Оригинальное авторское воплощение этой концепции можно обнаружить в рассказах А.И. Куприна «На покое» (1902) и «Мирное житие» (1904). Оба произведения демонстрируют новый для писателя тип героя, в качестве которого выступает внешне непримечательный рядовой обыватель, но постоянно нравственно рефлектирующий. Для поэтики и философии рассказа характерно тесное переплетение небесного и земного, православного и светского, личностного и общественного начал.

При этом осмысление проблемы души с позиции социальной нравственности для Куприна едва ли не важнее, чем с религиозной точки зрения. В этой связи поиск человеком Бога, неизбежно возникающий при обращении к теме души в творческом осмыслении писателя осуществляется не через стремление героев к особому мистическому опыту, трансцендентному выходу вовне, а реализуется в повседневности, в четком исполнении нравственных законов, честном труде, любви к ближнему.

Концептосфера рассказа «Болото» (1902) отражает устоявшееся в русской культурной традиции понимание таких констант, как «мужик», «барин», «страх», «Бог». Эти концепты образуют логическую цепочку, где каждое последующее звено является продолжением предыдущего, дополняя и поясняя его. Схематично данное положение можно проиллюстрировать так: мужик/барин > страх > Бог/судьба.

В этой схеме на первом месте находятся концепты «мужик» и «барин». Объединение их в общей ячейке обусловлено задачей сравнения образов, принадлежащих двум различным социальным слоям, которые отличаются общественным статусом, уровнем образования, бытом, и, тем не менее, являются представителями единой нации.

Попав на болото ночью, «сердюковский барчук» испытывает «мистический страх», но его чувство отлично от того постоянного страха перед господами, с которым в этом месте живут лесник Степан и его семья. Разница в природе страха этих людей ведет к несовпадению их трактовок понятий «Бог» и «Судьба», хотя оба концепта выражают предопределенность, невозможность изменить будущее. Образованный барин апеллирует прежде всего к Судьбе, которая воспринимается им как объективная данность, жребий, доля, а мужик - к Богу, заступнику, царю небесному, наказывающему зло и вознаграждающему добро.

В русской литературе первой половины ХХ века Куприн стал создателем огромной галереи русских психотипов. В образах его персонажей национальный характер (и не только русский) представлен многообразно, широко. Объектами художественного изучения для писателя стали представители различных сословий, убеждений, темперамента и рода занятий.

В рассказе «Река жизни» (1906) присутствуют атрибуты знаковости: выросший из раннего этюда «Квартирная хозяйка» (1895), он стал результатом многолетних писательских поисков, экспериментов и обобщений в области средств национальной выразительности. Традиционно выделяемые в русском характере склонность к противоречиям, двойственность мировидения находят отражение в структуре произведения и основных его образах.

Структура «Реки жизни» двучастна. Такой способ организации художественного пространства рассказа основывается на столкновении двух его центральных категорий - жизни и смерти, изначально определяющих антиномичность произведения. Полны противоречивых черт и основные образы рассказа. Куприн уточняет национальную принадлежность героини: это «полунемка, полуполька из Остзейского края». И то же время, словно случайно, называет ее «полурусской», акцентируя приобретенную полинациональность хозяйки номеров.

Именно в сочетании логически несочетаемого, в демонстрации удивительной разноликости в одних и тех же ситуациях, по замыслу Куприна, героиня воплощает типично русские черты, составляющие уникальность нации, ее величие и беду. В Анне Фридриховне соединяются воедино, говоря словами Д.С.Лихачева, «бескорыстие со скопидомством», «гостеприимство с человеконенавистничеством».

В прозе Куприна 1900-х годов обретает полногласное звучание мотив приключений, тесно соприкасающийся с воплощением идеи русской удали. В рассказе «Как я был актером» отрицательным воплощением русской удали становятся бесшабашность, небрежность, с которыми герои произведения - актеры - относятся к своим профессиональным обязанностям. В театре царит безответственная легкость, сопряженная с презрением к общему делу: «Публика дура!» - говорит трагик Тимофеев-Сумский. Здесь вторая репетиция может быть и генеральной, а пьесы ставятся «как на курьерских». Имя героя романа Сенкевича «Камо грядеши?» Тигелин из-за незнания актерами текста превращается в Телянтин.

Интереснейшей чертой национальной психологии, на которую обращает внимание Куприн в своих произведениях, является жажда праздника. Показательным в этом отношении является рассказ «Мелюзга» (1907). Его главные герои - фельдшер Смирнов и учитель Астреин - помещены автором в условия практически полного бездействия и оторванности от внешнего мира. Они служат в месте, «забытом богом и начальством», окруженном непроходимыми болотами.

В этой связи жажда праздника, которую страстно испытывают герои рассказа, во многом объясняется стремлением человека уйти от будней, вырваться за некий предел, позабыть на некоторое время о реальности. Чем она тяжелей, тем беззаботней, разудалей, будет русское веселье, и тем чаще герои станут искать его, а, не находя, - изобретать другие способы уйти от серости быта. Отсюда в рассказе «Мелюзга» представлено несколько форм существования русского праздника: бесконечная вера в чудо и поиск сильных эмоций (от скоростного лихачества до вдыхания эфира).

Как справедливо замечают О. Волкогонова и И. Татаренко, национальная идентификация посредствам мифа заключается в «отталкивании от соседей, выработке общих стереотипов восприятия». В рассказе «Штабс-капитан Рыбников» писатель использует миф о непобедимости русского оружия как средство создания русской национальной и псевдо-национальной картин мира. Своеобразным паролем, удостоверяющим идентичность японского агента Рыбникова остальным членам российского общества, становится его знание русской социально-политической мифологии.

Мысль о мощи российской армии постоянно утверждается в репликах главного героя: «Русский солдат привык к победам. Вспомните Полтаву, незабвенного Суворова... А Севастополь. А как в двенадцатом году мы прогнали величайшего в мире полководца Наполеона. Велик бог земли русской!». Мифологизация военной истории страны происходит с опорой на известные победы прошлого, и апелляция к имени легендарного полководца лишь усиливает действенность этого перечисления. Цель Рыбникова заключается в том, чтобы подхлестнуть ущемленные поражениями в русско-японской войне национальные чувства своих собеседников, российских офицеров, и тем самым заставить их сообщать необходимые сведения.

Рыбников выбирает наиболее действенную стратегию для внедрения в доверие к противнику: обращается к его национальной гордости. Журналист Щавинский, первым заметивший чуждость поведения внешне обычного штабс-капитана запаса, также пытается его разоблачить, «дразня и возбуждая его патриотические чувства». Провал же разведчика стал следствием не только поверхностного изучения психологии врага: Рыбников не смог уловить момент смены настроений в иноэтнической среде.

С областью мифологического тесно соприкасается область национальных идеалов, обращение к которой для Куприна становится еще одним способом этноидентификации, раскрытием сущности главного для писателя члена оппозиции «своё» - «чужое» - категории «своего». Повесть «Поединок» писатель создает опираясь на принцип контрастности. Первоначальные представления подпоручика Ромашова о службе не соответствуют реальному положению дел: «Ах, я совсем, совсем не то ожидал найти, когда стал офицером». Показанный Куприным разлад мыслимого (идеального) и действительного (реального) дает представление о том, каким с точки зрения писателя должны быть солдат, командир, полк, армия.

Идеальный образ солдата ярко запечатлен в устном народном творчестве, где «служивый» - один из самых распространенных персонажей. В народном видении солдат всегда подтянут, справен, сыт. Но чем явственней в «Поединке» внешнее соответствие рядовых пятой роты фольклорному образцу, тем контрастней, страшней предстает фигура Хлебникова: «Ох, господи… Бьют, смеются… взводный денег просит, отделенный кричит… Где взять? Живот у меня надорванный… еще мальчонком надолвал…». В данном случае контрастное изображение образа солдата поднимается писателем до уровня противопоставления национальных идеала и антиидеала.

Противопоставление «свой» - «чужой» становится одним из наиболее используемых средств этноидентификации, находящихся в творческом арсенале писателя. Рассказ Куприна «В цирке» (1902) представляет собой художественную модель столкновения русской и американской культурных систем, ценностных ориентиров, «своего» и «чужого». Этим во многом обуславливается композиция произведения. На приеме у доктора главный герой Арбузов жалуется на слабость, вслед за тем Куприн повествует о тренировке американского спортсмена Ребера, демонстрирующего силу и ловкость. Поочередно описываются телосложение атлетов: «страшный затылок» американца возбуждает представление о его «жестокой нечеловеческой силе», в то же время, шея Арбузова - «круглый мощный ствол», на котором держится «легко и свободно красивая, рыжеватая, коротко остриженная голова».

Эпитеты, характеризующие русского и американца, возводят состязание спортсменов до степени архетипического противоборства Добра и Зла. Художественное воплощение этих универсальных категорий в рассказе происходит по вполне традиционной для русской культуры схеме: Добро - свое, родное, светлое; Зло - чужое, страшное, приходящее.

3.2 Анализ публицистики А.И. Куприна

Идейные противоречия Куприна проявились во время первой мировой войны. В его публицистических выступлениях зазвучали шовинистические мотивы. После Октября Куприн работает вместе с Горьким в издательстве «Всемирная литература», занимается перезолами, участвует в работе литературно-художественных объединений. Но осенью 1919 г. эмигрирует-вначале в Финляндию, затем во Францию. С 1920 г. Куприн живет в Париже.

Произведения Куприна эмигрантского времени по содержанию и стилю резко отличаются от произведений дореволюционного периода. Основной их смысл -тоска по отвлеченному идеалу человеческого бытия, грустный взгляд в прошлое. Сознание оторванности от Родины превращается в трагическое чувство обреченности. Начинается новый этап увлеченности Куприна Л. Толстым, прежде всего его моральным Учением. Сосредоточившись на этой теме, Куприн пишет сказки, легенды, фантастические повести, в которых причудливо сплетаются; быль и небылицы, чудесное и бытовое. Вновь начинает звучать у него тема рока, власти случая над человеком, тема непознаваемых грозных сил, перед которыми человек бессилен. По-иному осознаются отно­шения человека и природы, но подчиняться ей, слиться с ней должен человек; лишь так может он, по мысли Куприна, сохранить «живую душу». Это уже новый поворот темы «естественного состояния» [40].

Февральская революция, явившаяся следствием всеобщего кризиса российской жизни, - веха в жизни и творчестве Куприна. Желая быть активным участником преобразившейся жизни страны, он становится газетчиком-публицистом и на газетных страницах выражает свои представления о реалиях российской действительности, о насущных общественных проблемах. Позже писатель охарактеризовал эти дни как начало своей «газетной службы Родине».

Это один из наименее исследованных периодов биографии Куприна, а рассматриваемая в главе публицистика до сих пор не переиздана, совершенно не известна широкому читателю и почти не используется специалистами- куприноведами. Анализируя впервые вводящиеся в научный оборот тексты, автор высказывает сомнения в состоятельности некоторых, устоявшихся в куприноведении, точек зрения. В частности, о «расплывчатости и противоречивости» февральской публицистики Куприна, его политическом «простодушии», а также близости писателя и редактировавшейся им газеты «Свободная Россия» к партии социалистов-революционеров [11].

Выяснение политической ориентации газеты «Свободная Россия» представляется принципиально важным, поскольку поддержка той или иной партии подразумевает и следование, в той или иной степени, ее программе. Основываясь на программных положениях газеты «Свободная Россия», статьях и высказываниях Куприна, автор доказывает близость газеты к партии народных социалистов, а не социалистов-революционеров, что немаловажно ввиду существенных расхождений программ этих социалистических партий в вопросах стратегии и тактики политической борьбы, вывода

России из политического, экономического и духовного кризиса. Автор доказывает, что центристская позиция партии народных социалистов, надклассовый, эволюционный характер ее программы, стремление держаться возможно ближе к реальности были близки Куприну, что и прослеживается в его февральской публицистике.

Что касается «расплывчатости» и «противоречивости», то Куприн находился в самом центре событий, внимательно следил за ними и, извлекая уроки из происходящего, корректировал свои взгляды. Это осталось незамеченным критиками, находившими (и намеренно искавшими) «противоречия» в его высказываниях.

Приветствуя революцию, надеясь на пришедшее обновление российской жизни, Куприн пережил кратковременный душевный подъем, пс скрывший, однако, от него того, что страна еще не готова ЖИТЬ новым порядком, для чего необходимы изменения в сознании решительно всех слоев российского общества. В первых признаках пробуждения к активной общественной и политической жизни широких народных масс писатель рассмотрел зачатки протеста против всякой дисциплины, грозящие вылиться в неуправляемую анархическую стихию. Те же центробежные силы были подмечены им в образованной части общества, быстро утерявшей способность трезво оценивать действительность.

В условиях всероссийского хаоса, в который превращалась революция, Куприн, поддерживавший Временное правительство, разглядел крепнущие организованные антигосударственные силы, маскирующие свою сущность лозунгами, накаляющими народные массы. Средоточием этих сил для Куприна являлись большевики во главе с В. Лениным. Именно в предоктябрьское полугодие у писателя начинает формироваться представление о тех, кто вскоре стал правителями страны, и кому он, в дальнейшем, посвятит немало строк.

Общественно-политическую позицию Куприна в предоктябрьский период можно назвать близкой к так называемому охранительному, государственному течению. Сложное по своему составу, главной целью оно ставило сохранение страны: преодоление кризиса, восстановление армии, борьбу с Германией и анархией. Главной силой, противостоящей течению, считались большевики, борьба с которыми, впрочем, воспринималась как составная часть борьбы с Германией. Данная позиция сыграла важную роль в дальнейшей жизни и творчестве Куприна [17].

В последующем, февраль 1917 г. стал для писателя примером того, куда могут привести целый народ тяжелое наследие прошлого, безответственное политиканство, лживые лозунги и игра на народных чувствах.

Введение в научный оборот ряда новых источников позволило автору аргументированно опровергнуть некоторые устоявшиеся в куприноведении точки зрения, стереотипы относительно этого периода творчества писателя-публициста. В частности, вскрыты некоторые спекулятивные манипуляции с текстами октябрьской публицистики Куприна, «доказывавшие» ее «противоречивость», «путаность», представлявшие незначительными расхождения писателя с Советской властью.

После октябрьской революции Куприн продолжает активно сотрудничать в петроградских газетах, последовательно проводя в своих статьях оппозиционную Советской власти линию, остро критикуя ее действия.

Видимые им тенденции общественного развития, подмеченные бытовые детали, характерные приметы времени, сам внутренний облик людей, взявших в свои руки власть над страной, позволяют Куприну предвидеть ход дальнейшего развития России, что лишь усиливает чувство безысходности, начавшее овладевать писателем еще в преддверии октября 1917г. Он испытал острое разочарование в возможности созидательных революционных преобразований в России, готовности к ним всех слоев ее населения. Революция - это, как считал Куприн, «целительноеснадобье» - быстро превратилась в свою противоположность [37].

Вопрос «быть или не быть России?», обусловленный реалиями времени, побуждал еще и еще раз вдумчиво всмотреться во все стороны ее жизни, проанализировать множество важных фактов, деталей и примет времени, составляющих картину общественно-политической и культурной жизни, что и отразилось в этих статьях - как правило, по-купрински живых, ярких, выразительных, никогда не равнодушных. В результате, оказались затронутыми события и принимавшие в них участие люди, вокруг которых и до сих пор не утихают споры. Причем, Куприн не останавливается на констатации фактов, но и предлагает пути решения актуальных проблем. Вместе с группой писателей и ученых, он предполагает издавать беспартийную газету «Земля», программа которой, по сути, являлась собой грандиозным проектом налаживания хозяйственной и культурной жизни России.

1917- 1919 гг. - веха в жизни Куприна, жестко поделившая его биографию на «до и после». Эти годы характеризуются для писателя и подведением итогов многолетних исканий, и поиском своего места в стремительно меняющемся мире, обусловившими его дальнейшую жизнь и творчество как крупнейшего писателя-публициста Русского Зарубежья.

Перемены, происходившие в сознании Куприна, прежде всего, отразились в его публицистике (хотя, по ознакомлении с ней, вскрывается ее внутренняя связь с его художественными произведениями данного периода, обусловленная общностью и особенностями эпохи), значительная часть которой оказалась вычеркнутой из его творческой биографии. Но, как это часто случается, произведения, оставшиеся вне поля зрения исследователей, оказываются чрезвычайно важными для понимания творчества писателя в целом.

В рассматриваемой публицистике - ответы на ряд важных вопросов, связанных с дальнейшей судьбой и творчеством писателя, опровергающие некоторые устоявшиеся в куприноведении точки зрения. Например, о закономерности его эмиграции. Она показывает логику формирования мировоззрения Куприна данного периода, главная черта которого - неприятие большевизма - и приведет его в конце концов в Зарубежье. Уже первые публицистические выступления писателя за пределами Советской России (октябрь-декабрь 1919 гг.) показывают, что у него к тому времени сложились четко сформулированная резко негативная точка зрения на революционные преобразования в стране и дальнейшая программа действий - борьба - печатным словом - с Советской властью.

Однако было бы неправильным рассматривать эту публицистику лишь как политическую борьбу (в поддержку Временного правительства; против большевиков). Такое обособление во многом условно. Составляя неотъемлемую часть творческого пути писателя, она дополняет наши представления о Куприне-художнике, органично вписывается в целостную систему его художественного и публицистического творчества, в свод биографических материалов.

Публицистику Куприна и его художественное творчество объединяет авторский взгляд на мир. Ей так же характерны: мастерство слога, тонкая наблюдательность, четкость расстановки акцентов, незаурядный сатирический дар, внимание к типичному, обыденному, повседневному, через которое зачастую определяется общее, историческое, благодаря чему в ней запечатлены не просто определенные исторические события, но и - что не менее важно - «дух времени». В этих статьях часто присутствует автобиографический момент, позволяющий проследить причины отбора приводимых фактов и являющийся ценным свидетельством о характере формирования мировоззрения Куприна.

Вышесказанное относится не только к выступлениям Куприна на страницах петроградских повременных изданий 1917-1918 гг., но и к неосуществленному проекту по изданию газеты «Земля», план и программа которой были представлены на рассмотрение властей в конце 1918 г.

Первые опыты Куприна-публициста свидетельствуют о разнообразии не только тем и мотивов его прозы, но и о жанровом разнообразии первого этапа его творчества.

С одной стороны это большой массив его ранней газетной публицистики. С художественной стороны эта часть наследия писателя почти не представляет собственно-эстетического интереса. Одиноким островом в море этой газетной поденщины возвышается цикл «Киевские типы». Это был первый подступ к автодокументальной манере будущих «Лимитное». И там, и здесь фрагментарность очерковой публицистики сцементирована образом рассказчика - повествователя. Авторское начало затем резко усилится и в собственно-художественной прозе А. И. Куприна: отсвет фигуры автора-повествователя зримо сказывается и в образе инженера Боброва в «Молохе», и в характере Ромашова в «Поединке» [11].

С другой стороны, уже ранние художественные опыты Куприна подчиняют его литературную критику законам публицистики. Критико-биографический очерк «Генрик Сенкевич» (1901) изобилует публицистическими отступлениями и размышлениями. А эссе «Кнут Гамсун» (1908) интересно, прежде всего, участием в журнальной полемике вокруг имени известного скандинавского писателя. В первой главе нашей работы показана органическая связь этих ранних публицистических выступлений писателя с миром его собственно-художественной прозы.

«Листригоны», пожалуй, самая купринская из всех купринских книг. В поэтических и ярких главах этого цикла с большой сердечностью и дружеским участием описывает Куприн-публицист труд и жизнь черноморских рыбаков, ставшими навсегда для него близкими и дорогими друзьями.

«Листригоны» открывают в прозе А.И. Куприна особую грань его таланта. За ними последует книга путевых очерков «Лазурные fepera», а затем и позднейшие циклы терновых рассказов («Мыс Гурон», «Париж домашний», и - особенно - «Югославия»), В этих добротно - традиционных по жанру произведениях угадываются многие особенности глубоко - современной автодокументальной прозы, которая к середине XX века утвердит свое могущество в художественно - публицистической литературе.

Отношение к национальной культуре и народному творчеству, высказанное Куприным в предисловии к книге С.М. Перского «Швейцарские легенды», было далеко неоднозначным, противоречивым. В отдельных своих положениях Куприн-публицист демонстрирует сходство во взглядах на фольклор с М. Горьким.

Для Куприна - публициста громадное значение приобретает сложившийся в течение многих веков тип человека того или иного народа, этнографические подробности его жизни, климат и природа страны, в которой он живет, накладывающие особый неизгладимый отпечаток на его облик. Этому принципу Куприн всегда неукоснительно следовал, и потому долгие годы эмиграции, оторвавшие его от родной почвы, обозначили неизбежность творческого кризиса.

Фольклор вливал живительные соки подлинной жизни в произведения А. Куприна, освежал и обновлял язык питателя, расширял не только сюжетные и тематические, но и жанровые рамки творчества писателя. В самом деле, если проследить, например, разновидности излюбленных купринских жанров устного рассказа, публицистической притчи и сказки, то фольклорные мотивы здесь буквально преображают традиционную литературную схему.

Лукавая и насмешливая сказка для детей («Печальный рассказ о Комаре, Слоне и Верблюде»), философская притча («Искусство»), легенда («Палач», «Демир-Кая», «Легенда»), аллегорические памфлетные «сказочки» («О Думе,» «О конституции»), старинные предания («Скрипка Паганини», «Геро, Леандр и пастух»), мнимо исторический анекдот, стилизованный под устный рассказ ('Тень Наполеона*, «Царев гость из Наровчата»), аллегорическая побасенка («Звериный урок», «Сказка»), своеобразные «рассказы в каплях», сатирический гротеск («Механическое правосудие», «Марабу», «Папаша'), пародийная «Сказка о затоптанном цветке», религиозно-нравственные сказания («Сад пречистой девы», «Два святителя»), апокрифы («Господня рыба», «Пегие лошади»)... Вот далеко не полный перечень жанровых разновидностей этого рода, к которым тяготел Куприн-художник и публицист. И почти всякий раз перед нами - особым образом организованная, нередко ритмизованная проза, где все - и ритм, и а таксические повторы и гротеск, и торжественные или пародийные зачины и другие фольклорные тропы, и сама сказовая манера повествования напоминают об устной поэтической традиции [24].

В очерке «Фараоново племя», рассказе «Заклятье» и очерковом цикле эмигрантской поры - «Югославия» морально - эстетические оценки Куприна - публициста сливались с социальным анализом явлений национальной культуры. Так, прошлое югославского народа его привлекает традициями социально-освободительной борьбы, трудолюбием и мудростью народа. С другой стороны, любуясь духовным здоровьем подлинно-народного цыганского фольклора, Куприн трезво оценивает крепостническое прошлое и отрицает потребительскую цивилизацию, пагубно действующую на развитие цыганской песни. Все это говорит о движении купринской публицистической мысли от абстрактно-этических принципов анализа этнографии и фольклора к социально-конкретному рассмотрению проблем национальной культуры и - шире - «души народа», как ее называл сам Куприн.

Разумеется, не все равноценно в эмигрантском публицистическом наследии Куприна. Было множество «однодневок», откликов на злобу дня, по справедливости канувших в Лету. Но были и блестящие образцы публицистики, в каждой строке которых явственно проступает купринское дарование, мастерское владение словом, боль и животрепещущее восприятие действительности.

Эта часть наследия эмигрантского творчества Куприна не менее, а может быть, и более важна, чем его собственно художественные произведения позднейшей поры.

В целом публицистика А. И. Куприна эмигрантского периода представляет собой огромное море самых различных текстов: сотни произведений писателя, которые никогда не были собраны в книги ни самим автором, ни его посмертными исследователями и публикаторами [13].

Разнообразны и широки пласты этой части его наследия, где он, по слову Саши Черного, сменил «кисть художника на шпагу публициста». Это - статьи об истории и науке, высказывания о культуре и нравственности, мысли о соотношении еврейского и русского опыта. Отдельно выделим купринские статьи о литературе и искусстве. Автор этих статей не только литературный критик. Он озабочен и здесь публицистическими обобщениями и размышлениями. Исключительно широко в поздней прозе Куприна представлено жанровое многообразие публицистики.

О.С. Фигурнова так выделяет главные жанры: «Это статьи о писателях-классиках / Пушкин, Толстой, Достоевский I и исторических деятелях ршлого, некрологи, литературные портреты, воспоминания о современниках / политиках, военных, писателях, художниках, артистах, спортсменах; / репортажи и хроникальные заметки о культурной жизни Франции и общественной деятельности в ней русской эмиграции; политическая публицистика Куприна, дающая современному российскому читателю совершенно новое представление об этой грани его писательского дарования». Сюда же следует отнести очерки, фельетоны и памфлет «Рай» - редкий в творчестве Куприна опыт сатирической антиутопии, продолжающей традицию купринских рассказов «Королевский парк» /1911/ и «Старость мира»/1918/.

Основой всей этой жанровой системы является авторское essai /эссе/, представляющее диалог А.И. Куприна с героем текста и его читателем.

Для Куприна положение эмигранта было связано не только с чувством ностальгии, но и с подлинной трагедией художника, оторвавшегося от русского быта и земли, его породившей. Вполне естественно, что эмиграция вызвала творческий кризис Куприна, сузив его писательский и художнический кругозор. Сравнивая дореволюционное творчество Куприна с его произведениями, созданными на чужбине, Г. Струве приходит к справедливому выводу: «Как бы ни оценило потомство Куприна, его будут судить главным образом по его дореволюционным произведениям».'

Если такая общая оценка поздней прозы Куприна вполне соответствует действительности, то высказаться столь однозначно вряд ли возможно по отношению к его публицистике периода эмиграции.

Объем купринского очерково-газетного материала достаточно разнообразен, широк. В первые годы эмиграции - это злая и прямолинейная контрреволюционная публицистика, а затем - в погоне за куском хлеба - театральные и даже кинорецензии, аннотационные отклики на самые различные книжные новинки, подтекстовки к газетным или журнальным клише, литературно - юбилейные заметки, всевозможного рода листки из записной книжки, маленькие фельетоны, «памятная книжка» и т.п. [17].

Мир политической публицистики в эмиграции развенчивает легенды и мифы о Куприне, будто бы законченном монархисте и националисте.

Центральное место в политической публицистике Куприна занимают его размышления о гражданской войне, России, русском народе и его истории, истинном патриотизме и шовинизме. Именно здесь Куприн выступает не только публицистом, но и историком, мыслителем.

Итак, и в 20-е годы и в начале 30-х годов позиция Куприна как публициста и художника слова была исполнена кричащих противоречий: «...Воевал сразу «на два фронта», горячо нападая то на большевиков, то на монархистов, иногда ставя на одну доску тех и других». И далее Ф.И Кулешов приходит к выводу, который трудно оспорить: при всех крайностях и заблуждениях, которыми отмечен политический путь писателя в эмиграции, Куприн после кратковременных колебаний и метаний, снова вернулся на прежние общедемократические позиции [17].

Размышления Куприна-публициста о высоком призвании писателя, о чистоте этического мира подлинного художника слова получают в его эмигрантской публицистике неожиданное развитие и своеобразное преломление в самых различных статьях и рецензиях. Чувство трагической соединенности от Родины, мучительное одиночество на чужбине приводят к тому, что Куприн по особенному внимательно относится к изломанным судьбам своих товарищей по перу.

Противоречивые у Куприна-публициста поиски этического идеала еще более обострились в эмигрантский период его жизни. Однако, важнейшей чертой купринской литературной позиции в эмиграции была его непоколебимая верность заветам и традициям великого русского реалистического искусства. Классика русского реалистического искусства и за рубежом продолжала оставаться для Куприна непревзойденным образцом и одним из величайших завоеваний человеческого духа. Классическое наследие Пушкина и Толстого, Чехова и Репина и в эмиграции служило Куприну своеобразным эталоном полнокровного реалистического мастерства и подлинной народности.

Своеобразие формы и функций жанра рецензии диктует и особые способы их построения. Чрезвычайно весомыми для Куприна здесь становятся экстралитературные факторы, всякий раз оказывающие влияние на восприятие как самого произведения, так и его создателя. Главной особенностью публикаций Куприна, посвященных творчеству зарубежных писателей, становится их сопоставительный характер.

Можно выделить три уровня таких параллелей в рецензиях Куприна, отличающихся друг от друга, прежде всего, степенью этнического обобщения. На первом из них находятся самые широкие панорамные сопоставления, транслирующие существующие национальные авто- и гетеростереотипы. Как правило, эти категории активно участвуют в процессе восприятия иностранного произведения, влияют на оценку его значимости и ключевых характеристик.

Второй уровень сопоставления «они» и «мы» в рецензиях Куприна гораздо уже, но не менее значим. Сюда возможно отнести все литературные параллели, творческие взаимосвязи художников, национальные переклички, преемственность. И, наконец, третий уровень можно обозначить как «они» и «я»: автор формирует и апробирует в рецензиях на литературное творчество зарубежных авторов собственную художественную философию, которая раскрывается через его оценки чужих произведений, комментарии, дополнения.

Особенности жанра статьи диктуют композицию «Фараонова племени» (1911), которая внешне строится по традиционной для подобного рода публикаций схеме: тезис (начало) - аргументы (основная часть) - вывод (завершение). Так, начальной точкой рассуждений Куприн избирает проблему «вырождения цыганской песни». Дальнейший ход его рассуждений направлен на подтверждение этой мысли, и кольцевым приемом в заключении он вновь повторяет основной тезис, заявленный в начале статьи.

Как и статья, очерк обладает богатыми ресурсами для воплощения авторской национальной идентичности. «Фараоново племя» Куприна в той части, которая относится к жанру очерка, опирается на один из базовых концептов русской культуры - тоска. В этой связи Куприн пытается разобраться в причинах сильного влияния цыганской песни на русских людей, одну из которых видит в сочетании в русском характере европейского и азиатского начал. Не случайно Куприн увлеченно повествует о таборных напевах, с любовью к которым у публициста ассоциируется именно «восточная ветвь» русского национального характера, имеющего «примесь кочевой монгольской крови».

Национальная рефлексия и связанная с ней тема русского национального характера становятся одними из наиболее заметных направлений в публицистике А.И.Куприна периода 1901-1914 годов вне зависимости от цели его печатного выступления и жанра. Формы и способы выражения национального самоанализа различны: сопоставление русских и иностранцев, ирония по поводу типичных черт соотечественников, обращение к значимым историческим датам. На этом фоне русский национальный характер становится способом этнической идентификации писателя, которая в публицистике, очевидно, больше, чем в художественном творчестве несет дополнительную нагрузку: идентифицируя себя с нацией публицист вплотную приближается к читателю, облегчается проблема рецепции. Если в художественном творчестве «свое» и «чужое» противопоставлены, то в публицистике они сопоставлены.

куприн проза публицистика

Заключение

Изучив теоретические аспекты заданной темы, и проведя практический анализ, автор пришел к следующим выводам.

За последнее десятилетие в куприноведении произошли значительные позитивные перемены, характеризующиеся постепенным освобождением от прочно укоренившихся идеологических штампов. Важнейший этап этого процесса - введение в научный оборот и переиздание для широкого читателя недоступных ранее произведений Куприна, оказавшихся удивительно актуальными.

Основные приемы создания художественного образа человека: внешние черты (лицо, фигура, костюм), психологический анализ, характер (через поступки), авторская характеристика, характеристика другими действующими лицами, интерьер, природа, социальная среда, художественная деталь, прототип. Эти приемы используются Куприным по-разному. Так, во внешности персонажей писатель чаще всего выделяет лицо, акцентируя внимание на глазах, форме лица, его цвете. Приемы психологического анализа используются очень активно, т.к. автору всегда важно показать причины тех или иных действий или поступков. О характере героев мы судим по их поступкам, здесь писатель практически не дает никаких комментариев. Дополняют образ персонажа обычно характеристики других героев, внося новые штрихи к портрету и характеру. Интерьер играет в прозе Куприна определенную роль, хотя, может быть, более скромную, чем в творчестве других авторов. Что касается пейзажей, то они весьма активно участвуют в создании образа героя, подчеркивая определенные черты и затушевывая другие. Часто пейзаж помогает раскрыть образ на контрасте. Художественная деталь в прозе Куприна используется весьма активно, помогая выделить важные моменты в портрете, костюме, поведении, а, в конечном итоге, в характере персонажей.

Важно то, что повышенный интерес к созвучным настроениям в произведениях прошлого не является лишь академическим стремлением приоткрыть еще одну интересную и неожиданную страницу литературной истории, писательской мысли, но и определить их культурное и практическое значение для современности, и даже вписать в общую картину современной идейно-политической борьбы.

В публицистике Куприна рассматриваемого периода формируются его представления о закономерностях дальнейшего развития России. В этих прогнозах мало светлых тонов, но они явилисьследствием внимательного наблюдения за действительностью. Вопрос «быть или не быть России?», обусловленный реалиями времени, побуждал еще и еще раз проанализировать множество важных фактов, деталей и примет времени, составляющих картину ее общественно-политической и культурной жизни, что и отразилось в этих статьях - как правило, прииски живых, ярких, выразительных, никогда не равнодушных. В результате, оказались затронутыми события и принимавшие в них участие люди, вокруг которых и до сих пор не утихают споры. Причем, Куприн не останавливается на констатации фактов, но и предлагает пути решения актуальных проблем. Вместе с группой писателей и ученых он предполагает издавать газету «Земля», программа которой по сути являлась грандиозным проектом налаживания хозяйственной и культурной жизни России.

Рассмотренная публицистика Куприна, сам факт его активной деятельности как газетчика публициста, показывают, что писатель воспринимал происходившие в России перемены как важнейший этап формирования российской нации, который надолго предопределит ее внутренний облик и пути развития страны. Но февральская революция, как казалось, знаменовавшая пробуждение к активной государственной деятельности широких народных масс, более ясно выявила ддя Куприна не только наличие значительного здоровою потенциала российского общества, но и его недостаточную готовность к разумному устроению собственной жизни, необходимость изменений в сознании, в образе мышления всего народа, а не только отдельных его слоев.

Катаклизмы революций, страх за судьбу родины обусловили и особое звучание его художественного творчества интересующего нас периода - ряда рассказов, часть которых до сих пор не известна ученым и широкому читателю. Во многом они являются художественным обобщением мыслей Куприна, высказывавшихся им в рассмотренной публицистике. По сути своей остро злободневные, некоторые рассказы, вследствие этого, тяготеют к очерковому жанру; не только представляют отстраненное видение происходящего, но и (особенно в контексте статей Куприна, которые можно рассматривать и как фактологический комментарий к этим рассказам) вскрывают самую суть происходивших событий. И даже сказка, апокриф, к жанрам которых обращается Куприн, прозрачны по своей общественной сути: по изучении исторического контекста и публицистики становится более понятным, какой драматический духовный опыт лежит в их основе.

Но, при всем трагизме происходившего и даже вследствие этого, Куприну удалось конкретизировать свой взгляд на русского человека, Россию, возможные направления ее дальнейшего развития, что и отразилось в составленной им при участии ряда ученых и писателей программе газеты «Земля». Необходимо подчеркнуть, что проект издания появился в то время, когда идея мгновенного переустройства общества для многих представляла наиболее приемлемый способ решения многочисленных проблем. Программа же «Земли», выходя за рамки программы периодического издания, являлась по сути конструктивным долговременным планом последовательного налаживания хозяйственной и оздоровления нравственной жизни страны.

Россия для Куприна не была лишь географическим понятием, ареной политической борьбы, но, как показывает его творчество, целой системой духовных ценностей. И писатель встал на сторону тех, кто эти ценности отстаивал, сохранил и унес с собой в изгнание.

И рассмотренная публицистика, как неотъемлемая составная его творчества, отразила последовательное, органично укладывающееся в систему мировоззренческих взглядов Куприна неприятие писателем большевизма, ею понимания невозможностисохранения в сложившихся условиях духовной независимости,невозможности нравственно приемлемого для него сосуществования с новой властью, что и привело его в конце концов к решению покинуть Россию.

Оценки Куприным событий рассмотренного периода представляют большой культурный и научный интерес. Но публицистика, в которой они были выражены, все еще малоизвестна и малоизучена. Вновь складывающийся сегодня в куприноведении образ Куприна-писателя и политического публициста - требует всестороннего подхода, включения в «систему координат» его творчества.

Художественный мир определяется авторским «я» художника, его мировоззрением, симпатиями и антипатиями. В. Савельева в монографии «Художественная антропология» намечает 3 типа художников: 1. художник, ориентированный на художественную природу и действительность; 2. художник, пересоздающий действительность; 3. художник, создающий новый мир.

Куприн, на наш взгляд, сочетает особенности всех этих типов. С одной стороны, он трезвый реалист (недаром его часто называли бытописателем), с другой - писатель, пересоздающий действительность. Но в то же самое время в прозе писателя всегда показывается другой мир, напоминающий правду жизни, но отличающийся от нее особой «чистотой» и романтичностью.

В рассказах и публицистике Куприна духовные достижения человечества мало подвергаются корректировке временем и установками конкретной исторической эпохи. Вот почему его герои немного несовременны, они не подстраиваются под окружающую духовную и политическую реальность. Они проповедуют общечеловеческие ценности, несмотря на сложные и противоречивые условия конца Х1Х-начала XX века.

Список использованной литературы

Книги одного автора

1. Барт Р. Смерть автора (2008) [Текст] // Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика / Сост., общ. Ред. и вступ. ст. Г.К. Косикова. - М.: Прогресс, Универс, 2004. - С. 384-391.

2. Болотнова Н.С. Филологический анализ текста: [Текст] Учебное пособие для студентов высш. пед. учеб. заведений. 2-е изд., доп. - Томск: Изд-во Томского гос. пед. ун-та, 2006. - 631 с.

3. Борисов Ю. Примеч.//Куприн А.И. Олеся. Повесть. [Текст] - Саратов, Приволж.кн. изд-во, 1979.

4. Вежбицкая А. Метатекст в тексте // Новое в зарубежной лингвистике. [Текст] Вып. 8. - М., 2008. - С. 402-421.

5. Виноградов В.В. Стиль «Пиковой дамы» (1936) // Виноградов В.В. Избранные труды. О языке художественной прозы. [Текст] - М.: Наука, 2000. - С.176-239.

6. Даль В. Толковый словарь великорусского языка: в 4 т. Т.2. [Текст] - М., Терра, 1995.

7. Золотова Г.А. Очерк функционального синтаксиса русского языка. [Текст] - М.: Наука, 2003. -351 с.

8. Кайда Л.Г. Позиция автора в публицистике. Стилистическая концепция // Язык современной публицистики: сб. статей / сост. Г.Я. Солганик. [Текст] - 3-е изд. - М.: Флинта: Наука, 2008. - С.58-66.

9. Каретников А. А. Куприн//Смена, [Текст] 1990, № 6

10. Каминская Т.Л. Адресат в массовой коммуникации: монография. [Текст] - Великий Новгород, 2008. - 166 с.

11. Клушина Н. И. Особенности публицистического стиля // Язык средств массовой информации: [Текст] Учебное пособие для вузов / Под ред. М.Н. Володиной. - М.: Академический Проект; Альма Матер, 2008. - С.479-495.

12. Ковтунова И.И. Вопросы структуры текста в трудах академика В.В. Виноградова [Текст] // Русский язык. Текст как целое и компоненты теста: Виноградовские чтения XI. - М.: Наука, 2002. - С. 3-18.

13. Куприн А.И. Избранные сочинения. [Текст] - М.: Художественная литература, 1985.

14. Куприн А.И. Повести и рассказы [Текст] - М.: Сов. Россия, 1987.

15. Михайлов О.Н. Вступит. ст. коммент. [Текст] //Куприн А.И. Рассказы - М.: Просвещение, 1989.

16. Русская литература. 20 в. Справ. материалы. [Текст] - М.: Просвещение: АО «Учеб. лит», 1995.

17. Смирнова Л.А. Послеслов. и примеч. [Текст] //Куприн А.И. Повести и рассказы - М.: Сов. Россия, 1987.

18. Соколов Н. Вступ. ст.//Куприн А.И. Изумруд: Рассказы и повести - [Текст] Л.: Дет. литература, 1981.

19. Онипенко Н.К. Развитие виноградовской идеи «образа автора» в русистике конца XX века // Международная юбилейная сессия, посвященная 100-летию со дня рождения Виктора Владимировича Виноградова: Тезисы докладов. [Текст] - М., 2005. - С.5-6.

20. Солганик Г.Я. О структуре и важнейших параметрах публицистической речи (языка СМИ) // Язык современной публицистики: сб. статей / сост. Г.Я. Солганик. [Текст] - 3-е изд. - М.: Флинта: Наука, 2008. - С.13-30.

21. Солганик Г.Я. Стилистика публицистической речи // Язык средств массовой информации: [Текст] Учебное пособие для вузов / Под ред. М.Н. Володиной. - М.: Академический Проект; Альма Матер, 2008а. - С.456-468.

22. Чудаков А.П. В.В. Виноградов и теория художественной речи первой трети XX века [Текст] // Виноградов В.В. Избранные труды. О языке художественной прозы. - М.: Наука, 2000. - С.285-315.

23. Шмелева Т.В. Смысловая организация предложения и проблема модальности [Текст] // Актуальные проблемы русского синтаксиса: публикации лаб. «Рус. язык и рус. лит. в современном мире» филол. фак. МГУ / под ред. К.В. Горшковой, Е.В. Клобукова. - М. : Изд-во Моск. ун-та, 2004. - Вып. 1. - С. 78-100.

24. Шмелева Т.В. Семантический синтаксис: текст лекций. [Текст] - Красноярск, 2008. - 54 с.

25. Шмелева Т.В. Модус и средства его выражения в высказывании [Текст] // Идеографические аспекты русской грамматики / под ред. В.А Белошапковой, И.Г. Милославского. - М.: Ид-во Моск. ун-та, 2008а. - С. 168-202.

26. Шмелева Т.В. Речевой жанр (Возможности описания и использования в преподавании языка) [Текст] // Russistik = Русистика: науч. журн. актуальных проблем преподавания рус. языка. - Berlin, 2000. - № 2. - С. 20-32.

27. Шмелева Т.В. Субъективные аспекты русского высказывания [Текст]: дис. в виде науч. докл. ... д-ра филол. наук. - М., 2005. - 35с.

28. Шмелева Т.В. Диалогичность модуса [Текст] // Вестник МГУ. Сер. 9, Филология. - 2005а. - № 5. - С. 147-156.

29. Шмелева Т.В. Модель речевого жанра [Текст] // Жанры речи. - Саратов, 2007. - С. 88-99.

30. Шмелева Т.В. Текст сквозь призму метафоры тканья [Текст] // Вопросы стилистики. - Саратов, 2008. - Вып. 27. - С. 68-75.

31. Шмелева Т.В. Текст как объект изучения в школе [Текст]: учеб.-метод. пособие для студентов пед. специальностей / НовГУ им. Ярослава Мудрого. - Великий Новгород, 2005. - 60 с.

32. Шмелева Т.В. Текстоцентричность как принцип лингводидактики // Филологические и методические аспекты системных отношений единиц языка и речи [Текст]: материалы Х юбилейной междунар. науч. конф. «Пушкинские чтения», 6 июня 2005 г. / сост. и ред. Н. Е. Синичкина. - СПб., 2005а. - С. 326-328

33. Шмелева Т.В. Текст как объект грамматического анализа: [Текст] учеб.-метод. пособие / Краснояр. гос. ун-т. - Красноярск, 2006. - 63 с.

34. Шмелева Т.В. Паратекст медийного текста [Текст] // Структурно-семантические параметры единиц языка и речи: сб. науч. статей / отв. ред. О. М. Чупашева. - Мурманск, 2009. - С. 145-149.

35. Шмелева Т.В. Текст и паратекст в современной массовой коммуникации // Русский язык: исторические судьбы и современность [Текст]: IV Международный Конгрессе исследователей русского языка (Москва, МГУ им. М.В. Ломоносова, филологический факультет, 20-23 марта 2010): Труды и материалы / Сост. М.Л. Ремнева, А.А. Поликарпов. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 2010. - С. 579-580.

36. Шмелева Т.В. Авторское начало медийного текста: удельный вес [Текст] // Язык. Дискурс. Текст: V Международная научная конференция, посвященная юбилею проф. Г.Ф. Гавриловой: Труды и материалы. Ч.1 / Педагогический институт Южного федерального университета. - Ростов н/Д.: Изд-во «АкадемЛит». 2010а. - С. 325-327.

37. Чернышев А.А. Художник жизни [Текст] //Куприн А.И. Гранатовый браслет. Олеся. - Иркутск, Восточно-Сибирское кн. изд-во, 1979.

Книги двух авторов

38. Бабенко Л.Г., Казарин Ю.В. Филологический анализ художественного текста. [Текст] Теория и практика: Учебник; Практикум. 4-е изд., испр.- М.: Флинта: Наука, 2006. - 496 с.

Книги трех авторов

39. Кожина М.Н., Дускаева Л.Р., Салимовскмй В.А. Стилистика русского языка: учебник. [Текст] - М.: Флинта: Наука, 2008. -464 с.

Из сборников

40. А. Куприн - публицист [Текст] // Тонус. - 1996. - № 1.

41. А. Куприн: о большевиках и большевизме /[Текст] / Тонус.- 1997. -№ 1 . - С . 140-146.

42. «Великая страна всяких возможностей» [Текст] // Тонус. - 1997 . -№ 2 . - С . 59-65.

43. Еще раз о «Михаиле Александровиче» (к истории ареста А. Куприна ЧК летом 1918 г. ) [Текст] / / Тонус. - 2000. - №

Размещено на Allbest.ru