Размещено на http://www.allbest.ru/

• Содержание

Введение

1. Понятие тирании. Тиран как образ правителя

2. Понятие деспотизма. Деспотизм как форма государственного устройства

Список использованной литературы

Введение

1. Понятие тирании. Тиран как образ правителя

Понятие тирании мы встречаем впервые у Платона и позже у Аристотеля, рассматривавшего эту форму правления как одну из ущербных форм государственного устройства. Тирания понималась как извращение монархии, а понятие тирана в древнегреческом представлении было равнозначно понятию «узурпатор», то есть правитель, не имеющий формальных прав на единоличную власть и захвативший власть откровенным насилием. Тирания - один из самых кратковременных видов государственного правления. Это и понятно: она держится главным образом на обмане и силе и быстро свергается другой силой либо переходит в другие виды - олигархию, демократию или аристократию. Аристотель приводит единственный известный ему случай, когда тирания продержалась целых сто лет (в Сикионе, городе на северном побережье Пелопоннеса, - с 670 по 570 г. до н.э.). Аристотель Политика. - М, 2003. - С.127

При этом тирания не всегда являлась несправедливой формой правления. Например, в Италии в период Великой греческой колонизации известны случаи восстановления демократических порядков в полисах именно благодаря тиранам (самый первый и самый значительный из который Аристодем, успешный военачальник, обративший армию для свержения олигархического строя в Кумах в 524 г. до н.э.)

История свидетельствует, что тираны претендовали на царственность и провозглашались царями (даже передавали власть по наследству, как Писистрат в Афинах), но могли удовольствоваться и какой-либо полисной магистратурой или даже формально оставаться простыми гражданами своего полиса. Естественно, что тирану немыслимо было провозгласить себя именно тираном (понятие, носившее отрицательный смысл), стоит как минимум неполная и недостаточная легитимность его статута. И все же, если тиран может пренебречь присвоением себе общепризнанного и связанного с властью титула или должности, то этим удостоверяется, что он хотя бы частично и несовершенно, но вместим в тот универсум смыслов, в котором себя утверждает. Тиранию можно было в большей или меньшей степени принимать Гаджиев К. С. Введение в политологию. М.: Логос, 2007 - С.78.

В античной традиции ее принятие очень редко когда было хорошим тоном. Многочисленные греческие полисы имели различное государственное устройство, в чем-то между собой резко отличающееся, но в любом случае полис в его основе оставался непреложной данностью, подвергать сомнению ее можно было лишь на уровне самодовлеющей или безответственной интеллектуальной игры. Но эту реальность как раз и ставила под вопрос, делала проблематичной тирания. Прежде всего, потому, что тиран, был ли он жестоким или милосердным властителем, заботился ли о подвластных ему людях или всячески угнетал и попирал их, в любом случае по своей тиранической сути не был гражданином, то есть полисным человеком. Тиран реально по характеру присвоенной им власти стоял вне полиса и над полисом. Ничего не меняла и ситуация, когда граждане сами, вполне добровольно вручали кому-либо тираническую власть над собой, делали одного из граждан тираном. Стремились ли они к этому или об этом не подозревали, но, вручая власть тирану или принимая тираническую власть, граждане приходили к отрицанию своей гражданственности и своего полиса. Они могли сколько угодно говорить о преимуществах тиранического правления и искренне предпочитать тиранию полисному строю, но позитивно, на уровне высших и устойчивых смыслов утвердить реальность тирана и тирании никто был не в состоянии. Утверждение тиранического строя в античном мире могло происходить лишь по логике самоубийства. Всецело неудовлетворенный собой человек, не приемлющий себя на самом глубоком уровне, способен преодолеть себя не иначе, как вместе с собственной жизнью. В главном такое же преодоление происходило и в случаях добровольного установления гражданами тиранического режима в своем полисе Пугачёв В.П., Соловьёв А. И. Введение в политологию. М.: Аспект-Пресс, 2007 - С.102-103.

Поскольку же полис и полисность оставались непреодоленными, пребывающий вне полиса и не являющийся гражданином полиса тиран являл собой воплощенное противоречие. Получалось, что, с одной стороны, фигура тирана еще как возможна, а то и желательна, с другой же стороны, эта возможность и желательность никак не оформляемы приемлемым и не разрушительным смыслом. В чем же, между тем, состояла возможность появления фигуры тирана в культуре, выстроенной на полисных основаниях? Почему полис с какой-то неизбежностью выделял из себя угрожающую его существованию внеполисную фигуру?

Тиран и тирания возникали не просто как выражение кризиса и противоречивости, а скорее в качестве некоторого своего другого полиса и полисной жизни. В том смысле, что полис знает собственно полисный строй и организацию власти и в то же время выход в иное, их отрицающий. Но отрицается при этом полисный строй и организация власти вовсе не за счет исчезновения полиса, трансформирующегося в некоторую послеполисную реальность. С возникновением тирании полис и сохраняется, и отрицается. Точнее говоря, он становится отрицанием себя в пределах собственного сохранения полисом. По-своему этот момент отчетливо выражен у крупнейших теоретиков полиса, осмыслявших его с самых общих философских позиций. Скажем, и Платон, и Аристотель рассматривали тиранию в качестве извращенной формы государственного устройства Аристотель Политика. - М, 2003. - С.156. Но извращала она естественную и законную форму - царскую власть. Последняя в ее специфически греческой транскрипции - вполне полисная реальность. Когда она извращается, то тем самым извращается и полис. Но таковым он все же быть не перестает. «Заболевший полис в состоянии выздороветь», - считал Аристотель Аристотель Политика. - М, 2003. - С.159. Болезнь его может быть тяжелой и затяжной, но главное здесь заключается в том, что в результате болезни полис не перерождается в чисто деспотическое образование, каким греки видели, например, восточные деспотии. Он остается полисом, находящимся под властью тирана. Это как если бы свободные по природе люди попали в рабство. В отличие от природных рабов они все равно останутся свободными людьми в прискорбных обстоятельствах рабства.

Освещая ключевой вопрос темы тирании - откуда берутся тираны, в чем состоит логика их появления внутри полиса, проще всего отнести тиранов к существам хаотической природы, обуреваемым демоническими силами и энергиями и противопоставить их космическим и связанным с богами существам (это характерно и для Платона, и для Аристотеля). Взгляд древних греков, а затем и римлян на тиранов дает основание для подобного противопоставления. Согласно широко распространенной точке зрения, тиран - это человек страстной природы. Он всецело подчинен вожделениям своей низменной души. Эти вожделения подавляют разумное начало в душе, сводят его на нет. Обладая неограниченной властью в своем полисе, тиран стремится превратить граждан в рабов, служащих удовлетворению его вожделений. Однако попавшие под власть тирана граждане не просто низводятся до рабского состояния. Характеризуя тираническую власть, Платон говорит о ней как о «рабстве у рабов». Но этим он как раз и подтверждает абсолютную инаковость хаотически и демонически тиранического начала космическому и божественному началу гражданственности и полисное. До Геркулесовых столпов неприятия и отвержения тиранов и тирании доходил не только Платон. Но подобного рода неприятие и отвержение, будучи моментом утверждения идеального состояния полисной жизни, заведомо стремится к неосуществимому. Образ полиса никогда не будет соответствовать его чувственно воспринимаемому бытию. Последнее же не есть просто прискорбное несовершенство и ущербность. В нем собственно полисное и гражданственное начало подвергается самоограничению ввиду того, что люди, составляющие полис, движимы далеко не только собственно полисными (гражданственными) импульсами. В качестве свободно рожденных и полноправных членов общины они не всегда и не во всем граждане. Ведь гражданин - это тот, кто стремится к обожествлению через общение с другими гражданами, его божественность добывается не исключительно им самим, но и всенародным действием, по результатам она совместна. Для гражданина невозможно выйти из полиса и остаться божественным. С другой стороны, свою божественность он не привносит в полис, а обретает ее в нем. По словам Аристотеля, он «появляется лишь тогда, когда образуется общение между семьями и родами ради благой жизни в целях совершенного и самодовлеющего существования». Совершенство и самодовление - очевидным образом знаки божественности. Достижима она человеком потому, что «человек по природе своей есть существо политическое». Утверждение политической (полисной) природы человека не мешает, тем не менее, Аристотелю делать для людей исключения: «...тот, кто в силу своей природы, - продолжает он свою мысль, - а не вследствие случайных обстоятельств живет вне государства, - либо недоразвитое в нравственном смысле существо, либо сверхчеловек» Аристотель Политика. - М, 2003. - С.184. Несколько ниже Аристотель назовет внеполисного человека «либо животным, либо божеством». У него крайности сходятся. Там, где мера человеческого в человеке нарушается, там равно возможны пребывание в одновременно недочеловеческом и сверхчеловеческом состоянии. Ясно, что первые из них - это рабы. А вот со вторыми все не так просто и однозначно.

Смысловая основа происходящего с людьми в греческом мире изменяется с возникновением и оформлением полиса. Теперь исходно и заведомо внеполисных людей не существует, по своей природе и своим возможностям все они полисны в том отношении, что хотя некоторые из них и способны возвыситься над полисом, но из него им еще нужно выйти, так или иначе себя ему противопоставить. Причем такой выход будет утвердительным и происходящим от смысла лишь тогда, когда вышедший из полиса вполне внятно оформлен, представляет собой некоторую состоявшуюся и признанную форму. Таковой вроде бы не может быть по определению там, где полис и гражданственность образуют собой тотальность человеческой реальности. На самом же деле именно полис признавал, пускай и не на уровне специальных деклараций, наличие в своем составе людей всецело полисными людьми, то есть гражданами не являющимися. Тогда, например, когда граждане выбирали из своей среды законодателя (номофета) или же примирителя (эсимнета), призванного стать третейским судьей в распре между полисными партиями. В обоих случаях вольно или невольно предполагалось, что одному гражданину полиса под силу то, что непосильно общению граждан. Реально ведь самим фактом своего избрания номофет и эсимнет выводились из целого полиса и хотя бы на время ставились над ним. Свои законы или примиряющие решения они полису диктовали. И речи не шло о постатейном обсуждении законов, устанавливаемых номофетом в народном собрании или другом полисном органе. Точно так же обстояло дело и с решениями эсимнета. Они принимались уже в силу того, что он наделялся чрезвычайными и в данном аспекте неограниченными полномочиями. Величайшему и самому знаменитому среди греческих номофетов Солону афинский демос был даже готов предоставить ничем не ограниченную и, следовательно, тираническую власть. Очевидно, что за такой готовностью стояло безусловное признание сверх- и надполисности своего великого законодателя. Отказ Солона античными авторами преподносится как мудрое самоограничение Солона. Однако безупречной логики, надо сказать, в нем не было, хотя бы ввиду того, что тому, кто создавал законы родному полису, пристало и применять их в повседневности. Уклонившись от предлагавшейся ему тиранической власти, Солон поступил все же не вполне последовательно. По свидетельству Геродота, он «дал афинянам по их желанию законы и затем на десять лет уехал из страны. Отплыл Солон якобы с целью повидать свет, а на самом деле для того, чтобы его не вынудили изменить законы. Ведь сами афиняне, связанные торжественными клятвами, десять лет хранить данные Солоном законы, не могли их изменить».

Действуя в качестве номофета, Солон был вправе устанавливать те законы, которые он считал необходимыми или наилучшими. Но после завершения своей законодательной деятельности он должен был стать или тираном, или гражданином среди других граждан Афин. В последнем случае фигура Солона как бы десакрализовывалась и он мог быть призван к ответу за свои законотворческие действия. Принадлежа гражданину, они подлежали обсуждению в народном собрании или других органах полисной власти. Поэтому Солон должен был считаться и с возможным несогласием с его законами, и с ним самим. Ему, не согласившемуся стать тираном, оставалось добровольно подвергнуть себя остракизму.

Случай, когда несостоявшийся тиран сам превращает себя в изгнанника, - это редчайшее исключение, а не правило. Правилом скорее была следующая логика: «Если, избрав меня номофетом или эсимнетом, вы признаете меня существом, возвышающимся над полисом, то мне остается действовать в соответствии с вашим признанием и стать тираном». Устанавливая свою власть, тиран, с одной стороны, придавал ситуации большую последовательность и законченность, с другой же стороны, тиранией порождались новые острые противоречия. Они неизбежны уже потому, что стоящий над полисом тиран не мог действовать ему во благо. Блага могли доставаться людям, образовавшим полис, но при этом они переставали быть гражданами в качестве благодетельствуемых. Казалось бы, в таком исходе нет ничего страшного. И в самом деле, что плохого в том, что невместимый в полис и стоящий над ним человек с явными чертами божественности преобразует его вместе с гражданами в некоторую внеполисную реальность. Главное, чтобы происходящее свершалось к общему благу. Никакой иной, внеполисной, реальности между тем при тираническом правлении нигде и никогда не возникало. Тиран тиранил именно полис, и никакое другое образование. Причиной тому, в частности, было то, что путь тирана оставался путем индивидуального самоутверждения и самовозрастания, который не увлекал и не мог увлечь за собой весь полис или значительную часть его граждан. Одно дело, когда номофет Солон устанавливал законы для своих афинян, и совсем другое дело - попытка номофета властвовать над ними, оставаясь вне полиса. Законы -- это божественная реальность, но рассчитаны они на осуществление божественности самими законопослушными гражданами. Номофет же, который сам повседневно властвует, этим не просто исполняет законы. К тому же он лишает граждан их гражданственности, проявляющейся в самостоятельном следовании законам. Поэтому номофету последовательней было бы или отказаться от создания законов или же вслед за этим самому стать тираном, являя в себе высший закон, и лишив в результате граждан самого драгоценного их достояния - свободы. Какие бы блага им ни приносило тираническое правление, заведомо среди них не будет блага, отсутствие которого способно обесценить все прочие, лишить человека вкуса к ним. Но это в случае, если в тирана превратился номофет или эсимнет, взявший на себя за граждан решать каждодневно то, что ранее они решали самостоятельно. Аристотель Политика. - М, 2003. - С.175

Можно, однако, представить себе и тиранию другого рода. Например, произрастающую из временных чрезвычайных и неограниченных полномочий должностного лица-полководца. Предположим, что он явно самый доблестный, героический и божественный из сограждан. Но и тогда его неограниченные полномочия ставят под вопрос самое главное для полиса - свободу его граждан. Безграничная доблесть и божественность одного все равно будут препятствием для божественности остальных, добываемой через взаимную соотнесенность общения тех, кому в обращенности на себя она недоступна. В том и состоит камень преткновения для тирании, что она неполноту и ущербность полисной жизни в принципе неспособна вывести к новым горизонтам. И здесь не имеет решающего значения то, является ли тиран человеком, принимающим в расчет всеобщее благо или вполне равнодушным к нему. Ведь он не просто лишает граждан свободы, превращая их в рабов. С этим еще можно было бы примириться. Ситуация усугубляется тем, что недавние граждане-рабы соотносятся со своим новоявленным божеством-тираном таким образом, когда его божественность не есть благодать или некоторое ее подобие, освящающее людей и обоживающее человека. В своем высшем единственно достойном и как-то приемлемом варианте тиран - это герой, стремящийся по-прежнему к вершине самообожествления. Однако в лице состоявшегося в своей довершенности полиса ему противостоит другая обожествляющая себя реальность. По сути, перед нами соотнесенность индивидуальных усилий героя и коллективных устремлений людей «золотой середины». Последних нередко захватывало героическое в герое, и они делали его своим властителем-тираном. Но также непременно рано или поздно открывалось, что тирану в свое самообожествление серединных людей не забрать. Они остаются внеположенными ему, в то же время теряя добытую ранее божественность полисно-гражданственной жизни. К чему в лучшем случае может приобщить герой-тиран подвластных ему недавних граждан? К своим героическим подвигам. Тем самым для многих он открывает перспективу, реально осуществимую лишь очень немногими. Основная же масса полисных людей зависает в своей серединности. По существу, герой-тиран оставляет подвластных ему людей ни с чем. А это и значит, что они если и не превращаются прямо в рабов, то приобретают черты рабского состояния. Но раб существует вовсе не потому, что в нем есть бытие и жизнь. Их источник для него не в нем самом, а в богах или божественных существах. Они животворят раба, не давая низвергнуться ему в окончательное ничтожество. Никого в отличие от них тиран не животворит, вынуждая недавних граждан жить ресурсами прежней полисной и гражданственной жизни. Эти ресурсы хотя и не всегда позволяют сразу же или в ближайшем будущем свергнуть тиранию, все же способны создавать внутренний упор тираническим поползновениям. В результате тиран имеет дело не с рабами, а с людьми, у которых непрерывно отнимают их свободу, но она при этом в них держится, пока тирания до конца не иссякает. Все, чего тиран способен добиться от подвластных ему людей, касается таких реалий, как страх, зависть, лесть, может быть, даже и восхищение. Но и оно будет не более, чем признанием успехов тирана, его способностей добиться их. Что остается за пределами его возможностей, так это установление таких естественных для рабов отношений с господином как существом, причастным сакральной реальности. Ни поклонение, ни благоговение, ни какое-либо подобие культа не для тирана. Тому, кто не способен животворить, не приходилось ожидать и ответного дара самоотречения. Тиранию попавшие под ее власть претерпевают и пережидают, в крайнем случае, борются с ней. Никаких же внутренних связей, позитивно преобразующих полисный мир, между тираном и подвластными ему людьми не устанавливается Политология. /под ред. А.А. Радугина. М.: Центр, 2008 - С.132.

тиран деспотизм государство политический

2. Понятие деспотизма. Деспотизм как форма государственного устройства

Если понятие тирании относится к античности, то научное обоснование деспотизма как формы правления можно найти в эпоху Просвещения - у Монтескье. Понятие также заимствовано у Аристотеля, но оно у него применяется к неэллинским государствам, где власть государя схожа с властью хозяина над рабами. В понимании Аристотеля деспотиями являются государства Древнего Востока (Индия, Ассирия, Вавилон, Древний Египет, Персия).

Законы для деспотического правления очень просты, по мнению Монтескье, «человек, которому все его пять чувств постоянно говорят, что он - всё, а прочие люди - ничто, естественным образом поручает все государственные дела своим помощникам». Чтобы между ними не возникли разногласия и государю не пришлось бы снова вмешиваться в правление, лучше поручить все дела одному человеку (Монтескье называет его восточным понятием «визирь»). «После этого государю придется только удивляться, до чего же это простое дело - управление государством. Назначение визиря, следовательно, составляет основной закон деспотии» Монтескье Ш. О духе законов (переизд.). М.: 2003 - С.92.

Честь не может быть принципом деспотического государства: там все люди равны и потому не могут возвышаться друг над другом; там все люди рабы, а рабы не могут превозноситься ни над чем. Как для республики нужна добродетель, а для монархии честь, так для деспотического правительства нужен страх. В добродетели оно не нуждается, а честь была бы для него опасна. Суть деспотизма Монтескье выражает в одном предложении: когда дикари Луизианы хотят достать плод с дерева, они срубают дерево под корень и срывают плод. Вряд ли можно найти лучший образ, чтобы показать примитивность, ущербность и расточительность этого типа власти Гаджиев К. С. Введение в политологию. М.: Логос, 2007 - С.97-98. Деспотизм, главный принцип которого страх, можно охарактеризовать следующими чертами: минимум законов; простота политического управления и его единообразие; уподобление политической и гражданской власти домашней. При деспотизме сила государства измеряется не искусством политического управления, а войском, возникает необходимость согласовывать безопасность государства (для чего необходимо сильное войско) и безопасность государя (с возможной угрозой для него со стороны того же самого войска). Большую роль играет религия, обеспечивающая дополнительные источники преданности государю со стороны подданных, а также их единство. При деспотизме отсутствуют гражданские законы о земельной собственности, у государя появляется возможность объявить себя собственником всей земли. Что касается личности, то она не имеет ценности, ее собственность не обеспечена, а это, в свою очередь, приводит к застою в промышленности и торговле и как следствие распространению бедности и нищеты. У личности нет права на защиту, человека можно лишить всех прав без суда и следствия. Естественным при деспотическом правлении является расхищение государственной казны. Несправедливое государство должно иметь в своем распоряжении массу чиновников-казнокрадов, по отношению к которым необходимы конфискации, недопустимые в умеренных правлениях, где они являются посягательством на собственность. Свой непревзойденный анализ деспотизма Монтескье подытоживает известной формулой: «Все люди равны в республиканских государствах, они равны ив деспотических государствах: в первом случае потому, что они -- всё, во втором потому, что все они -- ничто» Монтескье Ш. О духе законов (переизд.). М.: 2003 - С.114. Деспотизм, таким образом, это всеобщее бесправие перед единоличной верховной властью.

Общая закономерность, открытая Монтескье: разложение каждого правления почти всегда начинается с разложения его принципов.

Разложение демократии начинается тогда, когда утрачивается дух равенства или, напротив, когда он доводится до крайности и пропадает всякое представление о необходимости подчинения. Свои выводы Монтескье сделал, еще раз проанализировав опыт древнегреческих республик, о которых еще со времен Платона и Аристотеля было известно, что они переживали периоды как умеренной, так и крайней демократии Волгин В.П. Развитие общественной мысли во Франции XVIII в. М.: 2003 - С.105.

Аристократии разлагаются, когда власть знати становится произвольной. В этом случае ее можно уподобить деспотии со многими деспотами. Испорченность достигает высшей степени, когда власть знати становится наследственной, утрачивающей всякую умеренность. В государстве складываются как бы два класса, и для каждого - свой строй.

Монархии разлагаются при отмене сословных прерогатив и привилегий городов, при отношении государя к сановникам, занимающим высшие должности, как к рабам, лишенным чести. И напротив, она разлагается тогда, когда бесчестный человек украшается почестями.

Что касается деспотии, то она разлагается не вдруг и не вследствие каких-нибудь особенных обстоятельств, а постоянно вследствие присущего ей внутреннего порока.

Каждый раз, когда две власти соединяются в одних руках, свободе грозит опасность. Если совмещать законодательную и исполнительную власти, то свободы не будет, а облеченное ими лицо получит возможность издавать тиранические законы, а потом самому тиранически исполнять их. Не будет свободы и в том случае, если судебную власть не отделить от власти законодательной и исполнительной. Если она соединена с законодательной властью, то жизнь и свобода граждан окажутся во власти произвола, ибо судьи будут законодателями. Если судебная власть соединена с исполнительной, то судьи получат возможность стать угнетателями. В результате и в государстве не будет свободы, и у гражданина не будет «душевного спокойствия, основанного на убеждении в своей безопасности» Монтескье Ш. О духе законов (переизд.). М.: 2003 - С.117, которое дает политическая свобода.

При деспотии осуществляется жесткое подавление любой самостоятельности, недовольства, возмущения и даже несогласия подвластных. Санкции, применяемые при этом, потрясают воображение своей суровостью, причем, как правило, они не соответствуют содеянному, а определяются произвольно. Жесткое подавление применяется весьма широко Волгин В.П. Развитие общественной мысли во Франции XVIII в. М.: 2003 - С.109. Психологические основы деспотии также своеобразны: страх пронизывает все поры в государстве. Деспотия держится на страхе. Характеризуя деспотию, Монтескье пишет о том, что все должны чувствовать ежеминутно вечно поднятую длань государя. «Если государь хотя бы на мгновение опусти угрожающую руку, если он не может без промедления уничтожить лиц, занимающих первые места в государстве, то все пропало, так как страх - единственное начало этого образа правления - исчез, и у народа нет более защитника» Монтескье Ш. О духе законов (переизд.). М.: 2003 - С.126.

Деспотический режим встречался в основном в странах Средиземноморья, на Ближнем Востоке, в странах Азии, Африки, Южной Америке, словом, в государствах азиатского способа производства, рабовладельческих обществах, некоторых феодальных странах. Он характерен для ранних этапов развития человеческого общества, государственности. Однако этот режим возникал и может возникать и в некоторых современных государствах в силу исторического своеобразия их развития, личностных характеристик их политических лидеров, монархов, способов борьбы за власть и ее осуществление или подавление противников режима и т. д. Формально одним из признаков деспотизма Монтескье называл «огромность завоеваний», но это не обязательно так: в существовавшей в XVI-XVIII вв. Речи Посполитой, довольно значительном по территории государству, формой устройства была не самодержавная монархия, а дворянская анархия.

Заключение

В качестве выводов сопоставим тиранию и деспотизм.

Деспотический режим (despotia - в переводе с греч. неограниченная власть). Этот режим характерен для монархической формы правления, а именно для абсолютистской монархии, когда власть осуществляется исключительно одним лицом, становящимся деспотом. Деспотии возникли в древности и характеризовались крайним произволом в управлении (власть осуществлялась подчас болезненно властолюбивыми лицами), полным бесправием и подчинением деспоту со стороны его подданных, отсутствием правовых и моральных начал в управлении. Для многих государств азиатского способа производства с их общественной, государственной собственностью, принуждением к труду, жесткой регламентацией труда, распределением его результатов, завоевательными, имперскими тенденциями деспотический режим становился типичной формой осуществления власти. В деспотическом государстве доминируют карательная, жесткая налоговая политика по отношению к народу.

Тиранический режим - также основан на единоличном правлении. Однако в отличие от деспотии, власть тирана подчас устанавливается насильственным, захватническим путем, часто смещением законной власти, с помощью государственного переворота. Она также лишена правовых и нравственных начал, построена на произволе, подчас терроре и геноциде. Следует учесть, что понятие тирании имеет эмоциональную и политико-правовую оценку. Когда речь идет о тирании как политическом режиме, используется именно оценка тех жестких способов, с помощью которых тиран осуществляет захватническую или государственную власть. В этом смысле власть тирана, как правило, является жесткой. Стремясь подавить сопротивление в зародыше, тиранический режим осуществляет казни не только за выраженное неповиновение, но часто за обнаруженный умысел на этот счет. Кроме того, захватчики широко используют и превентивное принуждение для того, чтобы посеять страх среди населения. Овладение территорией и населением другой страны обычно связано не только с физическим и моральным насилием над людьми, но и над теми обычаями, которые существуют у народа. Тиранические режимы можно наблюдать в полисах Древней Греции, в некоторых средневековых городах-государствах.

Тирания как и деспотия, основана на произволе. Однако если в деспотии произвол и самовластие обрушиваются прежде всего на высших должностных лиц, то при тирании им подвержен каждый человек. Законы не действуют, поскольку тираническая власть в большинстве своем не стремится их создать.

Более того, тиран - это ещё и образ личности правителя. Заявка тирана на выход из общества и вознесённость над ним лишена настоящей последовательности еще и потому, что сам тиран является исходно слишком полисным человеком, чтобы всерьез и до конца преодолевать в себе свою природу. Как бы ни утверждал себя тиран доблестью, блеском и великолепием своих деяний и подвигов, они всегда направлены на общество или рассчитаны на него. Тиран действительно выходит из общины и возносится над ней, но неизменно на такой манер, что его выход и вознесённость сохраняют зависимость от как будто преодолеваемой реальности. По существу, тиран в первую очередь добивается признания от народа своей исключительности, что делает его героизм, когда он или его подобие действительно имеет место, достаточно сомнительным и двусмысленным.

Список использованной литературы

1. Аристотель Политика. - М, 2003. - 634 с.

2. Волгин В.П. Развитие общественной мысли во Франции XVIII в. М.: 2003 - 400 с.

3. Гаджиев К. С. Введение в политологию. М.: Логос, 2007 - 326 с.

4. Монтескье Ш. О духе законов (переизд.). М.: 2003 - 400 с.

5. Политология. /под ред. А.А. Радугина. М.: Центр, 2008 - 288 с.

6. Пугачёв В.П., Соловьёв А. И. Введение в политологию. М.: Аспект-Пресс, 2007 - 400 с.

Размещено на Allbest.ur