Личные и социально-психологические потребности во власти и подчинении

Размещено на http://www.allbest.ru/

власть межличностный потребность подчинение

Реферат по дисциплине: Психология управления

Тема: Личные и социально-психологические потребности во власти и подчинении

Личные и социально-психологические потребности во власти и подчинении

Та или иная власть необходима в любом обществе, и общества без власти так же неизвестны этнографам, как и общества без семьи или без собственности.

Властью называется возможность заставить или убедить других людей действовать определенным образом или по определенным правилам. Властью обладают Президент или монарх по отношению к гражданам страны, сержант по отношению к солдату, родители по отношению к ребенку, воспитательница детского сада по отношению к воспитанникам, влюбленные по отношению друг к другу.

Чаще всего власть осуществляется в рамках определенных институтов - армии, семьи, государства - но может существовать и в рамках неформализованных сообществ. Почти каждый человек обладает властью по отношению к какому-то числу других людей и, одновременно, для каждого из нас существует масса людей, которые могут заставить или убедить нас совершать те или иные поступки, т.е. обладают властью по отношению к нам.

При этом, власть, допустим, президента или премьер-министра для рядового человека предстает весьма опосредованной и может вообще не замечаться, в то время, как власть непосредственного начальника на работе или диктатура хулигана-второгодника в школьном классе безусловно осознаются и являются фактором, определяющим повседневную жизнь человека. Однако ничья власть не является абсолютной, она всегда ограничена либо законами и традициями, либо объективными параметрами ситуации. Тиран может отправить на казнь любого из своих подданных, но не может, например, запретить религиозные обряды. Или он способен творить любой произвол в своей столице, но человек, отъехавший от нее на два дня пути, может оказаться уже вне его досягаемости просто в силу отсутствия эффективных коммуникаций.

Конечно, власть, исходящая сверху, распространяется на большее число людей, чем власть тех, кто находится внизу, но сами взаимоотношения между носителем власти и тем, кто ему подчиняется, не зависят непосредственно от места двух этих субъектов на социальной лестнице.

Таким образом, было бы неверным считать, что власть сосредоточена на высших этажах общества или государства. Она распределена по всем уровням социальной иерархии. Одни и те же психологические закономерности могут быть обнаружены и в большой политике, и во взаимоотношениях рядовых граждан.

При этом где-то обнаруживаются "сгущения" власти - в каких-то структурах кто-то обладает очень большой властью по отношению к другим людям, а где-то - своеобразные "разрежения" - власть, как будто бы вовсе не существует, никто не подчиняется никому, по крайней мере, носители власти и применяемые ими методы управления не видны ни стороннему наблюдателю, ни, иногда, даже и самим участникам взаимодействия. Примерами первого вида ситуации могут быть двор тирана или подростковая банда, примером ситуации второго типа - сообщество хиппи.

Феномен власти, как и любое явление реальной жизни, не является предметом монопольного анализа какой-либо одной науки. Проблема власти рассматривается в политологии, в юриспруденции, в истории и, конечно, в психологии.

Предметом психологического анализа являются не властные отношения, как таковые, а скорее, их субъективные аспекты - восприятие институтов власти, установки по отношению к властным фигурам, адекватность осознания степени зависимости от носителей власти и т.д. Но, пожалуй, самый интересный вопрос - это проблема психологических механизмов власти: почему люди готовы принимать одну власть, подчиняться одним людям или правилам, но решительно, иногда - жертвуя жизнью, отвергают другую? Что дает одним людям власть над другими? Личные и социально - психологические потребности во власти Потребность во власти является одной из самых могущественных потребностей человеческой личности. С проявлениями власти человек сталкивается в семье, в школе, в трудовом и воинском коллективе, в магазине, в транспорте, в кабинетах чиновников и в местах заключения. Без властных отношений не обходятся ни наука, ни искусство, ни спорт, ни бизнес, ни политика. Как явление человеческой психики, власть проникла буквально повсюду, пронизала все социальные слои и обусловила все социальные отношения. Что же такое власть?

Существует очень много определений власти, которые раскрывают её отдельные стороны. В словаре С.И. Ожегова, например, власть, определяется как “право и возможность распоряжаться кем-нибудь или чем-нибудь, подчинять своей воле”. Очень подробно рассматривают сущность властных отношений учебники и руководства по политологии. Нас феномен власти будет интересовать в контексте его появления во внутреннем мире человека. Кроме того, одна из важнейших целей планетарной психологии заключается в том, чтобы дать ответ на вопрос, является ли отношения тотальной взаимозависимости и подчинённости в человеческом сообществе вечной и абсолютной данностью, характеризующей вид homo sapiens? Способны ли мы, люди, преодолеть психологический барьер, отделяющий нас от животного мира, и научиться жить без грубых и тонких форм взаимного принуждения?

Сегодня в психологии господствует представление, согласно которому стремление к власти заложено в душе каждого человека от природы. Действительно, все мы, по мере сил и возможностей, стремимся к самореализации. Одни делают карьеру в науке, другие настойчиво идут к рекордам в спорте, третьи, занимаясь бизнесом, преумножают капитал, четвертые реализуют личные амбиции в политике, пятые находят себя в каком-либо узком жизненном “жанре”, стараясь ни кого не копировать, но быть заметнее всех. Ради чего люди это делают? Если вспомнить о пирамиде потребностей, то стремление к власти является ни чем иным, как коммуникативной сверхпотребностью человека.

Межличностные контакты имеют три главных мотива - обмен информацией, влияние и доминирование. Можно обмениваться новостями, обсуждать события, рассказывать анекдоты - это первый уровень межличностного взаимодействия, который не требует непосредственного включения собеседника в круг личных интересов. Можно доказывать преимущества, навязывать своё мнение, рекламировать, убеждать - это второй уровень взаимодействий, который подразумевает интерес в собеседнике и мотивирует его на определённые действия. И, наконец, можно во чтобы то стало стремиться подчинить оппонента, подавить его волю, стараясь, добиться цели. В тех ситуациях, когда один субъект не может или не хочет понять (встать на точку) зрения другого субъекта, между ними диалог либо прекращается, либо переходит в стадию споров и конфликтов. Власть - это социальное явление, обусловленное целенаправленным стремлением человека (людей) получить желаемый эффект от другого человека (группы людей). Власть проявляется тогда, когда между людьми имеет место дефицит взаимопонимания, и в этом случае один или оба субъекта желают достичь поставленной цели посредством принуждения.

Итак, существует три уровня коммуникативных взаимодействий, три ступени межличностных контактов, которые накладывают отпечаток на всю социальную структуру, от бытовых ситуаций до межгосударственных дипломатических отношений. Назовём их условно X, Y, Z контактами.

X-контакты (коммуникация-информация) - обычный обмен новостями, знаниями, или совместное обсуждение каких-либо вопросов, которые не сопровождаются ментальным давлением на оппонента. Y-контакты (коммуникация-влияние) - ситуации, когда один или оба оппонента пытаются убедить, склонить собеседника к своей точке зрения. Z-контакты (коммуникация-власть) - ситуации, когда от убеждения оппоненты переходят к давлению, угрозам и насилию. В связи с этим, выведем самые краткие определения влияния и власти. Власть - это принуждение. Влияние - это убеждение. В психологии стремление к самореализации и стремление к власти зачастую не разделяют, считая их единым психическим процессом, что морально оправдывает существование в человеческом сообществе властных отношений. Так А.Г. Конфисахор, ссылаясь на Э. Тоффлера (“Метаморфозы власти”), пишет: “Власть является не конкретным явлением, а выступает необходимым аспектом всех без исключения отношений между людьми. Она неизбежна и нейтральна, в ней нет ни хорошего, ни дурного.

Властные отношения присущи всем общественным отношениям и человеческим взаимоотношениям. В действующую систему власти включены все, и никто от неё не свободен.

В любом сообществе система власти последовательно дробится на всё меньшие и меньшие подсистемы. Они связаны между собой и с более крупными системами, частью которых они являются, а люди входят во многие различные, хотя и связанные между собой подсистемы власти. Отношения между людьми постоянно меняются, тоже происходит и с властными отношениями. У людей есть потребности и желания, и тот, кто сможет их удовлетворить, обладает властным потенциалом.

Поскольку желания и потребности чрезвычайно разнообразны, способов их удовлетворения и отказа в удовлетворении также много. Существует немало “инструментов” и “уровней” власти. Среди них первостепенно важными являются насилие, богатство и знания, которые определяются как основные ресурсы власти”. (А.Г. Конфисахор, “Психология власти”). Приведённая цитата совершенно справедливо указывает на всеобщий характер властных отношений, которые пронизывают все сферы жизни. Государство, выдавая своим гражданам всевозможные бумаги (аттестаты, дипломы, сертификаты, лицензии), предоставляет им определённые полномочия и даёт возможность в той или иной мере удовлетворить честолюбивые амбиции, внутренние запросы, связанные с доминированием в межличностных отношениях.

Между тем, размножая бюрократию, общество уподобляется змее, которая кусает себя за хвост, оно поощряет и развивает потребность личности во власти. Почему так происходит? В частности потому, что психологи пишут: “в ней нет ничего ни хорошего, ни дурного”. Действительно, в стремлении человека к самореализации отыскать изъян невозможно, но если вспомнить о том, что все коммуникативные потребности делятся на X, Y, Z-варианты, тогда становится понятным, почему потребность во власти является одной из квазипотребностей, которую человек унаследовал от предыдущих поколений. В желании, как абстрактном виде психической энергии, нет “дурного”, однако целый ряд чрезмерных желаний являются таким же ядом для человеческой души, как и чрезмерное питание для его тела. Потребность человека во власти одна из тех червоточин в его душе, которые разъедают общество стяжательством, коррупцией, произволом, формализмом и прочими антисоциальными явлениями.

Сохранение властных отношений грозит обществу деградацией и вырождением. Сегодня мир ещё надеется на законодательную базу и правоохранительную систему, которые поддерживают относительный порядок в обществе. “Эта вездесущая и необходимая угроза официального насилия в обществе помогает поддерживать систему в рабочем состоянии, опираясь на закон и принятые в обществе нормы и алгоритмы поведения. Завуалированная угроза насилия даёт возможность сделать ежедневную жизнь ненасильственной. Более того, перенос определённых правил поведения во внутренние нормы приводит к тому, что они естественным образом формируют поведение людей”. (А.Г. Конфисахор, там же).

Стоит ли комментировать мысль о том, что угроза насилия искореняет насилие. Жизнь показывает: люди, облечённые реальной властью подчас оказываются куда более опасными для общества, чем обычные преступники. Скрытый порок гораздо страшнее явного криминала, ибо он, как бесцветный ядовитый газ, просачивается во все поры социального организма. Учитель, наказывающий оценками, сотрудник автоинспекции, проверяющий документы, чиновник, принимающий решения о землеотводе или застройке. Да, пока ещё отдельный человек вынужден оставаться в рамках существующей системы, но для начала неплохо было бы понять её психологическую природу и изменить к ней личное отношение. Диктат, который повсеместно используется для подавления потребностей, пока ещё является необходимым для общества.

Ни одно государство не может существовать без регламентации, ограничений и запретов, ибо в самом человеке живёт неосознанная тяга к власти. Все те глобальные социальные противоречия, о которых упоминалось выше, продолжают дестабилизировать положение человека в природе и обществе.

Разрешить эти противоречия в рамках отдельного государства или отдельной религии, невозможно. Если мы, люди, действительно стремимся к социальной эволюции, то предельно откровенный разговор неизбежен, и он будет эффективен только в аспекте надгосударственных и надрелигиозных отношений.

С античных времён до наших дней человеческая мысль настойчиво искала и продолжает искать идеи надгосударственного устройства общества. Разработка безупречной концепции постиндустриального общества неизменно сталкивается с неверием и скепсисом учёных, философов, политологов. Действительно, без понимания закономерностей формирования и функционирования человеческой души, любые социальные реформы обречены на провал. Дальнейшее развитие и совершенствование надгосударственной идеологии сегодня представляется весьма актуальным. Несмотря на укрепление региональной властной элиты и масштабные выступления антиглобалистов, мир людей год за годом неуклонно движется к интеграции и сотрудничеству. Благодаря всемирной паутине и другим информационным технологиям, укрепляются связи между народами, всё прозрачнее становятся границы между многими странами, но вот вопрос, окажутся ли одно государство или несколько противостоящих друг другу государственных блоков, тем самым раем, о котором мечтают политические и религиозные деятели многих стран? Принуждение, оно и есть принуждение, поэтому было бы неверным в главе о психологии власти не упомянуть главного монополиста на физическое насилие - государство.

Многие тысячелетия назад многочисленные поселения людей, расселяясь по планете, стали приходить к пониманию необходимости защиты своих племён от внешней угрозы. Символические границы, которые устанавливали в незапамятные времена древние люди, показывает, что психологические корни происхождения государства точно те же, что и у семейно-брачных отношений - стремление человека к индивидуальной и коллективной безопасности. В то же время совершенствование интеллекта в неоднородном сообществе людей сопровождалось специализацией и разделением труда, а также появлением частной собственности на землю и вещи. Натуральный обмен товарами привёл человека к необходимости введения эквивалентов материальных благ, который породил богатство и бедность. Со временем история цивилизаций расслоила людей на классы, касты и сословия, неравные в социальном отношении. Именно поэтому, историческими предпосылками для появления ограниченных сообществ, которые позднее полностью обособились и стали называться государствами, послужили два главных обстоятельства - необходимость защиты от внешних влияний и необходимость упорядочивания межличностных отношений внутри самого сообщества.

Личные и социально-психологические потребности в подчинении.

Самоуправляемые люди объективно приходят к пониманию необходимости управления друг другом. Но как быть с подчинением? Отношения подчинения привычны человеку с детства, когда детеныша опекают старшие. Аналогично у взрослых личные качества подталкивают опытных, сильных, энергичных к доминированию над прочими. Так что в человеческой общности естественно-исторически возникают отношения подчинения. Естественность поначалу не обходится без конфликтов и кровопролития, что наносит ущерб всей общности людей. Постепенно подчинение приобретает упорядоченную форму: вырабатываются процедуры распределения ролей, для каких-то ситуаций роли распределяются заранее, возникает иерархия доминирования и т.п.

Происходит то самое превращение ситуационного неравенства в социальное, которое на ранних ступенях развития предотвращает неуправляемое взаимоуничтожение сильнейших. Пока человеческая общность не разовьется до рационального самопознания, социальное (априорное) неравенство оказывается для нее выгоднее, нежели перманентный конкурс на замещение главенствующих должностей. У нас нет оснований считать, что отношения подчинения противоестественны для человеческой природы либо идут ей во вред. Напротив, человеческая общность во всех известных нам и мыслимых формах без таких отношений не может существовать. Другой разговор, что к формам подчинения человек может подойти гораздо многообразнее, чем стайные животные. Мы как раз и собираемся подойти к привычному нам подчинению сначала критически, а затем конструктивно и творчески.

Как получить согласие человека подчиниться управлению со стороны других людей? Сложный вопрос. Это зависит от ситуации и от того, как ее воспринимает потенциальный объект управления. Возьмем крайние и потому наиболее очевидные случаи.

Крайнее принуждение

Первый крайний случай - рациональный выбор меньшего из всех зол. Каков бы ни был произвол управляющего, согласие будет получено, когда подчиняемый не видит другого выхода, то есть, все прочие варианты действий для него существенно хуже, чем подчинение. Обратите внимание, мы говорим не о действии объективных обстоятельств, непреодолимых для человеческой воли, а о сигнальном воздействии человека, скажем, террориста, захватившего людей в заложники и требующего от них подчинения под угрозой крайнего насилия. Какое же это сигнальное воздействие, если некто угрожает вас убить?! И тем не менее, пока он только угрожает, воздействие является сигнальным. В этом информационная природа управления человеком - он реагирует не на действия, а на информацию о них. Информация, кстати, может быть ложной или преувеличенной, но это дела не меняет, пока мы не имеем иной надежной информации. Важно, что выбор меньшего из зол для самоуправляемого человека не в новинку, технология сравнения вариантов по предпочтительности та же самая, которой он постоянно пользуется в повседневной жизни, где ему противостоят и природные обстоятельства, и воля других людей. У человека есть какие-то представления о ценностях, аналогии, типовые варианты для аналогичных обстоятельств. Интересно, какие ситуации из повседневной жизни кажутся человеку аналогичными террористическому захвату. В Советском Союзе у рядового гражданина никакой мирной аналогии для такой ситуации не находилось. Подчинение злой воле преступников считалось постыдным проявлением малодушия и трусости, недопустимым попустительством злодейству. А среди "типовых" решений в этой нетиповой ситуации, наряду с ожиданием действий контртеррористических служб, подразумевалась и попытка оказать террористам индивидуальное или организованное сопротивление. В частности, в 1970г. такой вариант поведения выбрала бортпроводница самолета АН-24 Н. Курченко, погибшая при угоне воздушного судна в Турцию литовскими террористами. Для советского человека с его, якобы, "рабской психологией" подчинение угрозе преступного насилия было крайней недобровольностью и отвергалось при малейшей возможности. Заметим, что уголовное законодательство практически во всех странах, а не только в СССР, признает ответное насилие, адекватное угрозе, правомерным. Поэтому советское понимание крайней недобровольности можно признать объективным.

Можно, однако, подойти к подобным случаям и более рационально. Задобрить террористов - они потеряют бдительность. Потянуть время - они устанут. Согласиться на их требования - есть шанс остаться невредимыми. А преступников впоследствии накажут, если поймают. Кто против таких "военных хитростей" в подобной экстремальной ситуации? Никто, включая самих террористов. Развивая эту логику далее, получаем возможность обвинить в случившихся тяжких последствиях уже не террористов, а самих сопротивляющихся или освобождающих. Мол, зачем отказались подчиниться требованиям злоумышленников, продемонстрировали угрожающие приготовления, спровоцировали и без того взвинченных преступников, которые могли бы и не убить, если бы им подчинялись. Лучше подчиниться, ведь это меньшее зло, чем потерять жизнь.

И чем подвергнуть риску жизнь других заложников. Таким вроде бы рациональным образом крайняя недобровольность подчинения преступному управлению незаметно преобразуется в разумную добровольность, то есть, и в необходимость, и даже в желательность. В известном анекдоте времен горбачевской перестройки так и говорится: "Что делать женщине, которой угрожает групповое изнасилование? - Расслабиться и получить максимум удовольствия". Мы никакой женщине не пожелаем такого "максимума удовольствия", поэтому готовы сделать все, от нас зависящее, чтобы избавить людей от подобного "рационального выбора". Не припоминаю и кого ни спрошу - они тоже, чтобы во второй половине 1980-х страну захлестнула какая-то особенная волна групповых изнасилований. Грандиозное групповое изнасилование нам всем еще только предстояло, о чем творцы анекдотов, похоже, либо догадывались, либо были осведомлены. В арсенале типовых решений советского человека согласие на террористическое управление отсутствовало.

Принуждающий преступник оказывался для общественного сознания за чертой, где отношение к нему было как к бешеной собаке. Изощренное принуждение терроризмом было страшнее просто убийства. Даже в открытой войне считается подлым прикрываться мирными жителями или отыгрываться на них за акты сопротивления. Открытая война - политически узаконенное и нравственно оправданное массовое взаимоубийство - исторически оправдывала какие угодно эксцессы и отклонения от норм мирной жизни. Здесь же речь не об открытой войне, а о распространении нравственного беспредела войны на человеческую жизнь вообще. Подчинение бешеным псам невозможно считать рациональным поведением. Так что речь могла идти лишь о хитрости, об имитации подчинения, а отнюдь не о предпочтении такого поведения, как якобы меньшего из зол. Нечаянные жертвы, возможные при оказании сопротивления преступникам, признавались несчастным стечением обстоятельств, возникших по вине преступников, но не сопротивляющихся, поскольку вторые действовали по необходимости, порожденной первыми. Конечно, если меры сопротивления соответствовали серьезности угрозы террористов. Одним из моментов "нового мышления" была перестановка приоритетов гуманистических ценностей с отпора преступникам на "заботу о жизни каждого индивида".

Мол, героизм и готовность к самопожертвованию, воспеваемые советской идеологизированной культурой, есть оправдание чьей-то преступной халатности, каковая "на самом деле почти всегда" и приводит к героизируемым экстремальным ситуациям. Этот милый шажок к человеколюбию создавал в общественном сознании важный прецедент инверсии добра во зло и наоборот. В скором будущем нас ожидало грандиозное смешение добра и зла, демонизация общенародного государства как якобы беспременного оппонента свободы, цинизм заигрывания с преступным миром, сепаратистами и террористами, романтизация рэкета и киллерства, смердящий поток десакрализации советских идеологических и духовных ценностей. Во множестве американских детективных, точнее, криминальных фильмов, хлынувших на наш экран в конце 1980-х, поражали эпизоды, где "хороший парень", угрожая пистолетом, добивался от другого персонажа желаемого поведения, например, чтобы тот дал какие-то показания.

Поразительна была не только неразборчивость "хорошего" в средствах, не только легкость перехода черты и превращения человека в бешеную собаку, но и то, что "плохой" действительно иногда держал свое обещание, данное "хорошему" под угрозой для жизни. По нашей логике "плохой", освободившись от угрозы, имел моральное и законное право принять любые меры против своего потенциального убийцы, в открытую продемонстрировавшего свои радикально преступные намерения. Наше сознание отказывалось видеть в таком эпизоде отражение американской реальности, предлагаемой в качестве "цивилизованного" образца.

Просто голливудский зрелищный трюк. Мы, не жившие в США, и сейчас не знаем, в какой мере эти зрелищные трюки выражают духовную суть американского общества. Наверное, сами американцы не слишком задумываются об этом, а в их кинематографе можно найти примеры самой разной направленности. Но можно определенно сказать, что эпизоды такого рода героизируют террористическое управление. Да, многое в тех фильмах было нам в диковинку. Чего стоит, к примеру, форма отношений полицейских и мирных граждан. Вроде бы все рационально и вполне пристойно, но какая пропасть в сравнении с нашими взаимоотношениями с родной советской милицией, где были свои в доску ребята, не святые, как и мы сами, но наша власть, а не власть над нами. Однако, мы отвлеклись.

Добровольность

Второй крайний случай - добровольность поведения - противоположен первому. Возражений управляющему заведомо не будет, если никакой чужой воли попросту нет, а есть то самое полноценное самоуправление, приверженность которому отвращает нас от подчинения. Попробуем представить себе этакую кристально чистую добровольность, которая на поверку не столь очевидна, как может показаться. Добровольность выбора подразумевает невынужденность, свободу, доступность самых желанных вариантов, обстоятельства, благоприятствующие нашим стремлениям. Легко заметить, что окружающий мир, рассматриваемый отдельно от человека, то есть, мир дикой природы, - не таков. Мир не всегда ублажает человека, а временами вообще жесток и опасен. В поте лица приходится добывать в нем хлеб и кров. Не очень-то похоже на идеал добровольности. В этом отношении интересны истории про робинзонов, оставшихся один на один с природной реальностью, только настоящие, а не срежиссированные. При трезвом взгляде робинзонада, эта "подлинная свобода" человека, предстает не столько идеалом вольной жизни, сколько вынужденным тяжелым приключением, даже в условиях благоприятного тропического климата.

Человеческий род старается изменить в свою пользу природные обстоятельства, и кое-что ему удается. Городское население, изнеженное цивилизацией, забывает об этой очевидности, поскольку привыкает пользоваться технологическим могуществом, накопленным поколениями, а также плодами нелегкого труда других людей, все еще распространенного, несмотря на тенденции роста технологической оснащенности во всех отраслях хозяйствования. Забота о комфорте постепенно уводит человека от природы, переносит в царство железяк, искусственных сущностей, лишних вещей. Это не проходит даром для его организма, но особенно для внутреннего мира. Однако, не будем тут увлекаться проповедями, а лучше отметим, что мир благоприятствующих обстоятельств создается и поддерживается людьми совместно, а не каждым индивидуально.

С другой стороны, люди создают и поддерживают также ограничительные для индивида представления о непреложности обстоятельств и о предпочтительности тех или иных ценностей. Ограничительные представления вместе с другими знаниями усваиваются человеком с детства. Это обстоятельство неотделимо от искусственного мира людей. Для получения кристально чистой добровольности нам бы следовало не только пренебречь внушаемыми с детства ценностными представлениями, но, справедливости ради, отказаться заодно и от сладких плодов цивилизации, которые вряд ли сохранятся в условиях всеобщего пренебрежения соответствующими ценностями. В обыденной жизни мы не можем отличить сугубо свои суждения от влияний общества. Ведь самым заметным признаком оригинальности позиции личности служит ее отличие от общепринятой. Поди разбери, то ли это действительно значимое открытие, то ли банальное стремление оригинальничать, отличаться, дух противоречия. Поэтому примем за истину известную мысль, что жить в обществе и быть свободным от общества, невозможно. А наш идеал добровольности сформулируем так: это ситуация, когда требования подчиниться со стороны других людей несущественны (отсутствуют или совпадают с чаяниями индивида), а возможности оценить обстоятельства и последствия поведения - максимальны. Проще сказать, никто не стремится вами командовать, никто не утаивает от вас накопленный человечеством опыт, и никто не мешает воспринимать окружающий мир. Таков наш второй крайний случай, хотя какой же он крайний для нормального человека? В терминах самоуправления добровольность - это преследование своих целей в условиях доступности необходимых знаний и ресурсов. Добровольное подчинение имеет место при совпадении целей управления с собственными целями индивида.

Если цели у каждого свои, если цели одного субъекта противоречат целям другого, то добровольность приводит к неприемлемой конфликтности. В условиях современных общностей добровольность достижима, когда интересы людей организованы как совместные, общие. Поведенческие приоритеты выстраиваются в пользу сотрудничества, а не конкуренции. Конкуренция же допускается только по заранее установленным общностью правилам, чтобы способствовать развитию и обновлению, но не взаимоослаблению конкурентов. Выходит, прав был дедушка Маркс. Свобода - это осознанная необходимость. Добровольности не так просто достичь в масштабе общества в целом. Советский опыт оболган и всячески уничтожается. Антикоммунисты делают ставку на сотрудничество узких групп, а в целом обществе сотрудничество только имитируется.

При этом господствующие группы оказываются заинтересованы в ослаблении самопонимания противостоящего им остального общества, для чего и ведется непрекращающаяся информационная война. Скрытое управлениеИмидж добровольного поведения очень любят использовать в своей пропаганде либералы-индивидуалисты. Человек свободен, полноценен, не требуется никакого согласия, тем паче, насилия... Вот только анархия получается, управы нет на этого типа, а управлять, как мы отметили выше, зачастую нужно, приходится, а в некоторых ситуациях - нельзя, но очень хочется. Вот бы изловчиться как-нибудь. Оказывается, это возможно. Кто подчинится, если на улице незнакомец попросит его приоткрыть доступ ко внутреннему карману пиджака, где деньги лежат?

Дураков нет. Другое дело, если незрячий иностранец и водитель такси подойдут с расспросами, незрячий уронит что-нибудь на землю и нечаянно споткнется о человека, когда тот бросится поднимать, - доступ открыт. Остается только смыться. Данный пример неконтролируемого управления, взятый из жизни, вовсе не так экзотичен для нынешней реальности, как это может показаться. Чтобы осуществить такой прием, требуется немалое искусство, артистизм, умение захватить и удерживать внимание лоха на ложных обстоятельствах. Отход прикрывает случайный прохожий. Он также стремится помочь инвалиду и тоже не замечает истинной сути происходящего. Прохожий принимает эстафету разговора и удерживает внимание жертвы, пока деньги из кармана не уедут далеко. Вытащить деньги может и сам этот "случайный", бросившись вместе с лохом подбирать оброненное. В этом случае он должен уйти раньше, а слепой с таксистом отвлекут. А при чем тут управление, когда налицо простое воровство? Да, само изъятие денег из кармана суть вовсе не информационное воздействие, а технологическое. Зато все сопутствующее - управляющее воздействие, замаскированное под невинные случайные обстоятельства. Чтобы управление было скрыто от жертвы, злоумышленники не командуют, а подстраивают либо имитируют обстоятельства, получая нужный результат в порядке добровольной инициативы самого потерпевшего. Обронить предмет - это здесь самое настоящее управление поведением жертвы, правда осуществляемое не совсем обычным способом. С психологической точки зрения скрытое управление оставляет у управляемого иллюзию добровольности поведения.

Пока скрыт общий замысел управления, пока неясна вся цепочка действий, пока неотличимо нечаянное от намеренного, отдельные действия совершенно невинны и ненаказуемы, тщетно жаловаться. Правоохранители, руководствуясь презумпцией невиновности, просто рассмеются вам в лицо. Традиционно скрытое управление квалифицируется как преступное деяние. Но в условиях информационной войны приемы массового скрытого управления посредством СМИ выводятся из-под уголовной ответственности и оправдываются идеологией, созданной в 20 веке специально для защиты прав частной собственности в условиях всеобщей грамотности граждан.

Список литературы

1. Козлов Н. «Психология управления» 2008 г.

2. Роберт Фрейджер «Психология личности» 2008 г.

3. Платонов Ю.П. «Социальная Психология» 2006 г.

Размещено на Allbest.ru