Границы публичной и частной (семейной, доверительно-дружеской) сфер жизни, общей и внутригрупповой (например, молодежной) сред, отношений верх-низ в системах управления и т.д. - это малая часть мозаики латентностей, пронизывающих всю социальную жизнь. Представим типологию латентностей, условно приписав почти синонимичным понятиям различное значение:

1) будем именовать умолчаниями такие латентности, о которых знают все участники взаимодействия, неназывание которых открытым текстом связано с этикетными традициями и за которыми не стоят какие-либо групповые корыстные интересы;

2) назовем подразумеваниями такие скрытости, о которых догадываются только посвященные, заинтересованные в сокрытии данного "текста поведения" от внешних лиц; вокруг такого сорта латентностей обычно немало мнимостей: во-первых, посвященные подозревают непосвященных в незапланированном знании - за счет "утечки информации"; во-вторых, в связи с хроническим недоверием низов верхам непосвященные могут преувеличивать значение скрываемого, мифологизировать его; в-третьих, сокрытие информации от вышестоящих в иерархии управления лиц удается редко, но они по известным им правилам "играют" обманутых; тем самым круг посвященных в смысл подразумеваемого текста расширяется;

3) наконец, отнесем термин имплицитность к такой распространенной ситуации, когда взрослый нормальный современник почти автоматически распознает скрытый смысл социальной ситуации и столь же правильно выбирает стандартный способ поведения, при этом не осознавая случившегося и не умея вербализовать его. Такая способность является важнейшей частью социального опыта индивида, его социокультурной компетенции.

Можно, пожалуй, утверждать, что в стабильные периоды общественной жизни существует неосознаваемое допущение скрытостей - и сверху вниз (например, управленческий цинизм) и снизу вверх (обыденные девиации). Нарушения этого молчаливого общественного договора отличают борцов с системами и психических неадаптантов.

Под социокультурной компетенцией интеллигента-ученого мы понимаем набор знаний и умений общего и специфического характера, усвоенных им в ходе социализации и дополненных адаптационными навыками в научном учреждении. Этот набор необходим и достаточен для выживания его как человека и для типичных занятий, признаваемыми в данном сообществе научными.

Общий и специфический уровни культурной компетенции проверяются "на входе" претендента в науку, перепроверяются периодически в процессе аттестаций, удостоверяются известными ступенями научной карьеры. С формальной точки зрения цензовые требования к культурной компетенции целиком относятся к идеально-культурному нормированию. Это общекультурная эрудиция, а также актуальная и историческая эрудиция по данной дисциплине (например, социологии); знание иностранных языков, в первую очередь - английского, на котором представлена престижная научная литература; общие логико-методологические знания, специальные методологические знания и методические умения по дисциплине. Другие существенные идеально-культурные качества и способности (ум, талант, моральные свойства) практически не проверяемы, но, поскольку претендент поступает в учреждение социальной науки из вуза или другого интеллигентного учреждения, действует правило "эстафеты": все эти заведения принадлежат к одной системе с общими цензовыми критериями, и если переход из одного в другое не сопровождался адаптационным скандалом, то названные достоинства по умолчанию человеку приписываются.

Перечисленные выше свойства относятся к легально-контролируемой части социокультурной компетенции; она дает лишь право на участие в науке или в поиске истины. Существует еще латентная часть компетенции, контролируемая сильно и скрыто; это и есть область здравосмысловой, то есть социальной зрелости индивида, которая приписывается ему при приеме имплицитно. Нарушения латентных правил достаточно редки, но кара за них сильнее, чем за нарушение легальных норм и представлена как наказание за последнее. Тут сотрудники научного учреждения не защищены никакими социокультурными индульгенциями (званиями, регалиями) и часто их судьба зависит от отношений с Заказчиком.

Социокультурная компетенция человека, работающего в учреждении социальной науки, включает:

1) владение кодом идеально-культурного нормирования;

2) владение кодом здравосмыслового нормирования;

3) почти автоматическое умение выбирать нужный код в зависимости от социальной ситуации. Само распознавание ситуации, в которой нужно демонстрировать определенное идеально-культурное поведение, также относится к компетенции здравого смысла. Наконец, имплицитное предположение об имитационной подоплеке данного поступка социального ученого - это тоже проявление здравосмысловой компетенции; заявление же об этом вслух - социальная наивность, то есть некомпетентность. Особой сложностью отличаются процессы психического переживания, осознания мотивов, а также нормирования речи в формальной и неформальной среде. Впрочем, в таких случаях имеют место и имитация наивности, ирония по ее поводу и тому подобные коллективные игры в клане.

Специфика этой сферы жизни еще и в том, что научная деятельность социальных ученых и их компетенция направлены на познание социального мира; они могут приписывать последнему те же характеристики, которые свойственны внутреннему устройству научного учреждения. Однако, как правило, социум описывается в категориях идеальной модели мира, обязательной для всей открытой культуры в данном ареале; латентная же суть его или не опознается, или не пропускается в открытые тексты.

В свете сказанного выше обратимся к комплексу профессиональной неполноценности или вполне осознаваемому переживанию его. Официальные инстанции (руководство, ученый совет и т.п.), выступающие от имени легальных цензовых критериев, перманентно сохраняют "подотчетность" сотрудников, устраивая аттестации, разборы и рецензирование текстов; тем самым идеально-культурный ценз открыто используется для управления поведением и психикой ученых. В то же время социальная компетентность должна подсказывать последним актуальные возможности обойти барьеры, имитируя научность.

Этими отношениями проблема не исчерпывается. Часть сотрудников научного учреждения чувствует ответственность за качество работы и свою компетентность не только перед официальными инстанциями. Они находятся в психологической зависимости и от референтной группы, от конкретных местных и мировых авторитетов. Наконец, они имеют собственные представления о том, каким должно быть качество их работы, перед ними иногда встает проблема, законно ли они занимают место в научном сообществе. Для преодоления переживаний профессиональной неполноценности часто применяется групповая "терапия" (например, успокаивающая уверенность в провинциальности и коллективной второсортности местной науки: "тут никто ничего никогда не сможет открыть"); иногда помогает набор апробированных высокопрестижных тем, терминов, поз, с помощью которых можно убедить в своей значимости локальное окружение и руководство. Однако в ряде случаев переживание некомпетентности обусловлено тем, что внутри самой системы нет содержательного критерия научности и качества или он в принципе недоопределен.

Как ни странно, интеллигенты не свободны от беспокойства по поводу внезапного идеально-культурного контроля, несмотря на мощное здравосмысловое неверие в саму его возможность в условиях рутинного учреждения науки, а также регалии и заслуги. Бывает, что человек не доверяет своему здравосмысловому опыту, считая его аморальным и не веря в "латентную разрешенность имитации". В этих случаях неизбежна фрустрация.

И уверенность в своей компетентности, и фрустрация по поводу ее отсутствия препятствуют научной работе и просто свободному мышлению, особенно если учесть групповой социально-психологический контроль над тем, чтобы член клана не преодолел самостоятельно его качественный уровень. Препятствовать изучению социальной реальности может не только рутинная научная деятельность, находящаяся в путах имитации, но и высококомпетентная рефлексия по канону идеальной культуры, поскольку, в частности, не способна теоретически преодолеть презумпцию позитивности мира.

Очевидно, что социальная наука - особое занятие по сравнению с починкой часов, выпечкой хлеба, изготовлением станков и т.п., непосредственно соответствующих здравосмысловым критериям обычности поведения и непосредственной нужности (полезности для людей); последние виды занятий для своего оправдания как бы не нуждаются в посредничестве культуры. На этом основании будем принципиально различать сферы социальной жизни, прозрачные для здравого смысла, и такие, где отношения с ним семантически и семиотически непрямые. Поведение людей, их психика и результаты деятельности в этих сферах различны.

Нужность социальной науки с точки зрения здравосмысловых критериев не очевидна и прямо не доказуема (популярный вопрос "кому она нужна, эта социология?"), в то время как идеально-культурное понимание мира предусматривает социальное познание, которое не нуждается в специальном оправдании, поскольку заинтересованность в нем человечества само собой разумеется. Эта обобщенная мифологема относится прежде всего к теоретической социологии, хотя именно она - с позиций здравого смысла - кажется меньше всего мотивированной. Один из распространенных аргументов нужности любой социальной науки - ритуально-репрезентативный - относится к латентностям, причем не здравосмысловым, а государственно-стратегическим ("никому она не нужна, но как это - европейская страна - и без социальной науки?").

Что касается прикладной (эмпирической) социологии, то ее полезность, казалось бы, прямо проистекает из факта специально финансируемого заказа на конкретное исследование. Однако и тут мы попадаем в зону латентных социальных отношений. Так, в застойные советские времена приходилось выполнять заказные наукообразные задачи, сильно отклонявшиеся от культурного идеала, и это было вызвано не ошибкой, не недостатком компетенции, а прямой жизненной необходимостью выживания. Открытый текст заказа формулировался с помощью словаря идеальной культуры - мол, социальные решения, которые принимаются в интересах населения, должны опираться на учет мнений его представителей ("выявление нужд населения"). Одновременно поступал скрытый текст, который предопределял результаты исследования, устраивающие заказчика. Такое поведение есть проявление двух типов социального знания организаторов: а) в обществе существуют некие силы, с которыми так или иначе приходится считаться и в угоду которым нужно проводить дорогостоящий опрос; б) сами решатели во мнениях населения не нуждаются: во-первых, они лучше самих жителей знают их нужды, во-вторых, их социальное чутье подсказывает им, что результаты корректного опроса могут их не устроить. Это особое интуитивное предзнание заказчиков состоит из знания идеально-культурных норм и угадывания точки зрения населения, а точнее - его негативного отношения к официальным решениям (вопреки тому, что в идеале интересы населения и заказчиков должны совпадать). Таким образом, в сферу фальсификации втягивается очередное звено реальности - учреждение социальной науки. Такие отношения - не редкость и в новые времена.

Между тем, поскольку и в науке мы имеем дело с взрослыми нормальными современниками, то все отношения в ней надстроены над неявным здравосмысловым основанием, согласно которому оправдываются любые поступки индивидов, групп и институций, обеспечивающие в конечном счете выживание и растущее материальное и символическое благосостояние участников.

Соблюдение норм научности выступает как приведение работы в соответствие с парадигмой в различных ипостасях и с разной степенью эрудиционной строгости. Это: а) чисто формальное, легко опознаваемое соответствие так называемой позитивистской парадигме (например, применение процентных корреляций, давно признаваемое участниками игры как бесхитростная имитация научности); б) соответствие более современным версиям той же парадигмы с применением более сложных методов анализа; в) присоединение автора к научной системе всемирно признанного теоретика; подключение эмпирических результатов к его интерпретационной концепции рассматривается как предел объясняющих усилий; г) то же самое с добавлением публицистических актуализаций.

социология здравый смысл культурный

Заключение