Семейные обычаи и обряды жителей Кубани

В целом можно констатировать, что традиции семейно-родственных связей качественно изменились. Расширилась финансовая и хозяйственная помощь отделившимся детям. Отход от устоев патриархального быта усилил авторитет женщины. Этому способствует увеличение доли неполных семей и гражданские браки.

Проблема сохранения и возрождения традиционного обрядового фольклора предполагает обретение этнокультурной специфики, отношение к фольклору как к стратегическому ресурсу, от которого зависит нравственное и культурное обновление общества. До недавнего времени объектом государственного регулирования являлась сфера институциональной культуры. Под воздействием идеологических установок традиционная культура целенаправленно разрушалась, лишь незначительная часть ее поддерживалась организационно и материально. Принципами региональной политики в будущем должны стать:

ориентация на сохранение и преемственность семейно-бытовых традиций;

обеспечение условий для воспроизводства аутентичного семейно-бытового фольклора;

создание благоприятного режима взаимодействия вторичных и неорганизованных сфер фольклора в рамках единого культурного пространства.

Раздел 3. Историческая и генетическая связь календарного, семейно-бытового и внеобрядового фольклора

В XIX веке свадьбы на Кубани играли в строго определенный календарный период: с Семенова дня (I сентября по ст. ст.) и до Рождественского поста (середина ноября), затем в зимний мясоед после Крещения и до Великого поста. С началом весенних полевых работ брачный период заканчивался. Существовали и локальные особенности. Например, в станице Казанской свадьбы приурочивали к дню Казанской Божьей Матери (22 октября по ст. ст.).

И.И. Земцовский справедливо отмечает, что свадебные обряды складывалась позже календарных и, во многом, на их основе. Отдельные музыкальные жанры свадебного фольклора со временем образовали самостоятельную систему. Интонационные комплексы календарных песен имеются среди свадебных, в то время как свадебная мелодика не исчерпывается ими, будучи в целом много шире календарной, гораздо более развитой.

Основой взаимодействия аграрной и свадебной обрядности служила, единая тема брачного союза. Любовные и брачные мотивы встречаются в новогодних щедровках о Маланке и Василе. Свадебная тематика обнаруживается в величаниях, адресуемых дочери хозяина двора. Брачные мотивы есть и в новогодних величаниях с традиционным зачином и рефреном «Щедрый вечир, добрый вечир, на весь вечир».

Цикл весенних обрядов составляли песни, приуроченные к Пасхе и Троице. Древнейший смысл обрядов раскрывается названиями мая - «травный» (у русских), «травэнь» (у украинцев), отвечающими существу весеннего месяца - времени всходов, распускания листвы и цветения. Обрядовые песни этого периода лиричны и передают любовные чувства героев. В той или иной мере песни имеют развитые сюжеты. Экспозиция служит эмоциональным вступлением и начинается обычно с картины пробуждающей природы.

При сравнении календарных песен и свадебного фольклора легко обнаруживается сходство поэтического языка. Рефрены песен нередко состоят из сочетаний междометий: «ой ля», «ай люли, люли» и др. В заклинательных формулах сохранились архаические представления восточных славян о влиянии сверхъестественных сил на судьбу человека.

Песни-заклинания направлены «на те или иные явления природы, от которых ожидалась помощь в трудах земледельца, на тот или иной заповедный предмет, которому предписывалось магическое значение на неведомую силу - судьбу, распоряжавшуюся счастьем человека в его личной жизни». Заклинали в Новый год и встречая весну. В свадебном комплексе заклинаниями сопровождались выпечка каравая, одевание и«повивание» невесты.

Растительная символика, пронизывающая календарные и семейно-бытовые обряды, содержит в себе универсальную идею плодородия. Эта идея нашла отражение, например, в ритуальной выпечке, которой одаривали колядовщиков на святках. Символом богатства в свадебных ритуалах выступает хлеб, зерно. В традиционных свадебных и святочных величаниях легко обнаруживается общность тематики. Общие признаки отчетливо просматриваются в свадебных и похоронных причитаниях. Словесные формулы состоят из ритмизованной речи: «Родимый ты мой батюшка, родимая матушка, зачем так рано выпускаете меня из своего тепла гнездышка, отдаете в чужие люди, не знакомыя». Аналогично строится и похоронная причеть: «Родимый мой батюшка, на кого вы меня покинули, сироту горькую? Зачем оставили свое гнездышко. Некому меня, сиротинушку пожалеть, некому приласкать».

Причитания, имеющие стиховую строфу, рифму, развитый музыкальный напев, представляют собой жанр народной лирики. Композиция их чаще всего построена в форме монолога. Куплетная структура состоит из повторяющихся строк, части строки или целиком обновляющихся компонентов. Это придает причитаниям сходство с протяжными лирическими песнями позднего происхождения.

Примером может служить фрагмент обрядовой песни, исполняемой невестой перед отъездом к венцу.

Образы героев календарных, хороводных и свадебных песен создавались на основе общих фольклорных стереотипов. Так, сюжет хороводной песни, исполняемой в первый день Рождества, построен на традиционном мотиве: красная девица загадывает на суженого. Такой же мотив содержится в свадебной и внеобрядовой лирике.

Универсальное значение имел цикл народных песен, исполняемых во время календарных праздников, на свадьбе и в хороводе. Например, «Ой, зайкя, бел горностайка» пели после обедни на Рождество и как величание молодых пар на предсвадебной вечеринке. Местным свойством народной традиции в оформлении свадебного действа следует считать использование во время «пропоя» одного и того же музыкального напева. «Ты, черемуха, черемуха моя» исполнялась на Троицу в обряде завивания венков и при возвращении домой с сенокоса. В свадебной лирике встречаются мотивы родильных и крестильных обрядов.

Среди произведений кубанского песенного фольклора встречаются оригинальные образцы, соединяющие в себе не только разножанровые признаки, но и далекие по содержанию и идейной значимости темы. Своеобразна, например, контаминация свадебной и исторической поэзии. Так, в свадебной песне «Не дорого пиво пьяное» величание гостей сопровождается рассказом о московском пожаре 1812 года.

Универсальная мировая идея о вторичности рождения человека после смерти в новом качестве сохранялась в фольклоре Кубани вплоть до начала XX века. Смерть представлялась границей, после которой начиналась «новая жизнь в новом мире». Переход жениха и невесты в новую социальную группу был возможен с прекращением добрачного существования Ритуальное превращение невесты в замужнюю женщину происходило на свадебном пиршестве в момент, когда с ее головы снимали венок и покрывали платком. В родильных обрядах вещественным оформлением вступления в новую возрастную группу служило пострижение головы ребенка и переодевание в новую одежду, что означало изменение его сущности. Волосы «хоронили» (закапывали или сжигали), вместе с ними младенец как бы «умирал», а затем «рождался» для новой жизни.

Переодевание покойника в заранее приготовленную одежду, а невесты в свадебный наряд, ношение траурной одежды - все это должно было сделать человека неузнаваемым и обезопасить от вредоносного воздействия потусторонних сил. Для покойника переходный период составляет сорок дней, после чего якобы прекращаются посягательства мертвого на живых, возвращения в родной дом, душа навсегда покидает белый свет. Родившая женщина и её младенец, наоборот, порывают с переходным этапом и окончательно возвращаются в реальный мир.

Ритуал «замужества» девушки после её кончины был распространён на Руси повсеместно. Известен он был и в Малороссии. К. Шейковский сообщал, что покойницу наряжали как под венец. Использовались одновременно погребальные и свадебные атрибуты: венки, платки, цветы.

Для сопровождения на «тот свет» назначался «жених». В настоящее время обряд бытует лишь частично. Молодей девушке надевают какую-нибудь деталь свадебного наряда (фату, венок, белое платье).

Имитация свадебного обряда отсутствует. Исчезновение ритуальной инсценировки «похорон-свадьбы» привело к исчезновению не только обрядовых компонентов, но и самих верований.

Связь свадебной и погребальной обрядности сохранилась в народной фразеологии: «Курице и на поминках, и на свадьбе горе», «Пол свита плачэ, а пол свита скачэ». Во внеобрядовой лирической поэзии метафора «свадьба-похороны» выражена в форме иносказания - «женитьба» казака на пуле быстрой, «венчание» на шашке острой.

В лирических и свадебных песнях встречается «бродячий» сюжет, где говорится о «возвращении» с того света. «Чужой» и «свой» мир в балладе о женщине, превратившейся в кукушку, разделены условной границей - рекой. Мотив водораздела упоминается в свадебной песне о невесте-сироте, просящей благословения у покойных родителей.

От влияния потусторонних сил использовались разного рода обереги. Апотропейной силой наделяли огонь, металл, предметы растительного происхождения. Оберегом служила вышивка на одежде. Вышитыми полотенцами перевязывали сватов и дружек, перевивали дуги и оглобли повозок и лошадей, везших жениха и невесту. Во время венчания молодые стояли на рушнике, руки их тоже были связаны полотенцем. На рушниках подавали спиртное и хлеб-соль. Ими украшали интерьер: вешали на иконы, зеркала, на стены у кровати новобрачных. Полотенце использовалось и в родительных обрядах. Чтобы новорождённый жил в достатке, повитуха принимала его непременно на новый рушник. В погребальных обрядах полотенцами перевязывают участников похоронной процессии, на полотенцах опускают гроб, полотенцем перевязывают надмогильный крест.

Свадебным атрибутом у черноморских казаков служила «корогва» (хоругвь), украшенная платком, лентами и цветами. Ее несли подруги невесты. (186,с.78) Обмениваясь платками, парень и девушка выражали, таким образом, любовь и готовность к вступлению в брак. Платок, которым невеста утирала слезы во время голошения, олицетворял печаль.

Носовые и головные платки принято дарить на крестильном обеде, на свадьбе и похоронах.

Вера в очистительную силу воды сохранились в преданиях о «заложных» покойниках. Сакральные предметы бросали в воду. Чтобы обезопасить себя от темных сил, купались на Водосвятии в проруби. Богоявленской водой лечились от болезней. Очистительная сила воды прослеживается в купальских обрядах. Распространенным было поверье о нечистоте мертвецов, новорожденных и рожениц. Вредное влияние исходит якобы не только от них самих, но и предметов туалета. Поминальный обед служил оберегом от опасного воздействия покойного. Перед венчанием невесту обязательно мыли и кропили свяченой водой. Обряд «размывания» рук, купание роженицы и новорожденного также служили охранным средством для ребенка и его матери.

Представления о переносимости действий и состояний с одного лица на другое (кувада) в родильных обрядах, обнаруживаются и в заговорной практике. Чтобы исцелить ребенка от чирьев, его трижды протаскивали через щель расколотого ствола дуба и надевали новую рубашку, старую вешали на куст. Нашедший ее человек, приобретал болезнь. Икота (кликушество), судороги, рези, помешательство насылаются якобы по ветру, воде, с помощью наговоренных предметов.

Чтобы обмануть или задобрить нечистую силу, использовали «выкуп». «Продажа» должна была принести исцеление. Деньги клали в воду, купая новорожденного. Деньгами осыпали молодых. За деньги покупали косу невесты, место на посаде и саму возможность ступить в ее дом.

По представлениям народа, плодородию способствуют смех, шутки, розыгрыши, ненормативная лексика. Эротическими символами служат предметы окружающего мира: кустарники, деревья, овощи, цветы, животные, домашняя утварь. «Сад-огород», строительство «шалаша» для молодых употребляются как аллегория любовного акта. Семантикой любовного соития служат образы перепелки и котика в величании новобрачных утром на второй день свадьбы.

Эротический смысл имеют травестийные свадебные игрища. Переодевание в «жениха» и «невесту» (символический брак) должно способствовать плодовитости молодой пары. Традиционно «молодую» купают и обряжают мужчины, а «молодого» женщины. В современной свадьбе травестия утратила магический смысл и носит игровой, развлекательный характер. В дохристианские времена эротикой, ритуальным сквернословием и пьянством были пронизаны и погребальные обряды. Со временем карнавальные увеселения сохранились лишь в свадьбе. Мир смеха и шутовства, где все наоборот, противостоит реальному миру. Беспорядок, хаос связаны с «смертью», за ними следует «новое рождение», «воскресение».) Прекращение игрищ знаменовалось сожжением соломенного чучела. В древние времена чучело олицетворяло языческих Коляду, Масленицу и Кострому.

Историческая преемственность обнаруживается и в игровом фольклоре. Как и прежде на свадьбах и вечеринках играют в «голубя», в «пояс», в «концы», в «суд». Все игры с поцелуями и «наказаниями» эротического свойства.

Важный компонент традиционных календарных и семейных обрядов - жертвоприношения. Доныне известны заупокойные дары. Другой вид жертвоприношений - «жертвы первинок». В прошлом до наступления установленного срока вкушать отдельные продукты земледелия и скотоводства запрещалось. Спустя время действие табу прекращалось. Так, начало употребления мёда приурочивалось к 1 августа по ст. ст. (медовый спас), яблок - к 6 августа (яблочный спас), хлеба нового урожая - 14 августа (хлебный спас). Угощение мёдом, плодами и хлебной «новиной» бедных и нищих было обязательной жертвой для всех православных. Близок к жертве первинок обычай «кормить» священную козу на святках. Этот жертвенный ритуал уходит своими корнями в традиции примитивного охотничьего промысла. Раздача имущества умершего такая же жертва, принять которую должен только бедняк.

Отголоски «строительной жертвы» проявлялись в обычаи класть под матицу нового дома зерно и медные деньги.

Идея борьбы добра и зла отразилась в духовных стихах, притчах, иконах. В православном храме о Страшном суде напоминают иконы деисусного чина иконостаса и фрески. В образах Божьего суда ад изображается черным цветом, на фоне которого представлены мучения грешников. В изображении райского сада доминируют светлые тона. В процессе длительной, художественной практики возникли иконографические, стихотворно-песенные и прозаические каноны, направленные на воплощение в народном искусстве философско-религиозных концепций. Отбирались наиболее значимые, выразительные и емкие в художественном и религиозно-символическом плане композиционные схемы. В ходе их отработки определялся набор элементов - образы, символы, цвет, язык, художественный стиль. В дальнейшем они закреплялись традициями. Каждый элемент имел свое универсальное значение. Появление случайных элементов исключалось.

выводы

В патриархальном обществе цикличность явлений природы соотносилась с жизненными циклами человека. В этом особенность традиционного мировоззрения, основанного на осознании единства мира и социума. Система переходных обрядов включала и другие обрядовые циклы, фиксируя переход человека к качественно новому социальному и возрастному статусу.

Функциональный подход к пониманию природы обрядов жизненного цикла дает возможность выявить специфику супружеских отношений, способов родовспоможения, родительских табу, правил изоляции, ритуала кувады и крещения, обеспечения ребенка и матери защитой, пищей, содержанием в чистоте. Выполняемые функции соотносились с магическими формулами и ритуалами.

Церемонии «перехода» связаны были с кризисными моментами (рождением, половым созреванием, браком, смертью) и событиями календарного года. Все они имеют схожую в общих чертах модель. На начальном этапе происходило отделение индивида от группы, расставание с прежним состоянием, затем «переход» в новое качество, новые пространственно-временные параметры.

В семейно-бытовых обрядах «переходными» признаками являлась утрата прежнего облика. Доминанта сюжета - одевание: новорожденного младенца, молодых на свадьбе, в погребальном обряде покойного. Во всех случаях, перемещение из «своего» в «чужого» означает изменение сущности.

Подготовительный период знаменовал выбор главных действующих лиц для исполнения тех или иных ролей, изготовление символических атрибутов, обряжение. Второй этап сопровождался исполнением обрядов, ядро которых составляли: шествие участников с ритуальными символами, проводы («похороны»). В таком виде семейно-бытовые обряды обнаруживали связь с календарными обрядами. На завершающей стадии человек воссоединялся с новой половозрастной и социальной группой. Акты дарения или обмена выступали как акты ритуального характера, в которых предметы служили знаком магической власти. Участники церемонии участвовали в символическом признании главных исполнителей ритуала, в операции по обеспечению «перехода» субъектов в новое социальное положение и коллективном угощении. Диахронные связи на уровне семьи и сельской общины создавали условия для трансмиссии социальных свойств и культурной интеграции. Ослабление влияния религии в эпоху тоталитаризма привело к секуляризации традиционных обрядов. Освободившись от религиозного содержания, они трансформируются, однако, историческая связь пока еще продолжает сохраняться. Особенно наглядно это проявляется в похоронно-поминальных обрядах.

Список литературы

1. Агеева, Е.А. Старые и новые сказания и писания староверов (по полевым исследованиям 80-90 годов XX века) /Е.А. Агеева //Вопросы казачьей истории и культуры: Вып.1. - Майкоп, 2002. - С.77-89.

2. Аксаков, А.С. Эстетика и литературная критика / А.С. Аксаков. - М., 1995.-526с.

3. Аникин, В.П. Русский фольклор / В.П. Аникин - М.: Высш. школа. 1987. - 285с.

4. Банников, К.Л. Смех и юмор в экстремальных группах /К.Л. Банников //Смех: истоки и функции. - СПб.; Наука, 2002. - С. 174-186.

5. Бахрушин, Ю.А. История русского балета / Ю.А. Бахрушин - М, 1977. - 288с.

6. Бахтин, М.М. Эстетика словесного творчества / М.М. Бахтин - М, 1979.- 432с.

7. Белинский, В.Г. Полн. Собр. соч. в 13-ти томах /В.Г. Белинский - М., 1954.-Т.5. -863с.

8. Бердяев, Н.А. Русская идея. Судьба России / Н.А. Бердяев - М, 1997. -541с.

9. Вакуленко, Е.Г. Традиционное декоративно-прикладное искусство в системе современного образования на Кубани /Е.Г. Вакуленко // Культурная жизнь юга России. - 2003.- № 1. - С.7-10.

10. Выготский, Л.С. Собр. соч.: В 6-ти т. /Л.С. Выготский //Педология подростка - М.: Педагогика, 1982.- Т.4. -С.6-242.

11. Гангур, Н.А. Орнамент народной вышивки славянского населения Кубани: XIX - начало XX в.в. / Н.А. Гангур - Краснодар, 1999. - 80с.

12. Горлова, И.И. Художественная культура и художественное образование /И.И. Горлова - Краснодар, 2001. - 256с.

13. Гриценко, В.П. Семиотическая реальность, семиотическая машина и семиосфера / В.П. Гриценко - Краснодар, 2000. - 258с.

14. Гриценко, В.П. Культурсемиотика: опыт семиотического изложения / В.П. Гриценко, И.А. Саяпина - Краснодар, 1999. - 372с.

15. Гумилев, Л.Н. Георафия этноса в исторический период /Л.Н. Гумилев Л.: Наука, 1990.-278с.

16. Далгат, У.В. Этническое и эпическое в фольклорных памятниках древности /У.В. Далгат //Фольклор в современном мире. Аспекты и пути исследования. - М, 1991.- С.39-48

17. Данилевский, Н.Я. Россия и Европа / Н.Я. Данилевский - СПб, 1995. -552с.

18. Еремеева, А.Н. «Под рокот гражданских бурь...»Художественная жизнь юга России в1917-1920г.г. Науч. ред. Н.А. Нарышкина.- СПб.: Нестор, 1998.-359с.

19. Зеленецкий, М.Н. Социально-культурные предпосылки формирования личности / М.Н. Зеленецкий, Э.В. Соколов //Духовная культура развитого социализма. - Л., 1980. - С.9-21.

20. Зеленин, Д.К. Избранные труды. Очерки русской мифологии: умершие неестественной смертью и русалки - /Д.К. Зеленин - М, 1995.-430с.

21. Иконникова, С.Н. История культурологии: идеи и судьбы /С.Н. Иконникова - СПб, 1996. - 134с.

22. Иконникова, С.Н. Структура исторической культурологии /С.Н. Иконникова //Культура на пороге III тысячелетия: матералы IV международного семинара в Санкт-Петербурге 3 июня 1997 года -СПб, 1998.-С.7-13.

23. Каждан, А.А. Византийская культура / А.А. Каждан - М: Наука, 1968. -233с.

24. Казачий фольклор. // Каневчане. - 1996.- №1-2.- С.26.

25. Капышкина, С. Узоры подсказала природа / С. Капышкина, И. Бабенко //Народное творчество.-1998. - №2.-С. 13.

26. Коршунов, В. А. Образ прилетающей птицы в восточнославянском

детском фольклоре /В.А. Коршунов // Дети и народные традиции: 4.1. -Челябинск, 1991. - С. 2--23.

27. Костомаров, Н.И. Домашняя жизнь и нравы русского народа / Н.И. Костомаров - М, 1993. - 399с.

28. Лотман, Ю.М. Динамическая модель семиотической системы //Ю.М. Лотман // Статьи по семиотике и типологии культуры. - Таллинн, 1992.-С. 90-101.

29. Народные песни Кубани. /Сост. В.Г. Захарченко - Краснодар, 1997.-589с.

30. Потебня, А.А. Из записок по теории словесности. Фрагменты /А.А. Потебня //Слово и миф. - М, 1989. - С.243-263.

31. Пропп, В.Я. Исторические корни волшебной сказки /В.Я. Пропп - М, 1986. -364с.

32. Пшеничная, М.А. Цензурная политика в провинции в XIX веке (на примере Ставропольской губернии и Кубанской области). / М.А. Пшеничная //Из родников культуры Ставрополья. Очерки истории культуры Ставрополья. - Ставрополь, 2003. - С.55-72.

33. Радклиф-Браун, А.Р. Историческая и функциональная интерпретация культуры и практическое применение антропологии в управлении туземными народами /А.Р.Радклиф-Браун // Антология исследований культуры. - СПб, 1997.-Т.1. -С.633-665.

34. Сорокин, П. Человек. Цивилизация. Общество /П. Сорокин - М., 1992. -369с.

35. Спенсер, Г. Опыты научные, политические и философские /Г. Спенсер - Минск, 1998.-1408с.

36. Толстой, Н.И. Времени магический круг (по представлениям славян) /Н.И. Толстой //Логический анализ языка. Язык и время. - М., 1997. -С.17-27.

37. Традиционная культура и дети: Вып. 1. - Краснодар, 1994. - 272с.

38. Токарев, С.А. О жертвоприношениях /С.А. Токарев //Этнографическое обозрение. - 1999, № 5.- С.24-35.

39. Толстой, Н.И. Времени магический круг (по представлениям славян) /Н.И. Толстой //Логический анализ языка. Язык и время. - М., 1997.-С.17-27.

40. Трехбратов, Б.А. История Кубани с древнейших времен до начала XX века / Б. А. Трехбратов. - Краснодар, 2000. - 437с.

41. Уайт, Л.А. История, эволюционизм и функционализм как три типа интерпретации культуры / Л.А. Уайт // Антология исследований культуры. -СПб, 1997.- Т.1. -С.559-591.

42. Украинские народные песни. - Киев, 1955. - 445с.

43. Хейзинга, Й. Homo ludens. В тени завтрашнего дня / Й. Хейзинга - М, 1992.-459с.

44. Хомяков, А.С. Соч. в 2-х т. / А.С. Хомяков. - М, 1994. Т.1. - 590с; -М, 1994.-Т.2. - 478с.

45. Чурсина, В.И. Духовные стихи в фольклоре восточнославянского населения Кубани /В.И. Чурсина //Культурная жизнь юга России. -2004.- №1.-С. 54-55.

46. Шкуро, В.И. Антропонимия черноморских казаков /В.И. Шкуро // Кубанское казачество: три века исторического пути. Материалы междунар. науч.-практ. конф. -Краснодар, 1996. - С.284-288.

47. Шпенглер, О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории / О. Шпенглер - М, 1998.-Т.1.- 667с.

48. Юнг, К.Г. Архетип и символ /К.Г. Юнг - М., 1991. - 341с.

49. Якоби, Л.А. Организация казаков-некрасовцев. /Л.А. Якоби //Из родников культуры Ставрополья. Очерки истории культуры Ставрополья. - Ставрополь, 2003. - С.5-18.

50. Янгиров, Р. Анекдоты «с бородой». Материалы к истории неподцензурного советского фольклора (1918-1934г.г.) /Р. Янгиров // Новое литературное обозрение. - 1998.- №31. - С.155-174.

51 Яницкая, М.Д. Методика собирания и записи танцевального фольклора / М.Д. Яницкая - М., 1981. - 144с.

Размещено на Allbest.ru