Позже в связи расширившимся в гимназии кругом чтения Некрасов в качестве важнейших впечатлений этого периода указывает перевод В.Н. Олиным байроновского «Корсара», журнальную поэзию и «Евгения Онегина» А.С. Пушкина именно ритмическая экспрессивно-образная стихотворная речь очаровала подростка. Он предался активному собственному рифмованию. Плодом этих занятий стала «ярославская тетрадь» лирических стихотворений и, по косвенным свидетельствам, даже каких-то «поэм» и «драм».

Отъезд в Петербург для поступления в Дворянский полк, набора в который, кстати, в 1838 году не производилось, решение остаться в столице для поступления на следующий год в Петербургский университет и отсутствие материальной поддержки отца стали тяжелейшим жизненным испытанием юного Некрасова. В сентябре того же 1838 года произошло и знакомство читателя с молодым поэтом - в номере 10 журнала «Сын отечества» впервые было опубликовано стихотворение «Мысль» из «ярославской тетради», привезенной им в столицу, с примечанием, которым Н.А. Некрасов был чрезвычайно доволен: «Первый опыт юного, шестнадцатилетнего поэта». Несколько позже были опубликованы еще два стихотворения, «Человек» и «Безнадежность», так же написанные еще в имении отца. [44]

В целом можно отметить, что период с осени 1838 года по осень 1840 года стал настоящей литературной школой начинающего литератора, отнимающей все его душевные силы. К этому же периоду относятся и первые «заработки» Н.А. Некрасова написанием прошений за крестьян «из куска хлеба» на Сенной площади и в казначействе, попытки зарабатывать черновой литературной работой в «Сыне отечества» и «Литературных прибавлениях к «Русскому инвалиду».

Однако именно в это время произошло его решительное избавление от «подражательности бездумной» и безответственной, вынесенной из провинциального отрочества. Юный поэт напрямую вошел в соприкосновение с реальным столичным литературным процессом - и в области системного чтения, и в смысле литературных «уроков», получаемых им в семействе Ферморов, в беседах с Н.А. Полевым, Ф.В. Булгариным, О.И. Сенковским, В.С. Межевичем, Ф.Н. Менцовым. Вследствие общения с ними он понял ту непростую истину, что литературное творчество это отнюдь не просто обращение к известному набору «изящных» слов и фраз и даже не стоящие за ними фантазийные представления, а «эстетический поступок» - принципиальный и обоснованный выбор того или иного художественного «языка», обнаружение по отношению к нему своей творческой позиции, воссоздание его средствами художественно целостного образного мира, востребованного читателем. [45]

Результатом приобретенных знаний стала решительная ревизия «ярославской тетради», на которую Н.А. Некрасов возлагал большие надежды: часть стихотворений шлифуется, перерабатывается заново, часть становится поводом для позднейших собственных пародий в стихах и прозе, часть отбрасывается как «детский бред». Поэт сосредоточил свои силы на написании и публикации новых стихов, в которых он пытался дотянуться до эстетического уровня поэтических публикаций столичных литературных журналов, даже «померяться с ними силами», а в чем-то и «превзойти» их. Это даже вполне ему удалось, что косвенно признавал даже не знавший еще его В.Г. Белинский. Так копился материал для первой поэтической книги Некрасова - сборника его лирических стихотворений «Мечты и звуки. Стихотворения Н.Н.», летом 1839 года отданной в цензуру и изданной к февралю следующего, 1840 года.

Юношеский сборник Некрасова представлял собой разработку стихотворцем пяти основных тем: личного разочарования и обманутости жизнью, ностальгических воспоминаний о впечатлениях отрочества, близости смерти, религиозных упований и переживания несчастных любовных отношений. К этим темам примыкали мотивы обличения нравственного убожества человеческого существования, экзотической «восточности» или «западности», опыты в жанре литературной баллады. В этом отношении сборник 17-летнего Некрасова являет собой типичное соединение мотивов современной ему поэтической школы «массового» романтизма.

Но есть в этом издании и то, что стало одним из важнейших личных приобретений Некрасова-поэта. Работая над своей «ярославской тетрадью», Некрасов понял, что поэзия может быть не только косвенным, отвлеченно-образным и стилевым выражением внутренней проблематики человека, но и прямым воплощением переживаний поэта. И если ситуацию реального посещения могилы брата Андрея («Могила брата») отправляющийся в столицу поэт превращает еще в нечто вроде «элегии на кладбище», а его стихотворения «Мысль» и «Человек», «Рукоять», «Ангел смерти» и «Встреча душ» представляют отвлеченные литературные упражнения; и даже уже петербургские стихи «Горы», «Турчанка», «Песня Замы», «Покойница», «Землетрясение», баллады («Ворон», «Рыцарь», «Водяной»), «Тот не поэт» являются только развитием романтических «журнальных мотивов», - то «Сомнение», «Моя судьба», «Изгнанник», «Земляку», «Незабвенный вечер», «Дни благословенные», «Красавице», «Разговор», «Весна» - это стихотворения, глубоко пережитые и открывающие мир реальных душевных страданий написавшего их поэта. Интегрирующей же темой всего сборника «Мечты и звуки» стало переживание юным стихотворцем того глубокого психологического, этического и мировоззренческого кризиса, какой произошел с ним в первый год его пребывания в столице. [45]

Проблема этого сборника Некрасова заключалась в том, что он вышел слишком поздно, романтическое миросозерцание и романтическая поэтика в России уже «умирали». Книга вызвала журнальные отклики Н.А. Полевого, Л.В. Бранта, П.А. Плетнева, Ф.Н. Менцова, В.В. Межевича, В.Г. Белинского. Из восьми рецензий только одна, написанная литературным обозревателем «Журнала Министерства народного просвещения» Менцовым, была откровенно восторженной, пять других отличались краткостью и носили сдержанно-одобрительный характер. Но Межевич, литературный приятель Некрасова, создал разгромный отзыв, в котором отказал поэту вообще в каком бы то ни было даровании. Так же суровый отзыв написал и Белинский, отметив, что, «посредственность в стихах нестерпима», но указал он и наличие в ней и «глубоко выношенного чувства», пробивающегося сквозь «кучу рифмованных строчек», констатировал приход «времени прозы», анализа, мысли. Поэт и в самом деле последовал совету «бросить стихи лирические» и взяться писать «стихи эгоистические», иронические, социально-ролевые. [44, 45]

Одним из важнейших жизненных и профессиональных уроков, которые юный Некрасов вынес из первого года своего петербургского существования, был тот, что столичное литературное сообщество, куда он так стремился, совсем не озабочено тем, чтобы радоваться явлению и «приветствовать новые таланты». Наоборот, оно оказалось крайне ревниво к тому, что кто-то «со стороны» пытается войти в уже устоявшийся расклад литературных отношений, а по существу, «ввязаться» в межжурнальную и партийно-эстетическую борьбу.

Если на правах начинающего автора провинциальный юноша-поэт еще мог публиковаться то в «Сыне отечества», то в «Библиотеке для чтения», то в «Литературных прибавлениях к «Русскому инвалиду», - то, по мере приобщения его к исполнению и других работ в периодическом издании, от него потребовалось определиться в том, к какой же «команде» он принадлежит. Некоторое время, по-видимому, Некрасову удавалось совмещать «технические» подработки в разных изданиях. Но, как только ему стали поручать первые библиографические разборы (пусть и без подписи), он должен был сделать свой выбор. Последовательно пройдя «школу» редакций Н.А. Полевого, Ф.В. Булгарина, О.И. Сенковского, в 1840 году Некрасов познакомился с издателем литературы «для народа» В.П. Поляковым и с водевилистом Ф.А. Кони, принявшим под свою редакцию «Литературную газету» и «Пантеон русского и всех европейских театров». Для них он начал активно работать и в эпико-иронической поэзии, в прозе и сочинении водевилей. В редакции театрального журнала Некрасов впервые получил опыт журнальной деятельности не только «издали» и «вприглядку», но и в отношении всех стадий прохождения журнальных материалов. [43]

В 1840 году были напечатаны первый стихотворный фельетон Н.А. Некрасова «Провинциальный подьячий в Петербурге», первая его повесть «Макар Осипович Случайный», написаны по заказу книгопродавца В.П. Полякова три детские пьесы и две лубочно-народные сказки, а так же началась работа над первым театральным обзором и первым автобиографическим рассказом «Без вести пропавший пиита».

В начале 1842 года Некрасов предложил для публикации редактору «Отечественных записок» А.А. Краевскому свою повесть «Опытная женщина», позже начал «подрабатывать» у него по части библиографических обзоров текущей беллетристики. Одновременно, уже только как автор, он сотрудничал и с изданиями Кони, и с «Финским вестником», и с «Русским инвалидом», и с «Литературной газетой», продолжал переделки водевилей, затеял инсценировку романа Г.Ф. Квитки-Основьяненко «Похождения Столбикова». [43]

В конце того же года случай и работа в одной редакции свели юношу с главным критиком «Отечественных записок» В.Г. Белинским. Критик обратил внимание на едкие и с верным плебейским чутьем статьи молодого литератора, познакомился с ним, приблизил его к себе, стал развивать перед ним свои взгляды на задачи журналистики. Тем самым вдобавок к техническому опыту журнальной организации у Некрасова стал вырабатываться и общий взгляд на роль журнального издателя, редакционную политику, подбор авторов, добросовестность и идейную направленность повременного издания в настоящую историческую минуту.

В 1843 году Н.А. Некрасов писал фельетоны в стихах и прозе, театральные обзоры, рецензии на новые книги, две части автобиографического романа «Жизнь и похождения Тихона Тростникова», одну из глав которого («Необыкновенный завтрак»), опубликовал осенью того же года, напечатал автобиографический рассказ «Помещик двадцати трех душ», а так же издал вместе с приятелем В.Р. Зотовым свой первый маленький «альманах» - «Статейки в стихах. Без картинок». Следом задумывался еще один юмористический альманах «Зубоскал», поздний вариант которого вышел в 1846 году под названием «Первое апреля». По-видимому, в то же время он начал и работу над поэмой «Кому на Руси жить хорошо», поскольку упоминание в первой части, в главе «Помещик», о ссыльных поляках позволяет считать 1863 год датой, ранее которой эта глава не может быть написана.

В 1844 году Н.А. Некрасов принял на себя неофициальную редакцию «Литературной газеты», вел постоянные фельетоны «Хроника петербургского жителя», «Петербургские дачи и окрестности» и «Петербургская хроника», писал рецензии на новые книги, театральные обзоры, создал последний водевиль «Петербургский ростовщик».

В то же время назрел вопрос и о таком журнале, издатель и редактор которого согласился бы печатать принципиальные статьи В.Г. Белинского, хорошего знакомого Н.А. Некрасова, но статьи не о различных, большей частью бездарных, «произведениях», которые заставляли его прочитывать редакции литературных ежемесячных изданий, а о новых молодых талантах. Некрасов вместе с И.И. Панаевым взялся помочь критику. Результатом стала аренда у П.А. Плетнева пушкинского журнала «Современник», едва сводящего концы с концами.

В январе 1847 года вышел первый номер «Современника» под новой редакцией. Однако, дела журнала шли не очень удачно, приятели Белинского, основные его авторы, не были готовы представлять материалы ежемесячно и писать произведения «на заказ».

Но в 1848 году, несмотря на ужесточение цензуры, Некрасову организовать вокруг журнала петербургских публицистов, ряд второстепенных беллетристов, побудить к активному писательству И.И. Панаева, А.Я. Панаеву, И.С. Тургенева, Д.В. Григоровича, критиков В.П. Боткина и П.В. Анненкова, а затем и А.В. Дружинина, самому взяться за написание двух огромных романов. Журнал выстоял и даже приобрел сначала сотрудничество молодого Л.Н. Толстого, а затем уже снискавшего громкую известность А.Н. Островского. К 1852 году в «Современнике» сложился собственный круг писателей и критиков, редакционные традиции, свой круг либеральных и эстетических идей. [43]

В период 1851-1856 годов Некрасов решил полностью отойти от создания произведений в прозе после написания народно-панорамного романа «Тонкий человек», в его произведениях сформировались идеологически-ориентированное и творческо-декларативное направления, произошли становление автопсихологической лирики поэта и переориентация на устно-разговорную стихию речи и интроспекцию «чужого» сознания. Написаны так же и две поэмы «Саша» и «Несчастные», известные стихотворения «Мы с тобой бестолковые люди», «Блажен незлобливый поэт», «Праздник жизни - молодости годы», «Замолкни, Муза мести и печали!», «Влас», «Забытая деревня», «Внимая ужасам войны» и «Поэт и Гражданин». [39]

Однако, к 1856 году дела издательства снова пошли хуже вследствие смены «старой гвардии» бескомпромиссно честной молодежью, среди которой выделялись Чернышевский и Добролюбов. Журнал постоянно обвиняли в антиполитических материалах, Некрасову приходилось лавировать и всеми возможными способами бороться с цензурой за статьи и произведения, утвержденные редакцией для печати в очередном номере. Он свирепел, когда приходилось калечить по цензурным соображениям важнейшие статьи для журнала, толстовскую прозу или собственные стихи. Борьбу с цензурой он понимал, как своего рода жестокие «бои без правил», где важна только победа. Но статьи, не прошедшие цензуру, переделывал до тех пор, пока в них не становилось невозможно заподозрить запрещенные высказывания.

В начале 1860-х Некрасов много работал в недавно приобретенной усадьбе Карабиха, им написаны поэтические картины крестьянской жизни «Коробейники», «Крестьянские дети», «Похороны», «Мороз, Красный нос», «Орина, мать солдатская», начата поэма «Кому на Руси жить хорошо».

Дела журнала изменились в 1866 году в связи с покушением студентом Д. Каракозовым на императора Освободителя. «Закачался» и «Современник», ставший знаменем самых благородных убеждений времени, так как имел уже два предупреждения цензоров из трех возможных.

Чтобы спасти журнал, Некрасов сочинил двусмысленный «мадригал» графу Муравьеву: «негодяев - накажи, а заблудших - наставь», но это не произвело ожидаемого действия и «Современник» был запрещен. А факт жертвы, понятой и «своими», и «чужими» как предательство и личная подлость, в биографии и на совести общественного деятеля остался не проходящей до самой кончины болью. [43]

Позже Некрасов вместе со своей «командой», приняв приглашение от давнего оппонента и свояка А.А. Краевского работать в редакции его «Отечественных записок», и с 1868-го года начал вести дела. Здесь поэт применил уже опробованную им схему: наряду с общим руководством редактором журнала по разряду поэзии останется он сам, отдел прозы возглавит редактор Салтыков, отделом критики и публицистики будет заведовать редактор Елисеев, негласным внутренним цензором был допущен Краевский. Чуть позже Елисееву начнет помогать, а потом его и заменит критик Н.К. Михайловский. Когда к середине следующего десятилетия тяжко разболеется Салтыков, практически весь журнал потащит на себе тоже больной Некрасов. А когда и он сляжет в свою последнюю постель, журнал, в свою очередь, подхватит выкарабкавшийся из своих недугов Салтыков.

В начале 1870-х годов Некрасовым созданы три части поэмы «Кому на Руси жить хорошо», написана поэма «Русские женщины», также он начинает задумываться и о судьбе российских реформ, путях и перспективах исторического развития страны, о степени народной готовности к переустройству общества и оснований собственного социально-экономического и этико-психологического существования в стихотворениях «С работы», «Наконец не горит уже лес…», «Стихотворения… русским детям», «Горе старого Наума», «Ночлеги». [39]

В 1873 году в «Отечественных записках» Некрасов опубликовал главу «Последыш» из поэмы «Кому на Руси жить хорошо», последующие части которой так и не были допущены цензурой, даже несмотря на переписывание отельных стихов.

Тяжелая болезнь заставила поэта оставить и издательскую, и редакторскую деятельность. В январе 1877 года в «Отечественных записках» была опубликована подборка стихов под заголовком «Последние песни», вызвавшее сотни телеграмм и писем со всей России в адрес Некрасова. Когда поэт был уже не в состоянии писать сам, под его диктовку брат и сестра записывали его воспоминания, к марту была закончена поэма «Мать», после которой он отказался от дальнейших попыток творчества.

2.2 Родовая усадьба. Грешнево и Аббакумцево

экскурсия познавательный некрасов тур

Среди некрасовских мест России деревня Грешнево и село Аббакумцево выделяются особо. «Всему начало здесь, в краю моем родимом!.», - так писал поэт о своей малой родине, где прошло его детство, и куда он приезжал неоднократно в зрелом возрасте. Значительное число произведений Н.А. Некрасов написал на основе грешневских и Аббакумцевских впечатлений. Это стихотворения «Родина», «Псовая охота», «В деревне», «Влас», «Знахарка», «На Волге», «Деревенские новости», «На псарне»; поэмы «Тишина», «Мать»; пьесы «Осенняя скука», «Забракованные» и другие. [39]

Сельцо Грешнево существовало уже в середине XVIII века и перешло в род Некрасовых от прабабки поэта, Прасковьи Борисовны Нероновой, в замужестве Некрасовой. «Сельцом» до революции называли небольшое селение, в котором находились не только крестьянские избы, но и помещичья усадьба или часовня. Первым из Некрасовых поселился здесь дед поэта, Сергей Алексеевич, который в 1803 году построил в усадьбе барский дом, не сохранившийся до нашего времени. После его смерти усадьба по наследству перешла к отцу поэта, Алексею Сергеевичу. Выйдя в отставку в чине майора, летом 1826 года он переехал с Украины, где служил, в свое родовое имение Грешнево, в то время весьма небольшое и небогатое. К этому времени семья его состояла из шестерых человек: жены Елены Андреевны (урожденной Закревской), дочерей Елизаветы и Анны, сыновей Андрея, Николая и Константина. На грешневской земле у Некрасовых также рождались дети, но выжил только один брат поэта Федор Алексеевич, остальные же умерли в младенческом возрасте.

Позднее Некрасов описал в своих «Автобиографических заметках» дорогу до имения: «Если переехать в Ярославле Волгу и пройти через Тверицы, то очутишься на столбовом почтовом тракте. Проехав 19 вёрст по песчаному грунту, где справа и слева песок, песок, мелкий кустарник и вереск (зайцев и куропаток там несть числа), то увидишь деревню, начинающуюся столбом с надписью: «Сельцо Грешнево, душ столько-то господ Некрасовых». Проехав длинную бревенчатую деревню, увидишь садовый деревянный забор, начинающийся от последней деревенской избы и из-за которого выглядывают высокие деревья: это барский сад. Тотчас за садом большой серый неуклюжий дом». [44]

Поэт так же вспоминает: «Сельцо Грешнево стоит на низовой Ярославско-Костромской дороге, называемой Сибиркой: барский дом выходит на самую дорогу, и все, что по ней шло и ехало и было ведомо, начиная с почтовых троек и кончая арестантами, закованными в цепи, в сопровождении конвойных, было постоянной пищей нашего детского любопытства. Во всём остальном грешневская усадьба ничем не отличалась от обыкновенного типа тогдашних помещичьих усадеб; местность ровная и плоская, извилистая река (Самарка)… перед бесконечным дремучим лесом - пастбища, луга, нивы. Невдалеке река Волга». [47]

Итак, в возрасте четырех лет Н.А. Некрасов впервые попал в Грешнево. Для любознательного мальчика, каким был в то время будущий поэт, лучшего места, чем Грешнево, трудно было и желать. Господский дом выходил окнами прямо на старый костромской тракт, по которому проходили и слепые «калики перехожие», тягуче распевающие духовный стих, и деловые артельные мужики-отходники, идущие на заработки, и звенящие кандалами партии арестантов.

Взрослея, Некрасов стал замечать, как непросто живется людям в этой «райской» глухомани, как исподлобья глядят на отца, жестокого крепостника и самодура, грешневские крестьяне.

В 1838 году Некрасов покинул родные места, уехав для получения образования в Петербург. Когда Николай Алексеевич уже взрослым приезжал в родные места, он встречался со сверстниками - друзьями-крестьянами, ходил с ними на охоту, ночуя в окрестных селах и деревнях. Узнавал он от них и о всевозможных новостях, выслушивал их жалобы на помещиков, на несправедливость, постоянно чинимую ими, помогал советом или деньгами.

«Круг его летней охоты - луга смежных губерний: Ярославской, Костромской, Владимирской, - вспоминала сестра Некрасова Анна Алексеевна Буткевич. - Он их хорошо знал, и большая часть его типов принадлежит средней России». [35]

В живом общении с народом, вдали от шумного Петербурга, поэт стряхивал с себя усталость и заботы. Приезжая в Грешнево, Некрасов обычно один-два дня проводил дома, а затем отправлялся на охоту и пропадал по неделе и больше. Из охотничьих странствий поэт привозил материалы для стихов и поэм. Многие произведения основаны на действительных происшествиях, о которых Некрасов узнавал от крестьян.

«Орина, мать солдатская» сама ему рассказывала свою ужасную жизнь, - вспоминала сестра поэта. - Он говорил, что несколько раз делал крюк, чтобы поговорить с ней, а то боялся сфальшивить». [35]

В стихотворении «Похороны», ставшем широко известной песней, в поэме «Коробейники» и ряде других произведений, созданных во время пребывания в Грешневе, Некрасов использовал впечатления и наблюдения, собранные им во время охотничьих поездок.

Знаменательно, что названия деревень и сел в окрестностях Грешнева Некрасов зашифровал в фамилиях своих персонажей. В некрасовской прозе выделяется довольно большая группа фамилий необычных, но и не имеющих какого-то явного смыслового значения. Например, в «Тонком человеке»: Варахобин, Закобякин, Лыкошин; или в «Трех странах света»: Окатов, Ласуков, Понизовкин и так далее. Такого рода фамилий набирается более трех десятков, они образованы от названий населенных мест в окрестностях Грешнева (Варахобино, Закобякино, Лыкошино, Окатово, Ласуково и так далее). К этому следует прибавить, что такие псевдонимы Некрасова, как Пружинин, Бухалов, Сычовкин, также соотносятся с реальными названиями деревень и сел. Стремление запечатлеть приметы «края родимого» характерно на протяжении всего творчества поэта: обращаясь к теме деревни, он обращается и к теме родины, к тому, что обозначил как «всему начало». [44]

Поэма «Кому на Руси жить хорошо» также несет в себе грешневские впечатления. Семь «временнообязанных» мужиков, пустившись на поиски счастливого, переправляются через Волгу и идут по дороге, очень похожей на ту, которую Некрасов описывает в автобиографии. По наблюдениям некрасоведа А.В. Попова, основные события в этом произведении разворачиваются в окрестностях Грешнева. В черновиках поэмы можно найти местные реалии - названия деревень (Мишнево, Новоселово, Пьяново) и фамилии грешневских крестьян (Голкины, Молочковы), потомки которых и сейчас проживают в Грешневе. [35, 39]

Поэт очень любил родную усадьбу, однако, когда отец в 1861 году предложил поэту навсегда обосноваться в Грешневе, он отказался. Слишком тяжелы были воспоминания об ужасах крепостничества, свидетелем которых он был здесь, слишком велико чувство вины перед грешневскими мужиками «за грехи отца».

В 1862 году, после смерти Алексея Сергеевича Некрасова, имение по наследству перешло к его сыновьям Николаю и Федору, а всего через два года, в 1864 году, господский дом в Грешневе сгорел по неосторожности сторожа.

Недалеко от Грешневской усадьбы, верстах в трех-четырех, находится село Аббакумцево, за которым расположена Теряевская гора. С ее вершины открывается великолепный вид на окрестности, как на ладони и «сто деревенек крестьянских», упомянутых в поэме «Дедушка», и Грешнево, и Васильково, и Кощевка… Бесконечные поля спускаются к Волге, в ясную погоду видны Ярославль и Кострома.

На краю села, на берегу небольшого пруда, стоит церковь Петра и Павла, прихожанами которой была и семья Некрасовых. Образ родной и близкой с детства церкви запечатлен Некрасовым в стихотворении «Рыцарь на час». У алтарной стены храма сохранился памятник на могиле матери поэта Елены Андреевны Некрасовой, скончавшейся в 1841 году. Здесь же, в Аббакумцеве, были похоронены дед поэта Сергей Алексеевич Некрасов, дядя Дмитрий Сергеевич, старший брат Андрей, а также еще шестеро братьев, умерших в младенчестве. В фамильной усыпальнице, расположенной неподалеку от могилы матери Н.А. Некрасова, погребены отец поэта, невестка Софья Ивановна (первая жена брата Федора Алексеевича); племянники Николай и Мария, умершие в детском возрасте от скарлатины. [44]

В Аббакумцеве в 1871-1872 годах на средства Николая Алексеевича Некрасова, местного священника Ивана Григорьевича Зыкова и прихожан Аббакумцевского храма было построено Аббакумцевское земское училище. Поэт выполнял обязанности попечителя школы, снабжал ее средствами, которые шли на ремонт здания и наем прислуги. Закон Божий преподавал в училище сам священник Зыков, а другие предметы (чтение, чистописание, первая часть арифметики) - его дочь Александра, которую после ее замужества заменил брат Михаил. Обучение в школе было трехлетним, и все ученики, число которых превышало 70 человек, помещались в одном классе. По окончании училища школьники сдавали экзамены, однако, многие из них так и не пошли полный курс обучения - родители забирали их для помощи в хозяйстве.

В это же время, в 1872 году, поэт подарил свою часть Грешневского имения младшему брату Федору.

Родной край не только помогал Некрасову создавать художественные произведения, но и залечивал душевные раны, снимал нервное напряжение и усталость.

2.3 Усадьба Карабиха

Несмотря на удачный опыт издательской деятельности, который привязал Н.А. Некрасова к Петербургу, и известность в литературных кругах, поэту хотелось иметь свой уголок для отдыха и охоты в окрестностях Ярославля. В апреле 1861 года он писал отцу и просил его разузнать о продаже какой-либо усадьбы «без крестьян, без процессов и… без всяких хлопот». Усадьба нужна ему именно как место отдыха: «Вы знаете, что здесь [в Петербурге] жизнь моя идет не без тревоги; в деревне я ищу полной свободы и совершенной беспечности, при удобствах, устроенных по моему личному вкусу, хотя бы и с большими тратами. При этих условиях я располагаю из 12-ти месяцев от 6 до 7-ми жить в деревне - и частию заниматься». Уже 7 декабря 1861 года Некрасов сообщает отцу: «Я купил Карабиху, купчию нельзя сделать ранее мая, теперь же имеется контракт <…> Заплатил я дорого, но не жалею, потому что покупаю не для дохода, а для собственного проживания летом». [37]

Усадьба, купленная поэтом у наследников князя Голицына, располагалась в 15 верстах от Ярославля, на высоком холме, с которого хорошо были видны окрестности. От шоссе к усадьбе вела прямая дорога, обсаженная березами. В начале дороги стояли каменные ворота, в конце, при въезде в усадьбу, - вторые.

Желание проводить большую часть года в деревне так и не сбылось. Хлопоты по журналу «Современник», столкновения с цензурой, болезни были тому причиной. Карабиха же требовала ремонта и постоянной заботы, и поэт передал управление усадьбой, а затем и переоформил купчую на имя младшего брата Федора, который стал проживать в имении постоянно. Но на полтора-два месяца Некрасов приезжал в Карабиху почти каждый год. С 1862 по 1875 год он побывал в Карабихе десять раз и прожил здесь в общей сложности около двух с половиной лет. Все-таки Карабиха для Некрасова была местом, где он надеялся обрести покой: «Любезнейший брат Федор Алексеевич <…> Я так измучился с журналом, что желал бы в деревне отдохнуть в полном спокойствии». В письме А.А. Краевскому Некрасов сообщает: «Я здесь хорошо устроился - хожу на охоту, работаю и купаюсь. Купанье мне настолько приятно, что путешествие в Диепп для одной этой цели меня начинает устрашать». А по возвращении в Петербург пишет с благодарностью брату: «Два месяца в Карабихе я провел спокойно и приятно и за это благодарен тебе и твоей жене». [37]

Интересные воспоминания о поэте оставила Наталья Павловна, вторая жена Федора Алексеевича. «Мое знакомство с поэтом Н.А. Некрасовым началось в 1872 году летом, - рассказывала Наталья Павловна. - Он проводил его в имении Карабиха… Это имение принадлежало ему и его брату Федору, который жил в нем постоянно и занимался хозяйством… …у братьев было обыкновение обедать поочередно друг у друга. Перед обедом я была представлена поэту… Я заметила, что поэт был выше среднего роста, моложавый, с живыми черными глазами, с темной жидковатой растительностью и темным, почти бронзовым цветом лица… Обеды наши были оживленны и веселы; почти всегда на них присутствовал третий брат, Константин, который жил в Ярославле, но большей частью находился в Карабихе, и почти всегда бывал кто-нибудь из хороших знакомых». В Карабихе гостили Островский, Салтыков-Щедрин, Григорович, Горбунов и другие знакомые Некрасова. Нередко бывала здесь и сестра поэта Анна Алексеевна Буткевич. «После обеда мы уходили в парк, - вспоминала Наталья Павловна, - гуляли по его аллеям, спускались к пруду или на родник, питавший его, где широкая прозрачная струя холодной воды, вытекая с горы, невидимо откуда, попадала в желоб и оттуда каскадом, с шумом и брызгами, падала на землю и ручьем по песку и камням устремлялась в пруд. Из пруда по другому ручью вода бежала в речку Которосль - приток Волги. В самую жаркую пору у родника было прохладно, вероятно, благодаря могучей растительности, вызванной к жизни теплом, обилием влаги и тучной землей на склонах оврага. Под вековыми деревьями, склонившимися над скрытым зеленью ручьем, стояла скамейка, на которой поэт любил посидеть и выкурить сигару». [32]

В Карабихе поэт не только отдыхал и ходил на охоту, но и много трудился. Здесь Некрасов создал поэмы «Мороз, Красный нос», «Русские женщины», «Дедушка», стихотворения «Калистрат», «Орина, мать солдатская», «Возвращение»… Здесь же Николай Алексеевич работал над поэмой «Кому на Руси жить хорошо». Список созданных и задуманных в Карабихе произведений можно бы продолжить, но и перечисленные красноречиво говорят о том, что усадьба была для Некрасова не только местом отдыха от столичной суеты, журнальных хлопот и цензурных гонений, но и рабочим кабинетом. Когда поэт садился писать, в Карабихе, как вспоминала Наталья Павловна, воцарялась особая атмосфера: «Однажды, после нескольких дней интенсивной работы, Николай Алексеевич пришел к брату и сказал: «Пойдем в парк под кедр, я буду вам читать «Русские женщины»: я написал конец». Мы пошли, и поэт своим немного глухим голосом прочел нам всю поэму. Мы слушали с затаенным дыханием и не могли удержаться от слез. Когда он кончил и взглянул на своих слушателей, то по их взволнованным лицам и влажным глазам понял, какое сильное впечатление произвело на всех его произведение, и был счастлив». [32]

Последний раз Некрасов приезжал в Карабиху в 1875 году вместе с женой Зинаидой Николаевной наст. имя - Фекла Анисимовна Викторова, однако, Некрасов считал имя Зина более благозвучным. и сестрой Анной Алексеевной. Он пробыл здесь около двух месяцев и работал над первой частью поэмы «Современники», отдыхал, охотился.

Уже после смерти поэта были сделаны в усадьбе интересные находки, касающиеся его творческой и личной жизни. В 1902 году, при открытии в Ярославле Некрасовской выставки, связанной с 25-летием со дня смерти Н.А. Некрасова, устроители обратились к брату поэта Федору Алексеевичу за помощью в ее устройстве. Тогда брат вспомнил, что в 1875 году в усадьбе неизвестно по какому поводу ожидали обыска, и он, как человек осторожный, собрал в восточном флигеле, где останавливался поэт, все бумаги и через узенькое окошко спустил их в глухой подвал центрального дома. Сыновья Федора Алексеевича, один из которых - Константин - стал в дальнейшем книгоиздателем и в 1916 году выпустил книгу «Архив села Карабиха», сумели проникнуть в подвал и извлекли на свет связку бумаг. В ней оказались тетрадь стихотворений, с которой Некрасов приехал в Петербург из Грешнева, черновики написанных в Карабихе поэм, письма, фотографические карточки сосланных в Сибирь декабристов, стихи и проза разных лет. Но самой ценной и неожиданной находкой оказалась рукопись незаконченного романа «Жизнь и похождения Тихона Тростникова», над которой, как выяснили исследователи творчества Некрасова, он работал в 1843 году. Через три года после начала работы над произведением очерк из этого романа был опубликован под названием «Петербургские углы» в составленном Некрасовым «Петербургском сборнике». В объявлении о подписке на журнал «Современник» сообщалось, что роман будет опубликован полностью, однако после этого сообщения читатели не увидели больше ни одной его страницы. Появление «Петербургского сборника» привлекло к Некрасову внимание Третьего отделения, возможно, именно по этой причине Некрасов и не закончил работу над романом. Вероятно, это же побудило Некрасова переправить рукопись романа в Карабиху. [42]

Сейчас уже нельзя сказать с полной определенностью, все ли спрятанное в подвале центрального дома усадьбы сохранилось к 1902 году, все ли бумаги передал устроителям Некрасовской выставки осторожный Федор Алексеевич. Обращает на себя внимание один факт. В 1927 году известный исследователь жизни и творчества поэта В. Евгеньев-Максимов встречался в Карабихе с вдовой Федора Алексеевича - Натальей Павловной, которая вспомнила, что самые важные бумаги, самые опасные в политическом отношении были спрятаны где-то в кладовой Карабихского винокуренного завода, которой к тому времени уже не существовало.

2.4 История создания поэмы «Кому на Руси жить хорошо»

Многие годы жизни Некрасов отдал работе над поэмой, которую называл своим «любимым детищем». «Я задумал, - говорил Некрасов, - изложить в связном рассказе все, что я знаю о народе, все, что мне привелось услыхать из уст его, и я затеял «Кому на Руси жить хорошо». Это будет эпопея современной крестьянской жизни». [15]

Материал для поэмы писатель копил, по его признанию, «по словечку в течение двадцати лет». Смерть прервала этот гигантский труд. Поэма так и осталась незавершенной. Незадолго до кончины поэт сказал: «Одно, о чем сожалею глубоко, это - что не кончил свою поэму «Кому на Руси жить хорошо». [15]

Некрасов начал работу над поэмой в первой половине 60-х годов XIX века. Рукопись первой части поэмы помечена Некрасовым 1865 годом. В этот год первая часть поэмы была уже написана, начата же, очевидно, несколькими годами раньше. Упоминание в первой части о ссыльных поляках (глава «Помещик») позволяет считать 1863 год датой, ранее которой эта глава не могла быть написана, так как подавление восстания в Польше относится к 1863-1864 годам.

Однако, первые наброски к поэме могли появиться и раньше. Указание на это содержится, например, в воспоминаниях Г. Потанина, который, описывая свое посещение квартиры Некрасова осенью 1860 года, передает следующие слова поэта: «Я… вчера долго писал, да немного не дописал - сейчас кончу…» Это были наброски прекрасной его поэмы «Кому на Руси жить хорошо». Она долго после того не выходила в печати». [16]

Таким образом, можно предположить, что некоторые образы и эпизоды будущей поэмы, материал для которой собирался в течение многих лет, возникли в творческом воображении поэта и частично были воплощены в стихи ранее 1865 года, которым датирована рукопись первой части поэмы.

К продолжению работы Некрасов приступил лишь в 70-х годах, после семилетнего перерыва. Вторая, третья и четвертая части поэмы следуют одна за другой с небольшими интервалами: «Последыш» был создан в 1872 году, «Крестьянка» - в июле-августе 1873-го, «Пир - на весь мир» - осенью 1876 года.

Публикацию поэмы Некрасов начал вскоре по окончании работы над первой частью. Уже в январской книжке «Современника» за 1866 год появился пролог поэмы. Печатание первой части растянулось на четыре года. Опасаясь поколебать и без того шаткое положение «Современника», Некрасов воздержался от опубликования последующих глав первой части поэмы.

Некрасов боялся цензурных гонений, которые начались тотчас после выхода первой главы поэмы («Поп»), напечатанной в 1868 году в первом номере нового некрасовского журнала «Отечественные записки». Цензор А. Лебедев дал такую характеристику этой главе: «В означенной поэме, подобно прочим своим произведениям, Некрасов остался верен своему направлению; в ней он старается представить мрачную и грустную сторону русского человека с его горем и материальными недостатками… в ней встречаются… резкие по своему неприличию места». Цензурный комитет хотя и разрешил к печати книжку «Отечественных записок», но о поэме «Кому на Руси жить хорошо» все же послал в высшую цензурную инстанцию неодобрительное мнение. [43]

Последующие главы первой части поэмы были опубликованы в февральских номерах «Отечественных записок» за 1869 год («Сельская ярмарка» и «Пьяная ночь») и 1870 год («Счастливые» и «Помещик»). Целиком первая часть поэмы появилась в печати только через восемь лет после ее написания.

Публикация «Последыша» («Отечественные записки», 1873, №2) вызвала новые, еще большие придирки цензуры, которая считала, что эта часть поэмы «отличается… крайним безобразием содержания… носит характер пасквиля на все дворянское сословие».

Очередная часть поэмы, «Крестьянка», созданная Некрасовым летом 1873 года, была напечатана зимой 1874-го в январской книжке «Отечественных записок».

Отдельного издания поэмы Некрасов при жизни так и не увидел.

В последний год жизни Некрасов, вернувшись тяжело больным из Крыма, где им была в основном завершена четвертая часть поэмы - «Пир - на весь мир», с удивительной энергией и настойчивостью вступил в единоборство с цензурой, надеясь напечатать «Пир…». Эта часть поэмы подверглась со стороны цензуры особенно яростным нападкам. Цензор писал, что находит «все стихотворение «Пир - на весь мир» крайне вредным по своему содержанию, так как оно может возбудить неприязненные чувства между двумя сословиями, и что оно особенно оскорбительно дворянству, столь недавно пользовавшемуся помещичьими правами…». [44]

Однако Некрасов не прекращал борьбы с цензурой. Прикованный болезнью к постели, он упорно продолжал добиваться опубликования «Пира…». Он переделывает текст, сокращает, вычеркивает. «Вот оно, наше ремесло литератора, - жаловался Некрасов. - Когда я начал свою литературную деятельность и написал первую свою вещь, то тотчас же встретился с ножницами; прошло с тех пор 37 лет, и вот я, умирая, пишу свое последнее произведение, и опять-таки сталкиваюсь с теми же ножницами!» «Испакостив» текст четвертой части поэмы (так называл поэт переделку произведения в угоду цензуре), Некрасов рассчитывал на разрешение. Однако «Пир - на весь мир» оказался вновь под запретом. «К сожалению, - вспоминал Салтыков-Щедрин. - и хлопотать почти бесполезно: все так исполнено ненависти и угрозы, что трудно даже издали подступиться». Но и после этого Некрасов все же не сложил оружие и решил «подступиться», в качестве крайней меры, к начальнику Главного управления по делам цензуры В. Григорьеву, который еще весной 1876 года обещал ему «свое личное заступничество» и, по слухам, дошедшим через Ф. Достоевского, якобы считал «Пир - на весь мир» «совершенно возможным к напечатанию». [44]

Некрасов предполагал миновать вовсе цензуру, заручившись разрешением самого царя. Для этого поэт хотел использовать свое знакомство с министром двора графом Адлербергом, а также прибегнуть к посредничеству С. Боткина, бывшего в то время придворным врачом (Боткину, лечившему Некрасова, был посвящен «Пир - на весь мир»). Очевидно, именно на этот случай и были вставлены Некрасовым в текст поэмы «со скрежетом зубовным» посвященные царю известные строки «Славься, народу давший свободу!». Неизвестно, предпринял ли Некрасов реальные шаги в этом направлении или отказался от своего намерения, поняв бесполезность хлопот.

«Пир - на весь мир» оставался под цензурным запретом до 1881 года, когда он появился во второй книжке «Отечественных записок», правда, с большими сокращениями и искажениями: были опущены песни «Веселая», «Барщинная», «Солдатская», «Колода есть дубовая…» и другие. Большинство выброшенных цензурой отрывков из «Пира - на весь мир» впервые обнародовано лишь в 1908 году, а вся поэма целиком, в бесцензурной редакции, была опубликована в 1920 году К.И. Чуковским.

Поэма «Кому на Руси жить хорошо» в ее незавершенном виде состоит из четырех отдельных частей, расположенных в следующем, по времени их написания, порядке: часть первая, состоящая из пролога и пяти глав, «Последыш», «Крестьянка», состоящая из пролога и восьми глав, «Пир - на весь мир».

Из бумаг Некрасова видно, что по плану дальнейшего развития поэмы предполагалось создание по крайней мере еще трех глав или частей. В одной из них, предварительно названной Некрасовым «Смертушка», речь должна была идти о пребывании семерых крестьян на реке Шексне, куда они попадают в разгар повального падежа скота от сибирской язвы, об их встрече с чиновником. Материалы к этой главе поэт начал собирать еще летом 1873 года. Однако она осталась ненаписанной. Сохранилось лишь несколько прозаических и стихотворных черновых отрывков.

Известно также о намерении поэта рассказать о прибытии крестьян в Петербург, где они должны были искать доступа к министру, и описать их встречу с царем на медвежьей охоте.

В последнем прижизненном издании «Стихотворений» Н.А. Некрасова (1873-1874) «Кому на Руси жить хорошо» напечатана в следующем виде: «Пролог; Часть первая» (1865); «Последыш» (Из второй части «Кому на Руси жить хорошо») (1872); «Крестьянка» (Из третьей части «Кому на Руси жить хорошо») (1873), что соответствует авторской воле, но это не была его последняя воля, ведь работа над эпопеей продолжалась, и порядок расположения частей Некрасов мог изменить, подобно тому, как это сделал Лермонтов в окончательном варианте романа «Герой нашего времени», не посчитавшись с последовательностью создания и публикации вошедших в него частей.

Болезнь, затруднявшая работу над поэмой, в том числе и над частью «Кто на Руси всех грешней. Кто всех святей. Легенды о крепостном праве», угрожающе развивалась. Некрасов с тревогой осознавал, что оставит свое «любимое детище» незавершенным, «а это такая вещь, которая только в целом может иметь свое значение». Болезнь побуждала поэта искать такой финал последней, как он понимал, части, который мог бы вызвать впечатление «завершенности» незавершенного. Требовалось нечто почти неосуществимое. Такая возможность таилась в характере народного заступника, в ускорении встречи с ним искателей счастливого. Поэт осуществил эту возможность. Он развил образ Гриши Добросклонова как итоговый в ряду образов «героев деятельного добра» - Белинского, Шевченко, Добролюбова, Чернышевского. [19]

В связи с этим Некрасов снял первоначальное название, ограничивавшее содержание спором о том, кто на Руси всех грешней, кто всех святей, и написал: «Поминки по крепям», а затем, зачеркнув написанное, дал новое, окончательное название - «Пир - на весь мир». Для такого всеобщего пира «поминок по крепям» было маловато, оно намекало на конец, который всему делу венец.

Изменив название в соответствии с расширенным содержанием, поэт уточнил положение «Пира…» в композиции целого. Видимо, Некрасов хотел вызвать у читателя впечатление завершенности «любимого детища», дав ответ на вопрос сюжетного действия:

Быть бы нашим странникам под родною крышею, Если б знать могли они, что творилось с Гришею.

Но то, что не знали и еще не могли знать странники, знают читатели. Мыслью «вперед залетая», Гриша видел «воплощение счастия народного». Это удесятеряло его творческие силы, давало ему ощущение счастья, а читателям - ответ на вопросы, кто счастлив на Руси, в чем его счастье.

3. Разработка экскурсионно-познавательного тура