Аристократическая культура эпохи Хэйан в Японии: эстетические и этические принципы

Итак, мы видим, что «внутренние» качества и таланты играли существенную роль при оценке достоинств дамы. Однако сложно отдать им здесь главенствующую роль, так как чисто эстетические нормы также были не менее важны. Так, Гэндзи был страшно разочарован, увидев облик одной из своих возлюбленных: «Прежде всего ему бросается в глаза, что она слишком высока ростом... Вторая выдающаяся и не менее неприятная черта в ее наружности - нос. Он сразу же приковывает к себе внимание... Нос на диво крупный, длинный, с загнутым книзу кончиком. Но, пожалуй, самое в нем неприятное - это цвет...«Уж лучше бы я ее не видел!» - думает Гэндзи». Мурасаки Сикибу. Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари): в 4 кн./Пер. с яп. Т. Соколовой-Делюсиной, отв. Ред. Т. П. Григорьева. М.:Наука, 1991. Т.1. С.124.

У Сэй Сёнагон тоже описывается довольно курьезный случай: «...Мужчина только сделал вид, что ушел, а сам спрятался в густой тени, позади решетчатой ограды...А она, устремив свои взоры вдаль, тихим голосом повторяла старые стихи... Накладные волосы съехали с макушки набок и повисли прядями длиной в пять вершков. И словно вдруг зажгли лампу, кое-где засветились отраженным светом луны красноватые пятна залысин…Пораженный неожиданностью, мужчина потихоньку убежал». Сэй-Сёнагон. Записки у изголовья (Макура-но соси) / Пер. со старояпонского Веры Марковой. М.: «Худож. лит.», 1975. Дан 173. URL: http://www.serann.ru/text/zapiski-u-izgolovya-polnyi-perevod-v-markovoi-9212 (11.01.2013) Кроме того, мужчине не хотелось признавать за женщиной какие-либо грехи, если она была прекрасна: «Пожалуй, неприятнее всего подозревать в неверности человека милого, красивого, успевшего пленить твое сердце». Мурасаки Сикибу. Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари): в 4 кн./Пер. с яп. Т. Соколовой-Делюсиной, отв. Ред. Т. П. Григорьева. М.:Наука, 1991. Т.1. С.28.

Все должно было соответствовать утонченному вкусу кавалера, даже служанки в доме возлюбленной: «Другие сидели в углу, дрожа от холода, их когда-то белые платья были немыслимо засалены, а привязанные сзади к поясу грязные платки сибира придавали еще более отталкивающий вид их и без того безобразным фигурам... Он и представить себе не мог, что подобные особы могут входить в свиту благородной девицы». Там же. Т.1. С.123.

Таким образом, неэтичным и неэстетичным считались в женщине неряшливость, непреклонность, недовольство, чрезмерная ученость, непокорность, мстительность и особенно -- ревность. Даме должна быть присуща хрупкость, нежность и кротость, а также утонченность и повышенная чувствительность. Но жестких рамок здесь не было, так как это противоречило бы эстетической философии, согласно которой практически в любом предмете, явлении живет присущее им особое очарование (моно-но аварэ), поэтому в каждой женщине стремились найти ее специфическую прелесть.

3.3 Мужчина-аристократ эпохи Хэйан

В первую очередь мужчина-аристократ был человеком, связанным с придворной службой, и хотя по прочтении таких произведений как «Повесть о Гэндзи» может сложиться иное представление, однако можно достаточно твердо сказать, что главными проблемами большинства хэйанских аристократов были поддерживание и повышение своего статуса. В экономическом плане, эта цель была достижима следующими способами: служба у щедрого покровителя, выгодное место провинциального губернатора, брак, расширение частных источников дохода, таких как сёэн (провинциальное землевладение). Политически это означало использование талантов и связей, чтобы подняться по бюрократическим ступенькам. В социальном плане это предполагало заключение выгодных альянсов с другими семьями и демонстрацию таких почитаемых личных качеств, как красота, мастерство в поэзии, музыке и каллиграфии, а также умение к месту пошутить или отпустить какой-нибудь комментарий, показывающий способность прочувствовать эфемерность земного существоания. Cambridge History of Japan 2. Heian Japan. Edited by Donald H. Shively and William H. McCullough. Cambridge University Press, 1999. Р. 400.

Вот как о предпочтительных талантах говорится в «Синсаругакуки»: «Возлюбленный одиннадцатой госпожи -- знаток поэзии при дворе по имени Какинамото-но Цунэюки. Он сведущ в игре на музыкальных инструментах и сложении стихотворений «вака». С легкостью играет на духовых и щипковых инструментах. Он владеет «сяу-но кото», «кин», «бива», «вагон», «хогё», «рёри», поэзией «вака», древним стилем стихосложения, являясь мастером, которому нет равных в Поднебесной. Искусен он и в составлении стихотворных цепочек... Не испытывал сложности при написании «тёга», «танка», «сэдо», «конбан», «рэнга», «какусидай», «кои» и «ихаи»...Постиг суть «Манъёсю», «Синсэн Манъёсю», «Кокин вакасю», «Госэнсю», «Сюисё» и различных авторских поэтических сборников». Фудзивара-но Арихира. «Синсаругакуки»/Япония в эпоху Хэйан (794 -- 1185): Хрестоматия / Под ред. И.С. Смирнова; сост., введ., пер. с др.-яп. и коммент. М.В. Грачева. (Orientalia et Classica: труды Института Восточных Культур и античности; вып. 24.) М.: РГГУ, 2009. C. 149-150.

Эти таланты открывали членам не очень знатных родов возможности к такому карьерному росту, который в противном случае был бы просто немыслим. В сильно привязанном к статусу мире хэйанского двора, выдающиеся литературные способности были едва ли не единственным путем к относительной известности для мужчин: «Из всего бесчисленного множества сочинителей стихотворений только Какиномото-но Цунэюки унаследовал древний стиль в его первозданном стиле... В его творениях сочетаются изящество и правдивость... По этой причине он получил признание в обществе. Его приглашают на пиршества и высшие, и низшие». Там же. C. 150. Но это не обязательно предполагало получение ими какого-либо ранга и должности. Хотя они и родились в дворянских семьях, круг аристократической элиты был жестко ограничен. Например, знаменитый ученый и поэт Фудзивара-но Акихира дослужился до Четвертого младшего ранга только в уже преклонном возрасте семидесяти лет. Smits I. The Way of the Literati: Chinese Learning and Literary Practice in Mid-Heian Japan // Heian Japan, Centers and Peripheries. Mikael Adolphson, Edward Kamens, and Stacie Matsumoto (eds.). Honolulu: University of Hawaii Press, 2007. P. 111.

Напротив, отпрыскам из особо родовитых семей не нужно было прикладывать существенных усилий для завоевания места под солнцем. Так, хорошо известно, что знание письменного китайского языка (кит. «вэньянь», яп. «камбун») было насущной потребностью для представителей как придворного, так и провинциального чиновничества. Однако достаточно часто встречаются примеры плохого знания «вэньяна» аристократами: неспособность прочесть один или несколько иероглифических знаков, написание иероглифов с ошибками, неумение сделать разметку текста (т. е. незнание основ грамматики). Япония в эпоху Хэйан (794 -- 1185): Хрестоматия / Под ред. И.С. Смирнова; сост., введ., пер. с др.-яп. и коммент. М.В. Грачева. (Orientalia et Classica: труды Института Восточных Культур и античности; вып. 24.) М.: РГГУ, 2009. C. 277-278.

Этим данным вторит «Повесть о Гэндзи»: «С малых лет питал я пристрастие к китайским наукам, и, как видно, опасаясь, что излишнее рвение скорее повредит мне, Государь сказал: «Разумеется, книжная премудрость весьма почитается в мире, но не потому ли успешное продвижение по стезе наук редко сочетается с долголетием и благополучием? Тебе же высокий ранг обеспечен рождением, ты и так не будешь ни в чем уступать другим. А потому не особенно усердствуй в углублении своих познаний...Значение книжных премудростей не подлежит сомнению, - изволил наставлять нас Государь, - но если говорить о прочем, то прежде всего вам следует овладеть искусством игры на китайском кото «кин», а затем освоить продольную флейту, бива и кото «со». Мурасаки Сикибу. Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари): в 4 кн./Пер. с яп. Т. Соколовой-Делюсиной, отв. Ред. Т. П. Григорьева. М.:Наука, 1991. Т.2. С.16-17.

Грань между общественным и индивидуальным в поведении мужчины-аристократа была размыта, или, возможно, правильнее было бы сказать, что в его манерах было мало чего «от себя», выходившего за рамки правил, официальных или неписаных. Было чрезвычайно важно, чтобы мужчина-придворный соответствовал в одежде, манере поведения, знал протокол выполнения обрядов годичного цикла, вокруг которых вращалась придворная жизнь. Знание придворного протокола было необходимо для чиновников, а отсутствие таких знаний могло стать причиной понижения по службе и даже увольнения с должности. Более того, подобные ошибки могли вызывать насмешки со стороны других придворных, что, в свою очередь, могло иметь нежелательные последствия для нерадивого чиновника. Япония в эпоху Хэйан (794 -- 1185): Хрестоматия / Под ред. И.С. Смирнова; сост., введ., пер. с др.-яп. и коммент. М.В. Грачева. (Orientalia et Classica: труды Института Восточных Культур и античности; вып. 24.) М.: РГГУ, 2009. C. 407.

Присутствие при дворе в непосредственной близости от государя, по всей видимости, льстило тщеславию хэйанской знати, а сама придворная служба превратилась в череду различных придворных церемоний. К придворной службе, с одной стороны, как уже говорилось, относились как к средству достижения некого блага (социального, экономического и т. д.), а с другой как к развлечению, позволяющему получить зрелищное, эстетическое наслаждение. Так, в «Повести о Гэндзи» есть описание подобного торжества: «Необычайная красота Гэндзи приобрела еще большую значительность в тот миг, когда, украшенный прихотливо поблекшими хризантемами, выступал он в заключительном танце, в котором именно сегодня ему удалось достичь предела своего удивительного мастерства. Последние движения повергли собравшихся в благоговейный трепет; казалось, что подобная красота создана не для нашего печального мира... В тот вечер Гэндзи-но тюдзё был удостоен действительного Третьего ранга, а То-но тюдзё повысили до низшей степени действительного Четвертого. Остальные благородные юноши также ликовали, вознагражденные каждый сообразно своим заслугам...» Мурасаки Сикибу. Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари): в 4 кн. / Пер. с яп. Т. Соколовой-Делюсиной, отв. Ред. Т. П. Григорьева. М.:Наука, 1991. Т.1. С.134-135.

Лишение же аристократа таких преимуществ жизни при дворе воспринималось весьма болезненно. Из источников известны случаи, когда перевод на другую должность с повышением истолковывался чиновником Куродо докоро (Государева канцелярия) как нежелательный «подарок» судьбы.

К примеру, в 998 году был повышен в ранге чиновник Куродо докоро Фудзивара-но Ясумити. На основании этого Фудзивара-но Ясумити получил назначение на пост первого помощника главы Министерства наказания. Однако вновь назначенный в Министерство наказаний чиновник так и не явился службу в свой первый рабочий день. На следующий день ситуация повторилась. Мелкий служащий того же министерства, которого отправили для выяснения причины неявки Ясумити на службу, обнаружил, что этот аристократ «читает стихи двум сакурам», расположенным в юго-западной части его усадьбы. При этом ясумити был изрядно пьян и плакал навзрыд. Обескураженный поведением нового подчиненного, глава Министерства наказаний обратился к отцу Ясумити, однако это не очень-то помогло. На все послания своего отца Ясумити отвечал стихотворными отказами, более похожими на «плачи», где говорил о глубочайших страданиях и безысходности жизни. Не возымел действия даже визит отца к своему «строптивому чаду». Ситуация разрешилась только после вмешательства главы рода -- Правого министра Фудзивара-но Митинага. В результате Фудзивара-но Ясумити остался на новой должности, но за ним сохранили и старый пост в Куродо докоро, а через несколько месяцев стараниями Фудзивара-но Митинага Ясумити получил соответствующую его новому рангу должность в штате Управления государева дворца. Япония в эпоху Хэйан (794 -- 1185): Хрестоматия / Под ред. И.С. Смирнова; сост., введ., пер. с др.-яп. и коммент. М.В. Грачева. (Orientalia et Classica: труды Института Восточных Культур и античности; вып. 24.) М.: РГГУ, 2009. С. 331-332.

Разумеется, Куродо докоро было не единственным ведомством, служба в котором считалась для придворного аристократа престижной. К таковым также относились: личная охрана государя (Коноэфу), Левая и Правая Ревизионные канцелярии, Управление государева дворца, Управление дворца наследника престола и, конечно же, Гисэйкан, вхождение в состав которого было мечтой любого придворного. Любопытно, что в среде придворной знати существовали представления и о малопрестижных с точки зрения служебной карьеры ведомствах (например, Министерство наказаний и Министерство управления). Сэй Сёнагон в «Записках у изголовья» говорит об этом так: «Отвратительно видеть, как красивые молодые люди из знатных семей поступают на службу в управу благочиния, на должность начальника блюстителей порядка. Мне жалко, что эту должность исполнял в дни своей юности нынешний принц-тюдзё. Как это не подходит к нему!» Сэй-Сёнагон. Записки у изголовья (Макура-но соси)/ Пер. со старояпонского Веры Марковой. М.: «Худож. лит.», 1975. Дан 45. URL: http://www.serann.ru/text/zapiski-u-izgolovya-polnyi-perevod-v-markovoi-9212 (11.01.2013) А в «Дневнике эфемерной жизни» о придворной службе Фудзивара-но Канэиэ (знаменитый царедворец и отец Фудзивара-но Митинага) есть такие строки: «Канэиэ...на церемонии возглашения чиновников был назван старшим служащим в каком-то ведомстве, вызывавшем у него большое раздражение. Ему это ведомство представлялось настолько неприятным, что он, вместо службы, стал гулять там и сям...». Митицуна-но хаха. Дневник эфемерной жизни (Кагэро никки)/ Пер. с яп., предисл. и коммент. В. Н. Горегляда. Санкт-Петербург, 1994. С. 39.

Итак, мы видим, что аристократы противились государственной службе, которая не согласовывалась с их стремлениями к утонченному образу жизни и чувствительностью. Подобная тяга к эстетизму и утонченности проявилась даже в таких чисто мужских увлечениях, как верховая езда, стрельба из лука и кэмари (игра в мяч).

В более ранние периоды японской истории верховая езда была тесно связана с военной доблестью. Эта традиция сохранялась в военном сословии на протяжении всей эпохи Хэйан. Многочисленные члены высшей аристократии также были высоко оценены современниками в их мастерстве верховой езды. Но в связи с редкими военными действиями (если они вообще бывали) в среде аристократии все больше делается акцент на общий визуальный эффект, на задачи, требующие не только умелой верховой езды, но и внимательного отношения ко внешнему виду лошади, костюму всадника, и на правилах, которые предписывали, например, манеру держать поводья, угол, под которым нужно применять кнут и тому подобное. Cambridge History of Japan 2. Heian Japan. Edited by Donald H. Shively and William H. McCullough. Cambridge University Press,1999. Р. 402.

Другим мужским развлечением была стрельба из лука. Каждый год на семнадцатый день первого месяца устраивался официальный конкурс по стрельбе из лука, на котором соревновались две команды. Кроме этого существовали и менее официальные соревнования, служившие зачастую предлогом для распития алкогольных напитков и заключения пари. Но, пожалуй, одной из главных функций подобных мероприятий была демонстрация костюма, мастерства в технике (и знание все усложняющихся правил), а также одаренности в танцевальном искусстве в последующей музыкальной развлекательной программе. При благоприятном соединении этих элементов была возможность повысить как личный, так и семейный социальный престиж. Cambridge History of Japan 2. Heian Japan. Edited by Donald H. Shively and William H. McCullough. Cambridge University Press, 1999. Р. 403. Именно о таком событии повествуется в «Дневнике эфемерной жизни»: «Если мой сын стал победителем, значит, он от имени своей команды должен исполнять танец победителя...Канэиэ снова и снова со слезами на глазах рассказывал мне, как все происходило, о том, что это подняло и его репутацию, что все высокопоставленные лица плакали от умиления, глядя на нашего сына. Он вызвал наставника в лучной стрельбе, а когда тот пришел, снова осыпал его подарками». Митицуна-но хаха. Дневник эфемерной жизни (Кагэро никки)/ Пер. с яп., предисл. и коммент. В. Н. Горегляда. Санкт-Петербург, 1994. C. 74.

Со временем, правда, высшая знать стала избегать прямого участия в соревнованиях по стрельбе из лука. Эта тенденция, видимо, проистекает из заимствования китайских понятий приличия, а также во все возрастающей склонности рассматривать спорт как красочную постановку. Сильный акцент на социальной гармонии, вероятно, сыграл свою роль и в предпочтении командных соревнований. Знаменательно, что элемент соревновательности почти полностью отсутствуют в кэмари (мяч), одном из особо активных хэйанских видов спорта, в котором мужчин-аристократ неизменно был на высоте. В кэмари играли с помощью мяча из оленьей кожи на площадке примерно 7*7 метров. Восемь мужчин пытались как можно дольше удержать мяч в воздухе, используя только ноги. Однако даже это безобидное времяпрепровождение порицалось и Мурасаки Сикибу, и Сэй Сёнагон, которые считали, что это несолидно и грубо для господ проявлять такую суетливость. Поэтому неудивительно, что высший класс предпочитал малоподвижный образ жизни, в котором не было места высококонкурентным видам спорта. Cambridge History of Japan 2. Heian Japan. Edited by Donald H. Shively and William H. McCullough. Cambridge University Press, 1999. Р. 404-405.

Более распространенным среди мужчин-аристократов было самоутверждение через соперничества в различных видах искусств. Например, в каллиграфии. О типичности такого явления говорят некоторые отрывки из собрания историй придворной жизни начала XII в. «Годансё». Япония в эпоху Хэйан (794 -- 1185): Хрестоматия / Под ред. И.С. Смирнова; сост., введ., пер. с др.-яп. и коммент. М.В. Грачева. (Orientalia et Classica: труды Института Восточных Культур и античности; вып. 24.) М.: РГГУ, 2009. С. 178.

В свою очередь отсутствие красивого почерка могло стать поводом для постоянных нападок и насмешек и существенно осложнить жизнь придворному чиновнику: « -У него невозможный почерк, - стали говорить о нем, когда он покинул комнату. - Хоть китайские иероглифы, хоть японское письмо, все выглядит ужасно. Над его каракулями всегда посмеиваются. Вот и пришлось ему бежать…В те времена, когда Нобуцунэ служил главным смотрителем строительных работ во дворце, он послал к одному из мастеров чертеж постройки, набросав на нем собственной рукой: «Выполнять в точности как изображено здесь». Я приписала сбоку на полях бумаги: «Если мастер последует приказу, то получится нечто весьма удивительное». Бумага эта получила хождение среди придворных, и люди умирали от смеха». Сэй-Сёнагон. Записки у изголовья (Макура-но соси)/ Пер. со старояпонского Веры Марковой. М.: «Худож. лит.», 1975. Дан 103. URL: http://www.serann.ru/text/zapiski-u-izgolovya-polnyi-perevod-v-markovoi-9212 (11.01.2013)

Также мужчина должен был обладать талантом оратора: «Этот господин невыносим в обществе. Не умеет он декламировать стихи и читать сутры, как другие. Тоску наводит». Там же. Дан 49. URL: http://www.serann.ru/text/zapiski-u-izgolovya-polnyi-perevod-v-markovoi-9212 (11.01.2013) Умение вести себя в обществе очень высоко ценилось и было связано с многими правилами: «А иной гость все время вертит руки над горящей жаровней, трет и разминает, поджаривая ладони на огне...И только какой-нибудь старик способен небрежно положить ногу на край жаровни, да еще и растирать ее во время разговора. Такой бесцеремонный гость, явившись к вам с визитом, первым делом взмахами веера сметает во все стороны пыль с того места, куда намерен сесть. Он не держится спокойно, руки и ноги у него все время в движении, он заправляет под колени переднюю полу своей «охотничьей одежды», вместо того чтобы раскинуть ее перед собой...» Сэй-Сёнагон. Записки у изголовья (Макура-но соси)/ Пер. со старояпонского Веры Марковой. М.: «Худож. лит.», 1975. Дан 28. URL: http://www.serann.ru/text/zapiski-u-izgolovya-polnyi-perevod-v-markovoi-9212 (11.01.2013)

Чем выше был ранг мужчины, более строгие требования к нему применялись: «Человек даже не особенно блестящего положения и не самого высокого рода все равно не пойдет пешком в сопровождении многих слуг, а поедет в нарядном экипаже...» Там же. Дан 196. URL: http://www.serann.ru/text/zapiski-u-izgolovya-polnyi-perevod-v-markovoi-9212 (11.01.2013) А «экипаж знатного вельможи с кузовом из пальмовых листьев должен ехать спокойно и плавно. Если он мчится слишком быстро, это оскорбляет глаза». Там же. Дан 32. URL: http://www.serann.ru/text/zapiski-u-izgolovya-polnyi-perevod-v-markovoi-9212 (11.01.2013) Причем, «мужчин должен сопровождать эскорт», потому что «самые обворожительные красавцы ничего не стоят, если за ними не следует свита». Там же. Дан 48. URL: http://www.serann.ru/text/zapiski-u-izgolovya-polnyi-perevod-v-markovoi-9212 (11.01.2013)

Здесь видны требования по соблюдению как этикета, так и эстетических норм. Последние, естественно, применялись и к внешнему облику и к манерам мужчины, которые сегодня могли бы показаться несколько женственными: «Вот мужчина в темно-лиловых шароварах и ярком кафтане, надетом поверх многоцветных одежд, приподнимает штору и по пояс перегибается в комнату через нижнюю створку ситоми. Очень забавно поглядеть на него со двора. Он пишет письмо, придвинув к себе изящную тушечницу, или, попросив у дамы ручное зеркало, поправляет волосы. Право, он великолепен!» Там же. Дан 76. URL: http://www.serann.ru/text/zapiski-u-izgolovya-polnyi-perevod-v-markovoi-9212 (11.01.2013)

В мужчине-кавалере высоко ценилась опытность в делах любви: он должен был владеть искусством любовного свидания, знать, как элегантно начать и завершить посещение любимой и ни в коем случае не попасть в нелепую ситуацию: «Принимаешь тайком возлюбленного, а он явился в высокой шапке! Хотел пробраться незамеченным, и вдруг шапка за что-то зацепилась и громко шуршит. Мужчина рывком перебрасывает себе через голову висящую у входа плетеную штору -- и она отчаянно шелестит. Если это тяжелая штора из бамбуковых палочек, то еще хуже! А ведь, кажется, нетрудное дело -- поднять штору беззвучно. Зачем с силой толкать скользящую дверь? Ведь она сдвинется бесшумно, стоит только чуть-чуть ее приподнять...До чего же неприятно!» Сэй-Сёнагон. Записки у изголовья (Макура-но соси)/ Пер. со старояпонского Веры Марковой. М.: «Худож. Лит.», 1975.. Дан 28. URL: http://www.serann.ru/text/zapiski-u-izgolovya-polnyi-perevod-v-markovoi-9212 (11.01.2013) Также ему нужно было соблюдать правила приличия: «Очень дурно, если мужчины, навещая дам, принимаются за еду в женских покоях. Достойны осуждения и те, кто их угощает». Там же. Дан 189. URL: http://www.serann.ru/text/zapiski-u-izgolovya-polnyi-perevod-v-markovoi-9212 (11.01.2013)

Но, конечно же, одним из главных мужских качеств была чувствительность. И чтобы ее продемонстрировать мужчины не гнушались различными сомнительными способами. Так, герой повести "Хэйтю-моногатари" (первая половина X в.), в одном из эпизодов, желая убедить возлюбленную в своей чувствительности, незаметно смачивал глаза водой из тушечницы, делая вид, что плачет. Заметив эту уловку, женщина разоблачила его, добавив в воду немного туши. Мурасаки Сикибу. Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари): в 4 кн. Примечания/Пер. с яп. Т. Соколовой-Делюсиной, отв. Ред. Т. П. Григорьева. М.:Наука, 1991. Т.1. С.130.

Итак, основные требования к мужчине были: утонченность, деликатность, внешняя красота, знание правил поведения в обществе, образованность. Последняя, правда, понималась весьма относительно, так как, несмотря на то, что все аристократы должны быль быть сведущи в китайской письменности и литературе, на практике они не всегда очень хорошо в них ориентировались, а для представители самых знатных семей, вообще, не особенно стремились к изучению китайских премудростей, предпочитая им совершенствование в различных видах искусств. В свою очередь, с помощью талантов в поэзии, музыке, танце, каллиграфии можно было добиться упрочения и даже повышения своего социального статуса.

В условия столь пронизанного эстетикой двора очень немного места оставалось для конфуцианской этики, в духе которой традиционно воспитывались юноши. О небольшом влиянии конфуцианства на нравы знати косвенно можно судить по сохранившимся официальным документам. Например, в документе «Рекомендации из трех пунктов «Фудзи Микадзё» (957 г.), принадлежащем руке Сугавара-но Фумитоки (899-981), он пишет: «Важнейшей причиной нынешнего упадка нравов является роскошь. Если этот источник не перекрыть, разве можно спасти чистоту наших обычаев?..Видимо, причины постоянных печалей и пристрастий кроются во всеобщей увлеченности роскошью и невозможности следовать традициям. А потому опубликование новых государевых указов не позволяет сохранять строгие запреты, скорее наоборот со временем желание купаться в роскоши только усиливается и это становится обычаем». Сугавара-но Фумитоки. Рекомендации из трех пунктов «Фудзи Микадзё»// Япония в эпоху Хэйан (794 -- 1185): Хрестоматия / Под ред. И.С. Смирнова; сост., введ., пер. с др.-яп. и коммент. М.В. Грачева. (Orientalia et Classica: труды Института Восточных Культур и античности; вып. 24.) М.: РГГУ, 2009. C. 99. Из-за расточительности бывали и внутрисемейные ссоры. Один из любопытных примеров подобного плана зафиксирован в хэйанском дневнике «Сёюки». Из сообщений 1023 и 1025 годов явствует, что закупка огромного количества китайских диковинных товаров стала причиной внутрисемейного конфликта, когда глава рода Фудзивара -- Правый министр Фудзивара Санэсукэ (957-1046) был вынужден примерно наказать своего второго сына и его главную жену за расточительность и несоблюдение конфуцианских принципов поведения. Однако, как видно из хэйанских источников, подобная ситуация, скорее, была исключением, чем правилом. Япония в эпоху Хэйан (794 -- 1185): Хрестоматия / Под ред. И.С. Смирнова; сост., введ., пер. с др.-яп. и коммент. М.В. Грачева. (Orientalia et Classica: труды Института Восточных Культур и античности; вып. 24.) М.: РГГУ, 2009. C. 300.

Таким образом, эстетика проникла во все сферы жизни мужчины, начиная с личной жизни и заканчивая государственной службой, где у него была уникальная возможность продвинуться по службе за счёт своих красоты, утонченности и талантов. Этичным считалось все, что сообщает изысканность, а неэтичным -- грубость, бестактность, незнание придворного протокола и отсутствие каких-либо заметных дарований. Конфуцианская же этика, даже будучи официально признанной и почитаемой системой воспитания, соблюдалась на практике в ограниченном кругу ученых.

4. Образ жизни хэйанской аристократии: быт и торжества

4.1 Устройство аристократической усадьбы

Для того, чтобы глубже разобраться в в соотношении этической и эстетической категорий в жизни хэйанской знати, пожалуй, обязательно нужно проанализировать и быт, который довольно плавно перерастал в развлечения различного размаха, от скромных домашних празднеств до императорских пиров.

Быт хэйанской аристократии, утратившей былую грубость, воспринявшей лоск китайской цивилизации, но культивирующей идею своей национальной обособленности, приобрел дух утонченного артистизма. Монастыри, при всем их большом значении в культурной жизни страны, уже не являлись единственными распространителями знаний. Помимо них в каждой провинции возникли школы, был создан столичный университет. Дети знатных вельмож обучались там не только наукам, но и изящным искусствам, правилам ношения церемониальной одежды и оружия, всему сложному кодексу светского поведения. Виноградова Н.А. Скульптура Японии. III - XIV век. М., 1981. URL: http://sculpture.artyx.ru/books/item/f00/s00/z0000000/st004.shtml (22.01.2013)

Подлинных памятников архитектуры и садов эпохи Хэйан не сохранилось. Представить их можно на основании реконструкции комплекса императорского дворца -- церемониального зала Сисиндэн (дворца Пурпурных покоев) и собственно императорской резиденции Сэйрёден (дворца Чистой прохлады). Николаева Н.С. Сад в японской культуре// Грани творчества: Сборник научных статей. Вып.2 / НИИ теории и истории изобразительных искусств РАХ; отв. ред. Е.Д. Федотова. - М.: Прогресс-Традиция, 2005. C. 134.

По типу императорского дворца строила свои резиденции в зависимости от ранга хэйанская аристократия. Площадь в эпоху Хэйан период измерялась в тё. Один тё был примерно равен участку 120 метров на 120 метров, который обычно выделялся аристократам третьего ранга или выше, а надел в 4 тё был редкостью и предоставлялся лишь чиновникам первого и второго ранга и особам императорских кровей. Hazel B. The Translation of Japanese Gardens from Their Origins to New Zealand. College of Arts at the University of Canterbury, 2010. P. 27. URL: http://ir.canterbury.ac.nz/bitstream/10092/4255/1/thesis_fulltext.pdf (26.01.2013)

Вписанные в схему столичных кварталов дворцовые усадьбы IX--X веков представляли собой сложные комплексы отдельных сооружений, соединенных между собой крытыми галереями.

Центром усадьбы и ее эстетическим фокусом был главный парадный павильон (синдэн) -- приподнятое столбами и окруженное верандой строгое здание с единым, разделенным лишь опорными столбами обширным залом. «Синдэн» буквально означало «зал для сна». Nishi, Kazuo, Kazuo Hozumi. What is Japanese Architecture? Trans., adapted H. Mack Horton. Tokyo, New York, and San Francisco: Kodansha International, Ltd., 1983. P. 64. Позади него размещалась интимная часть усадьбы -- помещения для семьи хозяина, гостей и слуг. Также в большом поместье могли находиться библиотека, буддийская часовня, ипподром, площадка для танцев, павильон для рыбной ловли. Cambridge History of Japan 2. Heian Japan/ Edited by Donald H. Shively and William H. McCullough. Cambridge University Press, 1999. Р. 391. Перед синдэном, охваченная с двух сторон рукавами галерей, простиралась открытая песчаная площадь, переходящая в южной части в пейзажный сад с насыпными холмами и прудом. Таким образом, окружающее пространство подчеркивало парадные черты главного здания.

Китайское влияние на японское жилище выразилось и в создании при усадьбах садов и парков. В Японии был сделан шаг от свойственного Китаю соотношения "жилая часть -- парк", или "парк при жилище", к "жилищу в парке". Впервые завершенные черты стиля приобрел светский дворцовый комплекс, впервые организованный руками человека сад включился в жилой ансамбль как его важный элемент. Уже тогда в усадьбах знати стали устраивать сады с водоемами и островами, но лишь к X--XII вв. Развивается первый тип классического японского сада -- "сима". Озеро с островом являлось композиционным центром всего парка. Эта часть парка символизировала буддийский "Западной рай", владыкой которого был будда Амида и который, согласно легендам, располагался на острове среди "безбрежного моря". Были и другие типы садов, отличные от классического сима, т. е. парка с островом.

Сады синдэн-дзукури вполне соответствовали атмосфере утонченного эстетизма, изысканной тонкости хэйанской аристократии, отгородившейся от реальной жизни созданными ими же иллюзиями. Однако наслаждение и связанное с ним эстетическое волнение ценились не сами по себе, но в преломлении переживания через призму поэзии. Так, в саду высаживались именно те растения, цветы, кустарники, которые упоминались в стихах и связывались с определенными эмоциями. Закрепленные в поэзии признаки традиционных сезонных праздников любования цветущей сакурой, осенней луной, багровыми листьями клена, первым снегом «выводили» из поля зрения другие явления, делавшиеся как бы недостойными внимания, лишенными признаков красоты, очарования -- моно-но аварэ. Иначе говоря, в поэзии вырабатывались критерии прекрасного в искусстве в целом, влиявшие на общественное эстетическое сознание и нередко превращавшиеся в оценки этические: неумение оценить красоту природы и выразить это в стихах заставляло усомниться в нравственных качествах человека. Николаева Н.С. Сад в японской культуре// Грани творчества: Сборник научных статей. Вып.2 / НИИ теории и истории изобразительных искусств РАХ; отв. ред. Е.Д. Федотова. - М.: Прогресс-Традиция, 2005. C. 136-137.

Синдэн-дзукури представлял собой систему принципов, которая выражалась в особенностях планировки как отдельного здания, так и всей усадьбы. Она была связана не только с особенностями архитектурных форм, присущих именно этому типу зданий, но и со всей организацией быта, значительно выходя за рамки понятия чисто архитектурного стиля. Лазарев, Г. З. Из истории японского жилища // Советская этнография, 1972. № 1. С. 78. Большую роль здесь играл статус владельца поместья. Так, например, в хэйанской усадьбе обычно использовались несколько разновидностей врат: Восточные и Западные. Но в некоторых случаях количество врат могло быть иным. Например, в усадьбе Ёсисигэ-но Ясутанэ были только одни Восточные врата, а в усадьбе Фудзивара-но Ёримити, помимо Восточных и Западных, были еще и Северные врата. Это было связано с бытовавшими в среде хэйанской знати представлениями, согласно которым количество врат, их размер и отделка непосредственно зависели от политического и экономического положения владельца усадьбы. Те же правила были верны и в отношении дверей. Япония в эпоху Хэйан (794 -- 1185): Хрестоматия / Под ред. И.С. Смирнова; сост., введ., пер. с др.-яп. и коммент. М.В. Грачева. (Orientalia et Classica: труды Института Восточных Культур и античности; вып. 24.) М.: РГГУ, 2009. С. 373-374.

Итак, аристократическая усадьба должна была соответствовать не только взыскательному вкусу хозяина (и его окружения), но и согласовываться с общепринятыми правилами строительства, основанных на социальном статусе владельца. Нарушение таких предписаний было нарушением приличий.

4.2 Внутренняя обстановка

Представления о роскоши, комфорте у хэйанской знати связывались главным образом с качеством отделки, подбором различных пород дерева, немногими, но изысканными предметами убранства.

Главный зал состоял из внутреннего помещения, окруженного со всех 4 сторон рядом колонн. Зал мог быть увеличен с одной и более сторон путем добавления дополнительного ряда колонн. Под свесами крыши находилась веранда. С двух сторон делались двери, а промежутки между внешними колоннами закрывались решетчатыми панелями, которые крепились сверху на петлях. Виноградова Н. А., Каптерева Т. П. Искусство средневекового Востока. М., 1989. С. 284.

Простота архитектуры была дополнена умышленной незаполненностью пространства. Покои редко содержали больше, чем экраны и шторы, шкафы и сундуки с одним или двумя отделениями, сундук используемый для письма, поэтические антологии, некоторые предметы туалета, зеркало, ароматическая курильница, светильник, несколько ковриков (татами) и подушек и небольшой занавешенный альков, сёдай (chodai), который делил помещение на гостиную и спальню. Cambridge History of Japan 2. Heian Japan/ Edited by Donald H. Shively and William H. McCullough. Cambridge University Press, 1999. Р. 391. Кроме этой небольшой комнаты для сна и хранения утвари, внутреннее пространство не имело практически никакого деления. Пол покрывался досками, на него укладывались татами и подушки для сидения и сна, а когда возникала надобность, часть комнаты отгораживалась установкой створчатых ширм и занавесей, кроме того, на перекладинах, служащих для крепления петель стенных панелей, вешались экраны из бамбука. Виноградова Н. А., Каптерева Т. П. Искусство средневекового Востока. М., 1989. С. 284.

Главные изыски были связаны с отделкой помещения. Технологии работы с лаком были завезены из Китая в восьмом веке и в какой-то мере использовались на протяжении IX-X вв., но позже они были вытеснены новой, местной техникой -- маки-э. Кожевников В.В. Очерки истории Японии VII- XI вв.:Уч. пос. Владивосток, 2000. С.132. Мотивы росписи, как правило, были навеяны природой: цветы, деревья, птицы, бабочки и стилизованные волны.

Металлы и керамика использовались в меньшей степени, чем лак, в хэйанских домах, возможно, потому, что эти материалы были более сложными в обработке. Как и в более ранние эпохи основным используемым металлом была бронза, хотя серебро также стало популярным изготовления посуды, сундуков и других изделий.

Однако вместо попытки разработать новые методы металлообработки, ремесленники сконцентрировались на создании простых, изящных форм, используя при этом природные мотивы. Тяжелые восьмиугольные зеркала восьмого века в китайском стиле, например, были заменены тонкими, круглой формы зеркалами с нежными украшениями в виде стилизованных цветов, сосновых веток, бабочек и осенних трав. Cambridge History of Japan 2. Heian Japan/ Edited by Donald H. Shively and William H. McCullough. Cambridge University Press, 1999. Р. 392. Изготовление зеркал в виде хвостового оперения фазана было распространено уже в период Нара. Однако в период Хэйан такие зеркала получили дополнительные изыски (ручка из слоновой кости, ободок из жемчуга или нефрита и т. д.). В то же время появились различные зеркала на инкрустированной подставке из дорогих пород дерева. Япония в эпоху Хэйан (794 -- 1185): Хрестоматия / Под ред. И.С. Смирнова; сост., введ., пер. с др.-яп. и коммент. М.В. Грачева. (Orientalia et Classica: труды Института Восточных Культур и античности; вып. 24.) М.: РГГУ, 2009. С. 389.

Начиная со второй половины X в., необычайно широкое развитие получают изделия прикладного искусства. Причина этого явления в культе эстетизма, распространившемся при хэйанском дворе. Всевозможные ширмы, перегородки, шторы, занавески, столики, рамы, веера, декоративные ткани изготовлялись и украшались с большим изяществом, занявшим место показного великолепия, которое можно было наблюдать в VIII--IX вв. Горегляд В.Н. Классическая культура Японии: Очерки духовной жизни. Спб.: Петербургское Востоковедение, 2006.С. 136.

Развитие пейзажной живописи в период Хэйан было связано с традицией украшать раздвижные двери и стены домов. Светская направленность религиозного искусства Хэйана, сказавшаяся в особом характере его декоративного стиля, послужила основой для создания первой национальной светской школы живописи, названной ямато-э (дословно - японская живопись) в противовес кара-э (китайская живопись). Конрад Н.И. Очерк истории культуры средневековой Японии, VII-XVI вв. М.: Искусство, 1980. С.68. Первое упоминание о ямато-э встречается в рукописи, датированной 999 г. Появление школы ямато-э было результатом процесса творческой переработки элементов китайской культуры и создания собственных форм в искусстве. Основными сюжетами живописи ямато-э являются пейзажи четырех времен года, знаменитые местности Японии, сцены, связанные с каждым из двенадцати месяцев года, жанровые мотивы, иллюстрации к произведениям литературы. Достижения этой школы сыграли большую роль в формировании других направлений японской средневековой живописи, а также прикладного искусства. Высшие достижения живописи ямато-э относятся к периоду расцвета культуры Хэйана. Всеобщая история искусств: в 6 т./ Под ред. Б.В.Веймарна и Ю.Д.Колпинского. М.: Государственное издательство «Искусство», 1961. Т. 2. С. 463-65. URL: http://narod.ru/disk/53543989001.543be55f9b5b6a05e9ea8948e8eae668/13009.zip.html (01.02.2013)

Кроме картин, на стену, в специальной нише, вешали свитки, представляющие собой каллиграфически-написанный текст. Горегляд В.Н. Дневники и эссе в японской литературе X - XIII вв. М.: Наука, 1975. С. 16-17. Это связано с тем, что X в. в Японии большого развития достигло искусство каллиграфии. Скорописные иероглифические знаки на специально подобранной бумаге служили украшением залов во дворцах высшей хэйанской аристократии. Там же. С. 43.

Распространение обмена стихотворными посланиями в быту, переписывания произведений художественной прозы и отрывков «Лотосовой сутры», в свою очередь, стимулировало развитие прикладного искусства, связанного с искусством письма и с хранением рукописей. Горегляд В.Н. Классическая культура Японии: Очерки духовной жизни. Спб.: Петербургское Востоковедение, 2006. С. 311.

Так, самой устойчивой во времени бумагой, бывшей в ходу свыше тысячи лет, оказалась бумага из коры бумажного дерева (Broussonetia kajinoki). Она была более разнообразной по качеству и фактуре, в зависимости от места изготовления. Самые тонкие и высококачественные образцы такой бумаги (ее старинное название -- кокуси) нашли применение в высшей аристократической среде для церемониальных записей, личных записей придворных дам (писем, стихотворений, дневников) и для записи произведений повествовательной литературы. Горегляд В.Н. Дневники и эссе в японской литературе X - XIII вв. М.: Наука, 1975. С. 38. Например, в романе «Повесть о Гэндзи» неоднократно упоминается бумага различного цвета и качества: «Скоропись на превосходной китайской бумаге была великолепна, но еще более восхитительной, поистине несравненной показалась принцу каллиграфия в спокойном "женском" стиле, прекрасно сочетающаяся с корейской бумагой, плотной и мягкой, необыкновенно нежных оттенков. Принц почувствовал, что на глазах у него вскипают слезы...» Мурасаки Сикибу. Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари) в 4-х кн./ Пер. с яп. Т. Соколовой-Делюсиной, отв. ред. Т. П. Григорьева. М.:Наука, 1991. Т.2. С. 236.

Бумагу, предназначенную для парадных записей (императорские рескрипты, придворные стихотворные собрания), стали делать плотной, под текст стали готовить подходящий к содержанию фон, покрывая поверхность листа едва заметными узорами, легкими рисунками, изображающими ветви, цветы, порхающих бабочек или птиц, просто тонируя лист разнообразными красителями или посыпая его золотой или серебряной пудрой. Горегляд В.Н. Классическая культура Японии: Очерки духовной жизни. Спб.: Петербургское Востоковедение, 2006. С. 317.

Бумага хорошего качества ценилась и обладание ею вызывало радостные эмоции: «Удалось достать стопку бумаги Митиноку или даже простой бумаги, но очень хорошей. Это всегда большое удовольствие». Сэй-Сёнагон. Записки у изголовья (Макура-но соси)/ Пер. со старояпонского Веры Марковой. М.: «Худож. Лит.», 1975. Дан 266. URL: http://www.serann.ru/text/zapiski-u-izgolovya-polnyi-perevod-v-markovoi-9212 (11.01.2013)

Тушечницы вытачивали из камня или делали из глины и обжигали. В аристократических домах имелись специальные подставки для письма (судзурибако, или атарибако) -- покрытые расписным лаком (с изображением цветов, растений или плодов) низенькие столики на четырех ножках, оборудованные полочками для туши, тушечницы и кистей. Горегляд В.Н. Классическая культура Японии: Очерки духовной жизни. Спб.: Петербургское Востоковедение, 2006. С. 311.

Очень высоко ценилась в Японии китайская тушь различных сортов. Но помимо китайской туши использовалась тушь трех сортов, изготовляемых в Японии: намбу, сэйбоку и тябоку. Намбу -- густо черная тушь из масляной сажи. Сэйбоку буквально значит «черно-голубая», ее изготовляли из сажи, получаемой после сожжения сосны, она имеет голубоватый оттенок. Тушь сорта тябоку, из сажи тутового дерева, имеет, коричневый оттенок. Завадская Е.В. Японское искусство книги (VII--XIX века). М.: Книга, 1986. С. 17.

Как видим, хэйанцы уделяли большое внимание как предметам искусства, так и предметам обихода. А в энциклопедическом справочнике хэйанских нравов «Синсаругакуки» (составлен Фудзивара-но Акихира в сер. XI в.) перечисляются как китайские так и собственно японские товары, которые были особенно популярны среди аристократов. При этом некоторые из товаров, ставших предметами роскоши, упомянуты вместе с теми провинциями, которые к середине XI столетия специализировались на их производстве: мечи из Биттю, тушь из Авадзи, шелковая нить из Этидзэн и т. д. Более того восхищение изысканными вещами было возведено в культ. К концу X века в среде столичной знати получило широкое распространение такое развлечение как «мэкако», когда возвышенные аристократы получали наслаждение от созерцания какого-либо шедевра. В дневнике крупного государственного деятеля Фудзивара-но Юкинари (972-1027) «Гонки» упоминается случай, когда девять высокопоставленных государственных деятелей любовались инкрустированным кувшином для вина из белого фарфора, привезенным для Фудзивара-но Юкинари торговцем из сунского Китая. При этом из текста записи видно, что управитель дворца наследника престола Тайра-но Корэнака просто плакал от умиления, восхищаясь этим явно «созданным небожителями шедевром». В итоге Тайра-но Корэнака составил великолепное стихотворение на китайском языке, где прославлял не только сам изысканный предмет, но и необходимость использования его в дегустации различных сортов сакэ. Следуя его примеру, все участники действа также составили стихотворения-«канси», а сам Фудзивара-но Юкинари даже написал небольшое произведение «Записки из терема пьяных грез», в котором упомянул не только известных китайских бражников, но и знаменитых японских мастеров винопития. Япония в эпоху Хэйан (794 -- 1185): Хрестоматия / Под ред. И.С. Смирнова; сост., введ., пер. с др.-яп. и коммент. М.В. Грачева. (Orientalia et Classica: труды Института Восточных Культур и античности; вып. 24.) М.: РГГУ, 2009. С. 300.

Таким образом, хэйанский аристократ умел наслаждаться не только реальным пейзажем, но и природой перенесенной на бумагу. Он мог сделать какую-нибудь незначительную подробность домашней обстановки предметом эстетического любования. Поэтому в каком-нибудь изящном экране или шкатулке у себя в доме вельможа хотел иметь предмет, не только имеющий реальное служебное назначение, но и таящий в себе источник эстетического наслаждения.

4.3 Одежда

Эпоха Хэйан была золотой эрой в одежде, которую можно сравнить с европейским периодом рококо. Возможно, расцвет костюма был обусловлен тем, что китайские черты предыдущих эпох были вытеснены оригинальными и чисто японскими по форме, цвету и покрою вещами. Петрова И.В., Бабушкина Л.Н. Что вы знаете о японском костюме: Уч. пос. М., 1992. С.22.

Шелк, дамаст, парча и бомбазин были среди основных тканей, которые носили представители высших классов. По сравнение с эпохой Нара эстетический вкус аристократов стал более утонченным: предпочитались приглушенные цвета, монохромная окраска, изящные, плавные линии в одеянии, мелкий цветочный геометрический орнамент, роскошные, но в то же время элегантные ткани. Cambridge History of Japan 2. Heian Japan/ Edited by Donald H. Shively and William H. McCullough. Cambridge University Press, 1999. Р. 394. Нередко верхнюю одежду шили из тонких полупрозрачных тканей, сквозь которые просвечивал мелкий узор нижней одежды. Петрова И.В., Бабушкина Л.Н. Что вы знаете о японском костюме: Уч. пос. М., 1992. С.25.

В конце IX - начале Х в. в придворной одежде наблюдаются большие изменения. Костюм китайского облика преобразуется в японский национальный костюм, и одежда придворных значительно расширила свой ассортимент. Так, женский костюм эпохи Нара сменился ослепительной по красоте одеждой, получившей название «дзюни-хитоэ» («платье из двенадцати слоев»). Костюм состоял из множества надеваемых друг на друга различных по цвету одежд.

В эпоху Хэйан большое внимание обращалось на колористическое решение ансамбля. Ткани в костюме тщательно подбирались по цвету в соответствии с утвержденными рангами и чинами, а также со специально разработанной системой определенных понятий и значений. Сочетания цветов имели специальные названия: белый с фиолетовым - «слива», синий с зеленым - «колокольчик», розовый с зеленым - «персик», белый с розовым - «пион». Костюм под названием «слои сосны», состоявший из пяти верхних одежд, включал в себя два платья темно-красных оттенков, два желтовато-зеленых и одно нижнее малинового цвета. Большое значение в художественном оформлении костюма играла сугубо абстрактная символика, связанная с китайскими натуралистическими воззрениями, во многом схожих с японскими. Поэтому мотивы облаков, спиралеобразных зигзагов молний и завитков волн часто встречаются в рисунках вышивок и орнаментации материалов. Изображение растений, насекомых, животных, состояний природы также имело символический смысл и выражало определенную идею. Например, нежные цветы сливы символизировали конец зимы, поэтому платья с таким рисунком носили в преддверии весны. Там же. С.24-25.

При дворе очень высоко ценилось совершенство костюма, в котором тонкостям цветовых сочетаний уделялось первостепенное значение. Нередко при дворе устраивались своеобразные состязания в изысканности и очаровании парадных туалетов. Поистине бесчисленны описания костюмов у Сэй Сёнагон и Мурасаки Сикибу. Например: «Я полагала, что бледно-зеленая верхняя накидка дочери управителя земли Тамба очень красива, но кому я действительно позавидовала, так это дочери советника Фудзивара Санэнари, которая была одета в красное, составлявшее превосходную пару с желто-зеленой короткой накидкой ее служанки...Нижние накидки у всех четырех девочек были одинакового темно-пурпурного цвета, а цвет верхних накидок - разным. У всех девочек обшлага были пятислойными, но только у дочери управителя земли Оми они оказались одного и того же лилового цвета, что свидетельствовало о ее безукоризненном вкусе; сочетания цветов, их оттенки - все было превосходно». Мурасаки Сикибу. Дневник. Перевод Л. М. Ермаковой// Восток, № 2. 1992. С. 20. URL: http://www.twirpx.com/file/150082/ в формате DOC. (12.02.2013)

Помимо этого, цвет одежды играл чиноразличительную роль. Такие отличия были определены и законодательно, и неписаной традицией. Так, придворные чиновники 1-го ранга носили одежды густо-фиолетового цвета, 2--5-го рангов -- бледно-розового, 6-гo ранга -- голубого и т. д. Расшитая парча могла быть использована только чиновниками выше 5-го ранга. Лишь один раз -в году, во 2-й день 4-й луны, во время празднества в синтоистском храме Камо, всем жителям столицы дозволялось облачаться в одежды "аристократических расцветок", и то с одним непременным условием: чтобы эти наряды не были сшиты из узорчатого шелка. Горегляд В.Н. Дневники и эссе в японской литературе X - XIII вв. М.: Наука, 1975. С. 20-21.

Отражение этого аспекта можно найти в «Повести о Гэндзи» в главе «Юная дева»: «...Да и сам мальчик, верно, затаил обиду в своем юном сердечке, и ведь есть отчего: даже сыновья Удайсё и Саэмон-но Ками, на которых он всегда смотрел с высока, получили соответствующие знания и сразу же почувствовали себя взрослыми, а он должен носить ненавистный зеленый наряд. Жаль его». Мурасаки Сикибу. Повесть о Гэндзи (Гэндзи-моногатари) в 4-х кн./ Пер. с яп. Т. Соколовой-Делюсиной, отв. ред. Т. П. Григорьева. М.:Наука, 1991. Т. 2. С. 67.