Размещено на http://www.allbest.ru/

Министерство образования Российской Федерации

Муниципальное образовательное учреждение -

«Средняя общеобразовательная школа № 24»

Реферат-исследование

По литературе

Тема любви в лирике Анны Ахматовой

Ученицы 11 «А» класса

Долговой К.А.

Преподаватель: Оксень Н.П.

г. Петропавловск-Камчатский - 2008 г.

Содержание

1. Введение

2. Биография Анны Андреевны Ахматовой (Горенко)

3. Загадка популярности любовной лирики Ахматовой

4. Ранняя лирика

4.1Традиции современников в творчестве А. Ахматовой

4.2 Пушкин и Ахматова

4.3 «Великая земная любовь» в лирике Ахматовой

4.4 Ахматовское «я» в поэзии

4.5 Анализ стихотворения «И когда друг друга проклинали» (1909 год, сборник «Вечер»)

4.6 Анализ стихотворения «Песня последней встречи» (1911 год, сборник «Вечер»)

4.7 Анализ стихотворения «Сжала руки» (1911 год, сборник «Вечер»)

4.8 Анализ стихотворения «Сегодня мне письма не принесли...» (1911 год, сборник «Вечер»)

4.9 Анализ стихотворения «Двадцать первое. Ночь. Понедельник» (1917 год, сборник «Белая стая»)

5. Поздняя лирика

5.1 Анализ цикла «Cinque» (1945-1946 год, сборник «Седьмая книга»)

5.2 Прототипы лирических героев

Заключение

Список литературы

1. Введение

А. А. Ахматова жила и творила в очень сложное время, время катастроф и социальных потрясений, революций и войн. Поэтам в России в ту бурную эпоху, когда люди забывали, что такое свобода, часто приходилось выбирать между свободным творчеством и жизнью. Несмотря на все обстоятельства, поэты по-прежнему продолжали творить чудеса: создавались чудесные строки и строфы.

Периоды ахматовского творчества разграничены: первоначальный (ранний) период захватывает немногим более десяти лет (1912 - 1922 г.), следующий (поздний) длится с 1923 по 1966 годы. Между двумя вышеназванными основными периодами очевидны немаловажные различия. Они - и во внутренних их связях, и в организации отдельного стихотворения. И если выделить стихи о любви, об интимно-личном, если идти притом от ранних произведений к поздним, то сопряжение постоянного и переменного даст себя почувствовать с особой отчетливостью.

Одной из главных тем в лирике поэтессы была тема любви. Она говорила о любви, как о понятии высшем, почти религиозном. Любовь - светлое и высокое чувство, которое воспевали в своих стихах самые известные поэты 19-20 вв.: А.С.Пушкин, М.Ю.Лермонтов, А.А.Блок, М.И.Цветаева и др. И в наши дни любовь, как колодец, из которого мы черпаем жизненные силы.

Лирическая героиня Ахматовой - это отражение женской доли, женских переживаний, женской судьбы. Её стихи насыщены психологизмом, а обыденные детали становятся знаком глубокого обострения чувств. Именно Анне Ахматовой удалось раскрыть глубину женского внутреннего мира. Через любовь своих героинь она доносит всю многогранность этого божественного дара. Лирика Ахматовой с течением времени завоевывает все новые и новые читательские круги и поколения.

Целью нашей работы является исследование творчества А.А. Ахматовой с точки зрения изображения в нём любовного чувства.

В процессе исследования предстоит решить следующие задачи:

§ Выделить причины популярности любовной лирики А.Ахматовой;

§ Проследить традиции современников в творчестве поэтессы и влияние творчества А.С.Пушкина на А.Ахматову;

§ Сопоставить, как соприкасаются ахматовское «я» и поэзия;

§ Проанализировать пять стихотворения из ранних сборников;

џ «И когда друг друга проклинали» (1909, сборник «Вечер»)

џ «Песня последней встречи» (1911, сборник «Вечер»)

џ «Сжала руки» (1911, сборник «Вечер»)

џ «Сегодня мне письма не принесли» (1911, сборник «Вечер»)

џ «Двадцать первое. Ночь. Понедельник» (1917, сборник «Белая стая»)

§ Проанализировать цикл «Cinque», относящийся к позднему периоду, (сборник «Седьмая книга» 1945-1946);

§ Сравнить два периода любовной лирики А.Ахматовой: ранний (1912 - 1922 г.) и поздний (1923-1966г.);

Особое внимание в своей работе мы уделим изучению монографий о творчестве Ахматовой В. Гиппиус, И. Гурвич, Л. Чуковской, Б. Эйхенбаума.

2. Биография Анны Андреевны Ахматовой (Горенко)

Поэтесса родилась 23 июня 1889 в пригороде Одессы Большой Фонтан в семье отставного инженер-капитана 2-го ранга Андрея Антоновича Горенко и Инны Эразмовны Стоговой.

В 1891 году семья Анны переехала в Царское Село, лето они проводили под Севастополем. А в 1900 году Анна Горенко поступила в царскосельскую Мариинскую гимназию. 1903 год ознаменован знакомством с Николаем Гумилевым. В 1906-1907 году Анна жила у родственников в Киеве, поступила в последний класс Фундуклеевской гимназии. По окончании записалась на юридическое отделение Высших киевских женских курсов, переписывалась с уехавшим в Париж Гумилевым. В это время первый раз опубликовалось её стихотворение: "На руке его много блестящих колец" в парижском русском еженедельнике "Сириус". Через 3 года 25 апреля Анна Горенко и Николай Гумилев обвенчались в Николаевской церкви села Никольская слободка под Киевом. Свадебное путешествие они провели в Париже.

В 1911 году А.Ахматова поступила на петербургские Женские курсы, её первая публикация под псевдонимом АННА АХМАТОВА (стихотворение "Старый портрет"), который она взяла от имени своего предка ордынского хана Ахмата.

1912 год ознаменован выходом первого сборника "Вечер" и рождением сына Льва (18 сентября), 1914 год - выходом второго сборника "Четки", а 1917 год (сентябрь) выходом третьего сборника "Белая стая".

В 1918 году Ахматова развелась с Н.Гумилёвым и вышла замуж за В.К.Шилейко.

В 1921 году состоялся вечер памяти Пушкина, А.Блок произнёс свою знаменитую речь «о назначении поэта». В этом же году 3 августа арестовали Гумилёва, а 7 августа умер Блок, Н.Гумилёва расстреляли через две недели после смерти А.Блока по обвинению в причастности к контрреволюционному заговору. Для Ахматовой эти события стали настоящей трагедией. В апреле 1921 году - вышел "Подорожник", четвертый сборник поэтессы, а в октябре - пятый сборник "Anno Domini".

В январе 1922 году А.Ахматова познакомилась с Л.Пастернаком, с М.Булгаковым, через некоторое время рассталась с В.Шилейко и вышла замуж за Н.Пунина.

В 1926 году помогала Лукницкому писать работу "Труды и дни" о Н. Гумилеве, потому что считала Н.Гумилёва выдающимся поэтом.

К марту 1931 года начала работать над статьей "Последняя сказка Пушкина". Через 4 года 27 октября арестовали Н.Н.Пунина и Л.Н.Гумилева. Ахматовой пришлось срочно выехать в Москву. 30 октября М.Булгаков помог поэтессе составить письмо Сталину с просьбой об облегчении участи мужа и сына. В этих хлопотах Ахматовой приняли деятельное участие: Л.Сейфуллина, Э.Герштейн, Б.Пастернак, Б.Пильняк. («Я прошу Вас, Иосиф Виссарионович, помочь Ахматовой и освободить ее мужа и сына, отношение к которым Ахматовой является для меня категорическим залогом их честности. Преданный Вам Б. Пастернак» - отрывок из письма И.Сталину). 3 ноября Николай Пунин и Лев Гумилев были освобождены.

Но 10 марта в 1938 году снова был арестован Л.Н.Гумилев, А.Ахматова стояла в очередях перед тюрьмой на ул. Шпалерной (дом предварительного заключения). После пережитых событий Ахматова написала знаменитые строки: «Муж в могиле, сын в тюрьме/Помолитесь обо мне» (поэма «Реквием»). 19 сентября она рассталась с Н.Н.Пуниным, но продолжала жить в той же квартире. 27 сентября военным трибуналом Ленинградского военного округа Л.Н.Гумилев был приговорен к 10 годам исправительно-трудовых лагерей.

В мае 1940 года вышел ленинградский сборник Ахматовой "Из шести книг". Пастернак писал поэтессе, что очереди за её новой книгой растягивались на две улицы. 28 сентября 1941 года - Ахматову по решению властей эвакуировали сначала в Москву, затем в Чистополь, оттуда с семьей К.И.Чуковского через Казань прибыла в Ташкент.

В 1946 году состоялись творческие вечера в Москве, в Ленинграде, и всюду её ждал самый восторженный прием. А 1 сентября Ахматова навлекает на себя гнев Сталина, узнавшего о визите к ней английского историка И. Берлина, вследствие этого Президиум правления Союза писателей СССР постановляет исключить А.Ахматову и М. Зощенко из Союза советских писателей.

В 1951 году Ахматову восстановили в Союзе писателей, в этот же год у неё случился первый инфаркт миокарда. В 1953 году произошло трагическое событие - смерть Н.Н. Пунина в воркутинском лагере, а 15 апреля этого же года из лагеря вернулся Лев Гумилёв. В мае Ленинградское отделение Литфонда выделило А.Ахматовой дачный домик в писательском поселке Комарово; это свое жилище она называла "Будкой".

21 мая 1960 года у Ахматовой началась межреберная невралгия, принятая врачом "Скорой помощи" за инфаркт миокарда. С этим диагнозом она была госпитализирована в Боткинскую больницу.

В 1962 году она была выдвинута на Нобелевскую премию, в 1963 году на Международную литературную премию "Этна-Таормина". В мае 1964 году состоялся торжественный вечер, посвященный 75-летию Анны Ахматовой. Зимой она выехала в Италию на чествование по случаю присуждения премии "Этна-Таормина". В замке Урсино Ахматовой была вручена литературная премия "Этна-Таормина" за 50-летие поэтической деятельности. В январе Оксфордский университет принял решение присвоить Анне Андреевне степень Почетного доктора литературы. В октябре вышел последний прижизненный сборник стихотворений и поэм - "Бег времени".

3 марта 1966 года из-за четвёртого инфаркта Ахматова выехала в кардиологический санаторий, а 5 марта, утром - Анна Андреевна Горенко-Ахматова скончалась. 9 марта состоялась гражданская панихида во дворе морга Института им. Склифосовского.

3. Загадка популярности любовной лирики Ахматовой

Едва ли не сразу после появления первой книги «Вечер», а после "Чёток" и "Белой стаи" в особенности, стали говорить о "загадке Ахматовой". Сам талант был очевидным, но непривычна, а значит, и неясна была его суть, не говоря уже о некоторых действительно загадочных свойствах. Как объяснить, например, пленительное сочетание женственности и хрупкости с той твердостью и отчетливостью рисунка, что свидетельствуют о властности и незаурядной, почти жесткой воле? Сначала хотели эту волю не замечать, она достаточно противоречила "эталону женственности". Вызывало недоуменное восхищение и странное немногословие ее любовной лирики, в которой страсть походила на тишину предгрозья и выражала себя обычно лишь двумя тремя словами, похожими на зарницы, вспыхивающие за грозно потемневшим горизонтом: «Не боюсь на земле ничего,/В задыханьях тяжелых бледнея./Только ночи страшны оттого,/Что глаза твои вижу во сне я». Женственность в стихах Ахматовой проявлялась в принятии горькой доли: «Слава тебе безысходная боль!», в благодарности за то, за что обычно проклинают: «Сердце к сердцу не приковано,/Если хочешь - уходи», в осознании необходимости любви: «Задыхаясь, я крикнула: «Шутка!/ Всё, что было. Уйдёшь, я умру».

Но если страдание любящей души так неимоверно до молчания, до потери речи замкнуто и обуглено, то почему так огромен, так прекрасен и пленительно достоверен весь окружающий мир? Дело, очевидно, в том, что, как у любого крупного поэта, её любовный роман, развертывавшийся в стихах предреволюционных лет, был шире и многозначнее своих конкретных ситуаций.

В сложной музыке ахматовской лирики, в её едва мерцающей глубине, в её убегающей от глаз мгле, в подпочве, в подсознании постоянно жила и давала о себе знать особая, пугающая дисгармония, смущавшая саму Ахматову. Она писала впоследствии в "Поэме без героя", что постоянно слышала непонятный гул («И всегда в духоте морозной,/Предвоенной, блудной и грозной,/Жил какой-то будущий гул»), как бы некое подземное клокотание, сдвиги и трение тех первоначальных твердых пород, на которых извечно и надежно зиждилась жизнь, но которые стали терять устойчивость и равновесие.

В любовный роман Ахматовой входила эпоха, она по-своему озвучивала и переиначивала стихи, вносила в них ноту тревоги и печали, имевших более широкое значение, чем собственная судьба.

Эта "хрупкая" и "камерная", как ее обычно называли, лирика женской любви начала вскоре не менее пленительно звучать также и для первых советских читателей, комиссаров гражданской войны, работниц в красных косынках. На первых порах столь странное обстоятельство вызывало немалое смущение среди пролетарских читателей.

Надо сказать, что советская поэзия первых лет Октября и гражданской войны, занятая грандиозными задачами ниспровержения старого мира, любившая образы и мотивы, как правило, вселенского, космического масштаба, предпочитавшая говорить не столько о человеке, сколько о человечестве была первоначально недостаточно внимательной к микромиру интимных чувств, относя их в порыве революционного пуританизма к разряду социально небезопасных буржуазных предрассудков. «Из всех возможных музыкальных инструментов она в те годы отдавала предпочтение ударным. На этом грохочущем фоне, не признававшем полутонов и оттенков, в соседстве с громоподобными маршами и "железными" стихами первых пролетарских поэтов, любовная лирика Ахматовой, сыгранная на засурденных скрипках, должна была бы, по всем законам логики, затеряться и бесследно исчезнуть... Но этого не произошло»¹⁰.

«Молодые читатели новой, пролетарской, встававшей на социалистический путь Советской России, работницы, красноармейки и красноармейцы все эти люди, такие далекие и враждебные самому миру, оплаканному в ахматовских стихах, тем не менее заметили и прочли маленькие, белые, изящно изданные томики ее стихов (Чётки", "Белая стая", "Anno Domini"), продолжавшие невозмутимо выходить все эти огненные годы».

4. Ранняя лирика

Анна Ахматова вошла в литературу, более того, художественно утвердилась под знаком любовной темы. Ее первые пять сборников, от «Вечера» (1912) до «Anno Domini» (1921), расположены на одной тематической линии, составляют почти однородный массив, но присутствуют отклики на историческое событие - первую мировую войну («Молитва», «Памяти 19 июля 1914», «Июль 1914»), декларация авторской позиции в пору социальных катаклизмов («Мне голос был», «Не с теми я, кто бросил землю»), защита нравственного достоинства («Уединение», «Клевета»). Стихи не о любви резко проявляют причастность поэта к сверхличной сфере бытия и быта: «Я была тогда с моим народом,/Там, где мой народ, к несчастью, был». «Однако главенство интимно-личного начала остается непоколебленным, скорее наоборот: откровения, обращенные в глубины души, очерчивают индивидуальность лирического «я» и тем самым обосновывают его право на гражданский пафос. Стихи о любви образуют, по сути, фон и подпочву программных поэтических заявлений»¹¹.

Ахматова фокусирует свой взгляд на любви-нелюбви, на переплетении и столкновении эмоциональных противоположностей, даже крайностей, на отсутствии подлинной, глубинной близости - при наличии интимности.

«Любовная повесть развертывается и вширь и вглубь - и как цепь драматических событий, и как наслоение переживаний и самоощущений. «Я» и «ты» («она» и «он») многообразно обнаруживают несходство взаимовосприятия, соответственно личностного поведения: он для нее - «милый», даже «непоправимо милый», «самый нежный, самый кроткий», «мудрый и смелый», «сильный и свободный», но и «наглый и злой», «пленник чужой»; она для него - «незнакомка», обессиленная своим влечением, чувственно желанная, но душевно безразличная»¹¹ («Какую власть имеет человек, / Который даже нежности не просит!»). Она - мучительно страдает, ей горько, больно, он - иронизирует, рисуется, наслаждается своей властью («О, я знаю: его отрада - / Напряженно и страстно знать, / Что ему ничего не надо, / Что мне не в чем ему отказать»). Она ему: «Ты знаешь, я томлюсь в неволе, / О смерти Господа моля», он - ей: «...иди в монастырь / Или замуж за дурака...». Она вместе с тем уверена в проникающей силе чувства, в неотвратимости его воздействия («Я была твоей бессонницей, / Я тоской твоей была», «А обидишь словом бешеным - / Станет больно самому»), он, при всем своем высокомерии, порой испытывает беспокойство, тревогу («проснувшись, ты застонал»).

Ее мучение переливается в мстительное предупреждение («О, как ты часто будешь вспоминать/Внезапную тоску неназванных желаний»), он иной раз готов оправдываться («Я с тобой, мой ангел, не лукавил»), в его чувственное желание порой прорывается истинное чувство («Как божье солнце, меня любил»), так что и определение «безответная любовь» (тоже используемое) вряд ли годится, оно сужает, упрощает ситуацию. Кое-когда происходит и перемена ролей: мужчине (точнее, «мальчику») дано испытать «горькую боль первой любви», женщина остается к нему равнодушной («Как беспомощно, жадно и жарко гладит/Холодные руки мои»).

«В перипетиях напряженной драмы любовь окружается сетью противоречивых названий-толкований: свет, песнь, «последняя свобода» - и грех, бред, недуг, отрава, плен»¹⁰. Чувству сопутствует динамика разнородных состояний: ожидания, томления, изнеможения, окаменения, забвения. И, возвышаясь до неутолимой страсти, оно впитывает в себя другие сильные движения души (их также прежде, в пушкинские времена, именовали страстями) - обиду, ревность, отречение, измену. Содержательное богатство любви-нелюбви делает ее достойной длительного, многосоставного повествования.

4.1 Традиции современников в творчестве А. Ахматовой

Не был оставлен без внимания опыт ахматовских современников. «У Блока, в "Стихах о Прекрасной Даме" (1904), счет произведений, непосредственно восходящих к заглавию, идёт на десятки и мы видим намерение автора установить своего рода сетку координат: отношения "я" - "она" перенесены в ирреальный универсум и их развитию придается значение мистического действа, манящего своей таинственностью»⁷. Ахматова тоже не раз и не два перемещает эпизоды любовной повести в "мир иной", но мистицизма сторонится и продвигаться по блоковскому пути себе не разрешает.

В фактуре первых стихов Ахматовой можно обнаружить точки соприкосновения с И.Г.Кузминым, однако решительно преобладает отталкивание, а не притяжение. Свидетельствует сама Ахматова: "Мое стихотворение "И мальчик, что играет на волынке" написано явно под его (И.Г Кузмина) влиянием. Но это случайность, в основе все разное. У нас (акмеистов)... все было всерьез, а в руках Кузмина все превращалось в игрушки"¹⁰.

Тип чувства, запечатленного Ахматовой, остановил на себе внимание уже первых её вдумчивых читателей. Заслуженную известность получила статья Н. Недоброва («Анна Ахматова» 1915 год), опубликованная вскоре после выхода двух дебютных ахматовских сборников. По мнению критика, их центральный мотив - "несчастная любовь", но не самозамкнутая, не ограниченная собственным смыслом, а стимулирующая "проникновение в человека" в существо незаурядного женского характера⁷.

У Ахматовой есть выражение: "покой нелюбви". Слово найдено: "нелюбовь". Каковы бы ни были взаимоотношения мужчины и женщины, воспроизводимые классикой, их основа - чувство с положительным знаком, даже если это уходящее или минувшее чувство. «И "несчастная любовь" (тоже не обойденная тогдашними поэтами, вспомним хотя бы "денисьевский" цикл Тютчева) не исключение, а аспект направленного изображения; "несчастье" тут стоит в одном ряду с "безумным счастьем", с "восторгом", с "радостью", что "не знает предела" (А.А.Фет), - в одном ряду, но на другом полюсе»⁵. Ахматова же фокусирует свой взгляд на любви-нелюбви, на переплетении и столкновении эмоциональных противоположностей, даже крайностей, на отсутствии подлинной, глубинной близости - при наличии интимности. «Поэзия осваивает особый, ранее не изображавшийся вариант схождения-расхождения, особую разновидность поведенческой ситуации. Осваивает феномен жизнестроения 20 века?»⁴ Возможно, и так.

Любовному чувству сопутствует динамика разнородных состояний: ожидания, томления, изнеможения, окаменения, забвения. И, возвышаясь до неутолимой страсти, оно впитывает в себя другие сильные движения души (их также прежде, в пушкинские времена, именовали страстями) - обиду, ревность, отречение, измену. Содержательное богатство любви-нелюбви делает её достойной длительного, многосоставного повествования.

Тема сквозная, но стихи отнюдь не всегда именно "на тему", нередко они более или менее удалены от тематического центра. Есть, в частности, группа стихотворений, смежных с легендой, притчей и к любовной сюжетике непричастных ("Плотно сомкнуты губы сухие", "Бесшумно ходили по дому", "Я пришла тебя сменить, сестра"). Но в контексте сборников они заряжаются той смутой и болью, какие характерны для героини как любящей женщины. О своем предмете поэт ведет и прямой, и косвенный разговор. «Явственна множественность обличий лирического "я": женщина - то из светской среды ("под темной вуалью"), то из низов ("муж хлестал меня... ремнем"), то из богемного кружка ("Да, я любила их, те сборища ночные"); разница в социальном статусе осложняется переменой статуса семейного: порой она одинока, порой замужем, к тому же не только жена, но и любящая мать; иногда мы застаем ее на пороге молодости, а иной раз за этим порогом (кое-где это косвенно обозначено: "десять лет замираний и криков", "ждала его напрасно много лет")». Мужчина также не один и тот же: то ли его влечение к "ней" - единственное ("со мной всегда мой верный, нежный друг"), то ли у него "другая жена" и суждено ему "со своей подругой тихой/Сыновей растить".

4.2 Пушкин и Ахматова

Говоря о любовной лирике Ахматовой, нельзя не сказать несколько слов о чувствах самой поэтессы, о ее кумирах, о предметах ее восхищения. И одним из неоскудневающих источников творческой радости и вдохновения для Ахматовой был А.С.Пушкин. Она пронесла эту любовь через всю свою жизнь. А.Ахматовой принадлежат статьи: "Последняя сказка Пушкина о "Золотом петушке", "Адольф" Бенжамена Констана в творчестве Пушкина", "О "Каменном госте" Пушкина", а также работы: "Гибель Пушкина", "Пушкин и Невское взморье", "Пушкин в 1828 году" и др.) В "Вечере" Пушкину посвящено стихотворение («В Царском селе») из двух строф, очень чётких по рисунку и трепетно-нежных по интонации: «Смуглый отрок бродил по аллеям,/У озерных грустил берегов». Любовь к Пушкину усугублялась еще и тем, что по стечению обстоятельств Анна Ахматова - царскоселка, ее отроческие, гимназические годы прошли в Царском Селе, теперешнем Пушкине, где и сейчас каждый невольно ощущает неисчезающий пушкинский дух, словно навсегда поселившийся на этой «вечно священной земле русской Поэзии»³. «Те же Лицей и небо и так же грустит девушка над разбитым кувшином, шелестит парк, мерцают пруды и, по-видимому, так же является Муза бесчисленным паломничающим поэтам...»² Для Ахматовой Муза всегда - "смуглая". Словно она возникла перед ней в "садах Лицея" сразу в отроческом облике Пушкина, курчавого лицеиста - подростка, не однажды мелькавшего в "священном сумраке" Екатерининского парка, - он был тогда её ровесник, её божественный товарищ, и она чуть ли не искала с ним встреч. Во всяком случае её стихи, посвященные Царскому Селу и Пушкину, проникнуты той особенной краской чувства, которую лучше всего назвать влюбленностью, - не той, однако, несколько отвлеченной, хотя и «экзальтированной влюбленностью, что в почтительном отдалении сопровождает посмертную славу знаменитостей, а очень живой, непосредственной, в которой бывают и страх, и досада, и обида, и даже ревность... Да, даже ревность!»

Например, к той красавице с кувшином, которою он любовался, воспел и навек прославил... и которая теперь так весело грустит, эта нарядно обнаженная притворщица, эта счастливица, поселившаяся в бессмертном пушкинском стихе «Царскосельская статуя":

Урну с водой уронив, об утес её дева разбила.

Дева печально сидит, праздный держа черепок.

Чудо! Не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;

Дева, над вечной струей, вечно печальна сидит.

Ахматова с женской пристрастностью вглядывается и в знаменитое изваяние, пленившее когда-то поэта, и в пушкинский стих. Ее собственное стихотворение, озаглавленное, как и у Пушкина, "Царскосельская статуя", дышит чувством уязвленности и досады:

И как могла я ей простить

Восторг твоей хвалы влюбленной...

Смотри, ей весело грустить,

Такой нарядно обнаженной.

Надо сказать, что небольшое ахматовское стихотворение безусловно одно из лучших «в уже необозримой сейчас поэтической пушкиниане, насчитывающей многие сотни взволнованных обращений к великому гению русской литературы». Но Ахматова обратилась к нему так, как только она одна и могла обратиться, - как влюбленная женщина, вдруг ощутившая мгновенный укол нежданной ревности. В сущности, она не без мстительности доказывает Пушкину своим стихотворением, что он ошибся, увидев в этой ослепительной стройной красавице с обнаженными плечами некую вечно печальную деву: «И моют светлые дожди/Его запекшуюся рану.../Холодный, белый, подожди,/Я тоже мраморною стану..». Вечная грусть её давно прошла, и вот уже около столетия она втайне радуется и веселится «своей поистине редкостной, избраннической, завидной и безмерно счастливой женской судьбе, дарованной ей пушкинским словом и именем...» Как бы то ни было, но любовь к Пушкину, а вместе с ним и к другим многообразным и с годами все расширявшимся культурным традициям в большой степени определяла для Ахматовой реалистический путь развития. В этом отношении она была и осталась «традиционалисткой». В обстановке бурного развития различных послесимволистских течений и групп, отмеченных теми или иными явлениями буржуазного модернизма, поэзия Ахматовой 10-х годов могла бы даже выглядеть архаичной, если бы ее любовная лирика, казалось бы, такая интимная и узкая, предназначенная ЕЙ и ЕМУ, не приобрела в лучших своих образцах того общезначимого звучания, какое свойственно только истинному искусству.

4.3 «Великая земная любовь» в лирике Ахматовой

Ахматова, действительно, самая характерная героиня своего времени, явленная в бесконечном разнообразии женских судеб: любовницы и жены, вдовы и матери, изменявшей и оставляемой. По выражению А. Коллонтай, Ахматова дала "целую книгу женской души". Ахматова "вылила в искусстве" сложную историю женского характера переломной эпохи, его истоков, ломки, нового становления.

Герой ахматовской лирики сложен и многолик. Собственно, его даже трудно определить в том смысле, как определяют, скажем, героя лирики Лермонтова. Это он - любовник, брат, друг, представший в бесконечном разнообразии ситуаций: коварный и великодушный, убивающий и воскрешающий, первый и последний: «Кто ты: брат мой или любовник,/Я не помню, и помнить не надо…» (стихотворение «Как соломинкой, пьёшь мою душу»). Но всегда, при всем многообразии жизненных коллизий и житейских казусов, при всей необычности, даже экзотичности характеров героиня или героини Ахматовой несут нечто главное, исконно женское, и к нему-то пробивается стих в рассказе о какой-нибудь канатной плясунье, например, идя сквозь привычные определения и заученные положения («Меня покинул в новолунье //Мой друг любимый. Ну так что ж!») к тому, что "сердце знает, сердце знает": глубокую тоску оставленной женщины. Вот эта способность выйти к тому, что "сердце знает",- главное в стихах Ахматовой. ("Я вижу все, // Я все запоминаю") Но это "всё" освещено в её поэзии одним источником света. Есть центр, который как бы сводит к себе весь остальной мир её поэзии, оказывается ее основным нервом, её идеей и принципом. Это любовь. Стихия женской души неизбежно должна была начать с такого заявления себя в любви. А.И.Герцен сказал однажды как о великой несправедливости в истории человечества о том, что женщина "загнана в любовь". В известном смысле вся лирика (особенно ранняя) Анны Ахматовой "загнана в любовь"⁵. Но здесь же, прежде всего и открывалась возможность выхода. «Именно здесь рождались подлинно поэтические открытия, такой взгляд на мир, что позволяет говорить о поэзии Ахматовой как о новом явлении в развитии русской лирики двадцатого века»⁴. В её поэзии есть и "божество", и "вдохновение". Сохраняя высокое значение идеи любви, связанное с символизмом, Ахматова возвращает ей живой и реальный, отнюдь не отвлечённый характер:

Эта встреча никем не воспета,

И без песен печаль улеглась.

Наступило прохладное лето,

Словно новая жизнь началась.

Сводом каменным кажется небо,

Уязвленное жёлтым огнем,

И нужнее насущного хлеба

Мне единое слово о нём.

Ты, росой окропляющий травы,

Вестью душу мою оживи,-

Не для страсти, не для забавы,

Для великой земной любви".

(«Эта встреча никем не воспета...», 1916)

"Великая земная любовь" - вот движущее начало всей лирики Ахматовой. Именно она заставила по-иному - уже не символистски и не акмеистски, а, если воспользоваться привычным определением, реалистически - увидеть мир.

То пятое время года,

Только его славословь

Дыши последней свободой,

Оттого, что это - любовь.

В этом стихотворении Ахматова назвала любовь "пятым временем года". Из этого-то необычного, пятого, времени увидены ею остальные четыре, обычные. В состоянии любви мир видится заново. Обострены и напряжены все чувства. И открывается необычность обычного. Человек начинает воспринимать мир с удесятеренной силой, действительно достигая в ощущении жизни вершин. Мир открывается в дополнительной реальности: "Ведь звёзды были крупнее, // Ведь пахли иначе травы". Поэтому стих Ахматовой так предметен: он возвращает вещам первозданный смысл, он останавливает внимание на том, мимо чего мы в обычном состоянии способны пройти равнодушно, не оценить, не почувствовать. "Над засохшей повиликою // Мягко плавает пчела", - это увидено впервые. Потому же открывается возможность ощутить мир по-детски свежо. Такие стихи, как "Мурка, не ходи, там сыч", не тематически заданные стихи для детей, но в них есть ощущение совершенно детской непосредственности.

4.4 Ахматовское «я» в поэзии

Читатели и исследователи не раз задавались вопросом: автобиографично ли ахматовское "я"? На первых порах лирическую героиню зачастую совмещали с автором как живым лицом: подкупала искренность исповеди, да и частная жизнь Анны Андреевны, поскольку ею упорно завладевала молва, провоцировала биографический подход к любовным стихам. Но этому подходу скоро было отказано в доверии: слишком многое свидетельствовало об условности изображаемого (та же множественность обличий: в стихотворениях «Песенка», «Сжала руки», «Муж хлестал меня узорчатым» многоликость лирических героинь свидетельствует о не совпадении их с автором). Возобладало в итоге разделение автора и персонажа, их разграниченное восприятие.

Только постараемся избежать опасности перейти из одной крайности в другую. «Большой поэт, чья биография, порой доведенная до легенды, усваивается общим сознанием наряду и в тесной связи с его творчеством, - большой поэт как личность неустраним из своих исповедальных стихов, из "я"-признаний. Совершенное устранение не более правомерно, чем отождествление автора и героя. История чтения и осмысления лирики говорит в пользу двунаправленной, подвижной точки зрения: "я" не тождественно автору, но и не оторвано от него, и мера приближения художественной личности к реальной (соответственно удаления от нее) - величина крайне переменная, к тому же точных показателей лишенная»⁵. У ранней Ахматовой явный перевес получает настойчивое дистанцирование: героине не дано обладать персональной узнаваемостью. Даже больше: поэт намеренно "затушевывает связи между личной жизнью и поэзией, например, перегруппировывает стихи, адресованные одному лицу, меняет посвящения, даты". И делалось это, скорее всего потому, что Ахматова тогда еще не считала себя вправе открыться читателю (молва - не довод). В поздней лирике дистанция значительно сократится, порой до неразличимости "я" и автора, и во многом это будет следствием укрупнения биографии, личной судьбы, введенной волею обстоятельств в эпохальную перспективу.

Кроме того, "затушевывание связей" между образом и фактом способствовало формированию лирической целокупности, столь нужной поэту. В реальности, судя по мемуарам, случалось разное, - путь Анны Ахматовой по-разному пересекался с путями весьма разных мужчин; биографы не преминули взять это на заметку. И в стихах отыскиваются следы прожитого и пережитого - порой легко распознаваемые следы. «Однако же на территории поэтического массива первенствуют повторяющиеся контрапункты, подчиняющие себе частные различия в конкретике описаний, так или иначе отражающих биографическое многообразие».

Как и в классике, лирический рассказ показывает характерные моменты движущихся отношений: свидания, расставания, отдаление друг от друга, переход события во власть "любовной памяти". Но какой бы то ни было, порядок действий не соблюдается, разновременные стадии на страницах книг и сосуществуют, и сочетаются. Уже в первом сборнике сначала - стихи о былом страдании ("Странно вспомнить: / душа тосковала, / Задыхалась в предсмертном бреду"), потом -- шаг назад, к сравнительно поздней фазе сохраняющейся близости ("Еще так недавно-странно / Ты не был седым и грустным"), потом - словно снимок остановленного мгновения ныне происходящего ("Сжала руки под темной вуалью..."), а рядом - раздумья о пережитом ("Может быть, лучше, что я не стала / Вашей женой"). И такое повторяется неоднократно, много первых встреч, много последних, и нет какой-либо тропы от начала к концу. Смежные стихи притягиваются друг к другу по признаку смысловой схожести (в "Вечере": два стихотворения о "я" в деревенском облике, два - о других лицах, "сероглазом короле" и "рыбаке"; в "Белой стае": два - о побеге, три - о "музе", "песне", "предпесенной тревоге"). Внимание поэта сосредоточено на сущностных особенностях изображаемого явления, и понимается поэтому оно вне времени. Ценой усечений и перестановок можно бы сконструировать схему развития любви-нелюбви, но подобная операция увела бы нас далеко в сторону от авторского замысла. «Тем менее, приложимо к ахматовской тетралогии понятие дневника или романа, хотя так ее характеризуют сплошь и рядом».

Дневник по определению -- «хронологически последовательная запись», и если в этой записи встречаются отступления (к примеру, размышления о прошлом, о будущем), то они только укрепляют господство принятого правила - самим фактом своей зависимости от основной записи. Повествовательная проза не однажды пользовалась дневниковой формой, и не без успеха: для прозы такая форма органична (лучшее подтверждение тому - лермонтовский "Журнал Печорина"). Но лирика по своей природе дневнику враждебна.

Разумеется, эпическая, романная проза вводит в свой актив, наряду с дневником, и несходные с ним, а то и противоположные ему построения, связанные с передвижками в сюжете, с разрывами в сюжетном времени. «Однако передвижки и разрывы (если они не являются самоцелью) направляют читателя в конечном счете к осознанию логики развертывания событий, хронометрии действия. Ахматовские сборники на такое их восприятие не претендуют». Поэтому неоговоренная параллель между книгами стихов и "большим романом" или трактовка лирической миниатюры в плане романного сюжета (В.Брюсов, В.Гиппиус), на мой взгляд, недостоверны, а потому неприемлемы.

«Даже в частностях лирическое повествование отмежевывается от эпического»⁸. Герои Ахматовой странствуют, путешествуют, и маршрут их странствий определенно обозначен (Петербург - Венеция - Флоренция - Киев -Бахчисарай), но он ни о чём не говорит: диаграмму отношений "её" и "его" фиксированная "перемена мест" ни в коей мере не намечает. Напротив, на страницах романа географические перемещения сюжетно значимы, маркируя повороты в судьбах персонажей. Анна Каренина совершает частые переезды (Москва - Петербург - Италия - Воздвиженское), и едва ли не каждый из них - веха её биографии, момент нарастающей, неумолимо надвигающейся трагедии. Каждый что-то меняет, порой весьма круто, в ее отношениях с мужем, Вронским, высшим светом. А для Печорина отъезд из России в Персию означал уход из жизни - как предполагалось, так и получилось.

«Ахматова делала все необходимое, чтобы утвердиться на специфических началах поэзии, лирики, а её упорно придвигают к непоэтическим формам и жанрам, вольно или невольно надевая на поэта чуждый ему наряд». Постижение ахматовского искусства в той или иной степени тормозится.

Героини Ахматовой готовы как будто смешаться с толпой, их дни и ночи - такие же, как у многих других любовных пар, встречи, разлуки, размолвки, прогулки - из разряда общеизвестных. В то же время исповедь героини прорывает оболочку обыденности, её чувство возводится в круг понятий торжества и проклятия, храма и темницы, пытки и гибели, ада и рая. И это - восходящая спираль лирики, активизирующей её собственные резервы.

«Думается, упорство, с которым молодой поэт разрабатывал свою тему, содержало в себе некий творческий вызов». В 1920 году Ахматовой довелось отвечать на анкету "Некрасов и мы". Вопрос: "Не было ли в Вашей жизни периода, когда его поэзия была для Вас дороже поэзии Пушкина и Лермонтова?" Ответ: "Нет". Вопрос: "Как Вы относились к Некрасову в юности?" Ответ: "Скорее отрицательно".

Мы бы поторопились, если бы вознамерились извлечь из этих отрицаний далеко идущие выводы. Но если учесть, что Н.А.Некрасова почитали образцом "поэта-гражданина" и на том основании не однажды противопоставляли А.С.Пушкину как "поэту-артисту", если учесть возможное наличие этого противопоставления в подтексте анкеты, то не будет ошибкой воспользоваться ответами Ахматовой при выяснении ее авторской позиции.

Еще одно место из анкеты. Вопрос: "Любите ли Вы стихотворения Некрасова?" Ответ: "Люблю"⁷. «В контексте вопросника это означало: люблю, но не больше Пушкина. Ахматова, концентрируясь на рассказе о чувстве, ни в коей мере не задавалась целью полемически отстраниться от "гражданской поэзии"; суть в другом - в неприятии градации лирических тенденции, в уверенности, что стихи, где она и он и их отношения, могут быть не менее актуальны, чем стихи с социальным или историческим уклоном. Именно это, прямо не заявленное, но практически удостоверенное равноправие поэтических замыслов таило в себе момент вызова»⁷.

4.5 Анализ стихотворения «И когда друг друга проклинали»

И когда друг друга проклинали

В страсти, раскалённой до бела,

Оба мы ещё не понимали,

Как земля для двух людей мала,

И что память яростная мучит,

Пытка сильных - огненный недуг»-

И в ночи бездонной сердце учит

Спрашивать: о, где ушедший друг?

А когда, сквозь волны фимиама,

Хор гремит, ликуя и грозя,

Смотрят в душу строго и упрямо

Те же неизбежные глаза.

(1909, сборник «Вечер»)

В этом стихотворении мы, как и во многих других, видим тонкую истину, облачённую в одеяние неистовой страсти, «раскалённой добела» и бесконечной, вечной любви. Такой любви и страсти, которые могут быть только у женщин. Истина, как необыкновенно яркий солнечный луч через туман, проходит через эти чувства, поглощаясь их неудержимой энергией, пытается проникнуть в наше сознание, и, в конце концов, в силу своей бесподобной мощи и стремительности всё же доходит чуть заметным, но всё же чётким, хорошо различимым светом. Мы не видим полностью того, что есть там, за покровами её эмоций и чувств, но всё же улавливаем образ её миропонимания.

В стихотворении можно проследить внезапный переворот разворачивающегося в стихах любовного романа, который возникает, развивается, разрешается порывом страсти и, наконец, становится лишь достоянием памяти. Вспыхнула страсть, «раскаленная до бела», а потом «друг друга проклинали». Ахматова тщательно отбирает эпитеты: «память яростная», «огненный недуг», «в ночи бездонной», «ушедший друг», «неизбежные глаза». Она сравнивает несостоявшуюся любовь с «огненным недугом», неспроста использует такую яркую цветопись: красный, огненный цвет показывает силу чувства, ведь это чувство - страсть. А недуг - болезнь, которая мучает сердце героини «бездонными ночами». Состояние потери, непонимания, что происходит с героями, передано почти физической ощутимостью, «неизбежные глаза» обладают странной притягательной силой, они «смотрят в душу строго и упрямо». Оксюморон «земля для двух людей мала» показывает, что это огромное чувство «страсть, раскалённая до бела» настолько необъятно, что даже целого мира мало, чтобы «задавить» его в себе и не открыть для него своё сердце. Лирическая героиня на протяжении всего стихотворения рассуждает об этом и в конце всё-таки «смотрят в душу строго и упрямо те же неизбежные глаза». Эта огромная любовь не покидает её и даже «когда, сквозь волны фимиама, хор гремит, ликуя и грозя», она остаётся с ней. Любовь в этих стихах всегда поединок, но тут не сила демонстрируется, не превосходство одного из любящих, а подлинно испытывается достоинство человека. Исход любовного романа здесь всякий раз предопределен: счастья разделенной любви героини ахматовской лирики не дано испытать и драматизм этот находит объяснение не в ее индивидуальных чертах - от них ничего не сказано - он порожден открывающейся здесь жизнью, суть которой у ранней Ахматовой и составляет любовь. «Говоря о любви, Ахматова говорила о том, что по ее мнению составляет ценность человеческого существования»¹. Человеческая судьба стала художественным приемом.

А.Ахматова пытается донести до нас, как на самом деле трудно по-настоящему любящим друг друга людям жить в разлуке, поссорившись в страстном порыве, осознавая, что между ними лишь пространство, которое для людей, обладающих столь сильным чувством, преодолеть легко. «Оба мы ещё не понимали, как земля для двух людей мала». По- настоящему любящий человек открывает дверь в свом сердце для любимого, ту дверь, где есть только они вдвоем. И это место уже ничем нельзя занять.

«Смотрят в душу строго упрямо те же неизбежные глаза». «Неизбежные глаза» - в одну фразу она вложила всё то, что дорого для неё в этом человеке, всё то, что она любит; здесь сам этот человек. Здесь всё глаза - «зеркало души», её символ, олицетворение в материальном мире. Мире, в котором живёт эта великая поэтесса.

На нас давят быт, время, беды, пошлость, неизбежное циничное отношение к жизни. Мы возвращаемся назад, в реальность, а она всегда будет там, в своём храме тонкой вечной души, идеала женского мироощущения. Мы смотрим на мир чувств А.Ахматовой, да и вообще на всю окружающую действительность, находясь в реалиях временного потока, а она смотрит на всё, исходя из своего ощущения бытия, существуя вне этого потока, там, где все границы реальности размываются и теряют смысл. В этом и заключается истинность её идеального миропонимания. Она берёт вечное и помещает в свои стихотворения, как и мастер - часовщик время, а значит, вечность, помещает в свои часы. Величие её именно в понимании вечного. Это даёт ей способность видеть то, что дальше, как бы далеко она не смотрела. То, что она видит,- в её стихотворениях, в её вечных стихотворениях.

Уже после появления первой книги Ахматовой В.Брюсов заметил, что «она представляет собой словно бы роман, героиней которого является женщина».²

Обычно ее стихи - начало драмы или ее кульминация. Наивысшей "мукой живой души"⁷ платит ее лирическая героиня за любовь. Сочетание лиризма и эпичности (драматичности) сближает стихи А. Ахматовой с жанрами романа, новеллы, драмы, лирического дневника. Одна из тайн ее поэтического дара заключается в умении полно выразить самое интимное и чудесно-простое в себе и окружающем мире: «Смотрят в душу строго и упрямо те же неизбежные глаза».

4.6 Анализ стихотворения «Песня последней встречи»

Так беспомощно грудь холодела,

Но шаги мои были легки.

Я на правую руку одела

Перчатку с левой руки.

Показалось, что много ступеней,

А я знала - их только три!

Между клёнов шёпот осенний

Попросил: «Со мною умри!

Я обманут моей унылой,

Переменчивой, злой судьбой».

Я ответила: «Милый, милый

И я тоже. Умру с тобой…»

Это песня последней встречи.

Я взглянула на тёмный дом.

Только в спальне горели свечи

Равнодушно-жёлтым огнём.

(1911, сборник «Вечер»)

Ахматовская лирика любви - это, прежде всего, лирика разрыва, утраченного чувства. А потому доминирующим настроением таких стихотворений становится настроение печали. Ярким примером всего вышесказанного может стать стихотворение А. Ахматовой «Песня последней встречи», написанное в 1911 году, относящееся к ранней лирике Ахматовой, вошедшее в ее первый поэтический сборник «Вечер» (1911).

Драматизм темы ощущается уже в самом названии стихотворения: встреча не какая-нибудь, а «последняя». Сюжетом поэтического повествования служит движение мысли и чувства лирической героини, характер которой проявляется уже с первых строк стихотворения. Используя прием контраста, поэтесса тем самым подчеркивает горделивость натуры героини, не желающей раскрываться в своих чувствах:

«Так беспомощно грудь холодела / Но шаги мои были легки».

О душевном состоянии в стихах Ахматовой не рассказывалось - оно воспроизводилось как переживаемое сейчас, пусть и переживаемое памятью. Реализовывалось точно, тонко и тут важна каждая - даже самая незначительная подробность, позволяющая уловить переливы душевного движения, о котором прямо могло и не говорится. Эти подробности, детали порою были вызывающе заметными в стихах, говоря о происходящем в сердце их героини больше, чем могли бы сказать пространные описания. Примером такой поразительной психологической насыщенности стиха, ёмкости стихового слова могут служить строки:

«Так беспомощно грудь холодела, // Но шаги мои были легки. //Я на правую руку надела перчатку с левой руки».

Как никто другой Ахматова умела раскрыть самые потаённые глубины внутреннего мира человека, его переживания, состояния, настроения. Поразительная психологическая убедительность достигается использованием очень ёмкого и лаконичного приема красноречивой детали (перчатка, кольцо, ступени, свечи и т. д.).

Наличие эпитетов помогает создать настроение, определить состояние героини: «шаги легки», «шёпот осенний», «унылой …переменчивой, злой судьбой», «песня последней встречи», «тёмный дом», «равнодушным жёлтым огнём».

Ахматова использует талантливо цвет, метафору, сравнения. Горит свеча, но «равнодушным жёлтым огнём». Жёлтый цвет - цвет разлуки. Такая деталь, как свечи, помогает догадаться, что впереди у лирической героини вечная разлука с любимым. Угнетённая болью лирическая героиня находит понимание в раздавшемся между клёнов осеннем шепоте, который, также как и она, «обманут злой судьбой». Использование этого олицетворения помогает выразить чувства героини. Обращение: «Милый, милый и я тоже. Умру с тобой…» показывает состояние отчаяния и обреченности героини Ахматовой.

Отрешенной от реального мира, ей, спустившейся по знакомым трём ступеням, показалось, что их было «много». И в этом противопоставлении «кажущегося» и действительного явно ощутим разлад между душой героини и её сознанием: «Показалось, что много ступеней,/А я знала - их только три!» Сердцем она, по-видимому, ещё с тем, кого уже мысленно вычеркнула из своей жизни: не случайно о «нём» лирическая героиня не обмолвится ни словом.

Душевному состоянию героини созвучна «одушевленная» природа: «между клёнов шёпот осенний». Таким образом, в стихотворении мотив разлуки переплетается с мотивом смерти, беспощадного рока. Героине, от того, что она оказывается не единственной жертвой «переменчивой, злой судьбы», на мгновение как будто становится легче, и она с нежностью произносит: «Милый, милый!» Использование звукописи («осенний шёпот между клёнов»), аллитерация шипящих звуков «щ», «ш», «ч» только нагнетает состояния печали, «шёпот» воспринимается лирической героиней, как «песня последней встречи». А «тёмный дом», на который она бросает прощальный взгляд, видится нам немым свидетелем ушедшей любви. Горящие в спальне свечи не рассеивают этой темноты, потому что горят теперь «равнодушно-жёлтым» огнём, жёлтый цвет разлуки венчает эту короткую лирическую исповедь.

Настроение безысходной, давящей грусти создается прежде всего на лексическом уровне с помощью прилагательных: «шёпот осенний», «умри», «унылой … злой судьбой», «последней встречи», «тёмный дом», «равнодушно-жёлтым огнём». На фонетическом уровне на протяжении всего текста поэтического повествования слышится ассонирующий звук «у», усиливающий ощущения уныния, печали. Мотив утраты подчеркивается и тем, что в стихотворении все глаголы используются исключительно в прошедшем времени: «грудь холодела», «одела», «шаги были легки», «шёпот попросил», «я ответила», «взглянула».

Говоря словами Пушкина, присуща «прелесть нагой простоты»². Эта простота ахматовской речи вместе с искренностью интонации, создающейся благодаря частому использованию местоимения «я», делает стихотворение особенно близким и понятным. Ритмический сбой в последней строке первой строфы («Пер/чат/ку /с лев/ой ру/ки»), думается, далеко не случаен: он подчеркивает душевное смятение лирической героини.

Таким образом, стихотворение А. Ахматовой, обращенное к, казалось бы, вполне традиционной теме, весьма оригинально, потому что, описывая всего лишь путь героини, простившейся со своей любовью и уходящей из дома, с которым для неё связана её совсем недавняя счастливая жизнь, поэтесса рассказала нам о полной драматизма женской судьбе.

Лирическая героиня до мелочей запомнила тот путь, который все дальше уводил её от того, что называется женским счастьем. Многим знакомая жизненная ситуация под пером еще молодого мастера слова становятся лирическим шедевром.

4.7 Анализ стихотворения «Сжала руки»

Сжала руки под тёмной вуалью...

"Отчего ты сегодня бледна?"

- Оттого, что я терпкой печалью

Напоила его допьяна.

Как забуду? Он вышел, шатаясь,

Искривился мучительно рот...

Я сбежала, перил не касаясь,

Я бежала за ним до ворот.

Задыхаясь, я крикнула: "Шутка

Все, что было. Уйдёшь, я умру".

Улыбнулся спокойно и жутко

И сказал мне: "Не стой на ветру".

(1911, сборник «Вечер»)

Лирика Ахматовой периода её первых книг - почти исключительно любовная. Нередко миниатюры Ахматовой были не завершены и походили не столько на маленький роман, сколько на вырванную страницу, заставившую додумывать то, что происходило с героями прежде. Любовь у Ахматовой почти никогда не предстает в спокойном пребывании. Это обязательно кризис: первая встреча или разрыв: «Сжала руки под тёмной вуалью… // От чего ты сегодня бледна. //От того, что я терпкой печалью // Напоила его допьяна». Поэтесса использует скрытое сравнение «терпкой печалью напоила его допьяна» (печаль, словно вино) для того, чтобы передать отчаяние лирической героини, раскаяние в своей вине за ссору с любимым. Эпитеты не только помогают создать психологический фон, они окрашивают в те краски, которые созвучны настроению героев: «под тёмной вуалью», «ты…бледна», «терпкой печалью…», Ахматова использует в этом стихотворении контрастные тона цветописи (почти белый и чёрный). Помогают понять душевное состояние глаголы, обозначающие действия: «сжала руки», «я сбежала», «бежала», «крикнула». Расстаются два любящих человека «как забуду?» «Он вышел, шатаясь, искривился мучительно рот…» Первые две строфы описывают состояние героев, и вот конец - героиня в отчаянии «Задыхаясь, я крикнула: «Шутка, все что было. Уйдешь - я умру.…» И контрастом изображение ответной реакции: «Улыбнулся спокойно и жутко, и сказал мне: «Не стой на ветру».