Мифологическое и фольклорное в рассказах Бунина

Глубокое проникновение в русское народное творчество явилось для Бунина ключом к душе народа, который по его словам, пел так, "как должен петь тот, чье рождение, труд, любовь, семья, старость и смерть - служение, пел то гордо и строго, как потомок героев, а порой с той глубокой и сдержанной нежностью, которая дается только силой" .

На чужбине Бунин упорно продолжает писать о родной земле, ее природе и людях, ее песнях и сказках. Все снова и снова обращается он в этих полных щемящей боли и тоски произведениях к фольклору, выразителю "народной души". В фольклоре он видит прежде всего утверждение национального величия, выявление подлинного лица народа. И снова поражает разнообразие жанров, к которым он обращается, глубокое знание текстов, точность их воспроизведения, умение передать характер бытования устной поэзии.

Здесь и мастерски сделанный вариант сказки "О дураке Емеле, какой вышел всех умнее" , и великолепное воспроизведение пения косцов , и пересказы множества быличек о нечистой силе . Здесь и многочисленные рассказы о "божьих людях" , трогательный рассказ о страннице Машеньке, молившейся "божьему зверю, господнему волку" , и легенда о чудесном образе - "поруганном Спасе" , и бесчисленные приметы и поверья, и "старинный косолапый, крупный" говор .

Произведения, написанные в эмиграции, поражают насыщенностью подлинным фольклором, все тем же умением дать портрет его "носителя". В это время внимание к народному языку, народному творчеству стало еще острее, появилось "любование" отдельными выражениями, которого раньше не было, восхищение сугубо национальными особенностями фольклора. Такова например, миниатюра "Петухи", явно написанная ради выражения "петухи опевают ночь" , таков "Капитал", с выкриком разносчика: "Вот квасок, попыривает в носок! Вот кипит, да некому пить!" .

Бунин говорил о "нелепой и чудесной образности" в языке деревни . Как и в более ранних произведениях он так же включает описания пляски, пения частушек, песен, меткие пословицы.

Бунин, говоря о происхождении рассказа "Косцы", написанного в 1921 году в Париже, вспоминает, как, слушая с братом пение грузчиков на волжском пароходе, "говорили: "Так… могут петь свободно, легко, всем существом только русские люди. "Потом мы слушали, едучи на беговых дрожках… как в березовом лесу рядом с большой дорогой пели косцы - с такой же свободой, легкостью и всем существом" .

В рассказе "Косцы" примечательно не только воспроизведение певческой манеры крестьян средней полосы России. В нем, как ни в одном другом произведении Бунина, выражены настроения писателя, оторванного от родной земли, но исполненного чувством тоскующей любви к ней. Это чувство выражено посредством древнейшего народного жанра - песни:

"Ты прости - прощай, любезный друг,

И, родимая, ах да прощай, сторонушка!" .

Он сумел довести до читателя ее смысл, ее силу, ее страсть, самое ее звучание, ее "дивную прелесть". Именно такие "вкрапления" народных жанров, связывают настоящее с глубокой древностью, помогает читателю окунуться и понять свой народ, себя - народную душу.

Бунин сумел показать свое отношение к родине, народу, природе в рассказе "Косцы":

"Прелесть ее была в том, что никак не была она сама по себе; она была связана со всем, что видели, чувствовали, и мы и они, эти рязанские косцы. Прелесть была в том несознаваемом, но кровном родстве, которое было между ими и нами, - и между ими, нами и этим хлебородным полем, что окружало нас, этим полевым воздухом, которым дышали и они и мы с детства, этим предвечерним временем, этими облаками на уже розовеющем западе, этим свежим, молодым лесом, полным медвяных трав по пояс, диких несметных цветов и ягод… и этой большой дорогой, ее простором и заповедной далью. Прелесть была в том, что мы все были дети своей родины, и были все вместе и всем нам было хорошо, спокойно и любовно без ясного понимания своих чувств, ибо их и не надо, не должно понимать, когда они есть. И еще в том была (уже совсем не сознаваемая нами тогда) прелесть, что эта родина, этот наш общий дом была - Россия, и что только ее душа могла петь так, как пели косцы в этом откликающемся на каждый их вздох березовом лесу" .

Так при помощи обращения к народному творчеству, в котором тесно переплелись фольклорные и мифологические образы и все величие, всю мощь, всю мудрость которого он так глубоко ощущал, Бунин в своих рассказах раскрывал "неизреченную красоту русской души" .

Глава третья

Восточные мотивы в рассказах Бунина

Не было, пожалуй, другого писателя, который бы столь родственно, столь близко воспринимал и вмещал в своем сознании далекую древность и современность, Россию, Запад и Восток.

Дворянин по происхождению, разночинец по образу жизни, поэт по дарованию, аналитик по складу ума, неутомимый путешественник, Бунин совмещал, казалось бы, несовместимые грани мировосприятия: возвышенно-поэтический строй души и аналитически-трезвое видение мира, напряженный интерес к странам древних цивилизаций, неустанные поиски смысла жизни и религиозное смирение перед ее до конца непознаваемой сутью

3.1. Бунин - неутомимый путешественник.

В 1900-е годы, обретя литературную известность и неотделимую от нее некоторую материальную независимость, Бунин начал регулярно путешествовать и практически все холодное время года проводил в странствиях - "не раз бывал в Турции, по берегам Малой Азии, в Греции, в Египте вплоть до Нубии, странствовал по Сирии, Палестине, был в Оране, Алжире, Тунисе и на окраинах Сахары, плавал на Цейлон, изъездил почти всю Европу, особенно Сицилию и Италию…" ("Автобиографическая заметка", 1915). Когда же, пережив две неудачные женитьбы - на В.В. Пащенко (гражданским браком) и А.Н. Цакни (брак церковный, расторгнут формально только в 1922-м году), - писатель встретил в Петербурге племянницу Председателя Государственной думы Веру Николаевну Муромцеву, ставшую его спутницей до конца дней, то повез ее в свадебное путешествие именно на Восток - в Турцию, Египет, Иудею. Итогом стал цикл очерков "Тень птицы" (1907-1911).

Наконец, жизнь Бунина в эмиграции прошла на юге Франции, в Грассе, а не в Париже или Берлине, как у большинства писателей-эмигрантов первой волны…

"Я человек: как бог, я обречен познать тоску всех стран и всех времен".

Именно интерес ко всем векам и странам заставил художника исколесить почти весь мир. Все вбирала его редкая память, послушная зову призвания.

На примере некоторых рассказов далее мы увидим, как отразились впечатления Бунина, пережитые в многочисленных поездках по миру.

3.2. Отражение восточных впечатлений в рассказах Бунина.

Восток привлекал внимание многих писателей, поэтов, публицистов. Он всегда поражал, восхищал своим величием, богатством, но прежде всего таинственностью, какой-то непостижимостью.

Знание Буниным Востока мы так же ощущаем, читая некоторые рассказы. Иногда это может быть только деталь, в иных случаях целые описания. Например, в рассказе "Антоновские яблоки":

"И вот слышится покашливание: выходит тётка… На плечах у нее накинута большая персидская шаль. Выйдет она важно, но приветливо, и сейчас же, под бесконечные разговоры про старину, про наследство, начинают появляться угощения…" . Здесь деталь "персидская шаль" - уже намек на величие, богатство, в описании появляется какая-то сказочность.

В рассказе "Соотечественник" мы видим старика - индуса:

"босой в халате и тюрбане, бесшумно и быстро меняет своими темными, изящными руками в серебряных кольцах… с таинственной миной…" .

В этом описании видимое богатство переплетается с притворством, услужливостью, за которыми скрывается что-то "таинственное", страшное. Старик - индус прислуживает "мужику":

"Представьте же, как странно видеть этого мужика в тропиках, под экватором!… За окнами - жаркий белый город, голые черные рикши, магазины драгоценных камней, отели, полные туристов со всех концов земли…кокосовые леса… Одетый во все белое, рослый, узловатый, огненно- рыжий, с голубой веснушчатой кожей, бледный и энергично- возбужденный, даже просто шальной… с виду он не то швед, не то англичанин." Он "притворяется… , он играет роль", снова "притворяется." "У него все идиоты", "он всех: знает, да хорошо знает и цену каждому из них" . Это Зотов, человек своими силами выбившийся "в люди". Теперь он богат, но какая-то постоянная нервозность, напряжение проступает в этом образе. Нет в его душе покоя.

И вот мы видим преуспевающего "дельца" в небольшом буддийском монастыре, он "с какой-то страшной серьезностью глядит на двухсаженную деревянную статую, красно и желто расписанную и раззолоченную…", видя вдруг в ней "точь-в-точь деревянные миски и чашки" на русских ярмарках. Зотов пытается говорит о сходстве острова Цейлона с Россией, но скорее речь не о сходстве, а о его ощущениях, которые "шатки, болезненны" .

Чувство подавленности, безысходности, апокалипсическим ожиданием конца мира пронизана вся атмосфера рассказа. Главный герой Зотов имел реального прототипа, с которым Бунин встречался во время своего пребывания на острове Цейлон в марте 1911 года. Этот выходец из России поразил писателя. Главное, определяющее в Зотове - своеобразная "мировая скорбь", ощущение трагизма жизни. Зотов называет буддизм "ужасающим в своей непреложной мудрости учением" . И здесь мы должны вспомнить буддийское учение. Все живущее в мире состоит из драхм, точнее - из живых, движущихся драхм (первочастиц мироздания). Жизнь - это проявление безначального и практически вечного волнения драхм, которое и составляет объективное ее содержание. Понять это и попытаться успокоить свои волнующиеся драхмы - это и означает взять жизнь в свои руки и тем в конечном счете добиться цели, т.е. достичь состояние Будды, и погрузиться в Нирвану. Любое существо, включая человека, рождается, живет и умирает. Смерть - это распад данного комплекса драхм, рождение означает восстановление его, но уже в иной, новой форме. К этому и сводится кругооборот жизни, цикл бесконечных перерождений, которые, по преданию, был объяснен еще самим Буддой.

Неслучайно Зотов говорит, "что он уже видел, чувствовал индийские тропики, может быть, тысячи лет тому назад, - глазами и душой своего бесконечно давнего предка…" . И вот после "страстного" красноречия Зотова повествователь видит звезды, но совсем не те, что видел "всю жизнь, с самого рождения и с которыми уже сроднился, совсем, совсем другие, но вместе с тем как будто не совсем новые, а смутно вспоминаемые." И тут его охватывала тоска, - "тоска какого-то бесконечно далекого воспоминания…" .

- Да, да, я уже был здесь… И вообще, я человек обреченный… - упрямо повторяет "удивительный соотечественник" в конце рассказа. Бунин наделил Зотова чертами, идущими от мировосприятия, свойственного самому повествователю. То же самое мы можем наблюдать и в рассказе "Братья". Неслучайно несколько лет спустя после появления бунинских рассказов, ознакомившись с их переводом на французский язык, Ромен Роллан писал автору: "И еще одно впечатление (я не знаю, правильно ли оно или ложно, понравится ли оно вам вполне или нет, но мне оно нравится): головокружительное дыхание приближающегося Сфинкса Азии… Ничто не захватило меня так сильно в вашей книге, как эти два рассказа "Братья" и "Соотечественник". (Письмо Р. Роллана от 10 июля 1922 г.)

Бунин словно превращает своих героев в носителей заданной лирико-философской темы. Особенно наглядно это сказалось в рассказе "Сны Чанга", написанном в конце 1916 года и появившемся впервые в печати уже в 1918 году, во втором выпуске альманаха "Творчество".

Бунин уже с первых строк своего произведения приподнятой торжественностью интонации, известной обобщенностью повествования, не чуждающегося конкретных деталей, но как бы поднимающегося над ними, переводит рассказ в план философских размышлений о тайнах жизни, о смысле земного существования. "Некогда Чанг узнал мир и капитана, своего хозяина, с которым соединилось его земное существование. И прошло с тех пор целых шесть лет, протекло, как песок в корабельных песочных часах" . После такого вступления уже органически невозможен бытовой план повествования. И хотя автор точно указывает место действия - Одессу, и хотя подробно описан чердак, на котором обитает Чанг со своим хозяином, на равных правах с этими картинами входят в рассказ воспоминания, сны Чанга, которые выглядят не меньшей реальностью, чем та доподлинная действительность, которая изображена в начале рассказа.

И вот мы видим Чанга с капитаном на пароходе, плывущем из Китая в Красное море. Чанг молчаливо наблюдает за окружающим постоянно изменяющимся миром. Чанг - созерцатель. Он внимательно выслушивает речи своего хозяина и размышляет над ними, но "соглашается он или не соглашается с капитаном? На это нельзя ответить определенно, но раз уже нельзя, значит, дело плохо. Чанг не знает, не понимает, прав ли капитан: да ведь все мы говорим "не знаю, не понимаю" только в печали; в радости всякое живое существо уверено, что оно все знает, все понимает…" .

"Разве глупее нас с тобой были все эти ваши Будды, а послушай-ка, что они говорят об этой любви к миру и вообще ко всему телесному - от солнечного света, от волны, от воздуха и до женщины, до ребенка, до запаха белой акации! Или: знаешь ли ты, что такое Тао, выдуманное вами же, китайцами? Я, брат, сам плохо знаю, да и все плохо знают это, но, насколько можно понять, ведь это что такое? Бездна - Праматерь, она же родит и поглощает и, поглощая, снова родит все сущее в мире, а иначе сказать - тот Путь всего сущего, коему не должно противится ничто сущее" . О каком "Пути" говорит капитан? То, что называет он "Тао", есть великая китайская религия даосизма, которая во многих отношениях противостоит конфуцианству. Даосизм предпочитает отвернуться от общества и обратиться к природе в поисках спонтанного и "транс-этического". Цель учения - в единении с Богом путем пассивного восприятия и мистического размышления. Даосизм выбрал своей целью бессмертие, свободу от политической и социальной напряженности, а также поиск себя в Дао. Дао - средоточие всего сущего и изменяющеюся. Изменяемость - важнейшая часть мировоззрения даосов. Среди неиссякаемого потока Дао они находят силы жить стихийно.

"Все вещи изменяются и превращаются,

Не останавливаясь ни на минуту,

Вращаются, кружатся и скрываются вдали,

Уносятся вдаль и возвращаются обратно…"

"Сова", Чжай И (200-168 г. до н.э.).

Воображение даосов полностью освобождено. И вот в рассказе мы видим, как между реальной и нереальной действительностью практически стирается граница:

"…не то снится, не то думается Чангу", "и уже не разбирает Чанг, во сне он или наяву". Однообразно проходят дни и ночи, протекает жизнь. Доасы так и воспринимали ее: жизнь течет сама собой, непрерывной волной самопроизвольного созидания.

"Просто смирись с ходом вещей,

Отдайся на волю волн Великих Перемен,

Не испытывай счастья и не бойся,

И когда придет время идти, просто иди,

Не поднимая ненужного шума"

Дао Цзын (365-427 г. н.э.) .

"А ведь мы поминутно противимся ему, поминутно хотим повернуть… и весь мир по-своему! Жутко жить на свете, Чанг… очень хорошо, а жутко, и особенно таким, как я! Уж очень я жаден до счастья и уж часто сбиваюсь: темен и зол этот Путь или же совсем, совсем напротив?" .

Чувство обреченности пронизывает речь капитана. Он спивается, не пережив внезапного перелома в жизни из-за измены жены, это приводит его к гибели. Так предопределено судьбой, от этого никуда не уйдешь, но не смиряется с ней до последних минут. А для Чанга "однажды утром, мир, точно пароход, с разбегу" налетел "на скрытый от невнимательных глаз подводный риф". И тут его поражает "великая тишина". А потом "мир шумит над ним глухо и отдаленно" , и мы видим новый другой мир "безначальный и бесконечный", который "не доступен Смерти" , его "чувствует" Чанг. Жизнь - это прекрасное и пугающее полотно превращений, которое пытались осознать и ощутить даосы. Может быть, Чангу удалось приблизится к Этому? "Не все ли равно, про кого говорить? Заслуживает того каждый из живших на земле" . Эти слова в начале рассказа очень близки доасскому взгляду на "существование".

И вновь мы восхищаемся бунинским чутьем, его глубоким пониманием восточного мировосприятия. Бунин сталкивает своих героев с восточными мифологическими представлениями, испытывая их, заставляя мыслить. Он будто в поиске нетрадиционного обозначения изображаемых реалий. Бунин сдвигает жизнь и смерть, радость и ужас, надежду и отчаяние, но с особой обостренностью в этих рассказах ощущается бренность и обреченность всего сущего.

Заключение.

Тонкий художественный вкус Бунина, бережное, почти трепетное отношение к речи, особая система художественно- выразительных средств, помогающие творить писателю столь яркие, запоминающиеся образы, а также редкая способность его памяти вбирать все, увиденное услышанное, "прочувствованное нутром" не только на Руси, но и в других странах, порождали всегда точно выписанные, глубокие образы, западающие в душу благодарного читателя.

Бунин был способен проникнуть в глубины миропонимания, мировосприятия разных народов. Это ему удавалось, благодаря восприимчивому и пытливому сознанию.

Для рассказов Бунина характерно использование фольклорных образов и образов разных мифологий. Все это направлено на достижение его единственной цели - постижение "души русского человека". Она прекрасна, как прекрасен ее язык. Стараясь понять ее, Бунин привлекал огромное количество разнообразнейших и противоречивейших фактов. Исходя из определенных представлений о "душе русского человека" и стремясь художественно воссоздать ее, писатель принимал во внимание всю совокупность ее проявлений в конкретной исторической обстановке, со всей возможной ее полнотой.

Привлекая весь накопленный, увиденный, услышанный материал, Бунин пишет о настоящем, обращаясь к прошлому. И оно, по его мнению, духовно богаче, прекраснее и могущественнее. Читая рассказы Бунина вдумчиво, не торопясь, обращая внимание на авторские приемы повествования: мастерское включение в текст фольклорного и мифологического народного наследия, понимаешь и почти убеждаешься в том, что главная цель автора достигнута.

ЛИТЕРАТУРА

Афанасьев В.Н. И.А. Бунин. Очерк творчества. - М., Просвещение, 1966.

Богатырев П.Г, Гусев В.Е., Колесницкая И.М., Померанцева Э.В. и др. Русское народное творчество. - М., Высшая школа, 1966.

Бунин И.А. Автобиографические заметки. Собр. соч., т.1. - Берлин, Петрополис, 1936.

Бунин И.А. Деревня. Повести и рассказы. - М., Худ. литература, 1981.

Бунин И.А. Избранное. Сост. А.Н. Архангельский. - М., Молодая гвардия, 1991.

Бунин И.А. Повести, рассказы, воспоминания. - М., Московский рабочий, 1961.

Бунин И.А. Повести и рассказы. - Л., Лениздат, 1985.

Бунин И.А. Происхождение моих рассказов. // Литература и жизнь. 5 августа 1960г.

Бунин И.А. Собр. соч. в девяти томах. - М., Худ. литература, 1965-1967.

Бунин И.А. Собр. соч. в четырех томах. - М., Правда, 1988.

Бунин И.А. Собр. соч., т. IV. -М., 1915.

Буслаев Ф.И. Смоленская легенда о св. Меркурии и ростовская о Петре, царевиче Ордынском. Исторические очерки русской народной словестности и искусства. - СПб.,1961, т II.

Вантенков И.П. Бунин - повествователь (рассказы 1890-1916 гг.). - Минск, БГУ им. В.И. Ленина, 1974.

Васильев Л.С. История религий Востока. - М., Кн. Дом "Университет", 1999.

Волков А.А. Проза Ивана Бунина. - М., Московский рабочий, 1969.

Гейденко В.А. Чехов и Бунин. - М., 1976.

Инбер В. Вдохновение и мастерство. - М., Советский писатель, 1957.

Исторические песни малорусского народа с объяснениями Вл. Антоновича и М. Драгоманова, т.1. - Киев, 1974.

Кайсаров А.С., Глинка Г.А., Рыбаков Б.А. Мифы древних славян. Велесова книга. / Сост. И. Баженова, В.И. Вардугин. - Саратов, Надежда, 1993.

Касторский С. Горький и Бунин. // Звезда. 1956. №3.

Квятковский А. Поэтический словарь. - М., Сов. энциклопедия, 1966.

Кучеровский Н.М. И. Бунин и его проза (1887-1917). - Тула, 1980.

Левинтон Г. К проблеме литературной ситуации. - В кн.: Материалы XXVI научной студенческой конференции. Литературоведение. Лингвистика. -Тарту, 1971.

Литературное наследство, т. 84. Иван Бунин. В двух книгах. - М., Наука, 1973.

Литературный архив, вып. 5. - М.-Л., Ан СССР, 1960.

Мезинова Г.Н. Народное слово в "Кратких рассказах И.А. Бунина. // Русская речь. 1987. №3.

Мифы народов мира. Энциклопедия в двух томах. - М., Российская энциклопедия, 1997.

Михайлов О.Н. И.А. Бунин. - М., 1967.

Михайлов О.Н. Литература русского Зарубежья. Статья первая. Иван Алексеевич Бунин. // Литература в школе. 1990. №4.

Михайлов О.Н. Проза Бунина. // Вопросы литературы. 1957. №5.

Муромцева - Бунина В.Н. Жизнь Бунина (1870-1906). - Париж, 1958.

Наш современник, 1959, №2.

Николина Н.А. Образное слово И.А. Бунина // Русский язык в школе. 1990. №4.

Никулин Л. Чехов, Бунин, Куприн.- М., Советские писатели, 1960.

Ончуков Н.Е. Северные сказки. СПб., 1909.

Письмо Н.С. Клестову 23 января 1910 г. // Новый мир. 1956. №10.

Померанцева Э.В. Писатели и сказочники. - М. Советский писатель, 1988.

Пропп В.Я. Фольклор и действительность. -М., 1974.

Религии мира: Справочник. / Пер. с англ. А.Н. Асташонок. - М., Белфакс, 1994.

Смирнова Л.А. Бунин Иван Алексеевич: Жизнь и творчество. - М., 1991.

Смирнов И.П. Художественный смысл и эволюция поэтических систем. - М., 1977.

Соколов А.Г. История русской литературы конца XIX - начала XX века. -М., Высшая школа, 1999.

Тарасенков Ан. О жизни и творчестве И.А. Бунина. - В кн.: И.А. Бунин. Избранные произведения. - М., Гослитиздат, 1956.