Мифонимы в метафоре Ахматовой

Неоднократно повторяющийся у Ахматовой мотив «счастья разлуки» и боязни встречи («Как подарок приму я разлуку»; «о встреча, что разлуки тяжелее»; «И встреча горестней разлуки») находит переклички с «Федрой». О счастье разлуки говорит Федра кормилице в ответ на ее утешения, что Ипполит навеки разлучается со своей возлюбленной (досл.: Они всегда будут любить друг друга! Несмотря на изгнание, которое их разлучит, они дают друг другу тысячи клятв в том, что никогда не расстанутся»). Ср.: «Все наслаждением будет с тобой - /Даже разлука»; «Что нам разлука - лихая забава» и («Вместо посвящения»):

По волнам блуждаю и прячусь в лесу, Мерещусь на чистой эмали, Разлуку, наверно, неплохо снесу, Но встречу с тобою - едва ли.

Можно упомянуть еще алую пену как символ смерти, катастрофы у Ахматовой - «Пусть разольется в зловещей судьбе / Алая пена» (к этому же: «И облака сквозили/ Кровавой Цусимской пеной») - и «кровавую пену, алую дымящуюся траву» в знаменитом монологе Терамена о гибели Ипполита (в пер. Тютчева «Они летят, багря удила пеной»).

В стихотворении «Первое предупреждение» из «Полночных стихов» благодать в строках: «Пускай я не сон, не отрада/ И меньше всего благодать» - обычно связывается с именем Ахматовой [Анна - благодать]. Представляется возможным указать еще один предположительный источник этого образа. Как известно, расиновская «Федра» была предметом спора между янсенистами и иезуитами о том, языческое это произведение или христианское. Янсенисты видели в «Федре» блестящее подтверждение учения о благодати, в самой Федре - женщину, вовлекшуюся в преступление того, что она была лишена благодати. Уже Шатобриан усмотрел в ней христианку под античным именем. Сент-Бев утверждал, что в пьесе чувствуется учение о благодати. По замечанию Поля Менара, в авторе «Федры» ощущается «поэт-христианин, по сильному свету, который он бросил в глубину души, предавшейся стыду и угрызениям совести». Этот обзор взят из книги Ф.Д. Батюшкова «Женские типы Расина» (Санкт-Петербург, 1897, 27-28). В конце века в России вышло несколько книг, посвященных Расину и специально «Федре» и, в частности, предназначенных для гимназий и женских курсов, например: «Ж. Расин. Федра, перевод в стихах размером подлинника Льва Поливанова с приложением этюда Патена о французской классической трагедии и другими объяснительными статьями». В этой книге, кроме того, собраны фрагменты из всех русских переводов «Федры» и - что представляется существенным - две рецензии на исполнение Рашелью роли Федры, одна из них - «Г-жа Рашель на петербургской сцене в роли Федры» (причем восторженно описывается ее облик - высокий рост, величественность осанки, черные кудри, мраморная шея и т.п.). Вполне вероятно, что все эти книги, входившие в гимназическую программу, впоследствии вспомнились Ахматовой (и Мандельштаму) уже в десятые годы, получили новое звучание в изменившемся контексте и были поняты по-иному и более глубоко.

Можно привлечь и эссе А. Франса: «Не наделил ли он последнее из своих языческих произведений, свою «Федру», всеми волнениями и всем отчаянием христианской души, лишенной благодати?» (ср. в стихотворении 1917 г.: «Да, не страшны ни море, ни битвы/ Тем, кто сам потерял благодать»). Нелишне упомянуть, что это эссе помещено, в частности, в двухтомнике Расина, вышедшем в 1940 г. в издании Асаdemia, где была напечатана «Федра» в переводе Шервинского (с которым Ахматову связывали дружеские отношения); любопытно, что именно в этом переводе встречается слово срам (ср. «Пролог»): «На сына чистого, почтительного к вам,/ Я взор свой подняла, где были страсть и срам».

Таким образом, античная тема слепого «внутреннего рока» в кругу идей христианства, близких Ахматовой, могла быть переосмыслена в тему отсутствия благодати, приводящего к страданиям того, кто ее лишился.

Тема античных зеркал Ахматовой здесь затронута лишь в самом общем виде. Как уже было сказано, сейчас она значительно расширилась. Но уже и тогда можно было бы сделать существенные добавления. Так, к аналогичным выводам независимо пришел Р.Д. Тименчик, занимавшийся теми же поисками в связи с античными первоисточниками (Эврипид, Сенека) и Анненским; ср. найденные им переклички: Анненский - «Любовь для Федры - только рана»; Ахматова - «И было это - только рана», или более общие, связанные с проблемой двойничества:»… в «Ипполите» Федра и Кормилица изображают сознательную и бессознательную сторону женской души, ее божественную и растительную форму… Душевная борьба Гамлета вышла, конечно, именно из таких сцен «двоения», чтобы в наши дни перейти снова в форму драматических галлюцинаций на страницах психологического романа». и др.

Приступая к теме античных двойников, автор этой статьи преследовал некие общие цели: назвать героинь, которые, отразившись в творчестве Ахматовой, оказали формообразующее влияние и на ее судьбу; кроме того, хотелось привлечь внимание к последним, как представляется, программным, циклам Ахматовой - в частности и потому, что это было важно для нее самой («По-моему, «Полночные стихи» - лучшее, что я написала»).

ахматова мифоним символика античный

Заключение

Проблема «архетипы в творчестве Ахматовой» как самостоятельная, насколько нам известно, практически не ставилась - исключение представляют работы В.В. Короны. Архетип, вслед за большинством современных исследователей, мы будем понимать как обозначение «наиболее общих, фундаментальных и общечеловеческих мифологических мотивов, изначальных схем представлений, лежащих в основе любых художественных, и в том числе мифологических, структур (например, древо мировое) уже без обязательной связи с юнгианством как таковым», а мифологему - как реализацию архетипа в художественном тексте. Хотя в целом ряде работ рассматривается ориентированность поэтики Ахматовой на мировую культурную традицию, «литературность», цитатность ее поэзии, насыщенной многочисленными аллюзиями, намеками, «литературными, артистическими, театральными … ассоциациями и реминисценциями», замечания о собственно мифологемах носят спорадический характер и сделаны вскользь, поскольку мифологема рассматривается или как разновидность цитаты, или как понятие одного с ней ряда. Так, говорится о «цитировании поэтами (Ахматовой и Мандельштамом.) … поэтических мотивов и образов, узуальных мифологем, стилистических фигур, тропов, лирических формул и т.п.». Здесь мифологема - вариант цитаты. Другой исследователь, рассматривая «вечные образы» культуры в лирике Ахматовой, выделяет как их разновидность «вечные образы мифа», тут же оговаривая, что имеет в виду образы «прежде всего вечного Текста - Слова с большой буквы - Логоса - Библии. Таким образом, между цитатой (в данном случае библейской) и мифологемой снова ставится знак равенства. Даже тогда, когда речь идет о наличии в творчестве Ахматовой «наиболее важных образных универсалий, проходящих через весь ее художественный мир, - небо, звезды, земля, дом, дорога, эти наблюдения не соотносятся с проблемой архетипов, хотя имеют непосредственное к ней отношение. Итак, мифологемы в творчестве Ахматовой редко становились предметом специального анализа. Между тем, подобный подход подготовлен всем ходом исследований. Во-первых, это касается анализа конкретных текстов. Архетипы нередко лежат в основе образной структуры произведения, изначально участвуя в ее формировании, и в ряде случаев играют важную смыслообразующую роль. Поэтому анализ функции мифологем в том или ином тексте позволяет существенно уточнить и дополнить понимание данного текста. Важным фактором оказывается не столько сознательность обращения к архетипу (он и исходит из области бессознательного), сколько та объективно содержательная роль, которую его непосредственная реализация - мифологема - может выполнять в произведении. Во-вторых, исследование функции мифологем в лирике Ахматовой позволит описать ее художественный мир, опираясь на фундаментальные, значимые именно для Ахматовой первоэлементы и первосхемы сознания, отобранные из «общего фонда». Как первобытная мифология была призвана объяснить мир, так и литературная, «индивидуально-авторская мифология» (Р. Якобсон) в ее специфическом единстве элементов и отношений между ними могла бы помочь выявить и объяснить своеобразие авторского художественного мира - ахматовской концепции бытия.

Список литературы

1. Анненский И. Театр Эврипида. т. 2. М., 1917

2. Жимурский В. Творчество Анны Ахматовой. Л. 1973.

3. Искусство анализа художественного произведения. М.: Просвещение, 1971.

4. Коржавин Н. Анна Ахматова и «серебряный век» // Новый мир. 1989. №7. С. 240, 250.

5. Кралин М. Времена Ахматовой // А. Ахматова. Собрание сочинений в 2 то-мах. Т. 1, М.: Цитадель, 1997. С. 16.

6. Маймин Е.А. Опыты литературного анализа. М.: Просвещение, 1972.

7. Малюкова. Л.Н.А. Ахматова: Эпоха, Личность, Творчество. - Таганрог: изд. «Таганронгская правда». 1996.

8. Павловский А.И. Анна Ахматова, жизнь и творчество. М.: Просвещение, 1991 г.

9. Цивьян Т.В. Кассандра, Дидона, Федра. Античные героини - зеркала Ахматовой // Литературное обозрение. - 1989. - №5. - С. 29-33

10. Чуковский К. Анна Ахматова // К. Чуковский. Современники: Портреты и этюды. Минск, Нар. Асвета, 1985. С. 292-315.

11. Эхенбаум Б. Анна Ахматова. Опыт анализа. Л. 1960.

Размещено на Allbest.ru