Антропонимическая система в поэме Н.В.Гоголя "Мертвые души"

Размещено на http://www.allbest.ru/

Кузбасская государственная педагогическая академия

Факультет русского языка и литературы

Кафедра русского языка

Антропонимическая система в поэме Н.В.Гоголя "Мертвые души"

Курсовая работа

студентки 3 курса 1 гр.

Жиляниной Н. А.

Научный руководитель

кандидат филологических наук

доцент Иванищев С. И.

Новокузнецк - 2006 г.

Оглавление

Введение

1. Имена собственные и нарицательные. Антропонимы

2. О содержании понятия "литературный антропоним

3. Семантика литературного антропонима

4. Периодизация истории русской антропонимики

5. Особенности антропонимической системы русского общества в 18 - нач. 20 вв.

6. Связь антропонимической системы "Мертвых душ" с реальной антропонимической картиной русского общества

7. Антропонимическая характеристика героев "Мертвых душ"

Заключение

Введение

Прошло почти двести лет с тех пор, как Николай Васильевич Гоголь написал свою бессмертную поэму "Мертвые души". Она стала предметом всесторонних исследований, но, несмотря на это, скрывает в себе еще очень много вопросов, требующих внимательного изучения. Перед мысленным взором читателя поэмы проходит галерея портретов людей, различных по своему возрасту, характеру и социальному положению. Одних людей Н.В.Гоголь называет полными именами с отчеством и фамилией, другим дает только прозвища, третьих величает только по должности. Задача внимательного читателя - проникнуть в авторский замысел, понять, что хотел донести до нас великий художник. Имена и фамилии героев, если правильно понять их значение в произведении, могут многое добавить к характеру персонажей.

Задачи данной работы - выявить закономерности антропонимической системы в поэме "Мертвые души", показать взаимосвязи и противопоставления главных и второстепенных героев, попытаться объяснить, почему автор поэмы взял для героев своего произведения те или иные имена, фамилии, прозвища. Объектом исследования в данной работе является литературный антропоним.

Чтобы понять, что такое антропонимическая система в художественном произведении, необходимо определить понятие антропоним и его место в структуре языка.

1. Имена собственные и нарицательные. Антропонимы

Человек имеет имя, отчество, фамилию, может иметь прозвище, псевдоним. Это - антропонимы. Совокупность антропонимов - антропонимия того ли иного языка. Наука, изучающая антропонимию, - антропонимика.

Антропонимы, наряду с топонимами (названиями географических объектов), космонимами ( названиями объектов космического пространства), зоонимами (кличками животных) и ктематонимами (названиями предметов материальной и духовной культуры) составляют предмет изучения ономастики. Ономастика - это лингвистическая наука, которая занимается всесторонним изучением собственных имен.

Имена собственные обратили на себя внимание уже древнеегипетских, древнегреческих и древнеримских ученых. Как особый класс слов они были выделены стоиками (в частности, Хрисиппом), однако и позднее - в эпоху Возрождения, в новое время (Т. Гоббс, Дж. Локк, Г. Лейбниц), в течение всего 19 столетия (Дж. Ст. Милль, Х. Джозеф и др.) продолжалась дискуссия о них, в ходе которой было высказано немало как однозначных (принимаемых многими учеными), так и совершенно противоположных суждений.

Самой трудной задачей оказалось определить своеобразие значения имени собственного. В 19 веке эта проблема воспринималась не столько как лингвистическая, сколько как логическая, поэтому ее исследователями были преимущественно логики и философы.

В качестве обобщения приведем итоговую формулировку известного советского лингвиста, исследующего разные проблемы ономастики, А. В. Суперанской, специально занимавшейся историей изучения собственных имен (в основном в зарубежной науке). "Отсутствие единой, общепринятой концепции имени собственного во многом объясняется различием исходных положений и методов их создателей, а также тем, что поиски велись порой в диаметрально противоположных направлениях. Отсюда попарно противоположные теории, основанные на связи имени собственного с понятием и именуемым объектом" (см. №4 стр. 15).

В 20 веке изучение имен собственных продолжили многие исследователи, но противоречий не уменьшилось, а скорее наоборот. Наиболее сложными и дискуссионными оказались такие вопросы, как наличие-отсутствие у имени собственного лексического значения (уже - понятия, шире - информации), его характер (содержательное оно или чисто формальное), его "объем" по сравнению с семантикой нарицательных слов, природа (языковая, речевая, логическая, психологическая и т. д.) ономастического значения, степень противопоставленности имен собственных нарицательным (по значению и другим показателям).

В изучении различных сторон имени собственного исследователи единодушны в следующих утверждениях:

1. Имена собственные являются единицами языка, чаще всего - словами и потому должны рассматриваться как вполне законный объект языкознания; анализ имен собственных с философских, логических. Психологических и иных позиций не заменяет их лингвистической характеристики, которая лучше других способна выразить их языковую сущность.

2. Имена собственные относятся к номинативным, а не коммуникативным единицам языка и входят в большинстве языков мира в класс конкретных имен существительных (или субстантивов).

3. Специфика имени собственного заметна как на уровне языка - при их рассмотрении "вообще", вне конкретного употребления, так и на уровне речи - в конкретных контекстах и ситуациях (конституциях).

4. Специфика имени собственного касается и его структурно-языковой стороны, и функциональной.

5. В структурно-языковом плане специфика имени собственного дает себя знать обычно в области семантики (поэтому многие ученые имя собственное считают лексической, а не лексико-грамматической и тем более не грамматической категорией) и в меньшей степени в области морфологии (включая словообразование) и синтаксиса.

6. Внимание к функциональной стороне имен собственных позволило выделить свойственные им (только им или одновременно и им, и именам нарицательным) следующие основные функции: номинативную, идентифицирующую, дифференцирующую. В качестве второстепенных "квалифицируемых как "дополнительные", "факультативные", "производные" от основных или как "пассивные" и т. д.) называются функции: социальная, эмоциональная, аккумулятивная, дейктическая (указательная), функция "введения в ряд", адресная, экспрессивная, эстетическая, стилистическая.

7. Исследователи пытались найти одну ведущую черту, по которой, как им казалось, идет размежевание имен нарицательных и собственных. Есть ли такая черта? Ответ на этот вопрос может дать лишь всестороннее изучение имен собственных, в частности анализ признаков, объединяющих их с нарицательными существительными, а также с другими частями речи, т.е. со всеми нарицательными (особенно местоименными, междометными и др. словами), и - особенно тех признаков, которые отличают, дифференцируют их от нарицательных.

Исследователи, правильно подмечая специфику имени собственного в его значении, расходятся в ее толковании. Одни видят специфику в ослабленности, или "редуцированности", значения, а то и в полном его отсутствии (отсюда квалификация онимов как пустых знаков, ярлыков, этикеток и сравнение их с мячами (отличающимися лишь внешней окраской при сходстве их "пустот"), с числовыми и символическими знаками). Другие специфику собственных имен находят в "гипертрофированной номинативности" и в обусловленной ею особой их конкретности.

Такое несовпадение взглядов свидетельствует, с одной стороны, о действительной сложности и "многоликости" имен собственных, с другой - о том, что под значением (семантикой) имени собственного понимаются разные вещи, к тому же увиденные с разных точек зрения.

Несмотря на внешнюю контрастность концепций о минимальной и максимальной значимости собственного имени, в них легко усмотреть общее - отрицание обобщающей роли собственных имен. В первом случае в наличии понятия им отказывают прямо (а обобщение, как известно, совершается на базе понятия), в другом - косвенно, через избыточное "отягощение" их значения конкретным образом предмета.

Между тем значение собственных имен как единиц языка (чаще всего слов) столь же сложно и диалектично, как и значение нарицательных слов.

В современной теории слова признается, что значение слова - это то его содержание, которое приблизительно одинаково понимается и говорящим и слушающим и включает в свой состав три типа отношений: 1) денотативное (отношение значения слова к предмету), 2) сигнификативное (отношение к понятию), 3) структурное (отношение значения слова, а также всего слова к другим словам данного языка)

Имя собственное, будучи единицей языка - словом или функционально сходным с ним словосочетанием, обладает всеми названными типами отношений - денотативным, сигнификативным и структурно-языковым.

Однако их качество в собственном имени несколько своеобразно по сравнению с соответствующими компонентами значения нарицательных слов, что и обеспечивает собственным именам языково-речевую специфику и объединяет их в особую подсистему в пределах общей лексико-семантической системы языка.

Обобщая, можно сказать следующее. Собственные имена - это единицы языка-речи (слова и субстантивированные словосочетания), служащие для подчеркнуто конкретного называния отдельных предметов действительности и вследствие такой специализации выработавшие некоторые особенности в значении, грамматическом оформлении и в функционировании. Назначение нарицательного - выражать понятие об определенном классе предметов и называть один или несколько конкретных предметов этого класса. Назначение имени собственного - называть определенный предмет. Соотнося его с классом однотипных или родственных предметов. У нарицательного слова на первом плане - выражение понятия. На втором - обозначение предмета. У собственного имени на первом плане - выделение предмета, на втором - соотнесенность предмета с ему подобными. Для нарицательного имени обязательно обозначение понятия и факультативно называние конкретного предмета. Для имени собственного обязательно называние конкретного предмета и факультативна его (предмета) понятийная соотнесенность.

2. О содержании понятия "литературный антропоним"

семантика литературный антропоним имя

В художественном произведении обычно используются как собственные имена из реального ономастикона, так и имена собственные, созданные писателем. Соотношение тех и других определяется темой, жанром произведения, мировоззрением автора, художественными особенностями его мастерства и проч.

Перед исследователями литературной ономастики встает вопрос, что считать литературной ономастикой, все ли виды использованных писателем собственных имен включать в понятие "литературная ономастика".

М. В. Карпенко считает, что к литературным антропонимам не следует относить имена исторических деятелей - героев того или иного художественного произведения, так как они служат лишь указаниями на действительность, на их носителей. Литературный антропоним, по ее определению, - это "имя, созданное самим автором и в той или иной степени характеризующее персонаж" (см.№1, стр. 5).

В. Н. Михайлов, исследуя вопрос об особенностях употребления собственных имен реальных исторических лиц в художественной литературе, их стилистическом потенциале, экспрессивных возможностях, пришел к выводу о том, что "историческое собственное имя, становясь элементом художественной формы произведения, весьма часто активизирует свои потенциальные семантико-экспрессивные возможности, суггестивные свойства". Он предлагает различать в художественном произведении имена, созданные писателем (Фамусов, Хлестова), и "готовые" собственные имена (Александр Андреевич, Лиза, Петрушка) (см. там же).

Г. А. Силаева, наряду с некоторыми другими авторами считает, что анализу в художественном произведении должно подвергать все виды собственных имен: и реальные собственные имена, и созданные писателем.

Собственные имена исторических лиц в художественном произведении являются литературными антропонимами. Доказательством этому могут служить следующие моменты:

1.Писатель всегда тенденциозен в выборе, освещении исторических фактов, событий, личностей. В художественном произведении реальные исторические личности "заключают в себе черты образа автора и служат выражением и подтверждаем взглядов и концепций" автора.

2.Собственные имена реальных лиц играют активную роль в осуществлении авторских замыслов, выполняют определенную стилистическую роль.

Собственные имена, подобно другим лексическим средствам языка, в контексте художественного произведения приобретают "дополнительные смысловые оттенки, воспринимаются в сложной, глубокой образной перспективе" (см.№1, стр.7).

В. Н. Михайлов, Э. Б. Магазаник, Л. Н. Андреева в своих работах показали, что собственные имена исторических лиц употребляются в тексте с определенными стилистическими целями: для выражения логического сравнения с реальным лицом; как особая метонимия, антономасия и т. п. (см. там же).

3. Собственные имена исторических лиц влияют на формирование ономастикона произведения.

4. Собственные имена реальных исторических лиц - героев художественного произведения влияют не только на выбор именований для вымышленных персонажей, но и их функционирование в художественных произведениях. Принято считать, что в художественном произведении происходит изменение объема функций имен собственных по сравнению с их функционированием в речи. Однако в произведениях исторического жанра, где действующими лицами наряду с вымышленными персонажами являются реальные исторические лица, изменение объема функций, видимо, не происходит. Стилистика имен в художественном произведении писателем-реалистом строится на основе стилистики реально существующих имен.

Таким образом, литературными антропонимами являются не только созданные писателем имена собственные, но и имена реальных исторических лиц, являющихся действующими лицами произведения.

3. Семантика литературного антропонима

Значение литературного собственного имени, как и других имен, воспринимается на определенном фоне, которым является прежде всего реальная антропонимия.

Литературные антропонимы так же, как и реальные собственные имена обладают значением и понятием. Лексическое значение литературных антропонимов (как и реальных) складывается из трех основных типов отношений: денотативного, сигнификативного и структурного. Особенности их проявления в целом и определяют специфику значения литературного антропонима.

Л. И. Андреева считает, что специфика значения литературного собственного имени прежде всего выражается в особенностях денотативного значения (связи с субъектом или объектом).

"Первая особенность заключается в том, что денотатами собственного имени художественного произведения обычно являются не материальные "предметы" (реальные лица), а идеальные (вымышленные), созданные воображением художника" (см.№2 стр. 3)

"Вторая особенность состоит в том, что персонаж художественного произведения имеет, как правило, только ему принадлежащее наименование (безразлично, встречаемое в реальной действительности или нет)" (см. там же)

В художественном произведении имя, благодаря цепи ассоциаций, у читателя сразу же соотнесется с названным им героем и как то определит его. Таким образом, денотативное значение литературных собственных имен отличается большей контрастностью. Писатель, как правило, подбирает наименование вполне определенному герою (по возрасту, характеру, социальному положению и т. п.). Такой целенаправленной подборки в жизни обычно не бывает. В денотативном значении литературного собственного имени прослеживается явно индивидуализированная, направленная номинативность.

Третья особенность в том, что автор создает целую систему идеальных героев и целую систему их обозначений, поэтому вся система наименований героев оказывается сознательно ориентированной, она строится с учетом художественной выразительности собственных имен. Конкретизации всей совокупности антропонимов способствует и то, что в произведении персонажей и соответствующих им обозначений гораздо меньше, чем в реальной жизни изображаемого периода. (см.№2 стр.7)

Специфика литературного собственного имени проявляется также в особенностях сигнификативного значения (связи с понятием).

У литературных антропонимов сигнификативное значение, по сравнению с реальными собственными именами, усилено и потому намерено акцентировано. В реальной жизни число речевых ситуаций неисчислимо, никто не знает всех значений ситуативного наполнения собственного имени, а поэтому понятийность реального антропонима абстрактнее.

У литературного антропонима все случаи проявления ситуативного наполнения налицо, их видит зритель и читатель, поэтому и понятийность такого собственного имени складывается уже на базе этих конкретных представлений. Она выступает в виде абстракции иного характера. Обычно связанной с изображаемым типом или персонажем. Собственное имя в художественном произведении называет какое-то понятие, для которого в реальной жизни нет обозначения. Поэтому, согласно мнению Л. И. Андреевой, литературный антропоним является знаком особого, искусственного сигнификата, созданного автором и воспринятого читателем (см.№2, стр.9). Такие "литературные" сигнификаты означаются "литературными" словами. Т. е. литературными собственными именами. Они и конкретнее, и абстрактнее. Именно на такой понятийности держится художественная типизация, в силу такой понятийности возможен переход собственных имен в нарицательные.

Специфика литературного собственного имени проявляется не только в особенностях денотативного и сигнификативного значения, но и в структурном значении (характере наименования, т. е. формулах и формах). Литературная антропонимическая система складывается из сопоставлений данного собственного имени со: 1) всеми другими наименованиями этого произведения, 2) всеми другими собственными именами произведений одного и того же жанра, одного и того же автора, 3) всей антропонимической системой описываемого периода или всего творчества мастера слова, 4) реальным именником изображаемого периода, 5) реальной антропонимической системой, современной зрителю и читателю, 6) реальной антропонимической системой, современной писателю и др. Подобных связей у литературных собственных имен больше, чем у реальных, они многоплановы, выразительны и создаются автором намеренно.

"Специфика проявления денотативного, сигнификативного и структурного типов отношений способствует актуализации семантики литературного антропонима, благодаря которой имя входит в характеристику персонажа, а в удачных случаях как бы сливается с героем" (см. там же).

4. Периодизация истории русской антропонимии

В антропонимической системе художественного произведения так или иначе отражается реальная антропонимическая картина общества того или иного периода. В истории русской антропонимии принято выделять четыре основных периода:

1. С древнейшей поры до конца 10 века - дохристианский период восточнославянской антропонимии, до крещения Киевской Руси в 988 году князем Владимиром.

2. С 11 по 17 век - период "борьбы" исконно славянских (восточнославянских и русских) имен с византийско-греческими, их русификации и перехода к системе канонических имен; в этом периоде две части: с 11 по 13 век - использование канонических имен при явном функциональном господстве неканонических имен и традиционных формул именования; с 14 по 17 век - господство канонических имен, начало формирования и использования трехчленной формулы именования, включающей лексический материал как восточнославянской, так и канонической антропонимии.

3. С начала 18 века до 1917 года - период монопольного господства канонических имен, окончательного складывания и широкого распространения на все слои общества трехчленной формулы именования человека; это национальный досоциалистический период в истории русской антропонимии.

4. Советский период (с 1917 года по настоящее время) - период деканонизации (дехристианизации) традиционного именника, полного утверждения как юридически обязательной единой трехчленной формулы именования; этот период характеризуется также переходом на трехчленную систему именования, сложившуюся с русской антропонимии всего советского народа как новой исторической общности людей.

Что касается настоящего времени, то сложно считать его продолжением советского периода, так как советский строй давно прекратил свое существование. В антропонимической картине нашего страны в последнее время заметно все большее проникновение иностранных имен, не характерных для русского общества. Это может быть связано с влиянием средств массовой информации, большим процентом иностранных фильмов в прокате. Вместе с частичным восстановлением авторитета Православной Церкви появляется традиция именовать детей по святцам. При этом традиционно советские имена, такие как Октябрина, Сталина совсем исчезли из именника.

5. Особенности антропонимической системы русского общества в 17 -нач. 20 вв.

Николай Васильевич Гоголь закончил писать свою бессмертную поэму в 1842 году. По принятой классификации это время относится к третьему периоду в истории русской антропонимии. Остановимся на нем подробнее.

В 18 веке происходят значительные перемены в русской антропонимии как социально-языковой и юридической категории. Ее регламентацией стала заниматься государственная власть в ее высшей инстанции. В 1701 году Петр1 специальным указом запретил в документах употребление "полуимен". Победа церковного именослова и юридическая регламентация форм имен создавали впечатление, что с 18 века в России установился единый для всех сословий1 именник, который, будучи строго регламентированным церковью, практически не развивается. Между тем, как доказал В. А. Никонов, "с окончательным вытеснением нецерковных имен к концу 17 века история личных имен в России не прекратилась, в ней продолжалась борьба, опосредованно отражая социальные процессы" (см. №4, стр. 114).

Дореволюционный русский именник был не одинаковым в городе и деревне. Он различался как набором имен, так и их употребительностью.

В 18-20 веках значительные преобразования наблюдались не только в именах, но и в отчествах и фамилиях, а также в самих формулах именования. В этот период окончательно складывается и закрепляется трехчленная структура именования (фамилия, имя, отчество), определяются социально-информативные функции каждого из ее компонентов. Формируется арсенал структурных типов и словообразовательных моделей русских фамилий.

Еще более существенными были социально-функциональные новшества - распространение трехчленной формулы на именование женщин (в 17 веке и начале 18 века наблюдался значительный разнобой в развернутых формулах их называния), распространение фамилии, а вместе с нею и всей трехкомпонентной структуры именования среди крестьян и других "не офамиленных" до середины 19 века слоев общества ( этот процесс сопровождался массовым созданием фамилий), складывание функционально-стилистических- норм в употреблении как разных по структуре и стилистическом содержанию формул именования (однословная - только фамилия, только имя, только отчество; двусловная - фамилия и имя, имя и фамилия, имя и отчество; трехсловная - фамилия, имя и отчество, имя, отчество и фамилия), так и вариантов их компонентов (официальное и неофициальное имя: Петр - Петя, Петенька, Петруша, Петрушка, Петька, Петяй и др.; разные формы образования и произношения отчеств: Иван Петров и Иван Петрович; Александр Данилович и … Данилыч).

Вопросы именования человека в России в национальный период ее развития переросли официально-канцелярские рамки и приобрели идейно-политический характер, о чем свидетельствует борьба русских революционных демократов и прогрессивной общественности против антропонимического не равенства, являвшегося продолжением и отражением неравенства социального.

В 18-20 веках ономастическая система пополняется новой единицей - псевдонимом, получившим широкое применение в общественной жизни и литературе особенно среди таких социально-профессиональных групп. Как писатели, политики, журналисты, артисты, художники, ученые (псевдонимы литературные, политические, сценические).

6. Связь антропонимической системы "Мертвых душ" с реальной антропонимической картиной русского общества

Таким образом, если сравнить антропонимическую картину в поэме Н.В.Гоголя "Мертвые души" с реальной антропонимической картиной русского общества в указанный период, можно увидеть, что вышеуказанные антропонимические процессы нашли свое отражение в художественном произведении. Особенно ярко это видно в списках "мертвых душ", которые Павел Иванович Чичиков получил от различных помещиков. Списки очень неоднородны. В некоторых случаях указаны только фамилии крепостных крестьян: Михеев, Милушкин, Парамонов, Пантелеймонов, Попов. В большинстве своем крестьяне идут с именами и фамилиями: Максим Телятников, Еремей Сорокоплехин, Еремей Карякин, Антон Волокита и Никита Волокита. Антип Прохоров, Абакум Фыров. Причем у некоторых крестьян процесс образования фамилии явно не закончен. Их фамилии ничем не отличаются от прозвищ: Григорий Доезжай-не-доедешь, Степан Пробка, Иван Коровий кирпич, Колесо Иван. В одном единственном случае у крепостного указано отчество. Это Петр Савельев Неуважай Корыто. У него также не закончен процесс формирования фамилии, и она слишком близка к прозвищу.

Таким образом мы видим, что автор изображал в своей поэме вполне реальных крепостных людей с вполне реальными именами и фамилиями. Конечно они придуманы, и далеко не все можно найти в списках и словарях фамилий, тем не менее если их и не было, они вполне могли бы быть, так как образованы по моделям реальных с использованием русских фамильных суффиксов.

То же самое можно сказать и о всех фамилиях и именах в поэме, будь то именования чиновников, дворян, офицеров купцов или слуг. Фамилии для вымышленных персонажей поэмы создавались двумя путями:

1.Использование реальных фамилий, существовавших в изображаемую эпоху.

2.Фамилии, созданные автором по моделям реальных.

Из реальных фамилий можно назвать такие, как Собакевич, Бобров, Свиньин, Плешаков, Коробочка, Блохин, Поцелуев, Кувшинников, Пономарев, Сибиряков, Максимов, Михеев, Плюшкин, Парамонов, Пименов, Пантелеймонов, Карякин, Попов, Прохоров, Копейкин, Лихачев, Петух, Платонов, Кошкарев, Кислоедов, Муразов. Фамилии, созданные по моделям реальных: Конопатьев, Харпакин, Трепакин, Почитаев, Мыльной, Ноздрев, Мижуев, Хвостырев, Милушкин, Телятников, Сорокоплёхин, Фыров, Трухачевский, Бегушкин, Дробяжкин, Деребин, Перепендеев, Бикусов, Леницын, Вишнепокромов, Бетрищев, Гукзовский,Трехметьев, Ветвицкий, Взъемцев, Предищев, Хлобуев, Муразов, Ханасарова, Бермилов, Хаванов, Красноносов, Самосвистов, Кислоедов. Из исторических деятелей в поэме упоминается только Наполеон. Мы считаем, что его нужно отнести к литературным антропонимам, потому что в данном случае Наполеон - это вовсе не историческое лицо, а некий символ вселенского зла, антихрист во плоти, эмблема грядущих потрясений.

7. Антропонимическая характеристика героев "Мертвых душ"

Всех героев поэмы можно разделить на группы: помещики, простой народ (крепостные и слуги), офицеры, городские чиновники. Первые две группы настолько взаимозависимы, настолько слились в некое диалектическое единство, что их просто невозможно охарактеризовать отдельно друг от друга.

Среди фамилий помещиков в "Мертвых душах" в первую очередь обращают на себя внимание те фамилии, которые произошли от названий животных. Таких довольно много: Собакевич, Бобров, Свиньин, Блохин. С одними помещиками автор близко знакомит читателя, другие только упоминаются вскользь в тексте. Фамилии помещиков в большинстве своем неблагозвучны: Конопатьев, Трепакин, Харпакин, Плешаков, Мыльной. Но встречаются и исключения: Почитаев, Чепраков-полковник. Такие фамилии уже по звучанию внушают к себе уважение, и есть надежда, что это действительно умные и добродетельные люди в отличие от остальных полулюдей-полузверей. Называя помещиков, автор использует звукопись. Так герой Собакевич не обрел бы такой тяжеловесности и основательности, носи он фамилию Собакин или Псов, хотя по смыслу это почти одно и то же. Еще основательности к характеру Собакевича добавляет его отношение к крестьянам, то, как они указаны в его записках, отданных Чичикову. Обратимся к тексту произведения: "Он (Чичиков) пробежал ее (записку) глазами и подивился аккуратности и точности: не только было обстоятельно прописано ремесло, звание, лета и семейное состояние, но даже на полях находились особенные отметки насчет поведения, трезвости, - словом, любо было глядеть". Эти крепостные - каретник Михеев, плотник Степан Пробка, кирпичник Милушкин, сапожник Максим Телятников, Еремей Сорокоплехин - и после своей смерти дороги для хозяина как хорошие работники и честные люди. Собакевич, несмотря на то, что "казалось, с этом теле совсем не было души, или она у него была, но вовсе не там, где следует, а, как у бессмертного кощея, где-то за горами и закрыта такою толстою скорлупою, что все, что ни ворочалось на дне ее, не производило решительно никакого потрясения на поверхности", несмотря на это Собакевич - хороший хозяин.

Крепостные Коробочки имеют прозвища: Петр Савельев Неуважай-Корыто, Коровий кирпич, Колесо Иван. "Помещица не вела никаких записок, ни списков, а знала почти всех наизусть". Она тоже очень рачительная хозяйка, но ее интересуют не столь ко крепостные, сколько количество пеньки, сала и меда, которые она сможет продать. У Коробочки поистине говорящая фамилия. Она удивительно подходит женщине "пожилых лет, в каком-то спальном чепце, надетом наскоро, с фланелью на шее", одной из тех "матушек, небольших помещиц, которые плачутся на неурожаи, убытки и держат голову несколько набок, а между тем набирают понемногу деньжонок в пестрядевые мешочки, размещенные по ящикам комодов".

Манилова автор характеризует как человека "без своего задора". Его фамилия состоит в основном из сонорных звуков, которые звучат мягко, не производя лишнего шума. Еще она созвучна слову "манить". Манилова постоянно манят какие-то фантастические прожекты, и, "обманутый" своими фантазиями, он абсолютно ничего не делает в жизни.

Ноздрев, напротив, одной своей фамилией производит впечатление человека, в котором всего слишком много, как слишком много шумных гласных в его фамилии. По контрасту с Ноздревым автор изобразил его зятя Мижуева, который из тех людей, которые "еще не успеешь раскрыть рта, как они уже готовы спорить и, кажется, никогда не согласятся на то, что явно противуположно их образу мыслей, что никогда не назовут глупого умным и что в особенности не согласятся плясать по чужой дудке; а кончится всегда тем, что в характере их окажется мягкость, что они согласятся именно на то, что отвергали, глупое назовут умным и пойдут потом поплясывать как нельзя лучше под чужую дудку, - словом, начнут гладью, а кончат гадью". Без Мижуева характер Ноздрева не играл бы так всеми своими гранями.

Образ Плюшкина в поэме - один из самых интересных. Если образы других помещиков даны без предыстории, они такие, какие есть по своей сути, то Плюшкин когда-то был другим человеком, "бережливым хозяином! был женат и семьянин, и сосед заезжал к нему пообедать, слушать и учиться у него хозяйству и мудрой скупости". Но жена его умерла, умерла одна из дочерей, а оставшаяся дочь сбежала с проезжим офицером. Плюшкин - герой не столько комический, сколько трагический. И трагичность этого образа гротескно подчеркивается смешной, нелепой фамилией, в которой есть что-то от того колача, который на Пасху привезла Плюшкину его дочь Александра Степановна вместе с новым халатом, и который он высушил в сухарь и подавал редким гостям в течении многих лет. Скупость Плюшкина доведена до абсурда, он низведен до "прорехи на человечестве", и именно в этом образе сильнее всего чувствуется гоголевский "смех сквозь слезы". Своих крепостных Плюшкин глубоко презирает. Своих слуг он завет Мавра и Прошка, ругает их немилосердно и большей частью просто так, не по делу.

Автору глубоко симпатичны простые русские люди, слуги, крепостные. Он описывает их с добрым юмором, взять хотя бы сцену, в которой дядя Митяй и дядя Миняй пытаются заставить идти заупрямившихся лошадей. Автор называет их не Митрофан и Димитрий, а Митяй и Миняй, а перед мысленным взором читателя предстают " сухощавый и длинный дядя Митяй с рыжей бородой" и "дядя Миняй, широкоплечий мужик с черною как уголь бородою и брюхом, похожим на тот исполинский самовар. В котором варится сбитень для всего прозябнувшего рынка". Кучер Чичикова Селифан, потому и назван полным именем, что претендует на некую образованность, которую всю без остатка выливает на вверенных его попечению лошадей. Лакей Чичикова Петрушка со своим особым запахом, который следует за ним повсюду также вызывает добродушную улыбку автора и читателя. Здесь нет и следа той злой иронии, которая сопровождает описания помещиков.

Полны лиризмом рассуждения автора, вложенные в уста Чичикова о жизни и смерти купленных им "мертвых душ". Чичиков фантазирует и видит, как Степан Пробка "взмостился… для большего прибытку под церковный купол, а может быть и на крест потащился и, поскользнувшись, оттуда, с перекладины, шлепнулся оземь, и только какой-нибудь стоявший возле… дядя Михей, почесав. Рукою в затылке, примолвил: "Эх, Ваня, угораздило тебя!" - а сам, подвязавшись веревкой, полез" на его место. Степан Пробка неслучайно назван здесь Ваней. Просто в этом имени заключается вся наивность, щедрость, широта души и безрассудство простого русского народа.

Третья группа героев может быть условно обозначена как офицеры. В основном это друзья и знакомые помещика Ноздрева. В некотором смысле и сам Ноздрев также относится к этой группе. Кроме него можно назвать таких кутил и забияк, как штабс-ротмистр Поцелуев, Хвостырев, поручик Кувшинников. Это реальные русские фамилии, но в данном случае они неоднозначно указывают на такие особенности их обладателей, как постоянное желание пить вино и что-нибудь покрепче, да не кружками, а желательно кувшинами, способность хвостом увиваться за первой попавшейся юбкой и раздавать поцелуи направо и налево. Обо всех этих подвигах с большим энтузиазмом рассказывает Ноздрев, который и сам является носителем всех вышеперечисленных качеств. Следует добавить сюда еще и шулерскую карточную игру. В таком свете Н. В. Гоголь изображает представителей великой русской армии, квартировавших в губернском городе, который в какой-то степени представляет собой всю необъятную Русь.

И последняя группа лиц, представленных в первом томе поэмы может быть обозначена как чиновники, от самых низших, до губернатора и его свиты. В эту же группу мы отнесем и дамское население губернского города НН, о которых также немало сказано в поэме.

Имена чиновников читатель узнает как-то вскользь, из их разговоров друг с другом, для них чин становится важнее имени и фамилии, словно прирастает к коже. Среди них центральными являются губернатор, прокурор, жандармский полковник, председатель палаты, полицеймейстер, почтмейстер. У этих людей как будто вовсе нет души, даже где-то далеко, как у Собакевича. Они живут в свое удовольствие, под прикрытием чина, их жизнь строго регламентирована величиной чина и размером взяток, которые им дают за ту работу, которую они обязаны выполнять по должности. Этих спящих чиновников автор испытывает появлением Чичикова с его "мертвыми душами". И чиновники вольно или невольно должны показать, кто на что способен. А способны они оказались на многое, особенно в области догадок о личности самого Чичикова и его странном предприятии. Пошли разные толки мнения и слухи, которые, "неизвестно по какой причине, больше всего подействовали на бедного прокурора. Они подействовали на него до такой степени, что он, пришедши домой, стал думать, думать и вдруг, как говорится, ни с того ни с другого умер. Параличом ли его или чем другим прихватило, только он как сидел, так и хлопнулся со стула навзничь…Тогда только с соболезнованием узнали, что у покойника была, точно, душа, хотя он по скромности своей никогда ее не показывал". Остальные чиновники свою душу так и не показали.

Поднять такой большой переполох чиновникам очень помогли дамы из высшего общества губернского города НН. Дамы занимают особое место в антропонимической системе "Мертвых душ". О дамах автор, как признается сам, писать не решается. "Даже странно, совсем не подымается перо, точно будто свинец какой-нибудь сидит в нем. Так и быть: о характерах их, видно, нужно предоставить сказать тому, у которого поживее краски и побольше их на палитре, а нам придется разве слова два о наружности да о том, что поповехностней. Дамы города НН были то, что называют презентабельны…Что до того, как вести себя, соблюсти тон, поддержать этикет, множество приличий самых тонких, а особенно наблюсти оду в самых последних мелочах, то в этом они опередили даже дам петербургских и московских…Визитная карточка, будь она писана хоть на трефовой двойке или бубновом тузе, но вещь была очень священная". Дамам автор имена не дает, и причину при этом поясняет следующим образом: "Назвать выдуманною фамилией опасно. Какое ни придумай имя, уж непременно найдется в каком-нибудь углу нашего государства, благо велико, кто-нибудь, носящий его, и непременно рассердится не на живот, а на смерть… Назови же по чинам - боже сохрани, и того опасней. Теперь у нас все чины и сословия так раздражены, что все, что ни есть в печатной книге, уже кажется им личностью: таково уж, видно расположенье в воздухе. Достаточно сказать только, что есть в одном городе глупый человек, это уже и личность; вдруг выскочит господин почтенной наружности и закричит: "Ведь я тоже человек, стало быть, я тоже глуп", - словом, вмиг смекнет, в чем дело". Так появляются в поэме дама приятная во всех отношениях и просто приятная дама - восхитительные по выразительности собирательные женские образы. Из разговора двух дам читатель впоследствии узнает, что одну из них зовут Софья Ивановна, а другую Анна Григорьевна. Но это не имеет особенного значения, потому что, как их не назови, они все равно останутся дамой приятной во всех отношениях и просто приятной дамой. Это вносит дополнительный элемент обобщения в авторскую характеристику персонажей. Дама приятная во всех отношениях это название "приобрела законным образом, ибо, точно, ничего не пожалела, чтоы сделаться любезною в последней степени, хотя, конечно, сквозь любезность прокрадывалась ух какая юркая прыть женского характера! и хотя подчас в каждом приятном слове ее торчала ух какая булавка! а уж не приведи бог, что кипело в сердце против той, которая бы пролезла как-нибудь и чем-нибудь в первые. Но все это было облечено самою тонкою светскостью, какая только бывает в губернском городе". "Другая же дама… не имела той многосторонности а характере, и потому будем называть ее: просто приятная дама". Именно эти дамы положили начало громкому скандалу о мертвых душах, Чичикове и похищении губернаторской дочки. Несколько слов нужно сказать и о последней. Она не больше и не меньше, как только губернаторская дочка. Чичиков говорит о ней: "Славная бабешка! Хорошо то, что она сейчас только, как видно, выпущена из какого-нибудь пансиона или института, что в ней, как говорится, нет еще ничего бабьего. То есть именно того, что у них есть самого неприятного. Она теперь как дитя, все в ней просто, она скажет, что ей вздумается, засмеется, где захочет засмеяться. Из нее все можно сделать, она может быть чудо, а может выйти дрянь…". Губернаторская дочка - нетронутая целина, (табула раса), поэтому ей имя молодость и невинность, и совершенно неважно, зовут ее Катей или Машей. После бала, на котором она вызвала всеобщую ненависть со стороны дам, автор называет ее "бедной блондинкой". Почти "бедная овечка".

Когда Чичиков идет в судебную палату оформлять покупку "мертвых" душ, он сталкивается с миром мелких чиновников: Федосей Федосеевич, Иван Григорьевич, Иван Антонович кувшинное рыло. "Фемида просто, какова есть, в неглиже и халате принимала гостей". "Иван Антонович, казалось, имел уже далеко за сорок лет, волос на нем был черный, густой; вся середина лица выступала у него вперед и пошла в нос, - словом, это было то лицо, которое называют в общежитье кувшинным рылом". Кроме этой детали, ничего примечательного нет в чиновниках нет, разве что их стремление получить взятку побольше, но в чиновниках это уже никого не удивляет.

В десятой главе первого тома почтмейстер рассказывает повесть о капитане Копейкине, называя ее целой поэмой в некотором роде.

Ю. М. Лотман в своей статье "Пушкин и "Повесть о капитане Копейкине" находит прообразы капитана Копейкина. Это герой народных песен вор Копейкин, прототипом которого являлся некий Копекников, инвалид Отечественный войны 1812 г. Ему отказал в помощи Аракчеев, после чего он стал, как говорили, разбойником. Это и Федор Орлов -- реальное лицо, человек, который был инвалидом той же войны. Лотман считает, что "синтез и пародийное измельчание этих образов порождают "героя копейки" Чичикова".

Смирнова-Чикина в своих комментариях к поэме "Мертвые души" рассматривает Копейкина как единственного задуманного Гоголем положительного персонажа первой части своего произведения. Автор пишет, что Гоголь хотел сделать это, чтобы "оправдать ее <поэмы> жанр, поэтому и предваряет рассказчик-почтмейстер повесть словами о том, что "это, впрочем, если рассказать, выйдет презанимательная для какого-нибудь писателя в некотором роде целая поэма"". Кроме того, автор уделяет внимание рассматриваемой и в моей работе роли контрастов, противопоставлений в композиции повести. Она говорит, что это "способствует углублению сатирического смысла повести". Смирнова-Чикина обращает внимание на то, как Гоголь противопоставляет богатству Петербурга, роскоши его улиц нищету Копейкина.

"Повесть..." появляется в поэме в тот момент, когда высшее общество города N, собравшись вместе, гадает о том, кто же такой на самом деле Чичиков. Высказывается много предположений -- и разбойник, и фальшивомонетчик, и Наполеон... Хотя мысль почтмейстера о том, что Чичиков и Копейкин -- одно лицо, была отвергнута, мы можем увидеть параллель между их образами. Ее можно заметить, хотя бы обратив внимание на то, какую роль играет слово "копейка" в рассказе о жизни Чичикова. Еще в детстве отец, наставляя его говорил: "...больше всего береги и копи копейку, эта вещь надежнее всего как выясняется, "был сведущ только в совете копить копейку, а сам накопил ее немного", но в Чичикове оказался "большой ум со стороны практической". Таким образом, мы видим, что в Чичикова и Копейкина заложен один и тот же образ -- копейки.

Ни в одном словаре нельзя найти фамилию Чичиков. И сама эта фамилия не поддается какому-либо анализу ни со стороны эмоционального содержания, ни со стороны стиля или происхождения. Фамилия непонятная. Она не несет в себе никаких намеков на солидность или уничижение, она ничего не обозначает. Но именно поэтому Н. В. Гоголь и дает такую фамилию главному герою, который "не красавец, но и не дурной наружности, ни слишком толст, ни слишком тонок; нельзя сказать, чтобы стар, однако ж и не так, чтобы слишком молод". Чичиков - ни то, ни се, однако и пустым местом этого героя назвать тоже никак нельзя. Вот как автор характеризует его поведение в обществе: "О чем бы разговор ни был, он всегда умел поддержать его: шла ли речь о лошадином заводе, он говорил и о лошадином заводе; говорили ли о хороших собаках, и здесь он сообщал очень дельные замечания; трактовали ли касательно следствия, произведенного казенною палатою, - он показал, что ему небезызвестны и судейские проделки; было ли рассуждение о бильярдной игре - и в бильярдной игре не давал он промаха; говорили ли о добродетели, и о добродетели рассуждал он очень хорошо, даже со слезами на глазах; о выделке горячего вина, и в горячем вине знал он прок; о таможенных надсмотрщиках и чиновниках, и о них он судил так, как будто бы сам был и чиновником и надсмотрщиком… Говорил ни громко, ни тихо, а совершенно так, как следует". История жизни главного героя, включенная в поэму многое разъясняет относительно "мертвых душ", но живая душа героя остается как ;будто скрытой за всеми его неблаговидными поступками. Его мысли, которые раскрывает автор, показывают, что Чичиков человек не глупый и не лишенный совести. Но все-таки трудно предположить, исправиться ли он, как обещал или дальше пойдет по своей нелегкой и неправедной дороге. Автор об этом не успел написать.

Заключение

Таким образом, при внимательном рассмотрении антропонимов в поэме Н.В.Гоголя "Мертвые души" можно сделать вывод о том, что автор не случайно дает героям те или иные имена. Имя героя в литературном произведении вообще и в поэме Гоголя в частности зависит от рода занятий, социального положения, характера и темперамента героя. Особенно интересна в этом смысле система прозвищ. По результатам проделанной работы можно сказать, что в поэме мало явно "говорящих" фамилий и имен, но они все же присутствуют. В основном автор дает в имени лишь намек на личностную характеристику героя и позволяет читателю самому строить догадки о том или ином персонаже. Мы выделили два пути создания фамилий для вымышленных персонажей поэмы. Это использование фамилий, реально существовавших в изображаемую эпоху и фамилий, придуманных автором по моделям реальных. Тем не менее антропонимическая система "Мертвых душ" практически не отличается от реальной антропонимической картины общества времен Н.В.Гоголя. Другими словами, фамилии, которых не было в реальности, вполне могли бы существовать в России. Для исследования мы разделили всех действующих лиц поэмы на группы по социальной принадлежности и проследили закономерности в назывании автором героев одной группы.

Произведение Н.В.Гоголя скрывает в себе еще много вопросов, требующих внимательного изучения, ее глубокий философский смысл заставит задуматься еще многие поколения людей, русских людей. Поэма многогранна и всеохватна, как Россия, и, пока существует в сознании людей мифическая "Русь-тройка", они будут читать и изучать этот бессмертный шедевр русской и мировой литературы.

Список использованной литературы

1. Г. А. Силаева "О содержании понятия "литературный антропоним"; Рязань, 1977 г.

2. Л. И. Андреева "Семантика литературного антропонима"; Рязань, 1977г.

3. Г. А. Силаева "Фамилии в романе Л. Н. Толстого "Война и мир"; Рязань, 1977 г.

4. В. Д. Бондалетов "Русская ономастика"; Москва, 1983 г.

5. С. И. Зинин, А. Г. Степанова "Имена персонажей в художественной литературе (библиография)"; Москва, 1970 г.

6. Р. И. Таич "Опыт антропонимического словаря писателя"; Москва, 1970 г.

7. Б. О. Унбегаун "Русские фамилии"; Москва, 1989 г.

8. В. В. Виноградов "Очерки по истории русского литературного языка 17-19 веков"; Москва, 1982 г.

Размещено на Allbest.ru