При тех исключительных интеллектуальных и физических данных, которыми наделен М.И., трудно было не поддаться искушению вообразить себя «сверхчеловеком». Однако в еще большей степени на «исповедание» ницшеанства М.И. подвигло то, что он воспринял в учении немецкого философа глубоко созвучный ему антибуржуазный пафос.

Ницше был прав < ...> Мир принадлежит сильным, которые так же благородны, как и могучи, и которые не барахтаются всю жизнь в болоте купли и продажи. [2, стр. 207]

Торгашеский дух, который М.И., приобщившись к жизни «столпов общества», распознал за внешним лоском и утонченностью, был ему отвратителен. М.И. столкнулся с мелочностью, скудостью духовных интересов. Этому обществу принадлежит и Руфь при всей ее изысканности. Она существует в мире светских условностей и не способна осознать этого. Даже если бы разрыва с Руфью не было, то все равно наступило бы глубокое и острое разочарование М.И. в мире, к которому она всецело принадлежит. К тому моменту, когда - внезапно и ошеломительно - к М.И. пришел писательский успех, от прежних иллюзий не осталось и следа. С горечью герою пришлось осознать подлинное место искусства в этом мире, где оно, в сущности, как и всякий товар,-- предмет купли и продажи.

Что же касается его успеха, то М.И. понимает: он - не столько следствие его таланта и огромного труда, вложенного в произведения, сколько, как ни обидно это признать,- игра случая. А сам он - «просто баловень судьбы, выскочка, который вторгся на Парнас, воспользовавшись благодушным настроением богов». Успех пришел, когда герой уже, казалось, перешел те пределы, за которыми не извериться в себе невозможно. Успех принес деньги. Но они не могут составить смысл его жизни.

Не ради богатства М.И. предпринял свое «восхождение». Он так и не обрел мира высоких помыслов и благородных поступков, того «нового рая», который грезился ему в возвышенных мечтаниях. Вернуться же к себе прежнему, влиться вновь в ту среду, из которой он вышел, также теперь невозможно.

Отчужденный от мира простых людей, презирающий мир «высших классов», М.И., попытавшись было найти спасение в заповедном уединении островов южных морей, обрывает свою жизнь, которая стала для него неизбывно, безысходно мучительной. Это тем трагичнее, что гибнет творец, а именно таким явлен в романе М.И., и пройденная им школа труда, познания и творчества описана Дж. Лондоном впечатляюще и убедительно. Это тем трагичнее и потому, что гибнет тот, кому удалось в одиночку одержать победу, завоевать успех. Однако победа этого «одинокого завоевателя» обернулась его поражением, выявив бесперспективность индивидуалистического пути.

Жизнь стала для Мартина - как для больного слишком яркий свет, режущий усталые глаза. В каждую минуту бодрствования жизнь ослепительно сверкала вокруг, обдавала слепящим блеском. От этого было больно, нестерпимо больно. Впервые в жизни плыл Мартин первым классом. В плавании его место всегда было в кубрике, либо у штурвала, либо он грузил уголь в черном чреве угольного трюма. В те дни, взбираясь по железным трапам из удушливого жара корабельных недр, он часто мельком видел пассажиров- в белой прохладной одежде, под тентами, которые защищали их от солнца и ветра, они только и делали, что наслаждались жизнью, а подобострастные стюарды исполняли каждое их желание, каждую прихоть, и Мартину казалось, их жизнь- сущий рай. Ну что ж, вот он знаменитость на корабле, в центре внимания, сидит за столом по правую руку от капитана, и рад бы вернуться назад, в кубрик и в трюм, но тщетны поиски утерянного рая. Нового рая он не обрел, а теперь нет возврата и к старому. [2, стр. 270]

2.5 Второстепенные персонажи

Руфь - девушка из состоятельной буржуазной семьи. Мартин, желая стать достойным Руфи, активно берется за самообразование. Руфь, видя в Мартине "дикаря", берет покровительство над его начинаниями.

Рассказывая о первой встречи Мартина и Руфи, Джек Лондон дает портрет героини через восторженное восприятие Мартина, и читатель видит его глазами.

А потом он обернулся и увидел девушку. И вихрь призрачных картин растаял. Он увидел бледное воздушное создание с облаком золотистых волос и одухотворенным взглядом огромных голубых глаз. Он не заметил, что на ней надето, знал только, что одежда была такая же поразительная, как она сама. Хрупкий золотистый цветок на тоненьком стебле. Нет, дух, божество, богиня - земля не могла породить такую возвышенную красоту. Или, выходит, книги не врут, и в высших сферах и впрямь много таких, как она. Ее вполне мог бы воспеть этот малый Свинберн. Видать, когда писал про ту деву, Изольду из книжки со стола, какая-нибудь такая и была у него на уме. Все это он увидел, почувствовал; подумал в одно мгновенье. А меж тем все шло своим чередом. Девушка протянула руку и, прямо глядя ему в глаза, просто, будто мужчина, обменялась с ним рукопожатием. Женщины, каких он до сих пор встречал, жмут руку по-другому. Да по правде сказать, мало кто из них здоровается за руку. Поток воспоминаний, картин - как он знакомился с женщинами - хлынул, грозя его захлестнуть. Но он отмахнулся от них и смотрел на девушку. Отродясь такой не видал. Ему знакомы совсем другие женщины! И тотчас подле Руфи, по обе стороны, выстроились женщины, которых он знал. Бесконечно долгое мгновенье стоял он посреди какой-то портретной галереи, где царила она, а вокруг расположилось множество женщин, и всех надо было окинуть беглым взглядом и оценить, и непреложной мерой была она. [2, стр. 18]

Так рождается любовь и иллюзия Мартина, который мысленно противопоставляет её женщинам, которых он знал до сих пор, женщинам его круга, задавленным тяжелой работой, и тем, что царят в притонах и поджидают моряков в чужих гаванях. Руфь резко выделяется на фоне этих "исчадий ада", и воспоминания Мартина подтверждают верность его заключения.

Она дух, божество, богиня. [2, стр. 20]

Это восторженное восприятие преображает любое движение «божества»: даже то, что Руфь при встрече обнялась и поцеловалась с матерью, служит неискушенному Мартину доказательством возвышенности её чувств. Сам наделенный красотой и силой чувств, Мартин преувеличивает достоинства девушки, которую полюбил. Чтобы «дорасти» до неё, он (предпринимает) прилагает титанические усилия.

Но реальная Руфь, не одухотворенная, а банальная частица своего общества, не в состоянии понять истинной глубины личности полюбившего её человека, не может даже представить себе его творческих возможностей. Высшим достижением для неё является деловая карьера.

Вы никак не можете продать те свои произведения, которые считаете удачными. Я считала и сейчас считаю, что вам всего лучше было бы научиться стенографии - писать на машинке вы умеете - и поступить в папину контору. У вас большие способности, и я уверена, что вы могли бы стать хорошим юристом. [2, стр. 105]

Мартин не знал, что для Руфи "радость творчества" - пустые слова. Она, правда, часто употребляла их, и впервые Мартин услышал о радости творчества именно от неё. Она читала об этом, слышала в лекциях своих преподавателей. Но сама она была чужда всякой оригинальности мысли, всякого творческого порыва и могла лишь повторять то, что заучила с чужих слов. Тем большим потрясением для него было услышать.

В конце концов, ваше творчество было для вас игрушкой, вы достаточно долго забавлялись ею. Пора теперь отнестись серьезно к жизни, к нашей жизни, Мартин. До сих пор вы жили только для себя. [2, стр. 178]

Тем страшнее было его разочарование, когда он понял, что Руфь не то идеальное существо, которое создало его воображение. Она была обычной буржуазной девушкой, с ограниченным кругозором, мелкими духовными интересами. Руфь не способна была стать выше предрассудков своей среды, она не понимала Мартина и не верила в его "сочинительство", потому что оно не приносило дохода. Отвернувшись от Мартина, когда он больше всего нуждался в её поддержке, она пришла искать с ним примирения, как только он стал знаменит и богат. Но Мартин не мог примириться с ней, его божество было повержено, иллюзия развеяна.

Вы чуть не погубили меня, - чуть не погубили моё творчество, моё будущее. Вы стремились запереть меня в тесную клетку. Вы хотели заставить меня преклоняться перед ложными ценностями, навязать мне условную, пошлую мораль. Вы хотели заставить меня бояться жизни, хотели вытравить из меня живую душу. [2, стр. 205]

Это приводит к тому, что Мартин воспринимает Руфь как нечто бесплотное, божественное. Этим автор подчеркивает чистоту и силу его чувств. Мартин Иден видит в Руфь не только женщину, подругу, любовницу и жену, но и мать-покровительницу, духовную воспитательницу и утешительницу. Он с ужасом чувствует, каких человеческих радостей он не получил в детстве. Руфь должна была вдохновлять его на поэзию, литературное творчество. Разрыв Руфи с Мартином, изображенный в романе, перерастает рамки собственно личных отношений героев и становится отражением тех общественных отношений, которые господствуют в буржуазном мире. Ведь дело не просто в том, что Руфь оказывается послушной дочерью, не осмеливается пойти наперекор родителям и порывает всяческие отношения с Мартином. Проблема здесь гораздо глубже. Путы буржуазной морали узкого мирка Морзов оказываются сильнее возвышенного чувства любви - вот в чем общественное звучание разрыва Руфи с Мартином. Любовь в буржуазном мире возможна только в рамках буржуазной морали.

2.6 Эпизодические персонажи

Семья Морзов

Семья Морзов - буржуазная семья, Сына которой Артура, спасает Мартин Иден и попадает к ним в дом.

Здесь важно обратить внимание читателей еще на одно обстоятельство. В конце концов старшие Морзы должны были закрыть глаза на то, что Мартин служил простым моряком и уже только поэтому никак не пара дочери претендующих на интеллигентность добропорядочных буржуа. Главное в другом: Мартина невозможно никакими силами перекроить по образцу Морзов, невозможно заставить бросить свои“никому ненужные писания” и поступить на “нормальную службу”. Социальное происхождение Мартина, его близость к простым людям - вот что не могут переваривать Морзы.

Книги на полках в отцовском кабинете, картины на стенах, ноты на фортепьяно - все это показное, все мишура. К настоящей литературе, настоящей живописи, настоящей музыке Морзы и им подобные слепы и глухи. Но превыше всего этого сама жизнь, а от жизни они безнадежно далеки, понятия о ней не имеют. Они принадлежат к унитарианской церкви, носят маску терпимости, даже некоторого свободомыслия, и однако в своих естественнонаучных взглядах отстали на два поколения: они мыслят на уровне средневековья, а их понятия об основах бытия на земле и о вселенной поразили Мартина чисто метафизическим подходом, столь же молодым, как самый молодой народ на земле, и столь же древним, как пещерный человек, и еще древнее - подобное же мировосприятие в эпоху плейстоцена заставляло первого обезьяночеловека бояться темноты, а первого дикаря-иудея создать Еву из ребра Адама. [2, стр. 130]

Рэсс Бриссенден

Теперь, когда журналы и издательства готовы были печатать все, что ни выходило из-под пера Мартина Идена, он вдруг потерял всякое желание писать. Его мысли были заняты одним - как понять все то, что произошло с ним, что вообще происходит в человеческой жизни.

На Мартина очень сильно повлияли два события - разрыв с Руфью и самоубийство Рэсса Бриссендена, с которым Мартин как-то познакомился у Морзов. Поначалу Бриссенден показался Мартину бледным и неинтересным. Но беседы с больным чахоткой поэтом вскоре убедили его в обратном: в тщедушном поэте “был огонь, необычайная проницательность и восприимчивость, какая-то особая свобода полета мысли... Его умственный взор проникал словно чудом в какие-то далекие ,недоступные человеческому опыту области, о которых, казалось, нельзя было рассказать обыкновенным языком”.

Короче говоря, Бриссенден показался Мартину личностью бесцветной, пустой, не стоящей внимания. Час спустя он решил, что Бриссенден вдобавок невежа - шастает по комнатам, глазеет на картины, а то возьмет со стола или вытащит с полки книгу или журнал и уткнется в них. Под конец, забыв, что он в гостях, в чужом доме, никого не замечая, уселся в глубоком моррисовском кресле и углубился в вытащенный из кармана тоненький томик. Читал и рассеянно поглаживал, ерошил волосы. За весь вечер Мартин еще только раз взглянул на него- он шутил с несколькими молодыми женщинами и явно их очаровал. [2, стр. 187]

Очень быстро у Мартина сложилось впечатление, что Бриссенден знает все на свете, что это второй настоящий интеллектуал, которого он встретил в своей жизни. Но он заметил в Бриссендене и то, чего лишен был профессор Колдуэл, - огонь, поразительную чуткость и прозорливость, неукротимое пламя гения. Живая речь его била ключом. [2, стр. 184]

Молодые люди подружились, часто проводили время вместе, ходили в социалистический клуб. Мартин уговорил Бриссендена отослать в редакцию одного из журналов его поэму “Эфемерида”. Получив согласие журнала на публикацию поэмы, Мартин отправляется к Бриссендену, чтобы сообщить ему радостную весть. Но в гостинице, где жил поэт, ему сообщили, что он пять дней тому назад покончил с собой. Оглушенный этим известием, Мартин все же нашел в себе силы, чтобы снова писать дни и ночи напролет. Но писал он “словно в оцепенении, перестав воспринимать окружающий мир...”. Закончив повесть, названную им “Запоздалый”, он перестает писать.

Эпизодических персонажей в романе «Мартин Иден» не много, но те персонажи хорошо подчеркивают главного персонажа, появляется контраст на котором показано общество через эпизодических героев.

Мартин Иден живет в рабочем классе, поэтому сначала романа показана жизнь матросов, что помогает понять характер и жизненное положение главного героя. А потом же в противовес рабочим показан высший класс общества, что показало читателю само стремление Марка Идена, к чему он хотел стремиться и из-за чего начал свое духовное и культурное совершенствование.

2.7 Композиция романа и его художественные особенности

Джек Лондон сумел создать за свою недолгую, но удивительно яркую жизнь художественный мир, в полной мере отразивший своеобразие его самобытной личности, эволюцию идейно-эстетических взглядов, мир, позволяющий говорить о нем как о писателе, воплотившем на страницах своих произведений дух своего времени. О чем бы ни писал Лондон в своих произведениях, он так или иначе всегда стремился открыть для себя и читателей свою страну, понять причины явлений в современной жизни, их национальную специфику и значение в общечеловеческом контексте.

В центре созданной им художественной системы - Человек, чья жизнь обусловлена сложными общественными конфликтами, отразившими основные тенденции социально-политической и культурной жизни рубежа Х1Х-ХХ веков, а также представленная в плане межличностных отношений. Лондон уже в начале своего творческого пути приходит к выводу, что человек и цивилизация неразрывно связаны, их нельзя рассматривать отдельно друг от друга, человек - это связующее звено между миром природы, частью которого он является, и миром цивилизации.

Нет, не по душе ему карьера мистера Батлера. В конце концов было в таком успехе что-то жалкое. Тридцать тысяч в год, конечно, хорошо, но больные кишки и неспособность радоваться простым человеческим радостям начисто обесценивают этот роскошный доход. [2, стр. 157]

Центральной в его творчестве становится проблема «человек - природа - цивилизация», в осмыслении которой Дж. Лондон развивает открытые им в еще в начале творческого пути мотивы и темы, с другой - обнаруживает новые приоритеты, что позволяет, на наш взгляд, выявить особенности его художественного мира, обозначить роль писателя в литературном процессе США рубежа Х1Х-ХХ веков.

Впитав в себя традиции американской и западноевропейской (английской, прежде всего) литератур, обнаружив исключительный интерес к философским, культурологическим вопросам, Дж. Лондон, тем не менее, явил в своем творчестве собственную «философию жизни», которая во многом стала основой, базисом его художественного мира. Для него, как писателя, понятие «философия творчества» и «писательская философия жизни» - это естественное выражение эмоционального и одновременно аналитического творческого мировосприятия. Он вырабатывал свой стиль, ориентируясь на мастерство предшественников и современников, прежде всего Г. Мелвилла, Дж. Р. Киплинга, Дж. Конрада, Р.Л. Стивенсона; рассматривал литературный процесс как часть общественной жизни, полагая, что он напрямую зависит от уровня развития общества и тех законов, по которым развивается современная цивилизация.

То была очень обычная узость мышления - те, кто ею страдают, убеждены что их цвет кожи, их верования и политические взгляды - самые лучшие, самые правильные, а все прочие люди во всем мире обделены судьбой. [2, стр. 69]

В качестве основополагающего принципа структурирования своего художественного мира писатель выдвигал требование отображения правды жизни, верности факту (но не фактографичность), представленному в свете авторского воображения; творческой фантазии, роль которой он высоко ценил, что обусловило в его творчестве синтез двух начал - документального и художественного, характерных для литературы США в целом (это ярко представлено в художественной публицистике писателя). Важным принципом изображения Лондон также полагает движение авторской мысли от частного к универсальному, в чем он видел залог художественной точности.

Эстетическая программа Дж. Лондона наглядно отражает сложный синтез реалистического, романтического и отчасти натуралистического начал, определяющих своеобразие его художественного мира, что, в свою очередь, напрямую соотносится с такими важными стилистическими критериями, как соединение публицистического и художественного компонентов, следование факту и обращение к фантазии, синтез аналитического, художественно-образного и медитативно-философского уровня повествования.

Художественный образ мира в его произведениях отражает сознание писателя-романтика, для которого важно выразить определенное чувство, и писателя-реалиста, стремящегося познать истинные причины происходящего («Северные рассказы», «Лунная долина», «Межзвездный скиталец» и др.).

Видеть высокий нравственный идеал, вырастающий из клоаки несправедливости; расти самому, и глазами, ещё залепленными грязью, ловить первые проблески красоты; видеть, как из слабости, порочности и скотской грубости рождается сила, и правда, и благородство духа. [2, стр. 152]

В своем творчестве Дж. Лондон, не сформулировав определенного, собственного, понимания сути и характера цивилизации, тем не менее, сумел отразить общие тенденции развития цивилизации, характер путей формирования законов ее существования, представив человека как объект и субъект цивилизационного процесса («Железная пята», «Алая чума» и др.).

Читаешь его и словно выходишь из какого-то тесного закоулка на широкое лоно морей, забираешь грудью соленый воздух и чувствуешь, как крепчают мускулы, как властно зовет вечно невинная жизнь к работе и борьбе. (Леонид Андреев) [3, стр. 360]

Джек Лондон писатель, который хорошо видел, глубоко чувствовал творческую силу воли и умел изображать волевых людей. (Максим Горький) [3, стр. 360]

Земной поклон этому удивительному художнику за веру в человека, в то время когда, казалось, в человечестве испарилось и выдохлось, пропало навеки героическое начало. (Александр Куприн) [3, стр. 361]

Джек Лондон обладал талантом видеть то, что в настоящий момент скрыто от большинства людей, и научным знанием, позволяющим заглядывать в будущее, он предвидел события, разворачивающиеся в нашу эпоху. (Анатоль Франс) [3, стр. 361]

2.8 Читательское восприятие

История становления личности - тема всегда интересная и практически никого не оставляет равнодушным. Умело рассказанная, эта история может стать второй кожей читателя, привлекательной одежкой, примеряемой перед зеркалом. Взгляд на поступки и мысли героя, а вместе с ним и автора, сквозь призму собственных суждений - дело увлекательное и заманчивое, хоть и таит в себе немалые подвохи и трудности. Объективность легко меняется на субъективность, легко и непринужденно замыливаясь в свете симпатии или антипатии. После прочтения последней страницы романа "Мартин Иден" хочется снова и снова перечитывать, чтобы понять, чтобы опять ухнуть в глубину омута души такого человека, оказавшегося холоднючей полыньей.

Героя книги сложно назвать идеальным, да и не является он таковым, и, что немаловажно, не нуждается в такой оценке. Его жизнь - напряженная, сложная, неоднозначная, неоднородная - захватывает и не отпускает. Он, как случайно выросший среди толпящихся полевых трав и цветов подсолнух, вырвавшийся вверх, к солнцу, необычный и чужой среди окружающих, новых ему людей. Ему искренне сопереживаешь и жалеешь, что нет рядом учителей, помощников и соратников: кто-то не оказался рядом, а кого-то он, ослепший, оттолкнул и не принял. За него безумно обидно, что возвысившись надо многими, оказался под палящими и сжигающими лучами солнца, к которому так рвался. Упорство, сила, воля, твердость в достижении целей Мартина восхищают и зажигают внутри порывы к действиям, вот только завеса глубокого и беспросветного одиночества - этого удела всех талантливых людей - перекраивает светлые качества, превращая их в упертость, самонадеянность, высокомерие, слепоту и слабость.

Окружающие его люди, как полевые цветы вокруг ребенка солнца, не так ярки, не так высоки. Но Мартин своим бездействием так и не смог окружить себя или найти такое окружение, где он был бы "своим парнем". Вернее не так: где был своим - убежал, где можно было найти или увидеть - не искал и не видел. Утонув в своих идеях, упрямо толкая себя к ним, Мартин превратился в машину с бронированным панцирем, сгорая в лучах собственных идей и собственного "Я", а достигнув, доплыв до намеченного берега, понял, что остался (опять же, видя все вокруг, как свое отражение в зеркале) совершенно один, надо всем окружающим, совершенно непонятый никем, потерявший свою нить в жизни, покинутый даже мальчишкой в широкополой шляпе.

Талант писателя, думается мне, заключается в том, чтобы не заставить читателя посмотреть внутрь выдуманного героя, не вынудить думать мыслями персонажа, а в том, чтобы, сопереживая и соприкасаясь с идеей автора, заглянуть в себя, встряхнуть все застоявшееся и залежавшееся внутри себя.

3. Заключение

Мною был проанализирован роман Джека Лондона «Мартин Иден». Охарактеризованы основные герои - Мартин Иден, Руфь, Артур и другие.

Выделены следующие темы: тема любви, общества, образования, стремления, гуманности и тема самосовершенствования.

Роман было очень интересно читать, написан легко, доступно, но в то же время с очень глубоким смыслом. Автору очень хорошо удавалось заключить в какой-то мимолётной фразе, а то и в одном слове, целый мир. Читатель невольно становится участником событий, появляется стойкое впечатление, что он находится в нескольких шагах от героев, и наблюдает всё это вживую - настолько красочны и понятны образы, показанные автором.

Этот роман произвёл на меня неизгладимое впечатление, заставил меня над многим задуматься, пересмотреть свои взгляды на жизнь. Эта книга стала моей самой любимой книгой; книгой, которую можно читать бесконечное количество раз, и каждый раз она будет также непредсказуема, поучительна и интересна.

4. Библиография

1. История зарубежной литературы / Под. ред. Н. А Соловьевой. - М.: Высшая школа, 1991.

2. Джек Лондон «Мартин Иден» / пер. Б. Лившица. - М. : Эксмо, 2009.

3. Хроника мировой культуры / гл. ред. С. В. Стаховский. - М. : Белый город, 2001.

Размещено на Allbest.ru