечислять эволюционный процесс от простейшего до homo sapience не представляется уместным в данной работе, посвященной именно философии смеха, а не происхождению видов. Поэтому поскорее перейдем к тому виду сложной организации материи, который мы, людской род, из себя представляем.

Человек, отличающийся от ранее присутствующих форм жизни способностью слагать и изрекать мысли, оказался полностью отчужденным от целого мира, между которым встал человеческий разум, различающий части и дающий самому человеку не только находиться в мире как часть, но и осознавать свою отчужденность. Это ключевое отличие от всего остального мира также позволило человеку перейти на новый уровень взаимодействия с миром. Если физически ни одна часть мира не способна вернуться к состоянию бесконечного единства всего и всегда, то есть выйти за рамки собственной временности и пространственности, то разум человека наделил его способностью складывать пережитый опыт в идеальные и вневременные конструкции разума, которые мы называем мыслями или словами. То есть человек перешел на новый уровень взаимодействия с миром, стал новым языком, особенностью которого возможность сказывать о мире так, чтобы ухватывать его бесконечность, его всеобщность. Однако, будучи по-прежнему физическим телом, человеку недостаточно лишь мыслить абстрактными понятиями о мире. Ему нужно жить, как и любой другой части, поддерживая порядок вещей, чтобы в этом порядке, в постоянном повторении можно было чувственно прийти к пониманию полноты и всеединства всего сущего и несущего. И в этом состоит уникальное положение, в котором оказался человек, умещая в себе чувственное ощущение множественности и, в то же время, разумное осознание единства, стремясь к которому, человек достигает всё новых и новых горизонтов развития, недоступных раннее никаким частям мира.

Но какой бы потрясающе радостной и ошеломительной не была возможность воссоединения с Единым, выхода за пределы времени и пространства, и самого себя, к этому состоянию человек обречен стремиться всю жизнь и даже обретя оттенок такого состояния не у каждого хватит сил и храбрости удержать себя в состоянии, которое древнегреческие философы, явно осознававшие все вышеперечисленное, называли мистическими актами, и которые в средневековье будут оглашаться откровениями, воссоединением с Богом. Поэтому жизнь человека - это его борьба с самим собой и с другими в целях самопознания и прихода к гармонии своего мироощущения и миропонимания, которые должны сойтись как сходятся форма и материя, чтобы схлопнуться в единстве и позволить пресечь временной барьер.

Но при чем же тут комическое и смех? Отвечая на этот вопрос, а также на поставленные вопросы о проблемах человеческого языка в самом начале работы, которые, после вышесказанного, возможно, стали более проблемными для читателя, мы будем использовать как уже полученные ранее глубокие мысли Бахтина, хорошо отточенную примерами теорию Фрейда, тезисы о борьбе автоматизма и живой души Бергсона, а так же определенные идеи Бибихина. Всё это, возможно, приведет нас к достаточно гармоничной концепции, связующей вместе все части теорий.

Начнем с вопросов, как комическое и смешное позволяет нам вернуть слову содержание, вернуть форме наполненность и поспособствовать воссоединению опыта и понятия. Как чрезвычайно глубоко отмечает Бахтин в своем исследовании, во время Карнавала человек освобождается от всех серьезных и официальных доктрин, путем высмеивания и спускания всех идеалов в тот материально-телесный низ, откуда они пришли. Это как раз и позволяет разрушить то слово, которое в постоянно текущем и меняющемся чувственном мире теряет свою чувственную опору. Безумие карнавала необходимо для возвращения к миру за новой глубокой чувственностью, которая будет питать старые слова по-новому. Тут также гармонично вписывается Бергсон, со своей теорий о смехе как каре за косность и автоматизм, который не так глубоко и красиво, как это делает Бахтин, однако в том же направлении озвучивает идею необходимости смеха для обнаружения закостенелых частей живой души и скорейшее их исправление. При этом, если перевести Бергсона в область проблематики языка (в самом широком понимании), то пустые формы, не наделенные жизнью, чувством как раз и становятся той областью в которое мы направляем свое остроумие. К слову об остроумии, Фрейд описывает нам техники остроумия, в который проводит достаточно подробную классификацию, которая, однако, сводится у него к тенденциозным и простым формам. Простые смешны потому, что играя словом и находя в нем одном множество смыслов и сталкивая множество пластов мы усматриваем неполноценность сказанного и существующего слова в данном контексте. Это важно, что слово само по себе смешным быть не может, а приобретает окраску смешного только в заданном контексте, будь он сознательный или бессознательный. Тенденциозные формы смешны от того, что они позволяют по Фрейду осуществить свои тайные желания насилия или обнажения другого. Поэтому смех по Фрейду так же можно отнести к способности человека обходить закостенелость формы и получать удовольствие при сохранении психологической энергии для получения свободы и совершения своих внутренних желаний.

Заключение

комическое рабле гротескный

Но если подводить под всем вышесказанным черту, греки действительно сказали всё. По крайней мере, следуя классическим определениям комического у Аристотеля, как безобразного, но безобидного, и у Демокрита, как всего суетного, то есть имеющего слишком большое значение, можно понять, что наше понимание комического углубилось, но не изменилось, поскольку нам смешно всё, что безобразно, а безобразно всё, в чем можно усмотреть пустоту за высоким содержанием. Однако, если кто-то понял что-то до вас, это не снимает ответственности понять это самому и продолжить понимать, со смехом, чтобы понимание никогда не превратилось в пустую форму без содержания, без плодотворного низа Рабле, без живой души Бергсона, без настроения Бибихина, без бессознательного остроумия Фрейда.

Пока человек не вернулся в лоно, откуда он вышел, пока он обречен творить слово, в смехе он будет находить свою свободу, свое безумие, которое необходимо для возвращение к чувственности, к телесности, к самому себе. Поэтому будем продолжать смеяться и продолжать творить слово, которым мир творит через нас.

Список литературы

1. М. М. Бахтин «Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса»-М.: «Букинист» - 1990.

2. А. Бергсон «Смех»-М.: «Искусство» - 1992.

3. В. В. Бибихин «Мир»-Спб.: «Наука» - 2007.

4. З. Фрейд «Остроумие и его отношение к бессознательному»-Спб.: «Азбука» - 2015.

Размещено на Allbest.ru


Подобные документы

  • Анализ пиршественных образов, выявление и объяснение их важности в работе М.М. Бахтина "Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневекового Ренессанса". Проявление жизни гротескного тела в процессе приема пищи. Символика пира в человеческой жизни.

    реферат [7,1 K], добавлен 13.12.2011

  • Успех и признание Рабле, его работы по философии смеха. Основные принципы творчества писателя. Площадное слово, народно-праздничные формы, источники гротескного образа тела. Причины обаяние народного смеха. Смеховая культура прошлого: Гоголь и Рабле.

    книга [562,3 K], добавлен 06.05.2009

  • Понятие комического в литературе XIX века. Комическое как литературная и эстетическая категория. Понятие комического в пьесе А.Н. Островского "Не в свои сани не садись". Комизм и мораль, комический фон как контраст для трагически окрашенных ситуаций.

    дипломная работа [95,7 K], добавлен 26.03.2010

  • Життєвий та творчий шлях Ф.Рабле. Великий роман Рабле - справжня художня енциклопедія французької культури епохи Відродження. "Гаргантюа і Пантагрюель" написаний у формі казки-сатири. Надзвичайно важливий аспект роману - вирішення проблеми війни і миру.

    реферат [25,4 K], добавлен 14.02.2009

  • Перебільшені образи тіла і тілесного життя які властиві творам Фраснуа Рабле. Гіперболізм, надмірність, надлишок як один із основних ознак гротескного стилю. Особливості гротескної та гумористичної концепції тіла у романі Рабле "Гаргантюа і Пантагрюель".

    творческая работа [16,5 K], добавлен 22.11.2010

  • Средства и приемы комического. Особенности использования языковых средств создания комического в произведениях Виктора Дьяченко. Речевые характеристики и говорящие имена героев пьес писателя. Своеобразие и проблематика произведений В.А. Дьяченко.

    курсовая работа [109,8 K], добавлен 08.12.2010

  • Фрасуа Рабле как величайший деятель Эпохи Возрождения. Общая характеристика творчества Франсуа Рабле. Проблематика романа "Гаргантюа и Пантагрюэль". Особенности раскрытия и значение темы войны, утопии, свободы и веры, насилия и справедливости в романе.

    курсовая работа [35,4 K], добавлен 05.06.2014

  • Понятие "комическое" в научном, философском осмыслении. Лексико-фразеологические средства создания комического в речи рассказчика Михаила Зощенко. Языковая игра в рассказах "Сатирикона". Уровни литературной коммуникации. Группы диалогических единств.

    дипломная работа [99,9 K], добавлен 07.11.2013

  • Эстетические категории трагического и комического, составляющие двеглавные струи, питающие все драматургическое творчество Шекспира. Трагедийная и комическая основы в исторических хрониках. Психологический феномен средневековой культуры - фигура буффона.

    курсовая работа [35,7 K], добавлен 28.07.2015

  • Переклички романа Рабле с "Утопией". Утопия и Телемское аббатство. Идеальное общественное устройство Мора предполагает всеобщее равенство и совместный труд. Рабле же создает общество людей, прекрасных физически и духовно.

    реферат [12,8 K], добавлен 06.06.2005

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.