Опасности религиозных сект

Сознание, в котором возникает вопрос о смысле жизни, есть следствие ментальной энтропии. Это прежде всего значит, что целью такого вопрошания является не любовь к истине, а отвращение к вопросам. Любой вопрос есть результат дестабилизации сознания, которому нужна стабильность, а не ответы. Следовательно, философия есть попытка самообмана, под маской любомудрия скрывающая самые примитивные инстинкты человека, и как метод, основанный на самообмане, она не в состоянии гарантировать положительных результатов своего использования.

Это значит, что к проблеме следует подойти напрямую, оставив в стороне практику логического мышления. Будучи инструментом, который не используют по назначению, разум не в состоянии понять, в чем это назначение заключается. Ответ на этот вопрос известен лишь тому, кто этот разум создал. Чтобы не впасть в мистификацию текста, это можно выразить иначе. Разум -- это продукт эволюционной необходимости, суть которой -- сохранение человеческой жизни. Это и есть основная инструментальная функция разума. Но проблема в том, что жизнь, не будучи разумной изначально, была не в состоянии разумно создать разум и, следовательно, создать его разумным. То есть разум это не совсем разум. Это привело к тому, что развитие разума не остановилось тогда, когда он стал способен выполнять свою основную функцию -- сохранение жизни, и дошло до того момента, когда его основной функцией стало уничтожение этой же самой жизни, которая его и сотворила. Следствием этого стала изоляция разума, его одиночество и противопоставление себя среде, частью которой он является. Пожалуй, единственным положительным результатом такой ментальной гипертрофии стала возможность понимания этого факта. И та же самая логика, чьи извилистые тропинки некогда увели нас от собственной жизни внутрь самих себя, говорит теперь, что вопрос не в смысле жизни, а в ее осуществлении.

Ведь уже давно не секрет, что человеческая жизнь представляет собой не только историю человека, но также и его скрытые потенции и перспективы. Это значит, что человек реально не знает о жизни ничего, кроме того, что он о ней помнит, а поскольку помнит он только телесный, эмоциональный и интеллектуальный опыты, то это знание практически равно нулю. Человеческая жизнь не есть то, что человек о ней думает, и, тем более, не есть то, чем он живет. В принципе, жизнь человека, возможно, ограничить телесными и эмоциональными рамками, если при этом эти рамки максимально расширить, но зачастую даже это возможно лишь в теории. Как бы то ни было, кризис разума никогда не решается с помощью разума, хотя формулирует решение именно разум. Индивидуальное решение этой проблемы не требует подобных формулировок, но не следует забывать, что разум -- инструмент коммуникации и что любая теория существует лишь постольку, поскольку существует необходимость навязывать другим свою практику. Человеческую жизнь нельзя удовлетворить индивидуальным осуществлением, ибо индивидуальность есть качество именно разума, но не жизни. Аналогичным образом и разум воспринимает мысль о коллективной реализации как нечто абсурдное, и это не удивительно, так как коллективная реализация не есть мысль, но стремление, не принадлежащее разуму, хотя и выраженное на его языке. Вполне возможно, что единственным реальным вариантом удовлетворения этого стремления является его устранение, а не реализация. Если ранее мы так решили проблемы разума, подчинив его жизни, инструментом сохранения которой он является, почему бы не поступить аналогично и с самой жизнью, подчинив ее чистому сознанию, к которому она относится если и не как инструмент, то, по крайней мере, как нечто от него производное? Но ирония ситуации заключается в том, что решением этого вопроса выпало заниматься не жизни во всем ее многообразии (и уж тем более не чистому сознанию), а каждому фрагменту этого многообразия в отдельности. Истинного решения попросту не существует, ибо все решения обусловлены характером самоотождествления каждого, кто пытается взять это решение на себя. Под самоотождествлением подразумевается не столько концептуальное сознание «кто я такой», сколько обусловленная теми или иными обстоятельствами фиксация восприятия, потому что первое более или менее легко поддается устранению, тогда как второе устранить невозможно в принципе до тех пор, пока существует сознание.

Чем ближе человек к чистому сознанию, тем меньше вероятность того, что он будет реализовывать что-либо, кроме чистого сознания. Тот, кто живет интеллектом, будет осуществлять, прежде всего, интересы своего учения, которые, разумеется, будут ограничиваться его расширением. Те же, кто живет жизнью, принесут себя в жертву борьбе за бессмертие.

Теперь мы выходим на финишную прямую наших рассуждений, чтобы получить ответ на вопрос, как можно реально выйти за пределы секты, если очевидно, что секта -- это не столько социальный институт, сколько феномен социального самосознания? Нельзя покинуть секту, не оказавшись при этом в другой секте, быть может, еще более тоталитарной. Можно закончить школу, но при этом попасть в армию, можно демобилизоваться, но при этом устроиться на работу, можно уволиться, но при этом уйти в монастырь, можно расстричься, но при этом завести семью, можно уйти в медитацию, но при этом столкнуться с самим собой и ужаснуться, как меня много! По всей видимости, последней сектой, которую человек должен оставить, является он сам. Если снять все маски, за которыми скрывается сущность сектантства, и подвергнуть ее анализу, станет очевидно, что она представляет собой не что иное, как принцип защитного отождествления. Отказ от этого принципа делает реальной возможность саморазвития в рамках какой угодно тоталитарной секты, ибо человек, вышедший за пределы самого себя, более не вписывается в эти рамки.

Тем не менее, хотя и «орлы не летают стаями», это не значит, что отказ от защитного отождествления есть отказ от отождествления вообще и социального в частности.

Выход из «социальной матки» необходим только для того, чтобы впоследствии вернуться к ней с целью ее оплодотворения. Каждый, кто реально выходит из секты, делает это для того, чтобы со временем основать свою собственную секту и разжечь еще один культурный очаг, отогревающий общество от ледяной хватки цивилизации.

На этом этапе обретение социального самосознания более не является результатом защитного рефлекса, теперь это следствие самопознания, из которого логически вытекают тенденции к саморазвитию, ибо то, что познано, весьма далеко от совершенства. При этом обязательно придется смириться с использованием методов идеологической агрессии, так как других методов массового воздействия на социум попросту не существует -- врага придется одолевать его же оружием. Мы вынуждены рассматривать цивилизацию как оправданную необходимость, не только не разрушая ее уродливых форм, но и наоборот -- укрепляя их и возводя новые. Ведь если социальная активность будет лишь эхом активности культурной, кто будет придавать значение этим бессмысленным звукам?

Литература

1. Белов А.В. Секты - М. Наука, 2008 г.

2. Газета «Коммерсант», 2006, № 11.

3. Газета за рубежом, 2007 г., № 4.

Размещено на Allbest.ru