Размещено на http://www.allbest.ru/

Содержание

• Введение
• Глава 1. Поиск истинного знания
• Глава 2. Философия XIX и ХХ веков и знание
• Заключение
• Список использованной литературы

Введение

Философия - праматерь наук, первая наука. И она традиционно считалась царицей наук. Такое понимание было поставлено под сомнение тогда, когда в Новое время в лоне философии зародилось современное естествознание и она, т.е. сама философия, в восторге материнской радости решительно переориентировала свои мировоззренческие опыты на парадигму точных наук. В тот самый момент, когда, казалось бы, научное дело философии окончательно восторжествовало и философы не нуждались уже в чужеродных средствах - художественных образах наподобие пещеры Платона, мистифицированных понятиях наподобие целевой причины Аристотеля, сверхразумных наитиях наподобие экстаза Плотина, - а строили свои системы по математическим образцам, вычерчивая их, словно геометрические фигуры, раздалось грозное предостережение: "Физика, бойся метафизики!" Эти слова принадлежат Исааку Ньютону. Философия потеряла право быть верховным иерархом в храме науки. Но она лишилась скорее титула, чем реального места.

Философия, поскольку она (и до настоящего времени только она!) отвечает на вопрос, что есть истина, она объективно продолжает играть по отношению к другим наукам роль родового понятия. И, тем не менее, философию сейчас уже не называют царицей наук, или наукой наук. Те, кто продолжает считать ее разновидностью научного знания (а такого взгляда придерживаются не все и даже, может быть, не большинство среди тех, кто считается специалистом в этой области), пользуются другим определением: философия есть особая наука. В чем же состоит ее "особость" как науки и не эту ли "особость" имел в виду Ньютон, делая свое предостережение?

Первая, сразу бросающаяся в глаза особенность философии, как самостоятельной области знания, состоит в том, что она является самой общей, до неопределенности общей наукой. Она стремится охватить мир в целом, в его первоосновах. Она является учением о бытии, отвечает на вопрос, что значит быть. Если все другие науки отвечают каждый раз на конкретный вопрос, что есть "что" - это, то, третье, десятое и т.д., то философия интересуется тем, что есть само "есть"? Строгость философии заключается в том, чтобы дойти до начала, последнего основания. Первые философы, которые выводили все из воды или других элементов, были наивны в способах решения задачи, но не в самой задаче дойти до последнего, неизменного основания мира. Философия работает на пределе, на границе знания и незнания, света и тьмы. Она имеет дело с опытом только для того, чтобы выяснить условия возможности последнего, его основания и гарантии. Это значит, что она выходит за пределы опыта. А что там, в невидимой глубине, сзади, в зазеркалье - вот ее основная компетенция.

Уже в силу своего предмета философия обречена на самопротиворечие. Чтобы нечто считать первоначалом, нужно заглянуть за него, увериться, что до него ничего не было. Но тогда оно не будет первоначалом. То же самое можно сказать о последнем пределе. Всякая граница имеет две стороны. А если всегда находишься по одну ее сторону и совершенно не ведаешь о том, что твориться по другую, то можно ли в таком случае вообще говорить о границе. Но и отказ от идеи об ограниченности мира не избавляет от неразрешимых противоречий. Утверждение, что мир бесконечен, также не обладает ни фактической, ни логической достоверностью. Бесконечность нельзя доказать по определению, так как это - бесконечность. Бесконечность требует бесконечного доказывания. Бесконечность также нельзя увидеть; по крайней мере, этого нельзя сделать конечным взором.

Цель работы - исследование знания.

Глава 1. Поиск истинного знания

Философия в силу своего предмета, в силу предельности своего предмета не может быть родом достоверного знания о мире. Она не имеет достаточных эмпирических и логических, соответствующих строгим критериям научности оснований предлагать определенные законченные образы мира - выводить все из некоего первоначала, формулировать универсальные законы, конструировать заэкранную реальность и т.д. И тем не менее она, как правило, делала это, выступала в качестве догматической онтологии. "До сих пор еще ни один философ не оказывался правым", - говорил Ницше. И каждый из них заявлял свою правду как окончательную. Сам Ницше не составил исключения. Возникает вопрос: чем они руководствовались?

Философская систематика всегда в значительной степени являлась выбором, делом произвола. Как бы она ни опиралась на очевидность, на данные наук, между нею и фактами всегда оставался промежуток, который она должна была пройти с закрытыми глазами. На что же она опиралась, делая свой выбор в пользу логоса, апейрона, атомов или чего-либо еще? На субъективные предпочтения, имея в виду под ними факторы, находящиеся за пределами внешнего, объективного, доступного строгому описанию мира. Гераклит выводит из логоса человеческие добродетели, связывая их с сухостью души. Анаксимандр, формулируя закон соотношения апейрона и единичных вещей, ссылается на справедливость равного возмездия. Из атомизма Демокрита вытекает его индивидуализм в достижении счастья. Невольно возникает вопрос: может быть, жизненные установки, которые выводятся из принципов бытия, и были тем скрытым основанием, который предопределил выбор самих этих принципов? Более того, сама идея первоначала, неизменного основания всего сущего стимулируется не только собственно познавательными причинами. Возможно, более существенную роль играют причины, связанные с поведением, организацией человеческих взаимоотношений в обществе. Когда Гераклит сокрушается, что логос един, а люди ведут себя так, как если бы каждый имел свое собственное понимание, то он не проговаривается. Он просто говорит о том, что его действительно интересует. Он ищет единый закон бытия, потому что он обеспокоен единым законом человеческого поведения. Когда философы выводят все из первоначала, то они на своем языке, языке познания, выражают ту же идею, которую религия выразила в мифе о происхождении всех людей от одного праотца - Адама [3, C.44].

Опыт развития философии в Древней Греции подтверждает правильность предположения, что за образом философии как натурфилософии стояло нечто иное, чем просто желание понять природу. Одна из решающих причин резкого поворота философии от изучения природы к изучению человека, связанного с именем софистов, состояла в следующем: в рамках натурфилософии не могло получить объяснение человеческое поведение. Первым наблюдением и открытием софистов было то, что "фюcис" и "номос", законы природы и установления культуры - принципиально разные вещи. Природные параметры человека даны с необходимостью, и они везде одинаковы, а обычаи, привычки людей произвольны, случайны и вариативны, меняются от города к городу, от народа к народу. Человеческое бытие не может быть объяснено как частный случай, простая проекция единого мирового закона, как одно из многих обнаружений единого начала. Тогда Протагор выдвинул свое знаменитое положение: человек есть мера всех вещей, существующих, что они существуют, несуществующих, что они не существуют. Оно воспринимается нами как программа античной и всей европейской философии. Согласно этому тезису, не природа, не вещи, задают норму и направление человеческой жизни, а наоборот, человек определяет их меру, бытийный статус. Так, философия обретает свой новый предмет и им становится человек. Ее уже интересует не то, что происходит под землей и за облаками, ее интересует человек [5, C.106].

Человеческое бытие стало рассматриваться как ключ к пониманию бытия вообще. Не вообще человек и человеческое бытие, а человек и человеческое бытие в их отличии от природы, космоса. Вопрос о бытии трансформировался в вопрос о специфике человека, о человеческом совершенстве. Философская проблема приобрела такой вид: что такое человеческое бытие, или, говоря по-другому, что в человеке является собственно человеческим. Поворот философии от природы к человеку был по своему необходимым. Он был обусловлен логикой познавательного процесса.

Греческая античность увидела отличительный признак человека в его разуме, познавательной способности. Она поставила разум в качестве инстанции, ответственной за знания, на первое место в системе человеческих приоритетов. Это означало, что человеческое бытие есть разумное бытие, т.е. бытие, которое строится на основе правильных суждений. Европейский мудрец - прежде всего знающий человек.

Философское открытие, согласно которому человеческое совершенство связано с разумом, познанием, предельно точно выразил Сократ, когда он сказал, что добродетель есть знание. Стремясь истолковать совершенство человека (а это, согласно его пониманию, и есть добродетель) как знание, Сократ задумался над тем, что это за знание и откуда оно берется. Он стал исследовать понятия, обозначающие человеческое совершенство, бытие человека в его подлинном и наивысшем проявлении: мужество, справедливость, прекрасное и т.д. Сократ с удивлением обнаружил: люди не знают, что такое мужество, справедливость, прекрасное и прочие понятия, которые они считают самыми важными и самыми желанными [5, C.108].

Платон сделал невероятное, но по сути дела вполне логичное предположение: если есть понятия, которым в этом мире ничего не соответствует, то наверное существует другой мир, отражением и выражением которого они являются. Он конструирует новый мир, мир идей для того именно, чтобы подвести фундамент под человеческие представления о совершенстве. Мысль о человеческом совершенстве обрела бытийную реальность. Раз задача состояла в том, чтобы добраться до границ мироздания через границы человеческого совершенства и раз обнаружилось, что понятия, описывающие это совершенство, повисли в воздухе, оказались бездомными, то надо было или отказываться от этих понятий, признать неверной саму задачу, или придумать для них другой мир, построить соразмерный им дом. Платон пошел по второму пути и сконструировал свое царство идеальных сущностей. Платоновский мир идей не просто другой мир в отличие от реального мира. Он - первый мир. Он лучше. Более того: он совершенен. Он отличается от реального мира как оригинал от копии, является по отношению к нему не только образом, но и образцом.

Введя два уровня бытия Платон был вынужден ввести два вида знания и разумения. Раз существует два разума или разум в двух ипостасях, то возникает проблема их соотношения. Какой из них ведет к человеческому совершенству. Практический разум на эту роль не годится, так как он сам является зависимым, заимствует свои суждения у теоретического разума, его Аристотель называет повинующимся разумом. Что касается теоретического разума, то он направлен на неизменные сущности и не имеет дело с изменчивой человеческой практикой. Выход был найден в том, что совершенством был объявлен разум сам по себе, теория, созерцание, т.е. сама познавательная деятельность.

Человеческое совершенство тождественно созерцательно-теоретической деятельности, в которой разум обнаруживает себя во всей чистоте и самодостаточности. Этот вывод наиболее четко сформулировал ученик и систематизатор платоновских мыслей Аристотель, введя разграничение эвдемоний высшего (первого) и низшего (второго) ранга [2, C.131].

Рационализм Нового времени закрепил за истиной исключительно познавательный статус и расшифровал ее как объективное содержание субъективных человеческих представлений. Философско-методологическим началом и классической формулой рационализма является знаменитое положение Декарта: мыслю, следовательно, существую. Декарт шел тем же путем, что и древние авторы, усматривая в человеке ключ к постижению мира и стремясь через самопознание дойти до границ бытия (напомню, что "Рассуждение о методе" - в такой же мере объективный философский трактат, в какой и исповедь души человека, который решил "изучить самого себя". Он приходит к выводу: бытие в том виде, в каком оно доступно человеку, связано с его мышлением. Ибо, даже представив себе, что все знания есть иллюзия, не более чем сон, тем не менее, самого себя - так думающего необходимо считать существующим. Человек, который спит, может думать, что он бодрствует, и вся наша жизнь может быть истолкована как один сплошной сон (разве не это по сути дела означал платоновский образ пещеры?). Но можно ли думать о том, что ты спишь и все есть сон без того, чтобы ты на самом деле не бодрствовал, не существовал? Послушаем Декарта: "Внимательно исследуя, что такое я сам, я мог вообразить себе, что у меня нет тела, что нет ни мира, ни места, где я находился бы, но я никак не мог представить себе, что вследствие этого я не существую; напротив, из того, что я сомневался в истине других предметов, ясно и несомненно следовало, что я существую. А если бы я перестал мыслить, то, хотя бы все остальное, что я когда-либо себе представлял, и было истинным, все же не было основания для заключения о том, что я существую". Мысль, отрицающая все, отрицает и саму себя. Такая мысль невозможна, она не является мыслью. "Для мышления надо существовать". Что дает мне, человеку (Петру, Абдусаламу, Джимму) право утверждать, что я существую? То, что я мыслю - таков ответ Декарта. Предикат "есть" связан с мышлением [2, C137].

Декарт оказывается в той же самой ловушке, в которую попали античные философы, пытавшиеся истолковать человека как разумно-познающее существо. Он расчленяет мысль на истинную и неистинную, а соответственно и бытие на совершенное и несовершенное. Сразу возникает вопрос о возможности и критерии такого расчленения. Проблема здесь состоит в следующем: так как бытие человека в качестве мыслящего субъекта несовершенно (свидетельство тому - наличие смутных мыслей, сомнения, колебания), то откуда возникает идея совершенного, выводящая за границы этого бытия? Откуда "сама способность мыслить о чем-нибудь более совершенном, чем я сам"? Такого рода затруднений не возникает по поводу других вещей, находящихся вне человека - неба, земли, тепла, зверей и т.д. Все мысли о них таковы, что ни одна из этих вещей не мыслится более совершенной, чем человек. Истинные знания о них, как и заблуждения, укладываются в представление о человеческой природе.

Противоречия, связанные с пониманием человека как гносеологического субъекта, попытался преодолеть Кант. Он пришел к выводу, что разум сам по себе, в качестве чистого разума становится практическим. Если вспомнить, что все началось с того, что Платон и Аристотель объявили разум высшей ценностью как раз из-за его теоретической чистоты, из-за непрактичности, то в лице Канта философия ушла очень далеко от гносеологического самоупования. И, окончательно рассеивая гносеологические иллюзии философии, Кант добавляет: "Но разум переступил бы все свои границы, если бы отважился на объяснение того, как чистый разум может быть практическим. Или, говоря по-другому, тайна объяснительных возможностей разума, тайна познания, заключена не в самом познании.

В стремлении дойти "до самых крайних пределов всякого познания", разум приходит к положениям о свободе, бессмертии души и бытии бога. Они, если говорить об их познавательном статусе, являются трансцендентными, не могут быть обоснованы средствами теоретического разума. Более того, они даже не нужны в качестве условий гносеологического опыта. Они не имеют существенного спекулятивного значения, их нельзя применить, и они излишни при исследовании природы.

Глава 2. Философия XIX и ХХ веков и знание

Философия XIX и ХХ веков в своих новых - авангардистских - проявлениях становится по преимуществу философией деятельности. Не в том плоском смысле, что она просто расширяет тематику - больше уделяет внимание деятельности, чем раньше, дополняет свой категориальный аппарат обобщением данных психологии, социологии, и других наук, изучающих человеческое поведение и общежитие. Речь идет о более кардинальном изменении - возвышении деятельности до уровня философского первопринципа. Гносеология и онтология не отбрасываются, но они получают новое толкование как моменты человеческой деятельности. Мир рассматривается не как совокупность объектов, а как чувственная деятельность, как мир человека. Соответственно и познание - не пассивное отражение объективного мира, а нечто такое, что происходит с самим миром.

Человек при таком взгляде рассматривается не как гносеологическая единица, страдательная величина, а как бытийная сила. Бытие - это уже не то, что есть и не то, что просто мыслится, а то, что становится в человеке и через него, в нем получает свое развитие. Бытие находит в человеке своего демиурга и свое орудие. Бытие есть деятельность. Соответственно важнейшим вопросом философии становится не "что", а "для чего". Философия в таком понимании - больше чем особый род знания. Она не просто говорит о том, что происходит в мире. Она есть часть мира и в зависимости от того, что она говорит и говорит ли вообще, сам мир оказывается иным. Пожалуй, наиболее кратким и глубоким обозначением указанных перемен в философии является знаменитый Одиннадцатый тезис К. Маркса о Фейербахе: "Философы лишь различным образом объясняли мир, задача же состоит в том, чтобы изменить его" [4, C.362].

Деятельностный образ философии реализовался в многообразных духовных опытах, вполне самостоятельных, самобытных, часто резко полемизировавших друг с другом. Здесь наряду с философией практики К. Маркса, которую следует упомянуть в первую очередь, я бы назвал ницшеанскую идею сверхчеловека, пограничные ситуации экзистенциализма, инструментализм Дьюи. При всех существенных различиях между ними эти опыты выражают одно философское настроение, составляют одну философскую эпоху.

В понимании бытия как деятельности существенными являются ряд взаимосвязанных моментов, которые как раз и определяют качественно новый этап философии.

Во-первых, здесь бытие понимается не как данность, фактичность не как то, что есть, а как становление, развитие, как то, что должно быть. Речь идет о развитии не в том виде, каким оно представлено в живой и неживой природе, а в том виде, каким оно представлено в истории, т.е. о развитии как произвольности, беспредпосылочном творчестве.

Во-вторых, бытие не объектно, не есть то, что существует само по себе, оно субъектно, человечно, есть то, что созидается человеком. Понять бытие - значит понять человеческое начало в человеке. Бытие становится не просто историей. Оно становится человеческой историей.

В-третьих, бытие раскрывает себя не в знаниях, а в ценностях. Разница между ними не просто существенная. Они - диаметрально противоположны. Знания есть то, что соответствует вещам. А ценности есть то, чему соответствуют вещи. Знания вырастают из земли, а ценности падают с неба. Знания выводятся из предметного мира, а ценности вводятся в него.

В-четвертых, деятельность целесообразна, протекает сообразно цели, управляется целью. Напомню замечательное Марксово сравнение архитектора с пчелой: пчела своим искусством построения восковых ячеек может посрамить иных архитекторов, но даже самый плохой архитектор отличается от наилучшей пчелы тем, что прежде, чем строить ячейку в предмете, он заранее строит ее в голове. Человек в конце деятельности получает результат, который содержался в его голове уже в самом начале. Начало и конец смыкаются [5, C.382].

Словом, целесредственная логика человеческой деятельности представляет собой перевернутую логику причинно-следственной логики природы. Правда, гносеологическая традиция пытается истолковать это переворачивание как видимость, а в целесредственной логике видит выражение и продолжение причинно-следственной логики. Если человек осуществляет своей деятельностью заранее поставленные цели, то это только потому, что сами цели являются осуществимыми. Цель истолковывается как результат опережающего отражения. Получается, что сама цель появляется только тогда, когда ее можно реализовать. Тем самым смысл цели сводится просто к тому, чтобы сознательно способствовать протеканию объективных процессов, подчиненных закону причинности. Самым глубоким обоснованием такого понимания является теория исторического материализма, в которой сознательная деятельность людей рассматривается как форма осуществления исторической необходимости.

В деятельности, следовательно, мы должны различать цели - причины и цели - ценности (цели - блага). Цели-причины - это цели, рассмотренные в их предметном содержании и эмпирической обусловленности, опосредованные и обусловленные уровнем знаний и умений. Цели-ценности - цели, которые изначальны и задают тот или иной способ включения человека в эмпирическую реальность. Допустим, мы решили посетить Святую землю Иерусалима. Такое решение мы приняли как минимум в силу двух оснований: во-первых, в силу тех, из-за которых эта земля считается святой, обладает ценностью для нас, и, во-вторых, в силу того, что просто есть возможность осуществить такое посещение. Здесь есть цель как ценность, благо. И есть цель как причина. Цель-ценность направляет меня в Иерусалим вместо того, чтобы делать что-нибудь другое, поехать, например в Сочи. Цель - причина побуждает меня покупать билет, заботиться о визах, гостинице и т.п. Разумеется, эта цель-причина не возникла бы, если бы не было возможности ее осуществления (деньги, свободное время и т.п.), но наличие этих возможностей не является ее достаточным основанием. Не все, кто имеет такую возможность, делают это. Требуется еще, чтобы такая поездка воспринималась как благо, как ценность. Что же касается цели-ценности, то она никак не зависит от практических возможностей реализации. Иерусалим остается для определенных людей святым и желанным и в том случае, если у них никогда не будет возможности туда попасть [1, C.274].

Цели-ценности и цели-причины фиксируют два измерения человеческой деятельности - идеально-духовное и идеально-предметное. В первом случае речь идет о том, ради чего мы что-то делаем, во втором, - что и как делаем. "Ради чего" изначально и произвольно, "что" и "как" обусловлено и эмпирично.

Понимание бытия как деятельности означает, что философия становится преимущественно учением о ценностях. Но быть учением о ценностях - значит создавать ценности, значит быть этикой. Философия есть этика, т.е. она ответственна за определенные основания человеческой деятельности. Такая постановка вопроса является, конечно, неожиданной и даже дерзкой, и все-таки она имеет опору в реальном опыте философской мысли.

Философия, как установили еще древние греки, расчленяется на физику, логику и этику. Это деление является самым общим и полным. Оно охватывает и материальные объекты, подчиняющиеся законам природы, и человеческие поступки, подчиняющиеся законам природы, и человеческие поступки, подчиняющиеся неприродным, сверхприродным законом (закон свободы) и само познание, показывая тем самым, что философия имеет дело с реальностью в целом во всех ее качественно своеобразных проявлениях. Поскольку, однако, философия пытается рационально осмыслить предельные, последние основания мира, раскрыть его бытийное единство, то неизбежно встает проблема соотношения и соподчинения выделенных трех наук или аспектов философии. Они не могут быть рядоположенными.

философия знание логика этика

Заключение

Итак, человеческое сознание в самих своих философских основаниях сковано аксиологическим обручем. Человек не может мыслить без того, чтобы не рассекать мыслимое на неравные части - неравные именно с точки зрения близости к человеку, не рассекая его на хорошее и плохое. Сама мысль состоит в этом рассечении. Более того, даже сциентистская установка на объективность, на внечеловеческое восприятие мира, восприятие, свободное от оценок имеет ценностную подоплеку и является моментом совершенствования человека. Человек развивает себя, развивая в себе способность объективного (внечеловеческого) взгляда на мир. Даже если такая установка гипертрофируется и выступает как отрицание ценностно-оценочного отношения к миру, она становится превращенной формой последнего. Отрицание оценки само является оценкой.

Скрытый аксиологизм онтологии и гносеологии может быть интерпретирован таким образом, что аксиология, сфера ценностей и есть основная компетенция и ответственность философии. Наука пытается смотреть на мир объективно, т.е. так, как если бы в нем не было человека. Религия пытается смотреть на мир глазами Бога. Философия смотрит на мир человеческим взглядом. Что это за взгляд? Наука утверждает человека в качестве демиурга, полагая, что он может решить свои проблемы на пути познания, что он, следовательно, может возвыситься над миром Религия является смертельным ударом по гордыне человека, его способности самому справиться со своими проблемами. Философия понимает, что на человеке лежит чрезмерный, неподъемный груз бытия, но она в то же время понимает, что ему не на кого переложить этот груз. Философия мучается человеческой мукой.

Список использованной литературы

1. Алексеев П.В., Панин А.В. Философия. М.: Проспект, 2015. - 576 с.

2. Вальяно М. Основы философии. М.: Дело и Сервис, 2014. - 544 с.

3. Введение в философию. / Под ред.И.Т. Фролова. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 2013. - 247 с.

4. Гурина М. Философия. / Пер. с фр. - М.: Республика, 2014. - 540 с.

5. Философия. / Под ред. В.П. Кохановского. - Ростов н. /Д.: Феникс, 2015. - 436 с.

Размещено на Allbest.ru