Педагогическая деятельность Л.Н. Толстого

Таблица 1

Произведения	Причины, по которым не подходят для детского чтения
«Робинзон Крузо» Д. Дефо	«Труд этот был слишком велик для них… запоминали отрывки» [ 6, с.59-61].
«Гробовщик» А.С.Пушкина	«Обращения к читателю, несерьезное отношение автора к лицам, шуточные характеристики, недосказанность - несообразно с их [детскими] требованиями» [ 6, с.59-61]..
«Ночь перед Рождеством» Н.В.Гоголя	«Богатство красок, фантастичность и капризность постройки противны их требованиям» [ 6, с.59-61].
«Илиада» в переводе Н.И.Гнедича	«…предполагали, что это написано по-французски, и ничего не понимали, покуда я не пересказал им содержание своими словами; но и тогда самая фабула поэмы не укладывалась в их головах» [ 6, с.59-61].
Басни И.А.Крылова	«…сочинения, написанные каким-то не русским, а вновь изобретенным, будто народным, языком» [ 6, с.59-61].
Детская повесть Ж.Санд «Похождения Грибуля», рассказывающая о похождениях мальчика, напоминающего Иванушку-дурачка	«…переделки с иностранных, предназначенных для народа, но не народных книг» [ 6, с.59-61].
«Мнимо-народные» произведения, например, популярная в то время книжка М.А. Максимовича «Книга Наума о великом божием мире»	«…просто плохие сочинения, написанные плохим литературным языком и не находящие читателей в обыкновенной публике, а потому посвященные народу» [ 6, с.59-61].

Какие же книги приходились по вкусу яснополянским школьникам? Это были «…книги, писанные не для народа, а из народа, а именно: сказки, пословицы, сборники песен, легенд, стихов, загадок» [6, с. 61]. Подобная литература вызывала желание выучить наизусть, попадала в детские игры - дети начинали давать друг другу прозвища по именам героев песен и былин.

Однако в педагогической работе Толстой остро ощущал недостаток литературы, которая была бы переходным этапом на пути к чтению более сложных книг: «С своего, записанного ими самими на досках, языка мне удалось перевести их на язык сказок, а чтобы перевести с языка сказок на высшую ступень, этого переходного «чего-нибудь» -- не было в литературе» [6, с.58]. Между прочим писатель упоминает о попытке учить механическому чтению только для развития техники, «читать, чтобы читать», которая сразу же обернулась неудачей. Необходимы были именно интересные и понятные произведения. Учебные пособия, написанные Толстым в 1870-х гг., были, по сути, заполнением именно такой лакуны в круге чтения учеников народных школ.

Своеобразной творческой лабораторией по написанию таких рассказов, которые бы нравились детям, были книжки-приложения к журналу «Ясная поляна». Один из учителей, с которыми работал Толстой в 1860-1862 гг., А.А. Эрленвейн, вспоминал, что при редактуре произведений, входивших в книжки, преследовались две задачи: включать в книжки произведения такого содержания, которое почему-то нравилось чтецу из народа, и написанные так, чтобы быть доступным для чтения детям без участия взрослого.

Исследователи подразделяют произведения, входившие в книжки для чтения, на четыре группы. Во-первых, это переделки произведений русских и зарубежных писателей, например, «Робинзона Крузо» и «Хижины дяди Тома». Во-вторых, произведения русских писателей: в книжках публиковались рассказы Г.И. Успенского, Н.В. Успенского, А.С. Суворина. В-третьих, отредактированные сочинения крестьянских детей. Сочинительство одного из таких рассказов под названием «Ложкой кормит, а стеблем глаз колет» В. Морозовым и И. Макаровым подробно описывается Толстым в статье «Кому у кого учиться писать…» В «Русские книги для чтения» Толстой забрал такие из сочинений, напечатанных сперва в книжках-приложениях, как «Солдаткино житье» и «Как меня не взяли в Тулу». В-четвертых, это переделки народных сказок, а также загадки, пословицы, песни. Все эти четыре группы произведений сохранились и в «Азбуке», к ним добавились и другие. Н.А. Смирнов, детально проанализировавший то, каким образом осуществлялась редактура рукописей для книжных рассказов, пишет: «Толстой стремился добиться, чтобы каждый рассказ, сказка или переделка имели не только четко выраженную сюжетную линию, но и несли определенную смысловую нагрузку, чтобы язык был простым и образным и не образовывал «ложной манеры» и «декламации» анализ также подтверждает, насколько взыскателен и требователен был редактор и, одновременно, насколько чутко и бережно относился он к росткам поэзии, к яркой художественной индивидуальности».

Итак, вот каковы, судя по вышеизложенному, были критерии того, каким должен быть текст, пригодный для детского чтения, являющийся ступенью к более серьезной литературе. Он должен быть кратким, это касается не только длины всего текста, но и длины отдельного предложения, периода в большом тексте. Он должен доносить некое ясное сообщение без всяких околичностей, наподобие игры с читателем, и без излишней фантастичности, даже если это сказка. У произведения должен быть хороший язык: простой и ясный, но при этом образный. Когда в произведении проявляется индивидуальность автора, нужно помочь ей раскрыться.

Посмотрим, насколько произведения из «Русских книг для чтения» отвечают этим принципам.

Когда мы размышляли, что положить в основание для анализа этих четырех сборников, то обратили внимание на характерную особенность «Книг для чтения»: после названия каждого небольшого произведения в скобках дается авторское обозначение его «жанра». Слово «жанр» мы здесь сознательно берем в кавычки. Это может быть как жанр в своем чистом виде - басня, сказка, рассказ - так и то, что в современной школьной методике преподавания русского языка носит название «тип текста» (описание, рассуждение), а также принадлежность того или иного текста какой-то конкретной теме (история). В «Азбуке» никакой «жанр» у тех же самых произведений не указывался. В оглавлении возле названий басен в скобках указывался первоисточник: (Эзоп) или (индейск.), но определения, именно указывающего, что это - басня, рассуждение, сказка, рассказ или описание - как в «Книгах для чтения», нет, Толстой ввел его при переработке «Азбуки». Думаем (точных сведений на этот счет в комментариях текстологов не находится), сделано это было потому, что в «Азбуке» произведения одного «жанра» стояли рядом, содержались в одном блоке части книги, посвященной чтению. При переделывании же в «Книги для чтения» произведения разных «жанров» перемешались и дополнились новыми.

То, что для Толстого данное «жанровое» разделение имело чисто практическое значение, очевидно из заключительной части каждой из книжек «Азбуки» - обращению к учителю, где в краткой, сжатой форме даны методические указания по поводу того, как можно использовать конкретный «жанр» рассказов в преподавании.

Мы решили сгруппировать все произведения, содержащиеся в «Русских книгах для чтения» по «жанрам» и посмотреть, чем схожи и чем различаются произведения, подписанные одинаково.

«Басня»

Под определением басни Толстой собрал в своих книгах для школы множество собственных переводов басен Эзопа, большое количество индийских и восточных басен, переведенных им с французского языка, две маленькие сказки братьев Гримм, несколько произведений, переработанных из русских анекдотов разного происхождения, а также несколько - тех, чье происхождение не установлено и которые, возможно, сочинены самим Толстым. Басен много в каждой из четырех книг для чтения, но их количество снижается в последних двух книгах, уступая место другим «жанрам».

Как уже говорилось в первой главе, время, предшествующее написанию «Азбуки», было для Толстого заполнено изучением греческого языка и переводами с него: «Он выучил греческий язык и читал Гомера и других классиков, стремясь понять, на чем основывается всеми осознаваемая гармония человеческого существования в классической Греции». Однако басни Эзопа Толстой все-таки скорее пересказывал по-своему, нежели переводил.

В таблице ниже можно увидеть, как различаются переводы одних и тех же басен «Лев, осел и лисица» и «Лев и лисица» у Л.Н. Толстого и М.Л. Гаспарова, чьи переводы отличает точность и академичность. Выделенные жирным шрифтом элементы представляют собой явную попытку Толстого приблизить язык басни к народному.

Таблица 2

Перевод М.Л. Гаспарова	Перевод Л.Н. Толстого
«Лев, осел и лисица решили жить вместе и отправились на охоту. Они наловили много добычи, и лев велел ослу ее поделить. Осел поделил добычу на три равные доли и предложил льву выбирать; рассердился лев, сожрал осла, а делить приказал лисе. Лисица собрала всю добычу в одну кучу, а себе оставили лишь маленькую частичку и предложила льву сделать выбор. Спросил ее лев, кто научил ее так хорошо делать, а лисица ответила: «Погибший осел!» Басня показывает, что несчастья ближних становятся для людей наукою.	Лев, осел и лисица вышли на добычу. Наловили они много зверей, и лев велел ослу делить. Осел разделил поровну на три части и говорит: «Ну, теперь берите!» Лев рассердился, съел осла и велел лисице переделить. Лисица все собрала в одну кучу, а себе чуточку оставила. Лев посмотрел и говорит: «Ну, умница! Кто ж тебя научил так хорошо делить?» Она говорит: «А с ослом-то что было?» [8]
«Лев состарился, не мог уже добывать себе еду силой и решил это делать хитростью: он забрался в пещеру и залег там, притворяясь больным; звери стали приходить его проведать, а он хватал их и пожирал. Много зверей уже погибло; наконец, лисица догадалась о его хитрости, подошла и, встав поодаль от пещеры, спросила, как он поживает. «Плохо!» - ответил лев и спросил, почему же она не входит? А лисица в ответ: «И вошла бы, кабы не видела, что в пещеру следов ведет много, а из пещеры - ни одного». Так разумные люди по приметам догадываются об опасности и умеют ее избежать».	«Лев от старости не мог уже ловить зверей и задумал хитростию жить: зашел он в пещеру, лег и притворился больным. Стали ходить звери его проведывать, и он съедал тех, которые входили к нему в пещеру. Лисица смекнула дело, стала у входа в пещеру и говорит: «Что, лев, как можешь?» Лев говорит: «Плохо. Да ты отчего же не входишь?» А лисица говорит: «Оттого не вхожу, что по следам вижу -- входов много, а выходов нет».

Особенно интересен финал басни «Лев, осел и лисица». В комментариях к полному собранию сочинений Толстого, в разделе об истории создания «Азбуки» приводится свидетельство сына писателя С.Л. Толстого относительно источника этой фразы: «В подлиннике у Эзопа сказано: пример осла. Толстой хотел книжное выражение «пример осла» заменить другими словами, но не находил какими. При пересказе басни один ученик вместо «пример осла» сказал: «а с ослом-то что было?» и Толстой воспользовался этим выражением».

Из этой же таблицы можно убедиться в том, что одним из важных принципов при переделке Толстым басен для «Азбуки» было устранение «морали», толкования аллегорического сюжета. Связано это было с двумя вещами. Во-первых, каждая басня - материал, возбуждающий разговор. Чтобы поговорить с детьми о значении басни, о том, для иллюстрации каких жизненных ситуаций ее можно использовать, необходимо было оставить пространство для свободного домысливания. В примечании для учителя в «Азбуке» Толстой пишет: «Заставляя учеников рассказывать басни, нужно стараться, чтобы ученики передавали не только самое содержание басни, но и тот общий вывод, который по их понятиям вытекает из басни». Во-вторых, Толстой вводит в своих педагогических статьях понятие «умной морали», противоположной навязчивому дидактизму. Более подробно об этом мы поговорим ниже.

«Быль»

Былей в «Русских книгах для чтения» почти столько же, сколько басен. Это наиболее сложный, многоплановый из «жанров» «Русских книг для чтения». Очевидно, под этим определением должна подразумеваться история, произошедшая или способная произойти на самом деле. Что же представляют собой произведения из «Русских книг для чтения» с таким подзаголовком?

Мы попытались сгруппировать их по особенностям содержания и формы в приведенной ниже таблице. Часть былей не имеют никаких тематических или формальных пересечений с произведениями других «жанров», другие же, по сути, совпадают с ними.

Таблица 3

Были, которые нельзя определить в другие «жанры»	Произведения, содержащие в себе примеры добродетели (идеи «не отвечать злом на зло», «праведнику воздастся»)	«Камень», «Индеец и англичанин», «Жилетка», «1000 золотых», «Архиерей и разбойник», «Бог правду видит, да не скоро скажет»
	Занимательные истории, анекдоты	«Слепой и глухой», «Как вор сам себя выдал», «Самокрутка», «Петр I и мужик», «Три вора», «Вредный воздух»
	Рассказы, возбуждающие сочувствие к персонажам	«Подкидыш», «Пожарные собаки», «Котенок», «Орел», «Бешеная собака»
	Рассказы, содержащие в себе примеры народной сметливости	«От скорости сила», «Как в городе Париже починили дом», «Как мужик убрал камень»
	Остросюжетные рассказы	«Пожар», «Девочка и грибы», «Прыжок»
Были, которые можно определить в другие «жанры»	Рассказы от первого лица	«Как мальчик рассказывал про то, как его в лесу застала гроза», «Как тетушка рассказывала бабушке о том, как ей разбойник Емелька Пугачев дал гривенник»
	Сказки, легенды	«Китайская царица Силинчи», «Как научились бухарцы разводить шелковичных червей»
	Рассказы, больше похожие на басни	«Слон», «Косточка», «Удача»
	Описание	«Лозина»

Как видим, многие из былей легко могут быть отнесены к другим «жанрам». Кроме того, определенные произведения могут служить - и порой служат - примерами для жанра «рассуждение». Это, к примеру, быль «Самокрутка», иллюстрирующая невозможность создания вечного двигателя, рассказы «Вредный воздух», «От скорости сила», «Как в городе Париже починили дом».

Поскольку среди выделенных нами групп былей есть такие, которые предполагают сообщение читателю определенной истины или воздействие на его чувство сопереживания, сострадания, уясним себе то, каким образом Толстой понимал, как надо обходиться с приобщением детей к этическим нормам. В статье «Об общественной деятельности на поприще народного образования» он приводит, по его мнению, негодный пример этого действия из книги К.Д. Ушинского «Детский мир». Вот финал этого поучительного рассказа:

« - Как! просвистала обиженная малиновка. - мне нечего делать? Да разве целый день я не ловила мошек, чтобы накормить моих малюток? Я так устала, что не могу поднять крыльев; да и теперь убаюкиваю песенкой моих милых деток. А вы что делали сегодня, маленькие ленивцы? В школу не пошли, ничего не выучили, бегаете по роще, да еще мешаете другим дело делать. Идите-ка лучше, куда вас послали, и помните, что только тому приятно отдохнуть и поиграть, кто поработал и сделал всё, что обязан был сделать. - Детям стало стыдно: они пошли в школу и хотя пришли поздно, но учились прилежно» [3, с. 280-281].

Подобную очевидную поучительность Толстой дальше резко критикует, как и нарочито слащавый язык произведения. Он не отрицает, что для детей стоит писать «морально», однако говорит о том, что дети любят «умную мораль». Видимо, именно поэтому писатель убирает поучение из басен, предоставляя ученикам самостоятельно разобраться в том, чему они учат. В былях нигде нет навязчивого дидактизма, сам сюжет и правдоподобность персонажей могут убедить в какой-то идее, которая не высказывается прямо.

Особенное значение имеют две длинные были: рассказы «Бог правду видит, да не скоро скажет» и «Кавказский пленник». Остановимся на них.

В основе названия рассказа «Бог правду видит, да не скоро скажет» лежит пословица из книги И.М. Снегирева «Русские народные пословицы и притчи». В статье «Кому у кого учиться писать…» Толстой подробно описывает найденный им методический прием написания сочинений по пословицам из этого сборника, рассказывая о написании совместно с двумя крестьянскими мальчиками рассказа «Ложкой кормит, а стеблем колет» по предложенному Толстым сюжету. По сути, это прием, обратный тому, который Толстой советует использовать при чтении и пересказе басен. Если в случае с баснями ребенок размышляет над выводом, истолкованием аллегорического сюжета, то здесь он идет от емкого смысла пословицы к сюжету, в котором этот самый смысл может выражаться.

Сюжет же рассказа «Бог правду видит, да не скоро скажет» в сокращенном виде дается в XIII главе 3 части 4 тома романа «Война и мир». Платон Каратаев, изъясняющийся, заметим, по большей части пословицами и поговорками, рассказывает историю о несправедливо обвиненном в убийстве и сосланном на каторгу купце, который неожиданно встречает на каторге настоящего убийцу и прощает его, а потом умирает, не дождавшись помилования, произошедшего от раскаяния и признания убийцы.

Текстологический анализ помет на полях книги «Пословицы русского народа» В.Даля, принадлежавшей Толстому, позволил исследователю П.-А. Бодину сделать вывод, что сюжеты и идеи многих произведений писателя брали свое начало во вдумчивом чтении пословиц и размышлении об их смысле. Сам Толстой писал об этом процессе: «На каждую пословицу мне представляются лица из народа и их столкновения в смысле пословицы. В числе неосуществимых мечтаний, мне всегда представлялся ряд не то повестей, не то картин, написанных на пословицы» [4, с.302]. Возможно, мысленные картины, которые вызвала к жизни пословица «Бог правду видит, да не скоро скажет», реализовались сначала в изложении Платона Каратаева, а потом - в более емком рассказе для «Третьей русской книги для чтения».

Рассказ «Кавказский пленник», также обозначенный Толстым как «быль», большинством исследователей и методистов воспринимается как венец педагогико-творческой мысли Толстого. Он завершает (после него стоит только традиционно закрывающая книгу былина) «Четвертую русскую книгу для чтения» и превосходит все остальные произведения по объему, оставаясь при этом рассказом, который понятен детям. Многие ученые воспринимают рассказ как полемику с пушкинской традицией. Сюжет может при определенном угле зрения показаться пародией на одноименную поэму Пушкина: романтический тоскующий герой превращается в деловитого офицера Жилина, экзотически прекрасная и не по-цивилизованному страстная спасительница - в простую девочку, которая любит играть в куклы и жалеет пленника. Б.М. Эйхенбаум считает, что рассказ одновременно спорит с ранним, романтическим периодом творчества Пушкина и возвращается к зрелому его периоду, периоду емкой и лапидарной прозы, периоду «Повестей Белкина». Вот как исследователь описывает поэтику «Кавказского пленника»: «Это вовсе не подражание фольклору, а этюд, художественная задача которого состоит в чистоте и простоте рисунка, в четкости линий, в ясности и элементарности сюжета. Нет никакой психологической раскраски, никаких отступлений в сторону, никаких описательных подробностей. В основу положены простые, первобытные, «натуральные» отношения и чувства, лишенные всякой болезненности и утонченности, все действие построено на элементарной борьбе за жизнь».

«Рассказ»

Рассказами в «Русских книгах для чтения» называются истории, написанные от первого лица. Кроме них, есть также два произведения от первого лица, жанр которых обозначен как «быль» («Как мальчик рассказывал про то, как его в лесу застала гроза», «Как тетушка рассказывала бабушке о том, как ей разбойник Емелька Пугачев дал гривенник»), однако они ничем, по сути, не отличаются от «рассказов». Возможно, в «были» они записаны ошибочно.

Можно различить отдельные рассказы, в которых «я» рассказчика не несет никакой функциональной нагрузки, фигура рассказчика, его чувства по поводу описываемого не важны, «я» появляется в начале текста, а потом словно исчезает. Таковы рассказы о природе, которым больше бы подошли определения «рассуждение» или «описание»: «Как волки учат своих детей», «Воробей и ласточки», «Яблони», «Шелковичный червь», «Как ходят деревья». При этом есть подобные же рассказы, в которых «я» более очевидно за счет эмоций, которые проявляет рассказчик по отношению к описываемому природному явлению: «Черемуха», «Старый тополь».

Видимо, основной функцией большинства «рассказов» была демонстрация удачных примеров для написания сочинений от первого лица. В статье «Кому у кого учиться писать…» одним из найденных приемов для того, чтобы дети начали писать сочинения, Толстой называет следующий: «Давать читать детям детские сочинения и только детские сочинения предлагать за образцы, ибо детские сочинения всегда справедливее, изящнее и нравственнее сочинений взрослых». В «рассказах» «Книг для чтения» - не только детские сочинения, но при этом видно, что для Толстого важны спонтанность впечатления, передаваемого рассказчиком, его свободное говорение, ничем не стесненная, естественная речь, подобная речи ребенка, и Толстой мастерски имитирует все эти особенности. Подобные «рассказы» составляют костяк данного жанра. В этих произведениях создается ощущение неприглаженности слога, потока устной речи, истории, записанной с чьих-то слов. Всеми этими качествами обладают следующие произведения: «Как тетушка рассказывала о том, как она выучилась шить», написанный для «Азбуки» С.А. Толстой, - не о том, как тетушка выучилась шить, а о том, как она этого девочкой не умела и переживала; «Как мальчик рассказывал про то, как его не взяли в город», выросшее из сочинения и посвященное в большей степени тому, как мальчик утешился после этого огорчения; чрезвычайно эмоциональный «Рассказ мужика о том, за что он старшего брата своего любит», записанный после разговора с кучером; «Как я в первый раз убил зайца», первоначальное содержание которого было подсказано Толстому А.А. Фетом; «Как тетушка рассказывала о том, как у нее был ручной воробей-живчик» - и другие. Особняком стоят рассказы офицера о собаках Бульке и Мильтоне, представляющие собой отдельный цикл внутри четвертой книги для чтения и написанные по действительным кавказским впечатлениям Толстого.

В «рассказах» есть два детских сочинения, отредактированных Толстым. Это «Как мальчик рассказывал про то, как его не взяли в город» и «Солдаткино житье». История создания последнего подробно отражена в статье «Кому у кого учиться писать…», где рассказывается, как мальчик Федька (в реальности крестьянский ученик В. Морозов) написал сочинение по сюжету, подсказанному Толстым. Остановимся на ней, чтобы понять, какие детали писатель ценил в подобных рассказах. Во-первых, для Толстого очень важна художественная правда. Рассказ о том, как солдат исправился, а его семья из бедной стала богатой не должен быть наполнен дурной дидактикой и ходульными персонажами. Вот что пишет Толстой об образе няньки, старшей сестры рассказчика: «он одною чертой охарактеризовал отношения няньки к семейству: она работала в свою долю на наряды, замуж собиралась. И одна эта черта рисует уже всю девку, не могущую принимать и действительно не принимающую участия в радостях и горестях семейства. Наш брат сочинитель, в особенности такой, который желает поучать народ… непременно отнесся бы к няньке с вопросом о ее участии в общей нужде и горе семейства, и была бы мысль, а не было бы живого лица няньки. Только человек, глубоко изучивший и узнавший жизнь, мог бы понять, что для няньки вопрос о горе семейства и солдатстве отца есть законно второстепенный вопрос: у нее есть замужество» [4, с.314]. Во-вторых, Толстой радеет за свободный разговорный народный язык. Там, где иной учитель указал бы ошибку, он, как писатель, видит поэтичность: «… есть… одно слово, которое всякий раз, когда я читаю, как будто вновь поражает меня. Оно освещает всю картину, обрисовывает все лица и их отношения и только одно слово, и слово, неправильно употребленное, синтаксически неверное, - это слово заторопилась. Заторопилась что сделать? должен спросить учитель. А тут просто сказано: - Мать взяла деньги и заторопилась, понесла их хоронить, - и это прелестно» [ 4, с. 318].

«Сказка»

На каждую из «Русских книг для чтения» приходится от трех до шести произведений, определенных как сказки. Это восточные и индийские сказки, переведенные Толстым с французского языка, русские сказки из сборников Худякова и Афанасьева, легенды, связанные с топонимами («Шат и Дон», «Судома», «Волга и Вазуза»), переделки известных европейских сказок («Мальчик с пальчик», «Царское новое платье»). Поучительность в этих сказках соседствует с занимательностью. Единственное методическое указание Толстого по поводу данного «жанра» следующее: «По прочтении сказок требуйте от ученика преимущественно связного изложения хода дела» [9, с.187].

«История»

Под определением «история» Толстой собирает в книги для чтения несколько античных легенд исторического содержания и историю про завоевание «города Сибирь» Ермаком. По мнению Толстого, дети еще не могут с интересом относиться к систематичному изложению исторических событий, поэтому их нужно увлечь рассказами о тех случаях, которые учителю хорошо известны.

«Описание»

«Жанр» описания встречается в книгах для чтения нечасто. Как мы уже упоминали во второй главе, важным наблюдением Толстого было то, что детям очень трудно заниматься такими сочинениями, которые взрослым кажутся самыми простыми - описывать предметы. Для примеров таких сочинений и нужны «описания» в учебных книгах. Довольно часто в текст «описания» вставляется повествование - например, в рассказ «Магнит» вставлена легенда о пастухе Магнисе. Другие описания также подчиняются задачам, которых от них требует внутреннее единство книги: в «описании» «Русак» просто детально повествуется, как заяц прибегает из леса на гумно. Однако до него в той же самой «Третьей книге для чтения» стоит описание «Зайцы», где действительно описываются зайцы и их привычки.

«Рассуждение»

Несмотря на то, что Толстой обильно критикует в 1862 г. в статье «Об общественной деятельности на поприще народного образования» пособия К.Д. Ушинского и П.М. Перевлесского, через десять лет в «Азбуку» попадают рассказы, являющиеся переделками текстов из написанных этими педагогами учебных книг. Особенно много этих переделок среди естественнонаучных рассказов, «жанр» которых Толстой обозначает как рассуждение.

По форме данные рассказы очень часто представляют собой череду вопросов с ответами на них, либо описание какого-то явления, после которого задается вопрос, «отчего» так происходит, а затем следует подробный ответ. Подобное построение рассказа напоминает живую беседу с учениками на уроке. В обращении к учителю Толстой просит стараться сообщать ученикам как можно меньше терминологии, определений, и как можно больше стараться вызывать в нем наблюдений за явлениями окружающей действительности: «Сообщайте определение, подразделение, правило, название - только тогда, когда ученик имеет столько сведений, что сам в состоянии проверить общий вывод, - когда общий вывод не затрудняет, а облегчает его» [9, с.193].

А. Ивич, анализируя стиль разных писателей, которые пробовали себя в научно-популярных рассказах и статьях, пишет о естественнонаучных рассказах Толстого: «Толстой если и дает термин - даже такой простой, как кислород или углекислота, - то обязательно определив его раньше самыми обиходными словами в том же рассказе или в предшествующих. Простота житейских примеров или наблюдений над природой, на которых Толстой раскрывает суть физических явлений, связана с простотой языка - это сочетание и определяет художественный метод научных рассказов «Азбуки»». Сравним начало «рассуждения» «Гальванизм» и начало статьи о Ньютоне из «Детского мира» Ушинского, критикуемой Толстым в статье «Об общественной деятельности…».

Таблица 4

К.Д. Ушинский, «Ньютон»	Л.Н. Толстой, «Гальванизм»
«Лет за полтораста до нашего времени жил в Англии один гениальный человек и великий ученый, по имени Исаак Ньютон (родился в 1642, в год смерти Коперника, а умер в 1727 г.). Он был так умен и так много знал, что часто, смотря на самые обыкновенные предметы, видел в них то, чего не видали прежде него тысячи людей» [3, с. 287].	«Был один ученый итальянец Гальвани. У него была электрическая машина, и он показывал своим ученикам, что такое электричество. Он натирал крепко стекло шелком с мазью и потом к стеклу подводил медную шишечку, укрепленную в стекле, и из стекла перескакивала искра в медную шишечку. Он толковал им, что бывает такая же искра от сургуча и от янтаря» [8].

Гениальность ученого для Толстого не важна, как и биографические сведения о нем, он начинает текст с описания опытов. Предложения Толстого простые и краткие, сложноподчиненных предложений мало. Даты, которые дети все равно не запомнят, он не использует, зато использует в научном тексте просторечные слова: крепко, толковал. Язык же текста Ушинского подчеркнуто литературен.

Также А. Ивич подробно раскрывает метод составления Толстым рассказов, связанных одной темой, рядом, на основе рассказов о газах из «Четвертой русской книги для чтения». Попробуем сделать аналогичное с естественнонаучными рассказами «Третьей книги для чтения». Первое «рассуждение» в этой книге, «Отчего в мороз трещат деревья?», рассказывает нам, что вода, накапливаемая в деревьях, превращается в мороз в лед. Второе, «Сырость», объясняет ребенку то, что паук каким-то образом ощущает присутствие влаги в воздухе. «Разная связь частиц» (заметим, не атомов или молекул, а частиц) - рассказ, который обращает детское внимание на рыхлость или крепкость коры разных деревьев в зависимости от того, как связаны в этой коре частицы. «Лед, вода и пар» связывает две темы в одну, объясняя, что разные агрегатные состояния вещества зависят от разной связи «частиц» в каждом из состояний. Наконец, произведения «Чутье» и «Кристаллы» нужны для доказательства того, что все состоит из «частиц». «Рассуждения», таким образом, мудро выстроены внутри книги, чтобы дать ребенку полноценную картину одного явления по частям.

«Стихи-сказка»

Под этим определением Толстой помещает в конец каждой книги для чтения по основательно им отредактированной былине из сборников Кирши Данилова или П.Н. Рыбникова. Для него важно, чтобы дети читали былины с правильной акцентировкой: «…обращайте внимание на ударения. Если ученик не может сам усвоить правильного ударения, то прочтите сами несколько стихов» [9, с. 187]. Особенных проблем с чтением былин у учеников Толстого не было, крестьянские дети, как мы уже писали выше, с удовольствием брали оттуда имена для игровых прозвищ.

Произведенный нами анализ произведений различных «жанров» внутри «Русских книг для чтения» показывает, что данное разделение имеет для автора смысл, в том числе методический, однако он не следует ему с дотошностью. В «сказки» может затесаться басня, в «были» - легенда, первое лицо в «рассказах» порой оказывается не таким важным, а отрывки рассуждений и описаний есть и в произведениях других «жанров». Во второй главе мы показали мнение Толстого о том, что школа только систематизирует то, что дает жизнь, которая как раз и является настоящим учителем. Рассказы в «Русских книгах для чтения» не выдерживают строгих жанровых формулировок, ломают их границы, и весьма жизненны в этой формальной хаотичности и содержательной мудрости.

Заключение

При подготовке работы мы отметили следующий момент: точка зрения на роль педагогики в жизни и творчестве Л.Н. Толстого очень зависит от «цеховой» принадлежности исследователя. Когда изученные нами материалы рассматривают методисты и педагоги, философы образования, то гуманизм писателя ставится во главу угла и обосновывается как важный этап на пути к идеям, характерным для его позднего творчества. Когда же произведения для школы и педагогические статьи служат предметом для филологических исследований, то подчеркивается скорее вспомогательная роль «педагогического» периода в творчестве Толстого. По таким углом зрения работа в школе и педагогическая публицистика 60-х гг. - период, помогающий преодолеть непростое отношение, если не сказать - отвращение - к литературной деятельности и начать писать «Войну и мир» (Эйхенбаум прямо пишет: «Он стал народным учителем, чтобы таким образом вернуться к литературе»). А работа над рассказами «Азбуки» в 70-х гг. формирует новый стиль письма, нашедший реализацию в романе «Анна Каренина». Попробуем абстрагироваться от этих двух точек зрения и вернемся к нашей исходной задаче. Каким же образом педагогические взгляды Толстого находят отражение в его книгах для школы?

Как нам кажется, на первый план в этих произведениях выходит идея бессознательности развития, его непостижимости, на которые учитель может влиять только опосредованно. Учитель - автор «Азбуки» и «Русских книг для чтения» - бережно проводит маленького читателя по пути от узнавания грамоты к возможности читать и понимать большие произведения, такие, как «Кавказский пленник», замечать многое в животном и природном мире, объяснять своими словами какие-то природные явления, находить в литературе и, возможно, сочинительстве утешение и развлечение. Многие мировые сюжеты становятся известны ребенку благодаря книге для чтения, однако корпус текстов подобран весьма пристрастно, - но ведь и школьному учителю, согласно Толстому, лучше быть заинтересованном не в том предмете, который ему сказали преподавать, а в том, который он знает и который вызывает его энтузиазм. Отсюда появляются разные особенности текстов «Книг для чтения», как, например, четыре текста о производстве шелка, практически в каждом из которых говорится о том, как гусеница делается бабочкой. Эта тема интересна составителю, и оттого она становится интересна ребенку. Тексты книг наполнены знакомой ребенку просторечной лексикой, истории, которые рассказывают герои этих книг, понятны, жизненны и рождают желание написать свои подобные.

Таким образом, ученик народной школы не становится несчастным, будучи изъятым из родной культуры, а остается внутри нее. Но читатель не оказывается зажатым в этом идиллическом мире. На протяжении каждого из сборников темы и акценты прихотливо меняются, заставляя читателя развивать разные стороны мысли и чувства. Вот басня, для понимания которой следует принять иносказательность изображенной в ней ситуации. Вот произведение о погибшем животном, рождающее жалость по отношению к персонажу. Вот поучительная история, а это - забавный анекдот. Рядом с ними - размышление о каком-либо природном явлении, заставляющее задуматься и о других явлениях, возбуждающее другие «почему». Регистры восприятия произведений книги все время меняются, и развитие читателя продолжается, «вечный закон» бессознательного развития делает свое дело.

педагогический толстой обучений чтение

Список использованной литературы

1. Толстой Л.Н. О народном образовании // Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Т.8. Педагогические статьи 1860-1863. - М.: «Художественная литература», 1936. - С.4-25.

2. Толстой Л.Н. Воспитание и образование // Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Т.8. Педагогические статьи 1860-1863. - М.: «Художественная литература», 1936. - С.211-246.

3. Толстой Л.Н. Об общественной деятельности на поприще народного образования //Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Т.8. Педагогические статьи 1860-1863. - М.: «Художественная литература», 1936. - С.247-300.

4. Толстой Л.Н. Кому у кого учиться писать: крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят? // Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Т.8. Педагогические статьи 1860-1863. - М.: «Художественная литература», 1936. - С.301-324.

5. Толстой Л.Н. Прогресс и определение образования // Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Т.8. Педагогические статьи 1860-1863. - М.: «Художественная литература», 1936. - С.325-355.

6. Толстой Л.Н. Яснополянская школа за ноябрь и декабрь месяцы. Статья 1-я // Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Т.8. Педагогические статьи 1860-1863. - М.: «Художественная литература», 1936. - С.29-75.

7. Толстой Л.Н. О народном образовании (статья 1874 г.) //Толстой Л. Н. Полное собрание сочинений. Т.17. Произведения 1863, 1870, 1872-1879, 1884. - М.: «Художественная литература», 1936. - С.71-134.

8. Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Т. 21. Новая азбука и русские книги для чтения (1874-1875) / Подготовка текста и комментарии В.С. Спиридонова и В.С. Мишина. - М., 1957. - С.1-329.

9. Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Т. 22. Азбука (1871-1872)/ Книга 1-4. - М., 1957. - 789 с.

10. А.С. и Р.Ш. Басня [Электронный источник] // Литературная энциклопедия: В 11 т. -- [М.], 1929--1939.

11. Богуславский М.В., Сумнительный К.Е. Вступительная статья // Толстой Л.Н. Воспитание в свободе: Избранные педагогические статьи. - М.: Издательский дом «Карапуз», 2005. - с.5-28.

12. Бодин П.-А. Книга «Пословицы русского народа» Владимира Даля, принадлежавшая Л.Н. Толстому //Яснополянский сборник 1992: Статьи, материалы, публикации. - Тула: «Посредник», 1992. - С.42-50.

13.Вейкшан В.А. Л.Н. Толстой - народный учитель. [Электронный ресурс] - М.: 1959. - 103с.

14. Выготский Л.С. Мышление и речь. Психологические исследования. М.: Лабиринт, 1996. - 416 с.

15. Гессен С.И. Глава I. Идеал свободного образования. Глава II. Дисциплина, свобода, личность. Цель нравственного образования // Гессен С.И. Основы педагогики. Введение в прикладную философию / Отв. ред. и сост. П.В. Алексеев. - М.: "Школа-пресс", 1995. - С.40-86.

16. Дивильковский А. Толстой и Руссо [Электронный ресурс] // Жан-Жак Руссо: Pro et contra. - СПб: Издательство Русской Христианской гуманитарной академии, 2005.

17. Ивич А. «Работа над языком ужасная» // Ивич А. Поэзия науки. О литературе научно-популярной и научно-художественной. - М.: «Книга», 1967. - С.31-40.

18. Кожинов В.В. Жанр литературный [Электронный источник] // Краткая литературная энциклопедия: В 9 т. -- М.: Сов. Энцикл., 1962--1978.

19. Красовская Н.А. Диалектная лексика в «Азбуке» Л.Н. Толстого // Мировая словесность для детей и о детях: материалы Шестнадцатой Всероссийской научно-методической конференции «Мировая словесность для детей и о детях», прошедшей 3-4 февраля 2011 года в МПГУ. - М.: МПГУ, 2012. С. 177-182.

20. Кросби Э. Л.Н. Толстой как школьный учитель [Электронный ресурс] - М.: типо-лит. т-ва И.Н. Кушнерев и Ко, 1908.

21. Кудрявая Н.В. Лев Толстой о смысле жизни. Образ духовного и нравственного человека в педагогике Л.Н. Толстого. - М.: РИО ПФ «Красный пролетарий», 1993. - 176 с.

22. Мендельсон Н.М., Саводник В.Ф. Педагогическая деятельность Толстого и журнал «Ясная поляна» // Толстой Л.Н. Полное собрание сочинений. Т.8. Педагогические статьи 1860-1863. - М.: «Художественная литература», 1936. С.489-520.

23. Плюханова М.Б. Творчество Толстого. Лекция в духе Ю.М. Лотмана / М.Б. Плюханова // Л.Н. Толстой: pro et contra. - СПб., 2000.

24. Ремизов В.Б. Л.Н. Толстой: Диалоги во времени. - Тула: Изд-во Тул. гос. пед. ун-та им. Л.Н. Толстого, 1998. - 302 с.

25. Савин М.В. Тема 3. Педагогические воззрения и педагогическая деятельность Л.Н. Толстого// Савин М.В. История русской педагогики: учеб. пособие. Ч.2 / М.В. Савин, А.В. Жуланов, А.А. Тимофеева. - Волгоград: ВА МВД России, 2014. - С. 119-184.

Размещено на Allbest.ru