Флавий Валерий Константин: некоторые свидетельства "profane" и их анализ

Да, действительно Евсевий стремился представить своего обожателя в «супранатуральном виде». Однако и сам Евсевий вначале своей книги напоминает читателю, что он «будет повествовать только о богоугодных делах Константина». Да, отсюда мы можем обвинить Евсевия, но только не в выдумке, и тем более не во лжи, а в том, что всю историю он превознес и приукрасил.

Более того, все эти критические заметки были сказаны людьми, которые жили намного веков позже самого Константина. Невольно возникает вопрос, кому же больше верить: им или его современнику, многие годы прожившему с ним бок о бок? Но, не ограничиваясь этим, перейдем к следующему.

Во-вторых, поскольку все продолжатели Евсевия, пользовались его сочинением «Жизнь Константина», соответственно никто из них и не подвергал сомнению достоверность исторического события в жизни императора. Интересно отметить, что продолжатели Евсевия, к примеру, Сократ Схоластик, были осведомлены о том, что Евсевий при написании книги «заботился более о похвалах царю и о торжественности речи», как он это и подчеркивает в начале своей истории. Между тем, заканчивая повествование о Константине, он не отрицает факта - крещения, но напротив уверенно заявляет следующее: «живя здесь в предместии, он принял христианское крещение».

Итак, нет сомнений в том, что Константин был крещен, они скорее в том, что Евсевий их приукрасил до неузнаваемости.

В-третьих, большинство источников упоминают о крещении императора Константина. Это, несомненно, доказывает и подтверждает уже сложившееся мнение в истории христианской церкви. Как следствие наших исследовательских рассуждений о подлинности крещения императора Константина, обобщим следующее.

1. Крещение Константина - исторически достоверное и подлинное событие в истории христианской церкви.

2. Если и есть повод не доверять Евсевию, и сомневаться, то лишь в преувеличении, но не в выдумке, и тем более не во лжи.

3. Все подлинные, и по времени - ранние источники признают крещение Константина, поэтому мы будем доверять и придерживаться их, принимая подобные воззрения за более достоверное и окончательное в данном вопросе.

2. Крещение перед смертью.

Очень многие историки, в частности оппозиционеры Константина, приводят этот излюбленный довод как один из основных. Поставленный вопрос следующий: почему император не принял крещение раньше, а именно перед смертью? Этот вопрос очень важен для надлежащего исследования. По высказыванию А. Шмемана, «крещение, которое для церкви одно делает человека христианином, включает его в новую жизнь». Суть в том, что некоторые исторические сведения указывают на момент обращения Константина не в крещении, а в сражении 312 года, перед которым император видел видение.

Историк Й. Лортц подает намек на разгадку сложившейся дилеммы, когда пишет о том, что «Константин решился принять крещение лишь незадолго до смерти, что отчасти могло быть обусловлено достойной сожаления традицией». Между тем, Д. Норт уясняет эту сложившеюся традицию: «Ведь фундаментальное церковное учение устанавливало, что только крещением можно смыть все грехи. Поэтому, грехи, совершаемые после крещения, представляли собой проблему». По крайней мере, приведенные ссылки, проливают свет на правильное понимание этого вопроса, хотя не окончательное и неосновательное. Из них прямо следует, что человек, откладывающий крещение до последних дней жизни, умирал, не неся на себе груза ответственности за совершенные раннее грехи. У известного историка Поснова есть похожая мысль: «Одно покаяние - перед крещением, согрешившим после крещения, не оставалось уже никакой надежды на спасение, разве только на милость Божию». Как отмечает известный выдающийся богослов XX века, И. Мейендорф: «В целом крещение рассматривалось как важнейшее жизненное событие, и обычай откладывать его (иногда даже до самой смерти, как в случае императора Константина I) был широко распространен».

Вполне возможно ограничиться на этом, но вопрос потеряет своего исторического основания и своей не до конца понятной проблематики. По данной причине, приведем еще более древнее свидетельство, в пользу приводимых выше доказательств. В трактате «О крещении» Ж. Кальвина присутствует речь, которая поспособствует весьма расширению и окончательному уяснению вопроса. «Но не следует думать, будто крещение очищает нас только от прошлых грехов, так что, согрешив после крещения, мы должны искать против них новое целебное средство. Из-за подобного заблуждения многие в древности стремились креститься в конце жизни или даже перед самой смертью, чтобы получить, таким образом, полное отпущение всех совершенных в жизни грехов». Эта безумная выдумка также часто осуждается в сочинениях епископов.

В действительности, если познакомиться с догматико-полемическим сочинением Тертуллиана «О крещении», или с практико-аскетическим сочинением «О покаянии», нам станет яснее суть вышеизложенной проблемы. Приведем лишь некоторые части этих сочинительных трактатов, представляющимися наиболее яркими и важными.

«Божественное внимание предпосылает свои знамения, а всякая «просьба» [о крещении] может обманывать и быть обманутой. Поэтому, учитывая особенности, характер и даже возраст каждой личности, полезнее помедлить с крещением, особенно маленьких детей…пусть приходят, когда повзрослеют. Пусть приходят, когда учатся, когда будут научены, куда идти. Пусть станут христианами, когда смогли познать Христа. Что спешить невинному возрасту за отпущением грехов? Если бы осознали всю вескость крещения, то скорее опасались бы поспешности, чем промедления: непорочная вера не тревожится за свое спасение». Также приведем его мысли о надлежащем покаянии. «То, что я, по своей неспособности, попытался доказать относительно покаяния, а именно, что его следует принимать раз навсегда, это касается всех вверивших себя Господу, ибо все они стремятся к спасению через угождение Богу. Но в особенности это относится к тем новообращенным, которые, едва начав питать свой слух божественными речами, неуверенно ползают, подобно слепым новорожденным щенкам, и говорят, что они отказываются от прежней жизни и принимают покаяние, но не стараются добиться его выполнения….какая нелепость - не покаявшись, ожидать прощения грехов. Поэтому пусть никто не обольщается, будто ему позволительно грешить, поскольку он числится среди начинающих учение. Как только ты познал Бога, ты должен иметь страх; как только воззрел на Него, ты должен чувствовать благоговение. Какая польза от твоего знания, если ты предаешься тому же, чему и раньше, когда ничего не ведал? Какое различие между тобой и совершенным слугой Божьим? Разве у крещенных один Христос, а у оглашенных - другой? Это омовение есть запечатление веры, а вера начинается и свидетельствуется верой в покаяние. Не для того мы крестимся, чтобы перестать грешить, а потому, что уже перестали, уже омыты сердцем. Как было бы хорошо, Христе Господи, если бы рабам Твоим доводилось слушать лишь поучения о том, что оглашенным грешить не подобает, и пусть бы они вовсе не знали покаяния и не нуждались в нем».

«Во втором веке общая церковная организация, а с нею и подготовка к крещению, стали приобретать более определенные формы. Период приобщения к христианской жизни стал более длительным, обучение - более постепенным».

Для того, что бы вопрос был разъяснен окончательно, заметим и то, что Константин не представляет собой уникума в этом вопросе. История христианской церкви может привести и другие имена. Так, например и его сын - Констанций, принял святое таинство перед смертью в 361 году. Случай с императором Феодосием, ради полноты и объективности может быть приведен тоже. «Тяжелая болезнь побудила императора Феодосия поторопиться с принятием крещения». Поснов уточняет, что он принял крещение от руки Ахолия, епископа Солунского. Следующий пример также подтверждает существование этого заблуждения. «Когда Августин был еще мальчиком и сильно болел, он настойчиво упрашивал о крещении, но св. Моника сочла более благоразумным подождать еще». Именно по причине этого чрезмерно распространившегося заблуждения, крещение, способное погасить все грехи, откладывалось до тех пор, пока грехи молодости не оставались далеко позади.

«Катехумены, откладывавшие крещение до предсмертного часа, назывались «клиниками», так как они принимали таинство на смертном одре. Мишель Дюжарье связывает откладывание крещения с общим охлаждением пыла катехуменов и падением церковной дисциплины. Но на это обстоятельство можно посмотреть совершенно иначе: именно потому, что церковь ничуть не снижала своих моральных требований, многие симпатезирующие христианству язычники не осмеливались сделать решающий шаг к крещальной купели, так как они глубоко осознавали всю ответсвенность их будущего положения». Приводимых выше аргументов вполне достаточно, чтобы быть заверенным в правдоподобности и адекватности исследуемого вопроса.

3. Иная версия о крещении императора.

а. Основное введение в вопрос

Речь пойдет о том, что Константин принял крещение не от руки Евсевия Никомедийского, а от папы Римского, св. Сильвестра 1. Кроме того, по предположению данной версии, это произошло не в год смерти Константина, а в 323 году. По существующим данным, эта версия впервые была обнародована Феофаном Исповедником, - игуменом монастыря. Профессор Болотов проливает свет на историю написания этого труда. «Он написал хронику, обнимающую 528 лет, с первого года царствования Диоклетиана до второго года царствования Михаила, или с 285 года до 11 июля 813 года». Как проясняется дальше, становиться известным факт, что он приступил к своему труду по просьбе Георгия, синкелла константинопольского патриарха Тарасия, который написал хронику от начала мира до царствования Диоклетиана. Перед смертью, он просит Феофана позаботиться о дальнейшем написании начатого им труда. Исполняя эту просьбу, он «продолжает ее примитивным способом». Историк Поснов называет эту версию тенденциозной, и опускает ее комментировать. Возникает вопрос, в котором нам надлежит разобраться.

б. Изучение вопроса

По данной версии, св. Сильвестер излечил императора от проказы и крестил его. То есть, обряд помазания над больным был совершен перед святым церковным таинством крещения. Также становится, очевидно, и то, что это произошло в Риме. Тогда непонятно почему, и с какой стати, римский понтифик нарушил церковное предание и западный чин литургии по совершению обряда крещения. Суть в том, что уже в то время, между Западным и Восточным христианством было различное понимание вопроса о церковном таинстве крещения. Хотя крещение было принято и практиковалось всегда и всюду как самоочевидное начало и основание христианской жизни, различия в объяснении и толковании этого фундаментального акта появились сравнительно рано. «В начале III века церкви сирийско-палестинского региона практиковали помазание перед крещением, в то время как Западные церкви, как правило, отводили помазанию место среди обрядов, следовавших после крещения».

Надлежит ответить на вопрос, почему и с какой целью Феофан поместил эту отличную от Евсевия версию в своей хронике. В этом отношении, остается только предполагать различные мнения, исходя из существующих исторических документов. У историка Болотова содержится, некоторая информация на сей счет, которая будет полезна и уместна в нашем исследовании. В данном случае, выясняется, не до конца известный факт, что Феофан решает этот вопрос отрицательно, так как усматривает у Евсевия арианские тенденции. По заключению Болотова, это «попытка набросить тень на сообщение Евсевия». Как известно, Евсевий Никомедийский в богословских спорах церкви поддерживал воззрение Ария, именно то лжеучение, которое было анафемствованно на первом вселенском соборе. «Принять крещение у папы благочестивее и равноапостольскому (Константину) естественнее креститься у святого (папы Сильвестра), чем у еретика - арианина, каким был Евсевий никомедийский». Вполне вероятно, что Феофан не желал в своей хронике писать о том, что Константина крестил арианский епископ, а посему и выдвинул другую версию. По этому поводу, следовательно, нужно отметить то, что Евсевий Никомедийский раскаялся в этом лжеучении, и был возвращен из ссылки. Об этом мы ясно можем прочитать в церковной истории Сократа Схоластика. Кроме этого, также возникал вопрос о том, каким образом император Константин председательствовал на первом вселенском соборе, будучи некрещеным. «Хотя указываемое Евсевием участие Константина до его крещения в деятельности первого вселенского собора не совсем удобно и приятно для благочестивого чувства, но его не отвергает ни Созомен, ни Сократ, ни Феодорит; и аналогия с Константином показывает, что тут ничего нет странного или невероятного: Константин откладывал свое крещение до конца дней и в то же время принимал в церковных соборах живейшее участие». Нам также становятся известны прямые сообщения внецерковных историков о том, что «Константин, не приняв еще крещения, председательствует на Никейском соборе христианских епископов». Это также один из вопросов, имеющих непосредственное отношение к делу. Все решалось очень быстро и по сути оправдано, если согласиться с тем, что Константин принял крещение от папы Римского св. Сильвестра за целых два года до вселенского собора, и соответственно председательствовал на Никейском соборе будучи крещенным. Сам же 323 год подает повод к сомнению, так как именно этот год был одним из основных в его военных действиях. Вначале он выступал против тевтонских племен, которые постоянно беспокоили северных жителей империи. А после он готовился, по сути, к главному сражению в своей жизни, которое состоялось 18 сентября 323 года близ Хризополя. И после одержанной победой над Лицинием, он стал единодержавным правителем Римской империи. Первично, нет сведений, что император болел, так как он сам руководил военными походами. Во-вторых, наврядли Константин согласился бы принять крещение в 323 году перед битвой с Лицинием, так как он мог бы настроить против себя язычников, которые составляли большую часть его войска. В-третьих, нет ни малейших сведений о том, что Константин имел что-то общее с папой Сильвестром.

Последним и окончательным аргументом в изучении и сопоставлении двух теорий является знание того, что «во времена «золотого века» христианского богослужения, таинство крещения совершалось в Пасхальную ночь и составляло органическую часть ежегодного торжественного празднования Пасхи», таким образом, крещение есть истинно пасхальное таинство. Еще Тертуллиан в свое время писал о том, что христианское таинство крещения должно совершаться в период празднования Пасхального торжества, который, в свою очередь заканчивается праздником Пятидесятницы».

Исходя из выше представленных доводов и изложенных свидетельств, мы не можем согласиться и отдать предпочтение этой версии. Но прежде чем мы представим основные причины недоверия версии Феофана, отметим две основные причины, по которым он поместил эту версию в своей церковной истории.

1. По Феофану, лучше креститься у папы святого, нежели у еретика - арианина Евсевия Никомедийского.

2. Исторически оправдано представить председателем первого Вселенского Собора, как крещеного человека.

Основными же причинами недоверия версии Феофановой могут послужить следующие известные факты.

1. Нет других ранних по времени написания источников, которые бы констатировали и подтверждали, что у Константина и папой Сильвестром были какие-то отношения, кроме подложно-сфабрикованного документа «Дар Константина».

2. Нет иных источников, которые бы проливали больший свет и подтверждали некоторые события, которые отмечает Феофан в своей хронике. Например, что Константин сильно болел в 323 году, или вызывает сомнения вопрос, что Сильвестр мог нарушить западный чин литургии при совершении обряда крещения.

3. По той причине, что Феофан составил свою хронику значительно позже, и нам не известны источники, которыми он пользовался при составлении своей хроники.

Если все свидетельствует и доказывает правоту Евсевия, то соответственно следует признать несостоятельность Феофана.

4. Основные выводы

В заключение данных рассмотрений вопроса о крещении Константина, можно установить следующее положение. Флавий Валерий Константин действительно был крещен в торжественное празднование Пасхи за несколько дней до своей смерти в 337 году от епископа Евсевия Никомедийского. И с этого времени мы можем причислять его к общению с церковью и ее сокровенными таинствами. Крещение - это последняя инстанция, заключительная ступень на пути христианского воцерковления.

Что же касается вопроса о версии Феофана, заметим, что она не обоснована; нет больших источников, которые бы подтверждали его воззрение. А посему она и несостоятельна, и не может быть приоритетной в данном вопросе. Доверяя современникам Константина, Евсевию и его продолжателям, мы принимаем именно их версию о крещении императора как достоверную, и максимально приближенную к объективности.

В. Наличие языческих титулов

Исторически известно, что Константин до конца своей жизни сохранял за собой титул Великого понтифика и верховного жреца. Рассмотрение этого вопроса действительно несет на себе отпечаток необходимости, так как подает повод к мысли, что император не может быть и называться христианином. Нечто подобное выражает историк Kurtz, когда пишет, что: «Исповедание Константином христианства не является всецело политической выгодой, хотя использование имени Pontific Maximum дали некоторый колорит подобному мнению». По этой причине нам необходимо детально и достоверно, сопоставляя все аргументы и найденные факты, рассмотреть данный вопрос первично в соответствующей исторической перспективе, а после дать правильную, беспристрастную оценку, которая послужила бы полезностью и соответствующим ответом на нелегкий, но важный вопрос.

Верховный жрец

Сначала доподлинно изучим историческое возникновение коллегии жрецов, во главе которых был верховный жрец, а затем и их функцию в делах государственных. Римская государственная система была зафиксирована в двух древнейших законодательных сводах. Вся юриспруденция была построена на сакральных правах жреческих коллегий. В древнем Риме их было большое множество: коллегия авгуров, коллегия понтификов, коллегия фециалов, коллегия салиев, коллегия арвальских братьев, коллегия луперков, коллегия жрецов, и др. По сообщениям Сервия, нам становится известно, что у древних римлян «было в обычае, чтобы царь был также жрецом». Как сообщает исследователь А. Донини, высшие жреческие власти наделяли императора титулом верховного жреца. Для того, чтобы определить меру их государственной ответственности, сперва следует привести непосредственное определение самого термина. «Это предводитель общественной группы, выполняющей, главным образом в политеизме, функции посредничества между людьми и «сверхъестественными силами», совершающие религиозные обряды, в мировых религиях эти функции выполняло духовенство». Он был ответственен за принесение жертв, как частных, так и общественных. В компетенции жреческой коллегии во главе с верховным жрецом осуществлялся верховный надзор над заимствованными культами, праздниками и жречествами. Сан жреца всегда считался священным и пользовался уважением. В некоторых источниках, жрец приравнивается к понтифику, но подобное приравнивание должно полностью искореняться, уже исходя из различных их функций и государственных задач, многообразие которых подчеркивает самое различие.

1. Великий понтифик

«Понтифик - латинское название первосвященника, титул западно-римских цезарей, а потом пап», вот как определяется значение этого выражения церковно-историческим словарем. Коллегия понтификов была одной из видных в Римской империи. Деятельность понтификов можно свести к трем основным функциям.

1) «Консультация по сакральным вопросам в сфере своей компетенции;

2) помощь политическому руководству и отдельным гражданам в проведении обрядов и ритуалов;

3) осуществление собственных священнодействий».

Как отмечает историк Л. Остерман: «Повседневная же их миссия - наблюдение за религиозной практикой граждан и строгостью соблюдения обрядов. Начиная с III века до Р.Х., понтифики еще вели хронологию важнейших событий в городе, хранили государственный архив». По описанию задач великого понтифика становиться очевидным его главная цель посредничества между людьми и богами. Как дополняет исследователь Токарев: «понтифик обладал некоторыми полицейскими правами» при исполнении своих сакральных обязанностей.

Росту значения полномочий немало посодействовала реставрационная политика Августа, «как и то обстоятельство, что, начиная с Августа, все принцепсы среди должностей, оформлявших их власть, имели и сан верховного понтифика». В дополнение к этому, важно заметить, что это не было лишь формальностью. Весьма показательно в этом отношении обращение наместника Вифинии Плиния Младшего к императору Траяну как к верховному понтифику. Первичная цель обращения состояла в прошении совета в отношении верующих христиан; т.е. дело касалось сакрального вопроса, как раз того самого, что входило в компетенцию понтифика. Приведем полный текст его обращения.

«Считаю своим священным долгом, Государь, докладывать тебе обо всем, в чем я сомневаюсь, ибо чем можно лучше устранить мои колебания или рассеять мое невежество? Я никогда не участвовал в процессе над христианами и потому не знаю, какие их действия и в какой степени подлежат немедленному наказанию и какие требуют расследования. И немало я колебался, спрашивая себя, надлежит ли принимать во внимание возраст обвиняемого, или должно одинаково относиться к юноше и старцу; надлежит ли простить раскаявшегося, или следует считать, что тот, кто раз сделался христианином, отречением искупить вины уже не может; наконец, что именно требует наказания: само ли название христианина даже при отсутствии преступления или только преступления, присущие наказанию? А тем временем я придерживался по отношению к тем, которых ко мне приводили в качестве христиан, следующего образа действия; я спрашивал их самих, христиане ли они? Признавшихся расспрашивал во второй и третий раз, угрожая им муками; упорствующих приказывал казнить. Ибо я не сомневался в том, что, каковы бы ни были их признания, уже самые их упорство и упрямство подлежат во всяком случае наказанию. Других, одержимых таким же безумием, но состоящих римскими гражданами, я предназначил к отправке в столицу. Вскоре с распространением преступной секты ее проявления, как это обыкновенно бывает, сделались разнообразнее. Появилась анонимная книжка, содержащая имена многих причастных к христианству, но [допрошенные] они это отрицали, заявляя, что никогда не были христианами и, следуя моему примеру, призывали богов и чтили твое изображение (которое я по этому случаю велел принести вместе со статуями богов) курением фимиама и возлиянием вина; при этом они злословили Христа, к чему, как говорят, никак нельзя принудить тех, кто на самом деле христиане. Поэтому я счел возможным их освободить. Некоторые, указанные доносчиками и сперва признавшие себя христианами, стали после утверждать, что они перестали быть таковыми, кто за три или более лет, кто даже за 20 лет перед этим. Все они преклонились перед изображением и статуями богов и отвергли Христа. Впрочем, они утверждали, что вся их вина, все их заблуждение заключались в том, что в назначенный день на рассвете они сходились, поочередно обращались с молитвами к Христу как к Богу и не только не делали чего-либо преступного, но, наоборот, давали обет не присваивать себе чужого, не предаваться блуду, не обманывать, не злоупотреблять чьим-либо доверием. После этого они расходились и потом снова собирались для принятия пищи, общей для всех и самой простой. Они уверяли, что и от этого отказались после моего эдикта, которым, согласно твоему приказанию, я воспретил всякие сборища. Однако я счел необходимым подвергнуть пытке двух служанок, о которых мне донесли как о церковнослужительницах, чтобы узнать от них всю правду. Но я ничего нового не узнал: их показания лишь утвердили во мне убеждение в зловредности и чрезмерности этого суеверия. Поэтому, отложив дальнейшие рассуждения, я решил обратиться за указаниями к тебе. Дело это требует, как мне кажется, всестороннего обсуждения, особенно ввиду опасности, которая угрожает и будет угрожать весьма многим, независимо от возраста, состояния и пола, так как означенное суеверие, подобно заразительной болезни, распространяется не только в городах, но и в деревнях. Впрочем, возможно еще, казалось бы, с этой заразой бороться и ее приостановить, ибо не подлежит сомнению, что храмы, почти было опустевшие, теперь стали опять наполняться молящимися, что торжественные жертвоприношения, давно уже не совершавшиеся, начали снова привлекать народ, что отовсюду стали вновь приводить жертвенных животных, на которых в последнее время весьма редко встречались покупатели. Из сего можно заключить, что люди и в массах способны исправиться, если только дать им возможность раскаяться».

Нам также становиться известным ответная реакция императора Траяна, который отправляет послание с соответствующими указаниями: «Ты держался правильного образа действий, любезный Секунд, при расследовании виновности тех, о которых тебе доносили как о христианах. Ибо по отношению к этим людям нельзя руководствоваться какими-либо твердо установленными правилами. Подробные расследования излишни: если донос подтверждается, наказание обязательно, но с тем, однако, чтобы тот, кто отречется и докажет на деле молитвенным обращением к нашим богам, что он не христианин, мог раскаянием заслужить прощение, какие бы на нем ни лежали подозрения в прошлом. На основании же лишь одних анонимных доносов никого осуждать отнюдь не следует, ибо это служило бы весьма дурным примером и не отвечало бы духу нашего века». Это не единственный пример из истории, когда проконсулы обращаются к императору за советом. К примеру, в дошедшем до наших дней письме императора Адриана к проконсулу Азии Фундану, мы читаем: «Я получил письмо от славного Серения Граниана, твоего предшественника, где он просит его расследовать все доносы на христиан, и карать их соразмерно их преступления».

Прежде всего, следует отметить и в одном и другом случае верховный надзор, верховное руководство сакральными делами. Также понятно и очевидно, что в данном контексте речь идет о языческих формах исповедания. Достоверны в этом отношении слова известного русского основоположника софиологии В.С. Соловьева: «В начале истории каждый отец семьи является священником или жрецом». Даже исходя из этой приравненной формы, мы можем вывести две главнейшие задачи священника или жреца, которые сводятся к посредничеству между Богом и человеком, и личному примеру священнодействия. Все выше написанное явствует из истории и очевидно представляется для нас. К самому вопросу о том, как Константин носил эти языческие титулы, может послужить непременным ответом два примера из его жизни. Первый из них говорит о том, что Константин изменил культ древних богов, а второй может послужить красноречивым свидетельством его личному священнодействию. После триумфального въезда в Рим, Константин не последовал к храму Юпитера для жертвоприношения. Таким образом «традиционная жертва впервые за многие века не была принесена».

Во-вторых, следует заметить, что эти титулы в какой-то степени придавали своего рода весомость и значимость; именно по причине священства этих титулов, носившие их, обладали огромным уважением и властью. Так что отказ от них, или любая форма отречения от них считалась потерей власти и руководства не только в делах религиозных, но и государственных. Кроме того, как отмечают соавторы Карев и Сомов, Константин боялся «прогневать и языческих жрецов».

Очень сложно сейчас по-настоящему вникать в истинную сущность разбираемого вопроса, учитывая все те порой противоречивые сложности, исторически испорченные фрагменты, недостоверные факты, и вместе с этим дать адекватный ответ на вопрос, почему Константин не отрекся от них. Поэтому поводу мы в силе написать лишь некоторые предложения.

Сохраняя за собой титул великого понтифика и жреца - главного языческого священника, Константин мог быть не только единственным надзирателем в делах религиозных, но мог быть государем и иметь их в государственном соподчинении. Вполне допустимо, что для императора отказ от языческих титулов означал потерю надзора и господства над язычниками, которые на то время составляли больший процент населения. Отсюда мысль легко привести к тому, что, сохраняя за собой титул языческого священника, Константин мог не только сам принять христианскую веру, но и христианизировать языческое общество, будучи главным консультантом, в жизни религиозной. При этом, если учесть, что христианство не было религией большинства его подчиненных, это вполне допустимо и приобретает окраску реальности.

Следующим интересным моментом, выявляющимся в ходе исследования, представляется естественная мысль о том, что Константин по сути дела не был хранителем одновременно двух религий. Языческие культы он не отправлял лично, хотя присутствовал на языческих церемониях, как подобает императору и главному жрецу. Между этими императорскими действиями есть различие, и их необходимо правильно истолковывать. Христианское таинство крещение было принято им за несколько дней до смерти, а посему несправедливо обвинять его в этом, так как само собой разумеющееся было ясно, что он теперь не только симпатизирует христианству, но и сам приобщился к церкви Христовой. Упоминая здесь о крещении, нельзя сказать, что с этого момента он стал христианином; это был последний, заключительный шаг в его познавательном и постепенном приобщении к церкви. Тем более, тот факт, что он принял его перед самой смертью, свидетельствует о его осведомленности в делах церковно-догматических. Отсюда можно полагать, что Константин не имел ни морального, ни государственно-сакрального права отречься от них, так как первично, он тем самым смог бы скомпрометировать народ против себя, и, возможно потерял бы положение властвующего над ними.

Но это не имеет никакого отношения к его личному исповеданию христианства. Не отрекаясь от языческих титулов, и присутствуя на языческих празднествах, Константин тем самым, обезопасив себя от нападков язычников, смог свободно вникать в дела христианской церкви.

С. Виновник первого падения Церкви.

В этой части нашей работы мы рассмотрим изначальные проблемы в контексте нашего исследования. Отсюда будет обнародована часть той идеи об обращении Константина с соответствующими мотивами и аргументами.

«Союз Церкви и Государства».

Рассмотрим некоторые заявления ученых историков, и выясним их сущность. Принятие императором христианства, характеризуется союзом церкви и государства. По свидетельству некоторых историков, этот церковно-государственный союз «очень модно считать ужасной ошибкой». В связи с этим ученые историки приводят ряд причинных проблем.

«Во-первых это повлекло за собой неосознанное массовое обращение язычников, что привело к снижению моральных норм и принятию некоторых языческих и идолопоклоннических обрядов».

Второй проблемой можно обозначить «проникновение политического образа мыслей и действия в саму церковь».

И в качестве последнего проблемного вопроса стоит указать на уход от чистоты первохристианства, укоренение в мире сем.

А. Симбиоз христианства и язычества

Итак, выясним сущность первой проблемы. Все те, кто немного глубже знакомы с этим периодом в истории христианской церкви, и в частности с этим вопросом, смогут сказать, что на самом деле не было никакого одновременного массового обращения язычников. Если и наблюдалось подобное настроение язычников, то это лишь в высших кругах, чтобы быть поближе к императору. Как замечает Гонсалес: «христиане из богатых слоев увидели в этом положительный знак… и романизированная знать устремилась в церковь». Но вместе с этим, важно понять и то, что Константин «окружая себя христианами, не удалял от себя язычников». Более того, язычество продолжало существовать, и богослужения жертвоприношений продолжали проводиться во время правления Константина. Император не прилагал каких-то усилий к искоренению язычества, он не запрещал проводить богослужения, также важно отметить, что он насильно не христианизировал народ, он не указывал на христианскую церковь как единственную. Достоверно замечает исследователь Фаррар, когда пишет, что «он (Константин) выразительно устранялся силою подавить язычество». Вместе с этим, важно отметить и мнение историка Гарнака, который отмечает, что Константин «открыто притеснял язычество». В подобном заявлении, важно уточнить, что это происходило в последние годы правления Константина; к тому же оно не приобретало повсеместный характер. Здесь же следует заметить и тот факт, что в новой столице империи на Босфоре, Константин не отказывался от языческих сооружений. Напротив, как сообщает Васильев, «лучшие языческие памятники Рима, Афин, Александрии, Эфеса, Антиохи шли на украшение созидавшейся новой столицы». Историческим подтверждением сохранения язычества может послужить пример относящийся ко времени правления императора Юлиана, прозванного христианами Отступником. Спустя два десятка лет после смерти Константина, он решил возродить империю, вернув ей былую славу и единственную государственную религию - язычество. И нам известно, что нашлось много единомышленников, которые стали не только одобрять взгляды нового императора, но помогать и поддерживать его в исполнении намеченной цели.

Что касается вопроса о привнесении в христианскую церковь языческих обрядностей, то это самостоятельно развившаяся мысль, получившая быстрое распространение. На самом деле, этого не было во времена Константина. Другой стороной этого вопроса служит личностное отношение императора к христианству. Здесь, естественно он должен был брать пример с чего-то. Его отношение к христианству по сути дела самоопределилось исходя из его отношений к язычеству. Идейность отношения была идентична, и детерминировалась исходя из его собственных представлений и задач. И Евсевий, записывая его речи, запечатлел также его слова о том, где Константин называет себя «поставленным от Бога епископом дел внешних». Хотя здесь, нам известно, что делами внешними не ограничилась интервенция Константина, так как именно ему принадлежит ряд указов, которые касались исключительно внутренних дел церкви. В не весьма приглядном свете открывается нам панорама этого вопроса. Историк Болотов замечает, что «сам Константин желал оставаться на нейтральной почве, но для личности это не возможно». Будучи несведущим, во всем учении христианской церкви, Константин вмешался в ее истинную теологию. В свою очередь церковное духовенство ни коим образом не отреагировал на это. И это становиться предельно понятно, если учесть, что они сами просили императора вмешаться во внутрицерковные неурядицы. Именно по этой причине, под конец своей жизни, Константин принимает сторону ариан, так как большинство из его ближайших подопечных исповедовали арианскую позицию. И это все притом, что сам император на первом вселенском соборе способствовал тому, чтобы эта ересь была искоренена любым образом, ради сохранности внутрицерковного мира.

Б. Политическая интервенция в церкви

Перейдем ко второму вопросу, который связан с проникновением политического образа мыслей и действий в саму церковь. На самом деле не наблюдалось никаких особых перемен внутри самой церкви. Вывод в этом отношении вполне естественный. Если империя получает веру от церкви и освещается этой верой, то и церковь, в свою очередь, не изменяя своей мистической и сакраментальной «независимости», входит в эту империю, поручает ей ограждать, защищать, и даже в земном аспекте «устраивать» себя. Это вполне может оправдаться, если учесть и то, что сам император Константин не только импонировал христианской церкви, но впоследствии сам принял его. Церковь стала действительно полноправным партнером империи по причине увеличения в ней числа верующих. «На Востоке считали, что с той поры, как императорская власть стала христианской, все вопросы внешней организации церкви разрешаются совместно с ней и потому церковные каноны должны быть санкционированы императором, стать и государственными законами».

В рассматриваемом вопросе надлежит отдать должное и другой его части. Первоначальная постановка вопроса содержится в том, что с принятием христианства Константином, в церковь стали проникать и государственные мотивы руководства. Так вот важно осмыслить, что на самом деле при Константине церковный тип руководства и мысли пронизали империю. По доподлинному сообщению Фаррара, «как скоро Константин сделался благосклонно настроенным христианству, то последнее должно было оказать влияние и на государственное управление». В этом отношении, в дополнение ко всему важно отметить и тот факт, что будущий император римской империи - Юлиан Отступник в своей религиозной политике возродить утерянную славу язычества, реформировал его по примеру христианской церкви. «Юлиан планировал возрождение язычества по образу и подобию христианства. У христиан были монастыри, госпитали и постоялые дворы для бедных странников. Юлиан также открыл монастыри для тех язычников, которые хотели вести «философскую» жизнь, как называлось монашеское призвание среди христиан. Кроме того, император хотел перенять у христиан их гостеприимство, но дело продвигалось без особого энтузиазма со стороны язычников». Историк Васильев также пишет: «Языческое духовенство он организовал по образцу иерархии христианской церкви; внутренность языческих храмов была устроена по образцу храмов христианских; было предписано вести в храмах беседы и читать о тайнах эллинской мудрости; во время языческой службы было введено пение; от жрецов требовалась безупречная жизнь, поощрялась благотворительность. Одним словом, чтобы несколько оживить и приспособить к жизни восстановленное язычество, Юлиан обратился к тому источнику, который он всеми силами своей души презирал». Отсюда, становиться понятным, что и в какой мере пронизывал больше, христианство - государство, или наоборот. Здесь же можно разобрать истинное отношение императора к церкви христианской. Как отмечает К. Дешнер в своей криминальной истории христианства: «Религию он знал, пожалуй, в форме политической религиозности, т. к. религиозные проблемы были с начала и всегда связаны с политическими и социальными проблемами, и властитель стремился к единству церкви для усиления государства». Действительно, если изучить и проанализировать все послания Константина к еретикам и схизматикам, то мы придем к подобному убеждению. Из его посланий явствует не только намеренный дух покончить со всеми внутрицерковными расколами, но и сердечное беспокойство об общем церковном благосостоянии. Император вмешивался в эти споры, во-первых, чтобы водворить согласие и мир внутри церкви, а во-вторых, так как единство церкви естественно могло отразиться на единстве государственном. Все эти вопросы отчасти являются предпосылкой для других. Принял ли Константин христианство из политических соображений, для укрепления своей власти? Если учесть ряд факторов, то однозначно можно прийти к иному рассмотрению вопроса. Гонимое и разрушаемое христианство на протяжении трех столетий, разъедаемое изнутри различными ересями, маленькое общество - могло ли послужить политической предпосылкой для принятия христианства? Известный ученный Фаррар по этому поводу отмечает, что «чисто политические соображения скорее должны были бы удержать Константина от того шага, который он делал, так как он, ничего не выигрывая им нового, с вероятностью мог настроить этим против себя язычников».

Другой известный историк, Хусто Л. Гонсалес приводит ряд причин, почему Константина нельзя рассматривать как обычного сторонника политических компромиссов. «Во-первых, в такой точке зрения заложен анахронизм, ибо Константин оказывается неким предтечей современных политиканов. Но с таким тонким расчетом не подходит и самые неверующие люди. Во-вторых, если Константин был таким беспринципным соглашателем, он начал искать поддержки христиан в неподходящее время. Наконец, следует отметить, что поддержка христиан имела для Константина сомнительную ценность. Учитывая неприятие церковью военной службы, количество христиан в войсках, особенно на Западе, было относительно небольшим. В гражданском же населении большинство христиан принадлежало к низшим классам, и их экономические возможности были весьма скромными. Кроме того, после почти трех веков напряженной обстановки в империи невозможно было предсказать, как христиане отнесутся к такому явлению, как христианский император».

Для общего представления приведем также мнение, противоположное по своему содержанию: «Так или иначе, неоспоримые факты свидетельствуют, что к тому времени в Римской империи было достаточно христиан, чтобы сделать официальный поворот и их политически оправданным». Исходя из всех приведенных причин, можно усомниться в правдоподобности вопроса о том, что Константин принял христианство из политических соображений. Христианство было малой субкультурой, которая входила в состав общенациональной Римской культуры. Сам Константин стремился всегда водворять мир и спокойствие в жизни Римского государства, и поэтому любые попытки к его нарушению всегда были подавляемы возможными мерами. Но это отнюдь не значит, что Константин использовал христианство из политических соображений.

В. Уход от первохристианской чистоты

Вероятно, что самым интересным и исторически значимым вопросом будет последний. Суть его сводится к тому, что с церковью во времена Константина впервые в истории произошло обмерщвление, церковь удалилась от первохристианской чистоты и учения. Рассмотрим вопрос исторически. Если доподлинно изучить этот вопрос, то мы соприкоснемся с весьма распространенными и довольно известными сообщениями. На самом деле, первые ереси внутри церкви появились значительно раньше Константина. Богословские споры велись в христианстве с самого начала. Во времена Павла животрепещущим вопросом были взаимоотношения между обращенными иудеями и язычниками. Первое из них связанно с именем известной теории гностиков. «Гностицизм существовал уже в первые века христианства: гностики были современниками апостолов. Гностицизм пытался примирить языческую философию с христианством и потому создавал противоречивые синкретические системы». Далее можно привести упоминание с именем известного богослова и апологета Тертуллиана. Исторически сложилась известность о том, что он закончил свою богословскую деятельность в разрыве с церковью. Существующей причиной и беспрецедентным поводом послужило повсеместно распространенное учение монтанизма. «Монтанизм в своем искании харизматических экстазов готов был обвинять церковь в измене апостольской линии. Церковь якобы сошла с того пути, на которое она жила в апостольский век. В церкви иссякли те силы, которые действовали когда-то. Угас огонь, зажигавший первохристианских «пророков». Иссякло само «пророчество». Поскольку это произошло на целое столетие раннее правления императора Константина, можно сделать заключение, что подобное заявление вполне необоснованно, и не аргументировано. Вполне огульно и противоестественно полагать подобное мнение. Следовательно, уход от первохристианской истины и образа жизни мы замечаем еще в конце II века. Во всякое время есть и искренне верующие люди, и те, кто исповедую лицемерно свою веру. «И во времена Константина, когда в основной своей массе христианство переживало великое падение, были любящие Христа души». Для одних «союз церкви и государства» явился неизреченной радостью и величайшим значением религиозной политики Константина, а для других ничто иное, как создание этого союза «вопреки всем традициям цезаризма». Как компетентно отмечает Шмеман, «жажда священной теократии, желание светом Христовым просветить грешную ткань истории - все то, чем можно оправдать союз Церкви с Империей, этот идеал для своего достижения требует очень тонкого, но очень ясного различения Церкви и мира. Ибо только тогда Церковь до конца выполняет свою миссию преображения мира, когда столь же до конца ощущает себя и «царством не от мира сего»». Здесь следует лишь добавить то, что трагедия церкви в том, что она себя слила с империей не только интеллектуально, - теософией, но и административно и психологически. Это тот колоссальный с одной стороны и самоочевидный с другой стороны союз. В этом церковно-государственном симбиозе изменились те действительные и истинные церковные положения. Церковь, если не полностью, то хотя бы отчасти потеряла свою направленность, перестала заниматься делами «Небесной» важности, исполнять то предназначение, которое бы соответствовало Евангельскому замыслу. Первичной, непростительной ошибкой, в этом союзе можно назвать не столько императорское вмешательство, сколько дисгармонию и дезориентацию самого духовенства. Не сосредоточенные на делах церковных они больше уделяли внимания делам государственным. Наполовину это связано с тем, что не империя вошла в церковь, а сама церковь ассимилировалась в имперской среде. Состоялась своего рода сплошная и неразборчивая ассимиляция, при которой произошла беспрецедентная контаминация мировоззрения.

Христианство - государственная религия?

Заметим здесь конспективно то, что уже подробно рассматривали в разделе Медиоланского соглашения 313 года между соправителями Константином и Лицинием. Необходимо дать оценку бытующему неправдоподобному взгляду о том, что церковь во времена Константина стала государственной религией. Прежде всего, можно заметить, что в самом Медиоланском соглашении 313 года, как это уже было обнаружено, христианская вера не становиться государственной. Христианство было легализовано Римской Империей, как одна из числа прочих религий. Можно согласиться с тем воззрением, что о христианах в этом Медиоланском соглашении говориться по особенному, но это вовсе не значит, что теперь она приняла статус государственной религии. По сути дела этот пакт был соглашен с той причиной, чтобы прекратить преследования и даровать свободу вероисповедания.

Также, если учитывать и тот факт, что в ту пору в Римской Империи язычество было превалирующей и государственной религией, то сама по себе идея кажется несостоятельной. Напомним, что язычники с таким же успехом совершали свои богослужения вплоть до 380 года. А только в 392 году Константинопольским эдиктом язычество было окончательно запрещено. «Юстиниан в 529 году нанес язычеству очередной удар, приказав закрыть философскую школу в Афинах». Все эти события стали очевидностью спустя десятилетия после Константина. Вследствие этого приходим к заключению, что христианство во время правления Флавия Константина стала равноправной религией со всеми прочими, которые исповедовались в Римской Империи. Медиоланский договор даровал христианам обильную толерантность и терпимость, отметив ее в своем религиозно-государственном пантеоне, как дозволенную религию.

«Дар Константина».

А. Историческое изучение вопроса

«Ah! Constantin di quante mal fu matre

Non la tua conversion ma quella dote

Che da te presse il prima ricco Patre!»

Историк Бедуелл полагает мнение, что источником заблуждения, в соответствии с которым Константин считается виновником первого «падения» церкви, «служат, по всей видимости, строки из «Божественной Комедии» Данте, относящиеся к так называемому «дару Константина» папе Римскому Сильвестру (314-335)».

По указанию Лозинского, это подложный документ был сфабрикован папой Стефаном III (768-772). Между тем, Жан Кальвин в замечании о «Даре Константина» считает, что этот документ вышел в свет при Павле I (757-767). Известный русский пастырь и богослов А. Мень приписывает эту прерогативу Стефану II (752-757). Больших расхождений здесь нет, так как все вышеприведенные папы, занимали престол приблизительно в одно и тоже время, а именно в разгар каролингской эры. Но, исходя из исторического известия о том, что древнейшая рукопись этого документа была найдена в том монастыре, в котором Стефан II зимовал в 754 году, можно прийти к заключению, что известие А. Меня в этом отношении более близкое к правдоподобности. Поэтому, мы склоны отнести появление этого подложного документа ко времени священствования папы Стефана II. Это мнение поддерживается еще и тем сообщением, что это было накануне поездки Стефана во Францию, и «предназначалась для убеждения Каролингов в существовании прав папского престола на Равеннский экзархат». Не остается ничего другого, как «приурочить происхождение памятника к самому критическому моменту в истории образования церковного государства - понтификату Стефана II».

Вначале этого документа, император излагает исповедание веры, которому будто бы наставил его папа Сильвестр, а после повествует о чуде избавления его в Риме от проказы, по молитвам епископа и председательству первоверховных апостолов, и о своем крещении. В благодарность за это, император предоставлял кафедре наместников апостола Петра власть и почет, равные императорским, а также главенство над всеми христианскими церквами. Кроме того, папе давался ряд привилегий, церквам Петра, Павла и Латеранской - богатые дары, а римским кардиналам - звание сенаторов. «А чтобы первосвященническая верхушка не померкла», гласит грамота, папа получает высшую власть над Римом, Италией и всей западной частью Римской Империи» [не подобает земному царю властвовать там, где небесным Царем учреждено было первенство священства и главенство религии христианской].

Весь этот документ служил, по словам венгерского историка Гергея «для идеологического обоснования суверенности Папского государства и подтверждением верховной власти папы». Эту дарственную грамоту папская курия включила в церковный юридический сборник. Чуть позже, в середине 9 века появился еще один тайный документ. «Он был назван «Лжесидоровы декреталии», по имени своего составителя Исидора Севильского; этот документ содержал предписания соборов и пап от Климента Римского (I в.) до Григория II (8 в.)». Согласно этому документу епископы прямо могли апеллировать на дозволенный контроль светской властью. «Дар Константина» был включен в эти декреталии как один из документов идеологических обосновавших папскую власть в делах светских. «Лжесидоровы декреталии» проводили идею непогрешимости папы и были положены в основу католического права. Говоря в общем, можно назвать три основные цели этих декреталий: