Региональная идентичность в современной России

Система двусторонних договоров о разграничении предметов ведения и полномочий между федеральной властью и отдельными субъектами федерации, которых к июню 1998 года, когда в основном завершился процесс их заключения, насчитывалось 46, формализовала сложившуюся асимметричную федерацию, где права отдельных регионов устанавливаются в результате переговоров, часто исходя из конъюнктурных соображений. Положения многих этих договоров, а особенно различные приложения к ним, не были опубликованы, и в результате их заключения отношения внутри федерации оказались еще более неустойчивыми, чем раньше Данилова, Е.Н Гражданские и этнические идентификации в России и Польше / Е.Н. Данилова // Гражданские, этнические и религиозные идентичности в современной России. -- М., 2006..

Договоры только подрывали базовые принципы конституционного равенства и политической транспарентности. Ситуацию усугубляли различные соглашения, делегирующие конкретному субъекту федерации дополнительные полномочия, например, контроль над природными ресурсами. В качестве приложений к двусторонним договорам были подписаны многочисленные дополнительные соглашения, касающиеся конкретных вопросов. Например, с Татарстаном было заключено пять соглашений, касающихся банковской деятельности, валютной политики, переработки нефти, собственности иностранных компаний и связанных с ними вопросов, с Республикой Саха (Якутия) было подписано 15 подобных соглашений.

Октябрьские события 1993 года и новая Конституция существенно изменили правовые и политические рамки, в которых функционировали региональные органы власти. Исчезла многоуровневая вертикаль Советов, формально обладавших всей полнотой государственной власти. Края и области получили статус субъектов Федерации, уравнивавший их де-юре с республиками. Предполагалось перейти к прямому избранию глав исполнительной власти в краях и областях и последовательнее провести в жизнь принцип функционального разделения властей. Что же касается конкретных черт системы разделения и взаимодействия властей на региональном уровне, то Конституция открывала перед регионами широкий веер возможностей. Уточнить эти черты должны были основные законы субъектов федерации. В 1993-1994 годах в абсолютном большинстве из них прошли выборы в представительные органы власти, которым предстояло заняться разработкой и принятием региональных уставов и конституций. В любом случае именно для периода с конца 1993-го по 1997 год в большинстве российских регионов происходило интенсивное изменение институтов, задающих формальные "правила игры" в региональной политике, формально их разрабатывали представительные органы, на деле же они складывались как равнодействующая сложного и противоречивого взаимодействия многих участников региональной политики, в первую очередь администраций и парламентов. Кроме того, в принятии институциональных решений порой участвовали общественно-политические организации, научные и экспертно-консультационные структуры, региональные СМИ, различные группы интересов, а в отдельных случаях - и непосредственно население региона. Так складывались системы разделения властей, существенно отличавшиеся друг от друга. Впрочем, условно их можно разделить на две большие группы. Для одной из них был характерен относительно большой объем полномочий парламента (в частности, при контроле за исполнительной властью), для другой - явное преобладание исполнительной власти над законодательной.

Относительная институциональная слабость центральной власти способствовала регионализации российской политики, но в основном это была защитная реакция регионов, а не стремление к политической независимости. Более половины российских субъектов федерации имеют внешние границы и нуждаются в поддержке федеральных властей в отношениях с иностранными государствами. Централизованный бюджет позволяет Москве использовать распределение бюджетных средств в процессе "торга" с субъектами федерации. Региональные элиты редко выступают единым фронтом, и Центр активно использует их разобщенность в своих интересах. Кроме того, существуют серьезные культурные и психологические факторы, легитимирующие объединяющую роль Центра. Прежде всего полагают, что только государство может гарантировать права человека, причем это обеспечивается лишь в условиях единого правового пространства. Государство, таким образом, получает моральное оправдание в противовес теориям, подчеркивающим деспотизм государственной власти. Между тем в местных сообществах, в данном случае в субъектах федерации, существуют свои собственные представления о законности, которые весьма непросто согласовать со среднестатистической интерпретацией морали. России еще предстоит разрешить эти этические и политические дилеммы, а пока она весьма далека от подлинной территориальной интеграции.

2.2 Структурные уровни региональной идентичности в современной России

В современной России формируются различные варианты проявлений региональной идентичности. Их теоретическое осмысление и способы изучения трудно переоценить для понимания динамики российской регионализации и функционирования региона как сложной социально-экономической и социально-политической системы.

Исследователи по-разному определяют структурные компоненты региональной идентичности. Так, в зависимости от степени осознанности и политизации региональных особенностей М. Китинг считает, что в региональной идентичности есть три пласта. Первый пласт -- когнитивный, он связан с процессом осознания существования региона, его географических пределов, сравнения своего региона с другими, а также с нахождением ключевых характеристик региональной особости (например, через язык, кухню, историю и др.). Второй -- эмоциональный, он включает способ восприятия людьми своего региона и степень ее актуализации по сравнению с другими основаниями для идентификации, например, классовой и национальной. Третий -- инструментальный, на уровне которого регион рассматривается в качестве основы для мобилизации и коллективных действий в преследовании общих целей².

Х. Хутам и А. Лагендик также выделяют в региональной идентичности три уровня: стратегический, культурный и функциональный. «Регион обретает свою идентичность, если он отличается от других регионов политически оформленными стратегическими планами, имеет или производит культурное достоинство и функциональное строение». Концепции Китинга и Хутама-Лагендика строятся на включении в структуру региональной идентичности двух измерений: объективированных выражений региональной уникальности, например, историко-культурный фон, на основе которого «вырастает» самосознание жителей, и механизмов актуализации этих особенностей через политику по их конструированию.

Таким образом, в самом общем виде региональная идентичность может быть рассмотрена на двух уровнях: культурном и стратегическом.

Кулътурный уровень (характеристики региональной уникальности, которые можно описать формулой «о чем жители региона думают как о чем-то общем для всех»). В нем объединены черты регионального сообщества, формирующиеся в процессе взаимодействия внутри региона, начиная от культурно-исторического наследия и заканчивая формированием особого регионального сообщества, выраженного в типических характеристиках (ментальность). Иными словами, когда мы рассматриваем региональную идентичность на этом уровне, мы должны говорить о культурном измерении этой проблемы, изучать сложившиеся в рамках региона нарративы, мифологемы, ценности и символы Ядов, В.А. Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности / В.А. Ядов. М.: Наука, 1979..

Стратегический уровень -- сознательное «изобретение» и использование региональной уникальности (символическая политика, «изобретение традиций», политика идентичностей региональных элит), а также продвижение конструируемой уникальности, выражающейся в формировании регионального имиджа (политика по формированию имиджа, позиционирование территории во внешнее пространство и т. д.). Причем целенаправленное продвижение позитивного образа может идти в двух направлениях: внутрь региона (для улучшения позитивного восприятия региона его жителями) и наружу (другим регионам, федеральному центру, международным акторам).

Основу конструирования региональной идентичности составляет не только воображение об уникальности территории, но и материал, лежащий вне его, -- осознание отношения к региону и восприятие региона извне. Поэтому к культурному и стратегическому следует добавить внешний уровень, или образы о регионе, сформированные «внешними наблюдателями», и результаты рефлексии регионального сообщества по отношению к этим образам.

Таким образом, если на стратегическом уровне региона мы имеем дело с имиджем как целью и инструментом управления общественными настроениями, то на внешнем срезе имидж предстает в качестве образов о территории.

Формирование единства территории на культурном уровне невозможно без оформления границ региона. Причем речь идет не сколько об административном маркировании пространства, сколько о их символическом оформлении. Анализируя случай США, Б. Андерсон отмечает, что изначально границы между штатами создавались искусственно, а лишь позже приобрели символическое значение⁴. История почти всего XIX в. США показывает, как происходило оформление региональных воображаемых сообществ. В штатах создавались исторические общества, задачей которых было изучать историю конкретных штатов, формулировать региональный интерес, пропагандировать территориальные достижения.

Таким образом, границы конструируются через формирование социально значимых представлений (мифы, символы и т. д.). Причем необязательно административные границы и границы регионального сообщества будут совпадать. Возможны ситуации, при которых символическая легитимация пространственной локализованности будет опираться на исторические или природно-географические границы (горы, моря, реки и озера), играющие роль маркеров регионального пространства.

В случае если границы территории региона совпадают или соприкасаются с государственными границами иностранных государств, роль границы становится более значимой. Геополитический статус приграничных территорий дополняется еще одной важной спецификой -- связями местных жителей с населением соседних государств.

Культурный уровень региональной идентичности наполняют мифы и символы. Мифы обычно классифицируют на основе их тематики. В регионах существуют разные мифы: об «особом» региональном (национальном) государстве; особой исторической миссии провинции и особом народе, населяющем провинцию; о первоначальном заселении территории и первопоселенцах, преодолевающих сопротивление сил природы и коварных жителей; «золотом веке» провинции; «своих» и «чужих»; «злом гении»; «культурных героях»; антимосковские мифы.

Наиболее распространенными региональными мифами в России являются мифы о культурном герое и столичные и провинциальные мифы. Основу мифа о культурном герое составляет фигура так называемого «регионального выходца» -- известного земляка, исторической личности, родившейся в том или ином регионе и впоследствии получившей всероссийское или мировое признание. Культурным героем может быть не только историческая личность, но и современные «звезды» регионов (певцы, актеры и т. д.) и региональные лидеры (губернаторы, президенты республик), взявшие на себя роль силы, «наводящей порядок». В основе формирования регионального мифа лежит комплекс провинциальной неполноценности, испытываемый региональным сообществом по отношению к столице.

Объективированное выражение региональная мифология находит в региональной символике. В зависимости от региона их роль могут играть природные символы (река, озеро, животное, растение) и различные архитектурные памятники. В зависимости от производственной специфики территории символом индустриального региона могут быть исторические события, личности, национальные и культурные герои; различные неодушевленные предметы, элементы народного творчества и специфика региональной кухни; крупнейшее производство (завод, электростанция и др.) и т. д.

Кроме того, на семантическом уровне регион приобретает внутреннее «самоназвание», которое также становится местным символом (например, вместо Краснодарского края часто говорят «Кубань», а вместо Кировской области -- «Вятка»). Символами могут стать и памятные для региональных сообществ даты, особенно дни рождения регионов и иные символически значимые исторические события.

Таким образом, на уровне культурного осознания региональная идентичность находит выражение в эмоционально-ценностной сопричастности к региональному сообществу и проявляется в ответе на вопрос «Кто мы?» через один или несколько дискурсов региональной уникальности, описывающих исключительные черты сообщества через мифологемы, символы. В итоге культурный уровень идентификации предстает в тех или иных характеристиках регионального сообщества.

Как только наличествующие особенности начинают использоваться в политических целях или сознательно изобретаться, региональная идентичность приобретает стратегический уровень. Основополагающим аспектом здесь является работа над представлениями о регионе внутри и за его пределами.

Стремление выделиться из ряда других субъектов, четко обозначить себя отдельным элементом в пространстве страны, включенным в более общие системы взаимодействий, приводит к появлению политического курса по конструированию позитивной известности территории. Политика идентичности региональных элит обычно имеет два направления: создание и популяризация местных героев и символов, формирование позитивного регионального имиджа. Цель подобного политического курса состоит в изменении социальных представлений о регионе, развитии позитивного самоощущения и чувства гордости населения от проживания в этом региональном пространстве. Механизмы, которые региональная элита использует при его проведении, в основном сводятся к мифотворчеству, ритуализации региональной жизни, созданию и поддержанию новых традиций, маркетингу территории, разработке стратегий и концепций регионального развития.

В большинстве регионов наблюдается формирование устойчивого политического курса, направленного на практическое и рациональное использование региональной идентичности. Наибольшее внимание региональные власти уделяют символическому позиционированию, брендингу территорий, что рассматривается ими в качестве предпосылки решения прагматичных задач, стоящих перед региональными сообществами, начиная от формирования инвестиционной и туристической привлекательности регионов и заканчивая улучшением социального климата территорий, сокращающего утечку человеческого капитала.

Направленность и значение элитных практик по позиционированию территории могут быть описаны термином «региональные амбиции», который заслуживает введения в научный оборот в качестве отдельного понятия политической практики. В семантической форме он предстает в виде лозунга о маркировании статуса региона, составляющего его наибольшую гордость.

В российских регионах отчетливо вырисовываются различные маркеры амбициозности: столица, центр, оплот, форпост и др. Категория «центра» предстает в виде некой стратегической точки, сосредоточия значимой позиции: географической («Центр Азии» -- Республика Тыва, «Центр Евразии» -- Алтайская республика, Читинская область); социальной («Центр славянского единства» -- Белгородская область); политической («Центр России» -- Красноярский край).

Претензии на столичный статус являются наиболее распространенными проявлениями региональных амбиций. Причем их начинают выдвигать не только города, имевшие этот статус в истории России, но и территории, легитимирующие свою потребность в столичном статусе через обращение к понятиям «истинная», «третья», «экономическая», «культурная» и иная столица России Авраамова, Е.М. Формирование новой российской идентичности / Е.М. Авраамова // Общественные науки<и современность. 1998. - № 4..

Самым привлекательным и конкурентным стало звание «третьей столицы России», на которое претендовало несколько российских городов: Нижний Новгород, Екатеринбург, Новосибирск и Казань. Ситуация разрешилась в тем, что в начале апреля 2009 г. Федеральная служба по интеллектуальной собственности, патентам и товарным знакам (Роспатент) рассмотрела заявки Нижнего Новгорода и Казани на право называться «третьей столицей России» и приняла решение в пользу столицы Татарстана. Таким образом, региональная амбиция оказывается способной конвертироваться в региональный бренд, закрепленный юридически.

Политика идентичности, направленная внутрь региона и формирующая образы о регионе, связана с ритуалами. В регионах есть памятные даты и формы их условного воспроизведения для закрепления в сознании населения.

Помимо ритуализации, ведется активная работа по укреплению в региональном сознании символов регионального сообщества. Регионы включились в проект «7 чудес России» и проводят аналогичные акции уже в масштабах субъекта Федерации. Вариацией подобных мероприятий становится определение «символа региона», или «имени региона». Обычно это приурочено к символически важной дате, например, ко дню рождения города или региона. Так, Кемеровская область определяла сразу «10 символов угольного Кузбасса», посвященных профессиональному празднику -- Дню шахтера; Пермский край определял «Имя Перми Великой» ко дню рождения города.

Высшим проявлением стратегического уровня становится выражение приоритетов развития региона. Регион как часть страны играет в ее развитии определенную роль, которая связана с программой развития региона. Она представляет собой оформленные стратегические приоритеты развития территории и описание механизмов, обеспечивающих их достижение: идентификация по принципу «кто мы» дополняется вопросами «Куда мы идем?», «Каким путем?».

Каждый российский регион -- это уникальный «набор» проявлений региональной идентичности в содержательном выражении и дискурсивных практик, конституирующих региональную самость. Между тем обращение к опыту российских регионов также показывает, что в одних регионах активно осуществляется политика по конструированию региональной идентичности, а где-то региональная «самость» развивается стихийно. Это открывает перспективы для типологии региональной идентичности, определяющим критерием для формирования которой является соотношение ее структурных уровней: культурного и стратегического.

Заключение

Постановка проблемы исследования специфики, структуры, факторов региональной идентичности определяется ее теоретической актуальностью в современной науке и важностью для практики управления поликультурными макрорегионами. В нашей стране активные исследования разных форм социальной идентичности начались с 90-х гг. XX в., что было вызвано распадом СССР, возникновением новых социальных групп, региональным сепаратизмом. На преодоление дезинтеграционных процессов было направлено формирование макрорегионов -- федеральных округов. Вместе с тем административное создание федеральных округов еще не решает проблемы их устойчивости. Для этого требуется конструирование в сознании населения ценности своей причастности к конкретному территориальному образованию, то есть региональной идентичности.

У этой проблемы есть не только практический, но и теоретический аспект. В отечественной науке в настоящее время нет однозначной точки зрения на содержательные компоненты региональной идентичности, ее отличий от гражданского и этнокультурного видов. Нет ответа на вопрос о социокультурном смысле этого вида идентичности, и, наконец, не разработана методология исследования региональной идентичности.

Достаточно большой пласт научных исследований, которые выполнялись и на общетеоретическом, и на эмпирическом уровнях, фокусируется на проблемах этнической идентичности, формировании толерантности и ценностей мультикультурализма. Тем самым проблема соотношения этнической и гражданской идентичностей поставлена и рассматривается на уровне российского общества в целом. Среди ученых, исследующих этнический и гражданский виды идентичности, отсутствуют значительные противоречия: все соглашаются на необходимости поддержания этнического компонента (национального самосознания) в общественном сознании, создания условий для развития и правовой защиты этнических культур; но отсутствует также и сомнение в том, что доминирующим видом должна стать общероссийская гражданская идентичность.

Вместе с тем регионы страны имеют существенные отличия, и они значимы именно для конструирования и восприятия ее культурно-исторической целостности. Юг России с этой точки зрения отличается особенной сложностью многосоставного в этнокультурном и конфессиональном отношениях населения. Современные многочисленные этносоциальные и этнополитиче-ские исследования Кавказа в целом, его северной и южной частей подчеркивают напряженность ситуации в этом регионе мира. Известный отечественный ученый и организатор науки на Юге России Ю.А. Жданов выразил эту ситуацию емкой метафорой - «Кавказ - это солнечное сплетение Евразии». Грозные события недавней истории (90-х гг. XX в.) в этом регионе - вооруженный конфликт во Владикавказе, военные действия в Чечне, Дагестане, террористические акты, в Ингушетии, Кабардино-Балкарии, а также межэтническая напряженность в Ставрополье, Карачаево-Черкессии, свидетельствуют о необходимости адаптировать механизм конструирования общегражданской идентичности к социоструктурным и историко-культурным особенностям Юга России.

региональная идентичность современная россия

Список использованной литературы

1. Абдулатипов, Р.Г. Российская нация (этнонациональная и гражданская идентичность россиян в современных условиях) / Р.Г. Абдулатипов. -М.: Научная книга, 2013.

2. Авксентьев, В.А. Конфессиональная идентичность в конфликтном регионе: Ставрополье / В.А. Авксентьев, И.О. Бабкин, А.Ю. Хоц // Социол. исслед. 2013. - № 10.

3. Авксентьев, В.А. Региональная конфликтология. Концепты и российская практика / В.А. Авксентьев, Г.Д. Гриценко, А.В. Дмитриев. М., 2008.

4. Авраамова, Е.М. Формирование новой российской идентичности / Е.М. Авраамова // Общественные науки<и современность. 2010. - № 4.

5. Баранова, Т. С. Теоретические модели социальной идентификацИ-- g--гличности / Т.С. Баранова // Социальная идентификация личности. МП-=1994.

6. Бедрик, А.В. Политическая ситуация и этнополитическое миф< творчество в Калмыкии / А.В. Бедрик // Южнороссийское обозрение. Вып. 24. Ростов н/Д, 2011.

7. Геополитика: Популярная энциклопедия / Под общ. ред. В. Манилова. М., 2002.

8. Данилова, Е.Н Гражданские и этнические идентификации в России и Польше / Е.Н. Данилова // Гражданские, этнические и религиозные идентичности в современной России. -- М., 2012.

9. Данилова, Е.Н. Изменения в социальных идентификациях россиян / Е.Н. Данилова // Социол. журнал. 2000. -- № 3/4.133

10. Дарендорф, Р. Тропы из утопии / Р. Дарендорф. М.: Праксис, 2002.

11. Ав.Дугин, А. Основы геополитики. Геополитическое будущее России / А. Дугин. -М.: Арктогея, 1997.

12. Евгенъева, Т. В. Архаическая мифология в современной политической культуре / Т.В. Евгеньева // Полития. 2012. -- № 1.

13. Тишков, В.А. О феномене этничности / В.А. Тишков // Этнографическое обозрение. 2012. - № 3.

14. Тишков, В.А. Реквием по этносу: Исследования по социально-культурной антропологии / В.А. Тишков. М., 2010.

15. Тишков В.А. Российский Кавказ. Книга для политиков / В.А. Тишков. -М.: Росинформагротех, 2007.

16. Ядов, В.А. Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности / В.А. Ядов. М.: Наука, 1979.

Размещено на Allbest.ru